Ильяс всегда отличался от нас с Тимуром своей надменностью. Но сегодня плещущееся в его глазах господство впервые оправданно. Здесь он хозяин. Я завишу от него. Без его помощи на поиски Роксаны уйдут годы. Потому что ее спрятал не Махдаев. Все его каналы я уже обнюхал. За ним кто-то стоит. Кто-то могущественный и точащий на меня зуб.
Младший брат приближается к дивану, жамкая задницы двух эскортниц в блестящем мини. После нашей встречи он отправится пялить их — в приватную комнату, в тачку или в отель. Возможно оттрахает прямо в здешнем туалете, а потом вернется в постель к своей женушке, продолжив играть роль верного и заботливого супруга. Если бы на Мадине женился я, моя участь была бы еще горче. За Ильясом хотя бы не следят глаза Саида, и тот не подвесит его за яйца. Если конечно не выпутается из приговора. Оправдание суда восстановит его во всех правах в диаспоре, и тогда Ильясу крышка. Наверняка именно поэтому он безоговорочно согласился мне помочь.
Жмем друг другу руки. Он шлепает телок по задницам и отправляет к бару. По-царски усевшись в кресло напротив, заказывает у официанта бухло и расстегивает пуговицу пиджака.
Вступаем в немой зрительный контакт, словно в бой. Я жду ответа, он — моей мольбы.
Подношу к губам бокал. Делаю долгий глоток, зажаривая брата взглядом. Непрошибаем. Чует власть надо мной. Смакует ее. Придушил бы гада: мать жалко, да и мне только он помочь может.
— Как мама? — начинаю первым, обуздав гордость, но мысленно разбив Ильясу морду в мясо.
— Женщина, которую предал муж, пасынок и сын? — издевается. Нравится ему самоутверждаться за мой счет. Кончает от кайфа.
— Ты выяснил, кто помогает Махдаеву? — перехожу ближе к делу, поставив бокал, пока не расколотил его о нос брата.
— Тебе не понравится мой ответ. — Он принимает свой заказ у официанта, осушает стопку и морщится. Никогда не умел пить. Слабенький в схватке с алкоголем. Ослабляет верхние пуговицы рубашки. И душно, и время хочется потянуть, чтобы сыграть на моих нервах, как на струнах. — Камиль.
Стопарю мыслительный процесс. В смысле — Камиль? Тот самый?
— Рашидов? — выдавливаю его фамилию по слогам, по звуку.
Ильяс медленно кивает:
— Вряд ли он простил тебе простреленное колено. Оно же каждый раз «на погоду» ноет, о себе напоминает.
Откинувшись на спинку дивана, тру переносицу. Выдыхаю. Делаю новый вдох. Унимаю сердце.
У Рашидова недвижимость и промбазы по всему миру. Он держит в кулаке мощь, неподвластную нашим верхам. Парень, давно изгнанный из общины, но хрен на это поклавший. Он делает что хочет, где и когда хочет, не дергаясь из-за последствий.
— Что молчишь? — усмехается Ильяс, наслаждаясь моим замешательством. — Ты виновен в изгнании Камиля из общины. Хоть представляешь, что это значит для твоей Роксаны?
Допиваю свое бухло, звучно ставлю бокал на стол и, подавшись вперед, цежу сквозь зубы, глядя брату прямо в глаза:
— Это значит, что Роксана до сих пор жива.
— Ты удивительно спокоен. Осточертела секретарша? Кончай строить из себя влюбленного полоумка. Глянь, какие цыпочки. Блондинка сосет как пылесос. Мозги через хрен высасывает. Ты подумай. Распишем эту парочки по очереди. Рыжая и в два ствола берет, не стесняясь. А стонет как… Музыка для ушей.
Не бросив на его эскортниц даже мимолетного взгляда, колко спрашиваю:
— Как Мадина относится к твоим изменам?
— Да мне насрать, как она к этому относится. Я ей в вечной любви не клялся. Это она от меня зависит, а не я от нее.
— Ты проживешь такую же паршивую жизнь, как наш отец. Сдохнешь — и никто на похороны не придет.
— Ты вообще сдохнешь в канаве, Ризван. Вот кто проживет паршивую жизнь, — фыркает он сердито. — Беги спасай свою Роксану. Только помни, что с каждым днем ты собственными руками затягиваешь на своей шее петлю. Однажды попросту кислорода не хватит для нового вдоха. А я на помощь больше не приду.
Вынимаю из кармана бумажник, отсчитываю несколько долларовых купюр и бросаю у него перед носом.
— За услугу! Мне подачки не нужны!
Встаю и, не прощаясь, ухожу из клуба.
На улице выбиваю из себя злобу, долбя кулаком столб. Рычу взбешенным зверем. Зубы сжимаю до хруста челюстей. Представляю, как ломаю каждую мелкую кость Махдаева. Слышу его стоны, хрипы, мольбу. Кровавое воображение взрывает во мне целый вулкан эйфории. На костях этого ублюдка я бы с радостью станцевал.
Платком вытерев кровь с разбитых костяшек, бросаю его в лужу и торможу такси. Плевать, что водила едет по вызову. Сейчас я клиент. Откажется — челюсть сверну.
Приезжаю в город по старому знакомому адресу. Дверь подъезда нараспашку. Она вообще редко закрывается. Здесь тусуются шлюхи, маргиналы, торчки. Им менты дверь вынесут, если те вдруг домофон установят.
Поднимаюсь на третий этаж и попадаю в длинный задымленный коридор. У единственного окна пьяный молокосос со спущенными штанами сует свой стояк в глотку полуголой шлюхи. Меня будто вовсе не замечают. Ему нужен кайф, ей — бабки. Такова жизнь в мире дерьма.
Нахожу нужную дверь и стучусь. Два раза, один, три. Щелкает замок. В образовавшуюся щель выглядывает зоркий глаз Малика. Увидев меня, распахивает дверь, впускает и, оглядевшись, снова запирается. В его руке ствол. Всегда наготове.
— Как прошли похороны? — спрашиваю с порога, снимая куртку.
— Без концертов, — отвечает он, откладывая пистолет на стол и прикрывая его газетой.
В комнате мрачно, душно. Окна плотно завешаны покрывалами, кондер еле работает.
— У них улики против вас, босс, — докладывает он, подойдя к плите и помешав закипевшие пельмени. — Хотят убийство Белова на вас повесить. Даже копать не будут.
— Пусть делают, что хотят. — Заваливаюсь на диван и устало тру висок. — Поднимай инфу на Рашидова. В кратчайшие сроки выясни, где он торчит сейчас сам и где его дочь.
— На Рашидова? Камиля?
— На него самого. Это он помог Махдаеву с побегом. Саид где-то на его территории. Значит, и Роксана там же.