Я просыпаюсь на рассвете. От голосов. Малик старается говорить негромко, но через приоткрытую дверь спальни все равно слышно.
Приподнимаю голову с подушки и прислушиваюсь. С ним говорит Ризван. Вернулся. Живой. И не один. В гостиной приглушенные голоса. Женский и, кажется, детский.
Не понимаю, что происходит. Напрягаюсь.
— Босс, она мне выбора не оставила. Вы сами ей пушку дали, — оправдывается Малик. — Вытянула из меня всю правду. За вами рванула… Уже на полпути остановилась и передумала. Сказала, что на время забылась, только о себе думала, потеряла ориентиры. Поняла, что она теперь мать и несет ответственность за ребенка. Вернулась домой и заперлась в комнате.
— Образумилась, девочка, — отвечает Ризван в своей скупой манере на комплименты.
Но этого достаточно, чтобы я улыбнулась. Он оценил мой поступок. Может, злится, конечно, что вспылила. Но гордится, что я одумалась.
— Туже затягивай, не младенца перебинтовываешь, — фыркает раздраженно.
Перебинтовываешь? Он ранен?
Подскочив с постели, быстро надеваю халат, запахиваю и выхожу из комнаты. Дверь прикрываю, чтобы сына не разбудить, если мы ругаться начнем. Заглядываю в гостиную, где на диване сидят жена и дочь Камиля. А между ними корзинка со спящим младенцем — смуглым ребенком с пухлыми губками и черными бровками. Я и не представляла, что у Камиля двое детей.
— Доброе утро! — приветствую я гостей.
Девушка переводит взгляд на меня и изящно поднимается с дивана. Красавица — глаз не оторвать. Неудивительно, что Камиль не торопится восстановиться в правах общины. С такой-то роскошной женщиной рядом!
— Мама, это та тетя, — подсказывает ей Доминика.
— Здравствуйте, Роксана! — улыбается мне ее мама. Голос у нее тонкий, приятный, мягкий. — Простите, мы вас разбудили. Мы не хотели шуметь.
— Это вы извините. Я не знала, что у нас гости. Сейчас согрею чай.
Потуже завязывая пояс халата, прохожу на кухню, где трое мужчин замолкают сразу, как только я появляюсь в дверном проеме.
Малик, стоящий у окна, виновато опускает лицо. Камиль завязывает край бинта на предплечье Ризвана и встает. Наши взгляды встречаются. Столько всего хочется ему высказать, но слов подобрать не могу. Он сумасшедший. Еще хуже Ризвана. Потому что глупее! Подверг меня настоящей пытке, считая, что защищал. Ничего, кроме пощечины, сейчас дать ему я не готова. Но будет очень неразумно, если это увидят его жена и дочь. Для них он должен оставаться авторитетом.
— Оставьте нас, — приказываю я, кивнув Камилю и Малику на дверь.
Ризван дотягивается до стакана с молоком и осушает его, пока я выпроваживаю его друзей и закрываю дверь. Медленным шагом пересекаю кухню и, скрестив руки на груди, встаю перед ним.
— Он мертв?
Ризван салфеткой вытирает губы и, смяв ее в комок, бросает на стол.
— Ты сомневалась во мне?
— Он мертв? — повторяю четче.
Он берет смартфон, разблокирует экран, открывает галерею и показывает мне фото распластавшейся на дороге туши Саида Махдаева с вываленным изо рта языком и распахнутыми в ужасе глазами.
Я облегченно выдыхаю. Похоже, я тоже стала чудовищем, раз радуюсь чьей-то позорной смерти, но такая я есть. Моя ненависть к этому подонку не знает границ.
— Руку подрал. — Ризван взглядом указывает на бинты. — Заживет.
Достав из шкафа бутылку вина и бокал, я вынимаю пробку и замираю. Решив не наливать, прямо из бутылки делаю глоток и звучно ставлю ее на стол. Это за победу.
Ризван поднимается со стула, который скрипит под его весом. Подходит ко мне со спины и запускает руки на мой живот. Зарывается носом в волосы, разгоняя по моей коже мурашки от горячего дыхания.
— У Камиля есть знакомый психолог. Он тебе поможет.
— Психолог? — Я резко разворачиваюсь. — Ты считаешь, я чокнулась? Я родила, Ризван! В жутких условиях! Меня лишили материнства! Потому что один твой давний друг, о котором ты мне почему-то не рассказывал, решил устроить самосуд… Погиб мой брат… Тот мальчишка-курьер… Они были хорошими людьми.
— Победы в войне без жертв не бывает.
— Вот как ты это расцениваешь? Жертва во имя справедливости? — Я вглядываюсь в его глаза и не верю, что ему не жаль. — Знаешь, Риз, если бы наш сын умер при родах, я бы покончила с собой. Как бы потом ты заговорил?
Подхватив меня под мышки, он усаживает мою попу на шкаф, разводит ноги и, прильнув ко мне, цедит:
— Я не выгораживаю Рашидова, но не всегда все идет по плану.
— Я теряла надежду, Риз. День за днем. Я разговаривала с тенями. Этого можно было избежать, если бы между нами было доверие. Я собиралась убить Камиля.
— Но не убила же.
— Это вышло случайно. Возиться некогда было.
— Что ты предлагаешь? — шипит гневно. — Развод? Учти, ты его не получишь. Уходи от меня, уезжай, прячься. Я тебя везде найду. И хрен я дам тебе устроить жизнь с каким-то гондоном. Ты моя. Целиком и полностью. Всегда будешь моей. Или ничьей.
Его заявление звучит убедительно. Он собственник. Поглотил мою душу, пленил тело. Прекрасно знает, что мне никто кроме него не нужен, но все равно напоминает, как ограничена я в выборе, сделав его однажды в пользу него.
— Расскажи мне обо всех, кто повлиял на твою жизнь. На чьи жизни повлиял ты, — прошу я. — Познакомь меня с ними. Чтобы я знала, кому можно доверять в критических ситуациях, а кого надо сразу гасить. Так мы избежим многих неприятностей. — Кладу ладони на его колючие щеки, заставляя его смотреть мне в глаза. — И мне не нужен психолог, если рядом будешь ты. Без тебя я схожу с ума. Мне воздуха не хватает, когда тебя нет. Не пренебрегай мной, Ризван. Ты — моя жизнь.
Взяв меня за шею, притягивает к себе и целует. Алчно ворует мои вздохи и всхлипы. Кусает до сладкой, мучительной боли. Сжимает в тисках своих объятий, без слов давая понять, что больше не оставит меня.
И я сдаюсь. Больше не злюсь на него, не держу обиды. Верю, что он любит меня. Возможно, еще сильнее, чем раньше.
— Ты должна кое-что узнать, — говорит, прервав этот головокружительный момент.
— Сейчас? — скулю, обвивая руками его шею.
Он пристально смотрит мне в глаза. Сдергивает меня со шкафа, берет за руку и ведет в гостиную, где Камиль и Малик уже играют в карты, а Доминика помогает своей маме переодеть проснувшегося братика.
Бросив веер карт, Камиль встает с пола, переглядывается с моим мужем и согласно кивает.
— Доминика, радость моя, иди посмотри, как там другой малыш. Вдруг он проснулся. — Он провожает упорхнувшую из гостиной дочку взглядом и обращается ко мне: — Роксана, во-первых, я прошу прощения за все, что тебе пришлось пережить. Я действовал по ситуации. Так, как считал правильным.
Я морщусь от его извинений. Не сейчас. Слишком рано он их приносит, чтобы я могла так быстро простить. Свежа еще скорбь по брату.
— А во-вторых, ты должна знать, что… все это время кормила грудью чужого ребенка.
Эти слова звучат, как приговор. Перед глазами резко сгущаются краски. В ушах возникает звон. Протяжный. Противный. Не сулящий мне ничего доброго.
— Когда ты рожала, Саида рядом не было. Он привез тебя и рванул развлекаться со шлюхами. Я был в шоке, что он притащил тебя ко мне. Мы об этом не договаривались.
— Что случилось с моим ребенком? — спрашиваю задрожавшим голосом, пальцами впившись в крепкую руку мужа.
— Я опасался, что Махдаев убьет его. Должен был это как-то предотвратить. Я сказал ему, что ребенок умер, а сам отправил его сюда, в город. В безопасное место. За ним хорошо ухаживали. Любили как родного, — он с превеликой благодарностью смотрит на свою жену. — Кормили твоим молоком — тем, что ты каждый день сцеживала. Но Саид хотел причинить Ризвану как можно больше боли и привез другого малыша. Я навел о нем справки. От него отказалась мать, бросив в роддоме. За три дня до всего этого. Чтобы ты не догадалась, было решено держать вас раздельно. Он ведь совсем на вас не похож.
Его жена заканчивает с переодеванием младенца, мальчика — судя по голубой распашонке, и удерживая его с куда большим умением, чем я, подносит ко мне.
— Роксана, познакомься с нашим сыном, — произносит Ризван у меня над ухом.
Меня начинает трясти. Я смотрю в темные глазки, ищущие, за что бы зацепиться взглядом, любуюсь им и понимаю, что он действительно родной. Миниатюрная копия своего отца. Маленький Ризван.
— Господи, — шепчу, едва держась на ногах от потрясения. Если бы не опора Ризвана, упала бы в обморок.
Дрожащими руками принимаю сына и, не веря собственным глазам, оборачиваюсь к мужу.
— Вот почему я не приехал к тебе вчера сразу. Я был с ним. И старался не грохнуть Камиля.
Рашидов усмехается, хмыкнув. Сам знает, что заслужил пару раз в челюсть.
— Ризван, — бормочу в растерянности, — что же нам теперь делать?
Он опускает взгляд на нашего сына и отвечает:
— Знакомить братьев.
— Ты предлагаешь оставить их обоих?
— А ты — избавиться от одного?
Встрепенувшись, я мотаю головой:
— Нет! Конечно нет! Просто…
— Со мной не бывает просто, Роксана. Ты уже должна была к этому привыкнуть.
— Папа, папа, — в гостиную вбегает Доминика, — там малыш проснулся.
Мы с Ризваном переглядываемся. Я признаю, что он прав. Оставлять надо обоих. Я уже подарила свою любовь тому ребенку. Вскормила его своей грудью. Боролась ради него за жизнь.
Беря их обоих на руки, я понимаю, что не смогу сделать выбор. Родной, чужой, какая теперь разница? Бог послал нам искупление. Теперь наш долг — подарить этому миру что-то хорошее, воспитав двух сыновей, вырастив из них настоящих, достойных мужчин.
Эпилог
Я стою перед туалетным столиком. Волосы уже высушены, макияж почти готов. На мне кружевное белье, а платье висит на планочке, ждет предстоящего праздника.
Нанеся крем на тыльную сторону ладони, втираю в кожу и в отражении зеркала замечаю мелькнувший силуэт. Смуглое натренированное тело, блестящее от воды после душа. Стекая по рельефам груди и живота, капли впитываются в махровое полотенце, низко повязанное на мужских бедрах.
Ризван входит в комнату, оставляя на полу мокрые следы, и прямиком движется на меня. Как пиратский корабль, планирующий захватить королевский галеон.
Обняв меня, вжимает в себя и ноздрями втягивает запах моих волос, одержимо прикрыв глаза.
— Ри-и-из, — посмеиваюсь я, выбираясь из его тисков, — опоздаем же.
— Ничего страшного. Доминика отличная няня. Тем более, у нее есть помощники. Тимур и Олег неплохо справляются с задачей старших братьев.
Не знаю, как хорошо справляются с нашей годовалой дочкой ее пятилетние братья, но я, как мать, стала больше времени проводить с мужем, чем с детьми. И меня чуточку мучает совесть. У нас прекрасные дети. Няня их просто обожает. Но это няня, а не мама. Я же либо посвящаю себя мужу, либо нашему бизнесу. Уж очень не хочется упустить момент, когда дела идут в гору. Клиенты и партнеры нас уважают, прибыль растет. Если сейчас расслабиться, можно лишиться многих возможностей. А для троих детей хочется построить лучшее будущее.
— Гости приедут только через два часа, — напоминает Ризван, разворачивая меня к себе и сметая со столика мою косметику.
Я откидываюсь назад, коленом упершись в его тугой живот.
— Риз, я не хочу встречать их впопыхах.
— Пусть знают, как мы счастливы. — Он нагло запускает руку за мою спину и, щелкнув застежкой лифчика, сдергивает его с меня, отправив куда-то в угол комнаты.
Я качаю головой, засмеявшись. Его не переубедить. Он хочет меня постоянно. Днем, ночью, дома, на работе, в ресторане, в самолете. Где бы ни находились, он обязательно поставит свою невидимую метку.
Усадив меня на столик, сминает ладонями груди и, склонившись, осыпает их поцелуями. По мне разбегаются мурашки. Щетина приятно колет, пробуждая самые чувствительные точки. Горячий влажный язык, рисующий круги у сосков, возвышает меня где-то над облаками. Ризван всегда умел возбуждать. Устала я, или просто не в настроении: один его поцелуй, взгляд, голос, прикосновения — и я уже полыхаю от желания.
Проведя языком обжигающую дорожку от груди к моему подбородку, он хватает меня за горло и впивается поцелуем в мои губы. Я же тяну край его полотенца, бросаю к его ногам и рукой захватываю возбужденный член. Его боевая готовность вызывает у меня жажду. Я дрожу от нетерпения, пока Ризван разрывает мои трусики и, развернув меня, загибает раком. Грудью придавливает к столику. Поджигает наше отражение в зеркале взглядом, наматывая мои волосы на свой огромный кулак.
Коленом дерзко разводит мои ноги в стороны и одним мощным толчком вбивается в меня до самого основания. Рычит сквозь зубы, сминая пальцами мое бедро. До сладкой боли и красных пятен. Скребет по изгибам моего тела. Роняет на мою спину капли воды и пота. Давит на поясницу, выставляя мою попу на свое обозрение. Подушечкой большого пальца массирует тугое колечко ануса, вторгаясь в меня снова и снова. С диким остервенением и влажными звуками шлепков.
Плюнув на ладонь, смазывает и проталкивает в мой анус палец. Трахает меня до протяжных всхлипов. Так, как нравится мне. Нам обоим. Грубо, грязно. Чтобы меня трясло и ноги отстегивались от кайфа. Чтобы крышу срывало.
Я сворачиваю в комочек свои рваные трусики и затыкаю ими рот, заглушая крик своего удовольствия. Толкаюсь навстречу Ризвану, расшатывая столик. Очередной. Два других быстро пришли в негодность от нашей страсти.
Смотрю в его лицо в отражении. Он поедает меня глазами. С каждым днем становясь все голоднее. Наши чувства ничуть не притупляются и не угасают. Они растут, взрослеют вместе с нами, обрастая новыми желаниями и пороками.
Я извиваюсь. Во мне будто чиркают сотни спичек. Они жалят, оставляя рубцы, которые быстро зарастают и требуют еще той ласковой муки.
Ризван заводит мои руки за спину, скрещивает их на пояснице и ускоряется. Долбит. Рычит. Сводит меня с ума. Раз за разом напоминая, как мне с ним повезло. Уж гуглить, какова средняя продолжительность мужской эрекции мне не приходится. Я чаще кончаю еще раньше Ризвана. А на пятый раз в сутки и вовсе хочется спрятаться подальше.
Он на руках относит меня в ванную и моет под душем после того, как кончает. Пальцами ласкает мои набухшие, пульсирующие складки, кусая мои губы.
Я висну на нем, наслаждаясь этим нежным десертом.
— Люблю тебя, Риз, — шепчу ему в губы.
К гостям мы выходим, к счастью, не растрепанными. Когда все собираются, мы уже успеваем перевести дух и одеться. Мне дарят много цветов. Детскую буквально заваливают игрушками. А Рашидовы, семья еще безумнее нашей, дарят нашей дочке спорткар.
— Ей всего год, Камиль! — ахаю я, держа на руках нашу доченьку Ризу в нарядном кукольном платьице.
— У нее есть отец. Пусть катает, — оправдывает свой щедрый подарок наш друг.
— Мам, мам, там какая-то тетя приехала, — дергает меня Олежек.
— Какая тетя? — Я обвожу всех гостей взглядом. За столом собрались те, кого мы пригласили. Все до единого. Никто не опоздал.
— Я разберусь. — Ризван целует меня в щеку и, встав из-за стола, берет мальчишек за руки.
Они пересекают сад и уходят. А у меня сердце не на месте. Что еще за тетя заявилась на первый день рождения нашей доченьки?
Заметив, что гости заняты своими разговорами, а дети играют и танцуют, я украдкой оставляю их и отправляюсь вслед за мужем. Сердце трепыхается. Нутром чую, что в мой дом ворвалось какое-то прошлое. Снова. Внезапно. Без приглашения.
Выхожу во двор и вижу у ворот свою свекровь. Утирая слезы, она просит у Ризвана прощение. Гладит наших сыновей. Молит не прогонять ее и дать ей право побыть бабушкой.
— Мы научились жить без вас, — грубо отшивает ее Ризван. — Уходи, откуда пришла. Я не пожертвую своей семьей ради тебя. Уже нет.
— Ризван… Я сожалею, — всхлипывает она. — Очень сожалею.
— Как, по-твоему, я должен ввести тебя в свой дом? — звереет он. — Как объясню это Роксане? Она была со мной в самые тяжелые времена. Мы пережили такое, что тебе и не снилось! Пока ты принимала сочувствие наших братьев, мы дерьмо ложками хлебали. И никто — ни ты, ни Ильяс — не попытались с нами связаться, узнать, как мы. Только Рашидов протянул нам руку помощи. Помог не затеряться в этом огромном чужом мире.
Я понимаю, он ее не простит. Слишком зол. Слишком много времени прошло. Его чувства к матери и долгу угасли. Но также я понимаю, что он подает не самый лучший пример нашим сыновьям. Мы тоже однажды состаримся, и наши взгляды с детьми разойдутся. Кто знает, может, и мы когда-то поссоримся. Но каждому родителю хочется быть рядом со своим ребенком. И в горе, и в радости.
Поглубже вздохнув, я крепче прижимаю к себе Ризу и иду к воротам. Ризван замолкает. Его мама перестает плакать, округлив глаза. Я стараюсь вести себя непринужденно. Улыбаюсь и, подойдя к мужу, обнимаю его за поясницу.
— Здравствуйте! — приветствую свекровь без желчи. — Не ожидали, что вы приедете. Ризван, нехорошо маму у порога держать. Почему ты ее к столу не приглашаешь?
Он окидывает меня хмурым взглядом. Думает, я издеваюсь? Нисколько! Я просто не хочу быть стервой в глазах своих детей.
— Тимур, Олег, это ваша бабушка, — представляю я ее нашим сыновьям. — Проводите ее в дом. Пусть умоется. А официантам скажите, чтобы поставили на стол еще прибор.
Остолбенев от моего гостеприимства, эта бабушка даже не сразу трогается с места, когда внуки тянут ее в дом.
— Пойдемте! У нас такой огромный дом! — восхищенно говорит Тимур, уводя ее.
— Роксана… — приходит в себя Ризван.
— Тс-с-с… — Кладу палец на его губы. — Это мама, Ризван. Твоя мама. Ты можешь таить обиду на кого угодно, но маму надо прощать.
Он притягивает меня к себе и касается губами моего лба.
— Шайтан, Роксана, как же я тебя люблю…
— Я знаю, — отвечаю я и тяну его обратно в сад. На праздник, который мы все заслужили.
Мы оставили в прошлом много боли. А впереди же нас ждет только любовь…
Больше книг на сайте — Knigoed.net