Я решаю пройти мимо дома и прогуляться. Без пятнадцати шесть. Дохожу до конца квартала, потом возвращаюсь. Не замечаю никаких подозрительных машин. Никаких признаков установленной за домом слежки. Мелиссы тоже не видно. Просто пригород, настолько спокойный, насколько это вообще возможно.
Когда я подхожу к крыльцу, мне кажется, будто я возвращаюсь домой. Я тут столько раз побывал за последние две недели, что это уже начинает входить в привычку. Мужу погибшей женщины уже пора начать взимать с меня плату. По крайней мере, это мой последний визит. Захожу без всяких признаков ностальгии. Никаких слез.
В доме все еще тепло. Похоже, тут будет тепло, пока не кончится лето и не начнется осень. Если полиция сегодня тут побывала, то самое время им сейчас ворваться и схватить меня. Они, конечно, этого не сделают. Потому что их тут нет. Я в этом уверен. И все же…
Закрываю глаза. Жду. Отсчитываю долгую минуту, вслушиваясь в каждый звук в доме и на улице. Газонокосилка, женщина, кричащая сыну, чтобы он поторопился, проезжающая машина. Внутри дома единственный звук, который я слышу — мое собственное дыхание. Если копы все еще здесь, я скажу им, что думал, что убираться тут — теперь часть моей работы. Что я думал, будто это филиал участка, коль скоро тут несколько раз побывало столько детективов. Я неправильно произнесу слово «филиал» и приторможу на пару секунд, разыскивая глазами того, кто меня подменит.
Открываю глаза. Ничего. Я один.
Поднимаюсь по лестнице, на этот раз решив пропустить свой традиционный заход к холодильнику. Несмотря на то что пить хочется невыносимо, нужно заняться делом. Дойдя до спальни, я прямиком направляюсь в ванную и улыбаюсь человеку, который привязан к стулу. В какой-то момент — ночью, а может, сегодня днем — он помочился прямо под себя.
Встречаюсь с ним глазами и вижу в них ту же ненависть, что и вчера. Глаза у него красные и вспухшие, как будто он их долго тер, но я знаю, что это невозможно. Выглядит он так, будто с тех пор, как мы с ним разговаривали, он не спал ни минуты. Рубашка у него выбилась, ворот заляпан кровью. Руки покраснели от попыток освободиться от веревки и скотча. Даже короткие волосы как будто взъерошены. На пластыре запеклись пятна крови. Правая сторона челюсти стала темно-серой. На лбу вздулась огромная шишка. Он все это прекрасно видит, потому что сидит рядом с зеркалом.
— Нет-нет, не вставай, — говорю я, вскидывая руку.
Он не смеется и даже заговорить не пытается.
— Ладно, детектив инспектор, вот наша сделка. Двадцать тысяч за твои уши и твои мозги, о'кей? И не забывай, что у меня пистолет, а также запись нашего вчерашнего разговора. — Я показываю ему диктофон, который много месяцев пролежал в горшке с комнатным растением. — Если ты что-нибудь выкинешь или если со мной что-то случится, эта запись попадает прямиком на стол к твоим коллегам. Кивни, если понял.
Он кивает.
— Итак, дело вот в чем. Через… — я бросаю взгляд на часы, — пять минут у нас будет гостья. Она придет сюда и начнет вымогать у меня деньги. Однако, как и ты, она — убийца. Я думаю, ты ее узнаешь. Твоя задача — сидеть тихо здесь, в ванной. Когда она во всем признается, я открою дверь, она тебя увидит и окажется подставленной в такой же степени, как ты или я. Собственно, то, что мы имеем — это трехсторонний пат. Договорились?
Он мычит.
— Будем считать, что это «да».
Снова мычание. Он трясет головой. Я закрываю дверь, жду, сидя на краю кровати, рядом с портфелем, в котором нет никаких восьмидесяти тысяч долларов.
Через десять минут слышу, как открывается входная дверь. Не двигаюсь с места. Она найдет меня без труда.
Вот оно. Вот куда привели меня мои планы.
Слышу, как Мелисса проходит на кухню. Открывает холодильник. Потом слышу характерный звук открывающейся бутылочной пробки. Неужели мы действительно так похожи? Надеюсь, что нет.
Через две минуты она поднимается по лестнице.
— Тут чертовски жарко, Джо.
Пожимаю плечами:
— Тут нет кондиционера.
— Я удивляюсь, как тут вообще электричество осталось. Это деньги? — кивает она на портфель.
— Угу.
Я рассматриваю ее. Мелисса еще прекраснее, чем в ту ночь, когда мы встретились, чем в тот день, когда она меня шантажировала. На ней бордовый пиджак и туфли ему в тон. Шелковая черная кофточка. Она пытается соответствовать в одежде стилю властного доминирования, и у нее это здорово получается. Мелисса бросает взгляд на дорогие часы. Я снова думаю о том, чем она, собственно, занимается и как зарабатывает деньги. Может, она и вправду архитектор.
— На свидание спешишь?
Она смеется.
— С тобой у меня прямо улыбка с лица не сходит.
— Стараюсь.
— На самом деле я просто засекала время, которое тебе потребуется на то, чтобы закончить с болтовней и отдать мне мои деньги.
Я откидываюсь на кровать.
— Вообще-то у меня остались кое-какие сомнения.
— Да что ты говоришь. Бедный малыш Джо, ну поделись скорее с Мелиссой своими сомнениями.
— Когда я отдам деньги, что тебе помешает настучать на меня в полицию?
— Я очень хороший человек, Джо, я бы никогда не соврала тебе.
Ну да. Чертовски хороший.
— Ты уже мне врала.
— Ты это заслужил.
— Ты не ответила на вопрос.
— Да ладно тебе, Джо. Ты тут сейчас, между прочим, покупаешь именно доверие. Что стало бы с этим миром, если бы мы все перестали друг другу доверять? Как только я заполучу деньги, весь компромат на тебя, Джо, отправится в надежное место, и если со мной что-нибудь между делом случится, — она проводит рукой по воздуху, — ну не знаю, если вдруг как-нибудь так получится, что мне глотку перережут, — тогда все, что я на тебя имею, отправится к копам. И только тогда.
— А где гарантия, что ты не придешь за деньгами снова?
Мелисса пожимает плечами.
— Наверное, ее нет.
Она делает глоток из бутылки, и ее последние слова повисают в воздухе. Я понимаю, что рано или поздно она вернется за новой порцией денег.
— Как тебе здесь? — спрашиваю я. — В присутствии смерти?
— Что-то я никаких трупов тут не наблюдаю.
— Они тут были.
— Где ты их убил?
Я встаю и иду в противоположный угол, так что теперь я стою у той же стены, где находится дверь в ванную, только с другой стороны.
— Обе были убиты на кровати, — говорю я, взяв на себя и смерть Даниэлы Уолкер.
— На этой?
Кровать не застелена, одеяла и простыни смяты. Видны засохшие капли крови.
— На этой.
Она подходит к кровати. Я вижу «глок» у нее в руке. Мой «глок». Даже изучая кровать, она держит меня на мушке. Неизменно.
— И как это было? — спрашивает она.
— Ты и сама знаешь.
Она поворачивается ко мне и улыбается.
— Это правда, Джо. Знаешь, иногда мне кажется, что у нас есть что-то общее.
— Шантаж?
— Нет?
— То, что мы оба убийцы?
Она качает головой.
— Нет, не это.
— Тогда что?
— Я думаю, мы оба очень любим жизнь.
— Поэтично.
— Ну, если настаиваешь…
Я ни на чем не настаивал.
— А как это было для тебя, Мелисса?
— Как было что?
— Убивать.
— Я и раньше это делала.
— Ты шутишь.
— Всего пару раз. Но это было совсем не так забавно, как в ту ночь.
Не могу не согласиться.
— Они забавные, правда?
— Видишь? Нам есть чем поделиться. Мы не так уж и непохожи, Джо.
Она начинает водить рукой по кровати, будто пытается почувствовать, что здесь побывала смерть, пытается впитать ее порами кожи.
— Мне кажется, мы похожи больше, чем ты думаешь.
Оставив руку на кровати, Мелисса поворачивается ко мне лицом. Пистолет все еще направлен на меня.
— А это тебе как?
— Видишь ли, я тоже считаю, что ты заслуживаешь быть обманутой.
Она смотрит на портфель.
Я киваю на него.
— Давай открывай.
Не сводя с меня дула пистолета, она тянется к портфелю, щелкает левым замочком, потом правым. Не сводя с меня глаз, открывает крышку и заглядывает внутрь.
— Каково черта ты затеял, Джо? Где мои деньги? — кричит она.
— Не получишь ты никаких денег, Мелисса.
На лице у нее неподдельное изумление. Как будто ей и в голову не приходило, что я могу взять и не заплатить.
— Если хочешь играть по таким правилам, я иду прямиком в полицию.
— Да что ты? А как ты объяснишь, что тоже замешана?
— Мне не придется ничего объяснять.
— Подумай еще раз, сука.
Я киваю в сторону ванной.
— У тебя там скрытая камера, что ли, Джо? Ну же, не будь ребенком. Я просто сейчас заберу с собой пленку. А потом прострелю тебе яйца. То есть я хотела сказать, яйцо.
На этот комментарий я никак не реагирую.
— Почему бы тебе не пойти и не проверить?
Она идет к двери в ванную, не опуская пистолета в вытянутой руке. Подойдя к двери, медленно ее приоткрывает. Заглядывает внутрь, смеется. Может, думает, что я преподнес ей идеальный подарок.
— Коп? Ты убьешь копа? — спрашивает она.
— Я не собираюсь его убивать. Он слишком ценный экземпляр.
За ее спиной я вижу, как Кэлхаун в изумлении таращит глаза на Мелиссу с пистолетом в руке. Потом он начинает водить глазами туда-сюда, прикидывая, кто из нас опаснее. Вот женщина, которое дала ему описание убийцы. Она держит меня на прицеле, но я остаюсь человеком, который вырубил его и связал. «Что за чертовщина?» — думает он. А еще: «Когда я смогу получить свои деньги?»
Я понимаю, и у Мелиссы в голове мелькают разные мысли. Ей нравится коллекционировать полицейские штучки, и она думает, можно ли добавить этого человека в свою коллекцию. Окидывает его взглядом, чтобы понять, уместится ли он у нее в доме. Может, в углу гостиной или рядом с холодильником…
— Я не понимаю, в какую игру ты играешь, Джо. Может, расскажешь?
— Он свидетель того, кем ты на самом деле являешься.
— Вот как? И что у тебя на него?
— Достаточно.
Мелисса оглядывает комнату. Очевидно, проигрывать она ненавидит. Она медленно качает головой. Слышу, как скрежещут ее зубы. Выглядит она крайне разозленной.
— Ты кое о чем забываешь, Джо.
— О чем же?
— Мне-то он не нужен.
Перед тем как я успеваю отреагировать, она хватает нож из моего портфеля и вбегает в ванную. Встает за спиной у Кэлхауна, и глаза его расширяются от страха, потому что он, как и я, знает, что сейчас произойдет. Стул под ним дергается, он пытается освободиться, но безуспешно. Она подносит нож к его горлу и смотрит мне в глаза. Я перевожу взгляд с глаз детектива, который вдруг замер, будто каменное изваяние, на глаза женщины, стоящей за ним.
И вижу, что она развлекается, ей весело. Не из-за того, что она сейчас сделает с этим полицейским, а из-за того, что она сейчас сделает с моим свидетелем. Я с трудом сделал один шаг, но ближе подходить уже не смею.
— Хорошо подумай, Мелисса, — говорю я, и слова мои звучат как-то суетливо. Я протягиваю руки ладонями вперед. — Подумай о том, что ты собираешься сделать.
Кэлхаун умоляет глазами, и, когда Мелисса отводит нож от его горла, эта мольба сменяется облегчением — и тут же ужасом, когда нож снова попадает в поле его видимости и направлен прямо ему в грудь. В его глазах вспыхивает страх, а потом нож втыкается в его тело, и они гаснут.
Из его горла вырывается звук, похожий на всхлип и на хрюканье одновременно, и в то же время он начинает изо всех сил рваться, пытаясь освободиться, как будто в грудь ему воткнулся не нож, а высоковольтная батарея, из которой он начал качать энергию. Но даже теперь у него не хватает сил порвать связывающие его веревки и скотч. Стул под тяжестью его тела пляшет взад и вперед. Из груди струей вырывается кровь, которая стекает по ножу и быстро заливает ему рубашку. Мелисса оставляет нож в нем, потом отходит на пару шагов и смотрит. Кровь фонтаном брызнула на зеркало и даже на потолок. Боб пытается выкашлять ее, но так как рот у него заклеен пластырем, это невозможно. Он начинает захлебываться, лицо его краснеет, и я не знаю точно, от чего он умрет — от потери крови или от нехватки кислорода. Пластырь, заклеивающий рот, становится красным. Его лицо из красного превращается в фиолетовое, такое же фиолетовое, как то небо, на которое я смотрел в парке, когда мое яичко превратили в мягкую массу. Стул под ним пляшет все быстрее, отбивая ножками на линолеуме замедляющийся ритм смерти. Его глаза вытаращены настолько, насколько это вообще возможно, и я вижу в них страх и знание. Страх смерти. Знание, что сейчас он проживает последние мгновения в этом мире.
Он смотрит на меня и, по-моему, хочет, чтобы я ему помог, но я в этом не уверен. Остаюсь стоять, как стоял, и ничего не могу сделать, чтобы его спасти. Горло его начинает разбухать, рот полон крови. Что убьет его первым — колотая рана или удушье? Когда он наконец замирает, мне остается лишь строить предположения на этот счет.
Я все еще не могу двинуться с места, стою с раскрытым ртом, разве что, не вывесив язык наружу, и со лба у меня скатываются капельки пота.
— Ты, сука, — наконец удается прошептать мне. — Зачем ты это сделала?
Мелисса подходит к Бобу и срывает пластырь. Изо рта у него выплескивается кровь и стекает на рубашку.
— Странно, неужели ты думал, что я этого не сделаю? Я же сказала, без уловок, Джо.
— Ты этого не говорила.
— Ты должен был догадаться. Я хочу получить свои деньги. Вот и все.
— У меня их нет.
— Достань.
Я смотрю на тело.
— Может, он еще жив, — шепчу я. Направляюсь к нему проверить, но Мелисса меня опережает.
— Может быть, — соглашается она и выдергивает нож из тела.
— Не надо, — тихо говорю я.
Она склоняется и щупает пульс. Потом проводит ножом по его горлу. Делает шаг назад. Погружает палец в рану, затем кладет его в рот и слизывает кровь.
— Если он и не был мертв, то сейчас я могу это утверждать с абсолютной уверенностью. И если ты не хочешь, чтобы тебя взяли в понедельник, я настоятельно рекомендую тебе отдать мне мои деньги.
— Дай мне четыре часа.
Мелисса смотрит на свой пиджак и видит, что тот заляпан кровью. Снимает его. Сквозь рубашку соски проглядывают так отчетливо, что мне кажется, будто две монетки прилипли к лифчику.
Она снова проводит ножом по горлу мертвого мужчины с таким хлюпающим звуком, что у меня возникает ассоциация с ботинками, полными воды. Потом срезает веревки и скотч. Бросает нож на пол, поднимает одну из рук Кэлхауна и кладет на свою правую грудь. Издает тихий стон.
Смотрит на меня и улыбается:
— Хочешь попробовать?
— А ты обещаешь, что меня не шлепнешь?
— Нет, идиот. Хочешь почувствовать то же, что и он?
— Он чувствует себя мертвым.
— Если ты действительно быстро раздобудешь деньги, Джо, наша сделка остается в силе. В противном случае скоро мертвым себя будешь чувствовать ты.
— Когда и где?
Она смотрит на часы, что-то прикидывая. Некоторое время молчит, потом произносит:
— Десять часов. В нашем парке. Не опаздывай.
В нашем парке. Без проблем, я не опоздаю.
— Без штучек, Джо.
— Без штучек.