- Ладно, в другой раз, - ответил второй.
- А может, подождем?
- Бесполезно. Теперь он в Камышках. Начальству докладывает.
- Запалим хату? - предложил первый.
- Только спугнем, будет настороже. Нам же хуже. Пошли, ну его...
Когда они спустились на тропу, Самур стоял уже там. Ощетинившись, он приготовился к схватке. Он не хотел нападать, но испытывал острое желание не выпускать их со двора. С его двора. Раз пришли, пусть ждут хозяина. Рычание Шестипалого не предвещало добра.
- Ого! - сказал передний. - Откуда взялся?
Он снял ружье и клацнул затвором.
- А если Чернявый идет следом? - сказал другой и заставил переднего опустить винтовку. - Не стреляй. Обойдемся.
Они сошли с тропы и сели, подстелив под себя брезентовые полы. Самур тоже сел, расставив сильные лапы. Он не ожидал столь легкой победы, но оставался настороже. Ну что ж, подождем.
Прошло десять, двадцать минут. Прошло полчаса. Пес увидел, как поднялась винтовка, и мгновенно отпрянул в кусты.
- То-то, - сказал человек и засмеялся.
Они встали и вышли на тропу. Самур снова возник перед ними и зарычал, заставив их остановиться. Два увесистых камня полетели в него.
- Брысь, тварь! - сказал передний. - Раздавлю.
Самур увернулся, но следующий камень угодил ему в спину. Он непроизвольно взвизгнул, а в следующее мгновение уже закричал тот, кто кинул: овчар прыгнул и рванул за рукав, глубоко поцарапав кожу. Вот тогда и ударил выстрел. Резко обожгло бок, Самур, жалобно визжа, попятился в кусты, сил у него не стало, и он упал.
Дальше он смутно ощущал удар сапогом, от которого пахло резиной. Его били еще и еще, перекатывали с боку на бок. Память у овчара совсем помутилась, кровь залила траву, и пришельцы, сказав короткое "готов!", спокойно ушли по тропе.
Отыгрались.
Не на хозяине, так на собаке.
А дождь все шел. Редкий, но спорый. И в горах было очень грустно, неуютно, холодно.
6
Трудно представить себе, как волчица нашла дорогу к домику лесника. Дождь давно размыл следы, смял и уничтожил все запахи, но Монашка кружила и кружила по лесу, припадала к земле, отыскивала какие-то ей одной ведомые приметы, и вскоре после того, как в тяжелом мокром воздухе раздался выстрел и отчаянный предсмертный визг Самура, она оказалась в сотне метров от тропы, где разыгралась трагедия.
Монашка с рысьей ухваткой проследила за людьми и, когда запах пота и железа рассеялся, подползла к Самуру. Он валялся под кустом, дождь смывал пятна крови, глаза его были закрыты, а зубы оскалены. Вся дрожа, волчица тронула его носом и, ощутив рядом с теплой жизнью близкую смерть, тихо взвыла. Она лизнула овчара, пыталась тащить неподатливое тело, снова лизнула, и когда, наконец, Самур с трудом приоткрыл затуманенные глаза, волчица обскакала вокруг него и быстро-быстро стала толкать носом, призывая подняться, чтобы побегать и покружиться вместе с ней.
Он бы наверное умер. Но когда слабеющего сознания достиг знакомый, волнующий запах, когда увидел он сквозь болезненную пелену расплывающийся силуэт волчицы, все в нем восстало против смерти, и Самур, собрав остатки воли, стал медленно выходить из того страшного состояния, за порогом которого ничего нет. Он хотел жить, чтобы находиться рядом с Монашкой. Он не мог так легко сдаться. В нем еще теплилась слабая искорка жизни, волчица словно подула на нее, и тогда вспыхнул и загорелся маленький огонек. Самуру захотелось поднять голову. Но это не удалось, и он снова впал в забытье, только это было уже не прежнее, страшное забытье, а целительный сон, в течение которого слабое тело набиралось силы, и совсем было уходящая жизнь капелька за капелькой наполняла его.
Дождь не переставал. Волчица и собака вымокли, вид у них был одинаково жалкий. Потом Монашка куда-то убежала, принесла теплого соню-полчка и положила растерзанного зверька у самой морды Самура. Он проснулся, но есть не стал, и тогда волчица с аппетитом сама съела грызуна.
Прошло еще несколько часов. Дождь перестал, но погода не устанавливалась, облака шли низко, лес царапал им брюхо, подтягивал ближе к земле, и тогда становилось особенно сыро. Самур не подымался, ничего не ел. Он снова подвинулся к опасному порогу, смерть подступала, и даже близость Монашки не могла, кажется, остановить ее.
На вторые сутки, около полудня, волчица услышала чужой запах и ощетинилась. Она заметалась от тропы к кустам, скалила зубы и тихо рычала. Опять шел человек. И так опасен, так страшен казался волчице запах, что даже привязанность к Самуру не подавила в ней отвращения. В последний раз тронув голову собаки, как бы приглашая Самура встать и последовать за ней, Монашка отбежала в кусты и, дрожа и гневаясь, укрылась там.
Из-за поворота вышел человек в короткой зеленой штормовке, в белых кедах, с палкой в руке. Светлые, выгоревшие волосы падали ему на лоб, он все время откидывал их, резко вздергивая голову. Человек был молод, светлоглаз и улыбчив, но порядком измучен дорогой: шел он нетвердо, сбиваясь с ноги, хотя по сторонам смотрел зорко.
Монашка не выдержала и скакнула в сторону, подальше от опасности. Кусты зашевелились, юноша остановился и скорее с удивлением, чем с испугом уставился на волчицу.
- Эй, ты! - сказал он и нагнулся за камнем. В последний раз метнулась серая тень и неслышно исчезла за кустами. Но он все-таки запустил в ту сторону камень, отряхнул ладони и только тогда заметил в пяти метрах от тропы черно-белое тело Самура.
Он подбежал, опустился на колени, тронул собаку за уши.
- Самур! Что с тобой? Кто тебя?
Пес открыл глаза и, почуяв у морды знакомую, теплую ладонь, ухитрился лизнуть ее.
- Бедный мой! То-то и вьется здесь этот волк! Неужели он? Ой, нет, это же пулевая рана! Ну, старина, счастье твое, что я нашел тебя так скоро. Только как же нам быть? Отца тут, конечно, нет, он бы не оставил... Полежи, я сейчас придумаю.
Юноша бросился к домику, тотчас вернулся. Хотел поднять собаку, но не смог, минуту раздумывал, потом сбросил штормовку, срубил ножом два шеста, привязал к ним куртку и осторожно насунул на носилки раненого пса. Самур щерил зубы. Ему было очень плохо.
- Терпи, терпи, дружок! - Юноша потянул за концы шестов и так, волоком, пятясь, не спуская с собаки глаз, притащил раненого к дому, скинул с чердака сухой травы и уложил Самура под навес. Потом принес воды, почти насильно напоил, бросился в дом, разжег печку, и вместе с запахом дыма, придавленного пасмурным небом к самой земле, Самур почувствовал щекочущий запах тушенки и каши, которую готовил ему избавитель. Спасен...
За оградкой, невидимая человеку, мелькала серая тень волчицы. Самур слышал ее запах и тихо скулил.
- Будем поправляться, дружок, - сказал юноша, выходя из дома с миской в руках. - А ну-ка, давай!..
Глава вторая
СЕМЬЯ МОЛЧАНОВЫХ
1
Егор Иванович жил в Камышках, небольшом поселке возле быстрой реки, зажатой хребтами Кавказа. В поселке этом все охотники, все натуралисты. С детства познают тайны леса и гор, а возмужав и чему-то научившись в школе, вдруг начинают понимать, что от леса им уже не уйти, потому что без него, как и без гор, жизнь кажется им просто немыслимой.
Лес подходит вплотную к поселку. Он начинается прямо за огородами - и не как-нибудь, а непролазными джунглями, переплетением ежевики, лиан, бузины, осиновых и дубовых веток. Сюда, на огороды, делают набеги кабаны, когда в июне - июле съедают они последний прошлогодний орех в лесу и начинают голодать.
Горы тоже рядом. Долина узкая, с двух сторон высочайшие, лесом покрытые вершины. Такое зеленое, длинное корыто с плоским дном. В долине, которая тянется до самого перевала, всякий раз, если дует южный ветер, слышится запах Черного моря. Хотя и далеко оно, но дыхание моря подымается по согретым склонам высоких гор, преодолевает перевал и приносит сюда, на северную сторону, влагу и тепло. Дремучая, вечнозеленая растительность субтропиков только в этом месте переваливает через Главный Кавказ.
Древний мир, населенный людьми еще в ту пору, когда в диковинку был каменный топор из обсидиана, как и кремневые наконечники для стрел. От наших пращуров в долине этой реки и по склонам гор остались странные сооружения из громадных, обтесанных каменных плит. Эти домики, называемые дольменами, очень напоминают современные доты. Стоят они на возвышенностях, загороженные лесом. Есть у них только один круглый лаз, одна амбразура, через которую можно забраться в сухую, каменную камеру. Дольмены привлекают туристов, ученых-археологов и, конечно, мальчишек из Камышков и ближних поселков: лучшего места для игр в немцев и партизан, в браконьеров и егерей просто не найти. И все - ученые, туристы, случайные приезжие, мальчишки - до сих пор ломают голову над вопросом: кто строил эти дольмены, зачем строил и как все-таки при тогдашней, доархимедовской технике, без кранов, без минских тяжеловозов и челябинских бульдозеров, пращуры наши смогли обтесать, перевезти и точно уложить эти каменные плиты весом в десяток тонн каждая? Кто, а главное - зачем?..
И еще, что привлекает юных, а может быть, и не только юных путешественников, - это заманчивая возможность поглядеть на мир с высоты, забраться на одну из вершин вокруг Камышков и глянуть почти с трехкилометровой высоты на весь Кавказ, а если позволят облака, то и на прозрачно-далекое море по ту сторону перевала.
Милый нашему сердцу Кавказ!
Ты предстанешь очарованному взгляду путников как бесконечная зубчатая страна, уходящая вдаль и во все стороны. Там будут голубые, зеленые, розовые, фиолетовые и белые краски, но не застывшие, как на полотне художника, а живые, меняющиеся на глазах. Самый близкий отсюда Кушт в хорошую погоду покажется розовым, как чисто вымытый морской камень, зеленым - перед дождем, голубым - в туманное утро. А чуть отодвинутая в сторону громадина будет то белой, то черной, то похожей на мрачный широкий шатер, водруженный под самое небо. Далекие восточные вершины встанут на горизонте голубыми глыбами с белыми венцами на головах. Они подымаются над взлохмаченным ландшафтом более низких гор и вызывают чувство высокого восхищения. Какой не сравнимый ни с чем простор, какое величие! И всюду: рядом и где-то очень далеко, вот тут, под ногами, и там, у мерцающего моря, - всюду, как зеленая накидка, лежит на горах лес, кудрявый и ласковый издали, такой заманчивый, что хочется погладить его рукой, и в то же время таинственный, торжественно-строгий вблизи, когда сойдешь вниз, под тень огромных пихт высотой в пятнадцатиэтажный дом или заберешься куда-нибудь в джунгли, на дно диковатого ущелья. Тут уж будь начеку! Лесные дебри опасны для неопытного человека. В них сотни троп и ни одной дороги, тысячи зверей и птиц, множество предательски нависших скал и готовых упасть полусгнивших деревьев. Здесь чащи рододендрона, из которых трудно выбраться. И бурелом, который непременно подымется на дороге новичка. И пугающая темень с загадочной тишиной, где каждый хруст ветки, падение камня, крик сойки заставляет вздрагивать и пугливо оглядываться по сторонам. Только смелым и опытным все эти страсти нипочем.
Наверное, каждый, кто родился и вырос рядом с лесом, непременно хочет быть смелым и опытным. Как Егор Иванович Молчанов. С него берут пример.
Егору Ивановичу не стукнуло еще и двадцати, а он уже водил по горам экспедиции геологов и натуралистов. А потом попал на службу в заповедник. И остался на этой небезопасной службе на долгие-долгие годы.