65181.fb2
Прибежавшая на крик стража бросилась к монаху, чтобы схватить его, но тот и не думал бежать или сопротивляться. Он встретил направленные на него шпаги с распростертыми руками, подобно распятому Христу.
На другой день Генрих III скончался. За три дня до этого король увидел сон, предвещающий гибель: толпа под предводительством монаха топтала ногами корону и скипетр Франции.
Все это произойдет много лет спустя, а тогда, при жизни Нострадамуса, как он и предсказывал, на трон взошел средний сын Екатерины Медичи — Карл IX. Нострадамус по-прежнему пользовался у королевы-матери доверием и уважением. Да и как могло быть иначе, когда она считала его избавителем от бесплодия. Ее драма заключалась в том, что в течение десяти лет после замужества она оставалась бездетной. Но затем свершилось чудо — с 1544 по 1556 год королева родила десятерых детей.
Екатерина была уверена, что после первой встречи с магом в 1543 году она излечилась от бесплодия. И когда королем стал юный Карл IX, его мать позаботилась о том, чтобы великий пророк и маг был приближен ко двору. Нострадамусу присвоили титул постоянного советника и врача. И конечно, ему было назначено приличествующее титулу содержание.
Первое, что сделал Нострадамус как врач, составил для Екатерины Медичи, помнившей, как погиб ее сын, аптечку противоядий, видимо по ее собственной просьбе. Нострадамус словно взял под свою медицинскую опеку Карла IX. Слухи об этой «тайной» аптечке королевы-матери сильно будоражили воображение, одних заставляя опасаться быть отравленными, других испытывать страх перед неудачным отравлением монарха.
И действительно, неоднократные попытки отравить Карла IX оканчивались ничем. Он правил Францией 14 лет и умер в 1574 году. Все эти годы Нострадамус числился придворным врачом.
Преклонение перед Нострадамусом, его искусством астролога, мага и чародея король унаследовал, несомненно, от королевы-матери.
Но не это признание таланта делало Нострадамуса счастливым, а то, что никто не смел отныне мешать, даже инквизиция, его углубленным занятиям в подвале. Здесь, в тишине и окружении любимых книг, он чувствовал себя настоящим ученым-философом, которого никто и ничто не страшит. Ведь он обласкан двором и сам король навещает его скромное жилище.
Одно его огорчало — бывший коллега и друг Скалигер превратился, должно быть из зависти, в лютого недоброжелателя. Всюду твердил, что слава Нострадамуса краденая, и прилагал немало сил, чтобы столкнуть с незаслуженного, по его мнению, пьедестала. Что ж, философски рассуждал Нострадамус, все в мире меняется, и люди тоже. Он старался не обращать внимания на едкие эпиграммы, которыми тот осыпал его. Обидно, конечно, когда ядовитые стрелы летят из стана бывших друзей. Но и явные враги не дремали. Эти действовали более массированно. На Нострадамуса обрушился целый поток брошюр и памфлетов.
В Авиньоне вышла книжонка под названием «Декларация о злоупотреблениях, невежестве и мятежных мыслях Мишеля Нострадамуса из Салона». В Париже была издана книга под броским заголовком «Монстр заблуждений».
Вскоре появилась еще одна книжка под названием «Неопытный кормчий: тьма веков против Нострадамуса» Теодора де Беза, убежденного кальвиниста. В ней была такая оскорбительная фраза: «Ты еще не владеешь даже начатками французского языка, а осмеливаешься приписывать своему перу Божественную благодать».
Но самой большой популярностью пользовался памфлет гугенота Антуана Куйара «Опровержение насквозь лживых и порочных предсказаний Нострадамуса и его астрологии».
Нельзя сказать, что Нострадамус оставался безразличным к этим нападкам. Он стал хуже себя чувствовать, участились припадки эпилепсии, к тому же беспрестанно мучила застарелая подагра.
Когда королевский кортеж выезжал из Салона, Нострадамус подошел к королеве-матери, чтобы попрощаться.
— Думаю, мадам, отныне наши пути расходятся. Вряд ли я еще когда-нибудь приеду в Париж. Мне остаются лишь воспоминания о моем короле, о встречах с вами.
— Двери Лувра всегда для вас открыты, — улыбнулась она в ответ. И, помахав на прощание рукой, приказала трогать.
За свою жизнь Нострадамус многим спас жизнь, уберег от, казалось бы, неминуемой смерти, но его искусство врачевателя и мага оставалось бессильным по отношению к нему самому. Он болел, боли с каждым днем становились нестерпимее. Нострадамус чувствовал, что последний час его пребывания на этой земле приближается. И однажды даже написал по-латыни: «Hie propre mors est»[4].
17 июня 1566 года Нострадамус пригласил к себе в дом нотариуса Жозефа Роша и в его присутствии составил завещание. Тысячу монет отписал жене, остальные деньги и принадлежащее ему имущество распределил между своими братьями и детьми. Назначил троих своих сыновей — Цезаря, Карла и Лире — единственными наследниками, кроме четвертого — Мишеля, который обесчестил имя отца. Свои книги и манускрипты он завещал передать тому из них, кто окажется наиболее способным к наукам.
За день до смерти Нострадамус призвал к себе священника, исповедался и причастился. Вечером того же дня, когда верный секретарь Шавиньи, как всегда прощаясь с ним, сказал: «До завтра», Нострадамус с печалью заметил: «Мой милый Шавиньи, вы меня не увидите живым на рассвете». И молча протянул ему предсказание о собственной смерти — катрен, который он намеревался включить в последний альманах.
Шавиньи пробовал было успокоить старика, отвлечь от мрачных мыслей, но тот упрямо повторял фразу: «Вы меня не увидите живым на рассвете».
Утром, на рассвете, Шавиньи обнаружил тело Нострадамуса. Как он сам и предрек, оно лежало между кроватью и скамейкой. Его широко раскрытые глаза смотрели на гаснувшие звезды.
Умер пророк и маг на 63-м году жизни от вполне земных напастей — подагры, водянки, или почечной недостаточности, и сердечной слабости. Сын его Цезарь называл в числе причин ревматизм и атеросклероз.
Вдова заказала могильную плиту с такой надписью, сочиненной, как долгое время ошибочно считалось, тем же сыном (см. гл. «Загадка надгробной плиты»):
«Здесь покоятся останки знаменитого Мишеля Нострадамуса, удостоенного величайшей чести среди смертных, следуя движению звезд и полету Вселенной, почти божественным пером запечатлеть события грядущего. Он прожил 62 года, 10 месяцев и 10 дней и скончался в Салоне в году 1566. Да упокоится он с миром. Анна Понтиа Гамелла дорогому супругу эту эпитафию посвящает».
Сегодня при въезде в Салон придорожный щит призывает: «Посетите Салон — город великого Нострадамуса!» В желающих недостатка нет. В сумрачном приделе церкви Святого Лаврентия, где ныне покоится его прах, у надгробной плиты стоят молящиеся. А на тихой улочке, где находится дом Нострадамуса, всегда многолюдно. Туристы со всех концов земли приезжают сюда, чтобы почтить память великого пророка, и, возможно, с надеждой приобщаются к неразгаданной тайне, которая вот уже четыре с лишним столетия занимает умы человечества.
В наши дни вокруг предсказаний Нострадамуса продолжают кипеть страсти. Количество книг о Нострадамусе уже исчисляется сотнями. Все новые и новые энтузиасты и ученые пытаются продраться сквозь дебри шифра французского пророка.
Одна из сильных сторон пророческого дара Нострадамуса — предвидение убийств и казней представителей французской королевской династии. Кроме Генриха II, Генриха III и Людовика XVI он предрек будущее и монарху Генриху IV.
Однажды Нострадамус заинтересовался десятилетним принцем, состоявшим в свите королевы Екатерины, путешествовавшей по стране. Провидец пожелал осмотреть родинки на теле мальчика и предсказать по ним его судьбу. Нострадамус обратился к наставнику принца с просьбой разрешить ему прочесть будущее мальчика. Однако принц, узнав, что ему придется раздеться, заупрямился и убежал. Проснувшись на следующее утро, он обнаружил у своей постели наставника вместе с Нострадамусом. Мальчика уговорили снять ночное белье и встать перед ним.
Положив руку на голову мальчика, ясновидец медленно повернул принца спиной к себе, чтобы осмотреть все родинки на его теле. Затем, обращаясь к наставнику, заявил, что мальчик станет не только королем Наварры, но и величайшим французским королем. Когда слухи об этом пророчестве распространились среди придворных, даже самые ревностные защитники Нострадамуса, должно быть, решили, что провидец повредился умом. Ведь это предсказание означало, что на троне Франции окажется гугенотский принц: невероятное предположение в той политической обстановке!
Но в 1572 году этот мальчик стал королем Наваррским, а 25 лет спустя после «безумного» пророчества, в 1589 году, взошел на французский престол. Для этого он сменил веру, перешел в католичество, произнеся при этом свою знаменитую фразу: «Париж стоит мессы». Новый король Генрих IV положил конец затяжной религиозной войне, принес в страну мир и процветание. Он стал самым популярным монархом Франции.
Достоверность удивительного предсказания Нострадамуса монарх не один раз подтверждал. Став королем, Генрих IV часто шутливо рассказывал о том, как в детстве он пытался сбежать от величайшего оракула Франции. Он утверждал, что был непослушным ребенком и испугался, что наставник привел этого седобородого старика, чтобы тот его выпорол.
Несмотря на все заслуги Генриха IV перед Францией, за годы его правления на него было совершено десять покушений. Так иезуиты мстили королю за то, что он подписал Нантский эдикт, гарантировавший протестантам право на безопасность. То есть мстили за веротерпимость короля и подослали с кинжалом юного фанатика Жака Шателя. Убийца сумел приблизиться к королю и нанести удар, но как раз в тот момент, когда Генрих, следуя церемониалу, наклонился, поднимая с колен одного из придворных, поздравлявших его с победой в войне над очередным противником. Удар оказался несильным. Генрих лишился зуба, а Шатель — жизни.
Прошло почти пятнадцать лет, и новый фанатик завершил дело Шателя. Это был стряпчий из Ангулема Жан Франсуа Равальяк. Поначалу он пытался попасть к королю на аудиенцию, чтобы убедить его в том, что проводится неправильная политика по отношению к религиозным меньшинствам, прежде всего гугенотам. Но аудиенции он не добился и, решив совершить собственный суд над королем, стал ждать удобного случая.
Такой случай представился 14 мая 1610 года. В тот день Генрих отправился на прогулку по городу в открытой карете. На одной из улиц образовалась пробка из повозок, телег и карет, преградивших путь королевскому экипажу. В этот момент к коляске подскочил Равальяк и трижды ударил короля кинжалом.
Раны оказались смертельными. Равальяка приговорили к казни. Но даже на эшафоте он утверждал, что действовал в одиночку, без сообщников, исключительно по собственной воле.
А Генриху IV поставили памятник у Нового моста, где его можно видеть и сегодня.
Предсказал Нострадамус и убийство еще одного представителя королевского дома. Указал почти точную дату убийства герцога Беррийского у здания парижской Оперы.
В городе Фоссано в Сардинии находился дворец Марии-Терезы Савойской, бабки герцога Беррийского. Там он проводил часть времени в качестве принца Сардинии — главы города Фоссано. В ночь на 13 февраля 1820 года герцог рано ушел из парижского оперного театра, поскольку его жена почувствовала себя плохо. В тот момент, когда он помогал ей сесть в экипаж, некий Лувель, фанатик республиканец, работавший в королевских конюшнях, заколол его кинжалом. Хотя в конюшнях был собачий питомник, где разводили охотничьих и беговых псов, совершенно очевидно, что Лувель не заботился о собаках. Однако он был принят на работу как седельный мастер и делал для псов поводки.
Нострадамус дает неточное указание относительно того, куда была нанесена смертельная рана. Это вполне простительно, учитывая непредсказуемость поведения фанатика. Лувель не перерезал горло герцогу, а заколол его ударом в грудь. Слова «перережет горло», как трактуют их интерпретаторы, в частности Джон Хоуг, могут послужить примером поэтических капризов Нострадамуса. «Тартианские скалы» — это Тарпейская скала, означающая республиканские идеалы Лувеля. Подобное словосочетание часто употреблял в своих речах во времена французской революции оратор Марат. Он призывал французский народ сбросить роялистов с Тарпейской скалы, подобно тому как поступали со своими врагами республиканцы Древнего Рима.
Следующий, 84-й катрен первой центурии раскрывает дальнейшие подробности:
Первая строка имеет отношение к Карлу X, отцу герцога Беррийского. Вторая строка относится к его брату, Людовику XVI, погибшему на эшафоте. Затем Карл в качестве герцога Артуа возвращается после поражения Бонапарта и становится Карлом X. Слова о «сильной тени» могут быть связаны также с Лувелем, поджидавшим с кинжалом в руке свою жертву на темной парижской улице у входа в Оперу. Грумы оттащили убийцу, и герцог в ужасе уставился на свою руку, сжимавшую кинжал, который вошел в его грудь по самую рукоятку. «Я погиб! — воскликнул он. — Я держу рукоятку кинжала!» Похоже, что Нострадамус первым услышал предсмертные слова герцога («Будет сжимать лезвие в кровавой ране»).
И еще один — 73-й катрен из третьей центурии — это развязка.
Карл X будет низложен во время революции 1830 года. «Великий племянник», который в конце концов займет трон, не принадлежит к династии Бурбонов, это — Луи Наполеон, племянник Наполеона Бонапарта. Катрен пронумерован годом смерти Луи Наполеона — 1873-м. Нострадамус также справедливо предполагает здесь, что Луи Наполеон выиграет от убийства наследника Бурбонов («когда вечером разыграется действо»), поскольку в результате на трон взойдет Луи-Филипп, власть которого окончится в 1848 году, во время второй революции, и трон в конце концов достанется Наполеону III, то есть Луи — племяннику Наполеона Бонапарта. На этом закончится династия Бурбонов.
Разве не удивительно, что, человек, живший в XVI веке, предсказал конкретное событие века XVIII? Мало того, назвал место, где оно произойдет. В 20-м катрене девятой центурии читаем:
Здесь пророк предрек знаменитое событие 1791 года — бегство Людовика XVI в Варенн — небольшой городок на пути в Бельгию. Что же произошло?
Поздно вечером 20 июня 1791 года во дворце Тюильри все было как обычно. Король и королева готовились ко сну. Только прислуга была отослана раньше обычного часа. Оставшись одни, они снова оделись в простое дорожное платье, не соответствующее их высокому положению. В будуаре королевы собрались ее дети и сестра короля. Отсюда потайным ходом, разбившись на группы, через определенные промежутки вышли из дворца, причем последним его покинул король с семилетним дофином. Неузнанные, беглецы достигли площади Карусель, где их ждал граф Ферзен, главный организатор побега. Он был переодет кучером.
Следуя за ним, беглецы дошли до угла улицы Сент-Оноре, где сели в две заранее приготовленные кареты. В одной из них уже находилась маркиза де Турзель, воспитательница королевских детей. Сейчас она выступала под видом русской подданной баронессы Корф, что и удостоверял паспорт, имевшийся у нее на руках. Анна Кристина Корф, урожденная Штегельман, была дочерью известного петербургского банкира и вдовой русского полковника, убитого в 1770 году. После смерти мужа поселилась с матерью в Париже, где была в дружеских отношениях с графом Ферзеном, вовлекшим ее в заговор. Она не только предоставила свой паспорт, но и пожертвовала все свое состояние в пользу королевской семьи.
«Баронесса» с детьми покидала революционный Париж, ее сопровождали горничные и слуги. Именно эти роли надлежало сыграть членам королевской семьи: Людовик изображал камердинера, Мария-Антуанетта и сестра короля — горничных мнимой русской баронессы. Граф Ферзен взгромоздился на козлы, взял вожжи, и кавалькада тронулась в путь. За заставой Сен-Мартен все пересели в крытую линейку, запряженную двумя парами принадлежащих Ферзену лошадей. Правил ими его кучер, наряженный почтальоном, сам граф разместился на козлах.
Под видом лакеев беглецов сопровождали трое лейб-гвардейцев-телохранителей. До Бонди доехали благополучно, сменили лошадей и тронулись дальше, но уже без графа Ферзена. Поцеловав руку королевы, он отправился обратно в Париж, откуда той же ночью по другой дороге должен был отбыть в Брюссель, чтобы присоединиться к королевской семье.