В крови плывет рожденный совершенным.
Окрашен берег у реки кровавой краской.
Александр — сын императора Николая I и Александры Федоровны, дочери прусского короля Фридриха-Вильгельма III, — был у родителей первенцем. Он родился 17 апреля, за восемь лет до выступления декабристов. А за два дня до этого, 12 декабря 1825 года, был объявлен высочайшим манифестом наследником престола.
Как полагается, наследнику назначили воспитателей: боевого офицера, капитана К. К. Мердера, участника аустерлицкого сражения, человека высоконравного и доброго, но и с твердым характером. После 1825 года, став императором, Николай I избрал в наставники сыну поэта В. А. Жуковского. Воспитание проходило по особому «Плану учения», рассчитанному на 12 лет. Главной целью Жуковский провозгласил «образование для добродетели». Таким образом, наследник получил довольно разностороннее гармоничное образование («рожденный совершенным»). Одновременно шло его военное воспитание: в 11 лет он командовал ротой, в 14 — взводом. В 15 лет ему стали читать курс фортификации и артиллерии. Однако тут его успехи поначалу были не столь прекрасными. Отец даже сделал выговор Мердеру за то, что сын «показывает мало усердия к военным наукам». Тем не менее тотально направленное военное воспитание сформировало в нем военного по склонностям, вкусам и привычкам. Это не значит, что он вырос солдафоном, напротив, был сердечным, нежно любящим родителей сыном. Но как военачальник он войдет в историю победителем турок и освободителем болгар от османского ига, за что его в Болгарии назовут «царем-освободителем» и установят в Софии памятник.
В день совершеннолетия, то есть в 1834 году, Александр дал в большой церкви Зимнего дворца клятвенное обещание как наследник престола по случаю вступления в действительную службу. Этот торжественный день был отмечен памятным событием. Минеролог Н. Норденшильд 17 апреля 1834 года открыл на Урале неизвестный ранее драгоценный минерал и назвал его в честь наследника александритом. Со временем это сочтут зловещим предзнаменованием: изменчивый цвет камня — от синевато-зеленоватого при солнечном свете до малиново-красноватого при искусственном — связывали со светлыми надеждами начала царствования и его кровавым финалом. И он настал 1 марта 1881 года, на двадцать седьмом году царствования Александра II.
До этого на царя было совершено народовольцами пять покушений.
Первый выстрел в царя-реформатора, самого, пожалуй, либерального из всех российских самодержцев, прогремел 4 апреля 1866 года. Руку стрелявшего отвел случайно оказавшийся рядом ремесленник-картузник Осип Комиссаров. Пуля пролетела мимо. Террористом оказался Каракозов, член подпольной социалистической организации. С этого дня в течение 15 лет революционеры, а попросту говоря — террористы-убийцы, охотились за царем. Год спустя его пытался двумя выстрелами из пистолета поразить поляк Березовский, но и он промахнулся. Не удались и другие покушения, в частности на железной дороге с попыткой взорвать поезд. Тогда пострадали пассажиры. Также оказались безрезультатными покушения все тех же народовольцев Соловьева, Гартмана да безымянного турка, стрелявшего в царя во время русско-турецкой войны. По предсказанию одной парижской гадалки, таких покушений должно было быть восемь. Александр II обратился к ней. Она его не знала и вряд ли догадывалась, кто перед ней, — он говорил на чистом французском, без акцента. Тем не менее она обратилась к нему: «Государь». Он спросил: «Почему вы так меня назвали?» Она не ответила, не взяла с него денег, лишь сказала: «Вас семь раз будут пытаться убить. Безуспешно. Погибнете вы от восьмого покушения».
С тех пор после каждой неудачной попытки убить его царь, улыбаясь, спрашивал: «Может быть, судьба?» Но вот в 1880 году прогремел страшный взрыв в Зимнем дворце. Рабочий Халтурин специально нанялся туда в качестве плотника. Тайком в течение нескольких месяцев проносил он в ящике для инструментов динамит (около 50 кг) в плотницкую, расположенную прямо под царской столовой. Лишь случайность спасла Александра II. Его Бог миловал, но погибли невиновные: 19 солдат в караульном помещении были убиты и 48 ранены. Получалось, что «Народная воля», подпольная организация, убила тех, во имя кого провозглашала свою борьбу — людей из народа. Но революционеры считали, что цель оправдывает средства. Из террориста Халтурина сделают после 1917 года героя, и его именем назовут улицы многих городов.
Это покушение было шестым по счету. Оставались еще два, если верить гадалке…
Как наследник Александр совершил поездку по России, не раз бывал в чужих краях. Можно сказать, исколесил всю Европу.
Во время одного такого путешествия он остановился на ночлег в маленьком немецком городке Дармштадте. Ему отвели апартаменты в отеле «Траубе», так как он не захотел ночевать в замке герцога Гессенского, поскольку устал от приемов и визитов и хотел отдохнуть. Однако вечером все же отправился в оперу, где встретился со всей семьей герцога, в том числе с его дочерью Марией. Красота и грация девушки поразили Александра. У нее были великолепные черные волосы, нежный цвет лица и большие голубые, немного навыкате глаза, как говорили в старину, волоокие.
И когда герцог пригласил Александра после спектакля отужинать у него в замке, он с радостью согласился. За столом русский цесаревич не сводил глаз с Марии. С каждой минутой он все более очаровывался ею. В гостинице перед сном сказал двум своим адъютантам: «Вот о ком я мечтал всю жизнь. Я женюсь только на ней».
До этой встречи с Марией цесаревич пережил сильное увлечение фрейлиной Ольгой Калиновской и даже готов был жениться на ней, хотя это означало, что ему пришлось бы отказаться в будущем от престола. Вот почему отец был очень обеспокоен этой блажью сына и поспешил отправить его в заграничную поездку. Когда же Александр написал отцу, что решил жениться на принцессе Гессенской и просит позволения сделать предложение, Николай тут же ответил согласием.
Но стоило влюбчивому Александру вернуться домой и увидеть свою пассию Ольгу, как страсть к ней с новой силой охватила его. Тогда снова вмешался Николай. Он решил помочь сыну освободиться, как он считал, от рокового наваждения. И поспешил выдать Калиновскую за богатого польского магната, графа Иринея Огинского. Теперь Александр, освободившись от любовных чар Ольги, с чистым сердцем поехал за своей невестой в Дармштадт. И в апреле 1841 года состоялось венчание. До этого Мария приняла православие и стала Марией Алексеевной. При российском дворе отдавали должное ее красоте и душевным качествам. Но с годами, когда Александр стал уже императором, Мария Алексеевна начала страдать острыми сердечными приступами. Сказались, должно быть, частые беременности — она родила семерых детей. И врачи настоятельно советовали ей воздерживаться от супружеских отношений. Так, в сорок лет Александр, можно сказать, стал соломенным вдовцом. Неудивительно, что он, еще молодой мужчина и смолоду неравнодушный к женскому полу, сменил нескольких любовниц. В числе его увлечений называли Долгорукову, Замятину, Лабунскую, Макарову, Макову, Ванду Кароцци… Донжуансий этот список оборвался на Екатерине Долгоруковой — последнем и самом бурном романе его жизни.
Однажды весной 1865 года Екатерина Михайловна Долгорукова, только что окончившая Смольный институт, встретилась в Летнем саду с Александром II. Он знал Катеньку еще маленькой девочкой, но, увидев вновь, был поражен тем, какой красавицей она стала.
Государь подошел к Екатерине и, не обращая внимания на прохожих, долго гулял с ней в одной из боковых аллей. Кончилась эта прогулка тем, что он, наговорив ей кучу изысканных комплиментов, чуть ли не признался в любви.
С этих пор они стали часто встречаться. Роман их развивался трудно. Она пыталась было прекратить свидания, но он добился разрешения снова ее видеть.
Пройдет год, и Екатерина Михайловна полюбит Александра Николаевича то ли от жалости и сострадания к влюбленному в нее, то ли потому, что просто пришло время и она сама влюбилась.
А потом было свидание в петергофском павильоне «Бабигон», где 1 июля 1866 года она, трепещущая от страха, чуть ли не потерявшая сознание, отдалась своему возлюбленному Саше, Александру Николаевичу, который по возрасту годился ей в отцы. Расставаясь, он дал ей клятву, что при первой возможности женится на ней, ибо отныне и навеки считает ее своей женой перед Богом.
С этих пор Екатерина Михайловна тайно являлась в Зимний дворец, собственным ключом открывала потайную дверь и по скрытой лестнице поднималась в комнату, где ее ждал император.
Любовь к Екатерине Михайловне стала для него смыслом жизни. Ничто — ни власть, ни политика, ни даже семья не интересовали его так, как эта женщина. Она, признавался он ей, — его кумир, его сокровище, вся его жизнь! И действительно, эта поздняя страсть дала новый импульс его жизни, оказала влияние на решение политических вопросов, подчинила себе его совесть и всего его вплоть до смерти. Она родила ему троих детей — сына Георгия и двух дочерей, Ольгу и Екатерину. И хотя переехала в Зимний дворец, оставалась на положении любовницы. И только когда в 1880 году скончалась императрица Мария Алексеевна, Александр смог исполнить клятву и сочетаться законным, хотя и тайным морганатическим (то есть неравнородным) браком с Екатериной Михайловной. Ей было тридцать два года, ему — шестьдесят два. Их отношения длились уже четырнадцать лет.
Бракосочетание состоялось по истечении срока траура и оказалось совершенно неожиданным для приближенных. Но император не любил советоваться, особенно по личным вопросам.
В тот же день император подписал тайный указ о присвоении Екатерине Михайловне имени княгини Юрьевской с титулом Светлейшая. То же имя и титул получили трое их детей. Все они наделялись правами законных детей в соответствии с положением об императорской фамилии. Но они не имели права на наследование престола, поскольку не принадлежали ни к какому царствующему или владетельному дому.
Обеспечил свою жену и детей император и материально. Положил в банк на имя супруги более трех миллионов трехсот тысяч рублей в процентных бумагах.
На фоне чудовищного разгула терроризма жизнь в Зимнем дворце походила на идиллию. Александр все свободное время проводил с Екатериной Михайловной и детьми. Сохранившиеся фотографии доносят до нас атмосферу, которая царила в семье, — тихой радости, полного согласия и безмятежного счастья.
Настало марта 1881 года. Было воскресенье, и император собирался, как обычно, отправиться на развод караулов в Михайловский манеж.
Наскоро позавтракав, Александр II выехал в закрытой карете. Его сопровождали шестеро терских казаков, седьмой поместился на козлах слева от кучера. За царской каретой в двух санях ехали трое полицейских, в том числе и начальник охраны государя полковник Дворжицкий.
По давней традиции император каждое воскресенье присутствовал на разводе караулов в манеже, где свободно могли разместиться несколько эскадронов. На разводе присутствовали великие князья и генерал-адъютанты, а также послы, которые имели военный чин. Во время церемонии Александр II выглядел спокойным и уверенным. Покончив с разводом, он, как и намечал, посетил великую княжну Екатерину и выпил у нее чашку чаю.
В два часа с четвертью он вышел и сел в карету, приказав скорее ехать в Зимний. Его сопровождала та же охрана.
Миновав Инженерную улицу, карета свернула на Екатерининский канал и поехала вдоль сада Михайловского дворца. На улице было пустынно, и карета, запряженная орловскими рысаками, шла очень быстро. Несколько полицейских агентов, расставленных по маршруту, наблюдали за улицей. Они видели, как мальчик тащил салазки с корзиной, офицера, двух или трех солдат и молодого человека со свертком в руках. Когда царская карета поравнялась с ним, юноша бросил сверток под ноги лошади.
Раздался страшный взрыв, звон разбитого стекла. Из-за поднявшегося густого облака дыма и снега сразу ничего нельзя было разобрать.
Слышались крики и стоны. Два казака и мальчик с салазками лежали в луже крови, около них убитые лошади.
Бомбиста схватили выскочившие из саней полицейские. (Им оказался народоволец Рысаков.) Сбежался народ.
Александр II остался цел и невредим, был лишь оглушен взрывом. Казалось, и на сей раз Бог миловал. Пошатываясь, царь направился к бомбисту, которого толпа грозилась растерзать. Кто-то спросил царя: «Вы не ранены, Ваше Величество?» Он ответил: «Слава Богу, я цел». Подойдя к террористу, государь с минуту смотрел на него и наконец глухим, словно простуженным голосом спросил: «Ты бросил бомбу?» — «Да, я». — «Кто таков?» — «Мещанин Глазов».
Полковник Дворжицкий, справившись, не ранен ли государь, предложил ему скорее сесть в карету и ехать. Как бы отвечая на прозвучавший вопрос, не ранен ли он, Александр медленно ответил, показывая на корчившегося в снегу раненого мальчика: «Я — нет… Слава Богу… Но вот…» На что услышал угрожающие слова убийцы: «Не слишком ли рано вы благодарите Бога?» И действительно, едва царь двинулся дальше, как к нему из толпы приблизился другой террорист со свертком, в котором была бомба, и бросил ее под ноги Александру.
Новый взрыв, оглушительнее первого, потряс воздух. Александр и его убийца народоволец Гриневицкий лежали на снегу, смертельно раненные. Лицо царя было окровавлено, пальто изорвано. Кругом валялись куски человеческой плоти, он истекал кровью. Глаза его были открыты, губы шептали: «Помогите мне… Жив ли наследник?..»
Царя уложили в сани полковника Дворжицкого. Кто-то предложил перенести раненого в первый же дом, но Александр, услышав это, прошептал: «Во дворец… Там умереть…» Вид его был страшен: одежда частично сожжена, частично сорвана взрывом, правая нога оторвана, левая раздроблена и почти отделилась от туловища, лицо и голова иссечены осколками.
На руках (носилок не оказалось) царя перенесли из саней во дворец. Все были перепачканы кровью, как мясники на бойне. В дверь дворца пройти толпой не удалось, тогда ее выломали и по мраморной лестнице, по коридорам царя пронесли в кабинет. Он был без сознания.
Фельдшер Коган прижал артерию на левом бедре царя. Доктор Маркус при виде медленно раскрывшегося окровавленного левого глаза умирающего лишился чувств. Вошел лейб-медик, известный врач Боткин, но и он оказался не в силах помочь.
Когда княгине Юрьевской доложили, что с царем несчастье, она, не теряя присутствия духа, подбежала к аптечке с лекарствами и, велев слуге нести их в кабинет, сама бросилась туда же. В это время царя как раз вносили. Казаки уложили окровавленное тело на кровать. С редким самообладанием княгиня принялась обмывать раны. Растирала виски эфиром, давала дышать кислородом и даже помогала хирургам перевязывать ноги, чтобы остановить кровотечение.
Прибыли наследник, великие князья и княгини. Но неизменно у постели умирающего находилась княгиня Юрьевская. Вскоре началась агония, длившаяся три четверти часа. Дыхание стало затрудненным, государь впал в бессознательное состояние. «Есть ли надежда?» — спросили доктора Боткина. Тот отрицательно покачал головой и проговорил: «Тише! Государь кончается». Протоиерей Рождественский успел еще до этого причастить умирающего.
В три с половиной часа пополудни руки женщины, которую он так любил, навсегда закрыли ему глаза. Все преклонили колени. Кто-то тихо рыдал…
Так Александр II был убит при восьмой попытке. Исполнилось предсказание парижской гадалки. Но в те дни пополз слух о том, что было еще одно пророчество, о котором знали немногие. Будто бы в 1818 году к только что родившемуся наследнику был приглашен юродивый Федор, славившийся как предсказатель. Его попросили предречь будущее царственному младенцу. Федор долго смотрел на мальчика, охал, вздыхал. Все, кто присутствовал при этом, в нетерпении замерли. Наконец вещун поднял на императрицу полные слез глаза и произнес: «Молодому царевичу предстоит пережить славу, успехи в ратном деле, могущество, власть, несчастную любовь, но умрет он в красных сапогах».
Александра Федоровна не на шутку встревожилась: как, у ее мальчика будет несчастная любовь?! И что это за варварский обычай хоронить в сапогах, да к тому же в красных?
На просьбу пояснить слова о сапогах вещун только скорбно улыбнулся, смахнул слезу и молчал.
А дальше произошло то, о чем при жизни императора предпочитали не вспоминать.
Когда Александру исполнилось тридцать, был заказан художнику Лаврову портрет юбиляра в рост. Но он оказался очень громоздким, и его подарили настоятелю Сергиевской пустыни. Несколько лет портрет провисел в зале обители, пока один из послушников не взял кочергу, раскалил ее докрасна и прижег холст на уровне ног. Послушника схватили и отправили в дом сумасшедших, а портрет отдали на реставрацию тому же Лаврову. Все было сделано тихо, без огласки.
Вскоре портрет вернулся на прежнее место, и только очень опытный глаз мог заметить, что холст в раме состоит из двух неравных частей — изображения Александра II до колен и нижней части ног с фрагментом сабли.
О случившемся забыли бы, как и о предсказании Федора, если бы не мученическая смерть русского царя: пытаясь остановить кровь, его ноги стянули жгутами из нижнего белья, но материя тут же промокла, превратившись в подобие «красных сапог» («в крови плывет…»).