Пётр Ильич прошёл в комнату. Но не успел он сесть в кресло, как она крикнула, высунувшись в дверь:
— А хотите, идёмте сюда!
Пётр Ильич поднялся и пошёл на кухню.
Кухонька была маленькой. Сразу у дверей стоял обеденный стол — небольшой — одному человеку есть за ним комфортно, двоим вполне можно, троим уже будет тесновато.
Дальше — в углу — стоял холодильник цвета металлик с магнитиками на дверце. На подоконнике в вазе уже радовались воде альстромерии — Анна Юрьевна первым делом поставила цветы в вазу. Вдоль третьей стены стоял кухонный гарнитур со встроенными электрической плитой и раковиной. Подвесные шкафчики были бежевого цвета, столы — шоколадного. Толстая столешница была сделана под розовый мрамор.
Пока Пётр Ильич, присев на табуретку, рассматривал кухню, Анна Юрьевна уже смолола кофе, насыпала в турку четыре чайных ложки — на две порции, налила воды из фильтра и поставила на разогретую к тому времени плиту. И принялась двигать туркой по плите, наблюдая за процессом.
Кофе нельзя давать закипеть. Едва пенка начнёт подниматься, турку нужно убрать с огня и дать кофе немного «успокоиться». После того, как пенка осядет, турку нужно снова поставить на огонь, и снова не дать закипеть. Потом ещё раз… Лишь после этого получится хороший кофе.
Вскоре по комнате поплыл чарующий аромат арабики.
Анна Юрьевна выключила плиту, переставила турку со свежесваренным кофе на холодную конфорку, достала из шкафчика две тонкие изящные чашечки и два блюдца.
— Вы будете кофе со сливками или чёрный? — спросила она у Петра Ильича.
— А вы какой любите? — спросил в ответ он.
— Я чёрный без сахара. Мне так больше нравится.
— И я тогда тоже буду чёрный без сахара…
Анна Юрьевна налила в чашечки кофе и пододвинула одну гостю.
— Волшебный, чарующий аромат! — восхитился он, подняв чашку и вдыхая кофейный запах. — Я так, наверное, заброшу чаи и перейду на кофе!..
Не успели Анна Юрьевна и Пётр Ильич сделать и по глотку, как запел, заверещал дверной звонок.
— Странно, что не домофон, — озадачено проговорила Анна Юрьевна. — Может, соседи? Хотя для соседей поздно уже… Может что случилось?
Звонок верещал так, словно случился пожар — настойчиво, призывно. Анна Юрьевна, извинившись, поспешила к двери и, не глядя в глазок, открыла…
В комнату ворвался её бывший муж Владимир. Он как всегда был одет с иголочки, чисто выбрит, модно подстрижен и пах дорогим одеколоном. Вот только был непривычно взъерошен и взбешён.
— Где он?! — с порога спросил Владимир и отстранив опешившую Анну Юрьевну, как ураган понёсся по квартире — в спальню, зал, на кухню. — Вот он, красавчик! — с иронией и ненавистью прошипел Владимир, останавливаясь на пороге кухни, опираясь на косяк и скрещивая руки на груди. Глаза его источали презрение.
— Володя, что случилось? — спросила Анна Юрьевна.
— А то и случилось! — Владимир, уперев руки в боки, резко повернулся к бывшей супруге. — Смотрю: идут голубчики… Ни стыда, ни совести… Я зна-ал!.. Зна-ал, что стоит мне уйти, как ты покатишься по наклонной, по рукам пойдёшь!.. Я всегда чувствовал в тебе это порочное… — Владимир неопределённо покрутил рукой.
— Ты что такое говоришь? — Анна Юрьевна растерялась.
— Вы, собственно, кто? — спросил опешивший Пётр Ильич.
— Мы, собственно, её муж! — Владимир, поворачиваясь к сопернику, изобразил поклон.
— Бывший, — негромко, но твёрдо сказала Анна Юрьевна.
— Что? — не понял Владимир.
— Бывший! — повторила громче Анна Юрьевна и вдруг улыбнулась.
Она и сама не понимала откуда взялось это её спокойствие и сила. Просто в какой-то момент увидела не разъярённого ревностью мужчину, а маленького обиженного мальчика, у которого в песочнице отобрали игрушку. Она вдруг поняла, что он больше не имеет над ней власти, она свободна от него и от его мнения.
— Мужья не бывают бывшими, дура! — взвился уязвлённый Владимир, однако ощущалось, что он не чувствует уверенности — будто никак не может нащупать опору.
— Что вы себе позволяете? — Пёрт Ильич встал. — Анна Юрьевна, она… она замечательная!
— А ты сиди! С тобой я потом разберусь! — рявкнул Владимир Петру Ильичу.
— Правда, что ли? — усмехнулась Анна Юрьевна. — Я бы на это посмотрела…
Владимир остановился и уставился на жену.
— Посмотрела?! Посмотрела… — Казалось, Владимир поперхнулся словами Анны Юрьевны. Он некоторое время с недоумением смотрел на свою бывшую супругу, потом спросил уже другим тоном: — Ты понимаешь, что порочишь моё имя?! — в его голосе прозвучало скорее удивление, чем вопрос.
— И чем же? — с усмешкой спросила Анна Юрьевна.
— Ну… ты и другой мужчина… — уверенности в голосе Владимира почти не осталось.
— Да ты что?! — Казалось, уверенность перетекала от Владимира к Анне Юрьевне — чем больше он терял почву под ногами, тем увереннее становилась она. — А твоя новая жена знает, что ты здесь? — спросила Анна Юрьевна и кивнула на безымянный палец бывшего мужа, украшенный обручальным кольцом.
Владимир спрятал руку в карман и затравленно огляделся. Взгляд его зацепился за букет на подоконнике. Ненависть с новой силой вспыхнула в его глазах. Он шагнул к окну и протянул к цветам руку, его пальцы были скрючены. Казалось он вытаскивает наружу остатки силы, чтобы уничтожить альстромерии, а с ними и весь этот ненавистный мир. Но, сделав ещё шаг, Владимир упал без чувств.
— Что с ним?! — растерялся Пётр Ильич и посмотрел на Анну Юрьевну.
В маленькой кухоньке типовой многоэтажки стояла красивейшая женщина, прекрасная древней, изначальной красотой. В маленькой кухоньке стояла королева.
Проведя кончикам языка по губам, Анна Юрьевна пожала плечами.
— Не знаю, — ответила она. — Он никогда раньше таким не был.
Глава 10
Марта и Полина после магических обрядов поднимались по ступенькам из подвала совсем замученными. И магические обряды, и зельеварение, которое предшествовало обрядам, были тоже индивидуальными занятиями. Преподаватели что-то рассказывали, о чём-то спрашивали. Под конец магических обрядов подруги уже совсем измучались и мало что понимали. Им очень хотелось спрятаться в какое-нибудь укромное место и поговорить, проанализировать, продумать, как вести себя в этом чужом для них мире, определиться, наконец, продолжать ходить на занятия или взбунтоваться и потребовать, чтобы их отправили домой.
Но словно нарочно возможности поговорить, обсудить занятия и то, что на них происходило у Марты с Полиной не было. Даже в своей комнате они больше не могли чувствовать себя свободно… К тому же чем больше девушки уставали, тем сильнее Марта ощущала свой горб — спина не просто болела, она постоянно ныла, её ломило, и это заставляло Марту горбиться ещё сильнее. По ступеням, а потом по коридору Марта шла хмуро, и лишь глаза блестели всё ярче.
Полина тоже устала. Она поблёкла вся, золотистые волосы разлохматились, платье путалось в ногах, каблуки уже не стучали звонко и задорно, а всё чаще шаркали. Полина плелась позади Марты и ныла:
— Если нас сейчас ещё на какую-нибудь лекцию отправят, то я умру.
Марта шла молча. Но на её лице было написано, что она сама готова помочь Полине умереть, если та не перестанет ныть. Марта пыталась мысленно собрать все преподавательские провокации и проанализировать их. Но она слишком устала. Зельеваренье, а особенно магические обряды выжали её как губку.