— Мама мне её пела. Сначала вместо колыбельной, а потом я выросла, и мама пела её уже когда хотела успокоить меня, ну когда у меня неприятности случались… А потом мы иногда пели вместе на два голоса. Эту и другие песни… Мы вообще с мамой и папой много пели. Просто так. Играли в песни. — Марта улыбнулась воспоминаниям.
— Это как? — спросила Полина.
— Один начинает песню и останавливается в любом месте. Следующий должен вспомнить другую песню, в которой есть слово, на котором остановился первый, и запеть её. И тоже остановиться в любом месте… Повторяться нельзя. Победит тот, кто больше песен вспомнит.
— Интересная игра, — задумчиво сказала Полина. — А мы не играли ни в какие игры. Мама то на работе, то уставшая. Папа тоже вечно занят. А к бабушке Наде я редко ездила. Это которая папина мама. У неё интересно было. Мы с ней траву в огороде пололи и ягоду собирали. Она дымовушки делала, но комары и мошка всё равно кусались. Мама потом ругалась на бабушку, говорила, что у меня аллергия на комаров. А мне в огороде с бабушкой очень нравилось. Бабушка учила отличать сорняки от морковки. И червяки там ползали. А ещё она учила меня пирожки печь из щавеля. Они такие вкусные получались, кисло-сладкие.
— А мамина мама? — спросила Марта.
— Мамина? — Полина вздохнула. — Она рядом жила, меня часто оставляли с ней. Она давала мне задание — книжку прочитать или решить задачи по математике, или упражнение по русскому сделать, а сама проверяла тетради и готовилась к урокам — она учительница. А потом ругалась на меня, что я тупая и не понимаю элементарных вещей. А я действительно не понимала…
Анна Юрьевна с Петром Ильичом вышли из душа, Пётр Ильич опустился в кресло, а Анна Юрьевна села перед ним на колени и принялась осматривать его ступни, аккуратно вытирая, смахивая соринки полотенцем.
— Эх, — посетовала Анна Юрьевна, — сюда бы сейчас мою аптечку! Ноги обработать надо и тебе нужно полежать, чтобы подзажило.
— Это исключено! — Пётр Ильич был категоричен. — Я пойду с вами, и это не обсуждается!
Марта оставила Полину и подошла посмотреть ноги Петра Ильича. Взглянув покачала головой.
— Неужели они не могут найти подходящую обувь?! — возмутилась Полина, которая тоже подошла к Петру Ильичу с Анной Юрьевной.
Анна Юрьевна вздохнула и подняла обмотки. Они не сильно истёрлись, но запачкались и для защиты воспалённых ног не годились.
— Состирнуть? — задумчиво сказала Анна Юрьевна. — Так высохнуть не успеют…
— Я думаю, они в любом случае для сегодняшней ночи не годятся, — сказала Марта.
— Почему? — удивилась Полина. — Нет, я понимаю, что грязные, но…
— Не поэтому, — Марта покачала головой. — Думаю, зелёные платья не только потому, что праздник.
— А почему же ещё? — Полина удивилась. — Не в чёрных же на праздник идти!
Анна Юрьевна посмотрела на девушек и сказала:
— Думаю, Марта права. Платья защищают… А мы вот что сделаем!
И, взяв ножницы, Анна Юрьевна отрезала от своего праздничного платья небольшие полоски — не по кругу, а только с боков, так, чтобы из этих полосок можно было сделать стельки и уложила их на лоскуты от чёрного платья.
— Вот так, думаю, получше будет! А? Как я придумала?! — с гордостью спросила она.
— Ты у меня умница! — похвалил Пётр Ильич, и Марта с Полиной согласились с ним.
Но радовались недолго. Дверь распахнулась и в комнату стремительно вошёл Серафимович.
— Солнце село! Вы почему ещё здесь?! — с порога начал он. — Да ещё и не одетые!
— Мы вот… — растерянно сказала Анна Юрьевна, показывая обмотку со стелькой.
Серафимович глянул на стельку и, демонстративно застонав, воздел руки к потолку. А потом, раздраженный, повернулся к Марте с Полиной.
— Быстрее давайте! Я жду! — сказал он и скрестил руки на груди.
Марта с Полиной переглянулись и уставились на Серафимовича.
— Ну что стоите? Переодевайтесь!
Стало понятно, что он не собирается уходить.
Первой это поняла Анна Юрьевна. Она взяла обмотку и стала оборачивать ей ногу Петру Ильичу.
Серафимович свирепо глянул на неё, но во всей позе Анны Юрьевны была такая решимость и непокорность, что Серафимович переключился на девушек:
— Вам что, два раза повторять?
Марта молча прихватила платья — своё и Полины, потом взяла за руку растерявшуюся Полину и потянула её в ванную.
— Вы куда?! — спросил Серафимович.
— Переодеваться, — с вызовом ответила Марта. — Не можем же мы тут, при всех…
Серафимович проводил девушек взглядом и снова переключился на Анну Юрьевну.
— Давайте уже заканчивайте с этим!
— Хорошо, — спокойно сказала Анна Юрьевна, продолжая расправлять складки ткани и укладывать её так, чтобы она держалась на ногах у Петра Ильича.
Серафимович нервно прошёлся по комнате. Снова подошёл к Анне Юрьевне.
— Скоро? — спросил он.
Анна Юрьевна оторвалась от своего занятия, встала и повернулась к декану.
— Если бы у Петеньки была обувь, то во-первых, он не обжёг бы ноги, а во-вторых, мы собрались бы гораздо быстрее, — сказала она.
— Его вообще тут не должно было быть! — раздражённо ответил Серафимович.
— Но он тут! И не по своей воле! — парировала Анна Юрьевна, снова опускаясь на колени и продолжая прилаживать обмотки на ногах Петра Ильича.
— Он помеха… — проворчал Серафимович уже с меньшим раздражением.
Анна Юрьевна, не оборачиваясь, ответила:
— В мире магии ничего не происходит случайно, не так ли?
Серафимович фыркнул. Отошёл к столу, опёрся на него и принялся рассматривать ногти.