65202.fb2 Всемирная история, 16 т. - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Всемирная история, 16 т. - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

ФРАНЦУЗСКАЯ БУРЖУАЗНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 1789 — 1794 гг.

В конце XVIII века во Франции достиг значительного развития новый прогрессивный, капиталистический, способ производства. ГГо ого всеобщему утверждению значительно препятствовали абсолютистская монархии и феодальные отношсиил, господствующие в то мрем и но французском обществе. Именно это несоответствие привело к сильному возрастанию напряженности внутри общества, которое впоследствии вылилось в революцию.

Главной причиной, приведшей к этому, было то, что так называемое третье сословие было отдалено от привилегированных сословий, каковыми являлось дворянство и духовенство, из которых складывался оплот монархии. Количественно это сословие составляло около 99% всего населения страны. Оно было политически бесправно и целиком зависело от привилегированных сословий и королевской власти. Но так как к концу XVIII века Франция достигла значительного разви тия капитализма, то само средневековое понятие третьего сословия к зтому времени окончательно утратило свой смысл. В него входили различные социальные слои населения, которое совершенно отличались друг от друга по имущественному и социальному положению. Иногда к третьему сословию причислялась буржуазия — промышленники и коммерсанты, — которые к этому времени накопили значительные капиталы. Они так же, как и беднота, страдали от феодально-абсолютистского строя. Это привело к тому, что равно как буржуазия, так и простой народ были заинтересованы в свержении феодализма, оплотом которого являлась абсолютистская монархия.

Дело в том, что широкое развитие капиталистических отношений в стране неуклонно требовало расширения внутреннего рынка, но это было невозможно, так как деревня полностью, а город частично, оставались в плену феодальных отношений, одной из основных черт которых являлась личная несвобода производителей. Особенно крепко феодализм держался в сельском хозяйстве, а поэтому главным вопросом грядущей революции являлся аграрный вопрос.

Все это привело к тому, что в 80-х годах XVIII столетия во Франции сильно обострились социальные и экономические противоречия внутри общества, и возник глубокий торгово-промышленный кризис 1787 —

1789 гг. Его усугубил жестокий неурожай, поразивший страну в 1788 году. Все это стало причиной того, что огромная масса малоимущих крестьян, которые работали в деревнях на капиталистических мануфактурах, лишились из-за кризиса в промышленности средств к существованию. Появилось множество крестьян-от-ходников, которые уходили в крупные города осенью и зимой на различные работы. Но вскоре даже там они не могли найти себе работы ни на строительстве, ни в других отраслях хозяйства. Все это привело к безработице, в стране появились толпы нищих и бродяг. Следует отметить, что в Париже их число составляло почти треть всего населения города. Вследствие вышеуказанных причин народ бедствовал, оказавшись в крайней нужде, что привело к целой волне крестьянских и плебейских восстаний. Волнения прокатились в среде крестьянства, мелкой городской буржуазии, ремесленников, рабочих, лишенных средств к существованию.

Неурожай 1788 года привел к массовым народным восстаниям, которые охватили многие провинции Франции. Восставшие крестьяне взламывали принадлежащие помещикам амбары и разбирали хранившийся в них хлеб, а также заставляли торговцев хлебом продавать его по низкой, как они говорили «честной» цене.

Монархия вынуждена была срочно изыскивать средства, чтобы покрывать текущие расходы государства

из-за общего финансового кризиса и банкротства королевской казны. Для этого в 1787 году было создано собрание «нотаблей» — представителей высшего дворянства и должностных лиц государства, — на котором король Людовик XVI был гневно встречен решительной оппозицией собравшихся, требовавших проведения реформ и созыва Генеральных штатов, какие не собирались во Франции уже на протяжении 175 лет. Но, хотя король поначалу отказался пойти на такой шаг, в августе 1788 года он вынужден был дать свое согласие на их созыв, кроме того, он вновь назначил главою финансового ведомства королевства министра Неккера, которого сам уволил в 1781 году с этого поста и который был весьма популярен среди буржуазии, что само по себе доказывало растущую роль его влияния.

Но так как буржуазия была немногочисленным сословием, то для борьбы с феодалами она нуждалась н широкой поддержке масс, которые, следует отметить, находились в то время в состоянии душевного подъема. Это было вызвано вестью о созыве Генеральных штатов, что вселяло в души простых людей огромные надежды.

Буржуазия стала оказывать все большее влияние на движение народных масс, все чаще выступая их руководителем и вдохновителем. Это привело к тому, что продовольственные волнения в городах стали все больше носить политический, открыто революционный характер. Особенно крупные народные волнения произошли в 1788 году в Ренне, Гренобле и Безан-соне. Настоящее ошеломление среди дворянства произвел тот факт, что в Ренне и Безансоне некоторая часть войск, которые были двинуты на подавление восстания, отказалась стрелять в народ.

К осени 1788 года народные восстания усилились, а зимой и весной 1789 года восстания охватили такие крупные города, как Марсель, Тулон и Орлеан, где рабочие и городская беднота нападали на дома чиновников, захватывали зерно на складах, устанавливали твердые пониженные цены на хлеб и другие продукты питания.

Король лихорадочно направлял войска то в один город, то в другой, но это не приводило к желаемому результату — положение с каждым днем все ухудшалось.

И вот в конце апреля 1789 года восстание вспыхнуло в самом Париже, в Сент-Антуанском предместье. Здесь восставшие разгромили дома владельца мануфактуры обоев Ревельона и промышленника Анрио, которых народ ненавидел. Против восставших направили отряды королевской гвардии и кавалерии. Но рабочие оказали настолько ожесточенное сопротивление, что завязалась кровопролитная схватка, в которой погибло несколько сот человек. Плебеи пустили в ход булыжники, которые они вытаскивали из мостовых, а также черепицу с крыш домов.

Но победить отборные войска им, конечно же, не удалось. Восстание это было подавлено. Через несколько дней рабочие устроили грандиозную траурную демонстрацию, пронося тела убитых по улицам города на кладбище. Это восстание произвело огромное впечатление не только на жителей Парижа, но и на всю Францию. Оно показало, что массы городского плебса таят в себе огромные грозные силы.

Подавление восстания в Сент-Антуанском предместье однако не принесло спокойствия. Король и аристократия оказались бессильными остановить нарастание возмущения бедноты: отказывали старые рычаги, с помощью которых королевские власти удерживали народ в повиновении прежде, репрессии уже не достигали своих целей.

Таким образом, решение двора о созыве Генеральных штатов не принесло успокоения стране. Наоборот, оно лишь способствовало политизации широких масс населения, которая произошла вследствие составления наказов депутатам, обсуждения этих наказов и самих выборов депутатов от третьего сословия. Все это сильно накалило политическую атмосферу в стране и уже весной 1789 года общественное возбуждение охватило всю Францию.

Заседания Генеральных штатов открылись в Версале

5 мая 1789 года. Король, а также депутаты от дворянского сословия и духовенства всячески пытались ограничить Генеральные штаты функциями совещательного органа, главной задачей которого они хотели сделать вопрос разрешения финансовых затруднений королевской казны, но депутаты от третьего сословия всячески настаивали на расширении прав Генеральных штатов, добивались и превращения их в высший законодательный орган страны.

Все это привело к тому, что целый месяц и даже более длились бесплодные обсуждения регламента — порядка ведения заседаний. Дворянство и духовенство были за посословное проведение заседаний, что дало бы им значительный перевес, в то время как депутаты от третьего сословия выступали за совместное проведение собраний, что обеспечило бы им руководящую роль, так как они располагали половиной всех мандатов.

17 июня депутаты третьего сословия на своем совместном заседании провозгласили себя Национальным собранием и призвали остальных депутатов присоединиться к ним.

20 июня королевское правительство совершило попытку сорвать очередное заседание Национального собрания. Это привело к тому, что депутаты третьего сословия, которые собрались в Манеже, в здании для игры в мяч, поклялись не покидать этого помещения до тех пор, пока не будет выработана конституция.

Через три дня король издал распоряжение о со-

зыве заседаний Генеральных штатов. На нем он вновь предложил депутатам разделиться по сословиям и заседать порознь. Депутаты третьего сословия не подчинились его приказу, продолжали свои заседания. Они даже привлекли на свою сторону часть депутатов от других сословий. Следует отметить, что к ним присоединилась даже группа влиятельных представителей либерального дворянства. Все это привело к тому, что 9 июля Национальное собрание объявило себя учредительным собранием — высшим правительственным и законодательным органом Франции, якобы, призванным выработать для французского народа основные законы.

Само собой, что король и его приближенные не пожелали мириться с решением Национального собрания. Постепенно в Париж и Версаль стали стягиваться верные королю войска. Король тщательно готовил разгон Национального собрания. 11 июля 1789 года король Людовик XVI дал отставку министру Неккеру и предписал ему немедленно покинуть Париж.

ВЗЯТИЕ БАСТИЛИИ

Распоряжение короля вызвало бурю негодования в Париже. 12 июля произошли первые столкновения между восставшими и королевскими войсками, а уже

13 июля над столицей Франции раздался повсеместно звон колоколов — колокола били в набат, возвещая

о том, что рабочие, ремесленники, мелкие торговцы, служащие и студенты, вооружаясь чем попало, вышли на улицы и площади города. Восставшие нападали на военные гарнизоны и захватили десятки тысяч ружей.

Стихийные выступления вылились в то, что люди двинулись к возвышающейся в центре города крепости — Бастилии. Она давно уже утратила свои оборонительные функции и превратилась в самую обыкновенную тюрьму, но тем не менее ее восемь башен, высокие стены и глубокие рвы все еще сохраняли неприступность, создавая в глазах людей символ опоры абсолютизма.

Утром 14 июля огромные толпы окружили со всех сторон стены Бастилии. Комендант крепости-тюрьмы отдал приказ открыть огонь. Среди восставших появились первые жертвы, но, несмотря на это, народ на площади все прибывал и прибывал. Начался штурм. Плотники и кровельщики стали сооружать леса, по импровизированным переправам нападающие преодолели рвы. На сторону восставших перешли артиллеристы, которые открыли огонь по стенам крепости пушечными ядрами. Им удалось перебить цепи одного из подъемных мостов, и восставшие ворвались в крепость. К удивлению нападавших, гарнизон крепости оказался весьма малочисленным, и состоял из солдат предпенсионного возраста — они без сопротивления сдали оружие. Ликующие восставшие бросились сбивать замки с дверей камер и освобождать заключенных. Каково же было их удивление, когда, вместо сотен, мерещившихся им, замученных узников, заключенными крепости оказались лишь несколько уголовных преступников. Вместе с ними был освобожден из заключения престарелый маркиз де Сад — известный философ и писатель, чьи натуралистические произведения, описывавшие жестокость и извращения, и самое имя послужили возникновению слова «садизм».

Тем не менее падение Бастилии произвело огромное

впечатление не только во Франции, но и во всей Европе. Не зная подробностей произошедшего, «третье сословие» европейских государств восторженно приветствовало это событие в Париже.

Взятие Бастилии 14 июля 1789 года принято считать началом французской буржуазной революции. Напуганные масштабом восстания, король и феодальная партия были вынуждены пойти на уступки. Снова вернули к власти министра Неккера. Кроме этого, король признал все решения Национального собрания.

В эти дни в Париже возник орган городского самоуправления — муниципалитет, в который вошли представители крупной буржуазии. Под их руководством была сформирована буржуазная национальная

гвардия, командующим которой стал маркиз Лафайет. Он был популярен в народе после своего участия в войне североамериканских колоний Англии за независимость.

Революция стала быстро распространяться по всей Франции. Уже 18 июля началось восстание в городе Труа, 19 — в Страсбурге, 21 — в Шербуре, 24 — в Руане.

В Страсбурге восставшие в течение нескольких дней являлись полными хозяевами захваченного ими города. Здесь рабочие, вооружившись топорами и молотками, взломали двери городской ратуши и, ворвавшись в здание, сожгли все хранившиеся там документы. В Руане и Шербуре городские жители, выйдя на улицу с возгласами: «Хлеба!», «Смерть скупщикам!» заставили продавать хлеб по сниженным ценам. В Труа восставший народ, как и в Париже, захватил оружие и овладел ратушей.

Восставшими в провинциальных городах упразднялись старые органы власти и создавались органы самоуправления — муниципалитеты. Часто королевские чиновники и старые городские власти, напуганные масштабами народных волнений, без сопротивления уступали власть новым, буржуазным муниципалитетам.

Весть о парижском восстании и о падении Бастилии быстро разнеслась по стране. Крестьяне вооружались вилами, серпами и цепями, громили усадьбы землевладельцев, сжигали феодальные архивы, захватывали и делили земли дворян.

Вот как об этом писал русский историк Карамзин, который проезжал в августе 1789 года через Эльзас: «Везде в Эльзасе приметно волнение. Целые деревни вооружаются ».

Подобное наблюдалось и в других провинциях. Крестьянские восстания начавшиеся в центре страны, в Иль-де-Франсе, к концу июля — началу августа охватили почти всю страну. В провинции Дофине из каждых пяти дворянских замков восставшими было сожжено либо разрушено три. В Франш-Конте было разгромлено сорок замков. В Лимузине крестьяне, соорудив перед замком одного из маркизов виселицу, прибили к ней табличку: «Здесь будет повешен всякий, кто вздумает платить ренту помещику, а также сам помещик, если он решится предъявить такое требование».

Широкий размах крестьянских восстаний заставил Учредительное собрание в неотложном порядке заняться решением аграрного вопроса. 4 — 11 августа 1789 года Учредительное собрание провозгласило, что «феодальный режим полностью уничтожается». Однако безвозмездно были упразднены лишь так называемые личные повинности и церковная десятина, остальные феодальные повинности, которые вытекали из держания крестьянином земельного участка, подлежали выкупу. Выкуп устанавливался не только в интересах дворянства, но и крупной буржуазии, которая стала усиленно скупать земли, принадлежавшие дворянству. Кроме того, буржуазия приобретала и феодальные права.

«Муниципальная революция» в городах, а также крестьянские восстания закрепили победу, которую одержали восставшие в Париже 14 июля 1789 года. Постепенно власть в стране перешла в руки буржуазии. Последняя главенствовала в муниципалитетах Парижа и других городов Франции, кроме того, под ее руководством находилась основная вооруженная сила революции — национальная гвардия. В Учредительном собрании господство принадлежало также буржуазии и либеральному дворянству, которое примкнуло к ней.

Буржуазия возглавила революцию. Она боролась против феодально-абсолютистского строя и стремилась к полному его уничтожению. Ее идеологи, которые возглавляли третье сословие, отождествляли общественные идеалы своего сословия с интересами всей французской нации и даже всего человечества.

Это привело к тому, что 26 августа 1789 года Учредительное собрание приняло «Декларацию прав человека и гражданина» — важнейший документ Французской революции, который приобрел впоследствии всемирно-историческое значение. В «Декларации» говорилось: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах». Этот революционный принцип был возвещен в то время, когда почти во всем остальном мире насчитывались миллионы крепостных крестьян, положение которых мало чем отличалось от первобытного рабства, особенно ярко крепостничество было выражено в Российской империи; в других феодальноабсолютистских государствах, даже в колониях буржуазно-аристократической Англии и в Соединенных Штатах Америки, в то время процветала работорговля. Все это доказывает, что принципы, провозглашенные Декларацией, были смелым революционным вызовом старому, феодальному миру. Естественными, священными, неотчуждаемыми правами человека и гражданина Декларация объявляла свободу личности, свободу слова, свободу убеждений, права на сопротивление угнетению.

В ту эпоху, когда феодально-абсолютистские порядки господствовали почти во всей Европе, буржуазно-демократические, антифеодальные принципы Декларации прав человека и гражданина сыграли прогрессивную роль. Они произвели громадное впечатление на современников, оставили глубокий след в общественном сознании европейских народов. Кроме этого, священным и нерушимым правом Декларация объявила право личной собственности. В этом заключался прогрессивный элемент защиты собственности от возможных притязаний, что создавало наилучшие условия для новой формы развития человечества.

Но вскоре обнаружилось резкое несоответствие между гуманистическими принципами, широкими демократическими обещаниями Декларации и реальной политикой Учредительного собрания.

В Учредительном собрании основную роль играла партия конституционалистов, которые выражали интересы наиболее богатой верхушки буржуазии и либерального дворянства. Лидерами этой партии были граф

Мирабо — блестящий оратор, гибкий и опытный политик, а также скрытый и молчаливый аббат Сиейес.

Они пользовались огромным влиянием и популярностью в Учредительном собрании, были сторонниками конституционной монархии и ограниченных реформ, которые должны были упрочить господство лишь наиболее крупной буржуазии. Таким образом, крупная буржуазия, которая поднялась к власти на гребне народного восстания, вскоре обнаружила свое стремление воспрепятствовать проведению глубоких демократических преобразований.

Уже через пять дней после того, как Учредительное собрание с воодушевлением приняло Декларацию прав человека и гражданина, оно стало обсуждать законопроект об избирательной системе. Вскоре он был принят, но назвать его демократическим было нельзя. Согласно этому закону, граждане делились на активных и пассивных. Пассивными объявлялись граждане, которые не обладали имущественным цензом, — они были лишены права избирать и быть избираемыми. Активными же считались граждане, которые обладали установленным цензом, — им и предоставлялись все избирательные права. Этот закон находился в прямом противоречии с принципом равенства, который провозглашала Декларация. Подобным образом крупная буржуазия старалась узаконить собственное господство.

Но ни король, ни бывшая правящая придворная партия крупных феодалов не собирались мириться с завоеваниями революции. Они стали активно готовиться к контрреволюционному перевороту. Король так и не утвердил Декларацию прав человека и гражданина, а также августовские декреты, провозглашавшие ликвидацию феодальных прав. В сентябре в Версаль стали стягиваться новые, в дополнение к уже дислоцировавшимся там, войска. Они были настроены решительно.

1 октября возле королевского дворца была проведена контрреволюционная манифестация, организованная преданными королю офицерами. Все это недвусмысленно говорило о том, что король решительно намерен разогнать Учредительное собрание и подавить вспыхнувшую революцию с помощью военной силы.

Осенью 1789 года в Париже резко ухудшилось положение с продовольствием, начался голод. Особенно чувствительным он был среди бедных горожан. Это привело к нарастанию недовольства среди широких плебейских масс и, главным образом, среди женщин, которым приходилось часами простаивать в бесконечных очередях за хлебом. Подливали масло в огонь еще и настойчивые слухи

о контрреволюционных приготовлениях королевского двора. Возмущение стало стихийно нарастать, и это привело к тому, что 5 октября огромные толпы народа, вооружившись чем попало, двинулись в Версаль. Этот поход иногда называют походом женщин из Парижа в Версаль. Народ окружил со всех сторон королевский дворец, а на рассвете 6 октября возмущенная толпа ворвалась в него. Королю ничего не оставалось делать как утвердить все решения Учредительного собрания, кроме этого, он по требованию народа переехал со всей своей семьей в Париж. Вслед за королем переехало в Париж и само Учредительное собрание, отныне его заседания проводились в самом городе.

Это очередное революционное выступление широких народных масс в Париже, как и во времена взятия Бастилии в июле месяце, сорвало контрреволюционные планы королевского двора и помешало феодальной аристократии разогнать Учредительное собрание.

После переезда в столицу государства король находился под постоянным бдительным надзором. Теперь он уже не мог открыто сопротивляться революционным преобразованиям в стране или тайно готовить подавление революции. В связи с этим Учредительное собрание получило возможность беспрепятственно продолжать свою работу, проводить и дальше всевозможные реформы.

Для того, чтобы ликвидировать финансовый кризис, а также сломить власть церкви, в ноябре 1789 года Учредительное собрание постановило конфисковать церковные земли, объявив их «национальным имуществом» и пустив их на продажу. Вместе с этим было принято постановление о выпуске так называемых ассигнатов — государственных денежных обязательств, стоимость которых обеспечивалась доходами от продажи церковных земель. Учредительное собрание предполагало ассигнатами оплатить государственный долг, но этим намерениям не суждено было сбыться — со временем ассигнаты превратились в обычные бумажные деньги.

В мае 1790 года Учредительное собрание узаконило порядок продажи «национальных имуществ» мелкими участками и в рассрочку. Покупатель обязан был вносить платежи в течение 12 лет. Но вскоре дробление земельных участков было отменено, а рассрочку сократили до 4 лет. Это привело к тому, что в подобных условиях лишь зажиточные крестьяне имели возможность приобретать церковные земли. Кроме того, в марте и мае 1790 года Учредительное собрание установило непомерно тяжелые условия выкупа крестьянами феодальных повинностей.

Это стало причиной открытого выступления крестьян против политики Учредительного собрания, которая теперь откровенно выражала интересы крупной буржуазии. Крестьяне вновь стали на путь борьбы. Осенью 1790 года начались крестьянские волнения, снова стали гореть усадьбы землевладельцев.

Во многих местах крестьяне нападали на замки и усадьбы, жгли архивные документы, чтобы уничтожить записи о долгах, прекращали платить феодальные повинности. Нередко крестьяне соседних деревень договаривались между собой о том, что «никто не должен уплачивать поземельного налога и что тот, кто уплатит таковой, будет повешен».

Теперь уже не король, а само Учредительное собрание вынуждено было направлять в провинции, охваченные мощным крестьянским движением, войска, национальную гвардию, а также чрезвычайных уполномоченных. Но все попытки подавить крестьянские восстания были бесплодными.

В 1789 — 1791 гг. Учредительное собрание предприняло ряд иных реформ, которые также способствовали утверждению во Франции основ буржуазного общественного строя. Было отменено сословное деление, упразднены наследственные титулы дворянства, церковь была отделена от государства — это выражалось в том, что у духовенства было изъято ведение регистрации актов рождения, брака, смерти, отныне церковь и ее служители находились под постоянным контролем государства. Кроме этого, вместо прежнего средневекового административного деления, было введено единообразное деление во Франции на 83 департамента. Были упразднены цехи, отменена правительственная регламентация промышленного производства. Отныне уничтожались внутренние таможенные пошлины и подобные ограничения, которые препятствовали развитию промышленности и торговли.

Все эти преобразования носили исторически прогрессивный характер. Они соответствовали интересам буржуазии и были призваны обеспечить благоприятные условия для развития ее торговой и промышленной деятельности.

Кроме этого, Учредительное собрание приняло ряд законов, которые позволили укрепить его власть. Так, вскоре после событий 5 — 6 октября 1789 года был принят закон, по которому разрешалось применять военную силу для подавления народных восстаний.

Учредительное собрание, последовательно защищавшее интересы буржуазии, стало интенсивно преследовать рабочее движение. Несмотря на то что некоторые группы рабочих, особенно выходцы из деревни, все еще были связаны с земельной или какой-либо иной собственностью, а поэтому работа по найму для них иногда являлась лишь подсобным занятием, для все большего числа рабочих наемный труд становился единственным источником существования. В крупных городах рабочие составляли уже значительную часть населения. Так в Париже к моменту революции их насчитывалось до 300 тысяч человек вместе с семьями.

Это была одна из наиболее бесправных категорий населения, так как жизнь их всецело зависела от хозяев предприятий. Заработная плата была низкой и, как всегда, отставала от роста цен. Рабочий день обычно длился 14 — 18 часов даже для квалифицированных рабочих. Кроме того, над каждым рабочим постоянно висел дамоклов меч безработицы, которая особенно усилилась накануне революции в результате торгово-промышленного кризиса.

В связи с этим в Париже не утихали рабочие волнения. В августе 1789 года примерно 3 тысячи работников портняжных мастерских устроили демонстрацию. Они требовали повышения зарплаты. Отряд национальной гвардии, посланный на разгон демонстрации, открыл огонь. Это привело к возникновению волнений и в других отраслях производства, а также среди безработных, которых пытались занять на организованных муниципалитетом землекопных работах. Недовольные своим положением рабочие все чаще высказывали угрозу в адрес муниципалитета.

В 1790 — 1791 гг. были созданы первые рабочие организации, которые берут свое начало в дореволюционных компаньонажах, но в основном это были уже союзы нового, профессионального типа. Самыми активными в то время были типографские рабочие. Они были наиболее грамотными среди остальных представителей этой социальной группы населения, что привело к их особому положению. В 1790 году в Париже возникла первая организация типографщиков — «типографское собрание». Оно разработало свой особый «рег-

ламент», который был принят «общим собранием представителей рабочих». «Регламент» этот предусматривал, кроме всего прочего, организацию взаимопомощи на случай болезни и старости одного из представителей «типографского собрания». Вскоре, уже осенью того же года, рабочие основали уже более развитую и оформленную организацию, которая называлась «Типографский и филантропический клуб». Этот клуб имел собственный печатный орган, организовал дело взаимопомощи среди рабочих и возглавлял их борьбу против промышленников. Подобные объединения типографских рабочих возникли не только в Париже, но и в других городах.

Но такие развитые профессиональные организации, каковой являлся «Типографский клуб», были исключением. Правда, рабочие других профессий также предпринимали попытки создать свои объединения. Например, возник «Братский союз» плотников, в состав которого вошли тысячи рабочих.

Весной 1791 года в Париже произошли крупные забастовки. Наиболее активно в них участвовали типографские работники и плотники, так как выступления их были более организованными и возглавлялись «Типографским клубом» и «Братским союзом». Но бастовали и представители других профессий — кузнецы, столяры, слесари, башмачники, каменщики, кровельщики. Всего забастовка охватила около 80 тысяч человек. Это вызвало большую тревогу среди хозяев предприятий. Они обратились сначала к парижскому муниципалитету, а затем непосредственно к Учредительному собранию с решительными требованиями принять меры против забастовщиков.

Учредительное собрание пошло им навстречу, и по предложению депутата Jle Шалелье. 14 июня 1791 года был издан декрет, который запрещал рабочим под страхом денежных штрафов и тюремного заключения объединяться в союзы и проводить стачки. Через два дня,

16 июня, Учредительное собрание постановило закрыть «благотворительные мастерские», которые были организованы в 1789 году для безработных.

Органам власти было предписано тщательно следить за выполнением закона Ле Шалелье, за нарушение которого применялись весьма строгие наказания.

В 1791 году Учредительное собрание закончило работу над составлением конституции. Отныне Франция провозглашалась конституционной монархией. Высшая исполнительная власть предоставлялась королю, а высшая законодательная власть — Законодательному собранию. В выборах могли принимать участие только так называемые активные граждане, которые составляли 20% населения страны. Кроме этого, конституция так и не отменила рабства, которое все еще продолжало существовать в колониях Франции.

Тем не менее по сравнению с государственно-правовой системой феодально-абсолютистского строя, конституция 1791 года являлась весьма прогрессивным шагом, хотя она й не закрепила законодательно всеобщее равенство граждан, вступая тем самым в противоречие с Декларацией 1789 года.

Подобная антидемократическая политика Учредительного собрания вызывала все более резкое недовольство среди народных масс. Обманутыми оказались крестьяне, рабочие, ремесленники и мелкие собственники: они остались неудовлетворенными в своих социальных и политических требованиях, так как революция им не дала того, чего они от нее ожидали.

Это привело к тому, что в Учредительном собрании организовалась группа депутатов, которые защищали интересы демократических кругов. Ее возглавлял адвокат из Арраса — Максимилиан Робеспьер (1758 — 1794). Робеспьер являлся убежденным и непреклонным сторонником демократии и постепенно к его голосу все больше и больше стали прислушиваться в стране.

С того времени как во Франции произошла революция, политическая активность масс невообразимо возросла. Люди сами начинали участвовать в управлении страной. Так, в Париже, например, важнейшую роль играли органы районного самоуправления — дистрикты, которые позже были преобразованы в «секции». В них часто проводились всеобщие собрания, на которые приходили жители разных районов. Таким образом, активизация масс достигла значительной степени.

Руководителям муниципалитета было не выгодно такое положение дел — они всячески стремились уничтожить непрерывность заседаний дистриктов и секций и превратить их только в избирательные собрания, которые бы созывались очень редко. Но народные массы сильно сопротивлялись этому.

В Париже, а также в провинциальных городах возникли различные политические клубы. Вскоре наибольшее влияние приобрели клубы якобинцев и кордельеров. Названия эти возникли от наименований монастырей, в помещении которых собирались члены клубов. Официальное же название каждый из них имел иное. Так якобинский клуб назывался «Общество друзей конституции», а клуб кордельеров — «Общество друзей прав человека и гражданина». Состав этих клубов был довольно пестрым: так в 1789 — 1791 гг. в якобинском клубе объединились различные буржуазные политические деятели самых всевозможных оттенков — от Мирабо до Робеспьера.

Клуб кордельеров возник в апреле 1790 года и служил политическим центром для людей простых, которые принимали активное участие в событиях революции. В его составе было много «пассивных граждан», а в заседаниях участвовали даже женщины. Среди деятелей этого клуба выделялись Жорж Дантон (1759 — 1794), который был великолепным оратором, а также талантливый журналист Камилл Демулен. С трибуны клуба кордельеров они активно и весьма резко критиковали антидемократическую политику Учредительного собрания, а также цензовую конституцию 1791 года.

Также в Париже существовал и «Социальный клуб», членами которого была создана широкая организация «Всемирная федерация друзей истины». Члены этого клуба выдвигали в первую очередь социальные требования, они издавали газету «Железные уста». Организаторами «Социального клуба» были аббат Клод Фоше и журналист Н. Бонвилль.

Кроме того, следует отметить, что значительное влияние на революционно-демократическое движение имела газета «Друг народа», которую издавал врач и ученый Жан-Поль Марат (1743 — 1793). Он с первых же дней революции целиком отдался революционной борьбе и всячески защищал права простого народа, его называли «другом бедняков», откуда и появилось название его газеты. Являясь революционером-демократом, Марат страстно критиковал на страницах своей газеты ту смену власти, которая произошла в стране. Он доказывал, что на смену феодальному гнету пришел гнет «аристократии богатства». Как и другая революционная газета, «Друг народа» пользовалась хлестким слогом и высказывала безапелляционные суждения, на ее страницах разоблачались контрреволюционные планы королевского двора, антинародная политика Неккера, а также склонность к измене вождей партии конституционалистов — Мирабо, Лафай-ета и других. Как говорил Жан-Поль Марат, они усыпляли бдительность народа фразами о братстве и доверии. На страницах своей газеты Жан-Поль Марат учил народ революционной решительности, призывал его не останавливаться на полпути, идти до конца, до полного сокрушения врагов революции.

Само собой разумеется, что деятель такого одиозного характера, каким являлся Марат, был весьма нежелателен правящей верхушке. И королевский двор, и дворянство, и крупная буржуазия одинаково ненавидели Марата, преследовали и травили его, но сочувствие и поддержка народа, которые Марат завоевал с помощью своих популистских лозунгов, позволили ему и дальше издавать свою газету в подполье. Все это создало ему необходимый политический имидж, который в будущем сыграл для него значительную роль.

Король и его окружение были фактически лишены любой возможности действовать открыто, а поэтому они втайне готовили контрреволюционный переворот.

Основной упор в нем делался на французскую аристократию, которая с первых дней революции в массовом количестве бежала за границу. Центры контрреволюционной эмиграции были созданы в Турине и в Кобленце. Они поддерживали тесные связи с абсолютистскими правительствами Европы. Именно в эмигрантской среде активно обсуждались планы интервенции иностранных государств против революционной Франции. Через тайных агентов Людовик XVI поддерживал связь с эмигрантами, а также и с европейскими дворами. В своих секретных письмах, которые он рассылал на имя испанского короля и других монархов, король отрекался от всего, что вынужден был делать после начала революции. Он заранее санкционировал все, что его уполномоченные сочтут необходимым предпринять для восстановления во Франции законной власти.

Утром 21 июня 1791 года воздух над Парижем потряс звон колоколов. Набат возвещал о том, что король и королева бежали за границу. Народ охватила ярость. Короля называли изменником и каждый понимал, что это чревато последствиями для революции. Именно этот факт привел к тому, что массы простых людей стали активно вооружаться.

Тогда еще мало кто догадывался, что бегство короля являлось составной частью давно подготовленного и тщательно продуманного заговора. Король бежал в пограничную крепость Монмеди, где стояли войска под командованием маркиза де Буйе — убежденного монархиста. Отсюда во главе контрреволюционных войск Людовик XVI намеревался двинуться в Париж. Кроме этого, заговорщики рассчитывали, что бегство короля из Парижа подтолкнет иностранные государства на осуществление интервенции в целях восстановления во Франции старых порядков.

Но планам этим не суждено было сбыться. Когда карета короля уже подъезжала к границе, почтовый смотритель Друэ опознал Людовика XVI, который был переодет лакеем. Он поднял на ноги местное население, которое бросилось вдогонку за королем. Это закончилось тем, что в небольшом городке Варенн король и королева были задержаны и взяты под стражу вооруженными крестьянами. Вокруг них собралась несметная толпа вооруженных людей, которая сопровождала короля и королеву, как пленников народа, назад в Париж.

Измена короля, как считали революционеры, вновь породила острый политический кризис внутри страны. Клуб кордельеров тут же возглавил движение народных масс, которые настаивали на отрешении ко-роля-изменника от власти. Все требовали установления

республиканского правления, за которое и раньше выступали кордельеры. Теперь эта идея приобрела множество сторонников не только в Париже, но и в провинции. Такое требование выставляли местные клубы в Страсбурге, Клермон-Ферране и других городах. В деревнях вновь началась широкая борьба крестьян против сохранявшихся там феодальных порядков. В пограничных департаментах крестьяне самостоятельно стали создавать добровольческие батальоны революционных войск.

Все это не входило в планы крупной буржуазии, которая стояла у власти. Она не была заинтересована в ликвидации монархического режима. Пытаясь спасти и реабилитировать монархию, Учредительное собрание приняло решение поддержать версию о похищении короля. Кордельеры, возмущенные этим, развернули широкую агитацию против политики собрания. Это привело к расколу якобинского клуба, революционно-демократическая часть которого поддерживала кордельеров. Правая часть клуба — конституционалисты — 16 июля вышла из состава якобинцев и создала свой новый клуб — клуб фельянов, который также получил свое название от одноименного монастыря, в котором происходили его заседания.

17 июля по призыву клуба кордельеров тысячи и тысячи парижан, главным образом рабочие, а также ремесленники, собрались на Марсовом поле. Они ставили свои подписи под петицией, которая требовала низложения' короля и предания его суду. Против этой мирной демонстрации была двинута национальная гвардия под командованием Лафайета. Солдаты национальной гвардии открыли огонь. В результате несколько сот раненых и множество убитых остались лежать на Марсовом поле после того, как безоружные люди разбежались.

Расстрел 17 июля 1791 года ознаменовал собой открытый переход крупной буржуазии на сторону монархии и окончательный отход ее от революции.

В конце сентября 1791 года Учредительное собрание исчерпало свои полномочия и разошлось. Уже 1 октября того же года открылось Законодательное собрание, которое было выбрано на основе цензовой избирательной системы.

Правую часть Законодательного собрания составляли фельяны — партия крупных финансистов и негоциантов, судовладельцев-работорговцев и плантаторов, а также владельцев копей и крупных земельных собственников, промышленников, связанных с производством предметов роскоши. Как уже отмечалось выше, эта часть крупной буржуазии, а также примыкавшее к ней либеральное дворянство, всячески были заинтересованы в сохранении монархии и конституции 1791 года. Опираясь на многочисленную группу депутатов политического центра, фельяны первое время играли в Законодательном собрании руководящую роль.

Левую же часть собрания составляли депутаты, связанные с якобинским клубом. Вскоре и они раскололись на две группы, одна из которых получила название жирондистов, так как наиболее видные депутаты этой партии были избраны в департаменте Жиронда. Они представляли собой торгово-промышленную и новую землевладельческую буржуазию, главным образом, выходцев из южных, юго-западных и юго-восточных департаментов. Они были заинтересованы в коренном буржуазном переустройстве общества и были настроены более радикально, чем фельяны. Поначалу они также поддерживали конституцию 1791 года, но в дальнейшем перешли на республиканские позиции и превратились в буржуазных республиканцев. Виднейшими представителями жирондистов били Бриссо, по профессии журналист, и Верньо.

В клубе якобинцев политика жирондистов подвергалась яростной критике со стороны Робеспьера и других деятелей, которые представляли интересы наиболее демократических слоев общества. Кроме этого, их поддерживала крайне левая группа депутатов в Законодательном собрании. Эти депутаты получили название монтаньяров, так как в Законодательном собрании, а также позднее в Конвенте, они занимали места на самых верхних скамьях в зале заседания, так сказать, иа «горе»(по-французски «гора» — la montagne). Но вскоре монтаньяры практически слились с якобинцами, и все вместе они стали называться якобинцами.

Поначалу жирондисты и монтаньяры совместно выступали против контрреволюционной партии королевского двора и против правящей партии фельянов. Но гак как впоследствии между жирондистами и монтаньярами начались значительные разногласия, вскоре они перешли в открытую борьбу друг с другом.

Широкие революционные движения не могли не сказаться на экономике государства. В 1792 году экономическое положение Франции значительно ухудшилось. Обострился вновь несколько ослабевший в

1790 — 1791 гг. торгово-промышленный кризис. Быстро стала свертываться промышленность, которая работала ранее на королевский двор и дворянскую аристократию, а также на экспорт. Почти полностью прекратилось производство предметов роскоши. Все это привело к росту безработицы. После того, как в августе 1791 года на острове Сан-Доминго (Гаити) началось восстание негров-рабов, из продажи исчезли и колониальные товары — сахар, кофе и чай. Возросли цены на другие продукты питания.

Дороговизна и производственные лишения привели к тому, что в январе 1792 года в Париже начались крупные волнения. Уже весной недовольство стало распространяться на всю страну. Произошла стачка плотников и пекарей в Бордо. Рабочие боролись за повышение заработной платы, требовали чтобы она соответствовала росту цен на товары. В Законодательное собрание поступали многочисленные петиции от рабочих и бедноты с требованием установить твердые цены на продукты питания и обуздать спекулянтов. Волновалась беднота и в сельских провинциях. Это привело даже к тому, что в некоторых районах Франции вооруженные отряды голодающих крестьян стали захватывать и делить между собой зерно. Они снова стали силой заставлять продавать хлеб и другие продукты питания по твердым ценам.

Все это вновь обострило аграрный вопрос, который так и остался нерешенным со времени начала революции. Крестьяне стремились добиться уничтожения феодальных повинностей без всякого выкупа. С конца

1791 года аграрные волнения усилились и потрясли всю страну.

В то же время стали активизироваться и контрреволюционные силы, которые боролись за восстановление феодально-абсолютистких порядков. На юге страны аристократы, как тогда стали называть всех сторонников феодализма, попытались поднять контрреволюционный мятеж, их поддерживало католическое духовенство, которое вело активную контрреволюционную агитацию, значительная часть которого отказалась присягнуть новой конституции и признать новые порядки.

Итак, заговор королевского двора не удался, контрреволюционные силы, готовясь к решающему удару против революции, главным образом теперь делали ставку на вооруженную интервенцию иностранных государств.

ВОЙНЫ С АВСТРИЕЙ И ПРУССИЕЙ

Само собой разумеется, что революция во Франции способствовала подъему антифеодальной борьбы и в других странах Европы. Не только в Лондоне и Петербурге, Берлине и Вене, Варшаве и Будапеште, но даже за океаном люди с напряжением наблюдали за развитием событий в революционной Франции. Декларация прав человека и гражданина, а также многие другие документы революции были переведены и изданы во многих странах мира. Лозунг «Свобода, ра-

ih'iictro, братство», который был провозглашен французской революцией, воспринимался повсюду как начало нового века, века свободы.

lice очевиднее становилось сочувствие к французской революции и ее идеям со стороны общественности многих стран. Это вызывало большую ненависть к революционной Франции многих европейских правительств, и государствах которых ухудшилась внутренняя обстановка. Это привело к созданию контрреволюционной коалиции государств. Главным организатором и вдохновителем ее выступала Англия. Буржуазно-аристократические правящие круги Англии опасались, что с падением феодализма укрепится международное положение Франции, и это подорвет позиции самой Анг-! л и, а также приведет к усилению радикально-демократического движения внутри страны.

Английская дипломатия стремилась примирить враж-довавшие между собой Австрию и Пруссию, для того чтобы использовать их объединенные силы против Франции. На это были направлены в то время и усилия царской России. Летом 1790 года на Рейхенбахской конференции при посредничестве Англии удалось урегулировать основные разногласия между Пруссией и Австрией, и уже в августе 1791 года в замке Пиль-ннц австрийский император и прусский король подписали декларацию о совместных действиях для ока-аания помощи французскому королю. Пильницкая декларация ознаменовала начало подготовки интервенции против Франции.

В начале 1792 года возник конфликт между Францией и немецкими князьями, которые ранее владели асмлями в Эльзасе и которые лишились их после революции. Это привело к дальнейшему резкому обострению отношений Австрии и Пруссии с Францией. Король Людовик XVI, его приближенные, а также большинство офицеров и генералов французской армии со своей стороны, стремились всячески ускорить войну. Они полагали, что Франция не выдержит внешнего натиска и, как только интервенты продвинутся в глубь страны, с их помощью удастся подавить революцию. Прекрасно понимая все это, Робеспьер в якобинском клубе всячески возражал против немедленного объявления войны. Он требовал предварительного очищения командного состава армии от контрреволюционеров и предостерегал, что в противном случае генералы-аристократы откроют интервентам дорогу на Париж. Но жирондисты поддерживали предложение об объявлении войны. Они опасались дальнейшего роста выступлений народных масс и рассчитывали, что война отвлечет их внимание от внутренних проблем. В крупных же торговых центрах — Бордо, Марселе и других — жирондисты пытались всячески разжечь воинственные настроения, убеждая местных жителей, что успешная война приведет к значительному расширению границ Франции, укреплению ее экономических позиций и, вследствие этого — к ослаблению ее главного сонкурента — Англии. Именно вопрос о войне привел к резкому обострению борьбы между якобинцами — сторонниками Робеспьера, с одной стороны, и жирондистами -— с другой.

Жирондистам удалось настоять на своем. 20 апреля 1792 года Франция все-таки объявила войну Австрии. Вскоре после этого в войну вступила и союзница Австрии — Пруссия.

Сбылись предсказания Робеспьера. В первые же недели войны французская армия, которой руководили аристократы и которые абсолютно не хотели победы своих войск, потерпела ряд тяжелых поражений. Так стал явным тайный сговор французского короля и аристократов с руководителями государств, предпринявших интервенцию против Франции, о котором раньше лишь догадывались. Якобинцы всячески пытались использовать этот факт в своей политической борьбе: об этом они говорили на многочисленных митингах, об этом писалось в памфлетах, которые печатались в их газетах. Они призывали народные массы к борьбе как против внешней, так и против внутренней контрреволюции. Их лозунги достигли цели. Народ увидел, что пришла пора защищать с оружием в руках государство и революцию, с которой он все еще связывал свои надежды. Так как Французская революция являлась первой в истории революцией, в которой принимали такое широкое участие народные массы, то людям еще было неизвестно, к каким ужасным последствиям может она привести. В это время получило распространение слово «патриот», которое приобрело двойной смысл. Отныне патриотом называли человека, который защищал свою страну и защищал революцию.

Особенно активное участие в защите страны приняли крестьяне, так как они прекрасно понимали, что интервенты в случае победы восстановят феодальные порядки, частичного освобождения от которых они добились с таким большим трудом. Кроме этого, значительная часть мелкой буржуазии, а также зажиточные крестьяне успели приобрести, главным образом за счет церковных имуществ, земельную соб-стненность. Например, к концу 1791 года было продано церковных земель более чем на полтора миллиарда ливров. Вторжение же интервентов, а также возможность реставрации дореволюционного режима, которую они ставили своей целью, создавали прямую угрозу этой новой собственности, а также ее новым нладельцам.

Видя открытую измену правительства и основной части генералов и офицеров армии, а также слабость и бездеятельность Законодательного собрания, широкие народные массы по собственной инициативе стали выступать на защиту государства. В городах и деревнях в спешном порядке формировались батальоны волонтеров, создавались комитеты по сбору пожертвований для их вооружения. Местные демократические клубы и организации требовали от Законодательного собрания принять чрезвычайные меры для обороны страны и революции.

Под таким давлением народных масс Законодательное собрание было вынуждено 11 июля 1792 года принять декрет, который объявил, что «отечество в опасности». Согласно этому декрету, все пригодные к военной службе мужчины подлежали призыву в армию.

СВЕРЖЕНИЕ МОНАРХИИ

С каждым днем становилось все более очевидным, что невозможно будет победить интервентов, не разгромив внутреннюю контрреволюцию. Именно поэтому народ стал настойчиво требовать низложения короля и беспощадного наказания генералов-предателей. Коммуна (орган городского самоуправления) Марсе-

зз

2 Всемирная история, т. 16

ля в конце июня 1792 года приняла петицию с требованием упразднить королевскую власть. Такое же требование было выдвинуто и в ряде других департаментов. Все это повлекло за собой глубокие изменения политической жизни. В июле в некоторых секциях Парижа явочным порядком было спешно отменено деление граждан на «активных» и «пассивных». Секция Моконсей, в которой проживало много рабочих и ремесленников, приняла постановление, которое гласило, что секция «не признает более Людовика XVI королем французов».

В июле месяце в Париж стали прибывать вооруженные отряды добровольцев из различных провинций, они получили название федераты. Марсельские федераты распевали «Песнь Рейнской армии», которую написал молодой офицер Руже де Лиль. Эта песня, получившая название «Марсельезы», стала боевым гимном французского народа, который был впоследствии принят за официальный гимн французской республики.

Федераты установили тесную связь с якобинцами и создали свой орган — Центральный комитет. Федераты, демонстрируя революционную решимость широких народных масс провинции, представили Законодательному собранию петиции, в которых настаивали на отрешении короля от власти и созыве избранного демократическим путем Национального Конвента для пересмотра конституции.

В это же самое время, когда в стране нарастал мощный революционный подъем, был опубликован манифест герцога Брауншвейгского, который командовал прусской армией, сконцентрированной в это время у границ Франции. Он в обращении к французскому населению откровенно заявил, что целью похода является восстановление во Франции власти короля и грозил бунтовщикам беспощадной расправой. Манифест герцога Брауншвейгского, который цинично раскрыл контрреволюционные цели интервенции, вызвал огромное возмущение в стране и послужил скорейшему свержению монархии.

Народные массы Парижа под руководством якобинцев стали открыто готовиться к восстанию. Две трети парижских секций присоединились к постановлению секции Моконсей, которая требовала низложения Людовика XVI. Это привело к тому, что в ночь на 10 августа в столице Франции вспыхнуло восстание. Народ стал собираться по секциям и формировать отряды. Комиссары секций провозгласили себя революционной Коммуной Парижа и возглавили восстание. Батальоны национальной гвардии из рабочих предместий, а также отряды федератов, которые прибывали из провинциальных департаментов, двинулись к Тюильрий-скому дворцу, в котором находилась резиденция короля. Дворец этот представлял собой достаточно укрепленный замок, на подступах к которому была сосредоточена артиллерия. Но отряд марсельских добровольцев вступил в братание с артиллеристами и под возгласы «Да здравствует нация!» увлек их за собой. Таким образом, путь восставших ко дворцу был открыт. Король и королева, спасаясь бегством, укрылись в здании Законодательного собрания.

Всем стало казаться, что народное восстание смогло добиться скорой и бескровной победы, а поэтому возбужденные радостным событием люди ворвались во внутренний двор Тюильрийского замка, но засевшие там наемники-швейцарцы, а также офицеры-монар-хисты, верные королю и своему долгу, открыли огонь. Поначалу народ отхлынул, оставив десятки убитых и раненых на площади, но уже через несколько минут разгорелся ожесточенный бой. Разъяренные жители города, а также отряды федератов из провинции ринулись на штурм дворца. В этом коротком, но кровопролитном сражении было убито и ранено около пятисот человек, часть защитников замка была перебита, остальные — капитулировали.

Так образом была свернута монархия, которая до этого существовала во Франции около тысячи лет, а сама Французская революция вступила в новую стадию своего развития. Далее события продвигались по восходящей линии, так как в революционный процесс были втянуты широчайшие массы крестьянства, рабочих и плебеев. Французская буржуазная революция все больше и больше стала обнаруживать свой народный характер.

После победы восстания 10 августа 1792 года в Париже власть перешла фактически в руки революционной Коммуны Парижа. Законодательное собрание было вынуждено объявить Людовика XVI временно отрешенным от власти, но по настоянию Коммуны король и его семья были подвергнуты аресту. Кроме этого, был издан декрет о созыве Национального Конвента, в выборах которого имели право участвовать все мужчины, достигшие 21 года, без всякого деления граждан на «активных» и «пассивных».

Законодательное собрание назначило новое правительство, получившее название Временный исполни-

тельный совет. Оно состояло из жирондистов; единственным якобинцем в его составе был Дантон.

После победоносного восстания 10 августа, которое показало, что в народных массах таится огромная сила, уже нельзя было далее медлить с рассмотрением требований крестьянства. Законодательное собрание, которое еще совсем недавно пренебрежительно откладывало рассмотрение сотен крестьянских петиций, вынуждено было поспешно заняться аграрным вопросом, что выдавало его страх перед угрозой нового взрыва народного недовольства.

14 августа Законодательным собранием был принят декрет о разделе общинных земель. Согласно ему, конфискованные земли эмигрантов было разрешено сдавать мелкими участками от 2 до 4 арпанов (примерно от 0,5 до 1 га) в бессрочное владение за годовую ренту или передавать в полную собственность с уплатой наличными. На следующий день было принято постановление о прекращении всех судебных преследований по делам, которые были связаны с бывшими феодальными правами. 25 августа Законодательное собрание постановило отменить без выкупа все феодальные права владельцев, которые были не в состоянии их доказать соответствующими документами.

Таким образом, аграрное законодательство, принятое в августе 1792 года и удовлетворившее основную часть требований крестьянства, было прямым результатом свержения монархии.

Сразу же после победы восстания 10 августа начался решительный перелом в ходе военных действий, которые велись на внешних границах государства. Уже 19 августа прусская армия перешла границу Франции и, развивая наступление, проникла в глубь страны.

23 августа прусские войска взяли крепость Лонгви, которую без боя сдал комендант-изменник. 2 сентября пал город Верден — последняя крепость, которая прикрывала подступы к Парижу. Войска интервентов ускоренным маршем шли на столицу Франции, уверенные в своей легкой победе.

Смертельная опасность нависла в эти дни над революционной Францией. Жирондисты проявили колебания, слабость и трусость — они готовы были сдаться на милость победителя. В то же время якобинцы обнаружили свою большую внутреннюю энергию. Они подняли на ноги все демократическое население Парижа. Им удалось разбудить в людях патриотические чувства. Это привело к тому, что мужчины и женщины, дети и старики все стремились внести свой вклад в дело борьбы с врагом. «Набат гудит, но это не сигнал тревоги, а угроза врагам отечества. Чтобы победить их, нужна смелость, еще раз смелость, всегда смелость, и Франция будет спасена», — говорил Дантон.

По Парижу поползли слухи о том, будто бы заключенные в тюрьмах контрреволюционеры подготавливают мятеж. Народ, и уходящие на фронт добровольцы вечером 2 сентября ворвались в тюрьмы. По Парижу полились реки крови, началась ужасная резня. Со 2 по 5 сентября в тюрьмах было казнено свыше 5 тысяч заключенных. Этот чудовищный акт наглядно показал кровавый характер революционного движения и окончательно разбудил темные силы, дремавшие до сих пор в народе, который теперь жаждал крови. Сейчас многим стало ясно, что на этом убийства не прекратятся. Так оно и произошло впоследствии.

А тем временем 20 сентября 1792 года у селения Вальми произошло решающее сражение между революционными французскими войсками, значительную часть которых составляли необученные, необстрелянные, а также плохо вооруженные добровольцы, и войсками интервентов — вышколенными, хорошо вооруженными. Прусские офицеры с насмешкой и самоуверенностью предвещали быструю решающую победу над «революционным сбродом». Но они недооценили разъяренный народ, руки которого были обагрены кровью соотечественников, а поэтому торжествовали рано. С пением «Марсельезы», с возгласами «Да здравствует нация!» французские солдаты отбили двукратную атаку прусских войск и заставили интервентов отступить.

Очевидцем этого сражения был Иоганн Вольфганг Гете. Вскоре он заметил, что битва при Вальми положила начало новой эпохе в мировой истории. Гениальный поэт оказался прав: Вальми была первой победой революционных войск над хорошо обученными и вооруженными войсками монархических государств Европы.

Победа при Вальми привела к тому, что французские войска перешли в наступление по всему фронту и вскоре изгнали интервентов со своей территории, сами вступив на территории соседних стран. 6 ноября 1792 года они одержали крупную победу над войсками Австрии при Жемаппе, после чего французские войска оккупировали всю Бельгию и Рейнскую область.

КОНВЕНТ

В тот день, когда произошла решающая битва при Вальми, в Париже было открыто заседание Национального Конвента, который был избран на основе всеобщего избирательного права. В Конвенте было 750 депутатов, 165 из них принадлежали к фракции жирондистов, около 100 — к фракции якобинцев. Следует отметить, что население Парижа избрало своими депутатами только якобинцев, в числе которых были Робеспьер, Марат и Дантон, остальные же депутаты не примыкали ни к одной их партий, их иронически называли «равниной» или «болотом».

Первыми актами Конвента были декреты об упразднении монархии и установлении во Франции республиканского правления. Народ воспринял их с величайшим удовлетворением. Но в то же время с первых дней открытия Национального Конвента как в нем самом, так и за его пределами началась яростная борьба между жирондистами и якобинцами. Хотя жирондисты не участвовали в восстании 10 августа и народное восстание победило вопреки им, они стали теперь правящей партией. В своих руках они имели Временный исполнительный совет, сумели они на первых порах добиться руководящей роли и в самом Конвенте.

• г* ^• - !Гч- 1 г| ч ‘I' »■! i.' i.■. fa

у.'.,.

■■■ •/......'7-'

Декрет Конвента о ликвидации королевской власти.

Как уже говорилось выше, жирондисты представляли интересы тех слоев торгово-промышленной и землевладельческой буржуазии, которые уже успели добиться осуществления своих основных экономических и политических требований. Именно поэтому жирондисты боялись выступления народных масс и не хотели дальнейшего развития революционных событий. Они пытались остановить, затормозить их, ограничить достигнутыми успехами.

Якобинцы же отражали интересы революционно-де

мократической, главным образом мелкой, буржуазии, которая не успела еще вкусить от раздираемого на части «монархического пирога». Поэтому якобинцам ничего не оставалось как выступить в блоке с широкими народными массами города и деревни — они стремились развивать революцию дальше. Сила якобинцев состояла в том, что они смогли привлечь на свою сторону народ,

сумели возглавить его стихийные выступления, на-править их в нужное для себя русло.

Таким образом, жирондисты пытались остановить революцию, а якобинцы, опираясь на народные массы, стремились двинуть ее вперед. В этом и заключалась сущность борьбы жирондистов с якобинцами, в этом были их основные разногласия.

Одним из главных политических вопросов, которые служили предметом спора и борьбы между жирондистами и якобинцами, в конце 1792 года стал вопрос о судьбе бывшего короля — вопрос приобрел большую остроту. Народные массы требовали предания свергнутого короля суду. Якобинцы поддержали это требование и настояли на нем в Конвенте. Когда в Конвенте начался судебный процесс над королем, жирондисты прилагали все усилия, чтобы спасти жизнь свергнутого монарха. И жирондисты, и якобинцы прекрасно понимали, что вопрос о судьбе бывшего короля — это не личный, а политический вопрос. Казнить короля — означало далее ввергнуть страну в хаос революционной борьбы, сохранить же жизнь Людовику XVI — означало задержать революцию на достигнутом уровне и заняться наведением порядка внутри страны. Но народ, почуяв запах крови, уже не мог остановиться, а якобинцы, жадно рвущиеся к власти и деньгам, всячески разжигали в нем ярость и нетерпение.

Это привело к тому, что старания жирондистов спасти жизнь Людовику XVI или хотя бы отсрочить его казнь потерпели фиаско. По требованию Марата было проведено поименное голосование депутатов Конвента по вопросу о судьбе Людовика XVI. «...Вы спасете родину... и вы обеспечите блага народа, сняв голову с тирана», — цинично говорил Марат в своей речи в Конвенте. Большинство депутатов высказалось за смертную казнь и за немедленное приведение приговора в исполнение. 25 января 1973 года Людовик XVI был казнен.

Остановить кровавую машину, которая начинала раскручиваться на всю мощь, уже ничто не могло.

Правительства Англии, Испании, Голландии и других государств использовали казнь бывшего короля как предлог для разрыва с Францией всех дипломатических отношений. Они присоединились к контрреволюционной коалиции.

Монархические правительства Европы были крайне обеспокоены развитием событий внутри Франции, успехами французских революционных армий и теми симпатиями, которые проявляли к ним различные слои населения их собственных государств, а главным образом население Бельгии и западных германских земель. Французская республиканская армия вступала на территорию других государств с революционным лозунгом: «Мир хижинам, война дворцам!» и это приводило к тому, что местное население становилось под знамена оккупантов, которых по иронии судьбы в Бельгии и в прирейнских провинциях Германии простые люди встречали как освободителей. Правящим кругам европейских государств все более становилось очевид-

ным, что они не смогут остаться в стороне от всего, что происходит внутри Франции.

Продвижение французских войск в Бельгию и распространение революционных настроений в самой Англии вынудило английское правительство перейти к открытой войне против французского государства. В январе 1793 года французский посол был выслан из Лондона. 1 февраля Конвент объявил Англии войну.

Англия возглавила первую коалицию европейских государств, которая окончательно оформилась весной

1793 года. В ее состав вошли Англия, Австрия, Пруссия, Голландия, Испания, Сардиния, Неаполь и некоторые мелкие немецкие государства.

Российская императрица Екатерина II, которая раньше других порвала дипломатические отношения с Францией и оказывала всемерную помощь французской аристократической эмиграции, издала после казни Людовика XVI указ о расторжении торгового договора с Францией и запретила впускать в русские порты французские суда, а также в пределы Российской империи — французских граждан. Но в открытую войну с революционной Францией Россия вступить не могла, так как в это время она воевала с Турцией и Речью Посполитой, где поляки и белорусы подняли мощное восстание против оккупировавших территорию их государства российских войск.

Война, которую вела Франция, требовала значительных денежных средств. Резко ухудшилось экономическое положение страны. Войска проводили военные операции большого масштаба, кроме этого, требовались расходы

1.Тюнльри

2. ЕлисеВскях полей

5.Руля (Республики- 1793)

4. Палс-Рояля (Пале-Эгаллтс 1792. Б*>Г’Лс-МуАея-]795 и 1794-Горы-1793)

5. Ваядонской площади (Пик-1792)

6. Библиотеки (Девяносто второго года - 1 792, Лепеллетье • 1793)

7. Гран ж - Бательер(Мирабо • 1792, Мон-Блан-1793)

в.Лувра (Музея-1793)

9. Оратории( Французской гвардий 1792) lfc Хлебного рынка 11 Почты (Общественного договор»

♦1792)

12. Площади Людовика XIV { Молота

1792, Вильгельма Телля- 1793)

13.Фонтана Монморанси (Мольера а Лафонтеиа*1792« Брута-17931

14. Бои-Нувель

1* Понсо {Друзей отечества-1792) 16. Моконсей СБонконсей -17921 п Рынка Не»иняы*( Рынка -1792)

18. Ломбардцев

19. Арси

20 Предместья Монмартр (Пред. местья Мов-Марат-1794)

21 Улицы Пуассоньер

22 Бояди В Тампм)

24 Попинкур 25. Улицы Мовтрей 26 Кеиэ-Вен V Гравндье

28.Предместья Сен-Деви (Севера-

1792)

29 Улицы Бобур (Единения -1792) », Красяы! ребят (Болота • 1792) 31- Сицилийского короля (Прав человека.1792)

32 Ратуши (Дома Коммуны-1792, Верности-1794)

S3. Королевской олощадн (Федера* тов -1792, Неделимости-1793)

34 Арсевала

35. Иль (Братств» 1792)

36. Нотр-Даш(Скте-1791 и 1794.Разума-1793)

it. Генриха IV (Нового моста-1792, Революции-1793)

38. Инвалидов

39. Грсиельского фонтана 40.Четырех наций (Единства'\793)

41.Французского театра (Марселя-1792. Марата и Марселя * 1793)

42. Красного Креста ( Красного Колоакэ 1793. Западная -1794)

43. Люксембурга (Муция Сцеволы*

1793)

М.Терм Юлиана ( Борепера-1792, Воэрождёлняя-1792, Шалье-1793)

45. Св. Женевьевы (Французского Паитеоиа-1792)

46. Обсерватории

47. Ботанического сада (Санкйлотое-

1792)

48. Гобеленов (Фимистера • 1792, Лазовского • 1793)

на содержание крупной армии. Усугубило положение и нарушение обычных хозяйственных связей, а также свертывание ряда отраслей промышленности. Все это привело к острому экономическому кризису.

Правительство жирондистов пыталось покрыть расходы на ведение войны увеличением выпуска бумажных денег. В обращение было выпущено огромное количество ассигнатов, что привело к их резкому обесцениванию и, как следствие этого, к быстрому росту цен на товары, в первую очередь на продовольственные. Зажиточные крестьяне и крупные торговцы-оптовики, которые скупали зерно, придерживали хлеб, не выпуская его на рынок. Они рассчитывали в дальнейшем хорошо заработать на повышении цен. В результате этого хлеб, а вслед за ним и другие продукты потребления, стали вовсе исчезать из продажи либо продавались из-под полы, по спекулятивным ценам.

В стране начался голод, на почве которого росло недовольство рабочих, мелких ремесленников, сельской и городской бедноты. Осенью 1792 года в Париже, а также в провинциальных городах и сельских местностях началось широкое движение народных масс. Повсеместно рабочие устраивали стачки, требуя улучшения условий труда и введения твердых цен («максимума») на продукты питания. В Туре и некоторых других городах плебейство силой добивалось установления твердых цен на хлеб.

К началу 1793 года требование «максимума» стало основным и общим требованием плебейских масс. Оно поддерживалось многочисленными петициями, которые были обращены к Конвенту, а также активными массовыми действиями, вылившимися в выступления на улицах, нападения на магазины, столкновения с властями и торговцами.

Главными выразителями настроений плебейских масс были парижские секции, в первую очередь секции плебейских кварталов. Они неоднократно выступали перед Конвентом с петициями об установлении твердых цен на продовольствие. Наиболее четко формулировал эти требования один из видных деятелей клуба кордельеров, бывший священник Жак Ру, который в первые годы революции был близок к Марату и скрывал его от преследований. Вместе с Жаком Ру выступали выразителями интересов народных масс и его сторонники Теофиль Леклерк, Варле и другие. Жирондисты, которые ненавидели Жака Ру и других народных агитаторов, дали им прозвище «бешеные». Когда-то этим термином во Флоренции окрестили самых яростных приверженцев Джироламо Савонаролы. Вместе с «максимумом» на продукты питания «бешеные» требовали обуздания спекуляции и ажиотажа. Они осуждали крупную собственность и имущественное неравенство.

Якобинцы поначалу высказывались против введения «максимума» и относились отрицательно к агитации «бешеных», но вскоре они поняли всю выгоду решительных революционных мероприятий и активного участия в них народных масс, а поэтому с апреля 1793 года изменили свою позицию и стали выступать за установление твердых цен. Одновременно с этим они предложили для покрытия растущих военных расходов ввести чрезвычайный налог на крупных собственников в виде принудительного займа.

Это требование вызвало ярость со стороны жирондистов, которые защищали интересы торгово-промышленной буржуазии и крупных землевладельцев. Они видели в нем покушение на «священное право собственности» и свободу торговли.

Подобных взглядов жирондисты придерживались и на политику, проводимую в аграрном секторе. Еще осенью 1792 года они добились фактической отмены выгодных для деревенской бедноты декретов о порядке распродажи эмигрантских земель. Таким образом у крестьянства отобрали одно из важнейших завоеваний. В апреле 1792 года жирондисты провели в Конвенте декрет о порядке продажи «национальных имуществ», который был направлен против бедного и среднего крестьянства. Этот декрет, в частности, запрещал практиковавшиеся во многих местах покупки земельного участка из фонда «национальных имуществ» с последующим его разделом между владельцами.

В ответ на подобную политику, которая ущемляла интересы среднего и беднейшего крестьянства, произошли новые крестьянские восстания в департаментах Гар, Ло, Сена-и-Уаза, Марна и многих других. Огромная социальная сила — крестьянство — все еще продолжала требовать осуществления своих желаний.

В марте 1793 года французские войска, которыми командовал генерал Дюмурье, тесно связанный с

жирондистами, потерпели в Бельгии поражение в битве при Неервиндене. После этого Дюмурье вступил в переговоры с австрийцами, он попытался двинуть свою армию в контрреволюционный поход на Париж. Но заговор этот был раскрыт, и Дюмурье, потерпев неудачу, бежал в лагерь противника. Следствием измены Дюмурье, как и всей политики жирондистов, которые не желали вести войну по-революционному, было отступление французских войск из Бельгии и Германии. Война была вновь перенесена на территорию Франции.

В марте 1793 года вспыхнуло восстание в Вандее, которое распространилось и на Бретань. Здесь крестьяне, доведенные голодом и лишениями до отчаяния, стали требовать восстановления старых порядков в стране, кроме этого, они были возмущены объявленной Конвентом всеобщей мобилизацией. Восстание это вскоре было возглавлено дворянами-эмигрантами, которые получали помощь от Англии.

Положение республики стало угрожающим. Был объявлен новый набор в армию. Добровольцы тысячами стали поступать на службу. Якобинцы и на этот раз не преминули воспользоваться создавшимся положением. Они, вопреки яростному сопротивлению жирондистов, добились принятия Конвентом 4 мая 1793 года декрета о введении твердых цен на зерно по всей Франции, а 20 мая — решения о выпуске принудительного займа.

После этого события жирондисты, пользуясь внешними и внутренними затруднениями республики, усилили борьбу против революционных масс Парижа и якобинцев. Еще в апреле они добились придания Революционному трибуналу, который был учрежден для борьбы с контрреволюцией, Марата — одного из самых активных лидеров якобинцев, который благодаря своим популистским лозунгам имел большое влияние среди народных масс. Но революционный трибунал оправдал «друга народа», и Марат с триумфом возвратился в Конвент. Революция продолжала двигаться по нарастающей.

Несмотря на некоторые неудачи, жирондисты не отказались от намерения разгромить Парижскую Коммуну и другие революционно-демократические органы. Для этого они настояли на создании особой комиссии, которая называлась «комиссия 12-ти». Она должна была возглавить борьбу против революционно-демократического движения в Париже. Жирондисты организовали контрреволюционный переворот в Лионе и попытались захватить власть в ряде других городов.

Но подобная политика жирондистов привела лишь к новому народному восстанию.

31 мая 1793 года секции Парижа, которые создали

из своих председателей повстанческий комитет, дви-нулись к зданию Конвента. Вместе с ними туда пришли и отряды национальной гвардии, командование над которой было передано якобинцу Анрио.

Санкюлоты, как тогда назывались демократические слои населения, которые носили длинные брюки в отличие от коротких, как аристократы (sansculottes — длинные брюки; culottes — короткие брюки), явившись в Конвент, потребовали упразднить комиссию 12-ти и арестовать некоторых жирондистских депутатов. Робеспьер тут же произнес обвинительную речь против Жиронды и Ьоддержал требования парижских секций. Испуганный Конвент постановил распустить «комиссию 12-ти», но не согласился на арест жирондистских депутатов.

Выступление 31 мая не принесло желаемого результата для якобинцев, поэтому борьба их продолжалась.

1 июня Марат в своей страстной речи призвал «суверенный народ» подняться на защиту революции. Утром

2 июня примерно 80 тысяч национальных гвардейцев и вооруженных горожан снова окружили здание Конвента, на которое по приказу Анрио были направлены стволы пушек. Конвент вынужден был подчиниться требованиям народа и принял декрет об исключении из своего состава 29 депутатов-жирондистов.

Народное восстание 31 мая — 2 июня нанесло окончательный удар политическому господству крупной буржуазии. Не только буржуазно-монархическая партия фельянов, но и буржуазно-республиканская пария жирондистов, которая защищала интересы крупных собственников и боялась народного восстания, оказалась неспособной противостоять возглавляемому якобинцами народу. Таким образом, Жиронда была сломлена и власть перешла к якобинцам.

Французская буржуазная революция вступила в новую стадию — стадию своего наивысшего развития. В результате восстания 31 мая — 2 июня 1793 года во Франции была установлена якобинская революционно-демократическая диктатура.

ЯКОБИНСКАЯ ДИКТАТУРА

Якобинцы пришли к власти, можно сказать, в самый критический момент французской революции. Силы европейской коалиции, превосходящие силы французских войск, со всех сторон теснили их, вынуждая к отступлению. В Вандее, Бретани, Нормандии продолжалось восстание, участники которого требовали восстановление монархии. Жирондисты, потерявшие власть в Париже, подняли восстание на юге и юго-западе Франции. Английский флот блокировал все французское побережье, кроме этого, Англия снабжала мятежников деньгами и оружием. Повсюду совершались террористические покушения на революционных деятелей. Так 13 июля 1793 года Шарлоттой Корде был убит «друг народа» — Марат. Стремительно взлетев на пирамиду власти, Марат очень переменился: жил в необузданной роскоши и с цинизмом относился к горячо любившему его народу. К его дому со всех сторон стекались посетители, которые выстраийались в бесконечную очередь. Марат принимал их снисходительно и высокомерно, возлегая в ванне с теплой водой. Такого не мог позволить себе ни один из правителей даже во времена существования монархии. В этой ванне он и был заколот кинжалом отважной женщины, которая отомстила ему за поругание идеалов цивилизации, культуры и чести.

Якобинцы постановили спасти республику любой ценой. Для выполнения этой цели они готовы были пойти на все, не останавливаясь ни перед какими моральными принципами и физическими усилиями. Организуя борьбу против иностранной интервенции и внутренней контрреволюции, буржуазные революционеры-якобинцы опирались на народные массы, искали поддержку среди крестьянства и городского плебейства. Впоследствии они были идеалом для российских революционеров, которые, создавая свое коммунистическое государство по образу и подобию Французской революции, ввергли свою страну в хаос, развязав кровавую братоубийственную войну.

Как только якобинцы пришли к власти, они сразу же с целью привлечения крестьянства на свою сторону занялись выполнением требований сельских жителей. Якобинский Конвент принял 3 июля декрет, который установил льготный порядок продажи конфискованных земель эмигрантов малоимущим крестьянам. Отныне земля продавалась мелкими участками с рассрочкой на 10 лет. Через несколько дней Конвент издал новый декрет, который возвращал крестьянам все отнятые у них общинные земли, а также вводил порядок раздела общинных земель поровну на душу населения, если за это выступала треть жителей общины. И наконец, 17 июля Конвент, осуществляя главное требование крестьянства, принял постановление о полном, окончательном и безвозмездном уничтожении всех феодальных прав, повинностей и поборов. Согласно этому указу, феодальные акты и документы подлежали сожжению, а их хранение наказывалось каторгой.

Впоследствии В.И.Ленин написал, что это была «действительно революционная расправа с отжившим феодализмом...» На самом же деле конфискованы были только земли эмигрантов, а не всех помещиков, и землю получило далеко не все крестьянство, которое к этому стремилось. Но тем не менее основная часть сельских жителей избавилась от веками существовавшей феодальной зависимости.

Стоит ли говорить, что после этих новых аграрных законов крестьянство решительно перешло на сторону якобинской революционной власти. Отныне крестьяне с охотой шли воевать в республиканскую армию, что позволило намного увеличить численность войск. Отныне крестьяне, которые воевали за свои кровные интересы, проявляли на войне мужество и отвагу, что повлияло на ход всей войны.

С революционной решительностью и быстротой якобинский Конвент принял и представил на утверждение народа новую конституцию. Эта якобинская конституция 1793 года была большим шагом по сравнению с конституцией 1791 года на пути демократического общества. В то время она была самой демократической из всех буржуазных конституций XVIII и даже XIX веков. В ней нашли отражение идеи Жана Жака Руссо, которыми увлекались якобинцы.

Согласно конституции 1793 года во Франции был установлен республиканский строй правления. Отныне высшая законодательная власть принадлежала Законодательному собранию, которое избиралось всеми гражданами (мужчинами), достигшими 21 года. Кроме этого, важнейшие законопроекты подлежали утверждению народом на первичных собраниях избирателей. Высшая исполнительная власть отныне представлялась Исполнительному совету, в состав которого входили

24 человека. Половина членов этого Совета обязана была ежегодно обновляться. Принятая Конвентом новая Декларация прав человека и гражданина объявляла правами человека свободу, равенство, безопасность и собственность, а целью развития общества провозглашала «всеобщее счастье». В конституции 1793 года были заложены такие демократические принципы, как свобода личности, вероисповедания, печати, подачи петиций, законодательной инициативы, право на образование, на общественную помощь в случае нетрудоспособности, право на сопротивление угнетению.

Конституция эта была представлена на утверждение народа, которое происходило на первичных собраниях избирателей. Она была одобрена подавляющим большинством голосов.

Но как это происходит очень часто, благие идеи, высказываемые правителями, не находят своего реального осуществления. Так оказалось и на этот раз. Очень скоро якобинцы отказались от практического осуществления положений конституции 1793 года. Вся деятельность их отныне была направлена на подавление напряженности внешнего и внутреннего положения республики, которая сражалась с многочисленными врагами, на организацию и вооружение армии, на мобилизацию армии, на мобилизацию народа, на подавление контрреволюционных заговоров, на централизацию власти, концентрацию ее в одних руках.

Еще в июле месяце Конвент обновил созданный ранее Комитет общественного спасения. Был отстранен Дантон, который играл до этого руководящую роль в Комитете, но все более склонялся к примирению с жирондистами. В состав этого Комитета в разное время были выбраны Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон. Все они обнаруживали непреклонную волю к подавлению контрреволюции, были полны решимости удержать захваченную ими власть. Следует отметить, что в создании революционных сил республики принимал участие избранный в Комитет известный математик и инженер Карно. Фактическим руководителем Комитета общественного спасения стал Робеспьер. Это был человек, воспитанный на идеях Руссо, твердой воли и проницательного ума. Он, как никто другой, подходил на роль тирана. Повсюду распространялся миф о его чертах характера: говорилось, что этот человек, якобы, далек от всяких личных ко-

рыстей и расчетов, а поэтому его называли «Неподкупный». Он приобрел огромный авторитет и влияние и вскоре стал вождем революционного правительства. Подотчетный Конвенту Комитет общественного спасения превратился под руководством Робеспьера в главный орган якобинской диктатуры. Отныне ему подчинялись все государственные учреждения и даже армия, кроме того, ему принадлежало руководство внутренней и внешней политикой, делом обороны страны. Сохранил свою роль также и реорганизованный Комитет общественной безопасности, на который отныне возлагалась задача по ведению борьбы с внутренней контрреволюцией.

Конвент и Комитет общественного спасения осуществляли свою власть при посредстве комиссаров, которые набирались из числа депутатов Конвента. Они направлялись на места с чрезвычайно широкими полномочиями для подавления контрреволюции и реализации мероприятий правительства. Комиссары Конвента назначались и в армию, где они проводили работу по снабжению войск, контролировали деятельность командного состава, расправлялись с изменниками, руководили революционной агитацией.

Также большое значение в системе революционно-демократической диктатуры имели местные революционные комитеты. Они следили за выполнением директив Комитета общественного спасения, вели борьбу с контрреволюционными выступлениями, помогали комиссарам Конвента в осуществлении стоявших перед ними задач.

Сохранил большое влияние в эти времена и якобинский клуб с его разветвленной сетью отделений — провинциальными клубами и народными обществами. Большим влиянием продолжала пользоваться Парижская коммуна и комитеты 48 секций Парижа.

Таким образом, якобинцам удалось направить мощное движение народных масс на осуществление поставленных перед собой задач и якобинская диктатура получила свое логическое завершение.

Летом 1793 года значительно обострилось продовольственное положение внутри страны. Городские низы испытывали сильную нужду. Представители плебейства, в первую очередь «бешеные», выступали с критикой политики якобинского правительства, а также конституции 1793 года. Они считали, что она не обеспечивает интересов бедноты.

«Свобода, — говорил Жак Ру, — пустой призрак, когда один класс может безнаказанно изнурять другой класс голодом.» «Бешеные» требовали введения «всеобщего максимума», а также смертной казни для спекулянтов и усиления революционного террора.

Якобинцы ответили на выступления «бешеных» репрессиями. В начале сентября Жак Ру и другие предводители «бешеных» были арестованы. Но плебейство оставалось важнейшей боевой силой революции, а поэтому 4 — 5 сентября в Париже произошли крупные уличные выступления. Главными требованиями народа, в том числе рабочих, которые принимали активное участие в этих выступлениях, были: «всеобщий максимум», революционный террор и помощь бедноте. Якобинцы, которые стремились сохранить союз не только с крестьянством, но и с городским плебейством, пошли навстречу требованиям санкюлотов: 5 сентября было принято постановление об организации особой «революционной армии» для «приведения в исполнение всюду, где это понадобится, революционных законов и мер общественного спасения, декретированных Конвентом». В задачи революционной армии вменялось, в частности, содействовать снабжению Парижа продовольствием и бороться со спекуляцией и укрывательством товаров.

29 сентября Конвент принял декрет об установлении твердых цен на основные продукты питания и предметы потребления — так называемый «всеобщий максимум». Для снабжения Парижа, прочих городов, и армии продовольствием с осени 1793 года стали широко практиковаться реквизиции зерна и других продовольственных товаров. В конце октября была создана Центральная продовольственная комиссия, которая ведала делом снабжения и осуществляла контроль за проведением «максимума». Реквизицию хлеба в деревнях вместе с местными властями проводили отряды «Революционной армии», которые состояли из парижских санкюлотов. С целью упорядочения снабжения населения хлебом по твердым ценам и прочими необходимыми продуктами питания в Париже и многих других городах были введены карточки на хлеб, мясо, сахар, масло, соль и мыло. Специальным постановлением Конвента разрешалось выпекать и продавать хлеб лишь одного сорта — «хлеб равенства». Отныне за спекуляцию и укрытие продовольствия устанавливалась смертная казнь.

Кроме этого, Конвент под давлением народных низов решил «поставить террор в порядок дня». Уже 17 сентября был принят закон о «подозрительных», который расширял права революционных органов в борьбе против контрреволюционных элементов.

Вскоре были преданы суду Революционного трибунала и казнены бывшая королева Мария-Антуанетта и многочисленные представители дворянской аристократии, в том числе некоторые жирондисты. В самых невообразимых формах революционный террор стали применять и комиссары Конвента для подавления контрреволюционного движения в провинциальных городах и департаментах, особенно там, где произошли контрреволюционные восстания. Революционный террор стал распространяться по всей стране. Повсюду казнили тысячи и тысячи человек, реки крови залили Францию. Вся Европа с ужасом наблюдала за происходящим внутри этой страны.

Революционный террор был направлен не только против политической, но и против экономической контрреволюции. Он широко применялся в отношении спекулянтов, скупщиков и всех тех, кто, нарушая закон о «максимуме» и дезорганизуя снабжение городов и армии продовольствием, играл тем самым на руку врагам революции и интервентам. Вскоре казнимых людей стало так много, что не хватало пороха и пуль на приведение революционных приговоров в исполнение. Именно в годы Французской революции было изобретено страшное орудие смерти — гильотина, конструкция которой была предложена французским врачом Гильо-теном. С историей ее создания связан один казус. Дело в том, что тяжелый нож, который, двигаясь по параллельным направляющим, отрубал голову осужденного, первоначально имел лезвие строго перпендикулярное направляющим. Именно вследствие этого несовершенства конструкции чудовищное приспособление часто заклинивало от перекоса ножа. Усовершенствование гильотины принадлежит Людовику XVI. Он предложил сделать нож, лезвие которого располагалось бы под углом к направляющим. По злой иронии судьбы впервые опробовали усовершенствованную конструкцию на самом «рационализаторе» — на этой гильотине была отрублена голова самому королю.

Об ужасающем по своим размерам терроре впоследствии написал русский писатель А.И. Герцен: «Террор 93 г. был величествен и в своей мрачной беспощадности... Конвент завесил на время статую Свободы и поставил гильотину стражей «прав человеческих». Европа с ужасом смотрела на этот вулкан и отступала перед его дикой всемогущей энергией...»

Практически ни одно государство Европы не пожелало остаться в стороне, безмолвно наблюдая за всем этим ужасом, который происходил во Франции. Почти все государства выступили на борьбу против французской революции. Якобинское правительство вынуждено было мобилизовать все сила народа, все ресурсы республики для достижения собственной победы.

23 августа 1793 года Конвент принял настоящего момента и до тех пор, пока враги не будут изгнаны за пределы территории республики, все французы объявляются в состоянии полной мобилизации». Это привело к тому, что за короткий срок в армию влилось новое пополнение в составе 420 тысяч солдат. К началу 1794 года в революционной армии под ружьем находилось уже свыше 600 тысяч солдат. Такой огромной армии не имела ни одна страна Европы, и даже ее объединенные силы не могли выставить подобного количества бойцов.

декрет, в котором говорилось: «С

Кроме этого, якобинцами была осуществлена реорганизация армии. Части прежней регулярной армии слились с отрядами добровольцев и призывниками, в результате этого возникла новая республиканская армия.

Революционное правительство принимало чрезвычайные меры, чтобы снабдить быстро возраставшие контингенты войск всем необходимым. Особым декретом Конвента сапожники были мобилизованы на изготовление обуви для армии. Под наблюдением правительственных комиссаров в частных мастерских было налажено шитье мундиров. Десятки тысяч женщин принимали участие в пошиве одежды для солдат. Комиссары Конвента для снабжения армии не останавливались ни перед чем. Сен-Жюст в Страсбурге дал такое предписание местному муниципалитету: «Десять тысяч солдат ходят босиком; разуйте всех аристократов Страсбурга и завтра в 10 часов утра десять тысяч пар сапог должны быть доставлены в главную квартиру».

Все мастерские, в которых можно было наладить производство оружия и боеприпасов, работали исключительно на оборону, создавалось, кроме этого, много новых мастерских. Так в одном Париже под открытым небом работало 258 кузниц. Даже в помещениях бывших монастырей устраивались оружейные мастерские. Некоторые церкви и дома эмигрантов были приспособлены для очистки селитры, выработка которой возросла почти в 10 раз. Под Парижем, на Гре-нельском поле, в самые короткие сроки был создан пороховой завод. Благодаря усилиям рабочих производство пороха на заводе поднялось до 30 тысяч фунтов в день, кроме этого, в Париже изготавливалось ежедневно до 700 ружей. Рабочие военных заводов и мастерских трудились день и ночь с необычайным энтузиазмом. Они, по крылатому выражению того времени, «ковали молнии против тиранов».

Главой военного министерства стал полковник Бу-шотт. Он совершенно обновил аппарат своего ведомства и привлек туда на работу видных деятелей революционных секций Парижа. Комитет общественного спасения уделял большое внимание укреплению командного состава армии. Комиссары Конвента очищали армию от контрреволюционных элементов и выдвигали на руководящие посты революционную молодежь. Армии республики возглавлялись молодыми людьми, вышедшими из народа. Так бывший конюх Лазар Гош, который начал свою службу обыкновенным солдатом, участвовал во взятии Бастилии, уже в 25 лет стал дивизионным генералом и командующим армией. Казалось, этот человек обладает неисчерпаемой энергией. Он говорил: «Если меч короток — нужно только сделать лишний шаг». А генерал Морсо, который погиб в 27 лет и за свою храбрость был назван в приказе Комитета общественного спасения «львом Французской революции», начинал свою взрослую жизнь обыкновенным писцом. Сыном каменщика был генерал Клебер, а генерал Ланн — по происхождению крестьянин. Рабочий-ювелир Россиньоль, участник взятия Бастилии, был назначен генералом и командовал армией при подавлении восстания в Вандее. Генералом революционной армии был и Александр Дюма — отец знаменитого писателя. Он и вовсе по происхождению был мулатом. Один этот факт сделал бы невозможным для него столь блестящую военную карьеру в прежние времена.

Огромное количество войск позволило создать революционную армию, которая состояла из отдельных мобильных соединений, какие могли легко перебрасываться на различные направления. Общий характер новой тактики определил ученый Карно: «Нужно атаковать внезапно, стремительно, не оглядываясь назад, нужно ослеплять, как молния, и молниеносно бить».

Народ с воодушевлением сражался на фронтах. Рядом с мужчинами дрались женщины и подростки. Так девятнадцатилетняя Роза Баро, которая называла себя Свободой Баро, после того как ее муж был ранен, взяла патроны из его патронташа и приняла участие в бою. Таких примеров было множество.

Якобинцы с присущей им энергией властно вмешивались и в решения вопросов народного образования, науки и искусства. 1 августа 1793 года Конвент принял декрет о введении на территории Франции новой системы мер и весов — метрической системы. Она была разработана и подготовлена французскими учеными и впоследствии была принята не только во Франции, но получила широкое распространение и за ее пределами.

Кроме этого, Конвент отменил старый календарь, основанный на христианском летоисчислении, и ввел новый, революционный календарь, по которому летоисчисление начиналось с 22 сентября 1792 года — со дня провозглашения Французской республики. Даны были новые названия и каждому месяцу в отдельности. Но, в отличие от метрической системы счисления, календарь этот долго не просуществовал.

Революционное правительство требовало от ученых помощи в организации военного производства и в решении задач укрепления собственной власти. Крупнейшие ученые того времени — Бертолле, Монж, Лагранж и многие другие, либо по своему желанию, либо по принуждению участвовали в деле обороны страны. Тем не менее мощный толчок получило металлургическое производство, химическая наука и другие отрасли техники. Инженер Гитон-Морво проводил опыты по применению аэростатов в военных целях, а инженер Шапп разработал оптический телеграф. Все эти новинки тут же находили себе практическое применение: отныне аэростаты применялись для проведения разведки и наблюдения за ходом боев, а сообщения из Лилля в Париж теперь передавались всего за один час.

Понятно, что за годы революции во Франции изменились изобразительное искусство и литература. Живопись и высокая словесность были невостребованы теперь в обществе, а поэтому постепенно приходили в упадок. Зато всячески развивалось и ширилось так называемое народное искусство. Народное творчество нашло свое наиболее полное выражение в революционных боевых песнях, таких как «Карманьола» и многих других, которые распевались на улицах и площадях.

Композиторы Госсек, Керубини создавали революционные гимны. Художник Давид писал картины на патриотические темы. Театры ставили пьесы революционного содержания, написанные Мари-Жозефом Шенье и другими драматургами, которые служили революции. Художники и композиторы сами принимали участие в организации и оформлении народных революционных празднеств. Таким образом, настоящее искусство стало повсеместно активно заменяться революционным кичем.

Беспощадные и невиданные по своей жестокости удары революционного террора не могли не сломить внутреннюю контрреволюцию. Осенью 1793 года был подавлен и жирондистский мятеж на юге, потерпели поражение восставшие в провинции Вандея. В то же время республиканская армия остановила и отбросила назад войска интервентов. В декабре войсками Конвента был взят город Тулон, который являлся крупнейшим военно-морским портом и был ранее захвачен англичанами.

Это привело к тому, что весной 1794 года военное положение значительно улучшилось. Французская армия, перехватив инициативу на фронтах, прочно удерживала свои позиции. Интервенты были изгнаны из пределов Франции, а войска республики повели наступательные бои на территории сопредельных государств.

26 июня 1794 года в ожесточенной битве недалеко от города Флерюса французская армия, которой командовал генерал Журдан, разбила войска коалиции. В этом сражении, следует отметить, французы впервые использовали воздушный шар для наблюдения за ходом битвы. Его появление вызвало смятение в рядах противника. Победа при Флерюсе имела решающее значение. Отныне для французской территории опасности не существовало и военные действия перенеслись в Бельгию, Голландию и в Рейнскую область.

В течение одного года якобинская диктатура выполнила то, чего не удалось добиться за предшествующие четыре года революции: она сокрушила феодализм, разрешила главные задачи буржуазной революции, а также сломила сопротивление ее внутренних и внешних врагов. Но для достижения этих целей французский народ заплатил слишком дорогую цену. Революция смогла решить поставленные задачи, лишь опираясь на широчайшие массы, переняв от народа плебейские методы борьбы и действуя ими против всех врагов. Поэтому в период якобинской диктатуры Французская буржуазная революция выступала как революция на-

родная. Она наглядно показала всему миру, к чему может привести народная диктатура. Жаль только, что уроки эти, преподнесенные историей, в самом скором времени были забыты.

Период подъема якобинской диктатуры был непродолжительным. Дело в том, что в самой основе якобинской диктатуры, как и в их политике, скрывались глубокие внутренние противоречия. Якобинцы боролись во имя полного торжества свободы, демократии, равенства методами, которые для достижения этих целей являются недопустимыми. Они буквально сокрушали и выкорчевывали феодализм, выметали, по выражению Карла Маркса, «исполинской метлой» весь старый, средневековый, феодальный мусор и всех тех, кто пытался его сохранить. Этим якобинцы расчищали почву для развития буржуазных, капиталистических отношений. Именно в это время были пролиты целые реки крови.

Страна жила в состоянии жестокой диктатуры, которая подвергала строгой государственной регламентации продажу и распределение продуктов и других товаров, отправляла на гильотину всех, кто был не согласен с политикой якобинцев и нарушал законы о «максимуме». Даже В.И. Ленин замечал, что «...французским мелким буржуа, самым ярким и самым искренним революционерам, было еще извинительно стремление победить спекулянта казнями отдельных, немногих «избранных» и громами деклараций...» Следует отметить, что русские коммунисты внимательно изучили все уроки французской буржуазной революции и попытались исправить «ошибки», допущенные якобинцами. Они казнили не только «избранных», а готовы были убивать каждого, кто не только говорил, но и думал иначе, чем они.

Поскольку государственное вмешательство осуществлялось только в сфере распределения и не затрагивало сферу производства, вся репрессивная политика якобинского правительства и все его усилия в области государственной регламентации способствовали росту экономической мощи буржуазии. За годы революции эта экономическая мощь значительно возросла в результате ликвидации феодального землевладения и продажи национальных имуществ. Война, которая нарушила обычные экономические связи и предъявляла огромные требования ко всем областям хозяйственной жизни, также создавала, вопреки ограничительным мероприятиям якобинцев, благоприятные условия для развития производства. В эти годы росла новая буржуазия, освобожденная от феодальных оков, предприимчивая и дерзкая. Политика репрессий якобинского правительства не могла ни остановить, ни даже ослабить этот процесс. Рискуя сложить головы на плахе, все эти выросшие за годы революции люди, которые были поглощены возможностью в кратчайший срок создать огромное состояние, умели обходить законы о «максимуме», запреты спекуляции и другие ограничительные меры революционного правительства.

Пока исход борьбы с внешней и внутренней контрреволюцией не был решен, новые собственники вынуждены были мириться с революционным режимом. Но по мере того, как благодаря победам республиканских армий опасность феодальной реставрации ослабевала, буржуазия все решительней стремилась избавиться от революционно-демократической диктатуры.

Также росло благосостояние среднего крестьянства, которое поддерживало якобинцев лишь до первых решающих побед. Как и буржуазия, они враждебно относились к политике «максимума», добились отмены твердых цен, стремились немедленно и полностью, без всяких ограничений, запретов и реквизиций воспользоваться приобретенным за годы революции.

Якобинцы же, несмотря на все это, продолжали проводить свою политику террора и «максимума». В начале

1794 года они сделали попытку осуществить новые социально-экономические мероприятия в ущерб крупным собственникам. Так 8 и 13 вантоза (конец февраля — начало марта) Конвент по докладу Сен-Жюста принял важные декреты, которые имели большое принципиальное значение для якобинцев. Согласно им так называемым вантозским декретам, собственность лиц, признанных врагами революции, подлежала конфискации и бесплатному распределению среди неимущих. Врагами же революции в это время считались уже не только бывшие аристократы, но и многочисленные представители как старой, фельянской и жирондистской, так и новой буржуазии, которую называли спекулянтами за то, что они часто нарушали закон о «максимуме». В вантозских декретах отразились уравнительные стремления якобинцев — учеников и последователей Жана Жака Руссо. Само собой, что этим декретам воспротивились многочисленные собственники, которые появились в стране за годы революции.

В то же время внутренняя противоречивость политики якобинцев привела к тому, что росло недовольство и в рядах плебейских защитников революции. Дело в том, что якобинцы не сумели обеспечить условий для действительного улучшения материального положения плебейства. Установив под давлением народных масс « максимум» на продукты питания, якобинцы распространили его и на заработную плату рабочих, причинив тем самым большой вред себе; они оставили в силе рабочий закон Jle Шапелье. Все это привело к тому, что наемные рабочие, которые трудились на оборону республики и принимали активное участие в политической жизни в низовых органах революционно-демократической диктатуры (революционных комитетах,

революционных клубах и народных обществах), также становились все более недовольными политикой якобинцев.

Не удовлетворила якобинская диктатура и желаний деревенской бедноты. Распродажа национальных имуществ была на руку зажиточной верхушке крестьянства, которая скупила большую часть земли, что привело к безостановочному усилению дифференциации крестьянства. Беднота добивалась ограничения размеров ферм, владений зажиточных крестьян, изъятия у них земли и раздела ее между бедняками. Но якобинцы не решились поддержать их требования. Местные органы власти все чаще становились на сторону богатых крестьян в их конфликтах с сельскохозяйственными рабочими. Это вызвало среди малоимущих слоев населения деревни недовольство якобинской политикой.

В связи с тем что в стране обострились социальные противоречия, начался кризис революционной диктатуры, в рядах самих якобинцев наметился раскол. Осенью 1793 года среди них стали формироваться две оппозиционные группировки. Первая из них образовалась вокруг Дантона. Он был одним из влиятельных вождей революции и пользовался в одно время такой же огромной популярностью в народе, как Робеспьер и Марат, но впоследствии Дантон, понимая всю чудовищность политики террора, постепенно стал склоняться к союзу с жирондистами.

Это дало Марксу возможность утверждать: «несмотря на то, что он находился на вершине Горы... до известной степени был вождем Болота» (Гора — так называли якобинцев). Вскоре Дантон вынужден был уйти из Комитета общественного спасения и на некоторое время вовсе удалился от дел. Но даже оставаясь в тени, он являлся тем притягательным центром, вокруг которого объединялись видные деятели Конвента и якобинского клуба — Камилл Демулен, Фабр д’Эглантин и другие. Все это были люди, прямо или косвенно связанные с быстро растущей новой буржуазией.

Таким образом, вскоре определилась группировка дантонистов, они стали правым крылом якобинцев, которое представляло разбогатевшую на революции новую буржуазию. Они издавали газету «Старый корд ель-ер», редактором которой был Демулен. В своих статьях дантонисты выступали сторонниками умеренной политики, прекращения террора, восстановления в стране законности.

Дантонисты требовали иногда более, иногда менее откровенно ликвидации революционно-демократической диктатуры. Во внешней политике они выступали за соглашение с Англией и другими участниками контрреволюционной коалиции, для того, чтобы любой ценой и как можно скорее добиться мира, столь необходимого истощенной войной, разрухой и революцией Франции.

Следует отметить, что Комитет общественного спасения, возглавляемый Робеспьером и робеспьеровца-ми, встречал оппозицию не только справа, но и слева. Это недовольство отражали Парижская коммуна и секции. Они искали пути к смягчению нужды бедного населения и требовали далее проводить политику суровых репрессий против спекулянтов, нарушителей закона по «максимуму» и т.п. В отличие от дантонистов, левое крыло не имело никакой определенной программы, их требования были спонтанными и непродуманными.

После разгрома «бешеных» наиболее влиятельной группировкой в Париже стали сторонники Шометта и Эбера — левые якобинцы, которых впоследствии стали называть эберистами. В какой-то мере их можно считать приеемниками «бешеных». Степень сплоченности и однородности эберистов была невелика. Эбер, (1757 — 1794 гг.) который, следует отметить, до революции был билетером в театре выдвинулся как один из активных деятелей клуба кордельеров. Осенью

1793 г., когда Шометт стал прокурором Коммуны, Эбера назначили его заместителем. Он оказался довольно способным журналистом и вскоре приобрел известность своей газетой «Отец Дюшен», которая была рассчитана на простых людей и пользовалась популярностью в народных кварталах Парижа.

Между эберистами, влияние которых было весьма сильным в парижской Коммуне, и робеспьеровцами осенью 1794 г. обнаружились серьезные расхождения по вопросам религиозной политики. В некоторых провинциях и даже в самом Париже эберисты стали проводить политику «дехристианизации». Она сопровождалась закрытием церквей и принуждением духовенства отрекаться от сана. Эти действия, которые осуществлялись главным образом административными мерами, натолкнулись на резкое сопротивление народа и особенно крестьянства. Робеспьер вынужден был осудить насильственную «дехристианизацию» и прекратить практику ее проведения. Но борьба между эберистами и робеспьеровцами продолжалась.

Весной 1794 г. в связи с ухудшением продовольственного положения в Париже эберисты стали усиленно критиковать деятельность Комитета общественного спасения. Руководил ими клуб кордельеров. Он намеревался вызвать новое народное движение, которое должно было быть направленно против Комитета. Однако Эбер и его сторонники оказались арестованы. Их осудил Революционный Трибунал, и 24 марта они были казнены.

Жестокие репрессии, развязанные якобинцами привели к тому, что они стали убивать друг друга. Уже спустя неделю правительство нанесло удар и по дан-тонистам. 2 апреля Дантон, Демулен и другие были преданы Революционному трибуналу и 5 апреля их гильотинировали.

Революционное правительство шло к неминуемому самораспаду. Уже ничто не могло остановить внутренние репрессии, когда соратники стали убивать друг друга. Вскоре был удален из военного министерства :j арестован Бушотт. Несмотря на то, что Шометт не поддерживал призыв Эбера к восстанию, его также схватили и отрубили ему голову. Из Парижской коммуны, революционной полиции изгнали всех, кого заподозрили в симпатиях к эберистам. Чтобы урезать самостоятельность Парижской коммуны, во главе ее ■(оставили «национального агента», назначенного пра-мгтельством. Все эти мероприятия вызвали широкое недовольство в столице. Таким образом от робеспь-•ровцев отвернулась часть сил, которая ранее поддерживала якобинскую диктатуру.

Внешне положение революционного правительства прочилось. Прекратились оппозиции диктатуре. Но /го внешнее впечатление силы и прочности якобин-кой диктатуры отныне было обманчивым.

На самом деле якобинская диктатура переживала грый кризис. Якобинцы стали встречать все возрас-. .ющую враждебность со стороны городской и сель-

65

«/мирная история, т. 16 ской буржуазии, а террор, развязанный в ее рядах, отвернул от нее какую-то часть народа, преданную ей ранее.

Робеспьер и его сторонники — руководители революционного правительства — пытались укрепить якобинскую диктатуру путем установления новой государственной религии — культа «верховного существа». Это идея была заимствована у Руссо. 8 июня 1784 г. в Париже состоялось посвященное «верховному существу» торжественное празднество, во время которого сам Робеспьер выступил в роли первосвященника. Это мероприятие лишь повредило престижу революционного правительства и самого Робеспьера лично.

10 июня 1794 г. Конвент по настоянию Робеспьера принял новый закон, который значительно усиливал террор. В течение шести недель после издания этого закона Революционный трибунал ежедневно выносил до пятидесяти смертных приговоров. Так люди, которые прикрывались высокими словами о добре и справедливости, окончательно превращатились в кровавых палачей. В это время, как уже говорилось выше, произошло сражение при Флерюсе с прусской армией и объединенными войсками коалиции. Войска интервентов были разгромлены, и эта победа укрепила намерения широких слоев буржуазии, крестьян-соб-ственников, которые были недовольны усилением террора — что не удивительно! — избавиться от тяготившего их режима революционно-демократической диктатуры.

КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕРЕВОРОТ 9 ТЕРМИДОРА

Дантонисты, а также близкие к ним депутаты Конвента и люди, разделяющие взгляды эберистов, вступили в тайную связь друг с другом с целью устранения Робеспьера и других руководителей Комитета общественного спасения. Так к июлю 1794 г. в глубоком подполье возник новый заговор против революционного правительства. Главными его организаторами были бывший комиссар Бордо Тальен, Фрерон, бывший аристократ Баррас, Фуше. В заговоре приняли участие многие члены Конвента и даже некоторые члены

Комитета общественного спасения (Колло д’Эрбуа и Билло-Варенн), а также члены Комитета общественной безопасности. Все это были люди, не равнодушные к судьбе собственного государства, которое постепенно подталкивалось в сторону пропасти находящимися в плену жестокости правителями.

Заговор с самого начала носил откровенный контрреволюционный характер.

Несмотря на то, что Робеспьер и другие руководители революционного правительства догадывались о подготовке переворота, они уже не имели сил его предотвратить.

Так 27 июля 1794 года (9 термидора II года по революционному календарю) заговорщики выступили на заседании Конвента против Робеспьера. Не дали ему говорить и потребовали его ареста. Робеспьер был тут же арестован, а также его младший брат Огюстен и ближайшие единомышленники —

— ^-r

Воззвание Коммуны Парижа от 9 термидора.

Сен-Жюст, Кутон и Леба.

На защиту Робеспьера и правительства поднялась Парижская коммуна. По ее распоряжению арестованные были освобождены и доставлены в ратушу. Коммуна провозгласила восстание против контрреволюционного большинства Конвента и обратилась к парижским секциям с призывом прислать в ее распоряжение вооруженные силы. Конвент со своей стороны объявил вне закона арестованных лиц, а также обратился к секциям с требованием оказать помощь Конвенту в подавлении мятежа.

Половина парижских секций и прежде всего центральные секции, населенные интеллигенцией и буржуазией, стали на сторону Конвента. Другие секции заняли нейтральную позицию или раскололись. Плебейские же секции присоединились к движению против Конвента.

Коммуна была в нерешительности, не предприняла активных действий против Конвента. Вооруженные отряды, которые собрались на площади перед ратушей по призыву Коммуны, постепенно стали расходиться. В 2 часа ночи вооруженные силы Конвента почти беспрепятственно достигли ратуши и ворвались в нее. Вместе с членами Коммуны были вновь арестованы Робеспьер и его соратники.

28 июля (10 термидора) руководители якобинского правительства и Коммуны, объявленные вне закона, были без суда гильотинированы. В следующие два дня продолжались казни приверженцев революционного правительства.

Переворот 9 термидора низверг революционно-демократическую диктатуру и фактически положил конец революции.

Французская буржуазная революция конца XVIII в. имела крупнейшее историческое значение. Оно заключалось прежде всего в том, что революция эта покончила с феодализмом и абсолютизмом так решительно, как никакая другая буржуазная революция. Несмотря на то что революцию возглавила буржуазия, она наглядно показала всему миру, на что способен вооруженный народ, особенно когда его руководителями становятся беспринципные люди со своими болезненными неудовлетворенными амбициями. Главной движущей силой французской революции были народные массы — крестьянство и городское плебейство, она являлась народной революцией. Решающее участие народных масс придало революции ту широту и размах, которыми она отличалась от других буржуазных революций. Французская революция конца XVIII в. осталась классическим образцом наиболее завершенной буржуазной демократической революции.

Французская буржуазная революция предопределила развитие по капиталистическому пути не только самой Франции, но и ускорила развитие буржуазных отношений в других европейских странах. Под ее влиянием возникло буржуазное революционное движение и в Латинской Америке.

ГЛАВА 2

ФРАНЦИЯ В ПЕРИОД ТЕРМИДОРИАНСКОЙ РЕАКЦИИ

С крушением якобинской диктатуры в страну так и не пришло спокойствие, началась реакция, которую возглавляла крупная буржуазия, пришедшая к власти. Ведущую роль в ее рядах играли «новые богачи», которые нажили свое состояние за годы революции. Люди, которые постоянно опасались за свою жизнь в годы якобинской диктатуры, теперь спешили закрепить власть за собой.

Термидорианцы разгромили аппарат революционно-демократической революции, лишив Комитет общественного спасения его прежних полномочий и функций, а также изменив его состав. Вместе с Парижской коммуной была ликвидирована и опора революционного правительства — народные общества и революционные комитеты. Простых людей, которые и так играли небольшую роль в революционных органах, окончательно отстранили от участия в политической жизни.

Были высвобождены из тюрем заключенные по политическим мотивам. Они снова получили доступ к политической деятельности. В декабре 1794 г. вышли из тюрем и вернулись в Конвент уцелевшие жирондистские депутаты.

Одновременно усиливались репрессии против самих якобинцев. На улицах Парижа хозяйничала молодежь, которая разгромила помещения якобинского клуба, закрытого в ноябре 1794 г. по настоянию Конвента.

Термидорианцы спешным порядком ликвидировали

социально-экономическое законодательство якобинского Конвента. Отныне все ограничения, введенные против так называемой спекуляции, были отменены. Хотя государственное нормирование цен в течение некоторого времени формально все еще сохранялось, но на практике оно стало отходить в прошлое. В декабре 1794 г. был официально отменен закон о «максимуме». Вследствие восстановления свободы в торговле получили толчок к своему развитию нормальные экономические отношения в стране. Правда, как это часто происходит в период перемен, не обходилось без крайностей. Так, рабочие, мелкие ремесленники, городская, сельская беднота на какое-то время стали жертвой произвола торговцев, которые сразу же взвинтили цены на продукты.

Спекуляция, биржевой ажиотаж, махинации, связанные с падением денежного курса, получили небывалый размах. Количество выпущенных ассигнатов выросло с 8 млрд. ливров в 1794 до 20 млрд. к октябрю 1795 г. Курс ассигнатов стремительно падал. В июле

1794 г. за ассигнат в 10 ливров платили 34 ливра, в ноябре он стоил 24 ливра, в марте 1795 г. — 146,

а в апреле того же года — только 8 ливров. Соответственно возросли цены на товары, в первую очередь на предметы широкого потребления. Покупка и перепродажа продолжали служить источником быстрого обогащения. Казнокрадство, взяточничество стали повседневным и повсеместным явлением. Страна была ввергнута в хаос «дикого капитализма».

Доведенные до отчаяния жестокой нуждой и возмущенные реакционной политикой термидорианских правителей, весной 1795 г. трудящиеся Парижа дважды поднимали восстание. 12 жерминаля (1 апреля) население рабочих кварталов вышло на улицы с оружием в руках. Демонстранты заставили термидорианский Конвент выслушать их главные требования: «Хлеб! Конституцию 1793 года! Освобождение патриотов!» Но, лишенные руководства и четкого плана действий, они не сумели удержать свой первоначальный успех. Термидорианское правительство сосредоточило в Париже крупные вооруженные силы, и уже на следующий день восстание было подавлено.

Примерно через два месяца, 1 прериаля (20 мая), народные массы Парижа снова восстали. К этому времени положение рабочих и бедноты столицы стало еще хуже. С апреля по май цены на хлеб возросли в 2 — 2,5 раза. Такое крайне бедственное положение плебейских масс придало восстанию в прериале широкий размах и большую силу. На сторону восставшего народа перешло несколько батальонов национальной гвардии, а поэтому восставшим удалось захватить здание Конвента. Но и на этот раз восстание потерпело неудачу. 4 прериаля после ожесточенной борьбы восстание было подавлено вооруженными силами, которые оставались верными Конвенту.

После этого термидорианцы жестоко расправились с восставшими. Рабочее население парижских предместий было обезоружено, несколько тысяч человек арестованы, а затем осуждены и сосланы. «Последние монтаньяры», депутаты-якобинцы Ромм, Гужон, Субрани и трое других, которые поддерживали восстание, были приговорены к гильотине. Но они сами покончили с собой одним кинжалом, который умирающий передавал своему товарищу.

По плебейским массам, главному оплоту якобинской диктатуры, были нанесены сокрушительные удары. В южных департаментах, где было особенно сильно влияние жирондистов и роялистов, начался белый террор. Вооруженные люди нападали на тюрьмы, убивали заключенных в них якобинцев, топили их в реках. Массовые убийства заключенных были совершены в Лионе, Эксе, Марселе и других городах. В Тарасконе всех узников, которые находились в крепости, утопили в Роне. Несмотря на то, что революция пошла на спад, призрак ее все еще гулял по стране.

Дворяне-эмигранты были уверены, что теперь все подготовлено для восстановления в стране монархии Бурбонов. После того как умер в 1795 году сын казненного короля, который эмигрантами именовался Людовиком XVII, роялисты объявили брата Людовика XVI — графа Прованского — королем под именем Людовика XVIII.

Летом 1795 года в Бретани на Киберонском полуострове английские корабли высадили крупный десант эмигрантов. Роялисты рассчитывали на быстрый и легкий успех, однако буржуазия не хотела восстановления монархии и была готова на то, чтобы сохранить все материальные и политические выгоды, которые приобрела за годы революции, а поэтому она стремилась удержать власть в своих руках и не допустить реставрации феодально-абсолютистских порядков. Войска эмигрантов Потерпели поражение. Многие эмигранты попали в плен и были расстреляны.

Следует отметить, что решающая победа над войсками коалиции, которая была одержана за месяц до крушения якобинской диктатуры, была лишь началом последующих крупных успехов французских армий. К концу 1794 и началу 1795 годов французы заняли Бельгию и Голландию, а также весь левый берег Рейна от моря до Альп.

Антифранцузская коалиция европейских монархий была непрочной, раздираемая внутренними противоречиями, она распалась под ударами французских войск. Из крупных европейских держав первой прекратила борьбу Пруссия. 5 апреля 1795 года в Базеле был подписан мирный договор между Францией и Пруссией, в силу которого последняя признавала переход левого берега Рейна к Франции. В мае того же года был заключен мир между Францией и Голландией. Согласно этому мирному договору, Голландия была обязана принять участие в войне против Англии на стороне Франции. В июле 1795 года и Испания подписала мир с Францией.

Другие государства, которые входили в антифран-цузскую коалицию, продолжали свою борьбу. Англия становилась все более непримиримой, так как она опасалась побед Франции и усиления ее в Западной Европе. Не сложила руки и Австрия, которую поддержали мелкие германские и итальянские государства.

Термидорианская крупная буржуазия была вынуждена подавлять выступления народных масс и в то же время сражаться с роялистами. Но несмотря на эти трудности она стремилась и юридически оформить свое политическое господство. В августе 1795 года термидорианский Конвент принял новую конституцию. Она

получила название конституция III года (по республиканскому календарю). Конституция эта сохраняла одно из главных положений конституции 1793 года — всеобщее избирательное право. По новой конституции избирательным правом могли пользоваться лишь мужчины, которые платили подушную или поземельную подать. Законодательная власть предоставлялась двум палатам: Совету пятисот и Совету старейшин. Исполнительная власть переходила к Директории в составе пяти директоров.

Термидорианский Конвент стремился ликвидировать завоевания якобинской диктатуры, но он пытался предотвратить также и феодальную реставрацию. Буржуазия и имущее крестьянство больше всего опасались за судьбу приобретенных ими «национальных иму-ществ», а также эмигрантских и церковных земель, которых они лишились бы в случае восстановления монархии. Кроме этого, термидорианцы, члены Конвента, которые проголосовали в прошлом за казнь короля Людовика XVI, понимали, что им этого монархисты не простят, поэтому термидорианский Конвент был вынужден принять меры против возможного прихода монархистов к власти. Вслед за провозглашением конституции он утвердил декреты, согласно которым две трети состава новых законодательных органов должны были состоять из бывших членов Конвента.

Роялисты надеялись на то, что они получат на выборах большинство и ликвидируют республику, но они обманулись в своих расчетах. 13 вандемьера (5 октября

1795 года) в буржуазных кварталах Парижа вспыхнул мятеж, организованный роялистами, но термидорианцам, которыми командовал Баррас, удалось его подавить. Главную роль в этом усмирении сыграл молодой генерал Наполеон Бонапарт.

НАПОЛЕОН БОНАПАРТ

Наполеон Бонапарт, ставший впоследствии императором Франции, сыграл исключительную роль в истории не только своей страны, но и Европы в целом, а поэтому расскажем о нем подробнее.

Родился он 15 августа 1769 года на острове Корсика в небольшом городке Аяччо в семье адвоката Карло Бонапарте и его жены Летиции.

Остров Корсика долгое время находился под властью Генуэзской торговой республики, но в 1765 году местные жители под предводительством землевладельца Паоли подняли восстание и прогнали генуэзцев. С 1765 года Корсика была самостоятельным государством. Здесь, особенно во внутренних частях острова, были сильны пережитки родового быта. Население жило кланами, которые вели между собой долгую ожесточенную борьбу. Была распространена кроввая месть — вендетта, которая нередко приводила к настоящим побоищам между кланами.

В 1768 году Генуэзская республика продала французскому королю Людовику XV свои уже фактически не существовавшие права на Корсику, и весной 1769 года французские войска разбили войска Паоли. Корсика была провозглашена владением Франции.

Таким образом, годы детства Наполеона проходили в первые годы утраченной независимости. Население разделилось на две части. Одни сожалели об утраченной политической самостоятельности, другие приняли владычество Франции за должное. Отец Наполеона Карло Бонапарте примкнул к «французской партии». Но сам маленький Наполеон был сторонником изгнанного с Корсики Паоли и ненавидел французских захватчиков. Характер у ребенка был тяжелый. Сам Наполеон писал впоследствии: «Ничто мне не импонировало, я был склонен к ссорам и дракам, я никого не боялся. Одного я бил, другого царапал, и все меня боялись. Больше всего приходилось терпеть от меня моему брату Жозефу. Я его бил и кусал. И его же за это бранили, так как, бывало, еще до того, как он придет в себя от страха, я уже жалуюсь матери. Мое коварство приносило мне пользу, так как иначе мама Летиция наказала бы меня за мою драчливость, она никогда не потерпела бы моих падений!»

Наполеон был угрюмым и раздражительным ребенком, но мать любила его, хотя воспитание в семье дети получали достаточно суровое. Семья жила экономно, но без нужды. Отец, напротив, был добрым и слабохарактерным, а поэтому главой семьи фактически была Летиция — твердая, строгая и трудолюбивая женщина. Наполеон унаследовал от матери любовь к труду и строгому порядку.

Неудивительно, что на характер будущего императора наложила печать обстановка этого уединенного острова, где жило довольно дикое население в горах и лесах с нескончаемой междуклановой враждой и родовой кровной местью, а также с ненавистью к французским захватчикам.

Отец решил дать своим детям французское воспитание. В 1799 году он отвез старших детей — Жозефа и Наполеона — во Францию, где они учились в Отенском колледже. Правда, в том же году десятилетний Наполеон был переведен в военное училище в городе Бриенне в Восточной Франции.

Он и здесь оставался угрюмым и замкнутым мальчиком, который быстро и надолго раздражался, не искал сближения с товарищами, смотрел на всех без почтения и приязни. Наполеон был не по годам уверенный в себе, несмотря на свой маленький рост. Его обижали, дразнили придирались к его корсиканскому выговору, но мальчик дрался яростно и ожесточенно, и вскоре к нему перестали придираться. Учился он великолепно, особенно нравилась ему история Древней Греции и Рима. Превосходные успехи были у него также по математике и географии. Так как учителя этой провинциальной военной школы не всегда оказывались на высоте, то пробелы в своих знаниях маленький Наполеон восполнял чтением. В детстве и впоследствии он читал всегда много и очень быстро.

Его товарищей отчуждал от него корсиканский патриотизм — французы для Наполеона были завоевателями его родного острова.

Тем не менее в 1784 году Наполеон с успехом окончил учебу и перешел в Парижскую военную школу, из которой выпускники-офицеры уходили уже в армию. В школе были собраны первоклассные преподаватели, среди которых был знаменитый математик Монж и известный астроном Лаплас. Здесь Наполеон учился с жадностью. Но произошло несчастье — в феврале 1785 года от рака желудка скончался его отец Карло Бонапарте. Семья осталась почти без средств к существованию. На старшего брата Наполеону надеяться не приходилось, так как он был не способен содержать семью из-за своей лени. Поэтому шестнадцатилетний юнкер взял на себя заботу о матери, братьях и сестрах. Он закончил короткий годичный курс в Парижской военной школе и 30 октября 1785 года в чине подпоручика отправился в полк, который стоял на юге, в городе Валенсе.

Молодой офицер жил в большой нужде, так как большую часть своего жалованья он отсылал матери. Он не мог позволить себе никаких развлечений, и оставшихся денег ему хватало лишь на скудное пропитание. Единственным его досугом было чтение книг в лавке букиниста, находившейся в том же доме, где он снимал квартиру. Общества Наполеон чуждался, так как комплексовал из-за плохой одежды, а поэтому запоем и с жадностью читал книги, которые давал ему букинист. Наполеон выписывал из них цитаты и делал пометки у себя в тетрадях.

Больше всего он интересовался книгами по военной истории, математике, географии, а также описаниями путешествий. Увлекался он и трудами философов. Именно в те годы он впервые познакомился с литературой Просвещения — Вольтером, Руссо, Даламбером, Мабли, Рейналем. Возможно, тогда у него и зародилось то отвращение, которое он впоследствии испытывал к идеологам революционной буржуазии и ее философии. Но в это время он пока лишь накапливал знания. Ко всякой книге так же, как и ко всякому человеку, он подходил с непреклонным желанием извлечь для себя все то, с чем он еще не был знаком, чтобы дать пищу собственной мысли.

Читал Наполеон и художественную литературу. Особенно он любил «Страдания юного Вертера» и другие романтические произведения Гете. Любил Наполеон читать Расина, Корнеля, Мольера. Большое впечатление произвела на него книга стихов, приписанных средневековому шотландскому барду Оссиану. Но художественная литература никогда не отрывала его от основного чтения — математических трактатов, книг по военному искусству, особенно об артиллерийском деле.

В сентябре 1786 года Наполеон взял долговременный отпуск и уехал на Корсику в Аяччо, для того чтобы устроить материальные дела своей семьи. Дело в том, что отец перед смертью оставил небольшое имение и запутанные дела, с которыми Наполеону удалось довольно успешно разобраться. Вскоре он поправил материальное положение семьи. Ему удалось продлить

свой отпуск до середины 1788 года, хотя и без сохранения содержания, но это уже не имело значения, так как ему удалось покрыть все свои расходы. После того как в июне 1788 года Наполеон вернулся во Францию, он со своим полком был отправлен в город Оксонн. Здесь он жил в казарме и продолжал читать все, что попадалось ему под руку. Однажды он попал на гауптвахту и случайно нашел там старый том юстиниа-новского сборника по Римскому праву. Он не только прочел его от корки до корки, но и почти выучил его наизусть. Знаменитые французские юристы пятнадцать лет спустя изумлялись исключительной памяти Наполеона, который на заседаниях по выработке наполеоновского Кодекса цитировал наизусть римские дигесты.

Впоследствии Наполеон говорил: «Если кажется, что я всегда ко всему подготовлен, то это объясняется тем, что раньше чем что-либо предпринять, я долго размышлял уже прежде; я предвидел то, что может произойти. Вовсе не гений внезапно и таинственно (еп secret) открывает мне, что именно должно говорить и делать при обстоятельствах, кажущихся неожиданными для других, — но мне открывает это мое размышление. Я работаю всегда. Работаю во время обеда, работаю, когда я в театре; я просыпаюсь ночью, чтобы работать».

Современники признавали его гением, но сам Наполеон

о своей гениальности говорил с иронией и насмешкой.

О своей же работе он всегда отзывался с полной серьезностью. Он гордился колоссальной работоспособностью, больше чем всеми другими дарами, которыми наделила его природа.

В Оксонне Наполеон сам впервые взялся за перо и составил небольшой трактат по баллистике «О метании бомб». С этих пор артиллерийское дело окончательно стало его излюбленной военной специальностью, хотя в его бумагах того времени сохранились кое-какие беллетристические наброски, а также фи-лософско-политические заметки. И хотя его нельзя было назвать.последователем Руссо и его идей «Общественного договора», здесь он иногда высказывается более-менее либерально. Наполеон не давал подчинить свою волю и рассудок желаниям страстей. Жил он впроголодь, избегал общества, не сближался с женщинами и отказывался от развлечений. Все свободное от службы время он проводил за книгами. Возможно, тогда Наполеон сам не осознавал, если ли у него какие-то планы на будущее, либо окончательно покорился доле небогатого провинциального офицера, на которого начальники и аристократы всегда будут смотреть сверху вниз. Но вскоре в жизнь его, как и в жизнь всей страны, вихрем ворвалась неожиданная весть: свершилась французская революция. Начались события, которые изменили судьбы миллионов людей, события, вследствие которых безвестный провинциальный дворянин Наполеон Бонапарт вознесся на вершину власти, славы и поклонения.

В том, что в 1789 году, когда началась французская революция, карьера Наполеона стала стремительно развиваться, нет ничего удивительного, так как по своему социальному положению он мог только выиграть от победы буржуазии. Хотя он и был дворянином по происхождению, но на Корсике бедные дворяне никогда не пользовались теми преимуществами, какие имели их французские собратья. А поэтому на быструю карьеру по военной службе Наполеону рассчитывать не приходилось, и именно французская революция дала ему возможность подняться по социальной лестнице.

Перед Наполеоном встал вопрос: оставаться ли ему во Франции или вернуться домой — на Корсику. Через два месяца после взятия Бастилии он ухал в Аяччо. Дело в том, что молодой поручик, как и прежде, оставался патриотом своей родины. Как раз незадолго до революции, в 1789 году он закончил очерк по истории Корсики, который отослал для рецензии Рей-налю. Популярный в те годы писатель обрадовал молодого человека своим лестным отзывом.

Как только Наполеон прибыл на остров, он сразу же объявил себя поклонником вернувшегося из долгого изгнания бывшего правителя Паоли, но тот отнесся к молодому лейтенанту холодно, так как взгляды их на дальнейшую судьбу Родины расходились. Паоли стремился к независимости острова от французского владычества, а Наполеон, заинтересованный, в первую очередь, не в развитии Родины, а в развитии собственной карьеры, выступал за сохранение Корсики в составе Франции.

В результате этих разногласий добиться ему ничего не удалось. Побыв несколько месяцев на острове, Наполеон снова уехал в полк и увез с собой младшего брата Людовика, для того, чтобы уменьшить расходы по дому для матери. Оба брата поселились в Балансе, куда перевели полк Наполеона. Лейтенант Бонапарт жил теперь еще беднее, так как должен был кормить брата и давать ему воспитание на свое скудное жалование. Наполеону не оставалось ничего другого, как вновь засесть за книги.

Вскоре ему удалось получить перевод на службу на Корсику, куда он переехал в сентябре 1791 года. На этот раз он окончательно разошелся во взглядах с Пао-ли, потому что вернулся на остров в качестве офицера оккупационных войск. И когда в апреле 1791 года разразилась борьба между контрреволюционным духовенством, которое поддерживало сепаратиста Паоли, и представителями революционных властей, Бонапарт даже стрелял в толпу восставших, которая напала на возглавляемый им отряд. Его возненавидели на родине. В то же время к нему с подозрением относились французские власти, так как он сделал попытку завладеть крепостью без распоряжения сверху. Его вызвали в Париж в военное министерство, где он должен был оправдаться в своем сомнительном поведении на Корсике. Наполеон приехал в столицу Франции в конце мая 1792 года и стал свидетелем революционных событий этого лета.

Здесь он недвусмысленно высказался в отношении двух важнейших событий этих месяцев — вторжения плебейских масс в Тюильрийский дворец 20 июня и свержения монархии 10 августа 1792 года. Увидя толпу, шедшую к королевскому дворцу 20 июня, Наполеон сказал Бурьену, с которым был на улице: «Пойдем за этими канальями». Когда же перепуганный этой грозной демонстрацией Людовик XVI поклонился толпе из окна, к которому подошел в красной фригийской шапке — одной из эмблем революции, — Наполеон сказал с презрением: «Какой трус! Как можно было впустить этих каналий! Надо было смести пушками 500 — 600 человек, остальные разбежались бы!» Следует отметить, что вместо слова «трус» Наполеон применил гораздо более грубый эпитет. 10 августа он снова повторил его по отношению к королю, а революционных повстанцев обозвал «самой гнусной чернью».

Тогда, 10 августа 1792 года, Наполеон Бонапарт не мог даже и предположить, что французский трон, с которого в этот момент сгоняют Людовика XVI, освобождается тем самым именно для него. И люди, которые стояли вокруг него, молоденького худого офицера, которые с восторженными криками приветствовали рождение республики, также не могли знать, что именно он, стоящий в толпе человек, будет тот, кто задушит эту республику и станет императором.

После этого Наполеон еще раз был на Корсике, он приехал туда в тот момент, когда правитель Паоли, подписав соглашение с англичанами, хотел оторвать Корсику от Франции. Английские войска готовились высадиться на острове, и Наполеону удалось с большим трудом бежать оттуда вместе с матерью и всей семьей. Это произошло в июне 1793 года. Едва они скрылись, как в дом их ворвались сепаратисты, приверженцы Паоли, и разграбили его.

Потянулись тяжелые годы нужды. И хотя Наполеон получил уже в это время чин капитана, семья, которая состояла из матери и семерых братьев и сестер, была непосильной ношей для скудного жалованья. Вначале он устроил их в Тулоне, а потом в Марселе.

Неожиданно судьба молодого офицера сделала резкий поворот. Когда на юге Франции разразилось контрреволюционное восстание, в ходе которого роялисты из Тулона в 1793 году изгнали и перебили представителей революционной власти, а также призвали на помощь крейсировавший в западной части Средиземного моря английский флот, революционная армия, какую направили на подавление восстания, осадила город Суши.

Но осада эта была безуспешной. Командовал армией Карто, а комиссаром в ней был земляк Бонапарта — корсиканец Саличетти, который вместе с ним выступал против Паоли. Наполеон посетил своего товарища возле Тулона и подсказал ему единственный способ взять город. После этого Саличетти тут же назначил молодого капитана помощником начальника осадной артиллерии.

Штурм, который начался в первых числах нояб ря, не удался, потому что командовавший в этот день Донне, велел отступать, вопреки мнению Бонапарта, в самый решительный момент. Наполеон после доказывал всем, что это была грубая ошибка. Он сам шел впереди штурмующей колонны и был ранен. Но после долгого сопротивления и проволочек со стороны властей, которые не доверяли неизвестному молодому офицеру, по чистой случайности оказавшемуся в лагере, новый командующий Дюгомье разрешил ему привести свой план в исполнение. Расположив батареи так, как он хотел, Бонапарт после мощной артиллерийской подготовки штурмом, в каком участвовал лично, взял Эгильет, который был командной высотой над рейдом и открыл огонь по английскому флоту.

После двухнедельного обстрела республиканцы 17 декабря вновь пошли штурмом на укрепления. Все семь тысяч человек штурмующих были отброшены, но тут подоспел Бонапарт с резервной колонной, и это решило все дело. Республиканские войска взяли Тулон. Английский флот, забрав часть роялистов, ушел в открытое море.

Находившийся в центре этого события генерал Дю-тиль послал донесение в военное министерство в Париже, рекомендуя министру сохранить Бонапарта для блага республики: «У меня нет слов, у меня слов не хватает, чтобы изобразить тебе заслугу Бонапарта: у него знаний столько же много, как и ума, и слишком много характера, и это еще даст тебе слабое понятие о хороших качествах этого редкого офицера» .

Любому военному из осадного корпуса была ясна заслуга Наполеона во взятии города. Штурм произошел

17 декабря 1793 года. Зто было первое осадное сражение, выигранное Наполеоном. Начиная с 17 декабря 1793 года и по 18 июня 1815 года, когда император проиграл свое последнее сражение (под Ватерлоо), прошло долгих 22 года. За это время Наполеон дал около 60 больших и малых сражений, что гораздо больше, чем все сражения Александра Македонского, Ганнибала, Цезаря и Суворова вместе взятые. Кроме этого, в битвах участвовало гораздо больше людей, чем в войнах его предшественников. Но несмотря на обилие грандиозных сражений, которые выпали на судьбу Наполеона, Тулонская победа занимает в ней особое место. Именно благодаря этой победе, он обратил на себя внимание, о нем впервые узнали в Париже.

Взятие Тулона, который считался неприступной крепостью, сулило скорую ликвидацию роялистов на всем :оге Франции. Кроме земляка Наполеона Саличетти, н лагере осаждающих находился человек намного более влиятельный — Огюстен Робеспьер, младший брат Максимилиана Робеспьера. Он лично присутствовал при взятии города и также описал это событие в докладе, который отослал в Париж. Это не преминуло сказаться на карьере Наполеона. 14 января 1794 года Наполеон Бонапарт получил чин бригадного генерала. Ему было всего 24 года.

В те дни, когда Бонапарту удалось взять Тулон, в стране безраздельно правили монтаньяры. Их было большинство в Конвенте. Якобинский клуб имел огромное влияние в столице и провинциях. Вся страна находилась под безраздельным владычеством революционной диктатуры, которая, как уже говорилось выше, проводила жестокие беспощадные репрессии против роялистов, жирондистов, не присягнувших священников, а также вела на многих фронтах войну против сил объединенной коалиции.

В этой напряженной яростной схватке Наполеон Бонапарт должен был выбрать между монархией и республикой. Он прекрасно понимал, что в случае реставрации королевской власти ему не простят взятие Тулона. В то время как республика может дать ему все. Кроме этого, в печати вышла его небольшая брошюра «Ужин в Бокере», в которой он доказывал восставшим на юге городам безнадежность их положения. Весной и в начале лета 1794 года комиссары Конвента на юге и в первую очередь Огюстен Робеспьер, которые находились под влиянием Бонапарта, готовили вторжение в Пьемонт — в северную Италию, чтобы оттуда угрожать Австрии. Правда, Комитет общественного спасения не без колебания принял такое решение. Особенно против этого плана был Карно. Но, влияя на правителей через Огюстена Робеспьера, Наполеон предлагал защищаться от интервенции не обороной, а прямым нападением на саму Европу. Но этим планам Наполеона не суждено было осуществиться, так как в 1794 году неожиданно для всех диктатура якобинцев была свергнута.

Вот в таком свете представлялись эти события самому Бонапарту. Для того чтобы поддержать его план лично перед братом и перед Комитетом общественного спасения, Огюстен Робеспьер отправился в Париж. Было лето, и этот вопрос было необходимо решать. Наполеон находился в это время в городе Ницце, куда он вернулся из Генуи, выполнив секретное поручение, связанное с затевающимся походом. Неожиданно из столицы пришло известие, которого не ожидали не только в южных провинциях, но и даже в самом Париже: в день 9 термидора на заседании Конвента Максимилиана Робеспьера, его брата Огюстена, а также Сен-Жюста и Кутона вместе с их приверженцами арестовали и на следующий день казнили без суда в силу простого их объявления вне закона. Тут же по всей Франции начались аресты людей, которые были близки к казненным. В связи с этим генерал Бонапарт оказался сразу же в опасности. Его арестовали через две недели после 9 термидора (27 июля) — 10 августа 1794 года. И посадили в антибский форт на Средиземноморском побережье. Но через две недели Наполеона выпустили на свободу, так как в его бумагах не нашли ничего, что давало бы повод к его преследованию. Узнав о том, что в дни термидорианского террора погибли тысячи людей, в той или иной степени близких к Робеспьеру и его соратникам, Бонапарт понял, что легко отделался, избежав гильотины. Люди же, которые пришли на смену казненным, знали генерала Бонапарта мало, а поэтому относились к нему с подозрением. Взятие Тулона не успело создать ему большой репутации, о нем все еще мало кто знал. Когда генерал Бонапарт предложил поручику Жюно стать его адъютантом, отец последнего произнес: «Бонапарт? Что такое — Бонапарт? Где он служил? Никто этого не знает». Тулонский подвиг Наполеона вскоре забыли, и его карьера оказалась под угрозой.

В это же время случилась еще одна неприятность. Бонапарта вызвали в Париж, где Комитет общественного спасения приказал ему ехать в Вандею на усмирение восстания, назначив его командовать пехотной бригадой. Но Наполеон был артиллеристом и не хотел служить в пехоте. Он запальчиво объяснился с членом Комитета Обри и подал в отставку.

Так Наполеон оказался 25-летним генералом в отставке, генералом, поссорившимся со всем начальством и не имеющим средств к существованию. Он провел голодную зиму 1794 — 1795 гг. в Париже. Казалось, что все о нем забыли. Но в августе 1795 года Наполеона зачислили как генерала артиллерии в топографическое отделение Комитета общественного спасения. Комитет этот был прообразом генерального штаба, созданного Карно. В топографическом отделении Наполеон составлял инструкции (директивы) для итальянской армии республики, которая уже вела военные операции в Пьемонте. Но даже в эти дни Наполеон не переставал читать.

Заработок у Наполеона был небольшой, а поэтому он довольно часто обедал в семье Перно, где его очень любили. Но он ни разу не пожалел о своей отставке, так и не согласившись пойти в пехоту.

В это время ему снова улыбнулась судьба. В 1795 году произошли решающие события в истории Французской буржуазной революции. Буржуазия, которая уничтожила якобинскую диктатуру, добившись власти, стала на путь реакции. Она постоянно искала пути своего собственного владычества. С каждым месяцем буржуазная реакция все возрастала. С каждым месяцем все более бездонной делалась та пропасть между голодавшими предместьями рабочих и центральными секциями Парижа, где обогатившиеся во время революции «новые люди» проводили время в весельях и попойках.

Не выдержав такого положения дел, жители рабочих предместий поднимали восстания, которые оба раза были направлены против термидорианского Конвента. Нападения на Конвент произошли 12 жерминаля (1 апреля) и 1 прериаля (20 мая) 1775 года. За этим было разоружено Сент-Антуанское предместье. Теперь массовые выступления для парижского плебейства стали невозможными. Во время этого так называемого белого террора монархическая часть буржуазии решила, что пришло их время, и роялисты сделали попытку реставрации монархии. Но их планы сорвались.

Повсюду в Европе — Лондоне, Кобленце, Митаве, Гамбурге, Риме — во всех европейских столицах, где собрались многие влиятельные эмигранты, постоянно раздавались голоса о необходимости беспощадно карать всех, кто принимал участие в революции. Аристократия после прериальского восстания и яростного белого террора самодовольно утверждала, что наконец «парижские разбойники» начали резать друг друга и что теперь роялистам необходимо нагрянуть для того, чтобы перевешать и тех и других — термидорианцев и оставшихся в живых монтаньяров. Но когда роя-

листы, о чем говорилось уже выше, высадились на полуострове Киберон в Бретани, руководители термидорианского Конвента без малейших колебаний направили туда генерала Гоша с армией и после полного разгрома высадившихся войск расстреляли 750 человек из числа захваченных в плен.

Но даже после этого разгрома роялисты не считали свое дело проигранным. Через два месяца они снова выступили, но на этот раз в самом Париже. Это произошло по революционному календарю в первой половине вандемьера 1795 года (конец сентября — начало октября).

Происходило это так. Конвент уже выработал новую конституцию, по которой во главе исполнительной власти должны были стоять 5 директоров, а законодательная власть принадлежать двум собраниям: Совету пятисот и Совету старейшин. Конвент готовился ввести эту конституцию в действие и распуститься. Но так как усиливались в слоях крупнейшей буржуазии монархические настроения, и чтобы представители роялистов в большом количестве не были выбраны в Совет пятисот, руководящая группа термидорианцев во главе с Баррасом в самые последние дни Конвента провела особый закон, по которому две трети Совета пятисот и две трети Совета старейшин должны были обязательно быть выбранными из заседавших до этого в Конвенте, и лишь одну треть можно было выбирать вне этого круга людей.

Но роялисты в Париже были не настолько слабы, как в самом начале выступлений. А поэтому а месяце вандемьере положение Конвента было очень непрочным. Против этого декрета, который имел своей целью упрочить владычество существовавшего большинства Конвента, выступила значительная часть крупной денежной буржуазной аристократии, а также верхушка буржуазии, — верхушка так называемых «богатых», — центральных секций города Парижа. Все они выступили с целью расправиться с той частью термидорианцев, которая уже не соответствовала настроениям зажиточных кругов как в городе, так и в провинции. Центральные секции Парижа, которые взбунтовались в октябре 1795 года против Конвента, которые мечтали

о немедленном возвращении Бурбонов, с радостью поддержали восстание. Как бы там ни было но «консервативные республиканцы», для которых уже даже термидорианский Конвент был слишком революционным, постепенно стали расчищать дорогу реставрации монархии. Угрозу эту Конвент увидел сразу же, начиная с 7 вандемьера (29 сентября), когда стали поступать тревожные сведения о настроениях центральных частей Парижа. Положение Конвента было критическим. За четыре месяца до этого произошла зверская расправа с рабочими предместьями. Казни длились целый месяц после того как были разоружены рабочие, а поэтому Конвент не мог рассчитывать на помощь широких народных масс.

Рабочие Парижа в те дни смотрели на комитеты Конвента и на сам Конвент как на своих заклятых врагов. Рабочие не собирались сражаться во имя сохранения власти в будущем Совете пятисот за двумя третями опорочившего себя Конвента, да и сам Конвент не мог теперь воззвать о помощи к плебейской массе Парижа, которая ненавидела его и которой он сам боялся. Оставалось надеяться только на армию, хотя и здесь были свои «но». Солдаты, правда, продолжали без колебаний стрелять в ненавистных им из-менников-эмигрантов, в роялистские отряды, где бы они их ни встречали — в Нормандии, в Вандее, на полуострове Киберон, в Бельгии и на немецкой границе. Но вандемьеры действовали хитро. Они выставляли своим лозунгом не реставрацию Бурбонов, а борьбу с нарушением декретом Конвента принципа народного суверенитета, принципа свободного голосования и избрания народных представителей. Это во-первых. Во-вторых, генералы, которые командовали армиями, были не столь убежденными республиканцами, как солдаты, а поэтому надеяться на них было опасно. Даже генерал Мену, командующий парижским гарнизоном, который 4 прериаля одолел Сент-Антуанское предместье и потопил в крови народное восстание, был одним из представителей центральных кварталов Парижа, а поэтому он не стал бы стрелять в людей своего круга. Этот генерал был значительно правее, реакционнее настроен, чем самые реакционные термидорианцы из Конвента. Центральные секции Парижа хотели свободно собрать более консервативное собрание, чем Конвент. А за это расстреливать их Мену не собирался.

Ночью, 12 вандемьера (4 октября), по Парижу распространилось известие, что Конвент отказался от борьбы, что можно будет обойтись без сражения на улицах, что декрет взят назад и выборы будут свободными. Люди вышли на улицы. Демонстративные шествия, громкие восторженные возгласы наполнили все улицы центра столицы. В доказательство этого абсурдного заявления приводилось одно-единственное, но непосредственное утверждение о том, что начальник вооруженных сил одной из центральных секций Парижа (секция Лепеллетье) Делало побывал у генерала Мену, поговорил с ним, и Мену согласился на перемирие с акционерами. Войска были отведены в казармы, и город оказался во власти восставших.

Но ликование людей было преждевременным, так как Конвент не собирался сдаваться без боя. В эту же ночь, на 13 вандемьера, генерал Мену был отстранен от командования Парижским гарнизоном и по приказу Конвента арестован. Начальником всех вооруженных сил Парижа был назначен Баррас — один из главных деятелей 9 термидора. Жители, узнав об отставке и аресте Мену, догадались, что Конвент решил бороться, а поэтому они без колебаний и с поспешностью стали собираться на ближайшей ко дворцу Конвента улице и готовиться к утреннему бою. Победа им казалась почти неизбежной. Но они просчитались.

Баррас не собирался упускать случая. Он был известен современникам как сибарит и казнокрад, распутный авантюрист и коварный, беспринципный карьерист. Но он не был трусом и не собирался упускать возможность выбиться наверх, которую открыло ему назначение его главнокомандующим вооруженных сил Парижа. Он стал действовать быстро и решительно. Какими бы пороками его ни наделяли, он был умным и проницательным человеком, а поэтому понимал, что Францию могут вернуть под корону Бурбонов, что ему грозило гибелью. Баррас был дворянином, и он хорошо понимал, какой ненавистью пылают именно к нему и подобным отщепенцам рвущиеся к власти роялисты.

Он прекрасно знал, что нужно немедленно дать бой, но Баррас не был военным. А поэтому перед ним стала задача — назначить генерала. И в этот момент Баррас совершенно случайно вспомнил о худощавом молодом человеке, который несколько раз являлся к нему в последнее время в качестве просителя. Баррас знал

о нем лишь что он отставной генерал, который отличился под Тулоном, но потом имел неприятности, и сейчас он перебивался с большим трудом в столице, не имея какого-либо значительного заработка. Баррас приказал найти его и привести. Бонапарт явился. И у него спросили, «берется ли он покончить с мятежом? Наполеон попросил несколько минут на размышление. Он прекрасно понимал, что защита интересов Конвента для него принципиального значения не имеет, но если он выступит на стороне Барраса, то это принесет ему прямую выгоду. И тогда он согласился, поставив одно условие, чтобы никто не вмешивался в его распоряжения. После этого он предупредил: «Я вложу шпагу в ножны только тогда, когда все будет кончено».

Его тотчас назначили помощником Барраса. Он ознакомился с положением дела и увидел, что восставшие очень сильны и что опасность для Конвента огромная. Но у Наполеона тут же сложился план действий, который основывался на беспощадном применении артиллерии. Позже, когда все уже было кончено, он сказал своему другу Жюно, который впоследствии стал генералом и герцогом д’Абрантес, фразу, какая показала, что свою победу он приписывал стратегической неумелости мятежников: «Если бы эти молодцы дали мне начальство над ними, как бы у меня полетели на воздух члены Конвента!»

Уже на рассвете к дворцу Конвента стали стягиваться артиллерийские орудия. И вот наступил исторический день — 13 вандемьера, который сыграл в жизни Наполеона гораздо большую роль, чем его первая победа под Тулоном.

Мятежники двинулись на Конвент, и по ним стали стрелять из орудий по приказу Бонапарта. Наиболее страшным было избиение восставших на паперти костела св.Роха, где стоял их резерв. Следует отметить, что мятежники тоже имели возможность ночью завладеть артиллерией, но они упустили момент. Восставшие отвечали отчаянной ружейной пальбой, но к середине дня все было закончено. Оставив несколько сот трупов и унеся с собой раненых, восставшие бежали в разных направлениях и скрывались по домам, а кто и немедленно покидал Париж. Вечером Баррас горячо отблагодарил молодого генерала и настоял, чтобы Наполеон был назначен командующим военными силами тыла, так как сам Баррас немедленно сложил с себя это звание, как только восстание было разгромлено.

В Бонапарте Баррасу и другим руководителям импонировала отчаянная решительность, с которой он пошел на такое не употреблявшееся до него средство, как стрельба из пушек среди города по самой гуще толпы. В этом приеме подавления уличных выступлений он явился первооткрывателем. Причем он ни перед кем не оправдывался и не собирался сваливать на кого-либо ответственность.

У восставших было более 24 тысяч вооруженных людей, а у Бонапарта не было в этот момент и 6 тысяч человек. Поэтому он прекрасно понимал, что вся надежда может быть лишь на пушки, которые он без промедления пустил в ход. Тут, как и впоследствии, проявился основной принцип Наполеона: если дело дошло до битвы, — подавай победу, чего бы это ни стоило. Он не любил попусту тратить артиллерийские снаряды, но там, где они могли принести пользу, Наполеон никогда на них не скупился.

Беспощадность, с которой Наполеон вел борьбу, была его характерной чертой. Однажды в момент откровения он говорил Луи Редереру, к которому благоволил, следующее: «Во мне живут два различных человека: человек головы и человек сердца. Не думайте, что у меня нет чувствительного сердца, как У других людей. Я даже довольно добрый человек. Но с ранней моей юности я старался заставить молчать эту струну, которая теперь не издает у меня уже никакого звука».

13 вандемьера для карьеры Наполеона играло исключительно важную роль. Но подавление этого восстания имело и большое историческое значение. Во-первых, роялисты потеряли надежду на близкую и быструю победу и планы реставрации династии Бурбонов потерпели поражение гораздо более тяжелое, чем на полуострове Киберон. Во-вторых, высшие слои городской буржуазии убедились, что они слишком поторопились взять власть в свои руки с помощью вооруженного выступления, забыв о тех представителях городской и сельской буржуазии, которые стоят за республику. И в-третьих, было еще раз продемонстрировано, что антиреставрационные настроения в провинции особенно резко влияют на армию, на солдатские массы, которые оставались верными идее республиканского правления.

Если говорить лично о Наполеоне Бонапарте, то день 13 вандемьера впервые сделал его известным не только в военных кругах, где о нем уже слышали благодаря взятию Тулона, но и во всех слоях общества. Отныне на него смотрели как на человека большой воли, решимости, смелости. А поэтому политики, завладевшие властью с 13 вандемьера 1795 года, во главе которых стоял Баррас, сделавшийся сразу самым влиятельным из пяти директоров Директории, весьма благосклонно смотрели на Бонапарта. Они полагали, что на него и впредь можно будет положиться, если понадобится пустить в ход военную силу против тех или иных народных волнений.

Но они плохо знали Наполеона Бонапарта. Сам он мечтал о другом. Он стремился к широкому театру военных действий. Он мечтал о самостоятельном командовании одной из армий Французской республики. Так как к нему хорошо относился Баррас, эти мечтания казались ему уже не такими несбыточными, как в те дни, когда отставной 26-летний генерал в поисках заработка вынужден был слоняться по Парижу. Один день, а вернее даже одна ночь, круто изменили его судьбу. Теперь он был командующим парижским гарнизоном, любимцем самого могущественного правителя республики Барраса и кандидатом на самостоятельный пост в действующую армию.

Очень скоро после своего внезапного взлета молодой генерал встретился со вдовой казненного при терроре генерала графа Богарне и полюбил ее. Жозефина Богарне была на шесть лет старше его и поначалу никаких чувств к Бонапарту не питала. Но она не могла отказать в ухаживании Бонапарту, так как после 12 вандемьера он занимал слишком уж важный пост. Сам же Наполеон Бонапарт влюбился пылко и страстно. Он потребовал немедленной свадьбы и женился. Так как Жозефина Богарне некогда не была близка с Баррасом, то брак открыл ему еще шире возможности доступа к могущественным лицам республики.

Следует отметить, что ни Жозефина, ни его вторая жена Мария-Луиза Австрийская, ни г-жа Ремюза, ни актриса м-ль Жорж, ни графиня Валевская никогда не имели на него сколько-нибудь сильного влияния. Слишком уж неукротимую, деспотическую, раздражительную и подозрительную натуру имел Бонапарт. Он не мог терпеть известную г-жу Сталь еще до того, как она высказала свои оппозиционные политические взгляды. Ненавидел он ее именно за излишний, по его мнению, для женщины политический интерес, за ее претензии на эрудицию и глубокомыслие. От женщин Наполеон требовал беспрекословного повиновения и подчинения его воле.

Наполеон не любил долго предаваться чувствам. Так было и на этот раз. 9 марта 1796 года состоялась свадьба Наполеона Бонапарта с Жозефиной Бо-гарне. А уже через два дня, 11 марта, он простился с женой и уехал на войну.

В его судьбе, а также в судьбе Франции и в судьбе Европы начинался абсолютно новый исторический этап.

ДИРЕКТОРИЯ

В ноябре 1795 года в силу вступила новая конституция. Отныне исполнительная власть во Франции переходила в руки Директории, в состав которой вошли, как уже говорилось выше, Баррас й другие видные термидорианцы.

Время правления Директории было временем безграничного господства буржуазии. По образному выражению одного из современников, французское общество в годы правления Директории являло собой «гнусный контраст между самым неистовым богатством и самой ужасающей нищетой». Наиболее тяжелым временем для народа и бедноты оказались зима и весна 1795 — 1796 гг. Продолжалась инфляция. Нескончаемо падал курс ассигнатов. Росли цены. Все это создавало безвыходное положение для рабочих, ремесленников, служащих и интеллигенции. Полицейские заявления того времени пестрели подобными сообщениями: «Лишь зажиточный класс может пользоваться жизнью в настоящий момент, а трудящиеся находятся в крайней нужде»; ремесленники и рабочие «видят все меньше соответствия между плодами своего труда и своими повседневными потребностями»; «отчаяние и горе достигли высшего предела».

Рабочие и служащие вынуждены были, чтобы выжить, продавать либо закладывать свое последнее имущество. По улицам бродили тысячи нищих, которые искали в мусоре отбросы, чтобы не умереть с голоду. Повсеместно сообщалось о многочисленных самоубийствах.

Такое положение дел заставило рабочих с сочувствием вспоминать даже времена якобинской диктатуры, когда люди, не имея ничего лишнего, во всяком случае имели возможность не умирать с голоду. Страна жила в постоянной тревоге и в ожидании новых восстаний.

Одним из выразителей смутных социальных надежд рабочих и бедноты был Ноэль-Франсуа Бафеб (1760 — 1797), который назвал себя именем древнеримского трибуна-реформатора Гракха. С первых же дней революции он был, как сам говорил об этом, «пропагандистом свободы и защитником угнетенных». Ба-беф принимал активное участие в событиях своей эпохи. Его неоднократно арестовывали и преследовали, но это никак не повлияло на его взгляды. Уже в первые годы революции Бафеб выступал решительным противником частной собственности на землю. Он добивался не распродажи национальных имуществ, а их раздачи в долгосрочную аренду малоимущим крестьянам. Еще весной 1793 года Бабеф составил проект «законодательства санкюлотов», которое должно было обеспечить «совершенное равенство».

В 1795 году, когда сидел в тюрьме, Бабеф сблизился с революционерами-демократами Буонарроти, Дар-тэ и другими, сплотил их вокруг себя и вместе они работали над планом революционного переворота.

Выйдя из тюрьмы после амнистии, объявленной термидорианским Конвентом, бабувисты — как впоследствии их стали называть — без промедления взялись за дело. Уже в начале 1796 года под руководством Ба-бефа была создана «Тайная Директория общественного спасения», которая вошла в историю под названием «заговора во имя равенства». Один из участников этого

заговора историк Филипп Буонарроти писал впоследствии: «ничем не ограниченное равенство, максимальное счастье для всех, уверенность в его прочности — таковы были блага, которые Тайная Директория общественного спасения хотела обеспечить французскому народу».

Утописты-бабувисты считали, что полное равенство осуществимо лишь при коммунизме — таком общественном строе, который не знает частной собственности. Они представляли, что коммунистическое общество должно быть основано на строгом равномерном распределении всех материальных благ между гражданами, т.е. на уравнительности. В отличие от Морелли и других французских предреволюционных мыслителей-коммуни-стов, Бабеф и бабуви-сты не только стремились к распростра-

Гракх Бабеф. НвНИЮ СВОИХ ПрИМИ-

Гравгора Ф.Бонвиля. ТИВНЫХ ВЗГЛЯДОВ, НО

и искали практические пути к их осуществлению. Оценивая опыт Французской революции, они пришли к убеждению в необходимости насильственного революционного переворота, к мысли о необходимости установления революционной диктатуры простого народа.

Революционное правительство, по мнению бабуви-стов, сразу же после завоевания власти должно было организовать бесплатное снабжение населения хлебом, безвозмездно вернуть из ломбардов вещи, заложенные беднотой, вселить неимущих в дома богачей. Но основная задача революционной диктатуры, как они мыслили, состояла в постепенном восстановлении во Франции коммунизма. Они хотели организовать большую «национальную коммуну», во владение которой должны были перейти нераспроданные до термидора церковные земли эмигрантов, а также имущество врагов революции. Вместе с «национальной коммуной» в течение какого-то времени должны сохраняться и частные хозяйства крестьян и ремесленников, но в дальнейшем в результате целой системы мероприятий, таких, как отмена права наследования и т.д., частная собственность подлежала окончательной ликвидации.

Бабеф издавал газету «Трибун народа», вокруг которой сплотились уцелевшие деятели Парижской секции и народных обществ. Они составили костяк бабувистского движения. Они создали военную организацию, которая занималась подготовкой восстания. В ней активное участие принимал вышедший из плебейской среды генерал Россиньоль. Кроме этого, к движению примкнули некоторые робеспьеристы, такие как бывшие депутаты якобинского Конвента, как Друэ, арестовавший в Варенне Людовика XVI и другие.

Бабувисты проводили в Париже широкую пропаганду, и их популистские лозунги нашли широкий отклик среди плебейского населения. В апреле 1796 года одна парижская газета писала, что даже на улицах ведутся разговоры о тех благах, которых можно было бы добиться в случае восстановления общности имуществ.

Несмотря на то, что план вооруженного восстания тщательно готовился «Тайной Директорией», он был сорван. Провокатор, который находился в рядах участников движения, выдал их правительству. В мае 1796 года Бабефа и других руководителей «Тайной Директории» арестовали. Находившиеся под влиянием бабувистов солдаты Гренель-ского лагеря попытались поднять восстание, но попытка их потерпела неудачу. Через год Бабеф был казнен.

В 1797 году на выборах в законодательные органы одной трети депутатов страны роялисты неожиданно одержали победу. Это вселило в них надежду. Имея многочисленных сторонников в государственном аппарате, они практически открыто стали готовиться к перевороту. Но Директория опередила их. 3 сентября 1797 года правительственные войска заняли здания Совета пятисот и Совета старейшин и арестовали часть депутатов. На следующий же день, 4 сентября (18 фруктидора), было принято решение об аннулировании избрания депутатов-монархистов, о высылке их в колонии, об усилении репрессий против монархической пропаганды в стране.

События эти привели к тому, что Директория, которая вела решительную борьбу с роялистами, вынуждена была искать поддержки в противоположном лагере, среди уцелевших после разгрома якобинцев. Но как только Директория ослабила ограничение демократических свобод в стране, сразу же возросло влияние представителей различных демократических течений. Именно поэтому на выборах 1798 года уже республиканцы-демократы одержали серьезную победу. Среди избранных депутатов оказалось несколько деятелей периода якобинской диктатуры. На этот раз Директория была напугана избирательными успехами левых группировок. Это привело к тому, что

11 мая (22 флореаля) 1798 года Директория приняла решение об аннулировании выборов депутатов-демократов.

Представители Директории называли свои шатания то вправо, то влево политикой «золотой середины», но уже современники дали этим событиям определение иное: «политика качелей». Как бы там ни было, но события 18 фруктидора и 22 флореаля показали внутреннюю слабость режима Директории.

Все понимали, что политика лавирования между противоположными политическими лагерями могла поддерживать неустойчивый режим Директории лишь до того времени, пока крупными победами на фронтах могла прикрываться его внутренняя слабость. А на фронтах французам пока сопутствовала удача.

Наполеон Бонапарт не переставал убеждать Барраса и его сторонников в необходимости предупредить действия вновь собравшейся против Франции коалиции европейских государств. Он требовал повести наступательную борьбу против австрийцев и их итальянских союзников, для чего необходимо было вторгнуться в северную Италию.

В новой коалиции государств, которые выступали против Франции, объединились Австрия, Англия, Россия, Сардинское королевство, Королевство обеих Сицилий и несколько германских государств (Вюртемберг, Бавария, Баден и другие).

Директория, как впрочем и вся Европа, считала, что главным театром предстоящей военной кампании

1796 года будет западная и юго-западная Германия, через которую французы сделают попытку вторгнуться в австрийские владения. Для этого похода Директория готовила свои самые лучшие войска и самых выдающихся военных во главе с генералом Моро. Для этой армии не скупились на средства. Обоз ее был прекрасно организован, и французское правительство очень рассчитывало на успех этого наступления.

Планам Бонапарта относительно вторжения из южной Франции в северную Италию, захвата ее территории и удара по Австрии с юга мало кто доверял. Правда, на него обратили внимание, полагая, что такое вторжение можно использовать как диверсию, которая заставила бы венский двор раздробить свои силы, и с помощью которой можно было бы отвлечь внимание австрийцев от главного, германского, театра военных действий. А поэтому решено было отправить в Сардинию несколько десятков тысяч солдат, которые стояли на юге. Когда встал вопрос о главнокомандующем этой южной армии, Карно предложил утвердить-Бонапарта. Все согласились, потому что никто из более важных и известных генералов этого назначения не домогался. Таким образом, Наполеон Бонапарт стал главнокомандующим «итальянской* армии и выехал к месту своего назначения.

Именно благодаря этой первой войне, которую вел Наполеон, его имя впервые стало известным во всей Европе. Престарелый Суворов после этой военной кампании произнес: «Далеко шагает, пора унять молодца!» Но «унять» Наполеона было некому. Вскоре весь мир убедился, что равного ему по таланту военачальника не существует.

Бонапарт приехал в свою армию и провел смотр. Армия была в таком состоянии, что походила более на скопище оборванцев. Все имущество, которое отпускалось в Париже на эту армию, быстро разворовывалось. Сорок три тысячи человек жили на квартирах в Ницце и около Ниццы, питаясь неизвестно чем, и одеты они были в лохмотья. У солдат не хватало сапог, они воочию видели воровство. Боеспособность этой армии была нулевая.

Бонапарт сразу понял, насколько трудная задача стоит перед ним. Ему нужно было не только одеть, обуть и дисциплинизировать свое войско, но и сделать это практически на ходу, во время похода, в промежутках между сражениями. Откладывать поход он не собирался.

97

4 Всемирная история, т. 16

Кроме этого, ему неохотно подчинялись начальники отдельных частей армии — Ожеро, Массен, Серрюрье. Они не хотели признавать своим начальником 2 7-летнего Бонапарта. Это казалось им оскорбительным.

Наполеону приходилось несладко. После его нового назначения поползли слухи, будто однажды он, глядя снизу вверх на высокого Ожеро, сказал: «Генерал, вы ростом выше меня как раз на одну голову, но если вы будете грубить мне, то я немедленно устраню это отличие». Бонапарт с самого начала дал понять всем и каждому, что он не потерпит в своей армии даже малейшего неподчинения себе и своей воле, а также сломит всех сопротивляющихся, не глядя на их ранги и звания. Бонапарт доносил в Париж: «Приходится часто расстреливать».

Первое, что сделал Бонапарт в армии, это прекратил воровство. Это сразу же заметили солдаты, что восстановило дисциплину лучше, чем любые расстрелы. Но, если бы Бонапарт занялся лишь экипировкой армии, он пропустил бы кампанию 1796 года. И тогда Наполеон бросил воззвание: «Солдаты, вы не одеты, вы плохо накормлены... я хочу повести вас в самые плодородные страны в свете». И солдаты откликнулись на его призыв.

9 апреля 1796 года Бонапарт двинул свои войска через Альпы. С самого начала похода он обнаружил доходящую до дерзости смелость и презрение к личной опасности. Он прошел вместе со своим штабом по самой опасной, но самой короткой дороге — по знаменитому «Карнизу» Приморской горной гряды Альпийских гор, где все время они находились под прицелом пушек крейсировавших у самого берега английских судов. Наполеон считал, что без определенной необходимости военачальник не должен во время войны подвергаться личной опасности, потому что его гибель может повлечь за собой панику и проигрыш сражения и даже войны. Но если обстоятельства сложатся так, что личный пример необходим, то военачальник должен не колеблясь идти в огонь.

В первые же дни войны, которую Наполеон вел в Пьемонте, выявились основные принципы, которыми он руководствовался во время проведения военных кампаний: быстро собирать в один кулак большие силы, переходить от одной стратегической задачи к другой, in' затевать слишком сложных маневров и разбивать | плы противника по частям. В первые же дни войны

I !лполеон одержал шесть крупных побед, историки даже |взывают эти «шесть побед в шесть дней» — одним

< тлошным большим сражением.

Кроме этого, в Наполеоне проявился и талант по-и;тика. Он и в последующие годы всегда сливал политику и стратегию в одно целое. Так и в этот раз, нореходя от победы к победе в апреле 1796 года, Бонапарт не упускал из вида: ему необходимо принудить Пьемонт (Сардинское королевство) к сепаратному миру, чтобы остаться лицом к лицу с австрийскими войсками. Вскоре пьемонтский генерал Колли начал переговоры о мире, и 28 апреля перемирие с Пьемонтом было подписано. По условиям этого мира король Пьемонта отдавал Бонапарту две свои лучшие крепости и целый ряд других оборонительных пунктов. Окончательный мир с Пьемонтом был подписан в Париже

1 5 мая 1796 года. Отныне Сардинское королевство обязывалось не пропускать через свою территорию ничьи войска, кроме французских, а также не заключать ни с кем союзов. К Франции отошли значительные земли Пьемонта и последний обязывался содержать французскую армию. Оставшись наедине с австрийцами, в очень короткое время Наполеон отбросил их на восток от реки По и захватил Пармское герцогство. Наложив на герцога Пармского огромную контрибуцию, Наполеон направился к городку Лоди, собираясь перейти там реку Аду. Переправу защищал десятитысячный австрийский отряд. Здесь 10 мая произошло знаменитое сражение при Лоди. Наполеон снова счел нужным рискнуть своей жизнью. Когда у моста завязывался страшный бой, генерал Бонапарт во главе гренадерского батальона бросился под пули. Кроме этого, двадцать австрийских орудий сметали картечью все на мосту и вокруг него. Но гренадеры отчаянным броском оттесняли австрийцев, захватив пятнадцать пушек. После этого сражения молодому генералу удалось завоевать необычайное уважение и любовь среди солдат. Его поступок потряс не только его подчиненных, но и всех современников. «Наполеон на Лодийском мосту» — впоследствии был одним из популярных сюжетов для написания картин.

15 мая войска Бонапарта вошли в Милан. В июне отряд под началом Мюрата занял Ливорно, генерал Ожеро вошел в Болонью. Сам Наполеон в середине июня занял Модену. Дальше располагалась Тоскана, которая была нейтральной в происходившей франко-австрийской войне. Но Бонапарт не обращая на нейтралитет ни малейшего внимания.

Еще совсем недавно голодные и разутые, а теперь сытые французские солдаты буквально бесчинствовали на захваченных территориях. Это привело к тому, что местные жители попытались несколько раз поднять восстания, но все выступления были жестоко подавлены. Вскоре Бонапарт двинулся к крепости Мантуя — одной из самых сильных в Европе по естественным условиям и по искусственно созданным укреплениям.

Но едва он успел приступить к осаде Мантуи, как на помощь крепости из Тироля вышла тридцатитысячная австрийская армия под командованием талантливого генерала Вурмзера. Все покоренные итальянские государства, а также Пьемонт, воспрянули духом.

Шестнадцать тысяч человек Бонапарт оставил на осаду Мантуи, а двадцать девять тысяч — были у него в резерве. Он ждал подкрепления из Франции. Навстречу Вурмзеру отправился один из лучших его генералов — Массен. Но Вурмзеру удалось его отбросить. Тогда на подмогу был отправлен генерал Ожеро, но и он потерпел неудачу. Казалось, поражение было неминуемо. И тогда Наполеон совершил маневр, который, по мнению и старых теоретиков, и новых, мог бы сам по себе обеспечить ему, как сказал Жомини, «бессмертную славу», даже если бы после этого он сразу же был убит.

Вурмзер уже был уверен в близкой победе. Он вошел в осажденную Мантую, сняв с нее осаду, и тут узнал, что Наполеон со всеми своими силами бросился на колонну австрийцев, которая действовала на сообщениях Бонапарта с Миланом, и в трех битвах разбил ее: в сражениях при Лонато, Сало и Брешии. Разозленный Вурмзер вышел из Мантуи со всеми своими силами и, разбив заслон, который поставили против него французы под начальством Валлета, 5 августа встретился под Кастельоне с самим Бонапартом. Здесь он потерпел тяжелое поражение от французских войск. Победа французов стала возможна благодаря блестящему маневру, в результате которого часть французских войск зашла в тыл австрийцам.

Вурмзер с остатками разбитой армии вскоре заперся i; Мантуе. Бонапарт возобновил осаду. И тогда из Австрии была снаряжена в спешном порядке новая армия 1'.'Д командованием Альвинци, который считался одним 114 лучших генералов Австрийской империи. Оставив ’->00 человек осаждать Мантую, Бонапарт, имея 28500 человек, вышел навстречу Альвинци. Он почти не имел резервов и в свое оправдание повторял: «Генерал, который очень уж исключительно заботится перед сражением о резервах, непременно будет разбит».

Так как армия Альвинци была значительно больше, он отбросил несколько французских отрядов в ряде стычек. Бонапарт попытался сконцентрировать вокруг себя все силы, готовясь к решающему сражению.

15 ноября 1796 года оно началось и закончилось чечером 17 ноября. Это была битва при Арколе. Австрийцев было гораздо больше и сражались они с чрезвычайной стойкостью, так как здесь были отборные полки Габсбургской империи. Одним из центральных пунктов, вокруг которого завязалось сражение, был Аркольский мост, на который французы трижды бросались штурмом: трижды брали его и трижды с тяжелыми потерями вынуждены были отступать. И тогда Бонапарт повторил то же, что сделал при взятии моста в Лоди: он лично бросился вперед со знаменем в руках. Вокруг него было убито несколько солдат и адъютантов. Тяжелый кровопролитный бой, длившийся трое суток, закончился победой французов. Альвинци был разбит и отброшен. Впоследствии штурм Ар-кольского моста стал также популярным сюжетом для написания картин.

Полтора месяца австрийцы готовились к реваншу. В начале 1797 года в битве при Риволи, которая произошла 14 — 15 января, Бонапарт разбил всю австрийскую армию, которую удалось собрать Габсбургам, а через две с половиной недели после битвы при Риволи Мантуя капитулировала.

После этого Бонапарт двинулся на север, угрожая уже наследственным Габсбургским владениям. Он разбил войска эрцгерцога Карла и отбросил австрийцев к Бреннеру. В Вене началась паника. В самом дворце стали спешно запаковывать и вывозить коронные драгоценности. Гибель нескольких лучших австрийских армий, страшные поражения самых талантливых и способных генералов, потеря всей Северной Италии и прямая угроза столице Австрии, — такими были итоги военной кампании, которая началась в конце марта

1796 года и закончилось весной 1797. Имя Наполеона приобрело всеобщую известность.

В начале апреля 1797 года генерал Бонапарт получил официальное уведомление, что австрийский император Франц просит его начать мирные переговоры. Наполеон, продолжая успешные военные действия, известил императора о своей готовности к миру. В письме императору он написал, что будет гордиться заключенным миром более, «чем печальной славой, которая может быть добыта военными успехами... Разве недостаточно убили мы народа и причинили зла бедному человечеству? »

Директория дала согласие на мир, но пока ее представитель Кларк ехал в лагерь Бонапарта, генерал уже успел заключить перемирие в Леобене.

Но еще до начала мирных переговоров Бонапарт отправился в экспедицию против папских владений, так как папа Пий VI был непримиримым врагом французской революции. Он разгромил папские войска в первой же битве. Они бросились убегать с такой быстротой, что посланный за ними в погоню Жюно не мог их догнать на протяжении двух часов. После этого все города сдавались Бонапарту без сопротивления. Рим был охвачен паникой, из него началось повальное бегство состоятельных людей и духовенства в Неаполь.

Папа Пий VI написал Бонапарту умоляющее письмо, в котором просил мира. Бонапарт согласился на него при условии полной капитуляции. 19 февраля 1797 года мир был подписан в Толентино. Согласно этому договору папа уступал значительную часть своих владений и уплачивал 30 миллионов франков золотом, а также отдавал лучшие картины и статуи из своих музеев. Эти произведения искусства из Рима так же, как еще раньше из Милана, Болоньи, Модены, Пармы, Пьяченцы, а позже из Венеции, были отправлены в Париж.

Уже тогда Бонапарт, убедившись на деле в своем исключительном военном таланте, стал задаваться вопросом: неужели ему всегда придется побеждать и за-

I псвывать новые страны для Директории, «для этих

■ |д'!окатов»? Уже тогда на этот вопрос Наполеон дал

■ м рицательный ответ. Именно поэтому он не пошел

I I чьше на Рим, а вернулся назад в Северную Италию, чтобы заключить мир с побежденной Австрией. Он не • ■тал совершать насилия над папой Пием VI именно потому, что прекрасно понимал: подобный поступок отрицательно повлияет на его авторитет среди католических и христианских государств.

Леобенское перемирие, а также подписанный за ним Кампо-Формийский мир и все остальные дипломатические переговоры Бонапарт вел по собственному усмотрению и условия вырабатывал, считаясь исключительно

< о своими соображениями. Все это сходило ему с рук, потому что, как гласит старинное правило, «победителей не судят».

Следует отметить, что все лучшие республиканские генералы, в том числе и Моро, как раз в это же нремя — в 1796 и в начале 1797 года — были разбиты на Рейне, а рейнская армия постоянно требовала огромных денег на свое содержание, хотя с самого начала была отлично экипирована. Бонапарт же отправился на войну с неорганизованной толпой разутых и раздетых солдат и за короткое время превратил ах в грозное и преданное войско, причем ничего не требовал на его содержание, а наоборот, посылал в Париж миллионы золотых монет, произведения искусства, завоевывал Италию, уничтожал одну австрийскую армию за другой и принудил Австрию к подписанию мирного договора, а битва при Риволи и взятие Мантуи, завоевание папских владений окончательно утвердили его авторитет.

Город Леобен, который захватили французы, находился всего в 250 километрах от Вены, но Бонапарт понимал, что если он направится к столице Австрии, то тем самым вызовет отчаянное сопротивление. И тогда он решил совершить обходной маневр — Бонапарт принял решение захватить Венецию.

Венецианская республика была нейтральна и делала все, чтобы не дать никакого повода для нашествия. Но, как уже отмечалось выше, для Бонапарта нейтралитет не имел никакого значения. Повод для нашествия вскоре был найден: на рейде в Лидо кем-то был убит один французский капитан. Когда вене-дианский дож стал умолять Бонапарта о пощаде, Наполеон цинично ответил ему в своем письме: «Я не могу вас принять, с вас капает французская кровь». В Венецию была отправлена дивизия под командованием генерала Бараге д’йлье. В июне 1797 года Венецианская торговая республика, просуществовавшая тринадцать столетий, прекратила свое существование: ее владения были разделены. По договору с Австрией город на лагунах отходил к ней, а материковые владения Венеции — к Цизальпинской республике, которую Бонапарт решил создать из основной массы занятых им итальянских земель. Следует отметить, что даже собственное правительство — Директорию, — он уведомил о том, что собирается сделать с Венецией, лишь когда уже стал приводить в исполнение свои планы.

Тем временем события в Париже развивались следующим образом.

После того, как весной 1796 года был раскрыт заговор Бабефа, побежденные в Вандемьере роялисты снова приободрились и подняли головы. Но они не учли и на этот раз, что массы новых землевладельцев желают для защиты своей собственности сильной полицейской власти, а не возврата династии Бурбонов, которая всегда будет дворянской, а не буржуазной монархией, а поэтому с ней вернутся феодализм и эмиграция, которая потребует обратно свои земли.

Но тем не менее роялисты из всех контрреволюционных группировок были лучше всех организованы, сплочены и снабжены помощью и средствами из-за границы, а поэтому они играли главную роль в подготовке низвержения Директории весной и летом

1797 года. Всякий раз частичные выборы в Совет пятисот давали явный перевес правым, а иногда даже откровенно роялистским элементам. Даже в самой Директории были колебания. Так Бартелеми и Карно выступали против решительных мер, а Бартелеми даже сочувствовал многому в поднимающемся движении. Остальные три директора — Баррас, Ребе ль и Ларевельер-Лепо — постоянно совещались, но так и не могли прийти к однозначному решению.

Одним из обстоятельств, которые вызывали эти сомнения, было то, что генерал Пишегрю, завоевавший Голландию в 1795 году, оказался в лагере оппозиции.

I-л'о избрали президентом Совета пятисот — главой высшей законодательной власти в государстве, — и он готовился к нападению на республиканских «триумвиров», как называли трех директоров — Барраса, Ре-беля и Ларевельера-Лепо.

Несмотря на то, что Наполеон воевал в Италии, он продолжал внимательно следить за всем, происходящим в Париже. Он прекрасно видел, что республике грозит опасность. Сам Бонапарт республику не любил и мечтал о ее удушении, но он вовсе не хотел, чтобы это сделал кто-то другой. Еще меньше он хотел того, чтобы с падением республики к власти вернулись Бурбоны.

Тут и произошло событие, которое повлияло на последующий ход истории. В один из майских вечеров

1797 года Бонапарту, который находился в Милане, прибыла экстренная эстафета от его генерала Бер-надотта из Триеста. Ему был передан портфель, отнятый у некоего графа д’Ангрега, роялиста и агента Бурбонов, который, спасаясь от французов, бежал из Венеции в Триест и там был арестован. В портфеле этом находились убедительные доказательства измены генерала Пишегрю — материалы его тайных переговоров с агентом принца Конде, Фош-Борелем, что явилось свидетельством его давнего предательства делу республики.

Но Бонапарт не спешил отправить найденные бумаги в Париж Баррасу, потому что в одной из бумаг, и при этом в самой важной для обвинения Пишегрю, агент Бурбонов Монгайар писал, что побывал в Италии у Бонапарта, в главной квартире его армии и пытался вести с ним переговоры. Монгайар действительно мог под каким-нибудь предлогом побывать под чужим именем у Бонапарта, но Наполеон решил, что лучше эти строки уничтожить. Он приказал доставить к себе д’Ангрега и предложил ему переписать этот документ, убрав лишние строки, а затем подписать его. Д’Ангрег под угрозой расправы сделал все, что от него требовали, после чего ему было устроено мнимое бегство из-под стражи. После этого документы были отправлены в Париж. Это дало возможность «триумвирам» начать действовать. Они стянули верные себе дивизии в Париж, дождались отряда генерала Ожеро, которого Бонапарт спешно отправил из Италии в Париж на помощь ди

ректорам. Кроме этого, Бонапарт прислал 3 миллиона франков золотом для усиления средств Директории в предстоящей борьбе.

18 фрюктидора (4 сентября 1797 года) в 3 часа ночи Баррас приказал арестовать двоих умеренных директоров. Бартелеми был схвачен, а Карно успел бежать. После этого начались массовые аресты роялистов, чистка Совета пятисот и Совета старейшин. Арестованных ссылали в Гвиану. Были закрыты заподозренные в роялизме газеты, произошли массовые аресты в Париже и провинциях.

Пишегрю — председатель Совета пятисот — тоже был схвачен и увезен в Гвиану. Никакого сопротивления переворот 18 фрюктидора не встретил. Плебейские массы ненавидели роялизм больше, чем Директорию, и открыто радовались удару, который надолго сокрушил приверженцев династии Бурбонов. «Богатые секции» на этот раз на улицу не вышли, так как хорошо помнили страшный вандемьерский разгром, который учинил им при помощи артиллерии в 1795 году генерал Бонапарт.

Директория и на этот раз победила. Республика была спасена. С чем не преминул поздравить Директорию генерал Бонапарт из далекой Италии. Право уничтожить Директорию он оставлял за собой, что и сделал спустя два года. Он же расправился и с республикой через семь лет.

Разгром роялистов 18 фруктидора положил конец всем надеждам европейских монархических правительств на скорую смену власти во французской столице. Прекрасно сознавая это, генерал Бонапарт стал настаивать на скорейшем подписании мира. Из Австрии для переговоров с ним прибыл дипломат Кобенцль. Он был искусным дипломатом, но ничего поделать с Бонапартом не мог. В своих донесениях в Вену он жаловался: «Такого сутягу и такого бессовестного человека редко можно встретить».

Бонапарт вновь обнаружил свои дипломатические способности, которые, по мнению многих современников, не уступали его военному гению. Лишь один раз за все время переговоров он сорвался и закричал: «Ваша империя — это старая распутница, которая привыкла, чтобы все ее насиловали... Вы забываете, что Франция победила, а вы побеждены... Вы забываете, что вы тут со мной ведете переговоры, окруженные моими гренадерами...» Он швырнул на пол столик, на котором стоял привезенный Кобенцлем драгоценный фарфоровый кофейный сервиз — подарок дипломату от русской императрицы Екатерины. «Он вел себя как сумасшедший», — доносил об этом в Вену Кобенцль.

Тем не менее 17 октября 1797 года в городке Кампо-Формио был подписан договор между Французской республикой и Австрийской империей. Согласно этому договору Бонапарт достиг почти всего и в Италии, где он победил, и в Германии, где, наоборот, австрийским генералам удавалось бить французских генералов. Как и предполагал Бонапарт, Венеция послужила компенсацией для Австрии за все уступки на Рейне.

Весть о мире была встречена в Париже с ликованием. Все надеялись на торговое и промышленное оживление. Имя гениального военного приобрело необычайную известность, так как все понимали, что война, проигранная несколькими генералами на Рейне, была выиграна одним Бонапартом в Италии, который этим самым спас и положение на Рейне. «О, могущественный дух свободы! Ты один мог породить... итальянскую армию, породить Бонапарта! Счастливая Франция!» — так восклицал в своей речи один из «триумвиров» республики Ларевельер Лепо.

В это время Бонапарт закончил создание новой вассальной Цизальпинской республики, куда вошла часть завоеванных им земель и прежде всего Ломбардия. Другая часть его завоеваний отошла непосредственно к Франции. Рим же и подобные ему части Италии Бонапарт до какого-то времени оставил в руках прежних государей, но с их фактическим подчинением Франции.

По Европе стала распространяться официальная версия о том, что итальянский народ сбрасывает с себя иго феодалов и берется за оружие, чтобы помогать осво-бодителям-французам, которые устанавливают на территории Италии республиканское правление. Как же все обстояло на самом деле, Бонапарт сообщал Директории: «Вы воображаете себе, что свобода подвигнет на великие дела дряблый, суеверный, трусливый, увертливый народ... В моей армии нет ни одного итальянца, кроме полутора тысяч шалопаев, подобранных на улицах, которые грабят и ни на что не годятся...» Бонапарт прекрасно понимал, что Италию удержать в повиновении можно только силой. Он жестоко расправился с жителями городов Бинаско, Павия, а также с жителями некоторых деревень, возле которых были найдены убитыми отдельные французы.

Бонапарт уничтожил в завоеванной Италии все следы феодальных прав: лишил церковь и монастыри права на некоторые поборы, успел провести законоположения, которые должны были приблизить социально-юридический строй Северной Италии к тому, который успела выработать буржуазия во Франции. Не забывал он и о своем материальном положении, а также о материальном положении своих генералов — из похода они вернулись богатыми людьми.

Бонапарт не хотел покидать завоеванную страну, но Директория настойчиво звала его в Париж. Его назначили главнокомандующим армией, которая должна была действовать против Англии. Бонапарт прекрасно понимал, что Директория стала его бояться: слишком большой авторитет он приобрел. Он говорил: «Они завидуют мне, я это знаю, хоть они и курят фимиамом под моим носом; но они меня не одурачат. Они поспешили назначить меня генералом армии против Англии, чтобы убрать меня из Италии, где я больше государь, чем генерал».

7 декабря 1797 года Бонапарт прибыл в Париж, а 10 декабря был триумфально встречен Директорией в полном составе в Люксембургском дворце. Огромная толпа народа собралась у дворца, Бонапарту рукоплескали, когда он прибыл ко дворцу. Его встречали приветственными речами Баррас и министр иностранных дел Талейран. Все это молодой двадцативосьмилетний генерал принял с полным спокойствием, как должное. Он никогда не придавал большого значения восторгам толпы: «Народ с такой же поспешностью бежал бы вокруг меня, если бы меня вели на эшафот», — сказал он после этих оваций.

Приехав в Париж, Бонапарт взялся за проект новой большой войны. Он понимал, что действовать против Англии следует не на Ла-Манше, где их флот гораздо сильнее французского, он предложил завоевать Египет и создать на Востоке плацдармы для дальнейшей угрозы английскому владычеству в Индии.

Когда в Европе услышали о готовящихся планах, все в один голос утверждали, что Бонапарт сошел с ума. На самом деле план Бонапарта совпадал с устремлениями не только революционной, но и дореволюционной французской буржуазии, а поэтому он был принят.

ПОХОД В ЕГИПЕТ

Купцы Марселя и всего юга Франции с давних пор вели выгодную торговлю со странами Леванта, с Сирией, Египтом и с островами восточной части Средиземного моря, так называемым Архипелагом. Понятно, что французская буржуазия давно мечтала об установлении политического влияния Франции на этих прибыльных землях. Французские дипломаты давно приглядывались к левантийским странам, которые, как им казалось, слабо оберегаются Турцией, хоть и числятся владениями константинопольского султана, землями Оттоманской Порты, как тогда называлось турецкое правительство. Особое место в их устремлениях занимал Египет, который омывался Средиземным и Красным морями. Он был великолепным плацдармом, с которого можно было угрожать торговым и политическим конкурентам в Индии и Индонезии. Еще знаменитый философ Лейбниц предлагал Людовику XVI завоевать Египет и подорвать тем самым положение голландцев на Востоке. Но теперь уже не голландцы, а англичане смотрели на Бонапарта не как на сумасшедшего, когда он предложил войну с Египтом. Достаточно сказать, что осторожный и скептический министр иностранных дел Талейран решительно поддержал этот план молодого генерала. Как только Бонапарт завладел Венецией, он тут же приказал одному из своих генералов захватить Ионические острова. Уже тогда он утверждал, что это является первым шагом на пути к завоеванию Египта. Еще в августе 1797 года Бонапарт написал в Париж: «Недалеко уже то время, когда мы почувствуем, что для того, чтобы в самом деле разгромить Англию, нам нужно овладеть Египтом». Когда у него случалось свободное время, Наполеон с большим интересом читал книги о Египте. Ионическими островами, которые он захватил, Бонапарт дорожил больше, чем всей Северной Италией. В свое время он, еще не заключив мир с Австрией, настойчиво советовал Директории овладеть островом Мальта.

Теперь, когда в Кампо-Формио был подписан мир с Австрией и главным врагом Франции была Англия, Бонапарт настойчиво убеждал Директорию дать ему флот и армию для завоевания Египта. Его всегда манил Восток, ему не давала покоя слава Александра Македонского, которого он почитал больше, чем Цезаря и Карла Великого. Наполеон говорил впоследствии, что Европа мала и что настоящие великие дела можно совершать лишь на Востоке.

Бонапарту и Талейрану не пришлось долго уговаривать Директорию дать деньги, солдат и флот для далекого и опасного похода. Директория тоже видела пользу и смысл в этом завоевании, кроме этого, она хотела убрать Бонапарта подальше от Парижа. «Я уже не умею повиноваться», — открыто признался Бонапарт в своем штабе, когда вел переговоры о мире с австрийцами. Директория об этом прекрасно знала. На чествовании его 10 декабря 1797 года Бонапарт вел себя не как молодой воин, который с волнением и благодарностью принимает похвалу от отечества, а как древнеримский император, — он был холоден, почти угрюм, неразговорчив, принимал все происходившее как должное и обыденное. Это не ускользнуло от глаз директоров. Судьба египетской кампании была решена: главнокомандующим был назначен генерал Бонапарт. Это произошло 5 марта 1798 года.

Бонапарт сразу же принялся готовить экспедицию. Он осматривал корабли, отбирал солдат для экспедиционного корпуса, от его зоркого взгляда не ускользала ни одна мелочь. Кроме этого, инспектируя берега и флот, формируя свой экспедиционный корпус, Бонапарт продолжал внимательно следить за мировой политикой, а также за слухами о передвижении эскадры английского адмирала Нельсона.

Бонапарт чуть ли не поодиночке отбирал солдат для своего экспедиционного корпуса. Его окружение поражало, какое громадное количество солдат он знал индивидуально. Это еще раз подтверждало его исключительную память. И впоследствии Наполеон не только правильно выбирал своих маршалов, но он правильно выбирал также и капралов, если это было нужно.

Сейчас он выбирал солдат, способных воевать под палящим солнцем, при 50 градусах жары, которые бы были способны долго обходиться без воды. Это были сильные, выносливые люди. 19 мая 1798 года экспедиционный корпус был сформирован и флот Бонапарта отплыл из Тулона. В нем было около 350 больших и малых судов и барок, на которых разместилась армия в 30 тысяч человек с артиллерией. Теперь главной задачей флота было избежать встречи с эскадрой Нельсона, которая могла потопить его.

Европа знала о подготовке морской экспедиции, во главе которой стоял генерал Бонапарт, что само по себе указывало на ее исключительную важность. Но куда отправится экспедиция, никто не знал. Наполеон сумел искусно распространить слух, будто он намерен пройти через Гибралтар и, обогнув Испанию, высадиться в Ирландии. Слух этот обманул адмирала Нельсона: он ожидал Наполеона у Гибралтара.

Французский флот вышел из гавани и направился в противоположную сторону, к острову Мальта. С самого XVI века им правил Орден мальтийских рыцарей. Когда флот Бонапарта подошел к острову, его правители вынуждены были покориться и остров Мальта стал владениями Французской республики. Не задерживаясь здесь надолго, Бонапарт повел свой флот дальше. 30 июня он причалил к берегу Египта близ города Александрия и немедленно начал высадку. Здесь Бонапарт узнал, что за 48 часов до его появления к Александрии подходила английская эскадра и спрашивала о нем.

Дело было в том, что адмирал Нельсон, который прослышал о взятии Мальты французами, убедился, что Бонапарт его обманул. Он на всех парусах отправился в Египет, чтобы не допустить высадки и разбить французов на море. Но ему повредили излишняя поспешность и большая быстроходность английского флота. Прибыв в Александрию раньше Бонапарта, сбитый с толку адмирал Нельсон направил свой флот в Константинополь. Он решил, что французам больше плыть некуда, если их нет в Египте.

Эти ошибки адмирала Нельсона спасли французскую армию. Бонапарт прекрасно это понимал, а потому высадка была произведена в срочном порядке — практически за сутки.

Оказавшись на суше, Бонапарт уже ничего не боялся. Он немедленно двинул свою армию на Александрию, так как высадку произвел в рыбачьем поселке Марабу в нескольких километрах от города.

В те времена Египет считался владением турецкого султана. Фактически же над ним властвовала верхушка хорошо вооруженной феодальной конницы, которая называлась мамелюками, а их начальники — владельцы лучших земель в Египте — беями-мамелюками. Они платили некоторую дань константинопольскому султану, на словах признавали его верховную власть, но практически от него не зависели.

Основное население Египта составляли арабы, которые занималось торговлей, ремеслом, караванными перевозками и работой на земле. Из доарабских племен в Египте жили копты, которых называли феллахами (крестьянами). Они находились в униженном положении, батрачили, были чернорабочими, погонщиками верблюдов и т.п.

Несмотря на то, что страна фактически принадлежала султану, Бонапарт все говорил, что с турецким султаном он не воюет, а лишь хочет освободить арабов от угнетения со стороны беев-мамелюков.

После нескольких часов перестрелки Бонапарт взял Александрию, которая была огромным и богатым городом. Здесь он, повторяя свой миф об освобождении арабов от мамелюков, установил французское владычество, всячески уверяя арабов в своем уважении к корану и к магометанской религии. Однако он требовал проявлять полную покорность, грозя в противном случае расправой.

После завоевания Александрии Бонапарт двинулся на юг, в пустыню. Его войска страдали от недостатка воды, так как население деревень в панике покидало свои дома, отравляя и загрязняя колодцы. Мамелюки медленно отступали, изредка идя на короткие стычки, после которых быстро скрывались от погони на великолепных лошадях.

Когда 20 июля 1798 года Бонапарт увидел пирамиды, он воскликнул: «Солдаты! Сорок веков смотрят на вас сегодня с высоты этих пирамид!» Здесь армия Бонапарта встретилась с главными силами мамелюков.

Сражение происходило между селением Эмбабе и пирамидами. Мамелюки потерпели полное поражение и, бросив значительную часть своей артиллерии — 40 пушек, — отошли на юг. Они потеряли несколько тысяч человек убитыми.

После этой победы войска Бонапарта вошли в город Каир, который был вторым по величине городом Египта. Население молча встретило завоевателя. Люди не только ничего не слышали о Бонапарте, но даже с трудом представляли, откуда он явился вместе со своими войсками.

Каир оказался намного богаче Александрии. Здесь армия сумела отдохнуть после тяжелого перехода.

Арабы были запуганы и относились к завоевателям с большой напряженностью, которая еще больше усилилась после того, как Бонапарт отдал приказ сжечь село Алькат недалеко от Каира, заподозрив его жителей в убийстве нескольких французских солдат. Так он впоследствии поступал всюду: его солдаты должны были видеть, как страшно он карает каждого, кто посмеет поднять руку на французского воина.

Утвердившись в Каире, Бонапарт принялся организовывать управление. В каждом селении власть была сосредоточена в руках французского начальника гарнизона. При нем находился совещательный «диван» из наиболее именитых и состоятельных местных граждан. Бонапарт строго предупредил своих командиров, что магометанская религия должна пользоваться полнейшим уважением, а мечети и духовенство — неприкосновенностью. Сбор податей и налогов был устроен так, чтобы страна содержала французскую армию. Местные начальники должны были организовывать полицейский порядок, охранять торговлю и частную собственность. Были отменены все земельные поборы, которые ранее взимались беями-мамелюками. Имения непокорных и продолжавших войну беев, которые бежали к югу, отошли к французской казне.

Здесь, как в Италии, Бонапарт стремился к уничтожению феодальных отношений и искал опору среди арабской буржуазии. Таким образом, в стране была установлен военная диктатура, централизованная власть которой была сосредоточена в руках генерала Бонапарта.

Следует отметить, что, провозглашенные Наполеоном веротерпимость и уважение к корану были в то время величайшим новшеством. Это дало повод российскому «священному синоду» весной 1807 года отождествить Наполеона с предтечей антихриста, одним из аргументов синод выдвигал поведение Бонапарта в Египте, где он выказывал покровительство магометанству.

Установив в Египте свое правление, Бонапарт стал готовиться к походу в Сирию. Он прекрасно понимал, насколько опасна будет эта экспедиция, а потому решил не брать с собой ученых, которых привез из Франции. Он всегда с большим сочувствием и вниманием относился к своим ученым спутникам. Известна даже знаменитая его команда перед началом одного из сражений с мамелюками: «Ослов и ученых на середину!» Он имел в виду, что необходимо обезопасить представителей науки и драгоценнейших в походе вьючных животных.

Следует отметить, что в истории египтологии поход Бонапарта сыграл огромную роль, так как с ним приехали ученые, которые, можно сказать, открыли для науки эту древнейшую страну, в коей зародилась человеческая цивилизация. Бонапарт имел возможность неоднократно убедиться, что далеко не все арабы восхищены «освобождением от тирании мамелюков», о котором постоянно говорил он в своих воззваниях, переводимых на местные языки. И если продовольствия для армии было достаточно, благодаря системе реквизиции и налогового обложения, то денег было найдено гораздо меньше — приходилось их добывать другими средствами.

Генерал-губернатор Александрии Клебер, которого оставил Бонапарт, арестовал прежнего шейха этого города и одного из самых богатых людей в Александрии Сиди-Мохаммеда Эль-Кораима, якобы, по обвинению в измене, не имея на то никаких доказательств. Эль-Кораим был отправлен под конвоем в Каир, где ему объявили, что для спасения своей жизни он должен отдать 300 тысяч франков золотом. Но Эль-Кораим оказался фаталистом: «Если мне суждено умереть теперь, то ничто меня не спасет и я отдам, значит, свои пиастры без пользы; если мне не суждено умереть, то зачем же их отдавать?» По приказу Бонапарта ему отрубили голову и провезли по всем улицам Каира с надписью: «Так будут наказаны все изменники и клятвопреступники». Несмотря на поиски, деньги, спрятанные казненным шейхом, так и не нашли. Но несколько богатых арабов, испуганных казнью Эль-Кораима, отдали все, что у них потребовали. Таким образом, вскоре было собрано 4 миллиона франков, которые поступили в казначейство армии.

В конце октября 1798 года жители Каира совершили попытку восстания. Несколько человек из оккупационной армии было убито, и в течение нескольких дней восставшие оборонялись в укрепленных ими кварталах. По приказу Бонапарта их беспощадно усмирили. После того, как перебили арабов и феллахов, сражавшихся с оружием в руках, в течение нескольких дней казнили по 12 — 30 человек ежедневно.

Восстание в Каире было не единичным, происходили волнения и в соседних с городом селениях. Узнав о первом же из этих восстаний, Бонапарт приказал своему адъютанту Куразье направиться туда, окружить племя и перебить всех без исключения мужчин. Женщин и детей привезли в Каир, а дома, где они жили, сожгли. Множество детей и женщин, которых гнали пешком по пустыне, умерло по дороге. Вскоре после карательной операции на главной площади Каира появились ослы, навьюченные мешками. Когда мешки раскрыли, на площадь покатились головы казненных мужчин провинившегося племени.

Эти зверства, по свидетельству очевидцев, какое-то время держали население в ужасе и покорности.

Кроме этого, генерал Бонапарт не мог считаться с двумя обстоятельствами. Во-первых, адмирал Нельсон спустя два месяца после высадки армии Наполеона в Египте, нашел французскую эскадру, которая стояла в Абукире, напал на нее и уничтожил, а командующий французской эскадрой адмирал Брией погиб в битве. Это означало, что армия Наполеона оказалась отрезанной от Франции. Во-вторых, турецкое правительство не поддержало миф Бонапарта, будто бы он не воюет с Оттоманской Портой, а лишь наказывает мамелюков за обиды, которые те чинят французским купцам, и за угнетение арабов. Турецкий султан послал в Сирию свою армию.

Армия Наполеона двинулась из Египта в Сирию. Поход этот был необычайно тяжелый, если учесть, что войскам не хватало воды. Несмотря на это город за городом, начиная с Эль-Ариша, по очереди сдавались Бонапарту. После того, как французские войска перешли Суэцкий перешеек, они двинулись к Яффе и 4

марта 1799 года осадили этот город, который решил не сдаваться. Тогда Бонапарт приказал объявить жителям Яффы, что если они не сдадутся, а французы возьмут приступом их город, то все жители будут истреблены, в плен брать никого не будут. Но Яффа не сдалась.

6 марта французы пошли на штурм и захватили город. Солдаты истребляли всех, кто попадался им под руку.

Город был отдан на разграбление. Но 4 тысячи уцелевших турецких солдат при полном вооружении, в основном состоящие из арнаутов и албанцев по происхождению, заперлись в одном из районов города, и когда от них потребовали сдаться в плен, они объявили, что сдадутся лишь в том случае, если им будет обещана жизнь, иначе они намерены обороняться до последнего.

Им пообещали плен. И тогда турецкие солдаты вышли из своего укрепления и сдали оружие. Французские офицеры не стали расстреливать пленников, и их заперли в сарае. Но генерал Бонапарт пришел в ярость. «Что мне теперь с ними делать? — кричал он. — Где у меня припасы, чтобы их кормить?» У Наполеона не было ни судов, чтобы отправить их из Яффы в Египет, ни достаточно свободных войск, чтобы конвоировать 4 тысячи отборных и сильных солдат через все сирийские и египетские пустыни в Александрию или Каир.

Бонапарт размышлял три дня. Однако на четвертый день приказал всех расстрелять. Четыре тысячи пленников были выведены на берег моря и уничтожены. «Никому не пожелаю пережить то, что пережили мы, видевшие этот расстрел», — говорил впоследствии один из французских офицеров.

После этого генерал Бонапарт двинул свои войска дальше к крепости Акр, которую французы называли Сен-Жан д’Акр, а турки — Акка.

Французы поскорее стремились покинуть Яффу, где в домах и на улицах, повсюду, где только возможно, гнили трупы перебитого населения, а поэтому началась эпидемия чумы.

Осада Акра длилась два месяца и окончилась неудачей, так как у Бонапарта не было осадной артиллерии. Защитники крепости оборонялись умело. Следует отметить, что обороной руководил англичанин Сидней Смит, кроме этого, с моря англичане подвозили боеприпасы и оружие, а сам турецкий гарнизон был достаточно велик. После нескольких неудавшихся приступов, 20 мая 1799 года Наполеон снял осаду, за время которой французы потеряли 3 тысячи человек. Но осажденные потеряли гораздо больше. Французские войска вынуждены были пойти обратно в Египет. Впоследствии Наполеон придавал особое, фатальное значение этой неудаче, так как крепость Акр была самой восточной точкой земли, до которой ему суждено было дойти.

Бонапарт решил остаться в Египте надолго. Он велел инженерам обследовать древние следы попыток прорыть Суэцкий канал и составить план будущих работ. Отсюда он писал письма майсорскому султану, который на юге Индии вел войну против англичан, — Бонапарт обещал ему помощь. Он планировал подписать соглашение о совместных действиях с персидским шахом.

Но неудача в Акре, постоянные восстания в сирийских деревнях, которые оставались в тылу между Эль-Аришем и Акром, невозможность без подкреплений растягивать коммуникации на такое расстояние положили конец его мечте о завоевании Сирии.

Назад армии Наполеона пришлось идти с гораздо большими трудностями, чем в наступление. Был конец мая, и страшная жара усилилась. Повсюду на своем пути озлобленный генерал жестоко карал сирийские деревни, когда считал нужным так поступить.

Но, несмотря на это, авторитет командующего среди солдат не упал. Он делил вместе с рядовыми все трудности похода. Чума свирепствовала все больше. Больных чумой оставляли, но раненых и больных другими болезнями брали с собой. Генерал Бонапарт велел всем спешиться, а лошадей и повозки предоставить для больных и раненых. Когда после этого распоряжения заведующий конюшней спросил, какую лошадь оставить для Бонапарта, Наполеон пришел в ярость и ударил хлыстом по лицу своего подчиненного. «Всем идти пешком! Я первым пойду! Что, вы не знаете приказа? Вон!» — заорал он.

За подобные поступки солдаты любили своего генерала. Он прекрасно понимал это, а потому никто из наблюдавших подобные действия не мог понять, являются ли они сущностью его натуры или это лишь игра на публику.

14 июня 1799 года армия Наполеона вернулась в Каир. Но не успел Бонапарт оправиться от неудачного похода, как ему сообщили, что близ Абукира высадилась турецкая армия, которую султан прислал для того, чтобы освободить Египет от французского нашествия. Бонапарт сразу же выступил со своими войсками из Каира и направился к дельте Нила. 25 июля он напал на турецкую армию и разгромил ее, почти все пятнадцать тысяч турок были перебиты — по приказу Бонапарта в плен никого не брали. «Эта битва одна из прекраснейших, какие я только видел: от всей высадившейся неприятельской армии не спасся ни один человек», — удовлетворенно написал Наполеон.

Море находилось по-прежнему в полной власти англичан, а в Египте прочнее, чем раньше, закрепились французы.

Но тут произошло непредвиденное. До Бонапарта уже давно не доходили никакие известия из Европы — и тут случайно ему в руки попала газета, из которой он узнал потрясающие для себя новости. Оказывается, пока он воевал в Египте, Австрия, Англия, Россия и Неаполитанское королевство возобновили войну против Франции. Русские войска, возглавляемые Суворовым, появились в Италии и, разбив французов, уничтожили Цизальпинскую республику. После этого Суворов двинулся к Альпам, угрожая вторжением во Францию. В самой Франции царили разруха и смута, Директория была ненавистна большинству населения и не могла уже контролировать ситуацию внутри страны.

«Негодяи! Италия потеряна! Все плоды моих побед потеряны! Мне нужно ехать!» — воскликнул Наполеон, когда прочел газету. Решение он принял сразу. Передав верховное командование армией генералу Клеберу, он в спешном порядке снарядил четыре судна н, посадив на них около пятисот человек, отобранных им, 23 августа 1799 года выехал во Францию.

Клеберу осталась большая, хорошо снабженная армия, а также исправно действующий, созданный Бонапартом, административный и налоговый аппарат. Население Египта было испугано и покорено.

Но тем не менее в 1800 году генерал Клебер был убит арабским патриотом, а год спустя, в августе 1801 года, французские войска, теснимые англичанами и турками, вынуждены были капитулировать и эвакуироваться из Египта.

ВТОРАЯ КОАЛИЦИЯ

Английское правительство прилагало максимаум усилий для того, чтобы воссоздать антифранцузскую коалицию. Особенно стремилось оно вовлечь в борьбу с Францией царскую Россию. Наконец представилась такая возможность, так как захваты, которые осуществили французы 1798 году — создание новых вассальных республик — Батавской (Голландия), Гельветической (Швейцария) и Римской (Папской область), а также занятие острова Мальта и вторжение их на Ближний Восток — привели к тому, что внешнеполитические цели России и Англии на какое-то время совпали.

Для борьбы с Францией наконец появились благоприятные условия, так как после разгрома французского флота при Абукире в Египте была отрезана одна из лучших французских армий. В конце 1798 — начале 1799 г. была создана Вторая антифранцузская коалиция, в состав которой вошла Россия, Англия, Австрия, Турция и Неаполитанское королевство.

Весной 1799 года возобновилась война в Европе, причем она велась при неблагоприятных условиях для Франции. Армия под командованием генерала Жур-дана была разбита на территории Германии и вынуждена

была отступить за Рейн. Гораздо более серьезные неудачи постигли французские войска в Италии. Сюда, пройдя огромные расстояния, пришли русские войска во главе с Суворовым, и в апреле 1799 года они появились в Северной Италии. В конце апреля они заняли Милан, а 26 мая вступили в Турин. Суворову удалось воспрепятствовать соединению двух французских армий генералов Моро и Макдональда, после чего в трехдневной кровопролитной битве при Трибби (17 — 19 июня) он разгромил армию Макдональда и вынудил отступить армию Моро.

Напуганная положением на фронтах, Директория сместила генерала Макдональда и назначила главнокомандующим генерала Жубера, который считался одним из лучших полководцев республики. Теперь на него возлагались все надежды. Но 15 августа во время ожесточенного сражения у Нови, которое длилось шестнадцать часов, генерал Жубер был убит. На посту его сменил генерал Моро, но несмотря на все свои усилия, ему также не удалось добиться победы. К вечеру французские войска дрогнули и отступили — поле битвы осталось за Суворовым.

Победа Суворова у Нови во Франции вызвала панику. Казалось, что все завоевания французов в Италии утрачены. Суворов непреклонно продвигался к французским границам, но по настоянию Англии русские войска были направлены в Швейцарию на помощь находившимся там австрийским войскам.

Совершив переход через перевал Сен-Готард, армия Суворова прошла через Альпы, но, когда его войска вступили в Швейцарию, австрийский корпус под командованием эрцгерцога Карла уже покинул страну. Все это привело к разногласиям между Россией и Англией, что стало причиной выхода России из коалиции. Павел I приказал русским войскам возвратиться на родину.

ПЕРЕВОРОТ 18 БРЮМЕРА 1799 ГОДА

Наполеон отплыл из Египта с твердым намерением свергнуть Директорию и завладеть верховной властью во Франции. Он прекрасно понимал всю опасность собственной затеи. Необходимо было, по его собственному выражению, «поставить точку в революции», которая началась взятием Бастилии более десяти лет назад. Сделать это было непросто.

Утром 8 октября 1799 года корабли Наполеона вошли в бухту у мыса Фрежюс на южном берегу Франции.

Рассмотрим теперь подробнее то положение, которое сложилось внутри страны к этому времени. После переворота 18 фруктидора V года (1797 года) и ареста Пишегрю, директор республики Баррас с товарищами, казалось, мог рассчитывать на новые собственнические слои города и деревни, которые разбогатели в процессе распродажи национального имущества, и на армию, которая была тесно связана с крестьянством, ненавидевшим идею восстановления монархии.

Но за два года, которые прошли между 18 фруктидора V года и осенью 1799 года, Директория успела потерять всякую опору в обществе. Крупная буржуазия мечтала к тому времени о диктаторе, который мог бы восстановить торговлю, обеспечить развитие промышленности, принести Франции мир и крепкий внутренний порядок. Мелкая и средняя буржуазия желала того же. Было ясно, что диктатором мог стать кто угодно, только не представитель династии Бурбонов.

Парижские рабочие после массового разоружения, после жестокого террора в прериале 1795 года, после ареста и казни Бабефа в 1796 году, а также после ссылки бабувистов в 1797 году продолжали голодать. По-прежнему была массовая безработица. Надеяться на то, что плебейство будет защищать Директорию, не приходилось. Не лучше положение было и с крестьянами, которые пришли на заработки в город, у которых был один лозунг: «Мы хотим такого режима, при котором едят». Этой фразой часто пестрили донесения полицейских агентов.

Кроме того, Директория не смогла удержать Италию, завоеванную Бонапартом, что вызвало огромное недовольство среди лионских промышленников, шелковых фабрикантов и французских купцов. Деньги же, которые Бонапарт присылал в Париж из Италии в

1796 — 1797 годах, в большинстве случаев были разграблены чиновниками и спекулянтами, которые обкрадывали казну при попустительстве Директории. Когда же французские войска потерпели серьезное поражение от войск Суворова, и теперь угроза представлялась непосредственно французским границам, от Директории окончательно отвернулись все слои населения.

На армию надеяться не приходилось. Там давно вспоминали о Бонапарте, воевавшем в Египте. Солдаты открыто жаловались на голод и воровство. Они говорили, что их зря гонят на убой.

Вновь оживилось движение роялистов в Вандее, а вожди шуанов — Жорж Кадудаль, Фротте, Ларошжаклен — грозили начать восстание в Бретани и Нормандии. Доходило до того, что роялисты кричали на улицах: «Да здравствует Суворов! Долой республику!» Даже когда осенью 1799 года Массена разбил в Швейцарии, недалеко от Цюриха, русскую армию Корсакова, этот успех не помог Директории в восстановлении престижа.

Директория не имела перспектив. За несколько месяцев она отдала неприятелю то, что десятком побед в сражениях завоевывал Бонапарт и другие французские военачальники.

Судьба Директории была предрешена.

21 вандемьера (13 октября) 1799 года Директория уведомила «с удовольствием» Совет пятисот, что генерал Бонапарт вернулся во Францию и высадился у Фре-жюса. Собрание народных представителей стоя приветствовало это сообщение. Заседание тут же было прервано, и депутаты вышли на улицу. Столица ликовала в театрах, в салонах, на улицах и площадях произносилось имя Бонапарта.

Население Юга оказывало генералу невиданную встречу. Повсюду вдоль его пути в Париж крестьяне выходили из деревень, городские депутации представлялись Бонапарту. Его приветствовали как лучшего генерала республики. Он и вообразить не мог такой внезапно грандиозной встречи. В Париже, как только была получена весть о высадке Бонапарта, войска гарнизона столицы вышли на улицу и с музыкой прошли по городу. Никто после не мог объяснить точно, кто дал приказ об этом.

24 вандемьера (16 октября) генерал Бонапарт прибыл в Париж. До падения Директории оставалось три недели, но ни Баррас, ни все остальные не подозревали, что развязка так близка. Проезд Бонапарта по

Франции показал, что народ видит в нем спасителя. Повсюду были торжественные встречи, восторженные речи, манифестации. Офицеры и солдаты восторженно приветствовали своего любимого полководца.

Гарнизон Парижа также с восторгом приветствовал Бонапарта, который вернулся с лаврами завоевателя Египта и победителя турецкой армии. Наполеон почувствовал опору и в высших кругах общества. Он увидел, что к Директории все относятся враждебно. Буржуазия и ее вожди видели в Бонапарте того человека, который может устранить опасность как справа, так и слева.

Лишь два человека среди директоров представляли реальную силу — Сиейес и Баррас. Сиейес был известен своей брошюрой, в которой он провозглашал необходимость третьего сословия. Он был и оставался представителем и идеологом французской крупной буржуазии. На возвращение Бонапарта он смотрел с надеждой. «Нам нужна шпага», — говорил он. Он наивно полагал, что Бонапарт будет всего только «шпагой», а устанавливать режим будет он — Сиейес.

Баррас, конечно, был умнее Сиейеса. Он прекрасно знал, кто его ненавидит, и не давал никому пощады, понимая, что сам не получит ее ни от роялистов, ни от якобинцев, если они победят. К его сожалению, Бонапарт явился из Египта живым. Баррас понимал, что молодой генерал не собирается больше подчиняться Директории. Поэтому он сам часто бывал у Бонапарта в эти дни и посылал к нему для переговоров своих людей, чтобы обеспечить себе в будущем более-менее приличный пост.

Но, по-видимому, он в своих стараниях перегнул палку: Наполеон вскоре решил, что Баррас невозможен. Он понимал, что умные, смелые и тонкие политики ему нужны, и Баррас был одним из таких людей. Пренебрегать им было жалко, но Баррас сам себя сделал невозможным: его все ненавидели и презирали. Не прошли даром беззастенчивое воровство, взяточничество, коррупция, аферы с поставщиками и спекулянтами, постоянные кутежи на глазах у голодавших плебейских масс. Все это сделало имя Барраса символом разложения и порочности режима Директории.

С Сиейесом Бонапарт, наоборот, поступил иначе. Он приласкал его с самого начала, так как репутация у Сиейеса была лучше, чем он сам. Дело в том, что при переходе на сторону Бонапарта он мог придать захвату власти вид законности.

Кроме этого, генерал Бонапарт стал поддерживать связи еще с двумя людьми: с Талейраном и Фуше. Бонапарт знал Талейрана давно и знал как бессовестного, но умного карьериста. Он прекрасно понимал, что Талейран не его продаст Директории, а, наоборот, продаст Директорию ему. Именно Талейран дал ему много ценнейших сведений и постоянно торопил с переворотом. Талейран, будучи министром иностранных дел Директории, откровенно перешел на службу к Бонапарту.

То же самое сделал и Фуше. Он был министром полиции при Директории и хотел остаться им при Бонапарте. Так как он был бывшим якобинцем и террористом, одним из тех, кто вотировал смертный приговор Людовику XVI, то страшно боялся реставрации Бурбонов. Именно это убеждало Бонапарта, что Фуше его не продаст.

Кроме того, Бонапарту открыто предлагали свои деньги и финансовую помощь крупные финансисты и богатые буржуа. Так банкир Коло принес ему сразу 500 тысяч франков — деньги Наполеон принял.

За три недели, которые прошли между приездом Наполеона в Париж и государственным переворотом, он принял огромное количество людей, постоянно наблюдая за ними. Он тонко оценивал их и прикидывал, кто из них может быть полезен ему в дальнейшем. Все они, кроме Талейрана, наивно полагали, что Наполеон — грубый вояка, который в делах политики ничего не смыслит, и при нем можно будет успешно устраивать собственные дела. Следует отметить, что сам Бонапарт подыгрывал им в этом, изображая из себя рубаху-парня, который к тридцати годам одержал множество побед и взял целую кучу крепостей, но абсолютно не разбирается в гражданских делах. До поры до времени он скрывал свое истинное лицо. Он, применяя испытанный прием, представлялся человеком простым, прямым и непосредственным, иногда даже незатейливым и ограниченным. Его прием удался: люди, которые впоследствии стали его рабами, в эти дни считали своего будущего властелина орудием, которое они будут использовать по своему усмотрению. Некоторые даже не скрывали своего отношения к нему.

Но Наполеона это устраивало. Он прекрасно по-нимал, что проходят последние дни, когда люди могут говорить с ним как с равным, и делал все, чтобы они об этом не подозревали. Он настолько ловко и умело поставил себя, что в первые дни после переворота не только армия, но даже плебейские массы были уверены, что произошел левый переворот, который спасет республику от роялистов.

Государственный переворот, в результате которого Бонапарт приобрел неограниченную власть в стране, начался 18 брюмера ( 9 ноября), а решающее действие произошло на следующий день — 19 брюмера (10 ноября) 1799 года.

Все прошло легко и гладко, потому что два директор» — Сиейес и Роже-Дюко — участвовали в игре Бонапарта. Директора Гойе и Мулен были сбиты с толку с помощью хитрого Фуше. Баррас все это время придерживался выжидательной тактики — он все еще надеялся, что без него не обойдутся. В Совете пятисот и в Совете старейшин многие догадывались о заговоре, а некоторые даже знали конкретно, но большинство сочувствовало и ожидало его. Они полагали, что это приведет всего лишь к персональным переменам в правительстве. В 6 часов утра 18 брюмера к дому, где жил Бонапарт, и на прилегающую к нему улицу стали стягиваться генералы и офицеры. Парижский гарнизон к этому времени состоял из 7 тысяч человек, на которых Бонапарт вполне мог положиться. Кроме этого, были еще полторы тысячи солдат особой стражи, которые охраняли Директорию и оба законодательных собрания — Совет пятисот и Совет старейшин. Бонапарт был уверен, что солдаты особой стражи не будут препятствовать ему в достижении намеченной цели.

Но тем менее для полной уверенности в успехе переворота необходимо было замаскировать истинный характер происходящего, чтобы якобинская часть Совета пятисот не призвала в решающий момент солдат на защиту республики. Поэтому все было организовано так, будто бы сами законодательные собрания призвали Бонапарта к власти.

Бонапарт уведомил собравшихся на рассвете генералов, на которых он мог особенно положиться, — Мю-рата и Леклера, женатых на его сестрах, Бернадота,

Макдональда и других, — а также многих офицеров, которые пришли по его приглашению, что настал день, когда необходимо «спасать республику». Генералы и офицеры сообщили ему, что он может полностью рассчитывать на их части. Вскоре возле дома Бонапарта выстроились колонны войск. В это самое время, в наскоро созванном с утра Совете старейшин, его друзья проводили декрет, принятия которого ожидал Наполеон.

Дело происходило так. Некий Корне — преданный Бонапарту человек — заявил в Совете старейшин, который был в значительной степени представлен средней и крупной буржуазией, что готовиться «страшный заговор террористов». Он стал говорить о близкой гибели республики от этих коршунов, которые готовы ее заклевать, и тому подобные вещи. Корне не назвал ни одного имени, не конкретизировал свои сообщения, а в конце речи предложил немедленно вотировать декрет, по которому заседание Совета старейшин и Совета пятисот, у которого даже не спросили мнения, перенести из Парижа в Сен-Клу, расположенный в нескольких километрах от столицы. Подавление «страшного заговора» он предложил поручить генералу Бонапарту, который должен быть назначен начальником всех вооруженных сил, расположенных в столице и ее окрестностях.

Этот декрет был принят как теми, кто прекрасно понимал для чего он предназначен, так и теми, для кого он был полной неожиданностью, так как протестовать никто не посмел. Декрет сейчас же был передан генералу Бонапарту.

Перед тем как разогнать оба законодательных собрания, их заседания были перенесены в Сен-Клу, чтобы избежать выступлений рабочих предместий и плебейских масс, которые на угрозу разгона народных представителей отвечали: «Скажите вашему господину, что мы здесь по воле народа и уступим только силе штыков». У всех было еще свежо в памяти, что после этих слов Людовик XVI побоялся послать «штыки», которые вскоре обратились против Бастилии и полуторатысячелетняя монархия была раздавлена народными массами. Все помнили, как были задавлены жирондисты, как в прериале 1795 года народ носил на пике голову члена термидорианского Конвента и показывал ее другим членам Конвента.

Прекрасно это понимал и сам Бонапарт, а поэтому он не решился сделать в Париже то, что сам задумал. Это казалось ему слишком опасным, а поэтому место основных действий было перенесено в провинциальный городок, где единственным большим зданием был дворец — один из загородных дворцов французских королей.

Вначале действие разворачивалось так, как планировал Бонапарт. Внешне все выглядело законно, и он на основании декрета объявил войскам, что отныне они поставлены под его команду и должны «сопровождать депутатов в Сен-Клу*.

Затем он повел войско в Тюильрийский дворец, где заседал Совет старейшин, и окружил его. После этого Бонапарт вошел в зал заседаний в сопровождении нескольких своих адъютантов. Он никогда не умел говорить публично, и поэтому произнес довольно бессвязную речь. В ней были такие слова: «Мы хотим республику, основанную на свободе, на священных принципах народного представительства... Мы ее будем иметь, я в этом клянусь». После этого он вышел на улицу, и войска встретили его приветственными возгласами.

Неожиданно к нему приблизился некто Ботто, которого послал Баррас, обеспокоенный тем, что Бонапарт до сих пор не позвал его. Увидев Барраса, Наполеон громко закричал, обращаясь к нему как к представителю Директории: «Что вы сделали из той Франции, которую я вам оставил в таком блестящем положении? Я вам оставил мир — нахожу войну! Я вам оставил итальянские миллионы, а нахожу грабительские законы и нищету! Я вам оставил победы — нахожу поражения! Что вы сделали из ста тысяч французов, которых я знал, товарищей моей славы? Они мертвы!» И дальше он вновь повторил свои слова о том, что стремится к республике, которая будет основана «на равенстве, морали, гражданской свободе и политической терпимости». Все произошло быстро и без каких-либо затруднений — даже не пришлось никого убивать или арестовывать. Директория была ликвидирована. Сиейес и Роже-Дюко сами были в заговоре, Гойе и Мулен, видя, что для них все пропало, молча пошли за войсками в Сен-Клу. К Баррасу направили Талейрана с приказом заставить его подписать заявление о собственной отставке.

Убедившись, что Наполеон решил обойтись без него, Баррас сразу же подписал требуемую бумагу и заявил, что хочет вообще оставить политическую жизнь, удалившись в свое имение. Его тут же под конвоем взвода драгун отправили на новое место жительства. Он навсегда исчез с политической арены и больше о нем никто ничего не слышал.

К вечеру 18 брюмера квесторы обоих законодательных собраний были в Сен-Клу. Оставалось лишь ликвидировать сами эти собрания. Несмотря на то что Совет старейшин и Совет пятисот были окружены гренадерами, гусарами и драгунами, а поэтому находились целиком во власти Бонапарта, он решил обставить дело так, будто Советы сами признали свою непригодность и распустили себя, передав ему власть.

Современники отмечали, что подобное стремление сохранить законные формы во время переворота было абсолютно несвойственно Наполеону, но на этот раз он не был все-таки до конца уверен, что среди солдат не возникнет недовольство, если он открыто заявит

о насильственном уничтожении конституции. Поэтому Наполеон решил вести себя спокойно и мирно, в противном случае план его мог сорваться, так как итальянская армия была основательно поредевшей, а преданные ему тридцать тысяч солдат находились в далеком Египте.

С самого утра были выполнены распоряжения по дислокации войск между Парижем и Сен-Клу. Население столицы с любопытством наблюдало за передвижением войск, а также за длинными колоннами карет и пешеходов, которые шли из Парижа в Сен-Клу. Простой народ не выказывал никаких признаков волнения. В центральных секциях Парижа, кое-где выкрикивали: «Vive Bonaparte!», но в основном все занимали выжидательную позицию. Заседание Советов было назначено на 19 брюмера.

К утру второго дня государственного переворота у Бонапарта возникли серьезные опасения. Несмотря на то что к вечеру 18 брюмера из трех высших государственных учреждений два были фактически ликвидированы (Директория не существовала, а Совет старейшин был подготовлен к самоликвидации), оставалась еще палата народных представителей —- Совет пятисот. Наполеон знал, что в этом Совете около двухсот мест занимают якобинцы — члены распущенного Сиейесом Союза друзей свободы и равенства. Среди них находились люди, для которых взятие Бастилии, низвержение монархии, а также слова «Свобода, равенство или смерть» не были пустыми звуками. Были и такие, которые не ценили ни свои, ни чужие жизни, а поэтому были готовы отправить на гильотину кого угодно.

На протяжении всего 18 брюмера левая — «якобинская» — группа Совета пятисот собиралась на тайное совещание. Они были в растерянности и не знали, что предпринять. Агенты Бонапарта, которые находились среди этих людей, утверждали, что дело идет не о мерах против якобинцев, а лишь о способе преодолеть роялистскую опасность. Верили им или нет — неизвестно, но тем не менее утром 19 брюмера все якобинцы собрались на заседание во дворце Сен-Клу. Они были растеряны, но постепенно в них стала нарастать ярость.

Утром 19 брюмера Наполеон в сопровождении кавалерии приехал из Парижа в Сен-Клу. Когда он прибыл, то узнал, что среди депутатов Совета пятисот распространилось негодование, когда они увидели, что масса войск окружает дворец. Они были возмущены нелепым и внезапным перемещением из столицы в Сен-Клу — деревню, как называли этот маленький городок, — и открыто заявляли, что разгадали замысел Бонапарта. Некоторые называли его преступником и деспотом, а чаще всего — разбойником.

Все это встревожило Бонапарта, и он провел смотр своих войск. Смотром он остался доволен.

В час дня во дворце Сен-Клу открылись заседания обоих Советов, которые проходили в разных залах. Бонапарт и его приближенные ожидали, когда оба Сопота примут декреты, согласно которым ему поручат выработку новой конституции, а после этого самораспустятся. Но время шло, а декреты эти не были приняты. Даже Совет старейшин не решался на подобный поступок, и в нем проявились растерянность и ; \поздалое желание противостоять мятежу.

129

смирная история, т. 16

Близился вечер. Бонапарт понял, что ему необходимо действовать решительно и немедленно, иначе всей его затее грозил полный провал. И тогда он в четыре часа дня неожиданно зашел в зал заседания Совета старейшин. При полном молчании он произнес сбивчивую речь, смысл которой заключался в том, что он требует быстрых решений. Он еще раз повторил, что будто бы приходит на помощь и хочет спасти республику от опасности, указав на то, что на него «клевещут, вспоминая Цезаря и Кромвеля». «Я не интриган, вы меня знаете; если я окажусь вероломным, будьте вы все в таком случае Брутами!» Он предлагал заколоть себя, если посягнет на республику. В зале начался шум. Его стали заглушать.

Тогда Бонапарт перешел к угрозам, напомнив, что располагает вооруженной силой. Затем он вышел из зала. Дела его были плохи, кроме этого, ему необходимо было объясниться с Советом пятисот, где к нему относились гораздо хуже.

Во второй зал Бонапарт вошел в сопровождении нескольких гренадеров. Но если бы на него накинулись сотни людей, эти гренадеры не смогли бы спасти жизнь Бонапарта, а это было весьма вероятно. Поэтому генерал Ожеро, который был под началом Наполеона в итальянском походе, пошел вслед за ним. Перед самым входом в зал Бонапарт неожиданно обернулся и произнес: «Ожеро, помнишь Арколе?» Наполеон напомнил тот решающий момент битвы, когда он бросился под огонь австрийской артиллерии со знаменем в руках на Аркольский мост.

После этих слов Бонапарт решительно открыл дверь — сразу же он услышал гневные крики, которыми встретили его появление: «Долой разбойника! Долой тирана! Вне закона! Немедленно вне закона!» Несколько депутатов кинулись к нему, схватили его за воротник, кто-то пытался вцепиться ему в горло. Наполеон никогда не отличался физической силой, а поэтому вскоре был едва ли не задушен возбужденными депутатами. Но несколько гренадеров успели окружить помятого Бонапарта и вывели его из зала. Депутаты возвратились на свои места и с яростными криками потребовали голосовать за предложение, которое объявляло генерала Бонапарта вне закона.

Дело в том, что в этот день в Совете пятисот председательствовал Люсьен Бонапарт — родной брат Наполеона, который тоже был в заговоре. Это немало способстсвовало успеху переворота. Придя в себя после этой безобразной сцены, Наполеон тут же принял решение разогнать Совет пятисот силой, попытавшись извлечь из зала заседаний своего брата. Это ему удалось без особого труда. Когда Люсьен оказался рядом с Наполеоном, то генерал предложил ему в качестве председателя обратиться к фронту построенных войск с заявлением. Он должен был объявить солдатам, что жизнь их начальника в опасности и попросить «освободить большинство собрания» от «кучки бешеных».

Люсьен выполнил просьбу брата. После этого раздался грохот барабанов и гренадеры под предводительством Мюрата вошли во дворец.

Двери зала заседаний распахнулись, и гренадеры с ружьями наперевес ворвались в зал. Они быстро очистили помещение. Неумолкаемый барабанный бой заглушал крики, и вскоре депутаты стали спасаться бег ством. Кто-то бежал через двери, некоторые, разбив окна, выпрыгнули во двор — все это продолжалось н? более пяти минут. Солдатам был дан приказ депутатов не убивать, не арестовывать.

Депутаты, выбежавшие на улицу, оказались среди войск, которые со всех сторон подходили к дворцу. Генерал Мюрат скомандовал своим гренадерам: «Вышвырните-ка мне всю эту публику вон!»

Неожиданно солдатам приказали выловить нескольких разбежавшихся депутатов и привести их во дворец. После этого было принято решение составить из пойманных «заседание Совета пятисот » и вынудить их принять декрет о консульстве. Несколько перепуганных депутатов были пойманы и приведены во дворец. Они тотчас же сделали то, что от них требовали, после чего их отпустили — перед этим они вотировали собственный роспуск.

Затем Совет старейшин уже без всяких возражений принял декрет, согласно которому вся власть над республикой передавалась трем лицам, которых назвали консулами. Ими были Бонапарт, Сиейес и Роже-Дюко, так как Наполеон посчитал, что небезопасно пока становиться единоличным правителем. Кроме этого, он прекрасно понимал, что оба бывших директора не представляют для него какой-либо опасности. Это прекрасно понимал и Роже-Дюко, а Сиейес должен был убедиться в этом в самом скором времени.

В два часа ночи все три консула принесли присягу на верность республике. После этого Бонапарт сразу же уехал из Сен-Клу. Вместе с ним ехал Бульен. Впоследствии он отмечал, что Бонапарт во время всей поездки оставался угрюм и до самого Парижа не проронил ни слова.

Как бы там ни было — мечта Наполеона сбылась. Этой ночью он фактически стал диктатором.

ГЛАВА 3

ЕВРОПА НАКАНУНЕ НАПОЛЕОНОВСКИХ ВОЙН

СОБЫТИЯ В АНГЛИИ КОНЦА XVIII ВЕКА

В отличие от Французской буржуазной революции, буржуазная революция в Англии, как и в Нидерландах, почти не оказала влияния на европейские государства, а поэтому не вызвала в них усиления движений против монархий и феодальных отношений. Неудивительно и то, что в войне конца XVIII века буржуазная Англия воевала на стороне монархических государств, против республиканской Франции. Объясняется это тем, что монархические государства воевали в основном по политическим мотивам, Англия же воевала с целью чисто экономической выгоды. Всем хорошо известно, что Франция была главным соперником Англии на протяжении всей истории развития этих двух государств.

В последние десятилетия XVIII века Англия укрепила свое экономическое положение, хоть она и до этого считалась наиболее развитой капиталистической страной в мире. Успешно развивался начатый во второй половине столетия промышленный переворот, особенно в хлопчатобумажной промышленности. В 1785 году в Англии появилась первая хлопчатобумажная прядильная фабрика, которая была оборудована новыми, усовершенствованными «мюльными» машинами Кромптона и паровой машиной Джеймса Уатта. Следует отметить, что всего за 25 лет к 1780 году таких прядилен было уже около пятисот, а поэтому потребление хлопка

достигло в 1781 году уже 50 млн. фунтов. Это вызвало увеличение численности населения одного их главных центров английской хлопчатобумажной промышленности — Манчестера: за последнюю четверть XVIII века она выросла почти в 3 раза. Само по себе это событие было не ординарным, так как хлопчатобумажное прядение стало первой отраслью промышленности, в которой фабрика окончательно вытеснила мануфактуру.

Повсеместное внедрение машин требовало расширения производства чугуна и железа. Понятно, что литейная промышленность тут же откликнулась на это. Производство железа в Англии между 1785 и 1797 гг. удвоилось. Этому способствовало применение кокса при плавке чугуна вместо древесного угля, который использовался раньше. В связи с этим выросла добыча каменного угля, которая за столетие увеличилась в 4 раза, составив к концу XVIII века цифру 10 млн. тонн.

По всем промышленным показателям Англия решительно опережала своих конкурентов. Продукты ее производства не имели конкуренции на внутренних рынках других государств. Это объяснялось их более низкой ценой и более высоким качеством. Так цена хлопчатобумажной пряжи с 1787 по 1801 год понизилась в четыре с половиной раза. Экспорт хлопчатобумажных тканей благодаря этому вырос в 90-х годах в три с половиной раза (до 6,5 млн. фунтов стерлингов). В первую очередь этим объясняется увеличение английского экспорта за это десятилетие на 55 процентов.

В эти же годы необычайно вырос объем так называемой треугольной торговли: работорговцы Англии отправляли хлопчатобумажные ткани из Манчестера через Ливерпуль на африканское побережье, а оттуда вывозили негров на Антильские острова, там грузили на свои корабли сахар, кофе и хлопок. Условия перевозки негров были необычайно тяжелыми, а поэтому лишь небольшая их часть выносила все трудности подобного путешествия. Но зато английские работорговцы получали огромные прибыли. Так за десятилетие с 1783 по 1793 год они перевезли в общей сложности до 300 000 негров. Прибыль от чего составила примерно 15 млн. фунтов стерлингов.

Необычайно выгодной оказалась для английской буржуазии и война с Францией. Несмотря на то что расходы на ведение войны, в том числе субсидии на содержание континентальных войск союзников, только за первые пять лет возросли втрое (до 75 млн. фунтов стерлингов в 1797 году), они покрывались увеличением косвенных налогов и займами. Государственный долг в Англии вырос до огромных размеров, но именно он служил средством накопления капитала для английской буржуазии. Денежный рынок Лондона обгонял по своему значению старейшие денежные центры Европы.

Война против Франции была для английской буржуазии как бы продолжением торговых войн, которые велись с целью завоевания новых колоний и рынков.

__Гршцн государств.! начале

(799г. (до 1 алрела)

Грамцы .Сидемов РияскЫ империи'*

W7//A Терряторм зависших от фравфц» республик Сокрщняа:

К.-Ф-Хфт"-Ффш. К:Кжяи Р.-Р*пл»-,С;(.-щ^Ст-ЧЕК*Ч£РНОГОРЦ|

I» 0 1»

Следует отметить, что и землевладельческая аристократия также использовала эту войну для собственного обогащения. Несмотря на то что Англии не хватало собственного хлеба, ввоз его в 1795 году был приостановлен с целью увеличения цен на хлеб, которые уже на третий год войны выросли на 25 процентов. В то же время заработная плата рабочих оставалась весьма низкой. Особенно низко оплачивался труд женщин и детей.

К XVIII веку практически все государства Европы перешли к более гибкой экономической политике. Правители и их советники понимали, что самый надежный способ привлечь в страну деньги — развивать производство экспортных товаров и добиваться превышения вывоза над ввозом. Поэтому государственная власть стала насаждать промышленное производство, покровительствовать мануфактурам и основывать их.

Подобная политика называлась меркантилизмом, который в экономике сводился к всемерному накоплению драгоценных металлов в стране и в государственной казне, а в теории — к поискам экономических закономерностей в сфере обращения (в торговле, в денежном обороте). Ранний меркантилизм, который иногда называют монетарной системой, не шел дальше разработки административных мероприятий для удержания денег в стране. Развитый же меркантилизм стал искать источники обогащения нации не в примитивном накоплении сокровищ, а в развитии внешней торговли и активном торговом балансе (превышение экспорта над импортом).

Представители развитого меркантилизма одобряли лишь такое вмешательство государства, которое, по их представлению, соответствовало принципам «естественного права». Философия «естественного права» оказала важнейшее влияние на развитие политической экономии в XVII — XVIII вв. Можно даже сказать, что сама наука развивалась в рамках идей «естественного права». Идеи эти, которые вели свое происхождение от Аристотеля и других античных мыслителей, получили в новое время новое содержание. Философы естественного права выводили свои теории из абстрактной «природы человека» и его «природных» прав. Поскольку права эти во многом противоречили светскому и церковному деспотизму средневековья, философия естественного права содержала важные прогрессивные элементы. Следует отметить, что на позициях «естественного права» стояли и гуманисты эпохи Возрождения.

Обращаясь к государству, философы и следовавшие по их стопам теоретики меркантилизма рассматривали его как организацию, которая способна обеспечить природные права человека, в число которых входили собственность и безопасность. Социальный смысл этих теорий состоял в том, что государство должно обеспечивать условия для роста буржуазного богатства.

Связь экономических теорий с естественным правом впоследствии перешла из меркантилизма в классическую политическую экономию. Однако характер этой связи изменился, так как в период работы классической школы буржуазия уже меньше нуждалась в опеке государства и выступала против чрезмерного государственного вмешательства в хозяйство.

АДАМ СМИТ И «БОГАТСТВО НАРОДОВ»

Одним из выдающихся британских ученых XVIII пека по праву считается Адам Смит — создатель политической экономии. Вот что о нем сказал впоследствии английский ученый Александр Грэй: «Адам Смит был столь явно одним из выдающихся умов XVIII века и имел такое огромное влияние в XIX веке в своей собственной стране и во всем мире, что кажется несколько странной наша плохая осведомленность о подробностях его жизни». И это неудивительно: открытие Адама Смита было настолько велико, что оно затмило его самого, сделав при этом имя его бессмертным.

Адам Смит родился в 1723 году в Шотландии в небольшом городке Керколди недалеко от Эдинбурга. )чень рано — в четырнадцать лет (так было в обычаях того времени) Адам Смит поступил в Глазгов-г кий университет. После первого курса (класс логи-си) он перешел в класс нравственной философии, выбрав гуманитарное направление. После окончания университета в 1740 году Адам Смит поступил в Оксфордский университет, в котором учился на протяжении ■ледующих шести лет.

После долгих лет самообразования в 1751 году Адам Смит занял место профессора в университете Глазго. В 1759 году он опубликовал свой первый большой научный труд — «Теорию нравственных чувств». Эта книга была этапом становления философских и экономических идей Адама Смита, значительное место среди которых занимала антифеодальная идея равенства. В то время в Глазго существовал своеобразной клуб политической экономии, где велись разговоры о пошлинах, заработной плате и банковском деле, об условиях аренды земли и колониях. Вскоре Адам Смит стал одним из виднейших членов этого клуба. В это же самое время он читал лекции студентам Глазговского университета. К началу 60-х годов курс нравственной философии, который читал Смит, превратился по существу в курс социологии и политической экономии. Сохранились записки одного из студентов, по которым можно процитировать профессора Смита: «До тех пор, пока нет собственности, не может быть и государства, цель которого как раз и заключается в том, чтобы охранять богатства и защищать имущих от бедняков».

В средине 60-х годов XVIII века Адам Смит в качестве воспитателя юного герцога Баклю на три года уехал во Францию. Поездка эта оказала огромное влияние на развитие взглядов Смита, особенно полезно было его личное знакомство с так называемыми физиократами.

По соглашению с родителями герцога Баклю, Адам Смит должен был получать по триста фунтов в год не только во время путешествия, но и в качестве пенсии до самой смерти. Это позволило ему следующие десять лет работать только над своей книгой, которая принесла ему впоследствии всемирную славу.

Весной 1767 года Смит уехал на родину в Керколди и прожил там безвыездно почти шесть лет, которые целиком посвятил своей работе над книгой. Она получила название «Богатство народов».

«Исследования о природе и причинах богатства народов» вышла в свет в Лондоне в марте 1776 года. Книга эта состояла из пяти частей. В первых двух были изложены основы теоретической системы, в которой завершены и обобщены многие идеи английских и французских экономистов предыдущего столетия. В первой содержался анализ стоимости и прибавочной стоимости, которую Смит рассматривал в конкретных формах прибыли и земельной ренты. Вторая книга носила заглавие «О природе капитала, его накоплении и применении». Остальные три книги представляли собой приложение теории Смита отчасти к истории, а в основном к экономической политике. В небольшой третьей книге речь шла о развитии экономики Европы в эпоху феодализма и становления капитализма. Четвертая книга, большего объема, представляла собой историю, критику политической экономии, где восемь глав были посвящены меркантилизму, а одна — физиократам. Самая же большая по объему — пятая книга — была посвящена финансам (расходам и доходам государства).

Книга Смита была написана с огромной эрудицией, тонкой наблюдательностью и оригинальным юмором. В ней Адам Смит развивал основной научный метод исследования в политической экономии — метод логической абстракции. Согласно этому методу, в экономике выделялся ряд основных исходных категорий и, связав их принципиальными зависимостями, далее анализировались все более сложные и конкретные общественные явления.

Несмотря на то, что описательство и поверхностные представления часто захватывали Смита, тем не менее он имел глубокое представление о предмете политической экономии как науке, которая сохранила свое значение до настоящего времени. Политическая экономия имеет две стороны. Это, прежде всего, наука, изучающая объективные, существующие независимо от воли людей, законы производства, обмена, распределения и потребления материальных благ в обществе. Формулируя во введении тематику двух первых книг своего исследования, Смит излагал такое понимание политической экономии. Он писал, что будет рассматривать в них причины роста производительности общественного труда, естественный порядок распределения продукта между различными классами и группами людей в обществе, природу капитала и способы постепенного его накопления.

По мнению Смита, политическая экономия должна на основе объективного анализа решать практические задачи, обосновывать и рекомендовать такую экономическую политику, которая могла бы «обеспечить народу обильный доход или средства существования, а точнее, обеспечить ему возможность добывать себе их...» Отсюда следует, что политическая экономия, согласно Смиту, должна вести дело к тому, чтобы в обществе существовал порядок, создающий максимально благоприятные условия для роста производительных сил.

Адам Смит начал свою книгу с разделения труда, изображая его как главный фактор роста производительности общественного труда. Самое изобретение и совершенствование орудий и машин он связывает с разделением труда. Смит приводил свой знаменитый пример с булавочной мануфактурой, где специализация рабочих и разделение операций между ними позволяет во много раз увеличить производство. Смит писал, что богатство «общества, то есть объем производства и потребления продукта, зависит от двух факторов: первое — доли населения, занятого производительным трудом, второе — производительности труда». Смит абсолютно правильно заметил, что несравненно большее значение имеет именно второй фактор.

Первые четыре главы «Богатства народов», довольно легкие и немного развлекательные по своему содержанию, служили своего рода введением в центральную часть учения Адама Смита — в теорию стоимости. Смит перешел к ней, заботливо попросив у читателя «внимания и терпения», так как он переходил к рассмотрению вопроса «чрезвычайно абстрактного характера».

Следует отметить, что первые критики Адама Смита пользовались чаще всего его же методами и идеями. Очень скоро к Смиту стали относиться строго. Первой жертвой естественно стала его теория стоимости. Адама Смита обвиняли в том, что он якобы толкнул английскую политическую экономию в тупик, из которого она не могла выйти целое столетие. Например, в одном из американских учебников по истории экономической мысли говорится: «Вклад Смита в теорию стоимости больше запутал дело, чем прояснил. Ошибки, неточности и противоречия — вот бич его рассуждений».

Несмотря на то что теория стоимости Смита действительно страдает серьезными недостатками, он с большей четкостью, чем кто-либо до него, определил и разграничил понятия потребительной и меновой стоимости. Отверг догму физиократов и, опираясь на свое учение о разделении труда, признал равнозначность всех видов производительного труда с точки зрения создания стоимости. Плодотворной была и концепция Смита о естественной и рыночной стоимости товаров. Под естественной стоимостью он понимал денежное выражение меновой стоимости и считал, что в длительной тенденции фактические рыночные цены стремятся к ней, как к некоему центру колебаний. При уравновешивании спроса и предложения в условиях свободной конкуренции рыночные цены совпадают с естественными. Он положил также начало анализу факторов, способных вызывать длительные отклонения цен от стоимости, важнейшим из которых он считал монополию.

Наряду со стоимостью, определяемой количеством в товаре необходимого труда, он ввел второе понятие, где стоимость определялась количеством труда, которое можно купить на данный товар.

Теория стоимости должна была дать ответ на два взаимосвязанных вопроса: о конечном основании цен и о конечном источнике доходов. Смит дал отчасти правильный ответ на первый вопрос, но, не сумев примирить его с реальностью, перешел на вульгарную позицию, развивая трудовую теорию стоимости. Он сделал вклад в научное решение второго вопроса. Но опять-таки оказался непоследователен. Адам Смит понимал, что стоимость рабочей силы («естественная заработная плата») определяется не только физическим минимумом средств существования, но зависит от условий места и времени, включает исторический и культурный элементы. Смит приводил пример с кожаной обувью, которая в Англии уже стала предметом необходимости и для мужчин и для женщин, в Шотландии — только для мужчин, во Франции не была таковым ни для того, ни для другого пола. Отсюда напрашивался вывод, что с развитием хозяйства круг потребностей расширяется и стоимость рабочей силы в реальном товарном выражении скорее всего должна повышаться.

Во-вторых, Адам Смит ясно видел, что одна из главных причин низкой заработной платы, ее близость к физическому минимуму — слабые позиции рабочих по отношению к капилистам. И в-третьих, он связывал тенденцию заработной платы с состоянием хозяйства страны, различая три случая: экономический прогресс, экономический регресс, неизменное состояние. Он считал, что в первом случае заработная плата должна

повышаться, поскольку в растущей экономике имеет место большой спрос на труд. Последующее развитие капиталистического хозяйства показало, что условия экономического подъема действительно облегчают положение рабочих.

Когда Смит работал над «Богатством народов», промышленный переворот в Англии только начинался, новая техника играла весьма ограниченную роль в повышении производительности общественного труда, в «росте богатства». А поэтому Адам Смит большей пользы ожидал от разделения труда, чем от внедрения машин. Тем не менее он с большой силой выразил в своей книге главную социально-экономическую проблему промышленной революции — проблему накопления капитала. Он понимал, что эффективность разделения труда может быть неизмеримо выше, если он осуществляется на базе капиталовложений в новые производственные сооружения, оборудование, транспортные средства. Смит многократно подчеркивал: накопление — ключ к богатству нации, каждый, кто сберегает — благодетель нации, а каждый расточитель — ее враг.

Но кто может и кто должен накоплять? Конечно, капиталисты — состоятельные фермеры, промышленники, купцы. В этом Смит видел в сущности их важнейшую социальную функцию. Он приветствовал аскетизм богатых людей, утверждая, что, нанимая производительных работников, человек богатеет, а нанимая слуг — беднеет. Подобные взгляды он применял в отношении нации: надо стремиться свести к минимуму часть населения, не занимающуюся производительным трудом. А поэтому его концепция производительного труда была остро направлена против феодальных элементов в обществе и всего, связанного с ними: государственной бюрократии, военных, церкви. Смит писал: «... Государь со всеми своими судебными чиновниками и офицерами, вся армия и флот представляют собой непроизводительных работников. Они являются слугами общества и содержатся на часть годового продукта труда остального населения... К одному и тому же классу должны быть отнесены как некоторые из самых серьезных и важных, так и некоторые из самых легкомысленных профессий — священники, юристы, врачи, писатели всякого рода, актеры, паяцы, музыканты, оперные певцы, танцовщики и прочие».

Учение Адама Смита имело огромное влияние в Англии и во Франции — странах, где промышленное развитие в конце XVIII века шло наиболее интенсивно и где буржуазия в значительной мере овладела государственной властью.

В Англии, однако, среди последователей Смита не было вплоть до Давида Рикардо сколько-нибудь крупных и самостоятельных мыслителей. Во Франции учение Смита сначала натолкнулось на прохладный прием со стороны поздних физиократов, затем внимание народа было отвлечено от теории бурными революционными событиями. И лишь в начале XIX века был издан первый полноценный перевод «Богатства народов» на французский язык.

Смитианство было прогрессивно в Англии и во Франции, но еще в большой мере оно было ощутимо в странах, где господствовала феодальная реакция и буржуазное развитие только началось — в Германии, Австрии, Италии, Испании и России. В Испании поначалу книга Адама Смита была даже запрещена инквизицией. В Германии также реакционные профессора долгое время не хотели признавать Смита, но тем не менее именно в Пруссии — крупнейшем германской государстве — идеи Смита оказали определенное влияние на ход событий: люди, которые в период наполеоновских войн проводили либеральнобуржуазные реформы, были в известной степени его последователями.

Огромная роль Адама Смита в истории цивилизации определяется тем, что его идеи, часто в трудноразделимом сплаве с идеями других передовых мыслителей XVIII века, ощутимы во многих прогрессивных и освободительных движениях первой половины XIX века.

Во внешности Адама Спита не было ничего выдающегося. Он был немного выше среднего роста, простое лицо с правильными чертами, серо-голубые глада, крупный прямой нос. Одевался он очень скромно. Носил до конца жизни парик и любил ходить с бамбуковой тростью на плече. Адам Смит имел привычку говорить сам с собой, так что однажды уличная торговка приняла его за помешанного и сказала соседке: «Бог мой, вот бедняга! А ведь прилично одет». Адам Смит умер в Эдинбурге в июле 1790 года на 66 году жизни. Последние четыре года он тяжело болел.

Адам Смит был одним из самых заметных интеллектуалов своей эпохи. Он был гуманен и не терпел несправедливости, жестокости и насилия. Он верил в успехи разума и культуры, но опасался за их судьбу в грубом и косном мире. Смит с сочувствием относился к беднякам и трудящимся. Он выступал за возможно более высокую оплату наемного труда, потому что, по его словам, общество не может «процветать и быть счастливым, если наизначительнейшая его часть бедна и несчастна». Он считал несправедливостью, что в нищете жили люди, которые своим трудом содержали все общество, но тем не менее Смит понимал, что «естественные законы» обрекают рабочих на низшее положение в обществе, а поэтому, «хотя интересы рабочего тесно связаны с интересами общества, он не способен ни уразуметь эти интересы, ни понять их связь со своими собственными».

Капиталист в представлениях Адама Смита — это естественное и безличное орудие прогресса, роста, «богатства нации». Смит выступает за буржуазию лишь постольку, поскольку ее интересы совпадают с интересами роста производительных сил общества. Эта точка зрения перешла от Смита к Рикардо и стала важнейшей составной частью всей классической политической экономии.

Адам Смит — крупнейшая фигура в мировой экономической науке. Его учение и личность продолжают привлекать к себе внимание и по сей день, так как долговечность и актуальность многих идей великого мыслителя доказаны всем ходом исторического развития.

ОБЩЕСТВЕННАЯ И ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ АНГЛИИ XVIII ВЕКА

Французская буржуазная революция произвела в Англии огромное впечатление. Виги и их вождь Фокс взятие Бастилии оценивали как «самое великое и бла-готворное событие, когда-либо происходившее в мире». Многие английские писатели, такие как Вордсворт, Роберт Бернс, Кольридж, Шеридан восторженно приветствовали революцию, но в то же время в Англии появился памфлет «Размышления о революции», который стал знаменем для всех врагов революции во Франции. Этот памфлет был написан бывшим вигом Берком, который называл революцию «сатанинским делом», грозящим гибелью для всей европейской цивилизации. Памфлет Берка вызвал бурные протесты и породил целую литературу, в том числе книгу участника американской революции Томаса Пэйна «Права человека», которая разошлась за несколько лет огромным для Англии тиражом — около миллиона экземпляров. Кроме Пэйна, в защиту французской революции выступали публицист Прайс, известный химик Пристли, писатель Годвин и другие.

Идеи Берка осуждались также и значительной частью вигов, которые возобновили свою агитацию за избирательную реформу.

С 90-х годов XVIII века в Англии широкое участие в демократическом движении стали принимать народные низы. Наравне с обществами, которые создавались вигами, а часто и в противовес им, стали возникать новые центры и движения, которые выступали не за либеральную избирательную реформу, а за коренную демократизацию всего политического строя Англии. Наибольшее значение имело «лондонское корреспондентское общество», которое образовалось в начале 1792 года и имело ряд филиалов.Председателем этого общества был сапожник Томас Гарди. Массовая агитация, которая велась обществом, а также посылка делегации во Францию, серьезно встревожили английское правительство, во главе которого с 1783 года стоял Уильям Питт Младший (1759 — 1806). Начиная с 1792 года в Англии стали проводиться репрессии, заочно был осужден Томас Пэйн, который уехал во Францию и был избран членом французского Конвента.

После того как в феврале 1793 года началась война Англии с Францией, Уильям Питт проявил себя решительным и ярым врагом революции. «Мы должны быть готовы к длительной войне, — говорил он, — войне непримиримой, вплоть до истребления этого бича человечества». Согласно позиции Питта, английское правительство вело острую борьбу против демократического движения внутри собственной страны. Собравшийся в ноябре 1793 года в Эдинбурге «Британский Конвент народных делегатов, объединившихся чтобы добиться всеобщего избирательного права и ежегодных парламентов», был разогнан, а его руководители сосланы на четырнадцать лет в Австралию.

Но, несмотря на репрессии, демократическая агитация продолжала усиливаться. Берк считал, что из 400 тыс. человек, которые интересуются политикой в Англии, не менее 80 тыс. человек стоят на позициях «решительных якобинцев». «Лондонское корреспондентское общество» объявило о созыве нового Конвента. Тогда Уильям Питт добился временной отмены действия закона о «личных правах» (Habeas corpus act), и руководителей «Корреспондентского общества» во главе с самим Гарди арестовали и предали суду. Однако суд не решился поддержать обвинение, и Гарди был оправдан. День оправдания Гарди в течение пятидесяти лет впоследствии праздновался английскими демократами.

В 1795 году в Англии прошли выступления бедняков, которые были вызваны трудностями в снабжении продовольствием.

Плебейские массы захватывали мучные склады, суда с зерном и тому подобное. В октябре, перед самой парламентской сессией, «Лондонское корреспондентское общество» организовало огромные митинги, а в день открытия парламента на улицы Лондона вышли около 200 тыс. человек. Уильям Питт был освистан, в королевскую карету, в которой он разъезжал по городу, бросали камни. Его окружила толпа, которая скандировала: «Хлеба! Мира!» Уильям Питт ответил на эти выступления принятием законов «О мятежных собраниях», которые фактически отменяли свободу собраний и печати.

В следующие годы недовольство правительством

Уильяма Питта возросло, успехи французских армий, а также развал антифранцузской коалиции и дальнейшее ухудшение продовольственного положения внутри Англии, увеличение налогов на содержание армии и ведение войны все более делали правительство Питта непопулярным. В 1797 году не было почти ни одного графства, где не подавались бы петиции с требованием прекращения войны и отставки Уильяма Питта.

В 1797 году произошли крупные выступления матросов во флоте. Война требовала большого увеличения контингента военных моряков, так как добровольцев не хватало, правительство вынуждено было прибегнуть к принудительной вербовке. Среди моряков в связи с этим оказались люди, связанные с демократическими движениями, кроме того, часть экипажей составляли ирландцы, в числе которых были члены тайного общества «Объединенных ирландцев». Они проводили среди матросов активную агитацию. Она имела успех, так как недовольство моряков усиливалось низкой оплатой, плохим питанием и грубым обращением офицеров.

Массовые волнения моряков начались в середине апреля 1797 года на судах эскадры, которая охраняла Ла-Манш. Матросы создали выборные комитеты и вступили в переговоры с адмиралтейством. Они требовали повышения жалованья, улучшения условий питания, лучшего обращения, а также королевской гарантии, что они не подвергнутся репрессиям. Правительство обещало удовлетворить эти требования, и движение на время улеглось. Но вскоре волнения возобновились из-за проволочек, которые были допущены в осуществлении обещаний. Только после того, как парламент принял билль о повышении жалованья, а король подписал письма об амнистии, эти волнения прекратились.

Поспешность, с которой правительство пошло на уступки, объяснялась тем, что началось движение в другой эскадре — на судах, которые стояли в Северном море и в устье Темзы. Здесь в конце мая также были созданы судовые матросские комитеты, которые избрали «Центральный комитет», возглавляемый Ричардом Паркером, Бывший учитель и член общества «Объединенных ирландцев». Матросы повесили на реях петли, связанные из канатов, в качестве угрозы командному составу и подняли на мачтах красные флаги.

Борьба продолжалась больше трех недель. Восставшие были лишены подвоза свежей воды и провизии, а поэтому они вынуждены были сдаться. 23 наиболее активных участника восстания, в том числе Паркер, были повешены.

После того, как были подавлены восстания моряков, в апреле 1798 года аресту подверглись все члены комитета «Лондонского корреспондентского общества», которое было закрыто еще за год до этого. Три года они сидели в тюрьме без всякого следствия. Помочь им никто не мог, так как все демократические общества были запрещены. В 1799 году был принят закон о запрещении стачек и рабочих союзов.

Хорошо известно из истории, что ирландский народ никогда не хотел мириться с английским господством. Возможно, это вызвано в первую очередь тем, что Ирландия была оплотом английского лендлордизма — английским землевладельцам здесь принадлежали обширные земельные владения, от которых они получали большие доходы, сдавая землю в аренду небольшими участками. Ирландские крестьяне отдавали в виде ренты большую часть урожая.

Таким образом, народ Ирландии не имел ни земли, ни политических прав. И хотя уже в 1782 году парламент в Дублине получил некоторую автономию в законодательных вопросах, Ирландия по-прежнему оставалась угнетаемой английской колонией, так как в парламенте в основном заседали английские лендлорды и их ставленники. Отношение последних к народу Ирландии было настолько презрительным, что доходило до откровенных оскорблений. Так ирландцы, являясь католиками, обязаны были вносить десятину в пользу английской протестантской церкви.

Французская революция оказала на Ирландию большое влияние. Здесь возникло сильное демократическое движение, которое объединило всех противников английского господства. Его центром стало общество «Объединенных ирландцев», возглавляемое Уолфом Тоном и другими буржуазными революционерами. Они стремились к созданию независимой ирландской республики. «Объединенные ирландцы» смогли наладить связи с многочисленными крестьянскими союзами, которые были созданы для борьбы против произвола землевладельцев, и смогли вооружить тысячи своих сторонников. Они готовили восстание. Дата его начала приурочивалась к моменту ожидавшейся высадки в Ирландии французской экспедиционной армии. В 1796 году французская эскадра, имея на борту армию генерала Гоша, попыталась достичь ирландских берегов, но потерпела неудачу.

После этого английским властям с помощью предателей и шпионов удалось выследить и арестовать руководителей «Объединенных ирландцев». И все-таки в мае 1798 года в некоторых районах Ирландии началось вооруженное восстание. Все очень надеялись на поддержку Франции, но надежды эти не оправдались, так как французская экспедиционная армия во главе с генералом Наполеоном Бонапартом была отправлена не в Ирландию, как уже говорилась выше, а в Египет. Лишь небольшой отряд французов сумел высадиться в Ирландии в августе месяце, когда восстание было уже подавлено с исключительной жестокостью.

В январе 1801 года Уильям Питт провел «объединение» (унию) ирландского и английского парламентов. Таким образом, Ирландия лишилась всех остатков автономии.

ВЛИЯНИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ НА СТРАНЫ КОНТИНЕНТАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ

Революция во Франции не могла не оказать влияние на развитие внутриполитических событий в странах континентальной Европы. В них так же, как и во Франции, начались революционные движения. Раньше всего они вспыхнули в Бельгии, которая входила тогда в состав Габсбургской империи. Австрийский император Иосиф II проводил реформы с целью добиться централизации монархии. Это вызвало в Бельгии еще в 1787 году резкую оппозицию. Под влиянием французской революции движение это усилилось, и в декабре 1769 года австрийские войска были изгнаны с территории Бельгии. После этого было образовано новое государство, которое стало называться «Объединенные бельгийские Штаты».

В стране сразу же после этого разгорелась острая борьба между штатистами и фонкистами. Штати-сты, возглавляемые Ван-дер-Ноотом, стремились сохранить прежнюю раздробленность Бельгии, сохранив тем самым власть провинциальных правительств, а также привилегии католической церкви и средневековую цеховую систему. Фонкисты же, во главе которых стоял адвокат Фонк, опираясь на городскую буржуазию, выступали за централизацию страны и проведение буржуазных реформ. Воспользовавшись борьбой между этими двумя лагерями, в конце 1790 года австрийцы снова захватили Бельгию.

Но уже осенью 1792 года, выиграв сражения при Вальми и Жемаппе, Бельгию заняли французские войска. Однако командовавший французской армией генерал Дюмурье воспротивился проведению в Бельгии революционной политики, а поэтому шестимесячное пребывание французов мало отразилось на социально-экономических отношениях внутри самой страны.

После победы при Флерюсе в июле 1794 года французская армия вторично вступила в Бельгию, а в октябре 1795 года страна была присоединена к Франции. Она оказалась лишенной суверенитета, а ее экономика была подчинена интересам французской буржуазии. Но тем не менее в Бельгии были упразднены феодальные отношения, проведена секуляризация части церковных владений и прочие буржуазные преобразования. Во многом это способствовало тому, что в XIX веке Бельгия стала одной из передовых капиталистических стран Европы.

Иначе происходили события в Голландии. После того, как в 1787 году здесь победили «оранжисты» (сторонники Оранской династии), наиболее революционные элементы были вынуждены покинуть страну. Это привело к тому, что около 5 тыс. эмигрантов из Голландии оказались во Франции. Голландская революционная эмиграция всячески добивалась того, чтобы Франция вмешалась в голландские дела. В Париже был образован «Комитет батавской революции» (ба-тавы — племена, населявшие в древности территорию Голландии), а во время якобинской диктатуры во Франции был даже образован «Батавский легион».

Все это привело к тому, что в январе 1795 года французские войска вступили в Голландию. Поскольку она была одной из самых богатых стран мира, а Амстердам имел репутацию «золотого мешка Европы», французы проводили здесь весьма осторожную политику. Собравшийся в Голландии Конвент провозгласил создание Батавской республики, которая находилась в зависимости от Франции.

Произошли изменения и в политической жизни Швейцарии. Она представляла собой конгломерат, в который входили тринадцать суверенных кантонов, а также вассальные территории и союзники.

Власть в стране принадлежала «старым кантонам», которыми правил городской патрициат.

Французская революция привела к тому, что в Швейцарии поднялось демократическое движение против аристократической олигархии. Один из руководителей этого движения — Песта-лоцци (1746 —1827).

Он был педагогом по образованию и придерживался позиции проведения радикальных общественных преобразований. Песталоцци в 1792 году получил от Конвента гражданство Французской республики.

В 1798 году французские войска вступили в Швейцарию и заняли город Берн. Швейцария была провозглашена Гельветической республикой. После этого была принята новая конституция, которая увеличивала количество кантонов и привилегии «старых» кантонов. Хоть эта конституция просуществовала всего 5 лет (до 1803 года) она все-таки содействовала ломке старых общественных отношений и возникновению новых буржуазных порядков.

В этом же, 1798 году к Франции были присоединены Женева и Мюлуз — крупный центр механизированной хлопчатобумажной промышленности.

В числе стран, на которые французская революция оказала большое влияние, оказалась и Германия. Сам факт революции приветствовали известные деятели немецкой культуры — Гердер, Виланд, Клопшток и Шиллер. Следует отметить, что двум последним впоследствии было присвоено французское гражданство. Восторженно встретил французскую революцию и знаменитый философ Иммануил Кант. Он был убежден, что «гражданский строй в каждом государстве должен быть республиканским». В одной из своих последних работ «Спор факультетов», написанной в 1798 году, Кант отмечал, что французская революция вызвала «сочувствие, граничащее с энтузиазмом». Далее он писал: «Эти события слишком значительны слишком связаны с интересами человечества..., чтобы при случае не дать народам вспомнить и повторить этот опыт».

Под влиянием идей французской революции оказался И.Г.Фихте. Он писал, что «справедливый человек может считать своей родиной только Французскую республику; только для нее он может жертвовать своими силами, с ее победой связаны не только самые лучшие надежды человечества, но и самое его существование».

Все это доказывает, что передовые мыслители той эпохи, находясь вдали от всех ужасов и той кровавой бойни, которую принесла народу Франции революция, воспринимали лишь те благородные идеи, которые ставили перед собой французские революционеры. Им казалось, что террор — это лишь следствие ошибок, допущенных республиканцами. Тогда еще никто не догадывался, что любая революция неминуемо несет с собой кровь, страдания и беды.

Но с восторгом встретили французскую революцию далеко не все представители германской общественной мысли. Многие немецкие интеллигенты уже в первые годы французской республики увидели весь тот ужас, в который была ввергнута Франция после революции, а поэтому после свержения монархии и казни короля Людовика XVI большая часть немецких писателей и ученых стали открыто высказываться против идей французской революции.

Буржуазия в Германии была слишком слаба экономически и слишком мало развита политически для того, чтобы преодолеть раздробленность своей страны и занять главенствующее положение в обществе. В некоторых немецких государствах, расположенных на Рейне, в Саксонии (1790 год) происходили крестьянские волнения. А в прусской Силезии в 1793 году восстали ткачи. Один из участников крестьянского восстания в Саксонии на допросе сказал: «В Саксонии все должно быть как во Франции, и мы хорошо знаем из газет и из других листов, что там все обстоит хорошо». Это еще раз доказывает, что многие люди были подвержены революционной французской пропаганде.

Однако все эти выступления в Германии носили разрозненный характер и довольно легко были подавлены властями. Лишь на границе с Францией, на Рейне, революционные выступления приняли массовый характер.

Между Эльзасом и Голландией вдоль левого берега Рейна было расположено множество мелких немецких государств, а также вольных городов. Наиболее крупными из них были три духовных курфюршества — архиепископства Майнцское, Трирское и Кельнское. Здесь французские события конца XVIII века оказали большое влияние на внутреннюю общественно-политическую ситуацию. Значительная часть интеллигенции выражала свои симпатии французской революции. Особенно активно выступали студенты и преподаватели в Майнцском университете. В 90-х годах библиотекарь этого университета Георг Форстер (1754 — 1794) стал одним из предводителей революционного движения в Германии.

Он был сыном естествоиспытателя, сам учился в Англии и еще в юности совершил кругосветное путешествие, приняв участие в экспедиции Джеймса Кука. Он дал блестящее описание этого плавания. Также его перу принадлежали ряд научных и литературных трудов, которые принесли Форстеру широкую известность. Когда началась французская революция, Георг Форстер выступил решительным сторонником ее принципов и высказался за осуществление революционных преобразований в самой Германии. Он заявлял: «Мы ответим перед небом и землей, если упустим возможность установить у себя новый строй».

После того как в октябре 1792 года город Майнц заняли французские войска под командованием генерала Кюстина, Форстер и его друзья образовали «Общество друзей равенства и свободы». Вместе с бывшим священником Доршем, который был изгнан из Майнцского университета в 1790 году за революционные взгляды, Форстер стал во главе временной администрации Майнца.

Положение майнцских демократов было весьма тяжелым. Им трудно было завоевать симпатии среди широких крестьянских масс, так как генерал Кюстин, сам бывший аристократ, медлил с отменой феодальных повинностей. Немецкая буржуазия проявляла нерешительность, а сам Майнц со всех сторон был окружен войсками Пруссии и других государств, входивших в состав антифранцузской коалиции. У Форстера был единственный выход — добиваться присоединения Майнца к революционной Франции. В марте 1793 года майнцский Конвент постановил отделиться от Германской империи и просил о присоединении к Франции. 30 марта Форстер до главе с делегацией временной администрации Майнца приехал в Париж, и Конвент удовлетворил их просьбу.

Но после многомесячной осады в июле 1793 года город Майнц был взят прусскими войсками. Форстеру не пришлось вернуться на родину, в январе 1794 года он умер в Париже.

Осенью 1794 года весь левый берег Рейна был захвачен войсками французов. Небольшая группа майнцских демократов, которым удалось уцелеть после прусской интервенции, в числе коих был и Дорш, снова вернулась к активной революционной деятельности. Они создали проект Рейнской республики, выбрав в качестве примера Батавскую республику. Движение республиканцев в Майнце поддержал генерал Гош, который тогда командовал французской армией на Рейне, но планам этим не суждено было сбыться, так как впоследствии территория Рейнской области была присоединена к Франции и разделена на четыре департамента.

Случилось так, что уже к концу 90-х годов французское господство стало вызывать большое недовольство среди населения Рейнской области. Тем не менее оно имело прогрессивное значение, так как были упразднены права феодалов и церковная десятина, которая должна была проводиться на основе выкупа. На самом деле выкупа никто не получил, так как церковные и светские владельцы бежали за границу. Все эти годы на территории Рейнской области применялось более совершенное по сравнению с немецким французское законодательство и судопроизводство. Все это содействовало тому, что впоследствии Рейнская область стала наиболее экономически развитой частью Германии.

Все эти годы политика правящих кругов Австрии отличалась крайне реакционным курсом. После того, как в 1790 году умер император Иосиф II, в годы кратковременного правления императора Леопольда II (1790 — 1792) и при его преемнике императоре Франце II, правительство Австрии упорно отказывалось проводить какие бы то ни было реформы. А после того как в 1791 году был заключен Систовский мир Австрии с Турцией, все внимание во внешней политике правительства империи было сосредоточено на войне с Францией.

Наибольшую тревогу среди внутренних областей Австрийской империи вызывало положение в Венгрии. В одном из полицейских донесений говорилось: «Надо быть готовым к тому, что в Венгрии вспыхнет такая же революция, как во Франции». И действительно, в 1790 — 1791 гг. венгерский сейм выдвинул требования о создании автономной венгерской армии, о введении в сейме венгерского языка и перенесении заседаний сейма в Пешт. Отказаться от этих требований венгерский сейм вынудила концентрация австрийских войск на границе области, а также страх перед крестьянскими восстаниями.

Тем не менее в 1794 году в Венгрии возникли революционные организации «Общество реформаторов» и «Общество свободы и равенства». Представители этих обществ находились под сильным влиянием французской революции, а один из их участников — Сентмарьяи, которого называли «венгерским бешеным» — перевел на венгерский язык «Общественный договор» Руссо, а также некоторые речи якобинских ораторов в Конвенте. Члены общества «Свободы» во главе с Гайноци требовали независимости Венгрии и добивались освобождения крестьян. Эти общества поддерживали связи

с революционными кругами в столице империи Вене.

После того, как в июле 1794 года австрийские власти арестовали членов «Общества свободы и равенства», семь руководителей Общества, среди которых были Гай-ноци, Мартинович, Сентмарьяи и др., были обезглавлены.

Крупные политические события происходили в те годы в итальянских государствах, которые претерпели большие территориальные изменения.

Здесь идеи французской революции также нашли немало последователей. Среди них можно выделить Филиппа Буонарроти (1761 —1837), который переселился в годы революции во Францию, был убежденным сторонником Робеспьера, а впоследствии одним из руководителей бабувистского движения. Буонарроти был близко связан со многими деятелями итальянской демократии, которые рассчитывали на поддержку Франции в деле восстановления единства Италии.

Перед началом похода французской армии под командованием генерала Бонапарта в Италию в 1796 году, Буонарроти должен был отправиться в Ломбардию для того, чтобы поднять там восстание против монархии и австрийского господства. Но его арестовали по делу Бабефа, что помешало осуществлению этого плана. Тем не менее генералу Бонапарту удалось достигнуть соглашения с пьемонтскими революционерами о взаимной поддержке, и когда французские войска приближались к Пьемонту, там началось восстание. Правда, король поспешил заключить перемирие, а Бонапарт защищать революционеров не стал, и тогда король жестоко подавил это восстание.

После итальянского похода Бонапарта в политической структуре Италии произошли серьезные перемены. В северной Италии французами, как уже говорилось выше, была уже создана Цизальпинская республика, в которую были включены австрийские владения в Ломбардии, бывшее герцогство Модена и папские легатства. В Генуэзской республике при помощи французских войск была упразднена власть аристократии и провозглашена Лигурийская республика. В дальнейшем, после того как французские войска вступили в Рим и Неаполь, возникли Римская (1798 год) и Партенопейская (Неаполитанская, 1799 год) республики.

Однако ни Директория, ни генерал Бонапарт не поддержали стремление итальянских демократов к созданию единой Итальянской республики. Французская интервенция носила захватнический характер. Об этом ясно говорил раздел Венецианской республики между Австрией и Францией, вывоз из Италии ценностей и произведений искусства — все это вскоре оттолкнуло итальянцев от Франции. Кроме этого, французы внесли мало изменений в социальную политику в Италии. Во владениях папы, например, даже часть духовных имуществ не была передана крестьянам.

Все это привело к тому, что в Пьемонте в конце 1797 года было создано тайное революционное «Общество лучей». Оно относилось враждебно не только к монархии, но и к французам. Через год, когда французские войска полностью заняли Пьемонт, это тайное общество организовало восстание. Генерал Груши, который командовал французскими войсками, жестоко подавил его. После этого он сообщил Директории: «Я раскрыл существование анархического заговора, аналогичного заговору Бабефа во Франции».

В результате, когда была образована вторая ан-тифранцузская коалиция, французская армия уже не смогла опереться на итальянский народ. Вскоре после ухода французских войск в Неаполе и в Риме были восстановлены старые порядки.

РАЗДЕЛЫ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ

Важнейшим событием конца XVIII века в Восточной Европе было прекращение существования Речи Поспо-литой как самостоятельного государства. Подобная угроза для существования Польского королевства и Великого княжества Литовского, союз которых назывался Речью Посполитой, появилась уже давно. А в 1772 году, после того как она была разделена между Австрией, Пруссией и Россией, угроза эта стала реальностью. Следует отметить, что территория Речи Посполитой охватывала огромные пространства Центральной Европы, которые населяли поляки, жмудины — предки современных литовцев и литвины — предки современных белорусов. Столица Польского королевства к тому времени была перенесена из Кракова в Варшаву, столицей же Великого княжества Литовского продолжал оставаться город Вильно.

В истории Речи Посполитой XVIII столетие было столетием соглашательно-конфронтационной политики. В XVIII веке Великое княжество Литовское находилось в состоянии резкой конфронтации между различными дворянскими, магнатскими группировками. Такое положение дел досталось государству в наследство от XVII столетия, когда в 60-х — начале 90-х гг. XVII в. разгорелась острая борьба между князьями Радзивиллами с одной стороны, Сапегами и Пацами — с другой. Но уже во второй половине 70-х — первой половине 80-х гг. XVII в. князья Пацы попали в оппозицию к новому королю Яну Собескому и стали конфликтовать с князьями Сапегами и Огинскими. Когда же во второй половине 80-х гг. XVII века Сапеги укрепили свое положение в Великом княжестве Литовском, против них общим фронтом выступила белорусско-литовская шляхта, которая объединилась вокруг князей Огинских (бывших союзников Сапег) и Вишневецких. Это противостояние переросло практически в гражданскую войну, которая в первые годы XVIII века раздирала на части белорусские земли. Князья Сапеги в этой ситуации пошли даже на создание казацко-крестьянских отрядов, которые вели боевые действия в районе Дубровно, Выхова и Голов-чина со шляхетскими формированиями.

Но продажность и соглашательство охватили не только высшие круги знати в Речи Посполитой. Они санкционировались общегосударственной королевской властью. Преемник Яна Собеского на троне Речи Посполитой король Август II — курфюрст саксонский — показал наибольшую виртуозность в этом деле. В ноябре 1699 года в деревне Преображенское под Москвой он подписал антишведский союзный договор с Россией, но в скором времени — накануне битвы под Нарвой — Август II предал союзные обязательства и за спиной России вступил в тайные сношения с королем Швеции Карлом XII с целью заключить со Швецией мирное соглашение и направить ее армии только против российского государства. Но его планам не суждено было сбыться, а поэтому уже летом 1701 года он снова был вынужден пойти на тесный союз между Речью Посполитой и Россией. И все же несмотря на это Август

II еще не раз делал попытки заключить сепаратный мир со Швецией и обещал ей даже частичный раздел Речи Посполитой.

Неуверенность политического курса была связана со слабостью власти. В мае 1704 года была создана Сандомирская конфедерация сторонников Августа II. Ею был заключен союз с Россией и объявлена война Швеции. Но уже практически через два месяца по инициативе короля Карла XII родилась на свет конфедерация, которая провозгласила королем Речи Посполитой Станислава Лещинского.

В очередной раз жители Речи Посполитой были разделены на два вражеских лагеря. Вновь возникла конфронтация, которая привела к трагедии — привлечению внешних сил для решения внутренних противоречий. Осенью 1704 года русская армия под командованием Репнина вступила на белорусскую землю. Политика правительства Речи Посполитой привела к тому, что на белорусской земле теперь сводили счеты Россия и Швеция. Всем известно, к чему это привело: используя тактику выжженной земли, российские войска, когда армия Карла XII двинулась из Гродно на Москву, выжгли на пути шведов все поля и селения на огромной территории от Могилева до Смоленска.

Это было начало конца Речи Посполитой. Именно с этого времени объединенное государство превратилось для соседних стран в игрушку, с которой можно было играть абсолютно безопасно. Кроме этого, правители всех соседних государств жадно смотрели на земли Речи Посполитой — их хотелось иметь каждому. Через территорию Речи Посполитой постоянно проходили войска, все, кто только мог, грабили постепенно приходящее в упадок государство. Во время Северной войны по территории современной Белоруссии несколько раз прокатился ураганный смерч разрушений. Их чинили как шведские, так и российские войска. После же смерти Августа II в 1733 году, когда разгорелась борьба за польский трон между Станиславом Лещинским и сыном умершего монарха Фридрихом-Августом, русские войска снова сделали переход через белорусские земли вплоть до Варшавы. Как впоследствии справедливо замечал Фридрих Энгельс, Речь Посполитая служила постоялым двором и корчмой для иноземных войск, где однако, «они, как правило, забывали про оплату».

161

6 Всемирная история, т. 16

Внешние вмешательства в дела Речи Посполитой практически инспирировались внутренними конфликтами, которые продолжали разрывать страну на части. В 10-х годах XVIII века в Белоруссии разгорелась борьба между группировками Пацов-Огинских и сторонников полевого гетмана Великого княжества Литовского Ден-гафа. Следующие десятилетия тоже выделились резкой конфронтацией влиятельных магнатских родов. Сначала Чарторийские вместе с Радзивиллами и Ревускими противостояли Потоцким и Браницким. Потом Радзивиллы уже боролись с Чарторийскими. Особенно обострилось это последнее противостояние во время выборов нового короля после смерти в 1763 году Августа III. Оно снова привело на белорусские земли русские войска, а с ними — опустошение (были разграблены Несвиж и Слуцк — радзивилловские резиденции).

То же самое происходило и в Польше. Точную характеристику положению дел в те годы дала сама шляхта в поговорке «Polska nierzadem stoi» («Польша держится на безладье»). Безладье это было следствием развития «золотых» шляхетских вольностей или, вернее сказать, злоупотреблений ими. Уже во второй половине XVII века было очевидным, что дальнейшее расширение шляхетской демократии при ослаблении центральной королевской власти ведет к ее передаче в руки олигархов, которые финансово закабалили шляхту, делая ее своим вассальным окружением. Но ни одна из группировок не обладала достаточной силой, чтобы взять власть в свои руки. Силы им хватало только на то, чтобы не допустить к власти своих противников. Отсюда — такой разгул анархии. Еще в 1669 году сейм принял постановление, в котором говорилось, что «всякое нововведение в Речи Посполитой может быть опасным и приведет к большим волнениям. Необходимо сейму следить за тем, чтобы ничто не подвергалось изменениям».

Но в конце XVII — начале XVIII века эта необходимость для сейма отпала, потому что шляхетское право Liberum veto, по которому даже одному депутату позволялось сорвать заседание сейма, практически парализовало работу этого высшего органа власти. После первого применения этого права в 1652 году, когда депутат Упицкого повета В.Сицинский по желанию Яна Радзивилла не согласился с постановлением сейма, по 1764 год из 55 сеймов Речи Посполитой таким образом было сорвано 48.

Но следить за неукоснительным соблюдением шляхетских вольностей было кому: соседние государства заботливо охраняли непорядок внутри Речи Посполитой. Так, российско-прусский договор 1764 года имел секретный параграф, согласно которому союзники обязались сохранять в Речи Посполитой шляхетскую конституцию, свободные выборы короля и право Liberum veto. Этот пункт, особенно со стороны Российской империи, выполнялся неукоснительно.

Речь Посполитая, которая в 60-х годах XVIII века стала интенсивно проводить реформаторскую политику, конечно, смогла бы преодолеть экономический и политический кризис, а поэтому раздел ее территории между соседними государствами не был исторической предрешенностью. Положительные результаты в экономической сфере имели реформы графа Тызешауза, благодаря которым на северо-западе Белоруссии появилось довольно большое количество мануфактур. В 1764 году, а потом в 1775 году правительство Речи Посполитой ввело обязательный для всех сословий, в том числе шляхты и духовенства, единый таможенный налог, причем при отмене внутренних пошлин. В 1766 году были установлены единые единицы измерения длины и веса на территории Речи Посполитой. В эти годы велось активное транспортное строительство. В 1773 — 1775 гг. была сформирована «образовательная комиссия», которая стала проводить реформу в области образования. Напряженно работала мысль идеологов-ре-форматоров. Стали материализовываться некоторые политические реформы.

Так на сейме 1764 года было введено ограничение на применение права Liberum veto — решение экономических вопросов теперь принималось большинством голосов, и послам сейма разрешалось не придерживаться наказов малых найменников в тех случаях, если они противоречили решению большинства.

Это были первые стремления к проведению политических реформ. Именно они и привели к взрыву недовольства со стороны реакционной магнатерии, которая стремилась к неограниченной власти. Магнаты стали искать поддержки среди монархов соседних государств. Именно с помощью войск России и Прус

сии на королевский трон был посажен ставленник магнатов Станислав-Август По натовский. Они же и корректировали его политическую линию согласно с предварительной договоренностью между собой о сохранении, даже силой оружия, сложившегося порядка в Речи Посполитой.

Следует отметить, что в 60-е годы XVIII века Россия и Пруссия еще искали зацепок для того, чтобы диктовать свою волю властям Речи Посполитой. Такой зацепкой стала «диссидентская» проблема. Российская сторона поставила перед сеймом вопрос полного уравнивания в правах некатоликов («диссидентов») с католиками, согласно договору России с Речью Посполитой 1686 года. Сейм отказался решить этот вопрос положительно, чем ввергнул Речь Посполитую в кровавые ненужные для спасения государства конфликты. Под патронажем России и Пруссии в 1767 году в Слуцке была создана православная, в а Торуне — протестантская конфедерация, которые ставили перед собой цель достичь равенства верующих разных конфессий в Речи Посполитой. Последним аргументом в споре между слуц-ко-торуньскими конфедератами и сеймовыми заседателями в пользу первых была сорокатысячная российская армия, которая стояла на территории Белоруссии.

В 1768 году сейм был вынужден удовлетворить стремление «диссидентов» и дал им равные права с католиками. Это в свою очередь не удовлетворило горячих сторонников «золотой» шляхетской вольности. Хоть под гарантией Российской империи, но возвращались, как неприкосновенные, права Liberum veto и другие, которые были ограничены решением сейма 1764 года. Тем не менее были уничтожены древние нормы, которые возвышали католическую шляхту над некатолической. Противники нарушения старинных традиций во главе с Ю. Пуласким организовали в Бору (Украина) конфедерацию, которая объединила довельно широкие круги шляхетского сословия всей Речи Посполитой. Значительную поддержку борские конфедераты имели и в Белоруссии. Но противостоять мощи российского войска конфедератские отряды не могли. На протяжении 1768 — 1771 гг. они были разбиты. После этих событий под воздействием обострившейся международной ситуации произошел первый раздел Речи Посполитой между Российской империей,

Пруссией и Австрией. В 1772 году к России отошла Восточная Белоруссия.

Но даже это трагическое событие не прибавило политического здравомыслия соперничавшим между собой магнатским кланам. События дальше развертывались по уже отработанному вершителями судьбы Речи Посполитой сценарию. Как только в стране начиналась реформаторская деятельность, зоркие соседи ее сразу душили, а потом карали страну за непослушание.

Реформаторская часть 4-летнего сейма (1788 — 1792 гг.), которую возглавляли Колонтай, Машин-ский, Немцевич и другие, хорошо понимала, что неравноправное и униженное положение «диссидентов» всегда может быть использованно в качестве причины для очередного вмешательства во внутренние дела Речи Посполитой. Поэтому реформаторы сделали попытку лишить наиболее опасного соседа — Российскую империю — возможности использовать «религиозные мотивы» для возможных новых разделов государства.

Несмотря на сопротивление реакционных, в первую очередь католических, кругов, сейм принял постановление

о необходимости созыва в Пинске «Генеральной конгрегации» — высшего собрания представителей православного вероисповедания в Речи Посполитой. 15 июня 1791 года пинская конгрегация начала свою работу и закончила ее 2 июля. Всего собралось 96 полномочных представителей от православного населения. В результате был создан проект об установлении в Речи Посполитой высшей православной церковной иерархии. Согласно ему православная церковь должна была получить право на избрание трех епископов и своего митрополита. Было объявлено об отказе церковных иерархов от какой-нибудь иноземной зависимости. В делах церкви и веры признавалось верховенство только Константинопольского патриарха, а не российского Синода. Пинская конгрегация решила также вопрос о временном православном управлении в Речи Посполитой до утверждения сеймом проекта о автокефалии. С этой целью было выбрано 12 человек (по три представителя от монашества и священников, а также от шляхты и мещанства). Председателем «Генеральной конгрегации» стал игумен Вельского монастыря С. Пальмовский.

Но дело утверждения поданных сейму предложений пинской конгрегации затянулось более чем на десять месяцев. Только 25 мая 1792 года уже в условиях начавшегося вторжения российской армии в границы Речи Посполитой по предложению короля Станислава-Августа «православный вопрос» рассматривался самым первым в повестке дня. При голосовании большинством голосов (123 «за» и 13 «против») сейм принял предложения пинской конгрегации.

Осуществление решений пинской конгрегации было необычайно опасным для Российской империи. По существу оно значило восстановление в Великом княжестве Литовском независимого от московского государства православного иерарха. Это событие, а также принятие Конституции 3 мая 1791 года, которая по существу должна была вывести Речь Посполитую из политического кризиса и привести к буржуазным реформам, инспирировали организацию очередного «крестового похода» против Речи Посполитой опять же под флагом неизменности шляхетских привилегий. Теперь для вмешательства во внутренние дела Речи Посполитой Российской империи даже не требовалось никакой зацепки. Под рукой Екатерины II 14 мая 1792 года из представителей шляхетской партии организовалась тарговицкая ( по названию украинского городка Тарговица) конфедерация, которая вслед за стотысячным российским войском уже 18 мая вошла в Речь Посполитую, чтобы защищать попранные шляхетские права.

Довольно значительная часть белорусской шляхты поддержала тарговичан, либо пассивно отнеслась к интервенции. Это имело свои причины. Реформаторские решения 4-летнего сейма привели фактически к преобразованию «Речи Посполитой Обоих Народов» в унитарное государство. Отныне за ее монархом сохранялся только один титул — «Короля польского». Перестал существовать исторический раздел государства на Великое княжество Литовское и Корону Польскую. Тем самым были существенно затронуты амбиции и белорусских магнатов. В такой ситуации они фактически теряли не только весьма доходные посты, но и возможность более основательно влиять, с учетом собственных интересов, на внутреннюю и внешнюю политику Речи Посполитой от имени ее правомерного члена — Великого княжества Литовского. Вследствие выше указанных причин российской армии понадобилось только два месяца, чтобы разбить уже целиком дез-организованую армию Речи Посполитой, причем боевые действия опять-таки происходили на территории Белоруссии (Орша, Мир, Зельва, Брест). Само собой разумеется, что конституция 3 мая была отменена, а вслед за этим, в январе 1793 года произошел и второй раздел Речи Посполитой. Под давлением тарго-вичан, которых поддержала русская армия, условия второго раздела были подтверждены на гродненском сейме 1793 года. К России отошли белорусские земли приблизительно по линии Друя — Пинск.

Стало понятным, что от окончательного раздела Речи Посполитой между Российский империей, Пруссией, Австрией может спасти только решительное противостояние агрессорам консолидировавшегося общества, но этого не произошло. Произошло так, что лишь восстание 1794 года, во главе которого стал представитель древнего белорусского шляхетного рода генерал Андрей Тадеуш Костюшко, давало для этого последний шанс.

ВОССТАНИЕ Т. КОСТЮШКО.

КОНЕЦ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ

Восстание под предводительством Тадеуша Костюшко началось после принятия 24 марта 1794 года Краковского акта восстания. В нем были определены главные цели повстанцев: избавление от иноземной оккупации, борьба за полную суверенность Речи Посполитой, восстановление ее в границах 1772 года, возвращение реформаторских решений Конституции 3 мая 1791 года. Лозунгом восстания стали три слова: «Свобода, целостность, независимость!»

Накануне восстания, на протяжении 1793 — начала 1794 гг. на территории Великого княжества Литовского велась активная его подготовка. Центром подготовки был город Вильно. Организаторы восстания под руководством полковника корпуса инженеров Великого княжества Литовского Якуба Ясинского собирали средства, разрабатывали план действий. Поддерживалась связь с единомышленниками в Варшаве, но, учитывая требования конспирации, а также отдаленность двух столиц друг от друга, связи эти были не слишком тесными.

Начало восстанию в Великом княжестве Литовском положил Шавельский акт (16 апреля 1794 года). Согласно ему к восстанию присоединилась Жмудь. Но было ясно, что успех дела в княжестве будет зависеть от того, в чьих руках окажется столица государства — Вильно. Именно там произошли решительные события в ночь с 22 на 23 апреля. По разработанному плану был неожиданно атакован и разбит российский гарнизон. При поддержке горожан это сделали части войска Великого княжества Литовского, которые были расквартированы в Вильно. Руководил операцией Якуб Ясинский. Таким образом, власть в городе перешла в руки повстанцев. На следующий день, 24 апреля, на площади перед городской ратушей был оглашен Виленский акт восстания. Был создан и начал свою деятельность высший для всего Великого княжества Литовского орган руководства восстанием — «Наивысшая Литовская Рада». Начал свою деятельность и криминальный суд. Именно по его решению 25 апреля был повешен на городской площади последний гетман Великого княжества Литовского Сымон Касаковский. Его обвинили в злоупотреблениях против своих соотечественников и в предательском сотрудничестве с российскими войсками.

Командующим вооруженными силами повстанцев в Великом княжестве Литовском был назначен Якуб Ясинский. Состав «Литовской Рады» насчитывал 29 человек, кроме этого, от воеводств, поветов и городов княжества в нее вошли еще 37 представителей. Это давало возможность с течением времени преобразовать «Раду» в своего рода независимое правительство Великого княжества.

Первые документы литвинских повстанцев имели более радикальный характер, чем в Короне. Виленский «Акт восстания народа Литовского» призывал не только к «вольности», но и к равенству «гражданскому». В «Универсале воеводствам и поветам провинции Великого княжества Литовского и городам вольным», провозглашенным Литовской «Радой» 24 апреля, критиковался «король слабый». Одновременно в нем были высказаны симпатии к французской революции: « мужественный народ французский, вместе с другими, протягивает нам дружескую руку, требует восстания нашего, дает нам в этом помощь...»

Создание отдельного высшего органа управления восстанием в Великом княжестве Литовском, а также тот факт, что в Виленском акте имя Т. Костюшко как предводителя восстания в Речи Посполитой почему-то не было упомянуто, привели на какое-то время к полному непониманию между Вильно и Варшавой. Согласно краковскому акту во всей Речи Посполитой высшим органом власти, подчиненным Т.Костюшко, должна была стать «Высшая Национальная Рада».

На местах в воеводствах, а также в Великом княжестве Литовском должны были создаваться только «порядковые комиссии», которые бы подчинялись «Раде». Руководителей восстания в Великом княжестве Литовском, и в первую очередь Якуба Ясинского, стали подозревать в традиционном литвинском сепаратизме, но уже во второй половине мая недоразумения были сняты. «Литовская Рада» успела не один раз высказаться насчет своего безусловного подчинения Тадеушу Костюшко. 13 мая Якубу Ясинскому было присвоено Тадеушем Костюшко звание генерал-лейтенанта. Одновременно руководство повстанческими силами было выведено из-под власти одного человека: войско было разделено на три части с тремя командующими — Я.Ясинским, А.Хлевинским и Ф.Сапегой, — которые должны были действовать скоординированно. Таким образом, с одной стороны шел процесс централизации руководства восстанием в границах Речи Посполитой, с другой стороны — децентрализировалось командование войском в Великом княжестве Литовском.

В руководстве восстанием в Литве (имеется в виду территория современной Белоруссии), в котором с момента его подготовки и в начале ведущую роль играли Я. Ясинский, П.Гразмани, Ю. Гарновский, К. Эльс-нер и другие, стали наблюдаться два течения. Одно из них было радикальным либо «якобинским», во главе с Ясинским, и второе — умеренное, представленное магнатами и богатой шляхтой. Первые стремились к как можно более революционным изменениям в обществе в духе французской революции. Они выступали за ликвидацию панщины и крепостного права, отстаивали равноправие городских жителей, поддерживали идею создания республиканского правления. Такой подход к целям восстания, реализация которых существенно затрагивала и даже меняла ситуацию магнатерии и богатейшей шляхты, не мог нравиться «умеренным». Главного своего врага они видели в лице непримиримого республиканца Ясинского. К Тадеушу Костюшко не раз направлялись посланники «умеренных» с предложениями заменить Я.Ясинского, отозвать его из «Литвы». Следует отметить, что в конце концов они своего добились.

События, связанные с восстанием Тадеуша Костюшко в Белоруссии, охватывают время с апреля по конец сентября 1794 года. Для первого периода (апрель — июнь) были характерны наиболее активные действия повстанцев и, наоборот, нерешительность и осторожность в действиях российского войска. Это было вызвано успехами повстанцев и победой Тадеуша Костюшко под Рацлавицами (4 апреля), а также успехами восстания в Варшаве (16 апреля) и в Вильно. В этот период российская армия, лишенная общего плана действий, которая находилась в чужой стране и была окружена со всех сторон повстанцами, отчаянно маневрируя, отступала. Так отряд князя Цициянова 9 мая оставил Гродно и отошел в направлении Несвижа. В конце концов российские войска заняли позицию примерно вдоль границы раздела Речи Посполитой 1793 года. 7 мая под деревней Таляны, недалеко от Ошмян, Якуб Ясинский разбил российские отряды под командованием полковника Деева и заставил их отступить под Сморгонь, показав тем самым силу повстанческих войск.

А в Гродно 14 мая перебралась поветовая «порядковая» комиссия, которая была создана 9 мая в Саколке. Она развернула активную деятельность по формированию повстанческого войска. К 7 июня в Гродненском повете было мобилизовано на восстание до 5 тысяч рекрутов.

9 мая в Бресте была создана воеводская «порядковая» комиссия, которая официально заявила о том, что воеводство присоединяется к восстанию. В состав Брестской комиссии вошло восемь человек православного вероисповедания, среди которых был игумен Гри-горовский, который через некоторое время даже стал ее председателем (неслыханное до этого событие для Речи Посполитой). 15 мая Т.Костюшко обратился к своим землякам-брестчанам со специальным обращением. Он приветствовал их присоединение к Краковскому акту. Особенно отметил он заслуживающий поддержки и распространения пример религиозной толерант

ности и сотрудничества с православным населением.

Наиболее опасной для российской армии виделась возможность расширения восстания на территорию Белоруссии, которая была присоединена к России после Первого и Второго разделов Речи Посполитой. На это были свои причины. Панические рапорты из Несви-жа императрице посылал генерал-губернатор «минский, изаславский и браславский» Туталмин. Он не переставал добиваться у князя М.Репнина, который был назначен рескриптом Екатерины II от 22 апреля 1794 года командующим российскими войсками на территории Великого княжества Литовского, усиления границы Второго раздела. Одновременно с этим он сообщал о подозрительных пьесах шляхты, расширении повстанческой агитации и собирании оружия даже крестьянами. Началось срочное укрепление фортификационных сооружений в Несвиже. Современники отмечали атмосферу общей паники среди администрации в Минске. На случай опасности была подготовлена возможность перевода в Слуцк минских касс и архивов. Дело доходило до того, что от офицеров, которые прибывали из охваченной восстанием части Речи Посполитой, под присягой требовали, чтобы они молчали обо всем, что там происходит.

1 июня Якуб Ясинский издал приказ поветовым органам управления восстанием о создании трехсот особых конных отрядов из числа всех, кто способен держать оружие в руках. Эти отряды должны были, перейдя границу 2-го раздела, начать партизанские действия в тылу российской армии. Для лучшей организации этого дела Ясинским была составлена специальная «Инструкция для входящих в кордон российский». Кроме организационных военных вопросов, в «Инструкции» особенное внимание уделялось воздействию на местное население, чтобы «привлекать шляхту и люд» к восстанию. Эта инициатива был одобрена Тадеушем Костюшко, который сам через две недели издал аналогичный универсал.

Наиболее мощными рейдами на территории Белоруссии, захваченной в результате I и II раздела Российской империей, были выступления отрядов повстанцев под руководством Михала Клеофаса Огинского (на Динабург) и С.Грабовского (на Минщину) в августе 1794 года. Следует отметить, что Михал Клеофас Огин-ский был не только военным, но и великим композитором. Именно ему принадлежит авторство так называемого «Полонеза Огинского», который на самом деле имеет название «Прощание с родиной».

Отряд Михала Огинского насчитывал около 2,5 тысяч человек, из которых до тысячи человек составляли конницу. Отряд был весьма слабо вооружен: только 300 человек из пехоты имели ружья, остальные же 1200 человек были вооружены только пиками и косами. Оставив основную часть своего отряда на Бра-славщине, Михал Огинский с двумя сотнями наиболее подготовленных и вооруженных постанцев направился Динабургу, но взять город ему не удалось. Сжегши предместье, повстанцы отступили.

Отряд С. Грабовского, перед тем как он пришел на Минщину, насчитывал немногим более двух тысяч человек. Одной из основных целей рейда С. Грабовского было отвлечение сил врага на себя от Вильно и Гродно. Одновременно повстанцы разрушали коммуникации: делали засеки на дорогах, уничтожали мосты. Как и в отряде Огинского, повстанцы Грабовского тоже были недостаточно вооружены и подготовлены. Обойдя Минск, отряд двинулся через Пуховичи к Бобруйску, где им был уничтожен небольшой гарнизон. Но противостоять организованным силам российского войска отряд С.Грабовского долго не мог, а поэтому вскоре он вынужден был повернуть назад, 4 сентября под Любанью он был разбит. Сам С.Грабовский попал в плен, и лишь небольшая часть егр отряда сумела спастисть.

Постепенно инициатива стала переходить в руки российских войск. 26 июня войска, которыми командовал Якуб Яснинский, потерпели поражение в битве под деревней Солы от объединенных российских отрядов под командованием М.Зубова и Беннигсена. После этого поражения Ясинский выехал в Варшаву. С этого времени российские войска перешли к наступательным действиям. Кроме того, назначенный Тадеушем Костюшко 4 июня главнокомандующий всеми вооруженными силами восстания в Великом княжестве Литовском М.Вельгорский совсем не соответствовал этой должности и ничем себя не проявил. 3 — 5 июня в связи с болезнью М.Вельгорского его заменил на посту Макра-новский. Территория восстания в Белоруссии стала сужаться. К середине июля русские войска контролировали все Новогрудское воеводство и часть Брестского.

19 июля русские войска сделали попытку захватить Вильно, но она окончилась неудачей. Начиная с этого времени, они уже не покидали околиц столицы.

12 августа российские войска окончательно овладели Вильно. В сентябре на территорию южных поветов Белоруссии вошли отряды Суворова. Вначале под деревней Крупчицы, недалеко от Кобрина, и окончательно под Брестом они разбили корпус Зигмунда Се-раковского, который состоял из «коронных» и белорусских отрядов.

Битва под Крупчицами (17 сентября 1794 года), в которой с обеих сторон участвовало до двадцати тысяч человек, была самой крупной за время всего восстания. В ней погибло около 3 тысяч повстанцев, большинство из них — необученные крестьяне-косинеры, часть которых была порублена казаками в стенах Крупчицко-го монастыря кармелитов, где они искали спасения.

Дольше всего повстанцы продержались в Гродно. Сюда в конце концов перебралась и «Центральная Депутация Великого княжества Литовского» — новый орган по руководству восстанием, который в начале июня пришел на смену Литовской раде. Сюда же на один день, 30 сентября, успел приехать Тадеуш Костюшко (единственный раз за все время восстания на территории Белоруссии). Но и Гродно, по приказу Тадеуша Костюшко, с 1 октября повстанцы оставили. Остатки повстанческого войска Великого княжества Литовского через Саколку и Белосток отступили к Варшаве. Здесь во время героической обороны Варшавского предместья Праги, где по приказу Суворова российские солдаты устроили страшную резню, не жалея ни женщин, ни детей, погиб Якуб Ясинский.

Восстание 1794 года в Белоруссии продержалось немногим более пяти месяцев, но оно смогло.отвлечь на себя значительные силы российской армии. Это не позволило бросить их сразу против отрядов Тадеуша Костюшко. Одной из причин поражения восстания на территории Белоруссии являлось отстутствие единого командования, налаженного взаимодействия в повстанческом войске, неспособность военного командования. Но главной причиной все-таки является половинчатость объявленных реформ, постоянная оглядка на шляхту, которая не хотела допустить революционного выступления крестьянства и жителей городов. Так обнародованный 7 мая 1794 года Тадеушем Костюшко знаменитый «Поланецкий универсал» создавал основы для облегчения положения крестьянства в Речи Посполитой. Этим универсалом всем крепостным крестьянам была дарована личная свобода, признавалось наследственное право пользования землей, которую они обрабатывали, значительно облегчались повинности.

ы •

I

I

к

/[