ЯПОНИЯ В КОНЦЕ XVI ВЕКА
В XVI веке центральное правительство в Киото (сёгуны из дома Асикага) потеряло реальную власть. По всей стране шли междоусобные войны. Столетний период — с 60 годов XV века до 60 годов XVI века именуется в японской литературе «периодом воюющих государств».
Владения Японии к концу XVI века состояли из трех больших островов (Хонсю, Кюсю, Сикоку) и прилегавших к ним мелких островов. Остров Хоккайдо (Эдзо, или Иезо, как тогда называли; «эдзо» — одно из японских названий населявших остров народности айнов) был колонизирован японцами только в самой южной его части (полуостров Осима). На японских картах более позднего периода (примерно с XVII века) здесь стали помещать княжество Ма-цумаэ.
«Великая тройка» — Ода Нобунага, Тоётоми Хи-дэёси и Токугава Иэясу — привела в систему общественные отношения, стихийно сложившиеся в результате появления крупных владений дайме и установила единую централизованную власть в стране.
В 1568—1582 годах один из средних феодалов, земли которого были расположены в центральной части острова Хонсю, Ода Нобунага достиг успеха в борьбе со своими противниками. Используя более совершенную организацию своих войск, он добился в короткий срок значительного увеличения своих владений в районах, близких к Киото, включая и самую столицу государства.
Часть новых владений Нобунага передал своим полководцам Хидэёси и Токугава. С помощью последних он заставил других феодалов центральной части острова Хонсю признать его власть. Нобунага в 1573 году сверг последнего сёгуна из дома Асикага и разгромил несколько буддийских монастырей близ Киото, принимавших деятельное участие в междоусобной войне. К концу своего правления Ода Нобунага добился подчинения себе более половины территории Японии (часть острова Хонсю).
В своих владениях Нобунага уничтожил заставы и упразднил поборы, взимавшиеся с товаров, поступавших из других владений; он прокладывал дороги, ввел строжайшие наказания за разбой.
Для того чтобы не допустить сокрытия риса крестьянами и уклонения от повинностей, Нобунага начал проводить земельную перепись с прикреплением каждого крестьянина к определенному земельному участку во владениях дайме (феодалов, представителей знати).
Политика Нобунага имела целью укрепление центральной власти, прекращение междоусобиц и расширение торговли. Ода Нобунага добивался подчинения крупных купцов центральной власти. Он боролся против монопольных объединений купечества и покончил с независимостью города Сакаи, опасаясь экономического могущества купечества и его растущих связей с европейцами.
Численность населения Японии в конце XVI века может быть определена лишь весьма ориентировочно, ибо переписи населения стали проводиться много позднее. Принято считать, что население Японии в конце XVI века составляло 16—17 млн. человек.
К этому времени закончился длительный «период воюющих государств».
Нобунага был убит в 1582 году одним из своих Приближенных, не успев закончить объединение страны.
Тоётоми Хидэёси (годы правления 1582—1598) продолжал политику объединения, начатую Ода Но-бунага. Продолжал борьбу за подчинение даймё Юго-Западной Японии.
Добившись верховной власти (императорская династия уже в течение многих столетий до этого никакой реальной власти не имела), Хидэёси не получил титула сёгун, который носили верховные правители страны из династий Минамото и Асикага. Диктатура Хидэёси носила скорее личный характер, и не было достаточных гарантий, что ему удастся передать власть своему наследнику.
Несмотря на объединение страны, на местах даймё продолжали сохранять самостоятельность, подчиняясь лишь некоторым общим регулирующим мероприятиям центральной власти. Таким образом, политическая раздробленность сохранялась. В этих условиях возможность ослабления центральной власти оставалась главной угрозой установленным порядкам.
Возобновление междоусобных войн внушало аристократии тем большие опасения, что эти войны в XV и XVI веках сопровождались ослаблением общественных устоев и могли вызвать новый подъем крестьянского движения.
Даймё для усиления своих войск привлекали к военной службе частично и крестьян. Многие крестьяне становились профессиональными воинами, и с течением времени грани между ними и самураями постепенно стирались.
Войны разоряли крестьян, вынуждали их бросать свои земельные участки и уходить в города, на большие дороги или на море, пополняя ряды пиратов. Несмотря на то, что крестьянских восстаний во второй половине XVI века было меньше, чем в период
XV века, тем не менее в условиях ослабления центральной власти и наличия у крестьян оружия опасность нового подъема крестьянского движения была вполне реальной. '
В «период воюющих государств» самурайство в значительной мере пополнилось из среды крестьянства. Солдаты-профессионалы из крестьян превращались в этот период в самураев, а некоторые из них
и в крупных землевладельцев. Сам Хидэёси и многие его полководцы были выходцами из крестьян. Представители старых аристократических домов, ведших свой род с древних веков, были истреблены в результате войн. На их место стало новое, менее родовитое привилегированное сословие из среды вассалов прежних самураев. Такая передвижка в обществе получила название «низы побеждают верхи».
Хидэёси провел ряд мероприятий по укреплению общественных порядков. В 1'588—1590 годах по всей стране у крестьян было изъято оружие. Это мероприятие получило название «охота за мечами» (катана-гари). Один из пунктов указа 1588 года гласил: «Поименованные выше короткие мечи не надо уничтожать. Следует использовать их на болты и заклепки для сооружения великой статуи Будды, чтобы если не в этом, то в.будущем мире они пошли крестьянам на пользу».
Указом 1591 года крестьянам запрещалось становиться воинами, а самураям — крестьянами или горожанами. Это ускорило процесс, начавшийся еще в период междоусобицы, когда даймё, желая иметь у себя постоянное войско, отзывали самураев из их поместий и селили в своем замке или близ него.
Если раньше многие самураи являлись одновременно мелкими землевладельцами, жили в деревне и в какой-то мере сами занимались хозяйством, то в XVI веке таких самураев становилось все меньше.
После изъятия у крестьян оружия и разделения всего населения страны на сословия крестьяне не могли уже становиться воинами. Была воздвигнута прочная стена между самурайством и крестьянством.
Все это были исключительно важные по своим последствиям мероприятия, которые приостановили процесс обновления самурайства на основе выдвижения из низших слоев общества. В результате введения строгого сословного деления на самураев, крестьян, ремесленников и купцов была утверждена система господства военного сословия.
Решительным мероприятием Хидэёси, направленным на ослабление крестьянского движения и укрепление общественных порядков, была земельная перепись (кэнти). Крестьяне были прикреплены к своим земельным наделам, которые им запрещалось покидать, вводился очень высокий натуральный налог — 70 % урожая (по принципу 2/з князю, '/з крестьянину). Это мероприятие должно было воспрепятствовать бегству населения из деревень.
Однако для укрепления общественных порядков, как и для прекращения междоусобиц, Хидэёси сделал лишь первые шаги. Проведение земельной переписи не было при нем закончено. Крестьяне, недовольные ущемлением своих прав, выступали против кэнти.
Опасность для аристократии представляли и другие слои недворянского населения и прежде всего торговцы, отдельные ремесленники, ростовщики, усиление которых в XVI веке отмечалось в связи с ростом городов, внешней торговлей, развитием горного дела, производством оружия и т. д. Усиление городских слоев населения вызывало известное беспокойство в аристократических кругах.
Стремлением установить контроль над торговцами были вызваны такие мероприятия Ода Нобугана, предшественника Хидэёси, и самого Хидэёси, как ликвидация самостоятельности города Сакаи, роспуск многих крупных гильдий и цехов (дза), установление специальных правительственных лицензий (сюиндзе) для кораблей, отправлявшихся в заграничное плавание, захват наиболее крупных горных рудников и т. д.
Активность купцов, их стремление сосредоточить в своих руках торговлю и даже производство, перехватить у аристократии важные дополнительные источники доходов (рудники, внешнюю торговлю и др.) и проникнуть в деревню (подчинение домашних крестьянских промыслов) — все это в известной мере подрывало устойчивость порядков, сложившихся в прежнее время.
Вопрос об уровне экономического развития Японии того времени — один из наиболее сложных вопросов японской историографии. Известен тезис о чрезвычайной экономической отсталости страны в этот период и, в частности, в XVI веке.
В ряде отраслей промышленного производства, Япония отставала тогда не только от Китая, но и от Кореи, которая в экономическом развитии значительно уступала тогда Китаю. У Кореи Япония заимствовала и технику книгопечатания подвижным шрифтом,
корейские ремесленники поставили в княжестве Са-Цума керамическое производство, корейские военные •«корабли-черепахи», покрытые железной броней, оказывались много совершеннее японских во время походов Хидэёси на Корею в 1592—1598 годах.
Но тем не менее быстрый рост обрабатываемой площади в этот период, бурное развитие горного дела (добыча золота, серебра, меди и т. д.), расширение Производства оружия, ткачества, кораблестроения и
особенно японского судоходства по всей части Тихого океана, развитие товарно-денежных отношений внутри страны — все это свидетельствует о крупных экономических сдвигах, о значительном экономическом прогрессе в Японии в XVI—XVII веках.
Эти экономические сдвиги оказывали серьезное влияние на процесс объединения страны, осуществлявшийся в конце XVI — начале XVII века. Так называемые объединители Японии (Нобунага, Хидэёси, Токугава) опирались в своей деятельности на часть торгового капитала. Однако стремление объединителей к укреплению господства военной знати, к установлению ее экономической и политической монополии наталкивалось на сопротивление растущего торгового капитала.
Внешняя политика ХидэёСи была агрессивной. Главное проявление этой политики — семилетняя война с Кореей.
ЕВРОПЕЙЦЫ В ЯПОНИИ
Появившиеся на берегах Тихого Океана европейцы прибыли к берегам Японии.
Проникновение на Восток европейцев, и в первую очередь португальцев, закончилось тем, что в 1542 году португальские корабли бросили якорь у . острова Танэгасима. Первым из европейцев, высадившихся в Японии был португалец Мендец Пинто.
Вслед за этим в 1549 году в Японию прибыл миссионер-католик Франциск Ксавье. Так был открыт путь для общения Японии с Западом. С этого времени в течение почти ста лет, вплоть до закрытия страны в годы Канъэй (1624—1644 годы), через торговлю и миссионерскую деятельность от «южных варваров» (так тогда в Японии называли португальцев) в Японию проникала западная материальная культура начиная с ружей, а вместе с ней распространялась христианская культура (в тот период католики были известны под именем «кириситан»). Главным предметом ввоза в Японию стало оружие — аркебузы и мушкеты, получившее название «танагасима», по наименованию острова, на котором впервые высадились европейцы.
Вслед за португальскими в Японию прибыли испанские суда, затем была установлена связь с Голлан-дИей и Англией. В этот же период Хидэёси предпринял военную экспедицию в Корею, одновременно вынашивая план захвата острова Лусон, расширялась торговля с помощью госюинсэн — специальных судов, имевших разрешение сёгуната на выезд, усиливалось проникновение японцев в эти страны. Установление контактов с Западом наряду с этими мероприятиями явилось причиной того, что в XVI веке
в Японии создалась невиданная ранее атмосфера, способствовавшая широким международным связям.
В результате общения с европейцами японцы узнали, что, кроме государств Кара (Китай) и Тэндзику * Индия), которыми до этого в их представлении ограничивался мир, существуют цивилизованные страны Запада.
И Нобунага, и Хидэёси, и Иэясу благодаря глобусу и картам мира узнали, какое положение на земном
шаре занимает Япония. И здесь необходимо отметить, что взгляд японцев на Вселенную с этого времени полностью изменился.
В жизнь японцев вторглись многочисленные элементы западной культуры — головные уборы, брюки, плащи, кровати, стулья, очки, часы, табак и т. д. Среди них, конечно, были и такие, которые с наступлением периода Эдо оказались забытыми, но в своей подавляющей части они прочно вошли в жизнь японцев и после закрытия страны.
В японском языке существует немало слов, заимствованных из португальского языка, как сараса (ситец), пан (хлеб), рася (шерсть), биродо (вельвет) и др. Все это не что иное, как следы влияния культуры «южных варваров».
И в области духовной литературы в тот период стало известно многое такое, о чем они раньше не имели никакого представления. Необычной для японцев была христианская религия с культом Бога.
Большое впечатление произвела на японцев проповедовавшаяся тогда мораль моногамной семьи. Христианское учение, успешно проповедовавшееся миссионерами из европейских католических орденов, было обращено к массам и за короткое время привлекло на свою сторону многочисленных последователей.
Необходимость выполнения религиозных обрядов выработала у принявших христианство японцев привычку пользоваться солнечным календарем и соблюдать семидневную неделю. Миссионеры создали семинарии и колледжи для религиозного воспитания японцев, издавались переводы христианских священных книг, написанные латинизированной азбукой ромад-зи, а также японские классические книги, словари японского языка и т. д. (это были так называемые христианские издания).
Именно в этот период Япония впервые познакомилась с европейской живописью и литографией. На собраниях новообращенных христиан исполнялась европейская музыка и ставились пьесы религиозного содержания. Эти и другие мероприятия, пусть даже сфера их влияния не была столь широкой, заслуживают внимания как примеры того, что часть японского общества в ту эпоху установила многосторонние контакты с западной культурой.
Однако духовная культура, складывавшаяся вокруг христианской религии, была ниже того уровня, какой был достигнут в области заимствования таких предметов, как огнестрельное оружие, часы, очки и т. Д- Успехи в распространении христианства во многих случаях объяснялись тем, что подчеркивался чудодейственный эффект христианской веры. Самураи, например, носили на шее кресты в качестве амулета, защищающего их на поле брани, а простой народ считал, что питье «святой» воды помогает от болезней.
Обращение в христианство не изменило психологию японцев, как таковую. Тем не менее в глазах японского правительства духовные союзы верующих, возникавшие вокруг христианских проповедников, представляли угрозу традиционному укладу жизни японского общества, который объединители Японии стремились укрепить.
Ода Нобунага признал христианство, стремясь сдержать рост влияния буддизма. Однако когда период правления Тоётоми Хидэёси закончился, был принят курс на запрещение христианства и в конце концов в 1639 году сёгун Токугава Иэмицу, запретив португальским судам заходить в японские порты, издал так называемый «указ о закрытии страны».
Преследования христиан осуществлялись планомерно, и в результате этого было почти полностью искоренено не только христианство: исчезла в основном и культура «южных варваров».
У центральной власти вызывали тревогу торговцы, потому что они были тесно связаны с европейцами. Прибывшие в Японию в 40-х годах XVI века португальцы вели чрезвычайно активную деятельность в самых различных областях, возбуждая серьезное беспокойство во всех слоях японского населения. Европейцы принесли с собой в Японию не только достижения своей щрилизации, но и угрозу духовного, политического и экономического порабощения страны.
Нелегальный увоз японцев и продажа их в рабство в другие страны Азии, ввоз португальцами в Японию огнестрельного оружия, активная миссионерская пропаганда усиливали волнения и смуту в Японии.
В 80—90-х годах XVI века в Японии появились испанцы, которые вели примерно ту же политику, что и португальцы. В этот же период японские торговые и пиратские суда стали плавать у берегов Юго-Восточной Азии. Японцы знали о судьбе Аомыня, Филиппин, Явы и близлежащих островов, захваченных европейцами. Отсюда — опасения японского правительства перед дальнейшей испанской и португальской экспансией, тем более что иностранцы были связаны главным образом с сепаратистами острова Кюсю, которые оказывали серьезное сопротивление мероприятиям Хидэёси по объединению страны.
С европейцами были связаны и торговцы, главным образом на юге Японии, а также в городах Сакаи, Киото и др. Японских торговцев особенно интересовали китайский шелк (так называемый белый шелк), по качеству значительно превосходящий японский, китайские шелковые ткани, медная монета. В середине
XVI века Минская империя порвала торговые отношения с Японией. Европейцы превратились в торговых посредников между этими двумя странами.
Главной причиной разрыва Китаем отношений с Японией были набеги японских пиратов (вако), которые постоянно нападали на китайское побережье, разоряли города, грабили и убивали местное население. Немалую роль в прекращении прямой японокитайской торговли сыграли и португальцы, заинтересованные в том, чтобы взять на себя посредничество в торговле между этими странами.
С середины XVI века шелк и другие товары из Китая в Японию стали доставлять португальцы. Хотя японские купцы, несомненно, терпели урон от португальского посредничества, тем не менее они стремились всячески укрепить свои связи с португальцами, так как у них не было иного способа получить китайский шелк.
Таким образом, европейцы в Японии пользовались поддержкой и южных сепаратистов, и части представителей торгового капитала. Миссионерская пропаганда европейцев имела известный успех и среди крестьян, которых привлекали идеи равенства, провозглашаемые христианством. Все указанные обстоятельства вызывали настороженное отношение центральной власти и японской аристократии к европейцам.
Заинтересованное в развитии торговли с европейцами, во ввозе огнестрельного оружия, японское правительство тем не менее решалось на известные ограничения деятельности португальцев и испанцев. Первое мероприятие в этом направлении было проведено Хидэёси в 1587 году, когда он подчинил остров Кюсю центральному правительству. В июле того же года Хидэёси издал указ об изгнании из Японии в течение 20 дней всех миссионеров, оговорив, однако, право португальцев беспрепятственно продолжать торговлю и разрешив въезд в Японию купцам, которые не будут наносить ущерба синтоистской и буддийской религиям.
Хотя указ об изгнании миссионеров фактически не был приведен в исполнение и миссионеры скрылись в различных княжествах, преимущественно на Кюсю, Хидэёси в течение десяти лет не предпринимал действенных мер для проведения в жизнь этого указа.
За это время он широко использовал японских и чужеземных христиан в походе против Кореи (1592—1593 года), приобрел у иностранцев суда для похода и т. д. Новые меры против христиан-японцев и европейцев были предприняты позднее, когда миссионеров арестовали и распяли в Нагасаки в связи с тем, что командир испанского корабля, зашедшего из-за тайфуна в порт Урато в провинции Тоса (на острове Сикоку), стремясь предотвратить разграбление корабля местными самураями, пригрозил им вторжением испанских войск. Он заявил, что Испания посылает в страну, которую собирается подчинить, сначала миссионеров, а затем войска.
В 1598 году Японию стали посещать голландские, а затем английские суда.
В 1598 году Хидэёси умер. К моменту его смерти еще не была выполнена ни одна из задач, которые ставили перед собой первые объединители. Феодалы, выступавшие против центральной власти, не были еще полностью подчинены, сохранялась опасность возникновения новой междоусобной войны.
Европейцы, опасаясь новых мер против миссионеров, готовы были поддержать любое сепаратистское Движение. Страна была вовлечена в тяжелую внешнеполитическую авантюру — второй поход в Корею, неудачный исход которой был предрешен. Немаловажное значение имело и то обстоятельство, что наследнику Хидэёси, его сыну Хидэёри, было всего пять лет. Это облегчило в известной мере захват центральной власти новым претендентом.
БОРЬБА ПОЛИТИЧЕСКИХ ГРУППИРОВОК
Хидэёси предвидел возможность возобновления междоусобных войн и посягательств на власть его наследника со стороны других претендентов. В 1598 году он создал высший орган управления из пяти тайро (главных министров), которые должны были править до совершеннолетия Хидэёри.
В число этих тайро входили крупнейшие землевладельцы острова Хонсю — Токугава Иэясу, Маэда То-синэ, Уэсуги Кагэкацу, Мори Тэрумото и Укита Хи-дзиэ. Тайро были поставлены над пятью бугё, которых еще в 1585 году Хидэёси назначил начальниками разных ведомств государственного управления. Для устранения разногласий между пятью тайро и пятью бугё был создан специальный орган из трех человек (сантюро).
Вся эта сложная система управления могла действовать эффективно, пока был жив ее создатель. Как только он умер, началась борьба за власть между различными группами крупных землевладельцев. Наиболее видными руководителями этих группировок были Токугава Иэясу, Исида Кадзусигэ и Маэда Тосинэ.
Когда Хидэёси захватил в 1582 году власть, Токугава Иэясу (1542—1616) был уже крупным землевладельцем центральной части Хонсю, одним из видных полководцев Ода Нобунага. Отношения между Иэясу и Хидэёси после смерти Нобунага (1582 год) были сначала враждебными, но Хидэёси женил Иэясу на своей сестре, увеличил его владения и добился его поддержки.
В 159.0 году, после того как Иэясу, выполняя приказание Хидэёси,подчинил центральной власти Ход-зё — одного из крупнейших землевладельцев района Канто, восемь провинций этого района были отданы дому Токугава. Иэясу стал самым крупным землевладельцем в стране. Доходы его владений исчислялись в 2550 тыс. коку риса. В то время другие крупнейшие феодалы, Мори и Уэсуги, владели землей, приносившей доход в 1200 тыс. коку риса, т. е. в два с лишним раза меньше, чем у Токугава. Размеры владений в значительной мере определяли материальные и людские ресурсы даймё, и, следовательно, его шансы на победу в политической борьбе.
В группировку, возглавлявшуюся Иэясу, входили также многие крупные землевладельцы, поддерживавшие Токугава по фамильным или личным соображениям. Это были так называемые фудай-даймё (наследственные даймё), связанные с Иэясу родственными узами (например, феодальный дом Мацудайра, из которого происходил и сам'Иэясу) и получившие от него свои земельные владения. В ту же группировку входили и некоторые другие даймё, не связанные с домом Токугава ни личными отношениями, ни родственными узами. Среди них были крупные феодалы — такие, например, как Датэ (княжество Сэндай), Курода (район Кюсю) и др. Они поддерживали Токугава по мотивам преимущественно личного характера (разлад с Хидэёси или главой группировки, поддерживавшей Хидэёри, соперничество со своими соседя-ми-феодалами и т. п.).
Иэясу после смерти Хидэёси поспешил закрепить связи с этими даймё родственными узами, женив их на представительницах дома Токугава, что в свое время запрещал Хидэёси, который видел в подобных браках один из способов создания политических коалиций.
Другая группировка даймё возглавлялась Маэда Тосинэ, одним из тайро, крупным феодалом провинции Kara, который был одним из ближайших помощников в военных дела Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси (пользовался большим доверием последнего). Хидэёси назначил его воспитателем своего сына Хидэёри и регентом (хоса).
В группировку Маэда входил среди прочих один из виднейших полководцев, участник похода на Корею, Като Киёмаса с Кюсю, вступивший еще во время похода в конфликт со многими другими землевладельцами этого острова.
Маэда умер в 1599 году, как раз в тот момент, когда начала обостряться борьба между Токугава и третьей политической группировкой, возглавляемой Исида Кадзусигэ. Маэда в 1598—1599 годах выступал в качестве посредника между группировками Токугава и Исида. После смерти Маэда большинство его сторонников перешло на сторону Токугава.
Исида Кадзисугэ, возглавлявший мощную группировку противников Токугава, был не очень крупным землевладельцем Центральной Японии (доход с его владений исчислялся в 194 тыс. коку риса). Так же как Маэда, он был тесно связан с Хидэёси, но Маэда был крупным феодалом и до Хидэёсй, Исида же значительную часть своих владений получил от Хидэёси (в частности, замок Саваяма в провинции Оми). Он
входил в число пяти бугё, назначенных Хидэёси еще в 1585 году участвовал во многих его походах против других феодалов и, в отличие от Маэда и Токугава, воевал в Корее.
Стремясь получить поддержку матери Хидэёри —. Ёдогими, которая приобрела большое влияние, Исида хотел назначить наследником Хидэёри. Хотя в 1598 — 1600 годах Токугава еще не выступал открыто против Хидэёри, Исида считался главным поборником прав сына Хидэёси на управление страной. По всей вероятности, будучи сравнительно некрупным феодалом, Исида не имел никаких других способов прийти к власти.
В состав группировки Исида входили самые крупные феодалы страны (кроме Токугава и Мазда) — Уэсуги, Мори, Симадзи (княжество Сацума) и др. Это были именно те даймё, подчинение которых стоило Хидэёси наибольших трудов и чьи владения он значительно урезал. Они, очевидно, вступили в группировку Исида для того, чтобы объединить свои усилия против нового претендента на власть — Токугава.
Военные силы двух группировок получили наименования «восточной армии» (группировка Токугава) и «западной армии» (группировка Исида). Однако эти названия не вполне точно отражали географическое расположение владений представителей обеих коалиций. Так, против Токугава выступили феодалы Уэсуги, Сатакэ и др., а к токугавскому лагерю примыкали почти все феодалы Сикоку, за исключением Тесокабэ, на Кюсю — феодалы Като Киемаса и Ку-рода Нагамаса. Но в целом, за указанными исключениями, деление на восточную и западную армии примерно правильно отражало географическое расположение враждующих групп.
Некоторые, очень немногие феодалы оставались нейтральными.
Важнейшие политические и экономические центры Японии в это время лежали на западе, а не на востоке. Эдо (старое название Токио), будущая столица сёгуната Токугава, был еще небольшим призамковым городом, и прежняя столица первого сёгуната Мина-мото (1192—1333 годов), Камакура, уже давно потеряла свое политическое значение.
Большинство феодалов, включая Иэясу, в последние годы правления Хидэёси жили в Фу сими (близ Киото), где он построил свой последний замок, и в Осака. Сюда после смерти отца был привезен Хидэёри. Важное значение западных провинций и необходимость их подчинения для того, чтобы править всей страной, понимали и руководители группировки Токугава, которые решили двинуть свои войска на запад.
ПОБЕДА ГРУППИРОВКИ ТОКУГАВА
В решающем сражении при Сэкигахара (1600 год), в провинции Мино, победу одержали войска Иэясу и с этого времени дом Токугава фактически начал управлять всей страной, хотя сопротивление некоторых противников Токугава еще продолжалось, а в ряде мест происходили даже военные столкновения.
Причины победы токугавской группировки требуют специального рассмотрения. Военные силы западной группировки были в значительной степени ослаблены длительными и неудачными корейскими походами, в то время как войска Токугава и Маэда в этих походах не участвовали.
Обе коалиции были весьма непрочными. Примыкая к группе Токугава или Исида, крупные землевладельцы не были склонны поддерживать их сколько-нибудь решительно. Их главной целью было сохранить свои людские ресурсы для дальнейшей борьбы за личную власть.
Особенно непрочной была западная коалиция. Например, один крупный феодал, Мори Тэрумото, фактически не участвовал в битве при Сэкигахара, задержав войска к западу от места сражения, другой крупный феодал, Симадзу Ёсихиро, привел с собой ничтожные силы, а третий, Кобаякава Хидэаки, перешел во время сражения на сторону Токугава.
Токугавская коалиция также не была особенно прочной, но более спаянной, ибо большинство ее участников принадлежало к фудай-дайме, связанными с Токугава тесными родственными узами, а главное, получившими свои владения от Иэясу. Поражение Иэясу означало бы для них потерю этих владений.
Разбив коалицию Исида, Иэясу приступил к расправе с ее участниками. Несколько главных руководителей, в том числе Исида Кадзусигэ и Кониси Юки-нага, были казнены. Позднее на отдаленный остров Хатидзё был сослан Укита со всеми своими родными и некоторыми вассалами.
То обстоятельство, что Иэясу решительно расправился лишь с некоторыми своими главными противниками, объяснялось на его мягкостью (он этим не отличался), а опасением прибегать к более строгим мерам, так как это могло привести к новым открытым выступлениям против его власти.
Несмотря на то, что с 1600 года началось фактическое правление феодального дома Токугава, угроза новой междоусобной войны еще полностью не была устранена. Наряду с Токугава на управление страной продолжало претендовать окружение малолетнего Хидэёри, который после Сэкигахара остался в Осака. В этот город стали стекаться все недовольные правительством Токугава.
СЕГУНАТ ТОКУГАВА
Сёгунат — правительство сёгунов.
Сёгун — титул военного правителя Японии в 1192—1867 гг. при которых императорская династия была лишена реальной власти. Всего было три династии сёгунов: Минамото (1192—1333), Асикага (1335—1573), Токугава (1603—1867).
Титул сёгуна был присвоен Токугава Иэясу только спустя два с лишним года после битвы при Сэкигахара, в марте 1603 года. Однако эти два года Иэясу распоряжался в стране как верховный правитель и устранил все препятствия к установлению сёгуната дома Токугава.
С этой целью им были произведены крупные перестановки среди высшей феодальной знати (дайме), которая обладала той военной силой, которая могла помешать Иэясу стать верховным правителем.
Мероприятия Иэясу, осуществленные в 1600— 1602 годах, сводились к конфискации земельных владений у значительной части даймё, которые выступали против Токугава в битве при Сэкигахара и впоследствии получили наименование тодзама-даймё.
Конфискованные владения Токугава либо забирал себе, либо назначал в них новых даймё из числа своих вассалов — фу дай-даймё или хатамото — самураев, находившися в непосредственном подчинении у сё-гуна, часть которых также превратилась в даймё.
Конфискация и перераспределение земель происходило преимущественно при первых трех сёгунах Токугава. В последующее время, такие меры стали применяться значительно реже (затем они вовсе прекратились). В широких масштабах перераспределение по большей части производилось в течение года или двух после каких-либо решающих событий в меж-феодальной борьбе (сражение при Сэкигахара, Осакские кампании 1614—1615 годов).
Первое большое перераспределение земельных владений имело место в 1600—1602 годах. Владения 72 даймё к 1602 году были полностью конфискованы, пятеро из них в последующие годы получили земли в другом месте. Число даймё, переброшенных из одного района в другой с увеличением владений, составило 61. Владения 22 даймё были увеличены без перевода их в другой район. Только 60 даймё были оставлены на своих землях без изменения размеров владений. У остальных была либо произведена частичная конфискация (очень значительная у тодзама-даймё Мори, Уэсуги, Сатакэ и Акита), либо они были переведены в другой район, но размеры их владений существенно не изменялись.
Таким образом, за короткий период в два года (с конца 1600 по 1602 года) больше половины княжеств Японии переменили своих владельцев. Все новые даймё, а также даймё, получившие взамен прежних владений новые, больших размеров, были обязаны своим возвышением правителю Иэясу, и, естественно, большинство из них стало прочной опорой центральной власти.
Центральная власть, производя такое массовое перемещение князей, не решилась или не захотела посягнуть ни в эти годы, ни в последующие, вплоть до середины XIX столетия, на самый принцип сохранения отдельных княжеств. Они продолжали оставаться основой административно-политического устройства страны. Это является косвенным подтверждением того, что Япония не достигла еще такой ступени экономического и политического развития, когда полное уничтожение политической раздробленности было завершено.
В условиях традиций, сложившихся в Японии, перераспределение земельных владений означало не только замену одного даймё другим. Согласно этим традициям, вассалы (самураи — буси) любого князя при конфискации его владения превращались в рони-нов (бродячих самураев), т. е. лишались земельных владений или жалования рисом, которое стала получать часть этих вассалов в XV—XVI веках взамен отчужденных земель.
Перевод даймё из одного владения в другое сопровождался обычно переводом и его вассалов.
Таким образом, мероприятия Иэясу по укреплению своей власти над страной отразились на положении не только сотни даймё, но и нескольких сотен тысяч самураев, и в той или иной мере затронули интересы значительной части всего населения страны.
Часть самурайства, лишенная материального обеспечения (рисовые пайки, земельные владения) неизбежно превращалась в оппозиционную правительству группировку дворян. Другая часть самураев, переброшенная вместе с сюзереном на новое место, часто сталкивалась там с сопротивлением крестьян новому даймё, а иногда даже вступала в конфликт с вассалами (самураями) прежнего даймё, не желавшими по тем или иным причинам бросать свои владения.
В хрониках упоминается несколько случаев вооруженных столкновений, происшедших вследствие смены даймё. Некоторые из самураев оставались на старых местах и тогда, когда даймё переводился в другой район, даже с увеличением владения, и тогда, когда его владения конфисковывались. Во всех случаях, приводимых в хрониках, мятежное самурайство поддерживалось крестьянством, что свидетельствует о его тяжелом положении и большом недовольстве.
Например, в октябре 1603 года в провинции Дэва (уезд Сэмбоку) прежние вассалы даймё Рокуго, переведенного в другую провинцию с увеличением владений, подняли восстание против нового даймё Сатакэ, назначенного в этот район.
Восставшие напали на замок, перешедший к Сатакэ, к ним примкнули крестьяне (около тысячи). Это восстание именуется в хрониках хякусе икки (крестьянское восстание).
Такого же порядка конфликт в ноябре 1602 года произошел в другом районе, на юге Японии, в провинции Тоса, где были конфискованы владения тодзама-даймё Тесокабэ, противника Токугава в битве при Сэкигахара. В эту провинцию был переведен Яманоу-ти, тоже тодзама-даймё. Прежний вассал Тесокабэ — Такаиси Саманоскэ, исполнявший обязанности сёя (сельский староста), владевший землями с доходом в 80 коку риса, отказался выплачивать новому даймё налоги (очевидно, с крестьян). Было посажено в тюрьму 33 крестьянина. Такаси с другими крестьянами поднял восстание на горе Такияма. Восстание было подавлено, крестьяне, посаженные в тюрьму, там и погибли. Такаиси и некоторые другие вассалы, возглавившие восстание, бежали в соседнюю провинцию Сануки и превратились в ронинов.
Таким образом, очевидно, не всегда все самураи — вассалы даймё следовали за своим сюзереном, когда его перебрасывали из одного района в другой, и не все самураи превращались в ронинов, когда владение даймё конфисковалось. Известны отдельные факты, когда вассалы враждебных Токугава даймё потом становились самураями дома Токугава.
Как бы то ни было, хотя перераспределение земельных владений несомненно способствовало укреплению центральной власти, оно порождало и новые острые конфликты, в которые были вовлечены в первую очередь разные группы феодалов, а наряду с ними и крестьянство.
Эти конфликты представляли тем большую опасность для сегуната, что Токугава не решились сразу после битвы при Сэкигахара ликвидировать дом Тоётоми, малолетний глава которого Хидэёри, живший по-прежнему в Осака, получил от Иэясу крупные земельные владения с доходом в 657 тыс. коку риса в провинциях Оми, Сэтцу и Кавати. Недовольные властью Токугава, самурайство, естественно, стекалось в этот центральный район страны.
Помимо перераспределения земельных владений, в результате которого дом Токугава стал господствовать в центральной части Хонсю (кроме района, прилегающего к Осака), сёгунат предпринял и ряд других мер для укрепления своей власти.
Среди этих мер известна прежде всего получившая впоследствии широкую известность система санкин-котай (заложничество). Японские историки считают ее главным средством контроля центральной власти над Даймё. Эта система наряду с прочими мерами правительства сыграла значительную роль в установлении контроля над даймё и прекращении войн.
Истоки системы санкинкотай можно отнести еще к годам правления Хидэёси, который обязал семьи всех даймё жить не у себя в княжестве, а в Осака или Фусими. Иэясу после захвата власти стремился заставить крупных тодзама-даймё приезжать в его резиденцию и тем самым как бы свидетельствовать перед страной, что они признают его верховным правителем. Когда Иэясу жил в Фусими, каждый праздник там собирались кугэ, монах и даймё, прибывшие его поздравить.
Первым тодзама-даймё, приехавшим в 1602 году (еще до установления сёгуната) в резиденцию Иэясу, был крупнейший феодал Японии — Маэда Тосинага, владения которого приносили доход в 1200 тыс. коку риса. Однако Маэда и ранее не выступал против Токугава. Иэясу труднее было добиться такого же признания своей власти от тодзама-маймё Кюсю, Сикоку и юга Хонсю, большинство которых выступало против Токугава и где влияние центрального правительства было еще слабым. Здесь только один город Нагасаки был подчинен центральной власти.
Постепенно и юго-западные князья стали также приезжать в Эдо, где их с почетом встречал наследник Иэясу — Хидэтада. Приехали в Эдо и даймё княжеств Тёсю (на юге Хонсю) — Мори Тэрумото и Са-Цума — Симадзу Тадацунэ, после Маэда Тосинага самый могущественный тодзама-даймё (600 тыс. коку Дохода), владения которого Иэясу не решился уменьшить.
Однако дело не ограничилось регулярными при-
ездами даймё в Эдо. Иэясу, так же как и Хидэёси, пожелал иметь заложников от каждого даймё и прежде всего от тодзама-даймё, ибо в повиновении фудай-даймё он не сомневался. Тот же Маэда первым из тодзама-даймё оставил в Эдо в качестве заложницы свою мать. В 1605 году Симадзу Тадацунэ согласился оставить заложницей свою младшую сестру.
Это были лишь первые шаги к установлению системы санкинкотай, по которой каждый даймё обязан был год жить в Эдо, а год — в своем владении, оставляя в Эдо в качестве заложников кого-либо из членов семьи. Система эта была окончательно оформлена законом лишь в 30-х годах XVII века. Ее осуществление задерживалось вследствие недостаточного влияния и авторитета центральной власти, а также потому что столица сёгуна, Эдо, не могла вместить такое большое количество представителей знати.
Немедленно по получении титула сёгуна Иэясу начал в Эдо широкие строительные работы, желая превратить свою столицу в самый крупный и блестящий город страны.
Он одновременно преследовал две цели: с одной стороны, придать Эдо пышность и блеск Киото, а с другой стороны, занять здесь на строительных работах, как можно больше людей из всех княжеств (от даймё как организаторов и надзирателей работ до крестьян как рабочей силы) и возложить на княжества крупные расходы. Это облегчило правительству контроль над даймё и лишало последних значительной части средств, которые они могли бы использовать на вооружение своих войск.
Указ о строительстве Эдо предусматривал участие в этих работах всех провинций в порядке принудительной повинности. С каждой тысячи коку дохода надо было выделить на работу в столице по одному человеку.
Работы начались с центра города, Нихонбаси. На строительство потребовалось огромное количество камня и леса. Для облицовки рвов и крепостных валов из провинции Идзу доставлялись колоссальных размеров камни. Каждый такой камень поднимали 100 человек, на их перевозку потребовалось 3 тыс. судов, так как больше двух камней грузить на судно было нельзя. Множество людей, перевозивших камень и лес морем из Идзу и других провинций, гибло в о время бурь и иных стихийных бедствий.
Был перестроен замок сёгуна, воздвигнуты его дворцы, храмы, дворцы многих князей, которым сёгу-нат предоставлял землю. Некоторые улицы Токио (наименование Эдо с 1869 года) до наших дней сохранили название провинций или княжеств Японии, откуда прибыли строители. Таковы, например, Идзуми-тё, Овари-тё, Кага-тё и др.
Эти работы привели к значительному увеличению населения Эдо за счет даймё, самураев и их челяди, которые все в большем количестве стали подолгу жить в столице, за счет людей, приходивших в Эдо в поисках работы, за счет купцов из Осака и т. д. Выросли цены на землю и на дома.
Строительство с небольшими перерывами продолжалось до 1614 года, когда сёгун, щедро одарив даймё, разрешил им вернуться в свои пойестья, главным образом затем, чтобы собрать военные силы для похода на Осака против главного соперника Токугава — дома Тоётоми.
ЗАВЕРШЕНИЕ ОТНОСИТЕЛЬНОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ СТРАНЫ
Сёгуны династии Токугава добивались укрепления центрального правительства и усиления его власти, конечно, не ради абстрактной идеи объединения государства, а прежде всего в интересах своего дома, своей фамилии. В этом свете и надо рассматривать такое мероприятие Иэясу, как его отказ в мае 1605 года от титула сёгуна в пользу своего сына Хидэтада. Тем самым пост сёгуна был закреплен за домом Токугава, и Хидэёри лишился надежды когда-нибудь получить его.
Иэясу, формально отстранившись от власти, еще в течение 11 лет фактически управлял государством, выполняя по существу все функции верховного правителя (сёгуна).
Многие другие мероприятия, проведенные сёгуна-том Токугава (контроль над крупными городами, рудниками, внешней торговлей и т. д.), значительно укрепили власть центрального правительства (не устраняя, однако, административной раздробленности), тем не менее угроза возобновления междоусобиц сохранялась.
Несмотря на то, что тоздама-даймё, так же как императорский двор, были вынуждены склониться перед военным могуществом Токугава и выполнять его распоряжения, существование дома Тоётоми продолжало играть известную роль и препятствовало полному подчинению всей знати и всей страны.
О стремлении императорского дома использовать рознь между Токугава и Тоётоми свидетельствуют, в частности, почетные придворные титулы и должности, которые давались Хидэёри, частые посещения им Киото и т. д. Некоторые даймё продолжали держать свои семьи в Осака, другие заезжали туда по пути из своих владений в Эдо.
Хотя некоторые крупные даймё — Като Киёмаса, Икэда Тэрумаса, Маэда Тосинага, Лсано Нагамаса и др., обязанные своим возвышением Хидэёси, по разным причинам участвовали в битве при Сэкигахара на стороне Токугава, они не пользовались доверием сёгуната. Эти даймё продолжали поддерживать отношения с Хидэёри и его окружением. Поэтому не случайно, когда они в 1610—1614 годах один за другим умерли, стали высказываться предположения, что их отравили чиновники сёгуната.
Несмотря на родственные узы, отношения между двумя домами Токугава и Тоётоми с каждым годом обострялись. Столкновение между ними было неизбежно. Обе стороны накапливали силы. В Осака стекалось все больше ронинов. Однако ни один даймё не решился оказать поддержку Хидэёри, ибо сёгунат продолжал конфискацию их владений, используя для этого любой предлог (например, после смерти даймё сёгунат отказывался передать владение его сыну и т. д.).
Поводом к военному столкновению послужил малозначительный факт, о котором следует упомянуть лишь для того, чтобы показать, как были обострены отношения между двумя феодальными домами, если по такому поводу могла возникнуть кровопролитная война. Хидэёри по предложению сёгуна восстановил храм Хокодаи в Киото. Построенный в 1588 году
Хидэёси с находившейся в нем 19-метровой деревянной статуей Будды (до этого такого размера статуи были только в Нара и Камакура), храм этот был разрушен землетрясением в 1596 году.
При восстановлении в храме был установлен большой колокол с надписью из четырех крупных иероглиф08» Два из которых составляли имя Иэясу, но были разделены тремя, не имевшими отношения к его имени. Надпись означала: «мир и спокойствие страны». Иэясу заявил, что такая надпись является оскорблением его имени и достоинства и может принести несчастье (согласно правилам этикета и конфуцианской морали, имена правителей не полагалось упоминать всуе и составляющие их иероглифы нельзя было употреблять при написании других слов).
Иэясу потребовал уничтожить надпись. Несмотря на длительные переговоры уполномоченных Хидэёри и Иэясу, соглашение не было достигнуто, и началась война.
Войска Токугава (около 190 тыс.), превышавшие примерно в два раза вооруженные силы Хидэёри, были стянуты к Осака, и этот город явился главной ареной военных действий. Кампания началась в 12 луне 19 года Кэйтё (в январе 1615 года). В течение нескольких дней пушки сёгунских войск обстреливали Осакский замок, что вызвало панику среди многочисленной и весьма влиятельной женской половины двора Хидэёри. Обе стороны поспешили заключить мир.
Эта кампания известна в японской истории, как Осакская зимняя кампания (Осака фую-но, дзин, или Осака фую-но эки). Предъявив вначале жесткие Условия мира (переезд Хидэёри из Осакского замка и т. д.), Иэясу в дальнейших переговорах смягчил их, настаивая лишь на том, что ему представлялось самым важным, и именно на ослаблении обороны Осакского замка (срытие некоторых укреплений, засыпка рвов и т. д.).
Новая летняя кампания (Осака нацу-но эки), происходившая в течение 4-5 луны 1 года Гэнна (май-•понь 1615 года), завершилась полной победой сёгунских войск, несмотря на отчаянное сощ>отивление Осажденных в Осака. Хидэёри и его мать Едогими, по °Фициальной версии, покончили самоубийством, а малолетнего сына Хидэёри Иэясу приказал казнить. С домом Тоётоми было покончено.
Армия Хидэёри (ронины и др.) была почти поголовно уничтожена. Долгое время шли розыски бежавших из Осака, истреблялись их жены и дети. Таким образом был положен конец междоусобным войнам. В течение двух с лишним столетий, вплоть до 50-60-х годов XIX века, в Японии больше не было таких войн. Токугава добились подчинения всех крупных даймё.
СОСЛОВНОЕ УСТРОЙСТВО
Административная раздробленность страны (деление на княжества) продолжала сохраняться.
Сохранилось и «двоевластие» (императорский двор и сёгунат). Даймё, особенно тодзама, были приведены в покорность в силу подавляющего экономического и военного превосходства дома Токугава, но оставались его потенциальными врагами. Поэтому во время Осакской кампании сам Иэясу, а впоследствии, в 20-40-х годах XVII века, его преемники —Хидэтада и Иэмицу по-прежнему уделяли большое внимание контролю над даймё.
Продолжались конфискации владений тодзама-даймё и их перемещения. Вновь значительно увеличилось число ронинов.
Начав войну против своего главного противника, дома Тоётоми, Иэясу счел свои позиции достаточно упрочившимися для урегулирования отношений со всем дворянским сословием. В 1614—1615 годах была издана серия указов об императорском доме, придворной знати, даймё, самураях («Букэ сёхатто») и ДР-
Во главе сословия самураев стоял верховный сюзерен — сёгун. На ступень ниже стояли его непосредственные вассалы, бывшие сподвижники Токугава Иэясу. Затем шли «посторонние князья», т. е. те, которые не были в прошлом связаны с домом Токугава прямым вассалитетом и были подчинены Токугава силой оружия.
Существовал особый слой самураев — хатамото-самураи, находившиеся в непосредственном подчинении у правительства сёгуна. Хатамото составляли слой правительственного чиновничества. Остальные самураи составляли войско сёгуна и даймё.
К самураям относились самые различные слои феодалов, от сёгуна и даймё до самых низших представителей этого сословья, получавших ничтожные рисовые пайки или имевших незначительные земельные владения. Кодекс «Букэ сёматто» устанавливал, что самураи должны владеть письмом и оружием. Самураю вменялась в обязанность умеренность в пище, одежде и развлечениях, запрещались какие-либо связи с другими княжествами, предлагалось не давать убежища нарушителям закона и доносить правительству о всяких происшествиях в соседних княжествах.
«Букэ сёхатто» видоизменялся и дополнялся при вступлении в должность новых сёгунов. Целью его было сохранение самурайства как воинского сословия и сословия, из которого набираются чиновники (отсюда необходимость конфуцианского образования). Самурай не должен был связываться с другими сословиями, ему запрещалось занятие торговлей, ремеслом.
Таким же стремлением к изоляции одного сословия от другого, одного княжества от другого и т. д. было проникнуто и все дальнейшее законодательство сёгуната Токугава, старавшегося утвердить и законсервировать феодальные порядки.
Эта тенденция была присуща законодательству не только Токугава, но и всех владетельных даймё того времени. Известен более ранний документ (1603 года) — кодекс для самурайства, составленный даймё Уэсуги Кагэкацу, одним из крупных тодзама-даймё. Этот документ до последних мелочей фиксирует обязанности и нормы поведения самурая и членов его семьи.
Вскоре после издания этих указов Иэясу умер (1616 год), добившись за время 16-летнего правления (1600—1616 года) подчинения страны дому Токугава. Ближайшие преемники Иэясу продолжали его политику, совершенствуя центральный аппарат управления и усиливая контроль над даймё.
В 20-30-х годах на первый план выдвигаются некоторые новые задачи, также связанные с усилием центральной власти дома Токугава, с укреплением и консервацией традиционных порядков. Это прежде всего вопросы о европейцах в Японии, политика которых внушала серьезные опасения правящему лагерю страны.
Вопрос о европейцах был связан с внешней торговлей, следовательно, с общей экономической политикой Токугава и некоторых даймё и, конечно, с внешней политикой Японии.
АГРАРНЫЕ ОТНОШЕНИЯ.
СТРУКТУРА ЯПОНСКОЙ ДЕРЕВНИ
Обстановка, благоприятная для развития сельского хозяйства, стала складываться с конца XVI — начала XVII века. За первую половину XVII века крупные стихийные бедствия происходили в Японии лишь дважды: в 1615 и 1641—1642 годах. После 1600 года в Японии в течение 14 лет не было междоусобных войн. Война 1614—1615 годов хотя и нанесла серьезный ущерб некоторым районам страны, но в общем была локализована в районе Осака. Таким образом, серьезные препятствия для развития сельского хозяйства были устранены.
Процесс укрепления феодальных поместий и постепенной ликвидации поместного землевладения (сё-эн), начавшийся в XIII — XIV веках, ускоренный междоусобными войнами и земельной реформой Хидэёси (кэнти) далеко еще не закончился в XVII веке. Бакуфу и даймё продолжали раздавать часть своих владений храмам, своим вассалам, должностным лицам (бугё) и т. д.
В значительной части княжеств и во владениях Токугава основной земельный фонд находился в руках крупных даймё, и крестьяне были поставлены в непосредственную зависимость от них.
Крупный феодал, как правило, не имел собственной запашки, крестьянин выплачивал ему натуральную ренту (нэнгу) через старосту (нануси, сёя) или через дайкана, управлявшего несколькими деревнями или районами.
Трудовые повинности сохранились на строительстве замков, храмов и на ирригационных и дорожных работах и были очень обременительны для крестьян. Особенно тяжела была гужевая повинность. Правительство уделяло чрезвычайно большое внимание постройке дорог, почтовых станций (с помещениями для проезжающих), гужевой повинности. Специальными указами было точно установлено количество станций, лошадей при них и обслуживающих людей, расходы на лошадей оплата людей на каждой из дорог и станций.
Однако в крупных феодальных владениях, при отсутствии собственной запашки у даймё, повинности на сельскохозяйственных работах обычно уже не применялись. Это, явилось, фактором, стимулировавшим развитие крестьянского хозяйства.
Размеры нэнгу, установленные еще при Хидэёси, были чрезвычайно тяжелыми для крестьян и составляли, как указывалось, 2/3 урожая. В литературе имеются данные, согласно которым при Токугава (в
XVII веке) нэнгу был значительно ниже — «четыре доли», т. е. 40 % урожая («четыре доли князю и шесть долей крестьянину», сокращенно 4:6).
Как ни велико было это обложение, учитывая, что, помимо основной натуральной ренты, существовало множество дополнительных налогов, все же оброчная система, при подчиненной роли барщины, оставляла крестьянину, особенно среднему, не говоря уже о зажиточном, средства на пропитание и даже некоторый излишек сверх этого необходимого ему минимума.
Отсюда возможно и значительное развитие земледелия в XVII веке, распространение новых сельскохозяйственных культур и значительное увеличение посевов ранее мало распространенных, как-то: хлопок, сладкий картофель, табак, чай, тутовое дерево, сахарный тростник,— а также увеличение обрабатываемой площади.
Крестьяне выгадали от объединительных мероприятий центральной власти и прежде всего от прекращения междоусобных войн. Часть даймё опасалась карательных мер сёгуната (полная или частичная конфискация владений, перемещения и т. д.), а поводом к их применению могли послужить аграрные беспорядки во владении даймё. Поэтому даймё (главным °бразом тодзама) стремились избегать переобложе-ния крестьян налогами, чтобы не вызвать с их стороны бунта, который мог быть использован сёгунатом против даймё.
Токугавские власти поставили крестьян в сословном делении на второе место после самураев, несколько снизили налог и в отдельных случаях из политических соображений выступали в защиту крестьян от даймё и даже от своих чиновников. Во многих японских и'европейских работах цитируются высказывания Иэясу и его приближенных сподвижников (Хонда Масанобу и др.) о крестьянах: «Крестьянин, что кунжутное семя: чем больше жмешь, тем больше выжмешь», или «Крестьянину надо оставлять только столько чтобы он мог прожить год».
Японская деревня того времени представляла собой весьма пеструю картину в отношении имущественного положения крестьян. Многие крестьяне, вовсе не получили наделов по земельному кадастру конца XVI — начала XVII века и не имели часто даже собственного жилища.
Основная масса крестьян по кадастрам получила наделы самой различной величины (от 1—2 до 40 тан и выше) и различного качества (суходольные, орошаемые разных категорий, от высшей до низшей). Кроме того, в деревнях имелось еще значительное число мелких феодалов, обладавших обычно более крупными наделами. Часть из них была приравнена к крестьянам по земельным кадастрам Хидэёси и Токугава, а часть сохранила свое самурайское звание. Это были так называемые госи, сами обрабатывавшие свои участки.
Судя по многочисленным описаниям крестьянского двора того времени, которые часто встречаются в японской литературе, такой двор большей частью не ограничивался одной крестьянской семьей. Обычно он имел одно или несколько жилых помещений для семьи главы двора и несколько помещений для лиц, либо находившихся в тех или иных родственных отношений с главой семьи, либо совершенно посторонних. Иногда наемный работник обладал ничтожным клочком (часто менее тана) неорошенной земли, но не имел своего жилья, иногда у него не было ни жилья, ни земли. Конечно, чем богаче была семья крестьянина, тем больше у него было работников. Это были не только наемные рабочие, а люди, находившиеся в зависимости от главы крестьянского двора — неимущие родственники.
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЯПОНИИ
В данный период значительно расширились географические знания японцев, развивалось судостроение и навигационное дело.
К концу XVI — началу XVII века внешняя торговля Японии приобрела некоторые новые черты. Если во второй половине XVI века португальцы держали в своих руках монополию на ввоз в Японию китайского шелка и шелковых тканей, которые были важнейшей статьей японского импорта, то в конце XVI — начале XVII веков значение их в этой торговле уменьшилось. В Японию после длительного перерыва вновь стали приходить китайские суда, количество которых постепенно увеличивалось, хотя дипломатические отношения между Японией и Китаем так и не были восстановлены вплоть до начала периода Мэйдзи. Успешно развивалось японское мореплавание.
Японские корабли регулярно посещали страны Юго-Восточной Азии, увеличилось число японцев, проживавших постоянно в этих странах.
В конце XVI и особенно в начале XVII века стали вести торговлю с Японией голландцы, а затем и англичане (с 1613 года). Первый англичанин, попавший в Японию на голландском судне (1600 году), Уильям Адамс, сыграл значительную роль в развитии японоголландской и японо-английской торговли. Хотя Адамс и не был по специальности кораблестроителем, он способствовал улучшению японского кораблестроения. Адамс пользовался особой благосклонностью Иэясу в течение всего своего длительного пребывания в Японии, где и умер (1620 году).
Сёгунат вел переписку дипломатического и торгового характера с Вьетнамом, Камбоджей, получал Приношения от правителей этих стран, посылая им в свою очередь ответные подарки, настойчиво добивался восстановления отношений с Кореей и в 1609 году заключил с ней договор.
Продолжая систему выдачи японским и иностранным судам специальных разрешений (сюиндзё), которую ввел еще Хидэёси, сёгунат вместе с тем установил и некоторые другие формы контроля и участия правительства в доходах от внешней торговли.
В 1604 году была создана гильдия по распределению шелка, называвшаяся Ито ваппу накама. В 1601—1602 годах португальцы привезли в Японию значительное количество белого китайского шелка. Вопреки ожиданиям португальцев, японские торговцы не покупали этого шелка. Причина заключалась в том, что португальцы, являлись долгое время монополистами в поставке этого товара, установили на него слишком высокие цены, но в конце XVI — начале XVII веков, обстановка стала меняться, и шелк начали привозить и другие европейцы, а также китайцы и сами японцы.
Португальцы обратились к Огасавара Итиан, бугё Нагасаки, с просьбой помочь им продать шелк. Тот обратился к Иэясу, и последний предложил богатейшим купцам Сакаи, Киото и Нагасаки купить шелк и распределить его по стране. Вскоре сёгун приказал Огасавара распорядиться, чтобы те же купцы купили шелк и другие товары с португальских судов, определили бы на них цену, распределили их между тремя упомянутыми городами, а остальное продали другим японским купцам. Это произошло уже в 1604 году, и с того времени ведет свое начало Ито ваппу накама, которая лишила португальцев возможности использовать конкуренцию между японскими купцами и превратила их в перевозчиков товаров для Японии.
Прибыль Ито ваппу накама распределялась между правительством и купцами, входившими в эту гильдию. С 1631 года в нее входили, кроме представителей Киото, Сакаи и Нагасаки, купцы еще двух городов — Осака и Эдо. Крупнейшие представители гильдии имели свои суда, получали от сёгуна «красную печать» и сами вели торговлю с другими странами.
Изоляция Японии продолжалась свыше двух столетий . Изоляция страны оказала значительное влия-иие на развитие всех сфер жизни японского общества.
В XVI веке велись оживленные сношения с европейскими странами, Сиамом, Филиппинами. Политику ограничения деятельности иностранцев начал проводить Хидзёси, дважды, в 1587-и 1597-годах, издававший указы, направленные против миссионерской пропаганды в Японии. Однако Хидэёси вместе с тем содействовал расширению торговли и дипломатических отношений с европейцами, рассчитывая получить у них суда и оружие и этим обеспечить успех предпринятого им корейского похода.
Токугава Иэясу еще более ограничил деятельность иностранных миссионеров в Японии. В то же время он покровительствовал англичанам и голландцам, желая использовать их для влияния на испанцев и португальцев, создавших себе опору среди князей на острове Кюсю.
Против испанцев принимались особые предупредительные меры. Наряду с этим Иэясу восстановил прерванные во время японо-корейской войны сношения с Кореей и Китаем. С Кореей был заключен в 1609 году договор, по которому японцы допускались в один корейский порт — Пусан. Были также ограничены сроки пребывания японцев на корейской территории и количество судов, которые Япония могла посылать в Корею.
Основные указы об изоляции Японии были изданы в 30-х годах XVII века. До этого, помимо карательных мер против европейских миссионеров и японских христиан известны лишь два-три указа, серьезно ограничивавших иностранную торговлю.
Первый был издан в 1616 году вскоре после смерти Иэясу. Этот указ допускал европейских торговцев лишь в два порта, Нагасаки и Хирадо. В 1624 году была запрещена миссионерская пропаганда испанцев.
В 1630 году был издан указ о запрещении ввоза европейской литературы, а также китайской, в которой были какие-либо упоминания о Западе. Вся тако-г° рода литература подлежала сожжению.
Выполнение этого мероприятия было возложено на
конфуцианца, жившего в Нагасаки, Мукаи Мотосигэ, и затем стало наследственной должностью в этой семье. Этот указ порвал связи Японии с европейской цивилизацией и явился одной из важных причин значительного отставания японской науки и техники в течение последующих веков. В начале XVII века он был лишь несколько смягчен.
После этого указа, в 1633—1639 годах издается несколько указов, все более ограничивавших отношения Японии с Западом. Известен текст двух из них: 1633 и 1636 годов.
Указы начинаются не с запрещения миссионерской пропаганды или въезда европейцев в Японию, а с ограничения и затем полного запрещения японцам выезжать за границу. Первые три параграфа каждого из указов посвящены именно этому вопросу. В указе 1633 года японским судам запрещалось отправляться в заграничное плавание, за исключением кораблей, получивших специальное разрешение (хосё), японцам запрещалось выезжать за границу, кроме как на этих судах, а также возвращаться на родину жившим за границей японцам, если только они не выехали по необходимости (против воли) и пробыли там не более пяти лет. Нарушение этих статей (об отъезде или возвращении японцев) каралось смертной казнью. В трех первых статьях указа 1636 году полностью запрещалось отплытие каких бы то ни было японских судов за границу, отъезд за границу или возвращение на родину японцев, безо всяких оговорок.
Законодатель не случайно поместил в своих указах на первом месте пункты, касающиеся японских судов и японских подданных.
Деятельность Ито ваппу сводилась к тому, чтобы заставить голландцев и китайцев подчиниться системе монопольных закупок этой организации еще в 1604 году. Указы 1633 и 1636 годов эту цель Ито ваппу в значительной мере осуществили. Однако конкурентами Ито ваппу оставались еще те японские купцы, которые на своих судах (сюинсэн) сами закупали шелк-сырец за границей и продавали его в Японии, минуя Ито ваппу. Ито ваппа играла значительную роль во внешней политике сёгуната, правительство осуществило требование — перенести всю голландскую торговлю из Хирадо в Нагасаки.
Следующие параграфы обоих указов касаются миссионеров и миссионерской пропаганды и повторяют в общем прежние антимиссионерские указы. Вместе с тем в указе 1633 года за донос о местонахождении миссионера устанавливается вознаграждение в размере 100 слитков серебра, а в указе 1636 года это вознаграждение увеличивается до 200—300 слитков. Параграфы указа 1636 года касаются вопроса о детях европейцев, проживающих в Японии: «отпрыски южных варваров», не могут оставаться в Японии, виновные в нарушении этого пункта караются смертной казнью. Такому же наказанию подлежат японцы, усыновившие детей европейцев.
Все остальные пункты обоих указов касаются торговли с иностранцами в определенных японских портах. Как ни затруднена была эта торговля, она все же сохранилась, и в указах нет упоминаний о запрещении торговли с иностранцами той или иной национальности.
Сущность пунктов, касающихся торговли, примерно одинакова в обоих указах и сводится к тому, что монополия на покупку шелка-сырца и установление цен на него принадлежали Ито ваппу, что до установления цены на шелк в Нагасаки не разрешалось определять цены и продавать другие товары как в Нагасаки, так и в других портах.
Указом был установлен срок ухода иностранных судов из японских портов (20 день 9 луны) и ограниченно время пребывания в этих портах опоздавших кораблей (50 дней). Исключения допускались только Для китайских судов. Наконец, специальный пункт запрещал самураям покупать какие-либо товары непосредственно у иностранцев.
Таким образом, из параграфов, касающихся иностранцев и иностранной торговли, не обнаруживается, что сёгунат решил в эти годы полностью прекратить торговлю с иностранными государствами или Даже одной Португалией. Переселение португальцев в Дэсима в 1636 году также свидетельствует о том, что сёгунат еще не решил прекратить торговлю с ними.
В 5 день 7 луны 16 года Канъэй (1639 года) под Угрозой смертной казни всего экипажа и конфискации судна был строжайше запрещен приход в Японию португальских кораблей. Указ этот, подписанный семью членами правительства (родаю и тайро), был весьма краток и объяснял эту меру продолжающимися, несмотря на запрещение, тайными приездами на этих судах миссионеров. Поскольку голландцам и китайцам въезд в Японию не был запрещен, торговля с ними продолжалась, хотя с 1641 года она была ограничена одним городом Нагасаки.
Закон о запрещении торговли португальцам был распространен в дальнейшем и на всех других европейцев, кроме голландцев, и пременялся неукоснительно до 50-х годов XIX века. Однако, несмотря на дальнейшие ограничения торговли с голландцами и китайцами, торговая изоляция Японии от внешнего мира оставалась неполной.
ГОРОДСКОЕ РЕМЕСЛО В ЯПОНИИ
Ремесло, составлявшее производственную основу города, в XVI веке получило дальнейшее развитие. Для XVI столетия характерен уже не только чисто количественный рост ремесленного производства, которое к этому времени получает достаточно широкое распространение, но и появление новых видов ремесла и, что особенно важно, возникновение довольно крупных центров его.
Развитие ремесла в XVI веке происходило одновременно с быстрым ростом горного дела, судостроения и внешней торговли.
Из всех существовавших еще внутри феодальных поместий ремесленных специальностей (тогда ремеслом занимались лишь в свободное от сельскохозяйственных работ время) наиболее распространенными были кузнечное и литейное дело. Кузнецы и литейщики изготовляли самые необходимые изделия (как сельскохозяйственные орудия, так и всевозможные предметы домашнего обихода). Именно эти две ремесленные специальности обособились раньше других.
Японские мечи, которые издавна вывозились из страны, славились далеко за пределами Японии. Упоминания о них встречаются в сочинениях китайских авторов XI века. Примерно с XIII — XIV века в результате возрастающего спроса на оружие со стороны не только центрального правительства, но и особенно со стороны местных феодалов производство мечей начинает развиваться во всех провинциях. Оно становится самым почетным делом. Мастера по изготовления мечей находятся под покровительством даймё.
В XV — XVI веках в связи с междоусобными войнами спрос на мечи повышается. В это время возникают уже крупные центры по их производству. Лучше всего оно было налажено в провинциях Ямасиро, Ямато, Бидзэн, а также в Сагами и Биттю. Здесь жили наиболее известные мастера. Впоследствии лУчшие мастера из провинции Ямасиро концентрируется в Киото, а из провинции Ямато — в Нара, где им покровительствуют два богатых храма — Тодай-даи и Кофуку-дзи.
В XVI веке начало расти производство мечей непосредственно на рынок. В конце XV — начале XVI века в Киото появились крупные торговцы, занимавшиеся исключительно продажей мечей. О постоянном расширении производства мечей свидетельствует тог факт, что их доля в японо-китайской торговле все время увеличивалась.
Как и кузнечное ремесло, литейное дело первоначально возникло в феодальных владениях и обслуживало потребности самураев и крестьян. Однако спрос
на изделия литейщиков был ограничен рамками поместья, поэтому они все чаще вынуждены были перемещаться по дорогам страны, переходя из одного поместья в другое в поисках покупателя своей продукции. Постепенно они поселяются в местах, наиболее пригодных для их деятельности. Центрами литейного производства становятся, в частности, Таннан (провинция Кавати), Симода (провинция Ямат), Нори (провинция Харима) и др.
Кроме изготовления предметов первой необходимости, мастера по литью занимались отливкой всевозможных изделий, предназначавшихся для храмов. По заказам храмов они делали колокола, гонги, статуи Будды, фонари, лампады и т. д. Увеличивалось строительство новых и ремонт старых храмов, а это в свою очередь вело к повышению спроса на продукцию литейщиков.
Дальнейшее развитие в этот период получает также производство лакированных и фарфоровых изделий, тканей и т. д. Рост в XVI веке горной промышленности, оживление торговли (как внутренней, так и внешней), распространение новых сельскохозяйственных культур (чай, табак, хлопок) — все эТо способствовало появлению новых видов ремесла. Судостроение, производство бумаги, выработка хлопчатобумажных тканей и некоторые другие виды хозяйственной деятельности получили особенно широкое развитие именно в XVI веке.
Самым распространенным и почетным ремеслом становится с середины XVI века изготовление огнестрельного оружия. Потребность в нем была настолько велика, что многие даймё и монастыри стремились организовать его производство непосредственно у себя.
Значительно выросли в XVI веке города Киото, Сакаи, Хаката, Ямагути, ставшие крупными центрами ремесла. Сакаи славился высококачественными тканями, лакированными изделиями, известными под названием сакаи-нури и сюнкэй-нури, различными видами оружия — от мечей до пушек и охотничьих ружей. Там было очень хорошо для того времени налажено производство всевозможных изделий из металла, и по технике его обработки Сакаи не уступал многим европейским городам.
Изготовлением огнестрельного оружия были заняты также ремесленники ряда монастырей на острове Кюсю.
Текстильное производство было сосредоточено главным образом в Киото, особенно в районе Нисид-зин. Пользовались известностью и «ткани Хаката», получившие свое название по названию города.
Большое развитие в XVI веке получило и изготовление бумаги. Крупнейшими центрами его становятся футю (провинция Этидзэн), Осима (провинция Овари), Токияма (провинция Мино). Значительно расширяется гончарное производство, чему способствовало влияние искусных ремесленников Кореи, где в то время было уже хорошо налажено производство фарфоро-фаянсовых изделий.
Источники дают возможность установить, что в японских городах XVI века насчитывалось несколько десятков ремесленных специальностей. В документах упоминаются кузнецы, литейщики, оружейники, гончары, мастера, изготовлявшие предметы из лака, резчики по дереву, по металлу, ювелиры, ткачи, шляпники, кожевники, плотники, столяры, кровельщики, маляры, виноделы, маслоделы и др.
Следует особо выделить кузнецов — мастеров по ковке меди, серебра и железа, так как для того времени уже можно говорить о разделении труда внутри данной ремесленной специальности.
В городах Японии существовало два вида ремесленной деятельности — производство изделий по заказу потребителя и производство непосредственно на рынок.
К этому же виду производства следует отнести труд ремесленников, занимавшихся выделкой дорогих тканей для придворной аристократии и самураев, изготовлением оружия (особенно огнестрельного), количество которого строго контролировалось, каменщиков, маляров, деревообработчиков, работавших исключительно на заказ и строивших жилые дома исключительно,#, городах, замки, храмы, дороги.
ОБЪЕДИНЕНИЯ РЕМЕСЛЕННИКОВ
Почти во всех странах в средние века ремесленники были объединены в особые корпорации-цехи, представлявшие собой форму организации ремесла.
Объединения ремесленников одной специальности существовали и в японских средневековых городах. Появление таких объединений — дза — относятся примерно к XI — XII векам. В XI веке в Киото имелось уже семь дза: по шелководству, получению древесного угля, производству рисопродуктов, столярному делу, сушению рыбы, коневодству и изготовлению всевозможной домашней утвари.
Значительный рост количества дза приходится на XIV — XVI века. В XV веке только в одной провинции Ямато их насчитывалось свыше 80. В XVI веке в Японии не было ни одной провинции, ни одного более или менее крупного города, где не существовали бы дза.
В документах, относящихся к этому периоду, встречаются десятки всевозможных наименований дза, которые специализировались на изготовлении того или иного вида товара. Были, например, дза кузнецов, дза, объединявшие мастеров:литешциков, кровельщиков, плотников, занимавшихся производством различных металлических изделий, хлопчатобумажных тканей, шелковых тканей, керамических изделий, предметов из дорогих пород дерева, из лака, специализировавшиеся на каком-либо одном виде продовольственных товаров (сокэ, соль, мясо, чай, птица, бобы, рыба, рис, масло, дрожжи и т. д.). Одни дза были заняты исключительно производством бумаги, другие — выделкой кожи, третьи — изготовление различных изделий из бамбука и т. д. и т. п.
Дза представляли собой корпорации, в которых лиц одной профессии, договорившись между собой, объединялись и, находясь под покровительством феодалов и других влиятельных лиц, защищали общие интересы и прежде всего обеспечивали за собой монопольное право на производство определенных товаров, а также добивались других привилегий.
Ремесленники и торговцы занимались своим производством не разобщенно, не каждый в отдельности, а создавали объединения лиц одинаковой профессии, ограничивали число их членов, запрещали заниматься данной профессией не входящим в объединение, получали от феодалов согласие на создание таких объединений и пользовались большими привилегиями.
Дза находились в сильной зависимости от своего патрона. Из-за постоянной конкуренции и низкого спроса на изделия ремесла дза стремились обеспечить себе монопольное право на производство и продажу Какого-либо товара в определенном районе. С этой Целью они искали покровительства и находили его У влиятельных храмов и монастырей, у отдельных Феодалов и придворной аристократии. В условиях бесконечных междоусобных войн такое покровительство гарантировало ремесленникам и торговцам, объединенным в дза, относительную устойчивость. Однако за это они должны были платить своим патронам всевозможные пошлины в виде изделий ремесла, а также единовременные сборы. Кроме того, за деятельностью дза был установлен строгий контроль. Все это определило очень сильную зависимость от их местной и центральной власти.
Дза появляются одновременно с возникновением городов. Особенно много их создается в наиболее крупных городах (Киото, Камакура, Нара, Хаката, Сакаи, Хёго и др.). В XIII веке в Камакура существовали специальные кварталы, отведенные для ремесленников, причем рыбники жили в так называемом рыбном квартале, зерновики — в зерновом* и т. д. В Камакура насчитывалось 27-дза. В Киото, где было приблизительно 44 дза, кварталы, густо населенные ремесленниками, назывались матиза. Здесь проживали ткачи, рыбники, деревообделочники др.
Доказательством концентрации ремесленников одной профессии в определенных кварталах японского города (что явилось одной из предпосылок образования дза) служат названия, которые давались этим кварталам и сохранились в наши дни, например «кузнечный» (кадзимати), «плотничий» (дайкумати), «красильный» (кнъямати), «оружейный» (таппомати), «серебряный» (сироганзмати), «бумажный» (камису-кимати) и т. д.
Дза представляли собой объединения мелких товаропроизводителей, перед которыми всегда стояла проблема сбыта их продукции, то от чего зависело их существование. Поэтому основной « главной заботой дза было закрепление за собой монопольного права на производство и продажу определенного вида товаров.
Недостаточный спрос на изделия ремесленников порождал сильную регламентацию их деятельности и вызывал сильную ожесточенную борьбу дза против конкурентов. Документы зафиксировали такой, например, факт: ремесленники-маслоделы, объединенные в дза, захватили и уничтожили промышленное оборудование, принадлежавшее ремесленникам, которые осмелились производить масло, не имея на то разрешения.
Не всегда дза могли сами справиться с конкурентами. И для того чтобы укрепить свое монопольное право, они все чаще прибегали к силе и влиянию своего патрона. Феодалы и храмы нередко издавали специальные распоряжения, запрещавшие кому бы то ни было заниматься торгово-ремесленной деятельностью на территории принадлежащих им владений, не имея на то специального разрешения. В одном из документов храма Хиёси-дзиндзя, датированном 1549 годом, говориться, что если на рынке в городе Исидэра будут обнаружены лица, торгующие бумагой и не входящие в дза, то весь товар будет конфискован.
В основном монополия дза распространялась на территорию небольшого района, хотя известны случаи, когда деятельность самых крупных дза охватывала несколько районов. Например, дза маслоделов города Оямадзаки обслуживали не только весь район Кинки (за исключением провинции Ямато), но и всю западную часть страны.
Феодалы и храмы предоставляли дза монополию на производство и продажу тех или иных товаров в отдельных районах, ибо видели в них дополнительный источник доходов: дза превращались в их постоянных налогоплательщиков. Это обуславливало сильную регламентацию дза со стороны храмов и феодалов, которые не только определяли зону деятельности того или иного объединения, но и устанавливали, какой товар им надлежит производить, какова должна быть численность данной корпорации и т. д.
В среднем дза насчитывали по 10 членов, иногда же более 50. Но были и такие, которые состояли из одного или двух человек. Значительно реже встречались крупные объединения (свыше 100 ремесленников).
Всеми делами дза ведали мастера. На одного мастера приходилось подчас более 10 учеников. Например, колокола для храма Сэйгэндзи в провинции Цусима были изготовлены мастером Оз Садана и 15 его Учениками. В то же время ко юкола для храма Така-кура-дзиндзя в Такакура (уезд Онга, провинция Тику дзэе) были отлиты 4 мастерами и 17 учениками. В объединении медников, принадлежавшим храму Дайдзёин, у 7'мастеров было 20 учеников.
В первый период своего существования дза сыграли положительную роль, поскольку способствовали развитию ремесленного производства, а следовательно, экономическому росту города. Но к концу XVI века они стали тормозить проникновение товарно-денежных отношений в деревню и рост производительных сил, т. е. сковывали экономическое развитие страны.
В конце XVI века Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси, борясь потив крупных феодалов и особенно против монастырей, препятствовавших объединению страны, предприняли ряд мер, направленных на ликвидацию монополии дза. Были запрещены многие дза, в которых Нобунага и Хидэёси видели экономическую опору своих противников. Почти одновременно с этим в японских городах появились новые корпорации, известные под названием накама или кабуна-кама.
ТИПЫ ГОРОДСКОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ В ЯПОНИИ
Конец XV и XVI век характеризуется для Японии ростом городов.
Замки крупных и средних феодалов представляли собой военно-административные центры, в которых сосредотачивалось большое количество самураев. Около них селилось всё возрастающее количество ремесленников и торговцев. Так возникли призамко-вые города. Кроме призамковых городов существовали города при храмах.
В японских городах XVI века существовало несколько типов самоуправления, определявшегося степенью экономического развития того или иного города. Городское самоуправление складывалось в ходе борьбы с феодалами, причем она не обязательно принимала форму открытых вооруженных столкновений. Города располагали таким мощным оружием, как деньги, что давало им возможность откупиться от князей.
Иногда городам удавалось добиться полного самоуправления, иногда же им приходилось ограничиваться неполным. Наиболее характерным примером так называемых вольных городов был Сакаи — один из немногих самоуправляющихся городов на всем Востоке. Выгодность географического положения и ранее установление торговых связей с внешним миром (в
XVI веке хозяин города, один из крупнейших феодалов страны, Оути, признал за ним право вести торговлю с Китаем и Кореей) способствовали усилению купцов, явившихся основной силой, которая добилась для Сакаи полного самоуправления.
Сакаиские купцы занимались главным образом посреднической торговлей и торговлей огнестрельным оружием. Среди товаров, вывозившихся Японией в другие страны, были не только предметы собственного производства, но и товары, приобретенные в других странах,— черный перец, дорогие породы дерева, купленные на островах Рюкю, куда они доставлялись из стран бассейна Тихого океана.
Огромные прибыли получали купцы Сакаи от торговли огнестрельным оружием, которое в большом количестве доставляли в Японию европейцы. Учитывая все возраставшие потребности в нем самураев, купцы наладили его изготовление в своем городе. Они были единственными владельцами производившихся там товаров.
В XVI веке Сакаи превратился в один из крупнейших центров ремесла и торговли. Сосредоточив в своих руках значительные денежные богатства, сакай-ские купцы вначале выплачивали феодалу определенного размера подать, а в дальнейшем полностью откупились от него. Город перешел к системе самоуправления. По своему характеру он весьма напоминал европейские вольные города. Не случайно европейцы, посетившие Японию в конце XVI — начале
XVII века, описывали его как «свободный и республиканский сакаи» и называли «японской Венецией».
В середине XVI века вся страна была превращена в театр военных действий. Одна группировка феодалов боролась против другой. В борьбу втягивались все новые и новые силы. Вот что писал в 1557 году португальский миссионер Луис Фроез: «В Японии подлинные отношения лорда и его вассалов не соблюдаются. Так называемая эпоха гражданских войн означает в сущности, что военные руководители, высшие и низшие, сражаются друг против друга ради того, чтобы извлечь для себя наибольшие выгоды и увеличить свои силы. Япония действительно настроена революционно и очень чувствительна к волнениям, происходящим в мире».
В этой ситуации Сакаи представлял собой остров, где сохранился мир. «Во всей Японии нет более безопасного места, чем город Сакаи,— отмечал в 1552 году миссионер Вилела Падре Гаспар.— Несмотря на то, что все провинции охвачены войной, здесь царит спокойствие. И если бы в этот город прибыли и победители и побежденные, то и они жили бы в мире и согласии».
Это оказалось возможным благодаря тому, что Сакаи был вольным городом, во главе которого стоял выборный орган — городской совет, насчитывавший 36 членов. В совет избирались наиболее богатые и влиятельные жители, преимущественно крупные торговцы. Совет устанавливал налоги, вел судебное разбирательство, руководил обороной Сакаи.
В условиях постоянных междоусобных войн городу всегда угрожала опасность военного нападения, поэтому, чтобы защитить свою независимость, он должен был иметь свои собственные вооруженные силы, которые также находились в ведении городского совета. Одним из средств защиты от возможного нападения войск соседних феодалов служил ров.
Однако мирная жизнь города продолжалась недолго. Ода Нобунага, борясь против своих противников — феодалов и монастырей, стремился подчинить себе всю страну. Увлеченный первыми победами, он решил покончить и с независимостью Сакаи. Это решение было продиктовано тем, что крупные сакай-ские купцы финансировали некоторых враждебных ему феодалов.
Первое ультимативное требование Ода Нобунага, адресованное жителям Сакаи в 1568 году, сводилось к тому, чтобы город немедленно выплатил военный налог. Городской совет Сакаи отклонил ультиматум. Тогда Ода повторил свое требование, увеличив сумму налога.
В хронике «Дзоку онин коки» по этому поводу говорится следующее: «Все цветущие населенные пункты, расположенные в районе Кинаи, вплоть до храмов, были обложены военным налогом. И каждый
понимал, что это было необходимо. Все выплачивали налог. Это была действительно вынужденная мера. Что же касается города Сакаи, расположенного в провинции Идзуми, то там проживали богатые торговцы, и потому он должен был выплатить налог в размере 30 тыс. кан. Можно считать, что для него это была небольшая сумма».
Однако, в Сакаи, как говорится в той же хронике, было созвано заседание городского совета, который вновь отклонил требование Ода Нобунага. Тогда Ода решил применить силу и двинул против Сакаи свои войска. Совет, предвидя неизбежность военного нападения, стал активно готовиться к защите города. Там создавалось ополчение, строились укрепления.
Право на самоуправление Сакаи завоевал не оружием, а при помощи денег (что вообще было характерно для японских городов), но результатом самоуправления пользовались не только крупные купцы. Поэтому на защиту Сакаи поднялось по существу все его население. Городской совет рассчитывал на то, что Ода Нобунага, занятый в то время более важной и трудной для него борьбой против войск феодала Миёси, не решится немедленно выступить против.
Эти надежды не оправдались. Сакаи, как и другие города, вынужден был подчиниться власти Ода Нобунага. В 1568 году с независимостью Сакаи было покончено.
Сакаи играл в XVI веке большую роль не только в экономической и политической жизни страны. С ним связано зарождение и развитие демократических тенденций в японской национальной культуре, чему в немалой степени способствовало как раз то обстоятельство, что он пользовался правом самоуправления. Имея широкие по тому времени внешнеторговые связи с рядом стран Азии и даже Европы, Сакаи заимствовал у них технику производства некоторых изделий (оружия, высококачественных тканей и т. д.) и в известной мере испытал на себе влияние китайской и европейской культуры.
В Сакаи раньше, чем в каком-либо другом японском городе, появились ростки культуры третьего сословия. К XVI веку относится начало книгопечатания в Японии, делаются первые попытки применить латинский алфавит (ромадзи).
В XVI веке в Японии наряду с Сакаи были и другие города, пользовавшиеся правом полного самоуправления.
К таким городам следует отнести Хирано (провинция Сэтцу). Он был расположен недалеко от портов Сакаи и Хёго и тоже участвовал во внешнеторговых операциях. В XVI веке Хирано превратился уже в довольно крупный центр ремесла и торговли. Ему, как и Сакаи, удалось заключить с феодалом, во владениях которого он находился, договор о выплате установленной подати, за что город получил право на самоуправление.
В середине XVI веке он откупился от феодала и стал самостоятельным. Во главе города стоял совет старейшин, в который входили богатые купцы. Большим влиянием в городе пользовался купеческий дом Сузёси, вложивший значительные суммы денег в судоходную компанию Сакаи, которая занималась в основном внешней торговлей. В архиве дома Сузёси обнаружен документ, который подтверждает, что Хирано тоже был самоуправляющимся городом. Документ этот представляет собой послание городского совета Сакаи совету Хирано. Из текста его вытекает, что оно было написано во второй половине XVI века, вероятнее всего, в 1568 году, когда Ода Нобунага выступил против Сакаи, желая подчинить город своей власти. В послании сказано следующее: «Городскому совету Хирано. Как нам стало известно, Ода скоро предпримет против нас наступление. Поэтому мы обращаемся к вам, надеясь договориться о том, чтобы обе стороны направили свои войска к нашим границам для совместной защиты территорий. Направляем настоящее послание на ваше рассмотрение. С глубоким уважением Городской совет Сакаи».
Близок к Хирано по своему характеру и город Хаката в провинции Тикудзэн, хотя полностью само-управляющим его все же считать нельзя. Хаката занимал очень удобное географическое положение. Уже в XIII — ХГУвеках он становится важным портом.
Суда, которые направлялись из Сакаи в Китай, заходили в Хёго, Муро, Ономитшси, Ямагути и Ака-магасэки на побережье Внутреннего Японского моря, а затем в Хаката и уже оттуда шли в порты Китая и Кореи. Таким образом, Хаката был последним японским портом для судов, покидавших страну, и первым пунктом на их обратном пути. Вместе с тем он был своего рода воротами Японии. Иностранные корабли могли попасть в страну только через Хаката.
В XVI веке в период междоусобных войн, Хаката постоянно подвергался нападению и разрушениям.
В 1586 году Хидэёси разбил войска феодала Си-мадзу и вступил в город. В руках купцов, живших тогда в Хаката, были сосредоточены крупные денежные средства. Наиболее богатым был купеческий дом Симаи. Во время борьбы, разгоревшейся на острове Кюсю между феодальными домами Огомо и Симадзу, он оказывал финансовую поддержку Отомо, который действовал на стороне Хидэёси. Когда Хидэёси вошел в Хаката, богатые купцы, устроили ему восторженный прием.
В ответ на это Хидэёси издал распоряжение, согласно которому городу были предоставлены льготы. Его жители освобождались от ряда повинностей, вводилась свободная торговля и т. д.
В Японии XVI века было немало городов и с огро-ниченным, или неполным, самоуправлением. Они оставались под контролем феодалов, но в то же время добились от них некоторых прав. К такому типу городов можно отнести Касивадзаки (провинция Этиго), Мацу яма (провинция Мусаси), Амагасэки (владения феодалов Оути) и т. д. За этими городами признавалось право самообложения. В них создавался специальный орган, который ведал в основном сбором налога с населения.
В некоторых случаях городам передавались функции поддержания порядка и пр. Правом полного самоуправления пользовались обычно порты. Именно там концентрировались наиболее богатые купцы, в руках которых находились все органы власти. Контроль феодалов осуществлялся через лиц поставленных ими градоначальников (бугё).
Однако большинство японских городов, в частности призамковые, не сумели добиться не только самостоятельности, но даже ограниченных форм самоуправления.
В XVI веке японские купцы значительно расширили сферы своих торговых операций.
Одним из показателей экономического роста японского города служит уровень развития городской торговли, ее организации. Как бы ни была велика роль внешней торговли в развитии японского средневекового города, экономически его облик определяла внутренняя торговля. Привозные товары находили спрос главным образом лишь в крупных приморских городах, основная же масса японских городов XVI века была тесно связана с прилегающей сельскохозяйственной округой, являясь для нее центром товарного производства и ремесла.
Несмотря на дальнейшее развитие ремесла и товарно-денежных отношений, в Японии XVI века продолжало господствовать натуральное хозяйство. На пути расширения внутренней торговли и на пути создания единого внутреннего рынка стояли серьезные препятствия: раздробленность страны, постоянные междоусобные войны, множество таможенных барьеров, разделяющих княжества.
В. ранних средневековых городах товарное производство было развито очень слабо. Об этом говорит существование так называемых периодических рынков (тэйки ити), которые фактически служили единственным местом торговых сделок.
До XVI века городские рынки функционировали, как правило, не выше одного-трех раз в месяц, а в конце XV начале XVI века, в связи с расширением товарного производства и ростом спроса на товары,— уже шесть и более раз в месяц. Кроме того, значительное распространение получают ежедневные рынки. Такой рынок существовал, например, в городе Эдо, а несколько раньше появилось два ежедневных рынка в Нара. Открыты они были также в Ямагути и некоторых других городах. Кроме того создаются специализированные рынки: рыбный в Едо, рисовый в Киото, конский в Нара; имелись рынки по продаже волов и др.
Городской рынок удовлетворял потребности не только горожан в продовольствии, но и крестьянства прилегающей округи в изделиях ремесленного про-
изводства. Источники позволяют установить относительно полный перечень товаров, обращавшихся на рынках японских городов XVI века: рис, табак, уксус, муги (злаки), сладкий картофель, сакэ, соевые бобы, чай, масло, овощи, рыба, дрожжи, хлопок, птица, соль, дрова и лесоматериалы, древесный уголь, шелковые, хлопчатобумажные и льняные ткани, лакированные изделия из бамбука, фарфоровые изделия, циновки, котлы, таганы, мечи, мотыги, топоры, кастрюли, гвозди, бумага и т. д.
Этот перечень свидетельствует о значительном развитии городского рынка в XVI веке. На городских рынках были представлены разнообразные товары, это позволяет говорить о японском городе XVI века как о центре торговли. Список товаров дает также возможность проследить не только тесную связь городского рынка с деревней, снабжавшей город продовольствием, но и известную зависимость последней от городского ремесла и городского рынка, поскольку некоторые ремесленные изделия, продававшиеся там, были предназначены для крестьян.
Существовала регламентация торговой деятельности, которая находила свое выражение, в частности, в том, что устанавливались определенные базарные дни, указывались виды товаров, подлежавших продаж же в тех или иных кварталах города и т. д.
Однако со второй половины XVI века товарное производство получает дальнейшее развитие. Существенному расширению товарного обращения, которое охватывало уже целые области, способствовал начавшийся в конце XVI века процесс объединения страны. Инициаторы его Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси, приняли ряд мер, направленных на ликвидацию застав, унификацию денежной системы, введение единой системы мер и весов и т. д. Все это не могло не отразиться благоприятно на развитии товарного обращения и привело к активизации деятельности торговцев.
Расширению торговли в японских городах второй половины XVI века содействовала также отмена ее ограничений. В сентябре 1568 года Ода Нобунага издал указ, касавшийся организации торговли на городском рынке в Кано. Chi же предписал феодалам, во владениях которых находятся города, снять ограничения с торговли, не чинить препятствий торговцам, прибывавшим на городские рынки из других провинций, отменить ряд рыночных налогов и провозгласил введение свободной торговли (ракуити).
Все эти мероприятия заметно оживили предпринимательскую деятельность в японских городах и способствовали росту крупной оптовой торговли, которая концентрировалась в руках тойя. Первоначально они были хозяевами складов, где хранился рис, взимавшийся с крестьян в виде подати. Рис перевозился преимущественно по воде, поэтому тояй строили склады в местах, расположенных на водных путях.
В дальнейшем с развитием товарно-денежных отношений и возросшей потребностью феодалов в деньгах рис и другие товары стали реализовываться на местных рынках, а феодалам переводились деньги. Это обусловило расширение кредитно-денежных операций и рост экономической мощи тояй, которые начинают выступать уже не в роли хранителей риса, а в качестве торговцев.
В XVI веке они вели довольно крупные по тому времени торгово-ростовщические операции.
В XVI веке Япония имела довольно широкие внешнеторговые связи. Кроме Китая, Кореи и островов Рюкю, Япония торговала с Патаном (Непал), Брунеем, Сиамом (Таиланд), Камбоджей, Макай (Аомынь, Гоа). Япония импортировала шелк-сырец, шерстяные ткани, бархат, хлопок, ковры, ртуть, сахар, слоновую кость, изделия из стекла, а вывозила мечи, лакированные изделия, створчатые ширмы, веера, предметы из золота и серебра.
С середины XVI века Япония установила торговые связи с европейскими государствами, прежде всего с Португалией и Испанией. Европейские купцы поставляли Японии главным образом огнестрельное оружие. Оно прибывало на остров Танэгасима, откуда торговцы города Сакаи развозили его по всей стране. Потребность в огнестрельном оружии в период междоусобных войн была так велика, что в Сакаи наладили его производство.
Прямое влияние на развитие ряда японских городов, в частности Сакаи, Хёго, Хаката, Хирано, Нагасаки, Фунай, Оцу, Нагахама, оказала именно внешняя торговля, особенно торговля с Китаем. Насколь-
jco велико было ее значение для экономического развития японских городов, видно на примере Сакаи, Хаката и Ямагути.
В годы Тэнсё (1573—1591 года) в этих городах добывали искусные китайские ткачи и ознакомили японских ремесленников с производством высококачественных тканей (китайского газа, дамасского шелка, шелкового крепа, парчи). Вскоре японские ремесленники сами стали производить эти товары.
Торговля с Китаем, составлявшая наибольшую долю во внешней торговле Японии, ведет свое начало с далеких времен. Уже в XII веке Япония импортировала из Китая шелк, парчу, пудру, фимиам, сандаловое дерево, фарфор, медные монеты, а экспортировала в Китай золото, ртуть, веера, лакированные изделия, ширмы, мечи, лесоматериалы. Торговля с Китаем была очень выгодна Японии, ибо дань, приносимая ею, всегда вызывала «ответные дары», стоимость которых во много раз превышала стоимость дани. К тому же это позволяло Японии привезти дополнительно немало товаров (обычно в десять раз больше дани) и с выгодой для себя продать их на китайском рынке.
Непосредственное участие во внешней торговле принимали крупные феодалы (Оути, Отомо, Симад-зу, Набасима, Като, Мацуура), влиятельные торговцы (Сумикура Норимори из Киото, Сузёси Магодзаэ-мон из Осака, Ноя Скэдзаэмон из Сакаи, Сумия Ситиродзиро из Мацудзака, Араки Содзаэмон и Суэ-цугу Хэйдзо из Нагасаки), монастыри и храмы.
ЛИТЕРАТУРА И ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО ЯПОНИИ
Японская культура в силу ряда исторических и географических факторов в высшей степени самобытна. Культура — исторически сложившаяся, устойчивая система, важное место в ней занимает общность языка, духовного склада, обычаев народа.
По местоположению резиденции правителей конец XVI века, на который падают годы правления Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси, принято называть пери-°Дом Момояма, а период с XVII века, когда власть Захватили сёгуны Токугава,— периодом Эдо.
Для развития городской культуры Японии в XVI веке характерным является распространение чайных церемоний (тяною), на которые собирался определенный небольшой круг лиц и где в свободной обстановке обсуждались интересующие их вопросы культуры, политики и т. д.
Чайные церемонии были известны в Японии уже много раньше, но прежде они ограничивались лишь стенами буддийских монастырей, а затем дворцами сёгунов и даймё и не играли никакой роли в общественной жизни страны. В XVI веке они получили распространение среди горожан и самураев, и их иногда сравнивают по общественной значимости с политическими салонами и клубами в Европе XVIII века.
Основателем такого рода чайных церемоний считается Сэн-но Ршсю (1520—1591 года), сын видного купца из города Сакаи: он длительное время изучал искусство чайных церемоний в старых центрах японской культуры Киото и Нара и затем стал пропагандировать такие же собрания на иной основе, с сохранением, однако, традиционных церемоний, в Сакаи.
Когда Нобунага и Хидэёси ограничили самостоятельность городов, в первую очередь Сакаи, сии ввели при своих дворах чайные церемонии уже придворного характера, собирая на них главным образом художников, писателей. В связи с распространением чайных церемоний получает дальнейшее развитие садовая культура, одна из национальных особенностей Японии, характерная для культуры жилища. В садах строятся специальные чайные павильоны. Лучшим образом этого рода искусства для конца XVI века считается чайный павильон в императорском увеселительном замке Кацура близ Киото.
В XVI веке вместе с повышением роли городов в экономике Японии начала развиваться и городская литература. Ремесленники и торговцы устраивали состязания в поэтическом мастерстве и составляли сборники стихов победителей. На первое место выходили короткие стихи со свободным размером — коута («малая песня»). В поэтической антологии «Кангин-сю» (1518 году), самом известном сборнике XVI века, 226 стихов из 331 написаны в этом жанре. В коние XVI века появилось «Собрание коута эпохи Мурома-тИ», включившее 221 коута от 2 до 4 стихов в каждом. С открытием Японии европейцами (1542 год) и активизацией миссионерской деятельности католиков на японском языке стали переводиться отрывки из сочинений Гомера, Аристотеля, Цезаря, Цицерона и других античных авторов. Особое значение имел перевод басен Эзопа (1593 год).
В начале XVII века в Японии установился абсолютистский режим Токугава. Католические миссионеры были изгнаны из страны, связи с внешним миром почти прекратились, самовольные контакты с европейцами жестоко карались. Буддизм был объявлен государственной религией, и каждая семья приписана к определенному храму. Ведущей доктриной, регулировавшей общественные отношения и мораль, стало неоконфуцианство. Окончательно оформился кодекс поведения японских самураев — бусидо. Развивались кангаку («китайские науки») — исследование, комментирование и перевод памятников китайской классики и как антипод этого направления — вагаку или кокугаку («японские науки»), представители которых углубленно изучали письменные памятники японской древности и раннего средневековья, ратовали за вознаграждение древнеяпонских традиций.
Успехи книгопечатания в начале XVII века способствовали распространению грамотности. Рост городов (Киото, Осака, затем Эдо) привел к преобладанию демократических тенденций в литературе и театре. Особенность Японии этого периода — разнообразие жанров и обилие талантливых писателей. Традиции отогидзости (анонимных произведений ранней стадии развития искусства горожан — сказок,.любовных повестей, притч) в XVII веке продолжал новый жанр канадзоси, т. е. популярные рассказы Развлекательного и нравоучительного характера. Их авторы — чиновники из разорившихся самураев, буддийские монахи, горожане. Рассказы дали начало повествовательному жанру, характерному для XVII ве-Ка — укиёдзоси («записки о бренном мире»), т. е. рассказам, новеллам и повестям бытового, чаще всего эротического характера. Герои и читатели укиёдзоси — жители городов с их пристрастием к земным Радостям, к чувственным удовольствиям.
В этот период с ростом городов развились торговля и ремесла. Все третье сословье — купцы, лавочники, ростовщики — постепенно приобщились к культуре.
В XVI — XVII веке развиваются виды искусства, созданные в XVII веке: лирическая драма Но, народный фарс кёгэн и поэтический жанр рэнга («нанизанные стихи»).
Театр Но произошел от древнего культового искусства Японии, от обрядовых танцев, исполнявшихся в дни полевых игр (дэнгаку) и интермедий (саруга-ку). В XIV веке появились первые пьесы — ёкёку (либретто для пения). Пьесы сочиняли буддийские монахи. Пьесы ёкёку в соединении с ритуальными танцами и музыкой воплотились в знаменитый театр Но.
Сцена театра представляла собой площадку, открытую с трех сторон. Крыша держалась на двух колоннах, передних углах сцены и единственной стене. Декораций почти не было, хор дополнял игру актеров. Главный герой выступал в маске, остальные актеры не гримировались, но носили яркие и пышные одежды.
Каждый жест, предусмотренный сценическими канонами, призван в театре Но воплотить определенную идею или сообщить настроение (благочестивое, героическое), раскрыть силу извечного чувства (любви, ненависти). В театре Но было мало действия, но много чувств, поэтому его можно назвать лирическим.
Главный из принципов театра Но — требование, чтобы актер смотрел на свой танец объективно, глазами зрителя. Другой принцип заключается в том, что актер Но должен забыть на сцене о своем существовании как личности. Искусство Но должно быть сдержанным, в нем не должно быть ничего лишнего.
В XV — XVI веках театр Но достиг расцвета. Теоретик театра Но Дзэами (1363—1443) считал, что в основе театра Но должны лежать два принципа: «подражание вещам» (мономанэ) и умение передать «сокровенный смысл», «скрытую красоту» предмета (югэн). Под «подражанием вещам» Дзэами имел в виду передачу настроения, душевного состояния персонажа таким, каким оно должно быть в данной ситуации. Главное, учил Дзэами, не внешнее сходство с жизнью, а «душа вещей», нужно стремиться вызвать в воображении зрителя поток ассоциаций, эмоциональный отклик. Югэн должен создавать такое настроение, «как будто любуешься да лодки, скрывающиеся за островами... Как будто бы следишь задумчиво за полетом диких гусей, исчезающих вдали средь облаков небесных».
«Цель Но — смягчать сердца людейi действовать ,на чувства высших и низших»,— писал Дзэами.
Цэясу сёгун из династии Токугава, среди ста глав государственных правил оставил одну главу, касавшуюся театра Но. Согласно этой главе государство должно было выделять на каждую маску (актера) театра Но жалованье в виде значительного рисового пайка. В этой же главе было указано, что в случае пожара актеры театра Но должны спасать маски от огня.
Многие политики увлекались театром Но и танцевали в нем. Знаменитый объединитель Японии Хидэёси, согласно преданию, танцевал во время спектакля Но до десяти танцев.
В эпоху Токугава театр Но пользовался государственным покровительством. Для каждого из руководителей школы Но на склоне его лет устраивался бенефис. В столице строился временный театр на четыре тысячи стоячих и полторы тысячи сидячих мест, с ложами для даймё и сёгуна. На спектаклях народ своими глазами мог увидеть сёгуна.
Сцена была обведена галереей с ложами, а пространство между сценой и галереей застелено циновками. Спектакли начинались с семи утра и шли до десяти вечера. Временный театр строился на пятнадцать дней. Каждый домовладелец столицы в обязательном порядке должен был купить одну циновку (одно место) на один спектакль. Циновка стоила одну иену, а сбор в целом шел в пользу учителя Но.
Программы представлений были записаны на свитках, там же содержались и правила поведения во время спектакля: «не пить во время действия», «не выходить со своих мест во время действия», «занижать свои места начиная с пяти часов утра».
Авторы Но не сочиняли фабуд. Они выбирали лУчшее из фольклорного материала. Стихи, песни, отрывки из прозаических текстов искусно соединялись друг с другом, образуя неразрывное целое.
Поэтика Но со временем настолько усложнилась, что искусство лирической драмы стало недоступным неграмотным крестьянам и ремесленникам. Зато им приходились по душе разыгрывавшиеся между двумя пьесами Но интермедии, однократные пьесы, фарсовые сценки (кёгэны), которые поначалу поясняли характер пьес Но.
Если условность — характерная черта Но, то естественность, простота, разговорная речь — характерные черты кёгэнов. В основе действия кёгэна — комический эффект. Зритель, уставший от напряженных, торжественно-героических пьес Но, возвращался к реальности. Как и в представлениях Но, в кёгэнах два-три действующих лица: феодал-даймё, монах или отшельник и неизменный слуга Таро. Осмеивались те самые персонажи, которые окружены ореолом героического в пьесах Но. Хитроумный и ловкий плут-слуга Таро всегда выходил сухим из воды, а впросак попадал либо жестокий даймё, либо — монах. Создавалась пародия.
Расцвет интермедий кёгэнов, естественно, совпадает с расцветом театра. Однако первые записи кёгэнов появились гораздо позже — в XVII веке.
Важным художественным достижением помимо Но и кёгэна был поэтический жанр -«нанизанные стихи» (рэнга).
Десять веков размер танки оставался неизменным (пять строк). Стремясь разнообразить ритм, поэты все чаще обращались к цензуре и инверсии, расчленяя танку на две половины: верхнюю — трехстишье и нижнюю — двустишье. Это помогло приспособить танку к стихотворной игре, принцип которой лег в основу рэнга. К заданному трехсложию нужно было придумать двустишие, так, чтобы вместе они образовали целую танку. К двустишию присоединили новое трехстишие так, чтобы мысленно поставленное над этим двустишием, оно составляло вместе с ним следующую танку. Так создавалась стихотворная цепь, каждое последующее звено которой тематически связано с предыдущим при помощи слов одного тематического цикла. Если, например, в первой строфе упоминалась «луна» как символ осеннего пейзажа, то в следующем двустишии могла появиться «роса» как слово того же тематического цикла — «осенних слов»-
Цо так как «роса» означает еще и «бренность жизни», то уже в следующем трехстишии она могла вызвать образ «осыпающихся цветов», которые приводили к иным ассоциациям и первоначальную тему уводили далеко в сторону. Своеобразная поэтическая цепь могла растянуться на пятьдесят-сто строф и более.
Постепенно искусство рэнга усложнялось. В XIV веке вышло несколько трудов по теории рэнга. Школу «высокого стиля» представлял поэт Нидзё Есимото (1320—1388 года), составитель знаменитой антоголии рэнга «Цукубасю» (1356 год).
К XVI веку, с развитием культуры третьего сословия, поэзия изменила свой характер. Соперничество «высокой» и «низкой» школ рэнга закончилось победой последней. «Низкая», или «неодушевленная», школа пренебрегала поэтическими канонами, дала волю юмору и гротеску. К этой школе примкнули видные поэты: Аракида Моритакэ (1473—1549 года) и Ямадзаки Сокан (1465—1553 года).
Ямадзаки Сокан первый начал сочинять шуточные рэнга (хайкай но рэнга) на разговорном языке. Вскоре от шуточных рэнга как самостоятельный жанр отделились «начальные строфы», трехстишия (хокку). На первых порах содержание трехстиший, вышедших из рэнга, сводились к шутке, каламбуру. Легкость техники позволяла многим испытать силы в новом жанре, и этот вид поэзии стал любимым у горожан и крестьян. Хокку сочиняли дома, в кругу знакомых, за чашкой чая. Известен такой случай: один любитель хокку, вернувшись поздно вечером, застал у себя грабителя. Тот умолял о снисхождении в тут сочинённых же хокку. Хозяин ответил тем же. Поэтический поединок затянулся до глубокой ночи, после чего хозяин отпустил вора с денежной наградой.
Горожанин любил острое словцо и не упускал случая дружески подшутить над соседом. Унаследовав от своих предков любовь к природе, он умел проникнуться лирическим настроением. Все это горожанин Искусно выражал в трехстишиях.
Так появилась поэзия, по духу и по форме своей близкая народу.
Летом 1603 года в Киото-, на площадке высохшего РУсла реки Камо, бывшая жрица синтоистского храма плясунья о-Куни увеселяла горожан своим искусством. Успех был настолько велик, что позволил ей собрать труппу для гастролей в окрестностях Киото. Вскоре танцы сменились сценками, сценки — пьесами. Так начал свое существование народный театр кабуки («песни и танцы»).
С годами расширился репертуар кабуки, углубилось содержание пьес, стала тоньше игра актеров. Появилась своеобразная театральная культура.
Правительство преследовало народный театр. В 1629 году были запрещены женские, затем юношеские труппы (с тех пор в театре кабуки играют только мужчины). Самураям не разрешалось посещать кабуки, и это определило состав аудитории и характер пьес.
АРХИТЕКТУРА И ЖИВОПИСЬ ЯПОНИИ
Основными носителями культуры в период Момоя-ма выступали, во-первых, верхушка военного сословия, ставшая новым господствующим сословием, во-вторых, бывшее на его стороне богатое купечество.
Отражая присущее этим слоям стремление к деятельности, культура данного периода исполнена особой силы. Она отличалась и от высокоразвитой и вместе с тем утонченной культуры аристократии древнего периода и от культуры горожан эпохи Эдо.
Строительство замков в наибольшей степени выражает специфические черты культуры периода Момоя-ма. Вначале самураи жили разрозненно в своих поместьях. Кроме сторожевой башни ягура да небольшого рва, окружавшего жилище, никаких оборонительных сооружений они не строили. Но на случай затяжной оборонительной войны они воздвигали укрепления на труднодоступных участках гор.
С образованием крупных поместий даймё стали • воздвигать в центре своих владений, на равнинах, удобных для сообщения, замки, рассчитанные на века. Вокруг замков они приглашали селиться своих вассалов и торговцев. Так возникали призамковые города. Значительно увеличились размеры замков, их окружали широкие и глубокие рвы, со всех сторон воздвигались каменные стены с высокими сторожевы-щи башнями и массивными воротами, в центре замка сооружались опорные башни тэнсю, состоявшие из трех или пяти ярусов. Таким путем властители периода Момояма старались утвердить свою власть и авторитет в округе.
Из замковых сооружений наиболее крупными являются замок Ода Нобунага в Адзути, замки Тоётоми Хидэёси в Осака и Фусими и другие (район Фусими впоследствии получил название Момояма. Оттого этот период и назван периодом Момояма). При жизни Хидэёси места под названием Момояма не существовало. Имеются сведения, что в замке Адзути была сооружена семиярусная опорная башня.
До наших дней дошло незначительное число замковых сооружений начального периода этой эпохи, знаменитая опорная башня нагойского замка была Уничтожена во время пожара. Такое великолепное сооружение, как замок Хакуродзё в Химэдзи, сохранилось.
Внутри замка возводились великолепные постройки в стиле сёиндзукури, которые служили жилищем Для военачальников; раздвижные перегородки фусу-ма и стены в этих постройках часто украшались картинами, выдержанными в ярких золотисто-зеленых тонах. Вкусам таких военачальников более всего соответствовала живописная манера школы Кано, отличавшаяся использованием густых, сочных красок и жесткой стремительностью линий.
Крупнейшими художниками этого периода являются Кано Эйтоку и Кано Санраку. Такие мастера кисти, как Хасэгава Тохаку, известный продолжатель живописной манеры Сэссю, также создали ряд произведений, относящихся к данному художественному направлению.
Школа Кано синтезировала в себе принципы живописи ямато-э, которая отличается использованием ярких, сочных красок, с композиционными принципами монохромной живописи. Наиболее выдающимся произведением этого периода является картина на складной ширме «Хиноки», принадлежащая кисти Эйтоку, с великолепным изображением массивного ствола громадного дерева хиноки, выдержанного в густых, сочных тонах. Не менее знаменита роспись стены в Тисякуин, созданная, как полагают, Тохаку в манере Эйтоку. На ней широкими мазками изображен клен в окружении буйно цветущих кустов и цветка петушиного гребня.
Стремление к изображению красоты цветков, травы, деревьев на основе их непосредственного восприятия придавало живописи очарование, которого не было в произведениях школ ямато-э и монохромной живописи, изображавших главным образом бытовые сцены и горные пейзажи. По своей величественной композиции картины представляли собой совершенно новое явленйе в истории японской живописи, которую отличали до сих пор изящество и миниатюрность.
В истории искусства Японии живопись этого периода занимает совершенно особое место.
В годы Эдо мастера школы Кано стали пользоваться особым покровительством токугавского правительства, превратившего их в придворных художников.
Конец периода Момояма украшает творчество Та-варая Сотацу. Сотацу был связан с придворной аристократией города Киото-Карасума Мицухиро и другими, испытывал на себе воздействие искусств аристократии древнего периода. У такого великолепного мастера прикладного искусства, как Хонами Коэцу, он воспринял технику декоративного искусства, оставив после себя ряд выдающихся произведений, таких, как картины на складной ширме « Гэндзи-моногатари» и др. Грациозную и утонченную живопись ямато-э Сотацу обновил ощущением новой эпохи. Несмотря на то, что темы многих его произведений были почерпнуты из традиционного аристократического искусства — древних моногатари, свитковой живописи, живописная манера художника пронизана стремлением к декоративности, выдержанной в духе нового времени, что было чуждо древнему искусству.
Подробности биографии Сотацу неизвестны, однако некоторые исследователи предполагают, что он является выходцем из крупного торгового дома промышленника, занимавшегося выделкой тканей по тан-ским образцам. Если это действительно так, то упомянутые детали биографии Сотацу помогут понять истоки того специфического для художника видения мира, которое отличается стремление к декоративности в живописи. Картины Сотацу проникнуты не столько духом, присущим военному сословию, сколько тем настроением, которое было характерно для аристократического искусства. В этом отношении они существенно отличаются от картин школы Кано. Кроме того, им присущи черты, которые могли появиться только в атмосфере богатых купеческих домов,— в этом проявилось влияние мироощущения периода Момояма.
Период Момояма отличался своеобразной пышностью и великолепием. Вместе с тем в период Момояма проявлялась совершенно противоположная тенденция — тенденция к умиротворенному, созерцательному видению мира. Стремление к такого рода искусству явилось реакцией, верхушки военного сословия и богатого купечества, тративших все свои духовные силы на ведение мирских дел, искать отдохновения в сфере искусства.
Тохаку, известный своими росписями на фу сума во дворце Тисякуин, принадлежал к школе монохромной живописи; одним из свидетельств этого является его великолепная, исключительно тонкая работа (Ма-цубаяси» («Сосновая роща»), где художник изобразил сосны, просматривающие сквозь дымку дождя.
Военачальники и богатые купцы того периода часто устраивали чайные церемонии, которые использовались для обсуждения политических или торговых дел. Прислушиваясь к мерному бульканию кипящего чая, как бы подчеркивающего тишину чайного павильона, они чувствовали себя в совершенно ином мире. Сан-но Рикю —житель города Сакаи, пользовавшийся особым покровительством сёгуна Хидэёси, в соответствии с социальной потребностью разработал целую систему чайной церемонии, составив свод правил чаепития — тядо.
В этой церемонии соблюдалась строгая система социальной градации: сёгун Хидэёси и его приближенные, с одной стороны, оборудовали так называемые «золотые» чайные павильоны, соответствовавшие их положению неожиданно пришедших к власти военачальников, а с другой стороны — предпочитали наслаждаться церемонией скромного чаепития — взби-
Ворота Карамон храма Ниси-Хонгандзи в Киото.
Конец XVI в.
тя — в так называемых ямадзато (горная обитель), представлявших собой простые, тихие чайные павильоны, напоминавшие затерянные в горах хижины, далекие от мирской суеты. В этом также проявилась одна из специфических черт культуры периода Момояма.
В эпоху Токугава чайная церемония стала носить сугубо формальный характер, считаясь пустым времяпровождением праздных людей. Но вплоть до периода Момояма чайная церемония еще не была такой. Немало книг, в которых преподавались тонкости чайной церемонии, были написаны в более позднее время с целью достоверно восстановить первоначальный характер чайной церемонии. Тем не менее в относительно устоявшемся архитектурном облике чайных павильонов явственно слышны отголоски далекого прошлого.
Например, находящийся в Ямадзаки павильон Тайан, известный под названием «Домика радости». По внешнему виду он напоминает скромную крестьянскую хижину с крошечной, в две татами, комнатой, где совершается чайная церемония, однако в сложных конструкциях перекрытий и других деталях отчетливо проявляется специфический архитектурный вкус и замысел. Благодаря исключительно удачной объемной композиции пространство в две татами воспринимается как беспредельное неограниченное в своих размерах. Во всем архитектурном решении павильона проявляется невиданное прежде великолепное художественное мышление.
Стремление к роскоши, характерное для периода Момояма, привело к распространению архитектурного стиля, рассчитанного на то, чтобы ослепить человека своим великолепием. Это достигалось многочисленными скульптурными украшениями, расставленными как внутри, так и вне зданий, а также превосходными картинами на фу сума и складных ширмах. Такой стиль, в частности, проявился в замке Фусими в ряде построек, которые считаются остатками знаменитого дворца Дзюракудай. В конечном итоге стали сооружать постройки, отличавшиеся изобилием чисто декоративных деталей, задача жа достижения красоты на основе архитектурно-конструктивных элементов полностью игнорировалась. Примером таких построек может служить мавзолей Тосёгу в Никко, строительство которого было закончено в период правления Токугава Иэмицу.
Из строений, повторяющих не столько стиль чайных павильонов, сколько стиль сёиндзукури, но в такой же степени полностью лишенных декоративных элементов (при строительстве этих сооружений все внимание уделялось их роли как жилых помещений и достижению динамичной красоты посредством использования конструктивных элементов), следует отметить загородный дворец Кацура. Здание, окруженное со всех сторон садами, дорожками для прогулок, отличается оригинальностью архитектурного замысла, в результате воплощения которого был создан памятник японской культуры, по праву получивший признание во всем мире как великолепное произведение искусства.
Дворец был построен в годы Гэнна (1615—1624 года) и Канъэй (1624—1644 года) принцами Тосихито и Нобухито. В нем широко использованы элементы аристократической культуры древнего периода, что сближает его с картинами Сотацу. Загородный дворец Кацура можно, пожалуй, рассматривать как последний вклад, который смогли внести потомки древней аристократии в формирование новой культуры. К этому времени они полностью потеряли реальную власть и именно поэтому оказались в состоянии обогатить японскую культуру квинтэссенцией старой аристократической культуры.
В XVI —V XVII веках в технических приемах строительства и архитектурном оформлении сказывалось европейское влияние. Замок Хидэёси в Осака возводился по планам португальских инженеров.
ГЛАВА 9
КОРЕЯ
В КОНЦЕ XVI — НАЧАЛЕ XVII ВЕКА
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ В КОРЕЕ В КОНЦЕ XVI ВЕКА
В этот период рост крупного землевладения принял такие значительные размеры, что серьезно ослабил установленную в начале правления династии Ли верховную власть государства над всем земельным фондом страны.
Владельцы крупных земельных угодий развернули ожесточенную борьбу за дальнейшее их расширение путем захвата чужих земель. Частное землевладение особенно возросло за счет таких земельных пожалований, как консинджон и пёльсаджон, дававшихся «заслуженным сановникам». Так, например, Лю Джагвану, получившему звание «заслуженного сановника», принадлежали плодороднейшие земли в окрестностях Янсона, Коджу, Ёнсана, Ынджина, Ёсана, Имсиля и других городов. К этим землям были прикреплены многие сотни крестьян.
Но частные земельные угодья росли не только за счет пожалований «заслуженным сановникам». Земли, приписанные к местным государственным учреждениям и службам (и составляющие категорию государственных земель), присваивались местными янба-нами, входившими в разряд средних или мелких собственников. В их число попало и немало стихийно выросших деревенских богачей (тхото). Даже некоторые крестьяне влиятельных янбанов смогли занять такое количество земли, что выплачивали до 2 тыс. сок риса в виде выкупа от зависимого состояния.
С ростом частного землевладения и сосредоточением все большего числа крестьян на землях отдельных феодалов, вследствие превращения государственных крестьян в частновладельческих (ноби) происходило экономическое и политическое ослабление правительства, так как сокращались его доходы из-за уменьшения податного населения.
С конца XVI века годовые поступления земельного налога не превышали 200 тыс. сок зерна при расходах в 190 тыс. сок. По мере расширения своих земельных угодий феодальная знать добивалась уменьшения государственного обложения, поэтому величина земельного налога была заморожена на самом низком уровне и составляла не более 4—б ту зерна с одного кёль (это был уровень годов с самой низкой урожайностью).
Вместе с тем из-за ослабления контроля правительства над всем земельным фондом затруднялись дальнейшие земельные раздачи, которые практически были возможны лишь в результате конфискации земли у старых ее владельцев. В известной мере этим объяснялась и острая политическая борьба между различными группами феодалов за преобладающее влияние на правительство, что сулило победителям умножение собственных земельных владений.
Неизбежные в этих условиях острые финансовые затруднения правительства (например, в правление князя Ёнсана) вынуждали его прекращать земельные пожалования «заслуженным сановникам» или даже конфисковывать земли буддийских монастырей, чтобы за их счет обеспечить приближенных.
Что же касается чикчон (должностных наделов), то они были только номинальными. Ими распоряжалось само правительство, собиравшее ренту-налог и обеспечивавшее их «держателей» дополнительным натуральным жалованьем. Из-за финансовых затруднений правительство нередко прекращало выдачу зерна за должностные наделы (например, в связи с голодом в 1512, 1525 и 1534 годах). В 1557 году оно вовсе отменило эту категорию служебных наделов — компенсация за них стала затруднительной для казны ввиду того, что большое количество частновладельческих земель вышло из-под государственного налогового обложения (под предлогом непригодности земли, неурожаев и т. п.). Но, с другой стороны, факт отмены компенсаций за чикчон (служивших небольшим добавлением к натуральному жалованью чиновников) свидетельствовал, что с превращением чиновников в частных феодальных землевладельцев эта дополнительная натуральная оплата не имела уже существенного экономического значения.
Более важной стала борьба за землю, приобретаемую с помощью различных махинаций или в яростных схватках с политическими противниками.
С начала XVI века вся история междоусобной борьбы полна примеров захвата обширных земельных угодий И большого числа ноби столичной знатью и утраты этих богатств после потери власти. Так в 1565 году после казни крупного сановника Юн Вонхё-на были конфискованы принадлежавшие ему пахотные земли и крестьяне, находившиеся буквально во всех частях страны. О другом, менее влиятельном представителе старой землевладельческой знати летописцы сообщали в 1569 году: «Если у кого был дом, то он всяческими уловками отбирал его; если у крестьян были хорошие поля, то он их прямо захватывал и таким образом завладел большим количеством плодороднейших земель и превратил их в свои имения, куда собирал (принадлежавших государству) простолюдинов ...дело доходило до того, что под предлогом преследования разбойников убивал население целой деревни, чтобы присвоить землю».
В общей борьбе за захват земли в центре находилась царствующая династия. Так как государственная собственность на землю постепенно превращалась в номинальную, а доходы от поземельного обложения все более сокращались, члены царствующей династии сами стремились стать реальными собственниками земли и для этого увеличивали владения Ведомства дворцового имущества. г
Летописи времен династии Ли сохранили свидетельства о безжалостных земельных захватах. В 1501 году правитель князь Енсан отнял у крестьян все орошаемые земли знаменитых на всю страну плотин Сучхон (в Пхёнтхэке) и Хапток (в Токсане) и передал их княжне Хёнсук. Причем население, которое само строило плотины, потеряло в результате 70 домов и более 100 кёль пахотных земель, не получив никакого возмещения.
С отменой в 1516 году ростовщической деятельности Нэсуса усилились земельные захваты этого ведомства, прибегавшие к самым коварным ухищрениям. Примером может служить попытка Нэсуса завладеть орошаемыми землями у плотины Моей в Сочхоне (провинция Схунчхон), которыми многие десятилетия пользовались построившие ее местные крестьяне. В 1545 году один из местных помещиков, некий Кан Джансон, занес в поземельный реестр на свое имя 100 кёль пустующих земель за пределами орошаемой зоны, а затем, переделав в документах цифру 1 на 3 стал заявлять претензии и на 200 кёль крестьянских полей. Потерпев неудачу, он продал 200 кёль «спорной» земли Нэсуса (формально — дворцовому крепостному, который «преподнес» ее своим хозяевам). Несмотря на явный подлог, Нэсуса пыталось отстоять свои «право», но вынуждено было отступить перед возмущением крестьян.
Именно такие примеры имел в виду доклад на имя вана, поданный в 1552 году из Саганвон, где говорилось: «Сейчас влиятельные люди, занявшись захватом чужих земель и ноби, не разбираются в средствах, затевая незаконные тяжбы или подделывая документы. Самые наглые (из них ложью и клеветой иногда доводят людей до грани смертельной опасности... Поэтому потерявшие свою землю и крестьян считают-за счастье, если остались в живых, даже не помышляя о попытках вернуть утраченное имущество... А к Нэсуса к тому ж примазались мошенники из ноби и совершают различные махинации... Ввиду того, даже имея землю и крепостных, люди без влияния в конце концов теряют их, так как их все равно отнимут влиятельные крупные чиновники или «Нэсуса».
Нэсуса не ограничивалось пахотной землей, оно захватывало леса, луга, рыболовные угодья, реки
и морское побережье; люди не могли ловить рыбу в море, так как стоило пристать к берегу, как улов забирали «хозяева» из Нэсуса. Они посягали даже на камышовые болота в провинции Хванхэ.
От высшей дворцовой знати не отставали и другие феодалы — как крупные, так и мелкие,— стремившиеся захватить побольше земли в свою собственность. В 1518 году в беседе с ваном чиновник Лю Ок сказал: «Весь народ живет за счет своей земли, но сейчас богатые семьи (ходжок) так ее захватывают, что бедные и нуждающиеся люди вынуждены продавать даже унаследованные от предков поля, поэтому богачи присоединяют к своим владениям все межи, а беднякам не остается даже места, чтобы воткнуть шило. Не было еще такого времени, когда богачи богатели бы так сильно, а бедные становились настолько беднее».
В другом докладе сообщалось: «В таких округах, как Сунчхон (Чолла), в домах богатых и сильных людей накапливается до 10 тысяч сок зерна, иногда до 5—6 тысяч сок. Количество высеваемого зерна достигает 200 сок... В таких округах вести хозяйство могут только 2—3 человека, а остальным не остается земли».
Как видно из сказанного, наряду с крупным землевладением высшей (прежде всего дворцовой) знати уже в XVI веке во всех провинциях развивалась частная земельная собственность стихийно выросших местных богачей, располагавших часто сотнями кёль пахотной земли. Эти большие владения образовались не только в результате насильственных захватов, но и за счет купли наделов и изъятий у несостоятельных должников.
Крупные земельные собственники большей частью сдавали свою землю безземельным крестьянам в аренду, но вели и собственное хозяйство, судя по тому, что высевали на своих полях сотни сок зерна. В качестве рабочей силы они использовали беглых крестьян.
Из бывших государственных крестьян складывался слой крестьян частнозависимых, хотя и лично свободных. Число этих крестьян, незаконно укрываемых от государственных повинностей, особенно быстро возрастало в южных провинциях, прежде всего в Чолла.
Рост земельных захватов не мог не вызывать беспокойства правительств. В середине 40-х годов XVI века оно издавало указы, грозившие наказаниями за захват земли и превращение государственных крестьян в частнозависимых. В указе 1546 года говорилось: «Бессовестные действия местных богачей (тхохо) можно наблюдать во всех восьми провинциях, но особенно ужасны они в трех южных... Зло, причиняемое ими путем захвата крестьянских земель или насильственного подчинения простолюдинов, сильнее, чем от варваров».
Различные проекты предотвращения бед, грозивших государству, большей частью отражали настроения мелких и средних янбанов, стремившихся ограничить крупное землевладение (50 или даже 10 кёль) на хозяйство. Но даже такие умеренные проекты реформ могущественная знать решительно отвергала. Острая политическая борьба, разгоравшаяся в этой связи, свидетельствовала о столкновении интересов различных слоев общества.
АГРАРНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Происходившие в XVI столетии перемены в земельных ^отношениях означали разорение большой части государственных крестьян.
ГосударственныеКрестьяне являлись лично свободными, имели наделы на государственной земле и платили налоги государству. Важнейшей их повинностью была воинская. В сословном отношении они принадлежали к простолюдинам (янин или санин). Лично зависимые крестьяне — ноби принадлежали к самому бесправному сословию «подлых» (чхонин).
Захват больших земель и множества зависимых крестьян (повинности которых не ограничивалась никакими законами) не привел одновременно к ограничению роли государства, так как снижение доходов по земельному налогу-ренте правительство компенсировало за счет других форм зависимости.
Уменьшение земельного налога (до 4—6 ту с
1 кёль) объяснялось только стремлением крупных землевладельцев увеличить долю в присвоении фео-
дальной ренты, но вовсе не уменьшением этого бремени для крестьян, так как Корейское государство усиливало поборы по натуральным и военным повинностям, сведенным к уплате новых налогов. Более того, и по земельному обложению правительство нарушало свои собственные законы и стало облагать налогами даже заброшенные земли.
Центральные ведомства широко практиковали ростовщическую деятельность. С конца XV века повсеместно распространились склады санпхёнчхан, которые создавались якобы в целях регулирования цен на зерно для блага народа (путем закупок при изобилии и продажи при дороговизне), но практически их зерновые запасы находились в ростовщическом обороте. Официально ссудный процент составлял десятую часть, а практически поднимался до 20—30 и больше. Широко практиковалось ростовщичество и Нэсуса, грабежи которого приняло такие возмутительные формы в конце XV — начале XVI века, что могли вызвать народные волнения. Поэтому в 1516 году ростовщичество Нэсуса было формально отменено (хотя отмена означала не прекращение этой формы эксплуатации, а лишь некоторое сокращение).
Возросшее стремление казны забирать как можно больше местных продуктов усугублялось существованием откупной системы, произвольно установленным перечнем поставок (когда собирали предметы, не производившиеся в данной местности), требованием редких животных и птиц или поставок на несколько лет вперед.
Отмечая тяжесть этих поставок, разорявших крестьян, крупный ученый второй половины XVI века Ли И (псевдоним Юльгок) писал: «Сейчас во многих районах большую часть поставок составляют предметы, которые не производятся на месте. Эти поставки так согласуются со здравым смыслом, как если бы рыбу ловили на деревьях, а птиц ловили с кораблей, поэтому (необходимые предметы) приходится приобретать в других местах. Даже если народ в сто раз больше затратит на их приобретение, все равно не могут быть достаточно удовлетворены потребности государства. А между тем все время сокращается число крестьянских домов, что в старину поставили 100 человек, в последние годы поставили 10 человек, а теперь берут с одного человека. Дело подошло к тому, что с исчезновением этого единственного человека не с кого будет требовать поставок».
Чтобы устранить несправедливость, Ли И предлагал провести податную реформу, которая заменила бы все подати одним зерновым налогом (по 1 ту с каждого кёль земли). Но этот проект не был принят тогда правящими кругами.
Не Менее обременительной была военная повинность, являвшаяся важной формой повинности крестьянства. Установленный прежде порядок поочередного несения военной службы серьезно изменился в XVI столетии, когда список военнообязанного населения всячески расширяли для дальнейшего увеличения военного налога тканями «капхо» («выкупного полотна»). Дело заключалось в том, что в результате роста крупного землевладения влиятельными сановниками были захвачены земли, прикрепленные ранее к военным учреждениям и предназначавшиеся на содержание войск. Для вольных чиновников использование военнообязанного населения осталось единственным источником существования, и они требовали от военнообязанных поставки все большего количества полотна (игравшего роль денег).
Так, в XVI веке один военнообязанный в пехоте должен был поставлять 17—18 пхиль хлопчатобумажных тканей, а на флоте — 20 пхиль. Возмущение против таких порядков росло, поэтому правительство решило легализовать в масштабе всей страны практику взимания с военнообязанных полотна, но ограничить размер налога.
В 1537 году был издан закон, обязывавший всех занесенных в воинский реестр, но не несущих действительной военной службы уплачивать по 2 пхиль хлопчатобумажных тканей (которые впоследствии назывались «кунпхо» — «воинское полотно»). Эти средства должны были использоваться для снаряжения войск, но практически они шли на потребление чиновников.
В связи с превращением в частновладельческих ноби значительной части государственных крестьян, которые, однако, продолжали числиться в воинских реестрах, их повинности по условиям круговой поруки падали на остальных крестьян. Коснувшись последствий этой практики, Ли И писал: «Если убегал военнообязанный, взимали за него с родственников и ближайших соседей, но если убегали эти родственники и ближайшие соседи, то брали с их родственников и ближайших соседей, так что это беспредельное преследование с взиманием налога может в конце концов прекратиться лишь в том случае, когда убежит все население страны, а вся земля превратиться в пустошь».
Военные повинности становились практически невыполнимыми. Они не только разоряли крестьян, но и служили причиной сокращения военнообязанного населения и упадка всей системы обороны страны. Установившийся обычай выкупа от воинской повинности означал распад старой военной организации, основанной на принципе всеобщей воинской повинности. Так, в 1575 году по воинскому реестру значилось столько же войск, что и в 1523 году (т. е. 180 тыс. регулярных войск, состоявших преимущественно из казенных крестьян, и 120 тыс. «смешанных», включавших и людей «подлого» сословия), однако в действительности в распоряжении правительства находилось не более тысячи боеспособных воинов.
Для этого времени характерны не только тяжесть поставок и военных повинностей, но и возрастание общего числа элементов общества, занятых обслуживанием высшей знати й государственных учреждений. Число различного рода мелких писцов и делопроизводителей намного превосходило то, которое было предусмотрено в «Кёнгук тэджон», если учесть, что для этой многочисленной категории мелких чиновников не полагалось жалования, то можно представить, с какой жадностью все они набрасывались на народ при сборе налогов и податей.
Еще одним показателем усиления гнета являлось возрастание числа ноби, попавших в полную зависимость от крупных собственников земли. Этот процесс был вызван не столько естественным приростом подневольного населения, чье зависимое состояние было наследственным, сколько постоянным притоком в ноби государственных крестьян.
Значительная часть разорившихся, или беглых крестьян так или иначе попадала в кабалу к крупным землевладельцам.
Касаясь положения, сложившегося в стране к концу 60-х годов XVI века, Ли И писал: «Если все останется по-прежнему, то через какие-нибудь несколько лет народ непременно восстанет, а страна погибнет (расколется земля). И в особенности не может не волновать то, что народ настолько истощен, что сил у него не больше, чем у лежащих мертвецов, а дух его столь слаб, что трудно поддержать его даже в мирные дни. А что если надвинется внешняя опасность с севера и юга?»
Для данного периода характерно обострение борьбы за обладание центральной властью.
После смерти короля Сечжо в столице выдвинулась и заняла высокое положение группа ученых из числа янбанов провинции Кёнсандо во главе с Ким Чончжиком. Со смертью короля Сечжо прекратилась проводившаяся в период его правления политика особого покровительства буддизму. В последовавший затем период правления Сончжона, как и во времена правления Сечжона, усиленно поощрялось конфуцианство и развитие культуры.
В этот период в большом количестве написаны и изданы книги по китайской литературе, этике, истории, географии и другим отраслям науки. Пользующиеся покровительством короля Сончжона, занявшая в политической жизни столицы ведущее положение янбанская группа Ким Чончжика участвовала во многих культурных начинаниях. В основе идеологических взглядов этой группы лежало учение китайского конфуцианского философа Чжу Си.
В связи с активизацией деятельности новых чиновников, выходцев из провинциальных янбанских кругов, неизбежно усилились трения и разногласия между ними и старыми влиятельными чиновниками. Первых называли группой ученых (сарим), а вторых — группой старой знати (хунгупха). Основываясь на теоретических положениях Чжу Си, группа ученых (сарим) критиковала и высмеивала произвол и жадность старой знати.
Вступивший на трон после Сончжона, проводившего политику поощрения конфуцианства, принц ён-сангун был тираном, который не заботился об укреплении государства. Подстрекаемый чиновниками из старой знати (хунгупха), он совершил массовые казни тех конфуцианских ученых, которые не нравились ему (так называемые убийства ученых в 1498 году — «сахва года му о»); увеличив до неимоверных размеров натуральные, подати; согнал на каторжные работы многие тысячи людей и построил роскошный дворец, куда насильственно доставлял со всех концов страны тысячи женщин и девушек и где Ёнсангун ежедневно устраивал оргии. Произвол и деспотизм
правителя дополнялись незаконными поборами чиновников в центре и на местах. Вследствие безмерных поборов и колоссальных расходов невероятно поднялись цены, а государственная казна опустела. Стремясь залатать прорехи, король ни перед чем не останавливался. Позабыв, что старая чиновная знать составляет опору его трона, он начал незаконно отбирать или сокращать размеры находящихся в их владении полей (пёльсачжон, консинчжон, чикчжон и др.), вызвав тем самым их недовольство. Он произвел массовые казни выступавших против него конфуцианских ученых (так называемое убийство ученых в 1504 году —«сахва года капча») и некоторых министров из хунгупха. В конце концов Ёнсангун приказал сносить все жилые дома, расположенные в радиусе ста ли от городских стен Сеула, чтобы высвободить место для охоты.
В стране повсюду стали вспыхивать большие и малые восстания. Воспользовавшись сложившейся обстановкой, часть крупных столичных чиновников из хунгупха организовала заговор, в результате которого правитель Ёнсангун был изгнан, а на престол был возведен король Чунчжон. Посадившие на престол нового короля чиновники из хунгупха и их сторонники, произведенные после этого в «заслуженные» сановники (консины), захватили власть в свои руки. После прихода к власти нового короля были отменены наиболее одиозные мероприятия прежнего правителя.
Дворцовые перевороты 1498, 1504, 1519, 1545 годов являлись проявлением борьбы старой аристократии против группы новых и незнатных поместных дворян, составивших группировку сторонников нео-конфуцианского учения Чжу Си.
Несмотря на неоднократные страшные гонения, конфуцианские ученые (сарим) тем не менее сумели восстановить прежнее свое влияние и вели непрерывную борьбу с представителями хунгупха. И в период правления нового короля аристократия учинила массовую расправу над конфуцианскими учеными. В результате произошло еще одно массовое истребление конфуцианских ученых (убийство ученых в 1519 году — «сахва года кимё»). Во время правления Мёнч-жона крупные чиновники из числа родственников короля по женской линии вновь совершили убийства конфуцианских ученых (убийство ученых в 1545 году).
Конфуцианским ученым, выходцам из рядов мелкопоместных провинциальных янбанов, пришлось вести жестокую борьбу с крупной столичной знатью за господство в политической жизни, и в ходе ее им неоднократно наносили тяжелые удары. И несмотря на это, конфуцианские ученые сумели восстановить и упрочить свои позиции в столице и, более того, в конце концов добились такого положения, когда каждый правительственный чиновник мог объявить себя конфуцианским ученым (сарим) и с гордостью заявлять, что он является учеником и последователем одного из тех конфуцианских ученых, которые стали жертвами массовых казней.
Наиболее крупными конфуцианскими учеными, выступившими в середине XVI века, были Тхвэге Ли Хван, Юльгок Ли И, Хвадам Со Гёндок, Хвэчжэ Ли Ончок, Наммён Чо Сик и др.
Со второй половины XVI века было создано много новых организаций, получивших название совон (храм славы) и хяняк (местное объединение).
В совонах собирались янбаны для ученых занятий и для поминальных жертвоприношений духам известных в истории ученых, политических деятелей и полководцев, с которыми они находились в родственных отношениях. Хяняки возглавлялись местными янбанами и были признаны обеспечить соблюдение конфуцианской морали.
Правительство активно содействовало созданию совонов (храмов славы) и практиковало раздачу некоторым из них особых грамот (саэк-совон) на владение землями, освобожденными от налоговых обложений, а также государственными крестьянами (ноби).
В конце концов совоны — независимо от того, имели ли они особые грамоты или нет, стали владеть огромным количеством земли и крепостных (ноби), а к концу XVI века в стране уже было этих храмов славы более ста.
ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ КОРЕИ В КОНЦЕ XVI ВЕКА
Военная организация в конце XVI века была расшатана вследствие замены воинской повинности налогами и постоянными дворцовыми переворотами.
Постепенное ослабление централизованного государства и его обороноспособности в XVI веке значительно облегчало возможность нападения соседей на северной и южной границах Кореи.
На севере военная опасность возрастала со стороны чжурчженьских племен, на юге — со стороны Японии.
На северо-западе участились вторжения племен чжурчжэней в район «четырех округов», где они не только охотились, но и грабили жителей, уводили их в плен. Племена чжурчжэней стали добиваться также права торговли в корейской столице. Долгое время их грабежи не встречали решительного отпора, и только в 1540 году корейские войска изгнали чжурчжэней за Амноккан. Корейское правительство категорически отказалось допустить чжурчжэ'ньских торговцев в столицу, так как вполне основательно считало, что они хотят разведать путь в центральные районы.
Одновременно корейское правительство направило войска за Туманган, чтобы ликвидировать опорные пункты чжурчжэней, откуда они совершали нападения. В результате их набеги временно прекратились. Однако уже в начале 1583 года на Кёнвон напал чжурчжэньский вождь Нитангай, поддерживавший до того мирные торговые отношения и награжденный корейскими чинами.
Под предлогом мести за неуважительное поведение чиновников «шести крепостей» он вторгся в северо-восточные владения Кореи, но корейские войска изгнали его.
Тем не менее положение осложнилось, так как, узнав об этом вторжении, взбунтовались чжурчжэни Чонсона и Хверёна. На их подавление пришлось бросить войска округа Онсон и крепости Хунюндасин. Удалось не только отогнать чжурчжэней, но и нанести удар по укреплениям за Туманганом. Однако летом 1583 года остатки тысяч чжурчжэньских конников снова вторглись в район Чонсона.
В успешном отражении этих набегов силами местных войск и населения определенную роль сыграло предоставление важных льгот добровольцам (например, перевод в сословие простолюдинов государственных и частновладельческих ноби). В 1587 году новое нападение чжурчжэней на о. Ноктундо (близ Кёнхы-на) было отражено войсками местного военачальника Ли Сунсина. Тем не менее к концу XVI века давление со стороны чжурчжэньских племен на северной границе не прекратилось.
Ухудшалось и положение на юге. Цусимский князь и японские поселенцы в южных портах постоянно нарушали ранее заключенные договоры и не желали подчиняться контролю корейского правительства. В 1510 году, после высадки в Пусане вооруженного отряда, присланного цусимским князем, поднялось восстание японских поселенцев. На время им удалось захватить Пусан, Чепхо (Нэипхо) и ряд других населенных пунктов и разграбить их. В коротком сражении они были разбиты.
Корейское правительство закрыло три порта (Пусан, Чепхо и Ёмпхо) и прервало всякие отношения с ближайшими японскими княжествами. Остро нуждаясь в продовольствии из Кореи, цусимский князь обратился за содействием к сёгунскому правительству Асикага. После наказания взбунтовавшихся японских поселенцев (их отрубленные головы были присланы в Корею) корейское правительство согласилось в 1512 году на заключение нового договора, допускавшего японскую торговлю через порт Чепхо (число японских кораблей и выдаваемого им зерна сократилось наполовину).
С .возникновением новых трений между цусимскими японцами и корейскими властями все японцы в 1541 году были изгнаны из Чепхо, и в дальнейшем японскую торговлю ограничили Пусаном. Недовольные этим, японские купцы и даймё усилили пиратские действия. Последовал новый разрыв отношений. Заключенный в 1546 году договор еще более сократил объем торговых связей (число прибывающих кораблей ограничили до 25) и предусматривал строгие наказания за нарушение правил торговли.
Однако ограничение торговых и других связей без обеспечения решительного военного перевеса не могло предотвратить поползновений японских пиратов. После безуспешных попыток заставить Корею расширить объем торговли японцы в 1555 году предприняли крупную (на 60 с лишним кораблях) пиратскую экспедицию в Чолла, где захватили ряд приморских крепостей. При попытке занять окружной центр Енам основные силы пиратов были разгромлены войсками чонджуского градоначальника Ли Юнгёна. Остатки разгромленых пиратов затем были уничтожены на острове Чеджужо. В их разгроме большую роль сыграли горожане, активно поднявшиеся против пиратов.
Цусимский князь вынужден был представить корейскому правительству головы пиратских предводителей и вновь просить увеличить количество допускаемых в Корею торговых судов. Тогда оно разрешило японцам присылать до 50 кораблей в год.
Для укрепления обороны страны в это время было учреждено Пибёнса (Ведомство окраинных земель), занимавшееся изучением политического и военного положения на границах.
Однако слабеющее Корейское государство не смогло принять действенных мер для укрепления обороны страны. Усиление политической борьбы за центральную власть и невнимание к обороне за время длительного мира подорвали систему централизованной организации вооруженных сил, которая возникла в начальный период правления династии Ли.
В то же время все силы и интересы правительственных кругов приковала борьба «партий» за выгодные государственные посты и большую долю в дележе централизованных государственных доходов все время уменьшавшихся с ростом крупного частного землевладения. В укреплении вооруженных сил борющиеся партии видели опасность для своего продвижения к власти.
Страна оказалась не подготовленной к отражению небывалого по масштабам японского нашествия.
С 13 числа четвертого месяца 1592 года в Пусане стали высаживаться японские захватнические войска численностью в 160—170 тысяч человек. Так началась долгая война против японских захватчиков.
Вторгшемуся врагу сразу же оказали упорное сопротивление пограничные войска и население под командованием окружного военачальника (чхомса) Чон Баля в крепости Пусан и под руководством начальника округа (пуса) Сон Санхёна в крепости Тонна, а в районах Сачжу и Чхунчжу развернулась борьба армии и народа под командованием прибывших из столицы главного военного инспектора (сунпёнса) Ли Ира и начальника управления военной инспекции (тосунпёнса) Син Иба.
Однако уже через 20 дней после высадки в Пусане враг занял Сеул, откуда отдельные части японских войск двинулись в глубь страны. Преодолев сопротивление корейских войск, японские захватчики заняли на северо-западе ряд уездов провинции Хванхэдо вплоть до Пхеньяна, на северо-востоке уезды провинции Канвондо и на севере достигли крайних пределов провинции Хамгёндо; на юге захватили многие округа провинции Кёнгидо, Чхунчхондо, Кёнсандо.
Повсюду захватчики совершали убийства, поджоги и грабежи.
В течение первых месяцев войны стратегическое преимущество было на стороне японских войск. Это объяснялось тем, что в то время, как японцы готовили молниеносное нападение, долго и тщательно готовили свои войска, вооружение и провиант, Корея уже давно не располагала ни в центре, ни на местах войсками, способными противостоять натиску захватчиков.
Обязательная воинская повинность почти повсюду была заменена военным налогом (кунпхо). Ни в центре, ни на местах не было запасов военного снаряжения и провианта.
Правящие круги, всецело поглощенные в тот период междоусобной борьбой, в течение долгого времени не могли выработать единого общегосударственного плана мероприятий: накануне войны — плана начала военных действий — плана обороны страны.
Охваченные паникой правительственные чиновники во главе с королем не способны были взять руководство обороной страны и государственными делами в свои руки. Большинство их вместе с семьями бежало, спасаясь от врага. Такая паника создала крайне благоприятные условия для вторгшихся японских войск.
В начале войны губернаторы и военачальники провинций, а также правители округов и другие лица, отвечавшие за состояние войск и флота в тех округах, куда вторглись японские войска, в панике бежали, нигде не было организовано надлежащей обороны.
В тот период фактически уже не существовало созданных повсеместно в начале правления династии Ли военных округов, а также связывавшей их системы военных крепостей. Вот почему ряд сражений, имевших место как до, так и после захвата столицы японцами, закончился поражением корейцев.
Несмотря на сопротивление, малочисленные пограничные войска и население крепостей Пусана и Тоннэ, полностью отрезанные от окружающего мира, потерпели поражение от превосходящих сил противника. Сопротивление захватчикам было оказано также у крепости Санчжу и на чхунчжуской равнине возле Тхангымдэ, но эти сражения также закончились полным поражением корейских войск вследствие того, что солдаты корейской армии не имели никакой подготовки, а скоропалительно назначенные из центра военачальники не были должным образом подготовлены.
В начале войны японцы имели явное преимущество. Поэтому после захвата столицы и важнейших провинциальных центров они рассчитывали, что им удастся добиться капитуляции корейского правительства и быстро завершить войну в Корее.
ОПЕРАЦИИ КОРЕЙСКОГО ФЛОТА ПОД КОМАНДОВАНИЕМ ЛИ СУН СИНА
Для дальнейшего хода борьбы с японскими войсками важное значение имели действия корейского флота под командованием талантливого флотоводца
Ли Сун Сина. Оценив значение флота в войне Ли Сун Син улучшил конструкцию кораблей, снабдив их пушками и зажигательными гранатами, ввел в строй «корабль-черепаху» с низкими бортами и обитой толстыми железными листами верхней палубой. Новые корабли были мало уязвимы для пуль и снарядов.
В самое трудное для страны время, когда правительство бежало на север, а разрозненные силы войск и народного ополчения отбивались от наступавшего врага, корейский флот во главе с Ли Сун Сином нанес ряд тяжелых поражений противнику и сорвал японские планы комбинированного наступления на суше и море.
К началу войны корейский флот на юге состоял из четырех самостоятельных флотилий: двух в Кёнсан (в левой полупровинции, возле Тоннэ, под командованием Вон Гюна), флотилии левой полупровинции Чолла под командованием Ли Окки. В результате вторжения японских захватчиков Корея сразу же потеряла две флотилии провинции Кёнсан — главным образом из-за трусости и бездарности их командования.
При приближении противника Пак Хон в панике сжег корабли и скрылся. Другой командующий — Вон Гюн, упорно избегавший встреч с японским флотом, тем не менее потерял за 120 дней 73 корабля и все подчиненные ему войска. С оставшимися 3 кораблями он добрался до Кольманпхо в уезде Косон и собирался бежать дальше. Только под воздействием подчиненных он решил обратиться за помощью к командующему соседней флотилией Ли Сун Сину.
Ли Сун Син не мог выступить сразу: флотилия не была готова полностью. Кроме того, по действовавшим тогда правилам без санкции высшего начальства она не могла появиться в районе действий других флотилий. Только в начале 5-го месяца (уже после падения Сеула) Ли Сун Син мог выставить готовые к боям 85 кораблей. Вокруг Ли Сун Сина объединились и другие войска провинции, поддерживавшие его с суши. Флотилия Ли Сун Сина, выйдя из базы в Ёсу и огибая -ржное побережье, прошла через пролив, отделяющий о. Коджедо от порта Тхонъён, и направилась к базе японского флота на о-ве Кадокто.
Обнаружив 50 вражеских кораблей, стоявший у причалов порта Окпхо на восточном берегу о-ва Коджедо, Ли Сун Син их атаковал и уничтожил 26 судов; еще 5 больших кораблей потопили в порту Хаппо в округе Унчхон. На следующий день при атаке на порт Чокчинпхо (в уезде Косон) сожгли и разбили
11 японских кораблей. Таким образом, уже первая операция флотилии Ли Сун Сина, вышедшей в воды провинции Кёнсан, завершилась уничтожением 42 японских кораблей и большого числа живой силы. Потери корейцев состояли всего из одного раненого.
Следующую операцию Ли Сун Син провел в 6-м месяце совместно с флотилией Ли Окки и кораблями Вон Гина. Когда противник собирался напасть на базу в Есу, корабли Ли Сун Сина 29-го числа 5-го месяца вышли к порту Норянджин (на о-ве Намхэдо), где находились корабли Вон Гюна. Затем в Сочхон-ской бухте, к северу от Намхэдо, Ли Сун Син обнаружил и уничтожил 12 больших японских кораблей.
В этом сражении впервые были применены покрытые металлическими листами суда — кобуксон («ка-рабль-черепаха») — неуязвимые для вражеского огня, обладавшие значительной огневой мощью и маневренностью.
Здесь, как и в других боях, проявилось высокое оперативное искусство Ли Сун Сина. В разгар боя, когда начался отлив, мешавший действиям крупных корейских кораблей, он инсценировал отступление и, как только увлеченные погоней вражеские суда вышли в открытое море, перешел в контратаку и успешно их разбил. Через несколько дней в порту Танпхо он обнаружил и разгромил еще 21 вражеское судно.
Вскоре, соединившись с флотилией Ли Окки, Ли Сун Син возглавил объединенный флот. В Танханпхо (уезд Косон) он уничтожил 26 японских малых кораблей. Затем были разбиты вражеские суда, находившиеся поблизости от Танханпхо и в портах Ендынпхо и Юльпхо на о-ве Коджедо. Всего во время второй экспедиции флот Ли Сун Сина уничтожил 72 японских корабля. Японские морские силы отступили в район Пусана.
Третья операция флота Ли Сунсина состоялась в 7-м месяце. После понесенных потерь японские военно-морские силы (под командованием Вакидза-ка) сосредоточились у островов Кадокто и Коджедо.
Объединенный корейский флот, выступивший из главной базы в Ёсу, насчитывал 90 с лишним кораблей. Узнав о скоплении вражеских кораблей в порту Кённэрян на о-ве Коджедо, Ли Сун Син немедленно направил туда свой флот и обнаружил там 73 японских судна.
Бухта оказалась слишком тесной для прямой атаки, поэтому Ли Сун Син направил вперед несколько кораблей, которые, вступив в бой, должны были затем отступить и увлечь японские суда в открытое море, к о-ву Хансандо, где в засаде находились главные силы корейского флота. Как только противник вышел в открытое море, корейский флот стал окружать врага, ведя интенсивный огонь из пушек. Потеряв несколько кораблей, японские моряки попытались отступить, но бежать им не удалось из-за непрерывных атак корейских кораблей.
В этом сражении японский флот потерпел сокрушительное поражение. Было сожжено, уничтожено и захвачено корейцами 59 кораблей. Японцы понесли огромные потери и в живой силе. Лишь небольшой части японского флота, в том числе флагманскому кораблю Вакидзака удалось спастись бегством, х Одержав блестящую победу, Ли Сун Син двинулся к порту Ангольпхо (в уезде Унчхон), где обнаружил 42 корабля противника. Нападая небольшими группами на расположение противника, корабли одного из сподвижников Ли Сун Сина — Ли Окки — смогли поджечь почти все вражеские суда. Во время третьей экспедиции Ли Сун Сина противник потерял около 100 кораблей и большое число живой силы. Корейский флот сохранил все корабли (потери составили 19 убитых и менее 100 раненых).
Победами у о-ва Хансандо и в Ангольпхо корейский флот закрепил свое преобладание в Корейском проливе и не позволил японскому флоту прорваться к западному побережью для поддержки с моря сухопутных армий. Японским захватчикам пришлось расставаться с планами дальнейшего продвижения на материк и, заботясь о своем спасении, возводить укрепления на захваченных южных землях (например, на о-ве Коджедо), чтобы Не допустить нарушения коммуникаций с Японией.
Успехи корейского флота создали благоприятные условия для действий корейской армии и народного ополчения.
Спустя сорок дней Ли Сун Син организовал четвертую боевую операцию. К этому времени от японского флота западнее о-ва Кадокто, не осталось и следа, поэтому все усилия объединенного флота, сочетавшего свои действия с операциями сухопутных войск правой провинции Кёнсан, направились на уничтожение японских сил в Пусане.
Объединенный флот занял позиции у о-ва Кадокто и оттуда повел атаки против японских судов в близлежащих портах.
Когда было обнаружено, что главные силы японского флота (более 470 кораблей) находятся во внутренней бухте Пусана, Ли Сун Син направил туда свои корабли, среди которых первыми двигались кобуксо-ны. Когда они приблизились, японские военачальники сняли команды на берег, оставив пустые корабли. С шести береговых позиций они открыли яростный огонь.
Ли Сун Син, однако, уделил главное внимание уничтожению флота, считая, что без него японцы не смогут продолжать войну. За день было сожжено более 100 японских судов. Когда бой переместился на сушу, Ли Сун Син увидел преимущества японской кавалерии и решил прекратить невыгодное для него сухопутное сражение. После короткой остановки на о-ве Кадокто корейский флот благополучно вернулся на свою базу.
Хотя в пусанском бою и не удалось уничтожить все силы японского флота, сам факт превращения его личного состава в обычные сухопутные войска свидетельствовал о слабости захватчиков на море. Сражением в Пусане завершились летние операции корейского флота в 1592 году.
БОРЬБА НАРОДНЫХ ОПОЛЧЕНЦЕВ И НАЧАЛО КОНТРНАСТУПЛЕНИЯ
Победы корейского флота стимулировали дальнейшую борьбу с японцами.
Губернаторы провинций Чолладо и Чхунчхондо, объединив находившиеся в их ведении сухопутные войска, предприняли поход в целях освобождения Сеула, но были разбиты в районе Ёнина и Сувона.
Неудача этого наступления объясняется тем, что в походе участвовали войска, поспешно сформированные из совершенно необученных солдат, и во главе их стояли губернаторы.
Народ создавал боевые отряды, во главе которых вставали избранные, способные командиры. Эти отряды, применяя разнообразную тактику маневренной войны (нападения на вражеские крепости, оборонительные бои, частые внезапные атаки, особенно ночные), наносили серьезные удары врагу. Это были отряды народного ополчения — ыйбён («армия, сражающаяся за правое дело»). Партизанская борьба достигала круцных боевых успехов.
Борьба отрядов народного ополчения велась не стихийно, и действия их не были разрозненными. Соблюдая в ходе борьбы строгую воинскую дисциплину, партизаны показали высокие боевые качества в многочисленных боях, которые они вели как самостоятельно, так и в тесном взаимодействии с правительственными войсками.
Постепенно восстанавливалась и военная организация правительственных сил. Части правительственных сил, а также отряды народного ополчения стали одерживать крупные победы.
Часть японских войск, преследовавшая королевский двор и правительство, проникла в глубь страны и достигла на северо-западе Пхеньяна. Эти войска (под командованием Кониси Юкинага) были остановлены в районе Сунана (к северу от Пхеньяна), встретив сопротивление восстановленных корейским правительством войск и отрядов народного ополчения.
В этот период особо отличились успешно действовавшие в провинции Пхёнандо отряды ыйбён под командованием Чо Хоик, Ян Докнок, священника Сосан Тэса и многие другие. Важнейшим фактором, который способствовал тому, что в районе Пхеньяна был остановлен противник, явилась одержанная в Южном море крупная победа корейского флота.
Из восьми провинций только Чолладо в результате борьбы корейского флота и крупной победы частей корейской армии, одержанной в районе Унчхи и Лич-хи, с самого начала избежала японского вторжения. Начавший активные действия сразу после вторжения захватчиков отряд ыйбён под командованием Квак Чэу, ведя маневренные партизанские бои в районе Ырёна провинции Кёнсандо, нанес серьезные удары японцам и успешно защитил Ырён, Хапчхон и другие уезды от вражеских войск. Партизаны под руководством Ким Мёна громили захвачиков в районе Корё-на, а отряды Чон Инхона — в Сончжу.
Отряд народного ополчения, возглавляемый Че Маль, действуя в южной части провинции Кёнсандо, уничтожил в многочисленных боях большое число вражеских солдат, офицеров. И уже после восьмого месяца почти все южные и восточные уезды провинции Кёнсандо были полностью освобождены от временной оккупаций. В восьмом месяце того же года в ходе ожесточенных боев партизанский отряд Чо Хона занял крепость Чхончжу. После этого японские захватчики редко появлялись в северной части провинции Схунчхондо.
Корейские войска активно развертывали контрнаступление также на юге и севере. Японские коммуникации, связывавшие Пусан с Сеулом и Сеул с другими районами страны, постоянно находились под угрозой.
Были случаи когда зашедших в деревню вооруженных японцев жители обливали кипятком.
Во второй половине восьмого месяца того же года, когда стало ясно, что план молниеносной войны рухнул окончательно, крупные силы противника (морские и сухопутные), теснимые корейцами, начали отходить к Пусану, чтобы перезимовать на юге и подготовиться к длительной войне.
Вслед за победой корейского флота в Пусане успехов добились сухопутные войска, действовавшие в различных провинциях. В девятом месяце в результате разгрома вражеских войск частями Вон Хо в порту Кумипхо (Ёчжу) и Пён Ынчжона в Матхане были перерезаны коммуникационные линии, связывавшие Сеул с Вончжу, и в провинциях Кёнгидо, Канвондо были освобождены все уезды, расположенные по течению реки Ханган.
В том же месяце войска и население крепости Енан в провинции Хванхэдо, избрав своим начальником Ли
Чонама, дали сокрушительный отпор вторгшимся захватчикам, в упорных многодневных оборонительных боях нанесли большой урон врагу в живой силе и отстояли крепость. В результате этого стало возможным сообщение по морю северо-западных районов (через остров Канхвадо) с провинциями Чхунчхондо и Чол-ладо.
В том же девятом месяце отряды народного ополчения под командованием Квон Ынсу и Чон Дэим, действовавшие в провинции Кёнсандо, окружили крепость Ёнчхон и уничтожили занимавшие ее японские войска. Корейские войска десяти уездов провинции Кёнсандо под командованием начальника войск левой полупровинции (чвапёнса) Пак Чина окружили крепость Кёнчжу, главный опорный пункт противника в этой провинции, и с боем взяли ее. В бою за крепость Кёнчжу корейские войска применили новое мощное оружие пигёк чинчхоннвэ («летающая бомба, потрясающая небо», которая была изобретена пушечным мастером Ли Чансоном и представляла собой снаряд большой взрывной силы) и нанесли значительный ущерб противнику.
Вслед за боями у крепостей Енчхон и Кёнчжу корейские войска стали повсеместно громить противника и освободили от захватчике® большую часть территории левой полупровинции Кёнсандо.
Японские войска, отступившие в район Тоннэ, Кимхэ провинции Кёнсандо, в начале девятого Месяца предприняли отчаянные атаки на крепость Чинч-жу. Но несколько тысяч корейских войск, защищавших эту крепость под командованием Ким Симина, при поддержке всего окрестного населения, в том числе женщин, детей и стариков, в ходе ожесточенных пятидневных боев отстояли крепость и нанесли врагу тяжелый урон в живой силе.
К концу 1592 года японским захватчикам были нанесены сокрушительные удары не только в отдаленных районах, но даже в пригородах Сеула, где находилось их главное командование.
ПРИБЫТИЕ КИТАЙСКИХ ВОЙСК (МИНСКОЙ ДИНАСТИИ)
В КОРЕЮ
Перед тем как напасть на Корею, Хидэёси начал переговоры с корейским правительством под видом «пропуска японских войск и оказания им помощи в походе на Китай». Корейское правительство отклонило это предложение, ответив: «Когда мы счастливы, в Китае радуются. Когда у нас несчастье, Китай помогает нам... Можем ли мы оставить своего отца императора и присоединиться к вам».
Минский Китай, которому также угрожало японское вторжение, решил направить на помощь Корее большую армию. Уже в шестом месяце 1592 года китайские войска начали принимать участие в боях, а в конце двенадцатого месяца огромная 40-тысячная армия под общим командованием военачальника (ти-ду) Ли Жусуна, перейдя реку Амноккан, предприняла наступление на юг.
В начале первого месяца следующего, 1593 года развернулись бои за освобождение Пхеньяна, где впервые в тесном взаимодействии сражались корейские и китайские войска. Пхеньянская крепость, в которой в течение более полугода находились значительные силы противника под командованием Кониси Юкинага, рассматривалась японцами как опорный пункт для дальнейшего наступления на северо-запад, а в будущем и для вторжения на Ляодунский полуостров Китая. Поэтому японские захватчики прилагали отчаянные усилия, чтобы удержать эту крепость в своих руках. Но объединенные силы корейских и китайских войск, окружили крепость с трех сторон — запада, севера и юга — и начали штурм ее.
После непрерывных боев, длившихся два дня и две ночи, 8 числа первого месяца корейские войска под командованием Ким Ынсо с южной стороны через ворота Хамгумун, а части китайской армии — с северо-западной стороны через ворота Потхонмул и Чхильсонмун ворвались в Пхеньян и освободили его.
В результате этих боев было убито и ранено свыше 1200 солдат и офицеров, захвачено много трофеев, в том числе лошадей и разного военного снаряжения. В ту же ночь разбитые части противника, в беспорядке отступили по направлению к Сеулу. Освобождение Пхеньяна явилось важным шагом, приближавшим полный разгром захватчиков.
Благодаря действиям населения провинции Хам-гёндо отрядами под руководством Чон Мунбу в конце первого месяца были уничтожены значительные силы неприятеля и освобождена крепость Кильчжу, являющаяся важнейшим опорным пунктом захватчиков в северо-восточной части Кореи.
В Пхеньяне и провинции Хамгёндо японцам был нанесен тяжелый удар. Японские войска в этих провинциях представляли собой главные силы захватчиков в Корее.
Объединенные корейско-китайские части, одержавшие крупную победу в боях за Пхеньян, а также корейские войска других провинций, перешедшие в наступление, сжимали в кольцо японские войска, отступившие после поражения в Сеул. Среди корейских соединений были войска из провинции Чолладо, которые нанесли ряд серьезных ударов врагу, в том числе в боях под Унчхи и Личхи. Теперь они под командованием Квон Юля двинулись на север за реку Хан-ган, заняли горную крепость Хэнчжу и стали с северо-запада угрожать неприятелю, находившемуся в Сеуле.
Готовились к наступлению также морские силы провинции Чхунчхондо и партизаны других районов, поддерживавшие тесную связь с войсками Квон Юля. Сосредоточившиеся перед отступлением в Сеуле японские войска предприняли последнее наступление против корейских войск в горной крепости Хэнчжу. Корейские войска в крепости Хэнчжу, расположенной ближе всех, представляли для японских войск наибольшую угрозу. В случае успеха враг рассчитывал сорвать активное наступление корейских сил и таким образом улучшить свое положение. С этой целью
12 числа второго месяца главнокомандующий японскими войсками Укида Хидэи лично повел многочисленные войска в наступление против корейских войск в горной крепости Хэнчжу. Целый день японцы не прекращали попыток взять крепость. Крепость не была взята.
Уже в середине четвертого месяца 1593 года японцы вынуждены были оставить также Сеул и бежать дальше на юг.
В 1597 году японцы возобновили крупномасштабные военные действия против Кореи.
В первом месяце 1597- года японские правители направили в Корею свежие силы численностью 140 тысяч, чтобы осуществить свой прежний план комбинированного удара сухопутными и морскими силами. В это время для Кореи сложились неблагоприятные условия: корейский флот, разгромивший японский и сыгравший исключительно важную роль в разгроме врага, к моменту нового японского вторжения переживал кризис.
Тяжелое положение корейского флота, который базировался на острове Хансандо и оказывал противодействие японцам на море, было связано с тем, что накануне нового вражеского вторжения был смещен с поста командующего объединенным флотом трех провинций Ли Сун Син и вместо него был назначен Вон Гюн, который подорвал боеспособность корейского флота.
Имея горький опыт тяжелых поражений, японцы на этот раз обратили главное внимание на усиление флота, назначенный же на пост командующего корейским флотом Вон Гюн не осуществлял необходимых мер для укрепления морских сил. Более того, в результате его руководства корейский флот утратил те высокие боевые качества, которые он приобрел в ходе многочисленных морских сражений.
Когда же в седьмом месяце 1597 года корейский флот вступил в сражение с наступавшими с запада японскими кораблями в Чхильчхонской бухте около Косона, он потерпел поражение и был потоплен. В этом бою погиб и командующий Вон Гюн. Противник, получивший после разгрома корейского флота временные преимущества, снова начал наступление на суше и на море. Японским сухопутным войскам удалось захватить не только провинцию Кёнсандо, но и часть провинции Чолладо — Намвон, Чончжу,— куда раньше не ступала нога японцев, и даже вторгнуться в провинцию Чхунчхондо на севере.
Корейские войска, а также отряды китайских войск, прибывшие снова на помощь Корее, в девятом месяце в бою у Чиксана провинции Чхунчхондо поч-
ти полностью уничтожили двигавшиеся на север главные силы противника, а затем стали преследовать отступившие на юг остатки японских войск.
После тяжелого поражения Вон Гюна командующий корейским флотом снова стал флотоводец Ли Сун Син. Ли Сун Син сделал все, чтобы в короткие сроки создать новый и сильный флот. Когда в девятом месяце того же года более 300 японских кораблей через Корейский пролив направилось к западному побережью Кореи, маленький корейский флот всего лишь из 10 кораблей вступил в сражение с противником в проливе Мёнрян у острова Чиндо. Соотношение сил было явно не в пользу корейской стороны.
Но корейский флот полностью использовал благоприятные природные условия этого района, заранее выбранного в качестве места для сражения. Моряки корейского флота под непосредственным руководством флотоводца Ли Сун Сина одержали победу в этом историческом сражении.
В итоге сражения, длившегося целый день, было потоплено более 100 японских кораблей. Эта крупная победа, известна под названием великого сражения в Мёранском проливе.
В двенадцатом месяце корейские войска под предводительством своего командующего Квон Юля совместно с китайскими войсками, окружив крупные японские силы в крепости Тосан в районе Ульсана, в длительных боях нанесли им серьезный ущерб.
К началу следующего, 1598 года возрастает численность китайских войск, прибывших на помощь Корее. Объединенные силы корейских и китайских сухопутных войск действовали на трех фронтах: на восточном (ульсанском), на центральном (сачхон-ском) и на западном (сунчхонском). Корейский флот под командованием Ли Сун Сина, объединившись с крупными силами прибывшего на помощь китайского флота (под командованием Чэнь Линя), действовал в районах Канчжина и Сунчхона. В седьмом месяце того же года в районе Когымдо корейский флот одержал еще одну победу, уничтожив более 50 японских кораблей.
В восьмом месяце того же года, когда японские войска оказались в катастрофическом положении, в Японии, в страшном огорчении от понесенных поражений умер Хидэёси. Умирая, Хидэёси пожелал, чтобы японские войска поскорее покинули Корею. Начиная с девятого месяца, пользуясь каждым удобным моментом, японские войска, неся большие потери в живой силе, по частям начали отступление из Кореи. Корейские войска продолжали громить отступающего неприятеля.
В середине одиннадцатого месяца последние японские войска (под командованием Кониси Юнинага), находившиеся между Сунчхоном и Сачхоном, на 300 коряблях покинули Корею. 19 числа этого же месяца корейский флот Ли Сун Сина в тесном взаимодействии с китайскими кораблями преградил путь отступающим вражеским кораблям в районе Норянч-жина (порта в Норян).
В этом сражении, длившемся в течение многих часов, было потоплено и повреждено 200 японских кораблей, а оставшиеся 100 поспешно уплыли в восточном направлении. Погиб флотоводец Ли Сун Син.
Имджинская война, длившаяся 7 лет, завершилась победой Кореи.
КОРЕЯ ПОСЛЕ ИМДЖИНСКОЙ ВОЙНЫ
Японское нашествие нанесло огромный ущерб Корее.
Население страны значительно сократилось. Число дворов в столице с 80—90 тыс. уменьшилось до 30—40 тыс. Площадь пахотных земель к 1611 году составила (как можно судить по докладу управляющего Ходжо Хван Сина) всего лишь 541 тыс. кёль по сравнению с 1708 тыс. кёль в довоенное время. Особенно сильно (более чем в 6 раз) сократились посевные площади в провинции Кёнсан, подвергавшейся наибольшим опустошениям.
В запустение пришли огромные пространства. В докладе Пибёнса (1600 год) отмечалось, что если к западу от Понсана в провинции Хванхэ можно встретить кое-где население, то на всем пути от Понсана до Сеула нельзя найти даже следов человеческого жилья. Такое же положение сложилось на дорогах, соединявших столицу с Чинсаном и Чуксаном.
Прямым следствием японских нашествий явились упадок ремесел (многие мастера по керамике и фарфору, например, были увезены в Японию) и утрата многих бесценных сокровищ корейской культуры (памятники архитектуры, произведения литературы и искусства). Корейские металлические шрифты, захваченные как военные трофеи, послужили основой развития наборного книгопечатания в Японии. Из четырех хранилищ летописей и документов династии Ли погибли три, находившиеся в столице, Чхунджу и Сонджу.
Впоследствии династийная история была восстановлена по единственному комплекту из хранилища в Чонджу.
После Имджинской войны возникли новые категории крупного землевладения. Не только Хуллён догам (учебный военный корпус), но и остальные военные и гражданские ведомства занимали земельные участки, доходы с которых должны были идти на содержание их штата. Практически все эти ведомственные земли попадали в полное распоряжение высших чиновников учреждений. Огромные земельные массивы присваивали ближайшие родственники царствующего дома, не довольствовавшиеся прежними владениями и установленным жалованьем. Полученные таким образом земли приписывались к их дворцам и потому назывались кунбанджон (дворцовыми). Наряду с ведомственными землями они стали самыми крупными категориями землевладения.
Переучет земельных площадей, предпринятый в 1601—1604 годах, привел не к укреплению государственной собственности и позиций правительства, а к закреплению раздела государственного земельного фонда частными владельцами. Влиятельные и могущественные феодалы, запугивая или подкупая землемеров, исключали свои земли из государственного реестра, записывали в качестве владений земельные наделы, принадлежавшие крестьянам или менее влиятельным феодалам.
Такие же последствия имело и усиление контроля за осуществлением закона об именных табличках в 1610 и в 1625—1626 годах. Эта мера должна была выявить лиц, обязанных нести военные и другие повинности, и тем способствовать укреплению централизованного государства. Так всех ноби, которые во время войны (за военные заслуги и другим путем) получили статус простолюдинов, теперь вернули в прежнее состояние.
Следствием роста крупного землевладения было непрерывное сокращение доходов казны. Если в
XVI веке ежегодные поступления в Ходжо составляли 200 тыс. сок, то в 1634 году — лишь 800 тыс. сок, хотя к этому времени хозяйство Кореи в известной мере уже оправилось после военной разрухи. Для покрытия финансового дефицита правительство сохранило старые и ввело новые налоги.
Чтобы спастись от невыносимых поборов, государственные крестьяне убегали или отдавались под покровительство влиятельных фондов, дворцов аристократии или правительственных учреждений.
Обострившаяся борьба правительственных кругов за политическое влияние и земельные владения проявилась прежде всего в форме вновь усилившихся столкновений «партий».
В 1599 году внутри «партии» северян (пукин) образовались новые группировки, каждая из которых преследовала честолюбивые цели.
Борьба между Большой северной и Малой северной «партиями» развернулась по вопросу о престолонаследии, с которым связывались шансы на завоевание господства.
В 1606 году на престол взошел князь Кванхэ. Восторжествовала Большая северная «партия». По ее настоянию Кванхэ совершил несовместимые с конфуцианской моралью действия, что впоследствии не смог войти в историю с титулом вана. Обвинив в заговоре против верховной власти, Кванхэ убил родного брата Имхэ и малолетнего сводного брата Енчхана, а также заточил свою мачеху (по конфуцианским понятиям, «царственную мать»).
В связи с этим оживилась деятельность «партии» западников, организовавших вооруженное выступление против Кванхэ. Свергнув его, они возвели на престол его племянника, который известен под именем вана Инджо (1623—1649 года). Переворот явился сильным ударом по Большой северной «партии», деятели которой поплатились казнями, ссылками и потерей мест. Захват власти «партией» также не принес стране желанного спокойствия. Хотя делались жесты примирения с другими «партиями» (например, с южанами, которых даже привлекли в правительство), но они не устранили противореча между политическими группировками. Теперь соперничество разгорелось в самой Западной «партии».
В 1624 году поднял мятеж один из руководителей Западной «партии» — Ли Гваль, Считавший себя обделенным. Назначенный военачальником в провинцию Пхёнам, Ли Гваль решил воспользоваться атмосферой народного недовольства и двинул на столицу подчиненные ему провинциальные войска, чтобы «устранить зло возле государя». С приближением
12-тысячной армии мятежников ван Инджо и его двор бежали в Конджу. После кратковременных успехов (в том числе и взятия Сеула) войска Ли Гваля потерпели поражение, а сам он был убит одним из приверженцев.
Борьба политических группировок, которая вылилась в прямое военное столкновение, привела к упадку центральной власти и ослаблению обороноспособности Кореи перед маньчжурским нашествием.
НАЧАЛО МАНЬЧЖУРСКОГО ЗАВОЕВАНИЯ КОРЕИ
В 1592—1598 годах в различных частях Китая проявился кризис Минской династии.
В это время в Маньчжурии вождь чжурчжэней Нурхаци, обосновавшийся в Хэттуала (совр. Лочэн в уезде Синьцзинь), в верховьях реки Суцзэхе, подчинив соседние племена, быстро укрепил свое положение. Еще в самом начале войны с Японией Нурхаци через своего представителя в Корее предложил помощь корейскому правительству, но позднее отказался от нее. Затем в 1595 году, для того чтобы выяснить положение в Корее, а также отношение к маньчжурам, Нурхаци снова направил своего представителя в крепость Манпхо, который предложил Корее установить добрососедские отношения.
В это время распространились слухи, что чжурчжени собираются перейти реку и вторгнуться в Корею. В связи с этими слухами правительство Кореи направило в ставку Нурхаци своего представителя Син Чхуниля, который должен был дать положительный ответ на их предположение об установлении дружественных отношений и в то же время выяснить их силы и намерения относительно Кореи.
Воспользовавшись тем, что Корея и Минский Китай были заняты войной против японских захватчиков, поглощавшей все их силы, Нурхаци, который к этому времени уже располагал значительными силами, объединил все чжурчженьские племена, не встретив при этом никаких препятствий извне, в 1616 году объявил свой племенной союз государством Хоу Цзинь, а себя правителем (ханом) этого государства. Все эти события таили в себе серьезную угрозу для Кореи и Минского Китая.
После создания государства Хоу Цзинь позиция Нурхаци в отношении Кореи и Минской империи становится более решительной, и вскоре он начинает совершать нападения на окраинные владения Китая. В связи с этим Минская династия в 1618 году снарядила 200-тысячное войско для борьбы с государством Хоу Цзинь и одновременно обратилась к корейскому правительству с просьбой прислать войска. Учитывая помощь, которую получала Корея от Минского Китая во время войны против японских захватчиков, а также испытывая давление со стороны правителей Минского Китая, в Китай вынуждена была направиться
13-тысячная армия под командованием главного военачальника (товонсу) Кан Хоннипа и его заместителя Ким Гёнсо.
Во втором месяце 1618 года корейские войска перешли в районе Чхансона реку Амноккан и вместе с китайскими войсками вступили на вражескую территорию. В третьем месяце произошел бой с противником в районе Фучэ, находившимся в 60 ли от Лочэна. В этом сражении китайские войска были разбиты, корейские части, попавшие в окружение вражеской конницы, также понесли огромные потери. Среди погибших был и начальник округа (кунсу) Сончхона Ким Ынха. Военачальник Кан Хоннип и его заместитель Ким Гёнсо сдались врагу.
После этой победы могущество государства Хоу Цзинь еще больше возросло. За короткое время оно овладело городами Шэньян (Мукден), Кайюань, Те-лин, Ляоян, а затем стало вторгаться в пределы Ляо-си в Китае. Минский военачальник Мао Вэнь-лун, преследуемый войсками государства Цзинь, в 1622 году (14-й год правления Кванхэгуна) прибыл в Корею и обосновался на острове Кадо (совр. остров Пхидо) округа Чхольсан; оттуда он рассчитывал начать освобождение Ляодунского полуострова. Это обстоятельство еще более осложнило положение Кореи и создало большие затруднения для Кванхэгуна и янбанов «большой северной» группировки. Оказывая помощь Мао Вэнь-луну и сохраняя традиционно дружественные отношения с Минским Китаем, они в то же время старались всеми возможными средствами сохранить добрые отношения и с правителями государства Цзинь.
Маньчжурские захватчики повернули оружие против Кореи, прежде чем предпринять наступление на столицу Минской империи Пекин.
ВТОРЖЕНИЕ МАНЬЧЖУРСКИХ ВОЙСК В 1627 ГОДУ В КОРЕЮ
Основатель династии Цзинь Нурхаци в 1625 году (3-й год правления Инчжо) перенес столицу в город Шэньян, затем, собрав огромную армию, пытался захватить крепость Линьюаньчэн — важнейший укрепленный пункт в районе Ляоси. Но в результате упорного сопротивления минских войск, защищавших крепость, а также угрозы с тыла войск Мао Вэнь-луна, действовавших со стороны острова Кадо, Нурхаци не удалось овладеть крепостью Линьюаньчэн, а сам он в том бою был смертельно ранен.
Тайцзун — преемник Нурхаци,— полагая, что покорение Кореи и обеспечение безопасности своего тыла является первостепенной задачей, снарядил в первом месяце 1627 года 30-тысячное войско, которое под командованием его сына Амина вторглось в Корею.
13 числа первого месяца хоуцзиньские захватчики внезапно форсировали реку Амноккан и 14 числа заняли город Ычжу, а затем быстро двинулись на юг. Несмотря на то, что корейские войска и патриотически настроенное население под руководством начальника округа Сончхона (пуса) Ки Хёпа, обосновавшись в горной крепости Нынхансан, сражались против маньчжурских захватчиков, из-за превосходства противника в живой силе они, понеся большие потери, вынуждены были отступить. Упорное сопротивление врагу оказали также защищавшие крепость Анчжу население и войска, которыми командовали военачальник (пенса) провинции Пхёнандо Нам Ихьга и начальник (мокса) округа Анчжу Ким Чжун, но их сопротивление также было подавлено в результате численного превосходства врага.
После захвата крепости Анчжу противник, не встречая больше сопротивления, стремительно продвигался на юг через Пхеньян, Хванчжу и уже 25 числа первого месяца достиг Пхёнсана.
Король Инчжо и его чиновное окружение в панике покинули столицу и бежали на остров Канхвадо. Несмотря на то, что правящие круги в критический момент безо всякого сопротивления оставили столицу и сбежали на остров Канхвадо, в конце первого и в начале второго месяца повсеместно возникают народные ополчения, которые начинают угрожать захватническим войскам как с фронта, так и с тыла.
Так, например, в провинции Пхёнандо народное ополчение под предводительством Чон Бонсу, обосновавшееся в горной крепости Ёнгольсан (уезд Чхоль-сан), наносило сильные удары врагу, а другой отряд под руководством Ли Ипа своими активными боевыми действиями в уезде Ёнчхон создавал серьезную угрозу вражескому тылу.
В этих условиях враг, располагавший в Корее сравнительно немногочисленными силами, вынужден был искать пути к скорейшему окончанию войны. Именно поэтому 3 числа третьего месяца между Кореей и государством Хоу Цзинь был заключен мирный договор, основные условия которого были следующие:
1. хоуцзиньские войска со дня подписания договора не должны делать ни одного шага вперед от Пхёнсана (провинция Хванхэдо);
2. с момента вступления в силу мирного договора должен быть осуществлен вывод хоуцзиньских войск из Кореи;
3. впредь хоуцзиньские войска не должны нарушать границу по реке Амноккан;
4. впредь правители Кореи и Хоу Цзиня будут считать друг друга братьями.
Таким образом, по этому договору Корея обязалась строго соблюдать нейтралитет в отношениях между государством Хоу Цзинь и Минским Китаем. Однако для хоуцзиньских захватчиков заключение этого договора было всего лишь маневром. Было ясно, что рано или поздно маньчжуры снова вторгнуться в Корею.
Эту временную передышку Корея должна была максимально использовать для того, чтобы быстро и надлежащим образом подготовиться к сражению против повторного нашествия маньчжуров, но меры для обороны страны не были предприняты.
НАШЕСТВИЕ МАНЬЧЖУРСКИХ (ЦИНСКИХ) ВОЙСК В 1636 ГОДУ
В первом месяце 1636 года маньчжуры стали свое государство называть Цин, а титул хана заменили титулом императора. При этом цинский Тайцзун заблаговременно направил в Корею своего посланника, который должен был пригласить представителей Кореи присутствовать на торжественной церемонии провозглашения империи, однако корейское правительство отказалось сделать это, ибо сам факт участия корейских представителей в церемонии присвоения звания императора цинскому Тацзуну означал бы, с одной стороны, формальное признание вассальной зависимости Кореи от Цинского государства, а с другой — унижение достоинства императора Минской династии Китая и, следовательно, враждебное отношение к нему.
Эта позиция корейского государства была правильной как с точки зрения интересов страны, так и с точки зрения соблюдения духа и буквы мирного договора 1627 года.
Государство Цин быстро усиливалось, и маньчжурские правители, не оставлявшие своих планов нового вооруженного нападения на Корею, воспользовались этим отказом как предлогом и во втором месяце 1636 года снова направили в Корею своего посланника, который в одностороннем порядке заявил о замене существовавших ранее братских отношений между двумя странами новыми отношениями вассальной зависимости Кореи от Цинского государства.
Отклонив ультиматум маньчжурских правителей, корейское правительство одновременно во всех восьми провинциях объявило о войне Цинскому государству. Правители и на этот раз не подготовились должным образом к отражению вооруженного вторжения маньчжурских завоевателей, поэтому государство снова оказалось беззащитным перед лицом захватчиков.
9 числа двенадцатого месяца 1636 года 100-тысячная маньчжурская армия под предводительством самого императора Тайцзуна перешла реку Амноккан и вторглась в Корею. По получении этого известия правители уже 13 числа эвакуировали свои семьи на остров Канхвадо, а утром 14 числа король Инчжо и его чиновники, выйдя через южные ворота города, сами пытались уйти, но к этому времени дорога, ведущая на остров Канхвадо, была отрезана маньчжурскими войсками, поэтому они вынуждены были через восточные ворота направиться в горную крепость Намхан.
В этой крепости находились 12 тысяч корейских войск. Они располагали 14 300 сок риса, которого могло хватить на 60 дней.
14 числа двенадцатого месяца 1636 года после занятия столицы Кореи часть маньчжурских войск направилась на остров Канхвадо, а основные силы двинулись к горной крепости Намхан и осадили ее.
Крепость Намхан, окруженная вражескими войсками и непрерывно атакуемая, оказалась в тяжелом положении. Однако когда король Инчжо вышел к войскам и спросил, какие меры нужно предпринять для обороны крепости, то воины единодушно ответили, что для защиты крепости главное — уничтожить сторонника заключения мира с маньчжурскими Чхве Мёнгиля, назначить первым министром (чжэсан) Ким Санхона и повести решительную борьбу. Именно в этот день корейский отряд под предводительством одного из столичных военачальников (оён тэчжан) Вон Дупхё совершил вылазку через крепостные ворота, нанес противнику удар и благополучно вернулся в крепость, в ту же ночь группа воинов во главе с оци-ром (чхонюнса) Ку Квэном внезапно напала на вражеский лагерь, вызвав большую панику, и уничтожила более 20 вражеских солдат. Но маньчжурские захватчики, не считаясь с большими потерями, продолжали штурмовать корейскую крепость и каждый раз защитники крепости отбивали атаки противника.
23 числа первого месяца 1637 года маньчжуры заняли остров Канхвадо и захватили в плен эвакуировавшихся туда двух принцев и семьи высших сановников. Король Инчжо и его чиновники заявлявшие до этого о своей решимости до конца отстаивать крепость Намхан, утратили боевой дух и 30 числа первого месяца вышли из крепости и сдались врагу. В результате маньчжуры навязали Корее унизительные для нее условия мира. Корея становилась вассальным государством, она обязана была давать заложников, поставлять ежегодную дань и, наконец, должна была порвать отношения с Минским Китаем, а также оказывать вооруженную помощь маньчжурам в их войне' против Минской династии.
По этому договору маньчжурские захватчики взяли в качестве заложников двух корейских принцев, непримиримых противников мира с маньчжурами, а также много мирных жителей. В это время столица Сеул, разоренная маньчжурами, представляла страшное зрелище, как во времена японского вторжения. Огромный ущерб был также нанесен провинциям Пхёнандо, Хванхэдо, Кёнгидо и части провинции Канвондо, которые были заняты вражескими войсками.
Не оправдались и большие надежды правителей на помощь со стороны Минского Китая. К этому времени Минская империя настолько ослабла, что уже не в состоянии была собрать большое войско, способное разгромить маньчжуров. Попытка же оказать помощь Корее путем посылки нескольких боевых кораблей во главе с военачальником (цунбан) Чэнь Хун-фанем оказалась неудачной: застигнутые бурей корабли вынуждены были вернуться назад. Сразу же после того, как стремительно наступавшие маньчжурские захватчики окружили горную крепость Намхан, население провинции Пхёнандо, Хванхэдо, Канвондо вместе с правительственными войсками усилило атаки по вражеским тылам и готовилось оказать помощь защитникам крепости. - -
После войны 1636—1637 годов начальник округа (пуюн) Ычжу Лим Гёноп, попытался вступить в тайное соглашение с Минским Китаем с целью нападения на Цинское государство, но его план не осуществился.
Было подписано соглашение, по которому Корея признала маньчжурский сюзеренитет, обязывалась поддержать маньчжуров в борьбе с Китаем и выплачивать дань. Маньчжуры отступили на север, оставив Корею разоренной, с лежащими в развалинах городах.
РАЗВИТИЕ ТОРГОВЛИ
Экономика Кореи по-прежнему основывалась на замкнутом натуральном хозяйстве. В начальный период правления династии Ли, особенно в XV веке, ввиду установления особенно строгого контроля, внутренняя и внешняя торговля была неразвита. В столице Сеуле было несколько постоянных больших и маленьких торговых фирм во главе с «большой шестеркой» (юкичжон), но в провинциях их вовсе не было.
Существовавшие с XV века местные рынки (хян-си) получили довольно большое развитие в XVI веке в провинциях Чолладо, Кёнсандо, Чхунчхондо.
По отношению к этим рынкам (хянси, чанси) правящие круги династии Ли осуществляли, как правило, политику запретов и ограничений. Они руководствовались соображением, что если дать возможность свободно развиваться этим рынкам, то это увеличит число людей, которые забросив основное занятие (сельское хозяйство), будут гогяться за «презренной корыстью» («сабон чхукмальчжа»), что вызвало бы потрясения в социальной и экономической жизни страны.
Вопреки этой политике правящих кругов, как результат экономического развития с каждым днем росло число местных рынков, приобретавших все большее значение. Была отменена политика запрета местных рынков (хянси) и был установлен специальный налог, которым облагались эти рынки. Обычно эти рынки функционировали раз в пять дней, причем в базарный день сюда стекались не только жители близлежащих местностей, но и отдаленных (за 80— 90 ли). Здесь происходил обмен продуктами, скотом,
овощами, тканями, древесным углем, керамическими изделиями и сельскохозяйственным инвентарем. На рынке появились и товары из более отдаленных районов, доставляемые странствующими купцами (побу-санами), которые обходили эти рынки. Кроме того, на больших рынках действовали купцы-оптовики (кэк-чжу), занимавшиеся комиссионной торговлей, посредники (коган) и ростовщики, осуществлявшие кредитные операции.
Одним из знаменательных явлений, которые имели место в начале XVII века в экономике Кореи, нужно считать оживление внешней торговли, и прежде всего с Цинским государством. Торговля с Цинским государством велась не только через посольства, которыми обменялись обе стороны, но и через ярмарки (хо-сичжан), которые периодически открывались во многих местах вдоль корейско-китайской границы.
Если говорить о туманганском районе, то и после того, как впервые в 1628 году в город Хверён из Нин-гуты (совр. Нинъань) и Улы (совр. Гирин) прибыли маньчжурские купцы с официальным разрешением палаты финансов Цинского государства и закупили крупный рогатый скот и соль, здесь ежегодно устраивалась ярмарка. Она получила название «хверёнская открытая ярмарка» (хверён кэси), которая открывалась иногда один раз, иногда два раза в год. На этой ярмарке, как и на других пограничных рынках (хо-сичжан), осуществлялась оптовая государственная торговля, причем в обмен на получаемые меха корейская сторона обязана была поставлять Маньчжурии 114 голов скота, 2600 штук лопат, 55 чугунных котлов и 850 сок соли.
Такого рода торговля с самого начала была убыточной для корейской стороны. По настойчивому требованию маньчжуров в Кёнвоне открылся регулярно действующий рынок, получивший название кёнвон кэси, где корейская сторона поставляла маньчжурам 50 голов скота, 48 лопат и 55 чугунных котлов.
С XV века в качестве натуральных денег употребляется и хлопчатобумажная ткань (чонпхо — один кусок грубой хлопчатобумажной ткани длиной 35 чхок). Но с тех пор, как прибывшие во время Им-джинской войны 1592—1598 годов в Корею китайские войска и купцы начали употреблять серебряные деньги, деньги начинают распространяться в Корее. В послевоенное время сфера их обращения расширилась. В 1619 году был опубликован закон, разрешающий употреблять серебряные деньги для платежей. Начинается усиленная разработка серебряных рудников по всей стране в XVII веке. В этот период в обращении находилось большое количество серебряных монет.
После Отечественной войны 1592—1598 годов, когда вошло в обычай употребление металлических денег, население (особенно купцы) убедилось в удобстве денег. Так, уже в 1626 году было отлито металлических монет (чон) на 600 кван (кван по совр. мере = 3,75 кг), которые намеревались пустить, в обращение в следующем году из расчета, что одна монета эквивалентна стоимости одного сын риса, однако вторжение маньчжуров помешало осуществить это мероприятие.
Впоследствии корейское правительство, отчеканив значительное количество китайских монет разрешило в провинции Кёнгидо брать у желающих десятую часть рисового налога (тэдонми) деньгами, а все подушные налоги с крепостных перевело на деньги, стремясь тем самым содействовать расширению денежного обращения. Однако из-за сильного противодействия ряда правительственных чиновников пустить в обращение эти металлические монеты не удалось.
Позднее, в 1651 году, по предложению Ким Юка были отлиты металлические монеты и пущены в обращение в северо-западных провинциях и в Сеуле. В связи с запретом употреблять в качестве денег хлопчатобумажные ткани эти монеты получили широкое распространение, но по истечении 5—6 лет из-за противодействия правительственных чиновников они были изъяты из обращения.
Однако по мере того, как товарное обращение увеличивалось, серебряные монеты находили все более широкое применение, одновременно в обращении появилось большое количество металлических монет, выпускаемых частными лицами. Уже в 1643 году в Кэсоне и его окрестностях широко использовались металлические деньги даже в торговле дровами, фруктами, овощами, не говоря уже о купле-продаже домов и земельных угодий. Такую же картину можно было наблюдать в соседних с Кёсоном районах Пхун-доке, Чандане, Канхва, Кёдоне, Ёнане и Пэчхоне.
Таким образом, сложились условия, когда отказ правительства чеканить монету не мог приостановить денежное обращение.
ЗНАКОМСТВО С ЕВРОПЕЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ.
РАЗВИТИЕ НАУКИ
В начале XVII века ездивший в Пекин корейский посол привез географическую карту Европы и познакомил с ней некоторых представителей интеллигенции. В 1628 году три голландца были определены на службу в учебный корпус (хульён догам), где они стали обучать корейцев изготовлять европейские пушки и обращаться с ними. Этим голландцам, особенно Пак Ену (условное корейское имя), а также Гамелю и его 30 спутникам, высадившимся в Корее в 1653 году после кораблекрушения, принадлежит большая заслуга в распространении в Корее науки навигации, техники производства пушек и мушкетов.
Гамель и его спутники, выброшенные в 1653 году на корейский берег, спустя 13 лет вернулись на родину через Японию. Впоследствии Гамель записал свои впечатления о пребывании в Корее и широко ознакомил с ними европейцев. Но более полное представление о передовой европейской технике и науке, а также о жизни и обычаях европейцев было получено после того, как направленный в 1631 году в качестве посла в Пекин Чон Дувон привез с собой новейшую пушку, порох, подзорную трубу, часы, географические карты, книги по астрономии, описание обычаев европейских народов и литературу о католической религии.
Чиновник канцелярии по делам астрономии, географии, календаря (квансангам) Ким Юк предложил королю Хёчжону направить в Пекин студентов для изучения нового солнечного летоисчисления, что и было сделано в 1653 году. Кроме того, такие мероприятия в экономической области, как осуществление закона о рисовом налоге (тэдонми), чеканка монет, имели непосредственную связь с зарождением идейного течения, которое стремилось хотя бы в незначительной степени изменить старые порядки и открыть путь для более прогрессивного развития корейского общества.
В 1654 году корейцы впервые познакомились с русскими, которые к этому времени уже достигли низовьев реки Амур. Корейцы проявляют большой интерес к России, и постепенно начинают сознавать ее величие. Позднее, когда была установлена граница по реке Туманган, жители этого района постепенно стали завязывать с русскими экономические и культурные связи.
Социально-экономические изменения, произошедшие в XVII веке в Корее, знакомство с передовой цивилизацией Европы, а также влияние школы «критического исследования» (каочжэнсюэ), занимавшей ведущее место в научных кругах Цинского Китая, способствовали возникновению нового идейного течения сирхак («За реальные науки»), выступившего под лозунгом «изучения реальных вещей» (сильсакуси). Прежде всего это течение использовало достижения во всех областях корейской науки в период ее расцвета в XV веке. Огромное его значение состояло в том, что путем критического изучения актуальных вопросов общественной жизни, особенно исторической действительности Кореи, оно стремилось практически воздействовать на ее экономическое и культурное развитие.
Основателем сирхакского движения можно считать Ли Суквана (псевдоним Чибон) (1563—1628 годы). Ли Сукван проявлял интерес не только к прошлому и настоящему своей родины — он трижды ездил в Пекин, где ознакомился с положением в мире и с передовой наукой. Опираясь на свои обширные знания, он подверг анализу все области политической, экономической и культурной жизни страны, и плодом его размышлений явилось сочинение «Чибон юсоль». Это сочинение фактически сыграло основополагающую роль в зарождении нового научного направления в Корее. Автор этого сочинения выразил свои научные идеи, направленные на объективное исследование окружающих предметов и явлений.
Одновременно с Ли Сукваном выступал Хан Пэк-кём (псевдоним Куам) (1552—1615 годы), выдающийся передовой ученый, внесший вклад в изучение истории и географии Кореи. Особенно велики его заслуги в области исследования исторической географии древней Кореи.
Лю Хёнвон (псевдоним Панге), родившийся на столетие позже (1622—1673 годы), был выдающимся ученым, отдавшим свои силы разработке проектов политических реформ и изучению различных наук. В своем сочинении «Панге сурок» («Записки Панге», 26 книг), посвященном изложению проектов реформ аграрных отношений, государственного строя, военной организации и в других областях, он высказывает мысль о том, что основой всех преобразований является реформа поземельных отношений. Он считал, что главное в реформе — это сосредоточение в руках государства всего земельного фонда страны, раздача на определенных условиях этой земли крестьянам и прочему населению и установление в соответствии с этим налогов и военных повинностей, а также ликвидация всех форм чрезмерных повинностей. Он считал, что, только установив такой строй, можно обеспечить могущество и процветание государства.
В условиях, когда еще не все раны, нанесенные в ходе двух крупных войн, были залечены и когда к тому же существовала угроза со стороны северных завоевателей, когда еще не было преодолено кризисное положение корейских войск, Панге не только выдвигал новые проекты поземельных и военных реформ, но и, подчеркивая при этом важность укрепления обороноспособности страны, стремился претворить в жизнь эти реформы, сплачивая вокруг себя население. Несмотря на то, что он не был государственным чиновником, были случаи, когда он собирал население для обучения стрельбе из огнестрельного оружия и для тренировочных морских сражений. Панге был одним из выдающихся представителей идейного течения сирхак и горячим патриотом своей родины.
Обедневший дворянин из Кэсона Со Гён Док (псевдоним Хвадам, 1489—1546) в своей работе «О природе духовного и материального начал» рассматривал две категории конфуцианской философии — ли (духовное начало) и ци (материальное начало). Ученый утверждал: «Нет духа (ли) помимо материи (ци)... Хотя и говорят, что ли является повелителем ци, это вовсе не означает, что того, что ли повелевает ци приходя извне ци, а только то, что ци в своем движении подчиняется закономерности». Он считал материю первичной по отношению к духу.
Во времена Седжона ученые Ли Сунджи и Ким Дан внесли серьезные уточнения в принятую в Корее систему летоисчисления. В XV — XVII веках корейские ученые и мастера создали и усовершенствовали полтора десятка приспособлений и механизмов для астрономических наблюдений и измерения времени. Вот как описывали современники водяные часы, установленные при Седжоне в одном из сеульских дворцов: «Посреди Зала почтения и благоговения... стоит гора, вылитая из меди, вышиной в семь футов с лишним. Внутри горы помещена искусно устроеная машина. Натиск воды, действующий на нее из каменной вазы... приводит в движение колеса, обращает пятицветные искусственные облака около солнца и показывает восхождение и захождение оного. Кроме того, в ней помещены фигуры, показывающие каждый час времени, как-то: солдат, красавица и 12 духов. По наступлении каждого часа солдат звонит в колокол, красавица выходит с часовой планкой, 12 духов тотчас встают и становятся по своим местам».
Практические требования, связанные с развитием сельского хозяйства дали толчок развитию агрономии, астрономии, метеорологии. Во время войны с Японией большой стимул к развитию получила военная техника. Были изобретены пушки, стреляющие разрывными снарядами и бронированный «корабль-черепаха».
КУЛЬТУРА КОРЕИ
Изобретение национального корейского алфавита в XV веке стимулировало развитие корейской литературы. До этого времени страна была наводнена книгами на китайском языке. Тем не менее в XVI веке подавляющее большинство литературы продолжало создаваться на китайском языке.
Появляется новый жанр — новелла. В произведении Лим Дже «Рассказ о мышиной темнице», каждый персонаж воплощает какой-либо из человеческих пороков или добродетелей. Проза начинает играть все большую роль в корейской литературе. В этот период она развивается под влиянием освободительных настроений, рожденных Имджинской отечественной войной с Японией (1592—1598 года) и борьбой с маньчжурскими завоевателями (1627,1636 года). Усиливается воздействие тенденций, связанных с ростом городов, а также идейного течения сирхакпха (школа реальных наук), представители которого выступали с критикой, призывали к переустройству общества на справедливых началах.
Непосредственным откликом на Имджинскую войну было появление кунги — героических историй, рассказывающих о подвигах корейских полководцев. Наиболее известным произведением этого жанра была «Имджинская хроника» («Имджин нок»). Патриотический подвиг народа стал главной темой поэта Пак Ин Но (1561—1642 года).
Появляется мемуарная литература: дневники и записи о войне Ли Сун Сина, записки о войне Лю Сон Ёна, написанные на китайском языке.
Среди прозаических произведений начала XVII века особое место занимает «Повесть о Хон Гильто-не», которая рассказывает о вымышленном идеальном государстве, основанном крестьянскими повстанцами во главе с Хон Гильтоном.
Развиваются прозаичные жанры на корейском языке, в связи с этим возрастает интерес к китайской прозе: китайские романы, новеллы и драмы распространялись как в оригинале, так и в корейских переводах. Человек и разные стороны его жизни становятся основным содержанием прозаических жанров: повести, романа, новеллы. Повесть, показывая, как прекрасен человек и как несправедливо общество и его законы, наделяет героя чертами исключительности. В литературе нашел отражение социальный конфликт: «Повесть об Ун Ён» Ю Ена, «Повесть о господине Чу» Квон Пхиля (1569—1612 года).
Распространенной формой корейского стихосложения на корейском языке в это время является «сич-жо» («строфы») из нескольких строк. «Строфы» были рассчитаны на исполнение под музыкальный акком-панимент.
Корейское искусство в XVI — первой половине XVII века представляло собой дальнейшее развитие творческих достижений предшествующего периода. Так, например, развитие танцев в маске и кукольного действа привело к возникновению двух видов средневекового корейского театра — театра масок и театра марионеток. Это было искусство площадей и улиц. Оно предназначалось для самых широких слоев зрителей, для простого народа, о чем свидетельствует название одного из видов спектаклей театра масок, получившего широкое распространение на рубеже
XIV — XV веков,— сандэгьпс, что в буквальном переводе означает «театр горных склонов».
Сандэгык знаменует собой возникновение подлинного театрального искусства в Корее. Здесь уже представлены основные компоненты театра: имелась дра-
матическая основа (своеобразное либретто или сценарий), участники спектакля выражали свои мысли и чувства с помощью диалога, действие происходило на специально оборудованной площадке — сцене. Вплоть до XVIII века при постановке пьесы в Корее не пользовались зафиксированным текстом, постановщик обычно ограничивался основной сюжетной канвой, в пределах которой актерам, вероятно, давалась возможность импровизировать.
В XV — XVI веках представления театра масок и театра марионеток приобрели ярко выраженный сатирический характер. Большой известностью в то время пользовались анонимные пьесы «Мупхо» и «Правитель Чонпхёна покупает седло».
Сатирическая традиция театра наиболее последовательно проявилась в творчестве крупнейшего актера и драматурга XVI века Кви Сока, которое своими истоками восходит к традициям народной сатиры. Эти черты отчетливо прослеживаются в известных пьесах Кви Сока «Возмущение слуги» и «Подношение даров». Здесь особенно интересны гиперболизированные и вместе с тем вполне жизненные и достоверные, сатирически полнокровные образы янбанов, своекорыстных во взаимоотношениях друг с другом и беззастенчиво несправедливых со всеми зависящими от них.
В становлении устной традиции народного театра исключительно важную роль сыграли бродячие актеры — квандэ. Первые упоминания о них относятся к эпохе Корё. Корейские квандэ были разносторонне подготовленными актерами. Они владели искусством сценического жеста и слова, мастерством пения и звукоподражания, были одновременно музыкантами и танцорами, акробатами и сказителями. Квандэ играли видную роль в проведении всевозможных церемоний и праздников.
По социальному положению они относились к низшему сословию. Наравне с мясниками и скорняками, шаманками-мудан и гейшами квандэ принадлежали к категории самых презираемых членов корейского общества.
Одновременно с театральным искусством развивалась и музыкальная культура. В известной мере этому способствовало упрочение позиций конфуцианства, которое отводило большую роль музыкальному сопровождению обрядов и торжеств. Во времена Сед-жона крупнейшие музыканты во главе с Пак Еном провели изучение традиционной дворцовой музыки, творчества народа, а также мелодий соседних стран. В результате был значительно расширен круг произведений, исполнявшихся при дворе. Пак Ен пересмотрел и улучшил принятую в Корее систему фиксации звуков. Под руководством Пак Ена мастера усовершенствовали более полутора десятков национальных музыкальных инструментов, значительно расширив их диапазон.
Если лицедейство считалось у высшего срсловия недостойным занятием, то живопись, как и музыка, пользовалась большой популярностью. Еще в период Корё аристократы, ученые, монахи, должны были обучаться живописи наравне с каллиграфией. В Корее, как и в других странах востока, искусство каллиграфии ценилось как высшее проявление грамотности. По мере развития каллиграфия выделилась в самостоятельный вид изобразительного искусства. Более того, она проникла в средневековую живопись.
К XV веке сложились основные жанры национальной корейской живописи: декоративная — «цветы и птицы» и «четыре совершенства»; пейзаж — «горы и воды»; портрет," анималистическая живопись. Все эти жанры, в особенности декоративные, тесно связаны с искусством каллиграфии, где она является непременным, постоянно сопутствующим компонентом изобразительного ряда.
Развитию живописи способствовало воссоздание в 1392 году по специальному ванскому указу придворной академии живописи — Тохваон (позднее ее переименовали в Тохвасо). Академия выплачивала придворным живописцам жалованье, давала им заказы на живописные работы, регламентировала их творческую деятельность. Главной задачей Академии было создание портретов вана и членов правящего дома.
Ведущим жанром корейской живописи XV —
XVII века считается пейзаж. Самыми выдающимися пейзажистами этого времени являются Кан Хиан (1419—1469 года) — мастер национальной живописи цветной тушью, завоевавший признание и как крупный каллиграф; Ан Гён (работал в XV веке) — член академии Тохвавон, автор монументальных фантастических пейзажей; Ли Санджва (род. в 1488 году), выходец из ноби, выдвинувшийся благодаря своему незаурядному таланту в придворные живописцы — члены Тохвавон.
Излюбленными средствами корейских художников были тушь и водяные краски. В лучших работах живописцев XV — XVII веков проявляется тонкое понимание природы, характера и особенностей изображаемого. Живопись этого времени характеризуется устойчивой привязанностью к одному жанру или даже объекту (например, какому-то виду растений, животных, птиц). Сконцентрировав внимание на. его изображении, рисуя его в различных ракурсах и состояниях, корейские художники проявляли виртуозное техническое мастерство.
Живопись рассматриваемого периода дала плеяду великолепных мастеров одной темы. Это У Монон (род. 1596 году), прославившийся монохромными изображениями цветов сливы; ученый и живописец Чо Сок (род. 1595 году), всю жизнь рисовавший птиц. В изображении виноградной лозы не знал себе равных Хван Джипчун (род. 1533 году). Выходец из ван-ской семьи, Ли Джон (род. 1541 году) писал в основном бамбук. Потеряв правую руку во время Имджин-ской войны, Ли Джон продолжал писать левой. Его картина «Ветер и бамбук» выражала не только неистребимое упорство и жизнелюбия растения, но и характер самого художника.
Гонения на буддизм сыграли роковую роль в судьбе средневековой корейской скульптуры. Искусство ваяния, стимулировавшееся в эпоху Корё культовыми запросами богатых монастырей и ванского двора, в новых условиях пришло в упадок.
Существенные перемены произошли в архитектуре. Если в предшествующий период ведущим направлением была культовая, храмовая архитектура, то с XVI века больше внимания уделялось гражданской архитектуре. Дворцовые ансамбли, воздвигнутые в Сеуле и Пхеньяне, должны были поражать невиданной роскошью всех, кто их видел, убедить в могуществе власти вана.
Стремление во что бы то ни стало поразить воображение современников и затмить сооружения, воздвигнутые предшествующей династией, обусловило появление таких строительных тенденций в архитектуре, как излишне усложненный декор, утяжеленность конструкций.
Хотя в начальный период правления династии Ли создавались ясные по гармонии архитектурных форм и стилю сооружения, как храм Мури в уезде Канд-жин, это объясняется остаточным влиянием так называемого индийского стиля, связанного с распространением в Корее буддизма. Более поздние дворцовые и храмовые сооружения, сохранившиеся до нашего времени, носят отпечаток влияния архитектуры юань-ской эпохи.
К числу памятников XV —XVII веков относятся конфуцианские храмы Оксан (1572 год) и Мунмё (конец XVI века) в Сеуле, многоярусные мраморные пагоды в храме Вонгак (1464 год, Сеул) светские архитектурные сооружения — гостиные подворья Каянгван (1493 год) и Тонмёнгван (XVI век). Уделялось внимание и строительству крепостных сооружений. Вокруг Сеула были воздвигнуты мощные стены с бойницами и воротами арочного типа. Замечательными памятниками архитектуры той эпохи являлись ворота Намдэмун в Сеуле (1448. год) и Наммун в Ыйджу (1520 год), беседка Енгван в Пхеньяне (1608 год) и другие сооружения.
Возросшие запросы ванского двора, знати и зажиточных горожан, оживление внутренней и внешней торговли привели к расширению художественных ремесел в Корее. Дальнейшее развитие получили традиционные виды — вышивка по шелку, производство бронзовой посуды, холодного оружия из высококачественной стали, фарфора, керамики и т. д.
Ведущей отраслью художественного ремесла оставалась выделка фарфоро-керамических изделий: всевозможных сосудов, чаш, посуды. Однако изготовление фарфора тонкого малахитового цвета, составлявшее славу культуры эпохи Корё, пошло на спад. Ему на смену пришел белый фарфор. Со второй половины XV века вырос спрос на керамические изделия с под-глазурной росписью кобальтом. Такие изделия ранее вывозились из минского Китая. Корейские мастера сумели наладить выпуск керамики, расписанной кобальтом, у себя в стране.
ГЛАВА 10