Массивные двери здания КГБ на Лубянке захлопнулись за нами с глухим звуком, напоминающим крышку гроба. Я невольно вздрогнул, ощущая, как по спине пробежал холодок. Наталья шла рядом.
— Не волнуйтесь, товарищ Новиков, — прошептала она, заметив мое напряжение. — Вас здесь никто не обидит.
Ага, конечно! Просто немного попугают и отпустят. Как же.
Мы прошли мимо длинного ряда кабинетов. За некоторыми дверями слышался приглушенный гул голосов, стук пишущих машинок. Где-то вдалеке раздался звон телефона. Всё это создавало атмосферу бурной деятельности, скрытой от посторонних глаз.
Наконец, мы остановились перед массивной дубовой дверью с табличкой "Генерал-полковник И. С. Железнов". Наталья постучала, и низкий голос пробасил:
— Войдите!
И вот опять… кабинет генерала Железнова: просторное помещение с высокими потолками, огромный письменный стол красного дерева, заваленный бумагами и папками с грифом «Совершенно секретно». На стене висел внушительных размеров портрет Ленина, сурово взирающего на посетителей.
Сам генерал восседал за столом, словно медведь в берлоге. Его массивная фигура, облаченная в форму с многочисленными наградами, внушала трепет. Железнов смерил нас тяжелым взглядом из-под кустистых бровей.
— А, наш неуязвимый товарищ пожаловал, — проворчал он, постукивая пальцами по столу. Звук был похож на тиканье часов, отсчитывающих время до неизбежного. — Присаживайтесь, Новиков. Я тут в окошко наблюдал за вами…
Я опустился в кресло напротив, чувствуя себя как нашкодивший школьник перед директором. Кожаная обивка кресла тихо скрипнула подо мной.
— Знаете, Новиков, — начал генерал, прищурившись, — я все думаю, не отправить ли вас в НИИ-00 к таким же… ненормальным, как вы.
— Вы хотели сказать, к людям со способностями? — уточнил я, не удержавшись. Слова вырвались прежде, чем я успел подумать.
Лицо генерала мгновенно побагровело. Он резко поднялся, нависая над столом как грозовая туча.
— Молчать! — рявкнул он, ударив кулаком по столу. Чернильница подпрыгнула, расплескав несколько капель на бумаги. Я невольно вжался в кресло. — Вот что мне с вами делать, а? Если бы вы подорвались, мне было бы легче доложить о вашей кончине, чем объяснять, как вы выжили!
Я сидел, стараясь сохранять невозмутимый вид, хотя внутри все кипело от возмущения. Ну конечно, моя смерть была бы куда удобнее для отчетности. Типичная советская бюрократия — главное, чтобы бумажки сходились.
Генерал тяжело опустился обратно в кресло, которое жалобно скрипнуло под его весом. Он достал из ящика стола пачку папирос, закурил, наполняя кабинет сизым дымом.
— Расскажите мне о том, что произошло, — потребовал он, немного успокоившись. — Вы упоминали какого-то странного мужчину?
Я кивнул и начал рассказывать о человеке в сером плаще, о том, как он словно специально привлек мое внимание, выманив из машины. Пока я говорил, генерал внимательно слушал, время от времени затягиваясь сигаретой и выпуская колечки дыма.
— Судя по всему, они работали вдвоем, — заключил я. — Один отвлекал, другой минировал. Классическая схема.
Генерал хмыкнул, постукивая пальцем по подбородку.
— А вы неплохо разбираетесь в методах работы диверсантов, Новиков. Откуда такие познания?
Я пожал плечами, стараясь выглядеть невинно:
— Читаю много детективов, товарищ генерал.
Железнов недоверчиво покосился на меня, но продолжать тему не стал. Вместо этого он резко повернулся к Наталье, которая все это время стояла рядом, виновато опустив голову.
— Так, Наталья! — рявкнул он, заставив девушку вздрогнуть. — Вы должны присосаться к нему как клещ, как пиявка! Не отходить ни на шаг! Можете водить его за ручку, как маленького, но чтобы он всегда был на виду! Понятно?
— Да, товарищ генерал! — отчеканила Наталья, вытянувшись по струнке. Её голос звучал твердо, но я заметил, как побелели костяшки её пальцев, сжимающих папку с документами.
Генерал смерил меня тяжелым взглядом, от которого, казалось, могло свернуться молоко.
— А вы не искушайте судьбу, Новиков. Я усилю охрану. Возле вашего дома и за вами будут ходить двое агентов. Надеюсь, так мы избежим подобных… инцидентов.
Он взял ручку и начал что-то быстро строчить на листе бумаги. Скрип пера по бумаге казался оглушительным в напряженной тишине кабинета.
— Напишу в докладе предположение, что это пришельцы защищают избранных. Хоть какое-то объяснение вашей неуязвимости.
Мы уже были готовы уйти, когда генерал добавил, не поднимая глаз от бумаг:
— Надеюсь, там решат проверить, так оно или нет…
Эти слова повисли в воздухе, словно дамоклов меч. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Проверить? Как именно они собираются это делать?
Мы с Натальей вышли из кабинета. В коридоре я глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя.
— Ну что, теперь вы мой личный конвоир? — попытался пошутить я, глядя на Наталью.
Наталья нервно теребила край своего пиджака, явно собираясь с мыслями. Наконец, она выпалила:
— Алексей Иванович, нам теперь нужно ехать… домой.
Я удивленно приподнял бровь, а она покраснела, как маков цвет, и быстро замотала головой:
— Я имела в виду… к вам домой.
Повисла неловкая пауза. Наталья, не поднимая глаз, продолжила:
— Понимаете, приказ генерала… Мне теперь нужно быть рядом с вами круглосуточно. То есть… — она запнулась, — придется вам немного потесниться. Я буду жить у вас.
Мысли заметались, как тараканы по кухне при включении света. Жить у меня? Красивая молодая женщина в моей берлоге холостяка? Да еще и агент КГБ?!
— Эм… э… а… — начал было я, но тут же осекся, вспомнив о тете Зине.
Тетя Зина была моей квартирной хозяйкой, и кажется грозой всего двора и по совместительству главной сплетницей района. Ей я задолжал за два месяца, и мысль о встрече с ней вызывала у меня ужас похлеще, чем перспектива нового покушения.
— Ох, ёлки-палки, — пробормотал я. — Ладно, поехали. Только предупреждаю: квартира у меня… не дворец. И, она съемная.
Мы вышли на улицу. Как оказалось Наталье уже выдали новенький служебный автомобиль зеленоватого цвета, который нас ждал у входа. Вечерняя Москва встретила нас гудками машин и шумом толпы, спешащей после рабочего дня по домам. Мы сели в машину и тронулись, вслед за нами тут-же поехал автомобиль скромнее с двумя агентами внутри.
Всю дорогу я молчал, погруженный в свои мысли. Как объяснить появление Натальи тете Зине? Что скажут соседи? И где, черт возьми, взять деньги на квартплату?
Наталья тоже не нарушала тишину, лишь изредка бросая на меня обеспокоенные взгляды.
Когда мы подъехали к дому, я нервно начал оглядываться по сторонам.
— Вы кого-то ищете? — спросила Наталья настороженно. — Того человека в сером?
— Если бы, — вздохнул я. — Я высматриваю тетю Зину. Поверьте, сейчас она пострашнее любого шпиона будет.
Мы поднялись по обшарпанной лестнице, пахнущей кошками. Я осторожно открыл дверь, ожидая, что в любой момент из-за угла выскочит грозная фигура домовладелицы с криком «Квартплату принес, охламон?!». Но было тихо.
— Проходите, — сказал я Наталье, пропуская её вперед. — Только не пугайтесь. У меня тут… беспорядок.
Наталья вошла и осмотрелась. Её глаза расширились, когда она увидела стопки учебников на полу, тетради, разбросанные по столу, и недопитую чашку чая трехдневной давности. Убираться за бывшим хозяином тела мне было некогда.
— Ничего, — пробормотала она. — Бывает и хуже.
Я хмыкнул:
— Да уж, не хоромы члена Политбюро. Ладно, располагайтесь на диване. Я постелю себе на полу.
— Но… — начала было Наталья.
— Никаких «но», — отрезал я. — Вы гостья, а я… ну, вроде как хозяин.
Мы оба были настолько измотаны событиями дня, что даже не стали пить чай. Я расстелил одеяло на полу, и благо нашлось чистое постельное белье для Натальи и она умостилась на диване.
— Спокойной ночи, — пробормотал я, выключая свет.
— Спокойной ночи, — ответила она тихо.
***
Утро ворвалось в мою жизнь оглушительным бабьим криком, от которого мы с Натальей подскочили как ужаленные. Сквозь сонную пелену я не сразу понял, что происходит. В голове мелькали мысли о новом покушении, внезапной проверке КГБ или, чем черт не шутит, инопланетном вторжении.
Реальность оказалась куда прозаичнее и страшнее. В дверном проеме, заслоняя собой утренний свет, возвышалась тетя Зина. Её рыжий шиньон, воинственно подрагивая в такт её возмущению. В руках она сжимала мою заветную чайную коробку-копилку. Как я не подумал о запасном ключе у этой старой перечницы?
— Ах ты, охальник! — гремела тетя Зина, потрясая копилкой так, что медяки внутри жалобно звякали. — Квартплату задерживаешь, а сам девок водишь?!
Её взгляд, острый как штык, метнулся к Наталье. Та сидела на диване, прикрывшись одеялом до подбородка, и, судя по её расширенным глазам, явно не ожидала такого начала дня.
— Позор! — продолжала тетя Зина, набирая обороты. — В моем доме такое непотребство! Девица неблагонравная, да еще и наверно замужняя! — Она перевела дух и продолжила с новой силой: — Ты что, хочешь, чтобы весь дом о нас судачил? Чтобы меня на собрании жильцов со свету сжили?! Чтобы партком узнал?!
Я попытался вклиниться в этот словесный поток:
— Тетя Зина, вы не так поня…
Но куда там. Тетя Зина уже вошла в раж, и остановить её было так же сложно, как товарный поезд, идущий под откос.
— Молчи, оболтус! — отрезала она. — Я-то думала, ты приличный молодой человек, комсомолец! А ты… — Она запнулась, видимо, подбирая слова пострашнее, — ты… тлетворному влиянию Запада поддался!
Я чуть не поперхнулся от такого обвинения. Наталья же, к моему удивлению, сохраняла олимпийское спокойствие, хотя уголки её губ слегка подрагивали, выдавая едва сдерживаемую улыбку.
Тетя Зина, тем временем, развернулась на пятках с грацией бронетранспортера и направилась к выходу, продолжая бормотать про падение нравов, порчу молодежи и происки империалистов.
— Я этого так не оставлю! — прогремело уже из коридора, и дверь захлопнулась с такой силой, что со стены посыпалась штукатурка.
В квартире повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тиканьем старых ходиков. Наталья посмотрела на меня, и в её глазах плясали чертики:
— У вас теперь будут проблемы, товарищ Новиков?
Я вздохнул, пытаясь собраться с мыслями:
— Да нет, не думаю. Посмотрим. Хотя… — я взглянул на опустошенную копилку, — денег там не хватает. Она вернется, можете не сомневаться.
И словно в подтверждение моих слов, в этот момент раздалась телефонная трель. Я подскочил к аппарату, радуясь возможности отвлечься от мыслей о разъяренной тете Зине и неминуемом разносе в парткоме.
— Алло? — произнес я, снимая трубку.
— Наталью Сергеевну можно? — прозвучал в трубке сухой мужской голос, от которого повеяло холодом Лубянки.
Я молча передал трубку Наталье. Она говорила коротко, в основном слушая и изредка поддакивая. Я наблюдал, как менялось выражение её лица: от сосредоточенного до откровенно встревоженного.
Наконец, она положила трубку и повернулась ко мне. Её лицо было серьезным, как у диктора программы «Время» перед объявлением о повышении цен.
— У нас есть сведения о том, что выбрали Китай, Япония, Франция и Германия, — сказала она.
— И что же они выбрали? — спросил я.
Наталья открыла рот, чтобы ответить, но вдруг замялась:
— А еще… — она сделала паузу, словно собираясь с духом, — нам сказали, что если мы не выберем как можно быстрее и не начнем работу… мы будем делать это в тюремной робе.
Я почувствовал, как у меня отвисла челюсть:
— Что, прости? Это шутка такая?
— Боюсь, что нет, — покачала головой Наталья. — Нас посадят, если мы не поторопимся. И, судя по тону товарища на том конце провода, это не пустая угроза.
Мы с Натальей влетели на кухню. Времени на нормальный завтрак не было, поэтому пришлось импровизировать.
— Чай есть? — спросила Наталья, лихорадочно открывая шкафчики.
— Где-то был, — пробормотал я, шаря по полкам в надежде что он есть. — А, вот!
Я извлек пачку грузинского чая, покрытую толстым слоем пыли. Сдув её, я понял, что чай, скорее всего, пережил не одну пятилетку.
— Сойдет, — решительно заявила Наталья, хватая чайник.
Пока она заваривала чай, я нырнул в недра буфета в поисках чего-нибудь съедобного. Результат моих археологических раскопок был неутешителен: пара заплесневелых сухарей и полпачки слипшихся карамелек «Гусиные лапки».
— Бублики! — воскликнул я, обнаружив на дальней полке целлофановый пакет.
Вытащив их на свет божий, я понял, что «свежими» эти бублики были разве что во времена Ленина. Но выбирать не приходилось.
— Налетай, — сказал я, выкладывая наш «роскошный» завтрак на стол.
Мы жевали резиновые бублики, запивая их крепчайшим чаем. Ну а что, нужно привыкать пить чефир и грызть сухари. Вот только кто в этом мире для меня их будет сушить.
— Может, все-таки рассказать, что выбрали другие страны? — спросила Наталья, морщась после особо твердого куска бублика.
Я покачал головой:
— Потом. Сейчас главное — добраться до института и выбрать наш проект. А то, знаешь ли, не хочется проводить ближайшие годы в местах не столь отдаленных.
— Да уж, — хмыкнула Наталья, — колымские пейзажи как-то не вдохновляют.
Мы синхронно глянули на часы и, не сговариваясь, подскочили со стульев.
— Бежим! — скомандовал я, и мы понеслись к выходу.
Выскочив из подъезда, мы тут же попали под перекрестный огонь взглядов местных бабушек. Их посиделки на лавочке напоминали заседание политбюро, только вместо решения судеб страны они решали судьбы соседей.
— Ишь, молодежь нынче какая, — донеслось до меня сквозь утренний шум. — И не стыдно им? В наше время…
Я мысленно застонал, представляя, какие слухи поползут по дому. Теперь я точно стану главной темой следующего собрания жильцов.
Пробегая мимо доски позора, я невольно скосил глаза, выискивая там свою фамилию. К счастью, пока меня там не было. Хоть что-то хорошее.
Наша Ласточка ждала нас у подъезда, как верный конь. Мы запрыгнули в машину, и Наталья, не теряя ни секунды, рванула с места. Шины взвизгнули, оставляя на асфальте черные следы.
— Эй, полегче! — воскликнул я, вцепившись в дверную ручку. — Мы, конечно, спешим, но живыми туда добраться тоже хотелось бы.
Наталья только фыркнула в ответ, лихо вписываясь в поворот. В зеркале заднего вида я заметил еще один автомобиль, следующий за нами на небольшом расстоянии. Наши «телохранители» не дремали.
— Жаль только, что неизвестно, что будет делать США, — проворчал я, глядя в окно на проносящиеся мимо улицы Москвы. — Наши главные конкуренты, как-никак.
Наталья кивнула, не отрывая взгляда от дороги:
— Да, американцы всегда умели хранить секреты. Но ничего, мы им еще покажем, на что способна советская наука!
Я усмехнулся её энтузиазму. Несмотря на все странности ситуации, было что-то подкупающее в этой искренней вере в превосходство советской системы.
Мы неслись по утренним улицам Москвы, лавируя между редкими машинами и троллейбусами. Город только просыпался: дворники в оранжевых жилетах подметали тротуары, продавщицы выставляли ящики с молочными бутылками у дверей магазинов, а редкие прохожие спешили на работу.
Я уже начал расслабляться, думая о предстоящем дне и о том, какой проект нам стоит выбрать, как вдруг Наталья резко ударила по тормозам. Машину стало заносить.
— Кто это?! — закричала она, и в её голосе я услышал неподдельный ужас.
Я попытался удержаться на сиденье во время продолжительного заноса и одновременно посмотреть в зеркало заднего вида. То, что я там увидел…
На заднем сиденье, словно материализовавшись из воздуха, сидело… существо. Высокий лоб, огромные миндалевидные глаза, маленький рот и абсолютно лысая голова — пришелец!
Но самое удивительное было не это. Пришелец орал. Да-да, именно орал, и самым обычным человеческим голосом:
— А-а-а-а! Твою ж мать, кто пустил женщину за руль?!
Я застыл, не веря своим ушам. Пришелец, материализовавшийся в нашей машине, не только говорил по-русски, но еще и использовал типичные стереотипные выражения.
— Что за черт?! — выдавил я из себя, не в силах оторвать взгляд от нашего неожиданного пассажира.
— Эй! Сам ты черт! — недовольно сказал пришелец.
Наталья, похоже, пребывала в таком же шоке. Её руки, вцепившиеся в руль, побелели от напряжения, а глаза были такими широкими, что, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Это… это же… — начала она, но не смогла закончить фразу.
— Пришелец, — закончил я за неё.