- Мы же ему кукарекали! - обиженно закричал Сурок.
- Зачем? Зачем вы. унижались перед ним? Вы же люди! Гусь потерял от бешенства человеческий облик:
- Ты будешь... кукарекать?!
Я опять попытался бежать, на этот раз мне подставил ногу Сурок. И тут же, словно устыдившись чего-то, отошел в сторону. Я споткнулся, но удержался на ногах.
Гусь сбил меня с ног, и я опять упал - вниз лицом.
Тогда началось настоящее избиение. Удары следовали один за другим. Я уже не смог больше подняться. Помню, я кричал: "Фашист! Ребята, п о ч е м у вы слушаете этого фашиста? Почему? Почему? Почему?"
Этот подлый выродок бил сапогом все время в одно место. Не выдержав, бросился было на меня Топорик, но почему-то быстро отошел.
- Отобьешь легкие, Гусь! - услышал я словно издалека голос Сурка.
Боль была нестерпимой и ужасной. Сапоги были тяжелы, будто подковы у лошади. "Хоть бы я потерял сознание,- мелькнула мысль,- хоть бы забили скорее совсем". Но сознание, не покидало меня,- покинули силы, а Гусь все бил и бил, бил в одно и то же место.
- Хватит! - вдруг заорал Цыган.- А ну, хватит!
- Прочь, падло!
- Хватит!!
- Сейчас пойдет потеха! - захихикал кто-то.
Я лежал, задыхаясь, на снегу. Что-то горячее и соленое вытекало у меня изо рта. Я захлебывался, икал, содрогался всем телом. А они дрались возле меня - Гусь и Цыган; оба озверев от ненависти, сопя и рыча, ругаясь непотребными словами.
Раздался пронзительный свист, крик: "беги", град ругательств, затрещали кусты. Парней как ветром сдуло. Вдруг стало тихо, очень тихо. Я с трудом приподнял голову... Мир залило красным, а потом все почернело. Я оглох и ослеп, только сознание тлело, как огонь под золой.
Меня подняли, я застонал от пронзительной боли, чуть не захлебнулся кровью. Чьи-то крики жалости и возмущения - издалека. И кто-то - далеко плакал отчаянно, по-детски. Неужели Лиза? Все, все сознавал, только застилало зрение плотной пеленой, а слышал и з д а л е к а... Но когда меня несли на носилках уже через больничный двор, я почувствовал морозную свежесть ночи, и пелена перед глазами разорвалась - я увидел небо.
Северное сияние уже погасло, но звезды были такие яркие, такие косматые и огромные, что у меня захватило дух, и я заплакал. Кровь по-прежнему струйкой вытекала изо рта, и я понимал, что это значит.
Неужели умру? Погибнуть не за родину, не ради науки или друзей своих, не на войне, а от сапога хулигана... Что может быть недостойнее и нелепее! Почему именно со мной это должно было случиться? А как же бабушка, отец? Лиза... Лиза...
Должно быть, я застонал, потому что один из санитаров сказал: "Осторожнее, не тряси".
Почему-то с этого момента и на долгие месяцы меня начала преследовать фраза из Рея Бредбери: "Будет ласковый дождь".
Меня внесли в больницу. Приемный покой. Кто-то вскрикнул: "Это же Коля Черкасов!" Меня окружили люди в белых халатах. Почему я никак не потеряю сознание? Все равно я умру сегодня ночью. ("Будет ласковый дождь".)
Меня положили в отдельную палату. Осмотрев меня, женщина-врач с милым усталым лицом задумалась. У нее был растерянный вид человека, не могущего решиться. Ее звали Зинаида Владимировна Захарченко (жена Михаила Михайловича). Хирург, заведующая отделением больницы.
- В операционную...- наконец решила она.
И меня повезли длинным, нестерпимо длинным коридором.
И опять я услышал тихий плач и понял, что там в приемной Лиза, друзья, что они ждут и волнуются. Наверно, уже и Марк был там, и Валя Герасимова.
Положили на операционный стол. Зинаида Владимировна подошла ко мне, держа перед собой руки, намазанные йодом по самые локти.
- Будем делать операцию, дружок!
- Делайте, если нужно... ("Будет ласковый дождь".)
- Общий наркоз,- сказала Зинаида Владимировна.
И только тогда (наконец-то) я ушел от стыда, унижения, мук и этой измучившей меня фразы.
Глава девятая
"БУДЕТ ЛАСКОВЫЙ ДОЖДЬ"
Я проснулся утром. Возле меня в белом халате сидел бледный, похудевший Марк и смотрел на меня.
- Колька! - сказал он и скривился, тщетно удерживая слезы.
- Марк! - я очень обрадовался ему и понял, что мне предстоит жить и что в этой жизни дружба, пожалуй, будет самой большой радостью.
- Марк, скажи...
- Ты не шевелись, Колька, и не разговаривай. Тебе пока нельзя разговаривать - врач не велел.
- Только скажи: мне удалили легкое? Что же ты молчишь? Целиком?
- Нет, осталось немножко... Тебя сейчас покормят. Я скажу...
Я посмотрел на окно. Какое хмурое, неприветное утро.
Значит, я калека... С одним легким далеко не уйдешь. Научная работа она всегда тяжелая - это для здоровых. И мне же идти в армию! Призываться! Я закашлялся, и опять пошла горлом кровь. Покормить меня не успели: от слабости я впал в забытье.
Я и сам не знаю, был ли то бред или я уже спал и видел сны. Все один и тот же сон, такой далекий и от Гуся и от действительности.
Я блуждаю в лабиринте пещер глубоко в жерле вулкана Ыйдыга. Узкий каменный ход. Я едва пролезаю сквозь него, стиснутый камнем. Я задыхаюсь, мне нечем дышать. И вдруг- тупик. Еле повернувшись, начинаю протискиваться назад. Потом ползу другим ходом, еще более узким. Ползу бесконечно долго, пока снова не упираюсь в тупик. Так я ищу и ищу выхода - и везде тупики, тупики...
Потом кошмар ослабевает. Я иду просторным гранитным коридором, ведущим куда-то вниз. Вхожу в наклонные извилистые галереи. Спускаюсь в темные колодцы, пропасти, бездонные бездны - веревки не хватает,- я срываюсь и падаю. Поднимаюсь, потирая бок, он так болит. А в руках у меня снова веревка. Провалы, провалы, кошачий лаз. И всюду меня преследует эта фраза: "Будет ласковый дождь". Эти слова надрывают мне душу!
И вот возникла мелодия. Начиналась она с шепота... Шепчущиеся коридоры. Я прислушивался затаив дыхание. Затем издалека, из глуби Земли, начинал звучать странный, причудливый марш - суровый, скорбный и торжественно-радостный.
Голоса Земли!! Я стою в огромном зале и слушаю голоса Земли. Темная базальтовая толща пронизана багровым отстветом где-то близко кипящей лавы, но как холодно здесь, в недрах Земли. Мелодия растет, ширится, грозная и непонятная, от которой я дрожу все сильнее. Вокруг меня неподвижно стоят каменные изваяния, похожие на гномов в островерхих колпаках.
Я становлюсь на колени и прикладываю ухо к Земле. И слышу: Земля дышит. Последний безумный рывок страха, и я вдруг успокаиваюсь. Земля живая, родная, ее нечего бояться. "Будет ласковый дождь... Будет ласковый дождь... Будет..."
Я открыл глаза. Возле меня на стуле сидела Лиза. И зачем я проснулся!
- Коленька!..- протянула она и заплакала.- Простишь ли ты, что я убежала?