Как всякая мать, она гордилась своей старшей, закончившей в городе техникум дочкой, любила ее и по-матерински чувствовала происходившую в ней душевную перемену. Пробовала откровенно с ней поговорить, но Настя только смущенно краснела, отмалчивалась, закрывалась, как улитка в коробочку, уходила и пела грустные песни.
- Какая же у меня думка, мама? - многозначительно спросила Настя.
- Наверное, замуж тебе хочется, вот и вся думка, - шутливо ответила мать.
- Ой, мама, скажешь тоже! - вспыхнула Настя.
- А то я не вижу?
- Что же вы такое видите?
- Вижу, ходишь сумная, будто у тебя зуб вырвали... А раз сумная, значит замуж пора.
- Ну, что вы говорите, мама?
- Я знаю, что говорю.
- Замуж? - с удивлением протянула Валя и тут же деловитым тоном заметила: - Да у ней и жениха-то нет...
- А ты почем знаешь? - спросила Лукерья Филипповна.
- Э-э! Был бы, так она б мне сказала. Она мне все говорит, переплетая косичку, ответила Валя.
- Так и все? - лукаво прищурив глаз, спросила мать.
- А как же? Мы же с ней обе невесты, - не моргнув, ответила Валя.
- Ты только глянь на нее, на эту птаху! Про какие дела она толковать начинает, - засмеялась Лукерья Филипповна. - Ты поди-ка лучше да приведи из огорода телка, я скоро корову доить буду. Тоже мне невеста!
- Женщины все бывают невестами, - с самым серьезным видом сказала Валя и, тряхнув косичками, выбежала.
- Ты только подумай, яка скаженна растет девка? - всплеснув руками, проговорила Лукерья Филипповна. - Это, наверное, ты ее просвещаешь?
- Что вы, мама! Она такая смышленая, все своим носиком чует, возразила Настя. - Хорошая у меня сестричка, да и братик тоже...
В люльке заворочался и проснулся ребенок. Сначала покряхтел, а потом заплакал.
Настя подошла к люльке и взяла на руки крупного и румяного после сна братишку. Он замолчал, огляделся; заметив мать, протянул ей пухлые ручонки.
- Сыночку моему и поспать не дали. - Лукерья Филипповна приняла его и, боком присев на кровать, дала ребенку грудь. Чмокая губами, Миколка лукаво, улыбчивым взглядом косился на сестру, которая вертелась за спиной матери и строила ему из пальцев рожки.
- Значит, завтра ты нас покидаешь? - задумчиво спросила мать и вздохнула.
- Да, мама, отпуск мой кончается, пора на работу.
- Придется встать пораньше...
- Вечером все приготовим, да и что там готовить, - махнула смуглой рукой Настя.
- Ну, как же! Сложить все. Я тебе там коржиков напекла.
- Спасибо, мама. - Настя встала с кровати, размазав по щеке набежавшую слезу, отошла к окну.
- Может быть, ты мне все-таки скажешь? - снова спросила Лукерья Филипповна. От зоркого взгляда матери ничего не укрылось.
- Ну, что ж я тебе скажу? - не оборачиваясь, ответила Настя.
- Скажи, что у тебя на сердце? Ты последнее время чего-то скрываешь... А от матери ничего скрывать нельзя, дочка.
- Не знаю, мама... Ничего еще я не знаю...
- Э-э! Раз так отвечаешь, то все знаешь.
Оторвавшись от груди, повеселевший Миколка, подражая матери, тоже повторил:
- Э-э...
- Вот и сама правда! - целуя сынишку, проговорила Лукерья Филипповна.
- Какая же, мама, правда? - смущенно спросила Настя.
- А ты, дочка, голову мне не крути, я же все давно вижу. Думаешь, не понимаю? Прищемил кто-то твое сердечко, оно и болит... Так или нет?
Склонив голову, Настя теребила край кофточки и не отвечала.
- Ну, что молчишь? Я же не враг тебе. Кто он такой будет?
- Да там, у нас... есть один... - чуть слышно проговорила Настя.
- Из рыбаков, что ли?
- Нет.
- Тогда кто же? Да говори ты мне сразу. Сколько тебя пытать?
- Он, мама, офицер.
- Ну, и что же у вас получилось? - с волнением в голосе спросила Лукерья Филипповна.
- А покамест ничего... Он даже и не знает об этом.
- Вон какие дела! - облегченно вздохнула Лукерья Филипповна. Знаешь, дочка, что я тебе скажу?
- Что, мама?
- Все это, детка моя, чепуха. Ничего и в самом деле нет, все ты выдумала. Так, дымок...