- Так просто. Я все-таки дежурный.
- Знаю, что ты дежурный, но я на гауптвахте еще не сижу. Не дергай меня за рукав! - сдерживая вспыхнувшее бешенство, сказал Пыжиков.
- Виноват. Но ты обязан сказать, куда идешь.
- Может быть, еще разрешения спрашивать у вашей милости?
- Если нужно, спросишь.
- Я, кажется, в ваших заместителях больше не состою, товарищ капитан.
- Перестань рисоваться! - резко сказал Михаил.
- Ты мне, Ромашков, порядком надоел. В наставники ты не годишься, да и вообще наставления мне ничьи не нужны, в особенности в данную минуту.
- Послушай, Петр! Что ты ершишься? Я хочу откровенно с тобой поговорить. Ты хочешь повидать Настю? Так и скажи!
- Не твоя забота. Я сам знаю, что мне делать...
- Плохо знаешь, прямо тебе скажу.
- Оставь!
- Добре... - кивнул Михаил. - Настя живет вон в той крайней хате.
- Ты уже наведывался... Говорил обо мне? - приблизив к Ромашкову лицо, глухо спросил Пыжиков.
- Говорил.
- Что ты ей сказал?
Пыжиков чиркал в темноте одну спичку за другой и не мог закурить.
- Сказал, что ты здесь.
- А еще что ты ей говорил?
- Случилось, понимаешь ли, такое дело... Ты послушай...
- Все ясно! Больше не требуется. Теперь я знаю, какой ты друг. Представляю, что ты ей наговорил.
- Ты послушай...
- Можешь не оправдываться!
Пыжиков повернулся к Ромашкову спиной, сильно толкнул калитку и, шлепая сапогами по грязи, пошел вдоль улицы.
- Петр! - крикнул Ромашков. Но тот даже не оглянулся.
В конце поселка, куда шел Пыжиков, в горном ущелье, гулко шумела река. Неприглядно и смутно было у Петра на душе. В недвижимой высоте ночного неба стыли далекие звезды. Тишина ночи придавала доносившимся из ущелья звукам зловещий тон.
Глава четырнадцатая
Настя, лежа рядом с сестренкой в сарае, слышала монотонный гул горных потоков и все ближе и крепче прижималась к дремавшей девочке. Сарай был наполнен сеном. Здесь приятно пахло сухими травами и спелыми дынями. В саду с листьев все еще капала вода. Где-то близко одиноко и безрадостно вскрикнула желна. Рядом возились на насесте куры.
- Да не жмись ты ко мне! Совсем задавила, - тоненько полусонным голосом просила Валя. - Ты какая-то горячая...
- Очень, Валя!
- Может, захворала?
- Захворала, Валя... Ой, как занедужила - со счастливым смехом и стыдливым порывом к откровенности зашептала Настя.
- Тогда иди в хату на печку. Я тут одна буду спать.
- А не забоишься?
- Вот еще! - свернувшись, словно котенок, протестующе заговорила Валя. - Я вчера за грушами аж на самую вершину лазала и платье порвала.
- Как же это так?
- Да за сук зацепилась и повисла, как кошка.
- Ужас какой!
- Ладно мама не видела... А платье я сама зашила.
- Ты же у нас молодчина! - Настя обняла сестренку и начала горячо целовать.
- Да не лезь же ты до меня! Пусти! Вот же какая! Ну разве с такой озорухой уснешь?
- Я же завтра уезжаю, - с тихой грустью проговорила Настя.
- Это я знаю, - вздохнула Валя.
- Уеду и выйду замуж.
- Будет врать-то...
- У меня, Валечка, и жених уже есть.
Погладив сестренку по голове, Настя повернулась на спину и закинула руки на затылок.
- У тебя есть жених? - Валя быстро вскочила и облокотилась на подушку.
- Я ж тебе сказала.