- Часто показывают фильмы?
- Летом раз в неделю. Осенью и зимой реже. Хотя зимы тут почти не бывает, просто длинная осень с дождями. Через перевал к нам добираться трудно: машины юзом ползут.
- По всему видно, что дыра здесь порядочная, - сказал Пыжиков, слышавший последние слова сержанта. Взглянув на помрачневшего Ромашкова, он внутренне приготовился к отпору, но Михаил промолчал и, повернувшись, направился к солдату, поившему лошадь. Петр пошел было за ним вслед, однако, оглянувшись на чемоданы, крикнул:
- Погоди! Надо же вещи отнести и жилье посмотреть?
- А зачем? - Михаил остановился. - А может быть, назад вернемся?
- Ну, хватит чудить-то, - пробормотал Петр.
- Здесь же дыра, - не унимался Ромашков. - Будем ездить до тех пор, пока не выберем место покурортней.
- Ну, до чего же ты злой! - сказал Петр в раздумье. Постояв несколько секунд, он вернулся к чемоданам и нехотя взялся за ручки.
- Разрешите помочь, товарищ старший лейтенант? - спросил Батурин.
- Позови солдата. Пусть он отнесет их в комнату, - приказал Пыжиков и нехотя зашагал к Ромашкову.
Михаил уже был у колодца и разговаривал с поившим лошадь пограничником.
- Значит, вы младший сержант? - спрашивал Ромашков.
- Так точно, товарищ капитан, младший сержант Нестеров, - ответил он густым сочным баском.
- А что же у вас вид такой? - Ромашков пристально посмотрел на его розовое в веснушках лицо, нежное и даже немного застенчивое.
Нестеров, переминаясь с ноги на ногу, оглядел забрызганные водой брюки, неловко стряхнул с колен сырые кусочки отрубей, блеснув на капитана чистотой голубых глаз, и пожал плечами.
- Однако коней убираю, товарищ капитан, - проговорил он протяжным северным говорком.
- Наказаны? - догадался Ромашков.
- Так точно.
- Давно служите?
- Второй год.
Конь уже напился, приподняв голову, нетерпеливо потянул повод. Ярко начищенные кольца недоуздка, роняя на землю дрожащие капли воды, четко звякнули.
- Стоять, дурачок! - ласково крикнул Нестеров и слегка дернул за повод.
Белоногий встряхнул головой, громко фыркнул, обдав офицеров влажной пылью.
- И много у вас было взысканий? - вмешался в разговор Пыжиков.
- Были, - снова пожимая плечами, ответил Нестеров.
- Сколько? - допытывался Петр.
- Не помню... В карточке все точно отмечено, - ответил младший сержант. Весь его облик говорил о том, что вопросы ему неприятны и отвечать на них нет никакой охоты.
- А сейчас за что наказаны? - настойчиво расспрашивал Пыжиков.
- Это мы можем узнать в канцелярии, - сказал Ромашков.
- Разрешите, товарищ капитан, обратиться? - спросил Нестеров.
- Говорите.
- Если не ошибаюсь, вы будете новый начальник заставы?
- Вы не ошиблись, - ответил Ромашков. - А это мой заместитель, - показав на старшего лейтенанта, добавил Михаил.
- Слушаюсь, - как-то невпопад ответил Нестеров и хмуро опустил голову.
Лицо его еще больше порозовело, смятая пирожком пилотка съехала к большому изуродованному уху, мочка которого была похожа на крохотный сморщенный грибок, подвешенный шляпкой вниз.
- Вы же все-таки сержант, - нарочно выпустив слово "младший", многозначительно проговорил Ромашков.
- Капитан Земцов обещал разжаловать, - глубоко втягивая воздух, сказал Нестеров.
- Далеко зашло, - покачал головой Михаил. - Что же вы такое совершили?
- Рапорт подал.
- О чем вы писали рапорт?
- По личному вопросу обращался, - с трудом выговаривая слова, отвечал Нестеров. - Насчет этого самого...
- А ты посмелее, сержант, откровенно говори, - непроизвольно переходя на "ты", подбодрил его Ромашков. Он чувствовал, что у сержанта на душе тревожно.
- Да, уж скажу начистоту. На счет расписки обращался...
- Какой расписки?
- Стало быть, обыкновенной. Просил разрешения в загс сходить.
- То есть, как это в загс? - удивленно спросил Михаил.
- Вот это развеселил! - воскликнул Пыжиков. - Значит, задумал жениться?
- Так точно, товарищ старший лейтенант, - сгребая ладонью выступившие на лбу капельки пота и поглядывая на изменившиеся лица офицеров, облегченно ответил Нестеров.
Офицеры молча переглянулись. Старший лейтенант, стараясь сдержать приступ смеха, отвернулся, нагнувшись, взял лежавший у ног кусок щебня и отбросил его к забору, где колыхалось подвешенное на веревке белье.