Теперь обратимся к моральному эффекту бомбардировок Японии. Самое поразительное в них то, что, несмотря на ужасающие разрушения, упадок морального духа происходил чрезвычайно медленно и бомбардировки не играли в этом главную роль.
По японским оценкам, в Японии убито 260 тыс. и ранено 412 тыс., осталось без крова 9200 тыс. человек. Кроме того, разрушено или сожжено 2200 тыс. домов.[493] Большинство убитых — это сгоревшие заживо. Однако, несмотря на все это, главной причиной деморализации был недостаток продовольствия и только во вторую очередь — разгром вооруженных сил.
До нападения на Пирл—Харбор, утверждается в отчете, «калорийность пищи на душу населения Японии в среднем составляла около 2000, а к лету 1945 г. она упала до 1680 калорий». При таком скудном питании моральное состояние должно было снизиться, тем более, что одно военное поражение следовало за другим, пока наконец бомбардировка не стала последней соломинкой. Отчет рисует этот упадок следующим образом:
«В июне 1944 г. приблизительно 2 % населения считали, что Японии грозит поражение… К декабрю 1944 г., когда с Марианских островов начались воздушные налеты на острова собственно Японии, когда японцы потерпели поражение на Филиппинах и когда продовольственное положение резко ухудшилось, уже 10 % населения считало, что Япония не в состоянии добиться победы. К марту 1945 г., когда начались ночные налеты с применением зажигательных бомб и когда сократился продовольственный паек, число таких людей повысилось до 19 %. В июне их было уже 46 %, вперед самой капитуляцией — 68 %, причем более половины из них пришло к такому убеждению под влиянием воздушных налетов (не считая атомных) и одна треть — под влиянием военных поражений»[[494]
Тем не менее в отчете говорится:
«Императора почти не коснулась критика, которой подвергались другие руководители, и вера народа в него сохранилась. Если бы император приказал продолжать безнадежную борьбу, большинство японцев, вероятно, встретило бы смерть пассивно. Когда император объявил о принятии безоговорочной капитуляции, первой реакцией народа были удивление и сожаление, за которыми вскоре последовало чувство облегчения».
В отчете указывается, что даже и при сохранении высокого морального духа у народа Япония все равно бы капитулировала из—за потерь в морских судах. К июлю 1945 г. страна фактически не имела ни стали, ни угля, а ввоз нефти, который стал снижаться еще в августе 1943 г., к апрелю 1945 г. совсем прекратился. Авторы отчета полагают, что даже без прямых налетов на японские города и промышленные предприятия общий уровень военного производства Японии упал бы по сравнений с высшей точкой уровня, 1944 г. на 40–50 % в результате одного лишь прекращения импорта. Вот почему кажется весьма вероятным, что, если бы стратегические бомбардировки были направлены на уничтожение японского торгового флота и железных дорог, а не городов, и заводов, к августу 1945 г. дальнейшее сопротивление Японии стало бы невозможным.
Хотя данные, приведенные в конце предыдущего раздела, показывают, что в период с июня 1944 г. по июль 1945 г. число верящих в победу среди городского населения Японии сократилось с 98 до 42 %, однако еще до того, как произошёл этот резкий скачок, началась борьба между правительственными группировками, которые давали советы императору по вопросам войны. Самыми могущественными из этих группировок были военно—морская и армейская. Первая — склонялась к миру, вторая — настаивала на продолжении войны, невзирая на последствия. В феврале 1944 г. контр—адмирал Такадзи из морского генерального штаба, проанализировав события предыдущих шести месяцев, пришел к заключению, что вследствие потерь в самолетах, в военных кораблях и в торговых судах Япония не может выиграть войну и поэтому должна искать компромиссного мира. Однако только в июле, после потери Сайпана, те, кто его поддерживал, были в состоянии оказать достаточное давление, чтобы добиться отставки премьера и главы армейской группировки генерала Тодзио.
Преемник Тодзио генерал Койсо, несмотря на свое прозвище «Тигр Кореи». Был недостаточно сильным человеком, чтобы противостоять военной клике. В результате обстановка становилась все хуже, пока 7 апреля 1945 г., через несколько дней после высадки американцев на. Остров Окинава, его не заменили адмиралом Судзуки, единственной целью которого было закончить войну. Затем в мае японский высший военный совет обсудил, как это сделать. Был предпринят первый шаг — обращение к России с просьбой вмешаться в качестве посредника. Это хватание за соломинку должно было показать западным союзникам катастрофическое положение, до которого дошла Япония; ведь Россия, вероятно, потребовала бы за посредничество отказа Японии от всех ее завоеваний, включая Маньчжурию и Корею. Ничто меньшее не удовлетворило бы русских, которые не забыли войну 1904–1905 гг. Этот шаг японцев показывает, что войну можно было закончить в июне на весьма выгодных для Англии и Соединенных Штатов условиях. К этому времени военное могущество Америки расчистило путь к верной и быстрой победе. Оставалось одно препятствие, которое нельзя было устранить военными средствами. Речь идет о политике союзников, требовавшей безоговорочной капитуляции. Сковывая Англию и Соединенные Штаты, она расчищала дорогу политике России, и русские могли теперь получить в Восточной Азии все, к чему они стремились в течение более 40 лет. Ведь в Восточной Европе требование безоговорочной капитуляции уже дало им возможность достичь большего, чем они осмеливались мечтать. Требование безоговорочной капитуляции означало политическую победу для СССР. Вот почему, по существу, война стимулировала коммунизм и способствовала его распространению.
Таким образом, получилось, что в решающий момент на Дальнем Востоке западные союзники попав, в лапы ими же разбуженной гидры, оказались вынужденными отдать политическую инициативу своему восточному союзнику. Война продолжалась. 20 июня император Хирохито еще раз созвал членов высшего военного совета, чтобы поставить их в известность о том, что войну необходимо закончить на любых условиях, за исключением безоговорочной капитуляции.
Спустя месяц одновременно произошли два события: во—первых, союзные державы собрались на конференцию в Потсдаме, чтобы урегулировать вопрос о будущем Германии, и во—вторых, в пустыне в штате Нью—Мексико 16 июля взорвалась первая в истории атомная бомба. Результаты взрыва были поспешно сообщены президенту Трумэну в Потсдам, и именно там и тогда он решил сбросить две атомные бомбы на Японию, чтобы сократить войну и этим спасти «сотни тысяч жизней, как американских, так и японских».[495]
16 августа 1945 г. Черчилль сообщил палате общин:
«Решение применить атомную бомбу было принято президентом Трумэном и мною в Потсдаме, и мы одобрили планы спустить с цепи доселе запертые ужасные силы».
По—видимому, в оправдание этого решения он сообщил своим слушателям, что вторжение стоило бы американцам 1 млн., а англичанам 250 тыс. жизней, то есть больше того, что потеряли обе страны вместе в 1914–1918 гг.
Как только было принято это решение, генералу Спаатсу в Америку был послан приказ сбросить бомбы в первой декаде августа на два из четырех намеченных городов.
«В качестве объектов выбрали Хиросиму и Нагасаки до причине большой концентрации в этих городах населения и промышленности»[[496]
Хотя и похвально спасать жизнь людей, однако это ни в какой мере не оправдывает применение средств, противоречащих всем требованиям гуманности и обычаям воины. Если статъ на точку зрения возможности их применения, то под предлогом сокращения войны и спасения жизней надо будет оправдывать любые жестокости. Решение применить новое оружие, наперед зная его силу, а президент Трумэн и г—н Черчилль знали это, могло означать только одно:
«Если безоговорочная капитуляция не последует немедленно, то избиение японского народа будет безграничным».
Эти слова подтверждаются заявлением президента Трумэна от 6 августа:
«Если они (японцы), — сказал он, — не примут теперь наши условия, то пусть ожидают с воздуха такой сокрушительный ливень, какой никогда еще не видели на нашей планете».[497]
Так гангстер говорит своей жертве: «Если ты не сделаешь того, что я требую, я перестреляю твою семью».
Если бы президент Трумэн и г—н Черчилль действительно хотели спасти человеческие жизни, то вместо использования подобных средств войны, которые покрыли бы позором даже Тамерлана, им было достаточно устранить препятствие, которым являлось требование безоговорочной капитуляции, и тогда войну можно было бы немедленно окончить. Частично это и было осуществлено, что подтверждается следующим фактом. 26 июля Англия, Соединенные Штаты и Китай предъявили Японии ультиматум, содержащий условия капитуляции, из которых наиболее важными были следующие:
«6. Власть и влияние тех, кто обманул и увлек японский народ на ложный путь войны за мировое господство, должны быть уничтожены навсегда, ибо мы убеждены, что новый мирный порядок, безопасность и справедливость невозможны, пока не будет изгнан из мира безответственный милитаризм…
8. Условия Каирской декларации будут проводиться в жизнь, и суверенитет Японии будет ограничен островами Хонсю, Хоккайдо, Кюсю, Сикоку и теми мелкими островами, которые мы определим…
10. У нас нет намерения поработить японцев или уничтожить Японию как государство, но всех военных преступников ожидает суровое правосудие…
13. Мы призываем правительство Японии теперь же объявить безоговорочную капитуляцию всех японских вооруженных сил и обеспечить надлежащую и полную гарантию их добросовестности при этих действиях. В противном случае Японию ожидает полное, абсолютное уничтожение».[498]
Хотя эти условия, учитывая аморальность, которой характеризовалась война, не были чрезмерно жестокими или непродуманными, однако ничего не было сказано по важнейшему вопросу — о положении императора. В глазах народа он являлся божеством. Но он объявлял войну и заключал мир и являлся верховным командующим японской армии, флота и воздушных сил. Должен ли он отвечать за преступления, которые они совершили? Если да, то следует ли его внести в список военных преступников и повесить? Для японских масс это было бы равносильно молчаливому примирению с убийством их бога. Если бы этот вопрос разъяснили, если бы открыто объявили, что, хотя власть императора будет определенным образом урезана, его положение как императора останется незатронутым, то, несомненно, ультиматум был бы принят и отпала бы нужда применять атомную бомбу.
Рано утром 6 августа, когда заводские рабочие заступили на дневную смену, а дети школьного возраста находились в школах, один самолет В–29 с экипажем из 11 человек приблизился к городу Хиросима, который был выбран генералом Спаатсом в качестве первого объекта бомбардировки. В 8 часов 15 минут бомбардир—наводчик нажал рычаг и сбросил бомбу на парашюте. После этого самолет устремился прочь от места предстоящего взрыва.
Несколько мгновений спустя над северо—западной частью города в нескольких сотнях футах над землей появился огненный шар. Температура в его центре исчислялась в миллионах градусов по Цельсию, давление — в сотнях тысяч тонн на квадратный дюйм. Запылали сотни пожаров, началась «огненная буря». Наиболее удаленные пожары возникали на расстоянии 13 700 футов от эпицентра взрыва. Люди, находясь на удалении 24 тыс. футов, ощущали жар взрыва; на расстоянии 15 тыс. футов появлялись ожоги; радиоактивное излучение оказалось смертельным в радиусе 3 тыс. футов. Город полностью выгорел на площади 4,4 кв. мили; в жилых районах из 90 тыс. домов было разрушено 62 тыс. Разрушения можно сравнить с тем, что получилось бы при взрыве бомбы вдвое большего размера, чем самая большая английская фугасная бомба, над городом лилипутов с постройками высотой от одного дюйма до фута.[499]
В это время в городе находилось около 320 тыс. человек, из них, согласно официальному перечню потерь, 78 150 было убито, 13 983 пропало без вести и, по всей вероятности, такое же число жителей получило ранения. Если так, то общее количество жертв — около 180 тыс.
6 августа Трумэн сделал публичное заявление по поводу этого ужасающего избиения людей. В частности, он сказал:
«16 часов назад американский самолет сбросил одну бомбу на Хиросиму — важную базу японской армии. Мощность этой бомбы больше мощности взрыва 20 тыс. тонн тринитротолуола. Ее взрывная сила более чем в 2 тыс. раз превышает силу английской бомбы «Гранд слэм» — самой большой бомбы, когда—либо применявшейся в истории войн… Речь идет об атомной бомбе. Это было использованием сил, лежащих в основе вселенной. Силы, которые являются источником энергии солнца, были сброшены против тех, кто развязал войну на Дальнем Востоке… Мы пошли на азартную игру — израсходовали 2 млрд. долларов на величайшее в истории научное изобретение, хотя еще не знали, получится ли что—нибудь. И мы выиграли».[500]
8 августа Сталин объявил войну Японии, а на следующий день русские пересекли маньчжурскую границу.
В этот же день вторая атомная бомба была сброшена на Нагасаки — город с населением в 260 тыс. человек. Вероятно, было убито 40 тыс., столько же ранено; город разрушен на площади 1,8 кв. мили. Хотя эта бомба была сильнее[501] первой, но неровности местности ограничили площадь максимальных разрушений долиной, над которой взорвалась бомба.
Таким образом, двумя бомбами было убито и искалечено четверть миллиона человек. В этот самый день, 9 августа, президент Трумэн выступил по радио перед своими соотечественниками со следующими набожными словами:
«Мы благодарим бога за то, что она появилась у нас, а не у наших противников, и мы молим о том, чтобы он указал нам, как использовать ее по его воле и для достижения его цели»[[502]
10 августа токийское радио объявило, что японское правительство готово принять условия Потсдамской декларации союзников от 26 июля при условии, что указанная декларация не содержит никакого требования, которое затрагивает прерогативы императора как суверенного правителя.[503]
На следующий день союзники дали такой ответ:
«С момента капитуляции власть императора и японского правительства в отношении управления государством будет подчинена «Верховному командующему союзных держав…»[[504]
Почему этого не было в декларации от 26 июля? Разве в этом случае божественная цель не была бы достигнута более христианским образом?
Наконец, 14 августа император принял условия Потсдамской декларации, и после этого был дан сигнал прекратить огонь. 2 сентября, ровно через 6 лет после объявления войны Англией и Францией, японские полномочные представители подписали на борту американского линкора «Миссури», стоявшего в Токийском заливе, акт о капитуляции. Вторая мировая война окончилась. Так сила восторжествовала над мудростью, животное начало в человеке — над гуманностью. Ради будущего необходимо подумать о жестокости принятого в Потсдаме решения использовать атомную бомбу.
Утверждалось, что западные союзные державы ведут войну на Дальнем Востоке, так же как и в Европе, во имя справедливости, гуманности и христианства. Однако они выиграли войну такими средствами, которые «монголизировали» воину, а следовательно, и последовавший мир оказался «монголизированным».
В двух страшных аутодафе жители Хиросимы и Нагасаки были, подобно еретикам и ведьмам прошлых веков, ввергнуты в пламя и умирали в течение нескольких минут или многих часов.[505]
«Где стоял город, — пишет священник Сименс из Хиросимы, — там образовалась гигантская обожженная рана… К нам идут все новые и новые пострадавшие. Легко раненные тащат с собой пострадавших серьезно. Вот раненые солдаты и матери, несущие на руках своих обожженных детей… Страшно обгоревшие люди зовут нас. На дороге много мертвых и умирающих. На мосту Мисаси, который ведет во внутренний город, нас встретила длинная процессия солдат, покрытых ожогами. Одни бредут при помощи обломков досок, других несут их менее пострадавшие товарищи… На мосту несколько брошенных лошадей стоят опустив головы; на боках у них большие ожоги».[506]
Мертвым лучше, чем раненым, ибо действие радиоактивных излучений было поистине дьявольским.
«Начинался кровавый понос, и люди гибли, некоторые через 2 или 3 дня после взрыва, а большинство в течение недели. Вскрытие показало резкие изтяенения состава крови — почти полное отсутствие белых кровяных телец и перерождение костного мозга. Слизистая оболочка горла, легкие, желудок и кишечник были остро воспалены…» Мужчины, находившиеся на расстоянии 5 тыс. футов от места взрыва, стали бесплодными, а «у женщин на различных стадия беременности оказавшихся на расстоянии 3 тыс. футов от эпицентра взрыва, во всех известных случаях были выкидыши. Даже те женщины, которые находились на удалении 6500 футов, или выкидывали или преждевременно рожали детей, умиравших вскоре после рождения. Около одной трети женщин, бывших на удалении 6–10 тыс. футов, рожали, по—видимому, нормальных детей. Спустя два месяца после взрыва общее количество случаев неправильных и преждевременных родов и абортов составило в городе 27 % по сравнению с 6 % в нормальное время»[[507]
Влияние бомбы на моральное состояние населения было в значительной степени обратным тому, которое ожидалось. Так, в отчете говорится:
«Влияние бомбы на отношение к войне в целом по Японии, однако, было менее заметным, чем в городах, подвергшихся атомной бомбардировке… Существенное влияние отмечалось только в группе ближайших городов, находящихся в пределах 40 миль от Хиросимы или Нагасаки… Надо отметить, что даже в городах, подвергшихся атомным бомбардировкам, атомные бомбы не смогли уничтожить боевой дух японцев. Жители Хиросимы и Нагасаки не стали пораженцами в большей мере, чем жители других японских городов. В целом военные потери и поражения, например на Сайпане, на Филиппинах и Окинаве, вдвое больше способствовали распространению уверенности в неизбежности поражения, чем атомные бомбы. В этом отношении другие налеты на Японию были втрое важнее. Нехватка продовольствия и недоедание также в большей мере убеждали народ в том, что продолжать войну нельзя»[[508]
Из всего сказанного ясно, что решение использовать атомную бомбу было грубой ошибкой не только в моральном отношении, но и в психологическом.