И если на следующий день будут поражены другие 10, 20, 50 центров, кто сможет еще удержать обезумевшее население от бегства в поля и деревни, чтобы спастись из городов, представляющих собой мишени для неприятельских ударов?
Неизбежно должно произойти разложение, глубокое разложение всего организма, и не может не наступить вскоре момент, в который население, побуждаемое исключительно инстинктом самосохранения, потребует, чтобы избавиться от смертельной тревоги, прекращения борьбы на любых условиях.
Может быть, это произойдет еще прежде, чем сухопутная армия успеет закончить мобилизацию, а флот — выйти в море».[35]
Таковы две выдающиеся тактические теории, порожденные первой мировой войной. Примечательно, что обе теории переносили проблему войны из материальной в моральную сферу. Если удар по командованию противника преследовал цель деморализовать вооруженные силы, то цель удара по гражданскому населению заключалась в деморализации правительственного аппарата.
По идее обе теории сходны, однако они коренным образом отличаются друг от друга по методу. Если первая теория предполагает, что армия и авиация будут единым целым, то вторая теория исходит из их разделения — армия становится простой полицейской силой, вся задача которой сводится к оккупации страны, подавленной авиацией. Такая форма нападения с воздуха получила название «стратегической бомбардировки». Согласно первой теории, действия должны происходить только в военной сфере, целью стратегии по—прежнему остается генеральное сражение. Согласно второй теории, действия происходят только в гражданской сфере, целью воздушной тактики становится уничтожение основ цивилизованного существования. Какое влияние оказали эти теории в условиях, когда не было войны?
Первая не имела никакого влияния до прихода Гитлера к власти в 1933 г. Вторая получила широкую известность ввиду ее доходчивости. Аналогичные теории уже развивались во время первой мировой войны: в США бригадным генералом Вильямом Митчеллом и в Англии сэром Хью Тренчардом. В апреле 1918 г. Британия первая создала независимые военно—воздушные силы: воздушные силы сухопутной армии, носившие вспомогательный характер, были преобразованы в британские военно—воздушные силы — самостоятельный вид вооруженных сил.
На первый взгляд, это мероприятие, казалось, отвечало островному положению Британии, хотя и обеспечивавшему ей безопасность против нападения сухопутных сил, но затрудняющему поддержку континентального союзника наземной армией. Если бы утверждения Дуэ и других, мысливших аналогичным образом, были правильны, хотя по сей день ничто не доказало их справедливость, тогда вековая проблема, как с минимальными силами сыграть максимальную роль в континентальной войне, оказалась бы решенной. Военно—воздушные силы смогли бы в значительной степени заменить армию, бомбардировки британскими самолетами объектов на континенте сделали бы ненужным отправку больших экспедиционных сил за море.
Положение Франции менее благоприятно; между ней и Германией нет Ла—Манша, кроме того, Франции недоставало людских ресурсов для новой войны против Германии. Чтобы компенсировать эти недостатки, Франция превратилась в искусственный остров, соорудив линию Мажино, которую можно уподобить плотине, защищавшей страну от германского наводнения. Французы не создали самостоятельных военно—воздушных сил по той простой причине, что они рассматривали бомбардировочную авиацию просто как средство увеличения дальнобойности орудий линии Мажино.
Два различных подхода к этому вопросу показывают, что если британский и французский генеральные штабы и имели хоть какую—нибудь ясную концепцию, то она заключалась в том, чтобы начать новую войну в том месте, где кончилась прошлая; на линии Мажино, заменившей старые линии траншей Западного фронта. Следовательно, по замыслу англо—французских штабов, война должна была начаться как осада, которая обеспечит достаточное время для производства необходимого количества воздушной артиллерии, чтобы стереть в порошок Германию, и постройки флота для проведения блокады. Если план был не таков, тогда трудно даже представить себе, в чем же он заключался.
К несчастью для Британии и Франции, Германия в 1933 г. подпала под влияние человека с весьма определенными политикой и планами, человека, соединявшего в себе качества реалиста, идеалиста и провидца, который для одних был: просто Гитлером, а для других самим богом. «Кто говорит, что я собираюсь начать войну, как сделали эти дураки в 1914 году, — кричал Гитлер. — Разве все наши усилия не направлены к тому, чтобы избежать этого? Люди в большинстве своем совсем лишены воображения… Они слепы к новому, к незнакомым вещам. Даже мысль генералов бесплодна. Они барахтаются в паутине технических знаний. Созидающий гений всегда выше круга специалистов».[36]
Еще в 1926 г., когда Гитлер только писал второй том «Mein Каmpf», он полностью отдавал себе отчет в том, что в грядущей войне «моторизация» будет «преобладать и сыграет решающую роль».[37] Он верил в доктрину абсолютной войны Клаузевица и в стратегию сокрушения. Он считал войну орудием политики, а так как его политическая цель заключалась в захвате Lebensraum для немцев, то Гитлер соответствующим образом разрабатывал тактические планы. Целью Гитлера было в кратчайший срок при минимальном ущербе для материальных ценностей сломить волю противника к борьбе.
Его тактика основывалась на использовании пропагандистского наступления и последующего молниеносного удара. Гитлер пересмотрел теорию Дуэ с точки зрения последовательности действий: нужно подорвать моральное состояние мирного населения противника до, а не после начала военных действий, не физически, а интеллектуально. Гитлер говорил: «Что такое война, как не использование хитрости, обмана, заблуждений, ударов и неожиданностей?.. Есть более глубокая стратегия, — война интеллектуальным оружием… Зачем мне деморализовать его [противника] военными средствами, когда я могу достичь того же самого лучше и дешевле другими путями».[38]
Из приводимой ниже цитаты из книги Раушнинга видна суть теории Гитлера:
«Место артиллерийской подготовки перед атакой пехоты в позиционной войне в будущем займет революционная пропаганда, которая сломит врага психологически, прежде чем вообще вступят в действие армии. Население вражеской страны должно быть деморализовано, готово капитулировать, ввергнуто в состояние пассивности, прежде чем зайдет речь о военных действиях.
Мы будем иметь друзей, которые помогут нам во всех вражеских государствах. Мы сумеем заполучить таких друзей. Смятение в умах, противоречивость чувств, нерешительность, паника — вот наше оружие…
Через несколько минут Франция, Польша, Австрия, Чехословакия лишатся своих руководителей. Армия останется без генерального штаба. Все политические деятели будут устранены с пути. Возникнет паника, неподдающаяся описанию. Но я к этому времени уже буду иметь прочную связь с людьми, которые сформируют новое правительство, устраивающее меня.
Когда противник деморализован изнутри, когда он находится на грани революции, когда угрожают социальные беспорядки, тогда наступает долгожданный момент. Один удар должен сразить врага… Гигантский, сокрушительный удар. Я не думаю о последствиях. Я думаю только об этом ударе»{38}
В другой раз Гитлер говорил:
«Если бы я собирался напасть на врага, то поступил бы не так, как это делает Муссолини. Я бы не вел перед этим месяцами переговоров, не делал бы длительных приготовлений, я бы поступил так, как действовал всю мою жизнь: как молния в ночном мраке ударил бы по врагу»[39]
Хотя изложенные выше теории указывали, что будущая война будет значительно отличаться от прошлой, формы и принципы наступления и обороны оставались прежними. Для изучающего историю войны чрезвычайно важно представлять себе эти формы, прежде чем он приступит к рассмотрению военных действий в войну 1939–1945 гг. Несмотря на то, что эта война велась на различных театрах военных действий, в различных климатических условиях, чтобы критика имела опору, нужно знать основные формы наступления и обороны.
Хотя есть много вспомогательных форм наступления, например путем предательства (пропаганды), блокады, обмана, отвлечения сил противника из главного стратегического района, террора, разрушения, однако на поле боя главных форм наступления три: с фронта, с фланга, стыла. Наступление с фронта делится на два типа: истощение сил противника и прорыв. В первом случае с противником входят в соприкосновение, втягивают его в бой, затем заставляют ввести в дело резервы и в конце концов настолько перемалывают силы противника, что их становится недостаточно, чтобы противостоять дальнейшему нажиму. Чтобы избежать истребления своих сил, противник вынужден начать отступление с риском подвергнуться преследованию. Следует помнить, что преследование представляет собой новое наступление и должно проводиться свежими силами.
В современных условиях по возможности следует избегать этого наиболее примитивного типа наступления, потому что огонь обороны действеннее огня наступающего. Следовательно, даже в том случае, если обороняющемуся будет нанесено решительное поражение, наступающий, вероятно, заплатит за это непомерную цену. Это было ясно даже во времена гражданской войны в Америке, когда применялись еще орудия, заряжаемые с дула. Вот что писали два очевидца. Полковник Лимен: «Посадите солдата в окоп, а позади на холме поставьте хорошую батарею — и этот солдат, даже если он не очень хороший, сумеет отразить наступление трех солдат противника».[40] Фрэнк Уилксон: «Перед выходом из Норт—Анна я обнаружил, что наша пехота устала от штурма земляных укреплений. Рядовые бойцы утверждали, что один хороший солдат, сидящий в укреплении, стоит трех хороших солдат, наступающих в открытом поле».[41]
Классический пример прорыва дает сражение при Арбелах (так же, известное как сражение при Гавгамелах) 1 октября 331 г. до н. э., окончившееся победой Александра Македонского. Этот известный маневр заключается в следующем: Александр во главе 45–тысячной армии по диагонали подошел к стыку между левым крылом и центром персидской армии Дария. По численности она значительно превосходила армию Александра. Александр построил свою армию в виде клина: слева — фаланга (тяжелая пехота), справа — легкие войска, в острие клина — тяжелая кавалерия. Неуклонное движение фаланги вселило страх в персидские орды. Заметив разрыв в боевом порядке персидской армии в результате движения вперед нескольких кавалерийских отрядов, Александр двинул свои войска в этот разрыв. Прорвавшись на всю глубину, Александр повернул свою конницу влево и атаковал правое крыло персов с тыла. После этого вся армия Дария в панике обратилась в бегство.
Наступление с фланга также подразделяется на два типа: атака с одним охватом и атака с двойным охватом.
Есть бесчисленное множество примеров наступления первого типа. Одним из лучших является сражение при Лейтене, выигранное Фридрихом Великим 5 декабря 1757 г. Образцом для Фридриха послужил знаменитый маневр Эпаминонда в битве при Левктре в 371 г. до н. э.
Быстро продвигаясь во главе 36–тысячного войска, Фридрих застиг врасплох австрийскую армию маршала Дауна, насчитывавшую примерно 85 тыс. чел. Даун спешно построил свои войска в линию: правый фланг упирался в болото, левый — в реку Швейдениц, а центр располагался в деревне Лейтен. Произведя демонстративную атаку на правый фланг армии Дауна, Фридрих под прикрытием возвышенности незаметно перебросил перед фронтом противника большую часть своих войск и обрушился на левый фланг армии противника, отбросив его к Лейтену. Затем он смял центр и все войска, находившиеся перед ним. Наполеон превозносил эту битву как «шедевр движения, маневра и решимости».[42]
Классический пример двойного охвата продемонстрировал Ганнибал в бою при Каннах 2 августа 216 г. до н. э. Ганнибал разделил свою пехоту на три части: в центре — испанцы и галлы, на флангах — африканские части. На крайних флангах он поставил сильные отряды кавалерии. Перед ним стояла римская армия под командованием Варрона в таком же боевом порядке. Конница левого фланга Ганнибала атаковала и разбила конницу правого фланга римлян, прошла в тылу их боевого порядка, атаковала конницу левого фланга и рассеяла ее. Римская конница была изгнана с поля боя. Одновременно развертывался бои пехоты. Ганнибал построил центр своих войск полумесяцем, обращенным выпуклой стороной к противнику. Этот полумесяц был атакован римлянами и под их давлением стал медленно отходить назад, пока боевой порядок не принял вогнутую форму. В этот мешок Варрона и направил своих солдат. Неожиданно Ганнибал повернул африканскую пехоту на своих флангах соответственно направо и налево, а в тыл римского войска ударила карфагенская конница, к тому времени вернувшаяся из преследования. Армия Варрона была как бы поглощена землетрясением.
До изобретения самолета атака с тыла в строгом значении этого слова, то есть атака, не служившая прямым продолжением прорыва или охвата, могла проводиться только войсками, действовавшими независимо от войск, участвующих в основном бою или сковывающих противника. Превосходным примером такой атаки служит сражение при Чанслорсвилле. 2 мая 1863 г. генерал Ли приказал С. Джексону во главе 32–тысячного корпуса совершить 12–мильный марш, обойти фронт и правый фланг армии Хукера и напасть на нее с тыла. Джексон успешно выполнил задачу и полностью расстроил планы Хукера.
Оборона делится на две основные категории, прямую оборону и непрямую. Ко второй категории относится оборона огнем, маскировкой, созданием препятствий (в наши дни — заграждения, мины и множество противотанковых и противодесантных препятствий) и уменьшением размеров цели путем рассредоточения. Однако средства непрямой обороны носят лишь вспомогательный характер по отношению к прямой обороне, которая осуществляется в трех главных формах: линейная оборона, оборона районов и подвижная оборона.
Примеры первой формы прямой обороны: Великая китайская стена, стены, сооруженные римлянами на границах, траншеи в первую мировую войну и линия Мажино. Примером второй формы прямой обороны, часто называемой в отличие от линейной обороны «обороной в глубину», служит система, разработанная строителями средневековых замков и военными инженерами XVII–XVIII вв. Эта система состояла из замков или крепостей, прикрывавших центры коммуникации и естественные пути подхода с целью замедлить движение неприятеля. Укрепления обычно располагаются в шахматном порядке на большую глубину.
Щит был самой древней формой подвижной прямой обороны, на смену ему пришли рыцарские доспехи, в наши дни появилась танковая броня. Самым древним примером групповой защиты может служить лагерь, окруженный повозками, к такой защите прибегали кочевые народы: гунны, монголы и др., позднее гуситы (в XV в.) и даже буры во время англо—бурской войны 1899–1902 гг., например в сражении при Паардебурге. Как мы убедимся ниже, последний вид обороны широко использовался во второй мировой войне.
На первый взгляд может показаться, что изобретение самолета принесло с собой новые формы наступления и обороны — в вертикальной плоскости. Но это не так. В свое время древнеримское «тестудо» было таким же важным средством защиты против снарядов, падавших сверху, как современная зенитная артиллерия и бетонные убежища. Когда в битве при Гастингсе 14 октября 1066 г. Вильгельм Завоеватель приказал своим лучникам стрелять вверх таким образом, чтобы стрелы сыпались на армию Гарольда, примитивными средствами он делал то же самое, что делают в наше время бомбардировщики, зачастую не добиваясь таких решающих результатов.
Из этого краткого экскурса в прошлое видно, что, хотя средства наступления и обороны стали неузнаваемыми, формы наступления и обороны остались неизменными. Величайшее изменение в ведении войны, возможно, произошло не в области тактики, а в области тылового обслуживания: переброска грузов и войск по воздуху. Это изменение носит коренной характер, ибо при транспортировке по воздуху не нужно считаться с дорогами или местностью.
Раньше все передвижения производились на плоскости, теперь к ним прибавилось передвижение в пространстве. Сражения не ведутся больше только в районах, не говоря уже о линиях, как они большей частью велись еще в 1914–1918 гг., а происходят в объемах. Современное поле сражения можно сравнить с коробкой, в которой находятся армии. Независимо от того, находятся ли армии в движении или нет, они готовы или, по крайней мере, должны быть готовы в любой момент защищаться со всех сторон: сверху, с фронта, с тыла и с флангов — или вести наступление в одном или нескольких из этих направлений. Война стала значительно более сложной игрой; теперь в ней участвует больше фигур, но игра ведется на той же старой доске, ибо, несмотря на авиацию, исход сражения решается на земле.
1 сентября 1939 г., спустя ровно 20 лет с того дня, когда державы—победительницы сняли запрещение на торговлю с вражескими странами, Германия отбросила запрещение на войну. Если на Западе война приняла вначале позиционный характер, то на Востоке на этот раз развернулась молниеносная война. Всего за 18 дней рассыпалась, как карточный домик, Польша — страна, имеющая более 30 млн. мужественных людей и в три раза превышающая по размерам Британию.
Поражение обусловили как стратегические, так и тактические причины. Первые потому, что западная половина Польши образовывала огромный выступ, направленный в сторону Берлина; с севера к нему примыкали Восточная Пруссия и Померания, с юга — Силезия и Словакия. Вторые потому, что к западу от Вислы не было естественных рубежей обороны. Германо—польская граница тянулась на 1700 миль, ни одна из армий того времени не могла оборонять ее. Зачем же поляки взялись за это?
Основная причина заключалась в том, что польские важные стратегические районы находились в выступе, а без них поляки не смогли бы снабжать свои войска. Среди этих районов четыре имели первостепенное значение: 1) угольный район польской Силезии;[43] 2) промышленные города Кельце, Конске, Опочно, Радом и Люблин; 3) промышленные города Тарнов, Кросно, Дрогобыч и Борислав; 4) текстильный район вокруг Лодзи. Большинство польских предприятий по производству вооружения и боеприпасов располагалось в третьем районе, там же находились авиационные и моторостроительные заводы, угольные шахты, предприятия по очистке нефти и производству горючего. Первый из названных районов находился на границе с Германией и сам образовывал дополнительный выступ между Верхней Силезией и Словакией. Второй район был расположен в 100–150 милях к северу от Словакии, третий район — также в 20–60 милях севернее Словакии и четвертый район — примерно в 80 милях к востоку от Силезии.
Еще в двух отношениях стратегическое положение поляков было невыгодно. Во—первых, Германия господствовала на Балтийском море и, следовательно, несмотря на существование Польского коридора, могла поддерживать тесную связь с Восточной Пруссией. Во—вторых, Польша могла поддерживать контакт со своими западными союзниками только через Румынию и Черное море. Стратегически Польша являлась островом на суше, все «побережье» которого было открыто для вторжения. Тактические неудобства были не менее велики. Польская армия и авиация уступали немецким не только по численности, но и технически. Район же, который поляки решили оборонять, представлял собой идеальную местность для действий мотомеханизированных частей, особенно осенью, когда обычно стоит прекрасная погода. Уж одно это поставило польскую армию в плачевное положение. Больше того, в этих районах проживало около 2 млн. немцев, и почти все, что делали поляки, становилось известным противнику.
Польский план носил половинчатый характер: он был частично наступательным и частично оборонительным. Однако нужно отдать должное его составителям: ведь поляки ожидали энергичного наступления своих союзников на Западном фронте, хотя не имели никаких оснований ждать его начала раньше, чем через несколько месяцев. Польский командующий маршал Рыдз—Смиглы и его штаб, инстинктивно настроенные против обороны, положились на мужество солдат и, крайне недооценив возможности танков и авиации, сочли возможным удерживать весь выступ от Гродно до Кросно и прикрыть все промышленные районы. По плану Рыдз—Смиглы, 6 армий, состоявших из 30 пехотных дивизий, 10 резервных дивизий и 22 кавалерийских бригад, разместились вдоль границы и поблизости от нее; резервы этих армий и общий резерв дислоцировались в районе Варшавы. После завершения мобилизации польский командующий располагал 50 с лишним тыс. офицеров и 1,7 млн. солдат. Однако перед лицом германской армии эти цифры значили очень мало, так как поляки почти не имели мотомеханизированных войск. В польской авиации было около 500 пригодных к использованию самолетов, бронетанковые силы насчитывали только 29 рот броневиков и 9 рот легких танков. Кроме того, поляки испытывали недостаток в тяжелой, зенитной и противотанковой артиллерии.
Германский план предполагалось выполнить двумя этапами. Первый этап — окружить и уничтожить польские войска в излучине Вислы; второй этап — ударами из Восточной Пруссии на юг и из Словакии на север отрезать всю Польшу к западу от линии Белосток — Брест—Литовск и р. Буг. Таким образом, план предусматривал два двойных охвата: внутренний — к западу от Варшавы и внешний — к востоку от нее.
Выполнение плана было возложено на генерала фон Браухича, который располагал пятью армиями. Армии разделялись на две группы: разграничительная линия проходила по реке Нетце.
Северная группа армий под командованием генерала фон Бока состояла из 3–й и 4–й армий. 3–я армия находилась в Восточной Пруссии, а 4–я — в Померании. Перед 3–й армией стояла главная задача: продвинуться южнее и восточнее Варшавы и далее встретиться с 14–й армией, наступавшей в северном направлении из Верхней Силезии и Словакии. 4–я армия должна была сначала разгромить противника в польском Поморье, а затем сомкнуться с правым флангом 3–й армии и действовать против правого фланга поляков в районе Познани.
Южная группа армий под командованием генерала фон Рундштедта состояла из 8–й, 10–й и 14–й армий. 8–я армия, дислоцированная в Померании и Бранденбурге, левым флангом опиралась на реку Нетце, а правым — на Намслау (восточнее Бреславля). Эта армия должна была действовав против польских сил в районе Познани и взаимодействовать с правым флангом 4–й армии и левым флангом 10–й армии. 10–я армия из Нижней Силезии должна была прорваться к Висле и окружить левый фланг польских войск в районе Познани. 14–я армия, сосредоточенная в Верхней Силезии, Моравии и Словакии, должна была уничтожить польские войска в районе Кракова и, выдвинув вперед правое крыло, наступать на север до соединения с левым флангом 3–й армии.
Очевидно, в этих операциях принимали участие 45 германских дивизий.[44] Силы не очень большие, если учесть размеры театра военных действий. Но в отличие от польских дивизий они были превосходно снаряжены и укомплектованы несравненно лучшим личным составом. Размеры германских мотомеханизированных сил оцениваются по—разному; скорее всего они насчитывали 6 танковых и 6 моторизованных дивизий. Из 4 германских воздушных флотов использовались 2 флота: 1–й под командованием генерала Кессельринга, базировавшийся на Восточную Пруссию и Померанию, и 4–й — под командованием генерала Лера, базировавшийся на Силезию и Словакию. Оба эти флота имели около 2 тыс. машин.[45]
Сравнительно с массами пехоты германские военно—воздушные и танковые силы были невелики, особенно если вспомнить, какие огромные соединения действовали на позднейших этапах войны. Однако они сыграли такую решающую роль в ходе военных действий, что достаточно принять в расчет только их достижения, чтобы понять, почему Польша так быстро потерпела крах.
Наступление на Польшу началось в 4 часа 40 мин. утра 1 сентября 1939 г. массированным ударом с воздуха. Поляки были застигнуты врасплох. Они продолжали мыслить, так сказать, категориями неторопливых военных действий 1914 г.: сначала выдвижение кавалерийских заслонов и наблюдательных партий, потом осторожное продвижение вперед обеих сторон с целью выиграть время для завершения мобилизации. Короче говоря, им снились авангардные действия легкой конницы, а их разбудили атакой тяжелой кавалерии. В результате, через 48 час. после начала военных действий польское командование было парализовано.
В качестве первоочередной задачи германских военно—воздушных сил был захват господства в воздухе. Это было достигнуто уничтожением польской авиации как в воздухе, так и на земле. Во время массированных ударов немецкой авиации по аэродромам перед польскими летчиками стоял выбор: либо подняться в воздух и принять бой с численно превосходящим противником, либо оставаться на земле свидетелями уничтожения своих самолетов на аэродромах. Бомбардировке были также подвергнуты сооружения противовоздушной обороны, ремонтные предприятия и радиостанции.
Германская авиация применяла следующую тактику: один или несколько разведывательных самолетов выводили на цель девятки бомбардировщиков, следовавших под прикрытием истребителей; самолеты летели на высоте 10 тыс. футов, при подходе к цели снижались до 3 тыс. футов и звеньями по три машины сбрасывали бомбы на цель. После этого истребители пикировали и на бреющем полете обстреливали все замеченные самолеты и польских солдат. Иногда перед началом бомбардировки разведчик на небольшой высоте окружал цель кольцом белого дыма.
Господство в воздухе было захвачено немедленно, буквально через 24 часа после начала войны, и перед германской авиацией встала новая задача: воспретить все переброски войск противника по земле. Основными целями германской авиации стали железные дороги и станции в излучине Вислы, причем мосты, которые могли потребоваться германским войскам, не уничтожались. Также подвергались нападению колонны войск и транспорты на дорогах. Чтобы организовать диверсии и подрывную работу в тылу, за линией фронта высаживали десанты и сбрасывали парашютистов. Сообщалось, что «в некоторых случаях высаженные десанты нападали на штабы и охрану за линией фронта».[46]