Он посмотрел вниз, туда, где я стоял на коленях перед ним.
— Да, — ответил он, все еще холодным голосом. — Именно этого я хочу. Теперь делай, что было сказано.
«Пошел на хер», — хотелось мне выплюнуть ему в ответ, но я был умнее. Я бы проиграл в битве силы воли с Эшем, и я не имел оснований на то, чтобы позже пожаловаться на это. У Эша была репутация выдающегося солдата, я знал, каким тупицей выглядел бы, если бы пошел и нажаловался, что мой капитан заставил меня сделать тридцать отжиманий, которые мне не хотелось делать.
Поэтому я опустился на руки, вытянул свое тело и сделал первое отжимание. Когда я поднимался на руках, то почувствовал через куртку резиновый протектор ботинок, жестоко впивавшийся в мою спину.
— Ты не сказал: «Да, сэр», — тихо произнес Эш. — Теперь сделаешь пятьдесят отжиманий.
Мне хотелось его убить. Хотелось подняться на ноги и бить его до тех пор, пока костяшки моих пальцев не начнут кровоточить. Хотелось обхватить этого ублюдка за шею руками и задушить. Что совсем не объясняло острую похоть, обхватившую основание моего позвоночника, и эрекцию, которая усиливалась всякий раз, когда отталкиваясь вверх, я чувствовал ботинок, надавливающий на мою спину.
— Я все еще ничего не услышал, лейтенант.
— Да, сэр, — сказал я сквозь зубы.
— Уже лучше. Теперь до самого пола. Если ты не сможешь этого сделать самостоятельно, то я заставлю тебя целовать пол каждый раз, когда ты будешь опускаться.
Я старался, но я делал только двадцать четвертое отжимание, а мои руки тряслись. Я был в фантастической форме (это не было проблемой), проблема заключалась в том, что его ботинок на моей спине, и фиг знает сколько килограммов веса сердитого Колчестера, опирались на меня. Я изо всех сил старался опуститься, а затем снова подняться, зная, что Эш не будет доволен моими усилиями.
— О, нет, — с досадой произнес Эш. — Похоже, нам нужно поцеловать пол.
Я жестоко выругался.
— Я не буду целовать пол, — прорычал я.
Ботинок исчез с моей спины, а затем Эш сел на корточки передо мной.
— Как насчет моего ботинка? — сказал он. — Вперед. Целуй его, и тогда мы оба будем знать, что ты правильно понес свое наказание.
— Я тебя ненавижу, — сказал я с тихой яростью. — Я так чертовски сильно тебя ненавижу. — Я проиграл, и мы оба это знали. Я всегда проигрывал, когда дело касалось Колчестера, потому что, когда дело касалось Колчестера, мне всегда хотелось проиграть.
Поэтому я опустился и поцеловал его ботинок.
Он пах кожей и сосновыми иглами, так и легким дуновением песка с сухого двора базы. Замша ощущалась неожиданно мягкой под моими губами, мягче, чем губы Колчестера, во время нашего поцелуя три года назад. Я слышал, как он медленно выдохнул, слышал стук моего пульса в собственных ушах.
На это мгновение тишины не было войны. Не было Карпатии. Не было Морган и не было напряженной истории между нами. На мгновение я даже забыл, что ненавидел себя.
На это мгновение тишины, когда мои губы были на ботинке Колчестера, вокруг царил только мир. Не было ни стыда, ни уязвленной гордости, не было сопротивления — лишь простое нефильтрованное существование. У меня из-за этого практически кружилась голова. У меня закружилась голова, изменилось дыхание, моя кровь двигалась по-другому, жизнь и раньше всегда была такой детальной? Такой полной? Каждая молекула так громко пела свою собственную песню, что я практически слышал, как говорят стены, и кричит пол?
— Эмбри, — услышал я Эша. — Эмбри, очнись. Эмбри.
Я почувствовал пальцы под моим подбородком, и меня направили, чтобы я стал на колени.
— Маленький принц, — пробормотал Эш. — Куда ты отправился?
Я моргнул. Я не понял этого вопроса, и он, похоже, это видел.
— Ты навис над моим ботинком, прижимаясь к нему с губами в течение полутора или двух минут, — объяснил он, его губы изогнулись в улыбке.
— Правда?
Он тоже стоял на коленях, достаточно близко, чтобы я мог видеть грани в зеленом отражение его глаз.
— Я не возражал, — сказал он, все еще улыбаясь. — Ты хорошо выглядел, находясь там.
Теперь я ощущал больше, чем запах его ботинок, я чувствовал его запах: дым, огонь и кожу, — настоящую кожу — не такую, из которой сделаны его ботинки, а ту, из которой делают ремни. И кнуты.
У меня дрожали руки. Я неловко вскочил на ноги, вытирая свой рот и пытаясь отойти на достаточное расстояние, но при этом не вылететь из кабинета.
Он удивился, наблюдая за мной.
— Ты в порядке?
Я не был в порядке.
— Могу я закончить свои отжимания в другой раз? Сэр?
Веселье испарилось, и Колчестер мгновенно качал головой.
— Ты сделал достаточно, лейтенант. Считай, что ты искупил вину. — Эш не извинился.
И я обнаружил, что не хочу, чтобы он это делал.
ГЛАВА 15
Эмбри
Прошлое
— Иди, или я тебя туда толкну! — крикнул Колчестер на Дага.
На заднем плане раздался теперь уже знакомый щелк, и нас чуть не сбило с ног взрывной волной, пронесшейся через коридор.
— На связь, — сказал я в рацию, хотя в моих ушах слишком сильно звенело, чтобы я мог услышать, ответили ли. Эш все еще кричал на Дага, не обращая внимание на взрыв; из коридора послышалось больше криков.
Всего три часа назад я и остальная часть группы Эша приехали в заброшенный город Каледония, чтобы создать форпост. Предполагалось, что это будет легко — или это воспринималось легкой задачей в эти дни — для нашей задачи не требовалось никаких пушек, только несколько прочных стен и несколько генераторов, достаточно было выбрать одно из эвакуированных зданий и укрепить его. Прочесывание других зданий в городке должно было быть поверхностным, неважным.
Это была ловушка. Гребаная ловушка. Все гребаное время.
Эш подумал, что шахта лифта — удачный путь, чтобы выбраться, и почти вся группа, которая была поймана в этой западне, спустилась в подвал, но, не хватало трех парней. Трех моих парней. Эш настаивал, что должен последним спустится вниз, и вначале я собирался ждать вместе с ним потому, что не мог переварить мысль о том, что он будет ждать в одиночестве, но сейчас, когда трое моих людей оказались на этой нейтральной территории между нижними этажами и верхними, занятыми врагом, я ни за что на свете не мог уйти.
— На связь, или я спускаюсь вниз, черт подери, — закричал я в рацию. Я попытался разглядеть хоть что-то в коридоре, но везде был только дым.
Иисусе. Меня назначили сюда две недели назад, и вот я скоро умру. В старом многоквартирном доме, за полмира от моей семьи, в метрах от человека, которого люблю. На гребаном линолеуме. Кто бы захотел сделать свой последний вздох на гребаном пожелтевшем линолеуме?
Что бы Эш не кричал Дагу, это сработало. Даг пробрался назад в шахту через открытые двери лифта, используя небольшую лестницу, прикрепленную к стене, продолжив путь. Эш повернулся ко мне.