— Бля, как же горячо в твоей заднице, — прошипел он, казалось, почти разозлившись на то, как хорошо ему стало. Он придавил меня своими бердами, вышел из меня на несколько дюймов и начал раскачиваться туда-сюда, чтобы тереться о то место внутри меня.
— О, боже, — пробормотал я. Мои бедра терлись о рюкзак — это был рефлекс, я бы не смог остановиться, даже если бы захотел, и позади меня послышалось еще больше жестокого смеха.
— Ты собираешься кончить, как подросток, изливающийся на подушку? — Его рука скользнула мне под горло и надавила, от чего я выгнулся к нему. Теперь Эшу было удобно говорить мне на ухо и одновременно медленно двигаться во мне, словно поршень, то вставляя в меня свой член, то высовывая его. — А?
Я яростно вздрогнул, дьявольский жар пронзил мой пах. Яйца подтянулись, бедра так напрягались, что причиняли чуть ли не больше боли, чем огнестрельное ранение в голени, а морфий возводил все это на грань реальности. На мгновение мужчина позади меня с холодным смехом и унизительными насмешками действительно стал испорченным сказочным принцем. На мгновение это стало тем, что произошло несколько лет назад в тот день, когда он стоял надо мной, придавив ботинком мое запястье — после того, как победил меня на тренировке, и перевернул меня, чтобы окончательно закрепить мое поражение самым полным из возможных способов.
Эш удерживал руку на моем горле, и уронил голову, отдавшись ощущениям. Он трахал меня, его толчки становились глубже и жестче, они были достаточно сильными, чтобы каждое движение отражалось болью в моем плече, достаточно сильными, чтобы ослабить перевязку на моей ране.
— Бля, — сказал Эш себе под нос, — именно это мне и было нужно. Проклятье, не двигайся… — Мои бедра снова терлись о рюкзак, мой оргазм был лишь в нескольких секундах, — …не двигайся, черт побери! Я хочу, чтобы ты не двигался.
Это все, что мне было нужно: это явное подтверждение того, что он действительно использовал меня, что прямо сейчас для него я был всего лишь тугой дыркой, которая не могла сопротивляться. И я кончил, потираясь о рюкзак, сексуально озабоченный подросток, как он и сказал, а не мужчина с несколькими подтвержденными убийствами и гаражом, полным спортивных автомобилей. А Колчестер был внутри меня, Колчестер удерживал меня за горло, Колчестер показывал мне ту часть себя, которая была наполнена безграничной жестокостью и эгоистичной животной силой. Колчестер, Эш, мой капитан, пронзал мое тело своим членом, как завоеватель, как король.
И мой оргазм все длился, длился и длился, густые полосы спермы забрызгивали рюкзак, а Эш удерживал мое тело изогнутым, чтобы было удобно наблюдать за всем этим через мое плечо, словно я демонстрировал ему шоу. И как только я излился, он толкнул меня на рюкзак и отпустил, словно мой оргазм разозлил его и в тоже время возбудил сверх меры. Почти весь его вес был на мне, я чувствовал, как мышцы его бедер, живота и груди работали вместе, чтобы он толкался в меня мощными бедрами, работали над тем, чтобы похоронить во мне этот член глубоко, жестко и быстро. Я мог лишь дышать, мог лишь сдерживать рваные гортанные стоны, так и норовящие вырваться из моего горла; все дело было в его массивном теле, распластанном поверх моего, а еще в этом огромном члене, неумолимом, жадном и неудовлетворенном, решившем выжать из меня все, чего он хотел, прежде чем кончить самому.
Эш, казалось, потерялся в себе, его выпады и резкие реплики, что были раньше, исчезли, он снова и снова меня пронзал, было слышно лишь неровное кряхтение, чувствовалось лишь неумолимое вторжение члена.
И тут, без предупреждения, его зубы вонзились в мое плечо, и он взорвался шквалом садистских толчков, из-за которых у меня на глаза навернулись слезы. Я ощутил ожог его спермы, его горячие струи, а еще чувствовал, как из огнестрельной раны вытекает свежая кровь и течет по моей груди, и сквозь слезы пришло странное головокружение. Колчестер — Эш — только что меня оттрахал до потери сознания, только что излился в меня, и тот же момент кровь вылилась из меня, словно он был вампиром, королем фей или волком. Я ждал этого четыре года, и это было смертоноснее, жестче и красивее, чем я надеялся.
Мгновение мы просто лежали, Эш все еще был распластан на мне, а затем — невозможное — он снова начал двигаться внутрь меня. Все еще чертовски жестко.
— Надеюсь, ты не думал, что так легко отделаешься, — пробормотал он мне на ухо. Он переместил свой вес и приподнял вверх мое тело, и я почувствовал, как тонкие струйки крови просачиваются из моей раны и спускаются вниз по животу. Кровь меня не волновала, и определенно, не было похоже, что она волновала Эша, судя по тому, как он растопырил пальцы под лунным светом, чтобы ее рассмотреть.
Больше перемещения и движения, а затем мой быстро разбухающий член встретился с теплой ладонью, покрытой вазелином. Его пальцы сомкнулись на мне, и мои глаза с трепетом закрылись по собственному желанию. Эш подвесил меня между двумя реальностями: реальностью его толстого члена, поглаживающего меня изнутри, и реальностью его скользкого кулака, двигавшегося туже и жестче, чем делал я сам, но каким-то образом даже идеальнее по той же причине.
— Я собираюсь… — я замолчал, это уже происходило, темный смех Эша звучал в моих ушах, пока он продолжал передергивать мне во время моего оргазма. Через несколько минут он снова кончил с низким рычанием и вышел из меня после того, как его конвульсии замедлились. Я думал, что на этом все, но когда я увидел — что-то совершенно невероятное — что он все еще был твердым, то знал, что это не так. Он перевернул меня на спину и с нетерпением стянул мои сапоги и брюки, а затем снова вошел в меня.
— Тебе нравится, быть оттраханым вот так? — спросил он, прижимаясь грудью к моей груди, животом — к моему животу, теперь мой член был зажат между плоскими мышцами наших животов. Всякий раз, когда он отстранялся, на поверхности его идеально вылепленного пресса появлялись мазки крови и предсемени.
Мы оба застонали при виде крови.
— Да, — удалось выдавить мне.
О, боже, мой член ни за что бы ни смог снова подняться, ни за что не смог бы кончить, но это произойдет, я уже это чувствовал. Эш наклонил голову, чтобы прихватить губами меня за подбородок, и я повернулся к нему и смотрел на его лицо лихорадочными глазами. Теперь он был всего лишь полумонстром, и в его лице я снова видел своего Ахилла, мужчину, который танцевал со мной, и было ли неправильно, что я так жаждал их обоих? И мужчину, с которым танцевал, и мужчину, который вбивался в меня?
И тут Эш замер, лишь на мгновение, и рукой провел по моей щеке.
— Ты так прекрасен в лунном свете.
Он просунул под меня руку, обнимая и трахая. Его теплые твердые губы нашли мои и поцеловали, из-за чего воздух покинул мои легкие. Когда мы кончили, мы кончили мягко и болезненно, наши пальцы вонзились в спины друг друга, а наши зубы — в шеи друг друга.
До этого момента я никогда не был религиозным или одухотворенным. Впервые в жизни я почувствовал, что бог может существовать, и если был бог, он или она создали человечество именно по этой причине, именно для этого липкого, перехватывающего дыхание, эротического болезненного момента.
После Эш вытер и снова перевязал рану, которая открылась, дал мне вторую дозу морфия, использовал остатки марли и спирта, чтобы очистить кровь и сперму, которые окрасили нас обоих.
— Конечно же, это должно было быть кровавым, — пробормотал я, новая порция морфия уже текла по моим венам.
— Хм? — спросил Эш, проверявший мою повязку.
— Это просто… это кажется правильным. Что все произошло именно так. С болью и насилием.
Эш молчал, пакуя вещи, а затем, помогая мне надеть футболку и куртку.
— Все не должно произойти именно так, — наконец-то сказал он. — И в следующий раз произойдет не так.
— Ты говорил это в своем письме, — сказал я.
Эш привел все в порядок, а затем сделал что-то неожиданное: лег рядом со мной и прижал меня к своему боку, мое раненое плечо было вверху, а голова на его груди. Это было немного нелепо — я был выше, отчего мои ноги чуть выступали дальше его ног, но, тем не менее, это ощущалось хорошо. Это ощущалось правильно.
— Я сказал именно то, что думал, — сказал мне Эш. — Я могу быть любым мужчиной, каким ты захочешь. Так долго, пока могу быть твоим мужчиной.
Я вздохнул.
— Я не хочу, чтобы ты менялся ради меня.
— Эмбри, это брехня…
— Нет, — прервал я, — ты не понимаешь то, что я говорю. Нет, «я не хочу, чтобы ты менялся ради отношений», а «я вообще не хочу, чтобы ты менялся, особенно ради меня, потому что я хочу, чтобы ты был таким, какой ты есть». Кроме того, не думаю, что ты сможешь измениться, Эш. Думаю, ты мог бы попробовать на какое-то время. Думаю, ты мог бы это скрыть, если бы пришлось. Но я думаю, что внутри тебя всегда будет зудящий темный угол, кричащий в темноте, чтобы его высвободили. Это съест тебя изнутри.
Мы долго лежали, слушая ветер в листьях и звуки ночных животных. Рука Эша лениво скользила по моей руке, и, несмотря на самый грубый секс, который у меня когда-либо был, несмотря на пулевые ранения и на то, что мы застряли посреди зоны военных действий, я почувствовал какое-то приятное умиротворение. Я понял, что все дело было в Эше. Эш заставил меня это почувствовать. Чувствовать себя защищенным и лелеемым, хотя я уже был очень хорош в том, чтобы защищать и лелеять самого себя. Но все было иначе, когда это исходило от кого-то другого, полагаю, все социальные пружины человеческого мозга были созданы, чтобы вознаградить чувство внимания, исходящее от другого человека.
Впрочем, это не казалось какими-то пружинами. Это было похоже на раскаленную магию, тайную алхимию, которые были созданы скольжением его пальцев по разорванному рукаву моей куртки и устойчивыми ударами его сердца под моим ухом. Забавно, что он предупреждал меня, что я окажусь на земле со слезами на глазах, и именно так и было, я лежал на земле с глупым счастливым теплом, покалывавшим мои веки, за исключением того, что мое тело заполняла его теплота, а мои слезы скатывались на его покрытую курткой грудь, а не в грязь.
— Не знаю, почему я такой, — сказал Эш после нескольких долгих минут. — И я перехожу от принятия вещей, которых хочу, к ненависти из-за того, как они мне нужны. Но если ты, Патрокл, не возражаешь из-за того, какой я, то я постараюсь не беспокоиться об этом. До тех пор, пока ты не исчезнешь.
— Я покончил с бегством от тебя, — честно сказал я. — Я пробовал, и это не имело значения… ты преследовал меня, куда бы я не поехал.
— А ты преследовал меня, — пробормотал он, переворачиваясь, чтобы снова прижаться губами к моим губам. — Мой маленький принц.
И вот так начался очередной акт нашей трагедии.
ГЛАВА 16
Эмбри
Настоящее
Вертолет коснулся земли с толчком, но Грир не проснулась. Я ее не виню — между похищением и спасением, последние четыре дня были для нее адом, на самом деле, адом для всех нас, но больше всего для нее. Я помню ее лицо в окне, когда Мелвас касался ее. Еще я помню ее слезы и связанные руки, хватающиеся за меня, когда я стоял у ее постели позже.
Я уже однажды чувствовал такое и сам — этот дезориентированный прилив благодарности и страха, любви и саморазрушения. Как я мог ей отказать, когда требовал того же самого от Эша после того, как я чуть не умер?
Как я мог отказать ей, когда это означало отказаться от прошлых и нынешних версий меня?
Вертолетная площадка в Кэмп-Дэвид заполняется людьми, когда винты вертолета замедляются, и я ожидаю, что Люк или какой-нибудь другой агент будет ожидать у двери. Не знаю, почему, ведь я должен был знать, что там будет Эш, стоящий с глубокими кругами под глазами и черной щетиной, которая перешла в стадию густой и восхитительно отросшей. Он опускает голову, чтобы забраться внутрь, и его лицо, когда он видит Грир, меня пронзает из-за всех тех чувств, которые у меня появляются — ревности, любви и гордости. И гнева, гнева больше всего. Не самый старый гнев, который мне принадлежит, но достаточно старый. Гнев войны.
Этот пронзающий взгляд на лице Эша — из-за Мелваса. Эта единственная слеза скользит по щеке Грир, когда она открывает глаза и понимает, что она в безопасности дома, и ее сэр здесь, чтобы поднять ее на своих сильных руках — эта слеза так же лежит на плечах Мелваса. И хреново то, что слеза и взгляд могут иметь такое же значение, как и пуля в моем плече, как и горящая деревня, как и тела мужчин, которых я поклялся защищать в тех богом забытых горах. Но мне все равно. Мне просто все равно, и я обещаю себе здесь и сейчас, что Мелвас больше не сможет причинить боль людям, которых я люблю. Я об этом позабочусь, так или иначе. Каким-нибудь образом.