И где остаюсь я?
Эш распускает из дома всех, кроме меня, и мы вместе проходим в хозяйскую спальню. Я опускаюсь в кресло в углу, до этого момента, не понимая, насколько я измотан. Все мое тело, казалось, растеклось по обивке, меня окутало обреченное изнеможение. Я наблюдаю, как Эш осторожно кладет Грир на край кровати. Она смотрит на него снизу вверх серыми глазами, такими пустыми и усталыми, что я вынужден отвести взгляд.
— Маленькая принцесса. Я собираюсь раздеть тебя и вымыть, — объясняет он, — а потом ты поспишь.
Она не отвечает, просто поворачивает голову, чтобы отвести от него взгляд.
Эш ловит ее подбородок, и когда говорит, его голос такой же нежный и глубокий, как в тот момент, когда он обещал любить ее в болезни и здравии.
— Правильный ответ: «Да, сэр».
Эти слова освещают жизнью ее лицо. Она смотрит на него, словно на самом деле видит его в первый раз, и, с дрожащим подбородком, и хриплым голосом, отвечает:
— Да, сэр.
Он смотрит на меня из-за плеча.
— Подожди здесь, Эмбри. Нам нужно с тобой поговорить после того, как позабочусь о своей жене.
Я киваю, откидываю голову на спинку кресла, и это последнее, что я помню. Меня побеждает изнеможение.
***
— Эмбри.
Открываю глаза, и я вижу нависшего надо мной Эша, со странным выражением лица. У него мокрые волосы, а капли воды все еще покрывают его голую грудь, но он надел пару спортивных штанов, которые низко сидят на его бедрах. Я украдкой смотрю на кровать и вижу накрытую одеялами стройную фигурку. В вечернем солнце, светящем через окно, я вижу на подушке блеск светлых волос.
— Она заснула, едва я ее положил, — говорит Эш.
— Ты выглядишь так, будто тебе тоже неплохо бы немного поспать.
Эш проводит рукой по лицу.
— В любом случае, я не могу спать без Грир. Это было более чем невозможно из-за того, что я знал, что вы двое были где-то там.
— Теперь она в безопасности.
— И ты тоже. Пойдем в мой кабинет, позволим Грир отдохнуть.
Мы уходим, тихо закрывая за собой дверь спальни, и направляемся в кабинет Эша, комнату, покрытую деревянными панелями, с большим столом и несколькими заставленными книжными полками. Он предлагает мне сесть на диван возле больших окон, а сам садится на кресло рядом. Несколько мгновений мы оба смотрим в окно на высокие, покрытые листвой деревья, осины, клены и дубы, зеленые и летние, и так отличающиеся от вечнозеленых низких деревьев Карпатии.
Затем он переводит взгляд с окна на меня.
— На ней свежие следы от укусов, — говорит он.
Я все еще пытаюсь понять, как ответить, когда он говорит:
— Скажи мне, что это ты, Эмбри. Скажи мне, что это был ты, а не он.
Я вздыхаю.
— Это был не он. Я… после того, как я ее нашел… — Усталость не помогает сложному вихрю чувств и страхов, и меня поражает чувство вины. — Мы никогда не говорили о том, что произойдет между нами тремя. О правилах. Я не подумал, что это неправильно, потому что мы не установили никаких границ.
— У нас не было времени установить границы, — его взгляд и голос по-прежнему наполнены каким-то равнодушным спокойствием. Я сопротивляюсь желанию вздрогнуть или отвести взгляд, зная, что он это увидит. — Ты ее трахнул? Только вы вдвоем?
— Это не похоже на то, чем кажется, клянусь. Мелвасу не удалось ее изнасиловать, — говорю я на одном дыхании, — но он трогал ее. Если бы ты ее видел, Эш…
Эш встает и подходит к окну, прижимая предплечье к стеклу и наклоняясь вперед. Поза подчеркивает мышцы рук и плеч, место, где его спортивные штаны свисают с острых тазовых костей и облегают упругую задницу.
— Что, Эмбри? — говорит он, и это все в его голосе, в его раненом, горьком голосе. — Что бы я сделал, если бы ее увидел?
Усталость отступает, мое положение в качестве вице-президента отступает, все отступает, и я делаю то, что вообще редко делаю, за исключением тех случаев, когда пытаюсь извиниться. Я иду и встаю на колени у его ног, наклоняюсь, чтобы прижаться губами к вершине одной его стопы. Около его лодыжки я вижу небольшой участок темных волос, узелок сухожилий, и ощущаю легкий мыльный запах его недавнего душа.
Он замирает, не произнося ни слова, не двигаясь. Я переключаюсь на другую ногу, позволяя губам задержаться на его коже достаточно долго, чтобы почувствовать, как она нагревается под моим ртом.
Наконец Эш говорит почти безразличным голосом:
— Ты кончил? А она кончила?
— Да, — прошептал я ему в ногу.
— Ты думал обо мне?
— Проклятье, Эш, ты же знаешь, что мы думали.
— Правильно говорить: «Проклятье, сэр».
— С таким же успехом ты мог бы находиться в комнате вместе с нами. Сэр.
— Ты притворился, что принуждаешь ее?
Эти слова укололи, застряли во мне, словно умело пущенные стрелы. Я в отчаянии поднимаю на него взгляд, и Эш жалеет меня, наклонившись, проводит пальцами по моим волосам.
— Именно это ей было нужно, маленький принц. И чего она хотела.
Я опускаю глаза от стыда.
— Ах, — говорит он. — Ты этого тоже хотел.
Мои руки дрожат, и он встает на колени и обхватывает мои ладони обеими руками. Они крепкие и теплые, как и он.
— Я вошел, она была связана… я имею в виду, связана клейкой лентой. Лодыжки и запястья. С кляпом во рту. Она умоляла меня, плакала… — мой голос грозит сорваться, но я продолжаю, исповедуюсь в своих грехах моему священнику. Моему королю. — Однажды я сам просил тебя о чем-то подобном — как я мог ей отказать? И она сказала, что ей это нужно, но Эш… Я захотел этого до того, как подумал обо всем этом. Я захотел этого, когда вошел в ту темную комнату, и моя тень упала на ее тело.
— У вас было стоп-слово?
— Мы договорились о том, что она щелкнет пальцами, потому что я… я снова заткнул кляпом ее рот.