Я тебе добыла сок! И подставила ей щеки:
На, целуй! И не жалей!..
Крепче!.. Брось стесненье это.
Ешь меня, а хочешь, пей!.. / перевод М. Лук/
Затем Эмбри слизывает сок с моего подбородка, его губы, щекоча, порхают вдоль линии моей челюсти, которая напряжена из-за того, что я удерживаю яблоко. Он целует кожу вокруг него, по краям моих растянутых губ.
— Все чисто, — шепчет он мне в кожу.
— Спасибо, Эмбри, — произносит Эш, хриплым голосом.
Я чувствую, как сильно на него повлияло наблюдение за тем, как Эмбри слизывал сок с моей кожи, а затем ощущаю это еще больше, когда он с легкостью меня поднимает и перемещает, и вот я уже лежу животом на его коленях, попкой вверх. Его горячая твердая как сталь эрекция упирается в мой голый живот, и из-за новой позы мой клитор пульсирует, я ощущаю дуновение воздуха между своих ног, прямо на моей обнаженной киске.
Меня не должно это удивлять после всего того, что мы все делали и, что пережили, но все равно удивляет… я мокрая. Такая мокрая, что лежу с яблоком во рту, напоминающем мне о похищении, с приподнятой для порки задницей, с телом, ставшим вещью для двух единственных мужчин во всем мире, с которыми я хочу всё разделить.
— Держи яблоко своим маленьким ротиком, принцесса.
Шлепок.
Жар расцветает под ладонью Эша, и он поднимает руку, чтобы снова меня шлепнуть. На этот раз — сильнее, быстрее, шлепок разнесся по всей комнате. Я вздрагиваю, и яблоко начинает выскальзывать, заставляя меня глубже вонзить в него зубы. Эмбри, все еще на коленях, передвигается в сторону от ног Эша, так чтобы иметь возможность видеть мое лицо, и берет меня за руки. Затем прижимается своим лбом к моему.
— Не забывай дышать, — советует он, и я киваю, хотя это так тяжело делать, когда чертово яблоко зажато между моих зубов и…
Шлепок, шлепок.
Яблоко заглушает мой крик, больше сока проливается мне на язык и бежит по подбородку. Я ощущаю его вкус, и это вкус Мелваса, чувствую его дыхание на своей шее…
Шлепок, шлепок, шлепок.
Эмбри сжимает мои пальцы. Мои зубы сжимают яблоко.
Шлепок. Шлепок.
Шлепок.
Это продолжается снова и снова, сильный и глубокий удар, потом серия легких и быстрых ударов, пока становится неважно, какие из них сильные, а какие легкие, все они причиняют боль, все они обжигают кожу. Горит моя кожа, горят задница и бедра, и все это время рот мне затыкает гребаный фрукт.
Моя задница, пальцы Эмбри, яблоко. Меня не существует за пределами этих трех элементов, этих трех ощущений. Именно из-за этих моментов я живу, они — мой единственный якорь для реальности. И я могу лишь дышать, держать во рту яблоко, пока боль и жжение изгоняют из моей головы все мысли. Все воспоминания. Есть только карающие руки Эша, успокаивающие — Эмбри и сладкий сок на моем языке.
Муж благодарно проводит рукой по моей попке, но даже эта нежная ласка обжигает кожу. Я просто на грани исчезновения, по-настоящему потеряна для себя — чуть больше боли, и я просто растворюсь в пространстве, чего практически жажду. Но Эш удерживает меня на грани сознания, замедляя боль и мой пульс.
Палец пробегает по дырочке, дразняще скользит мимо мокрых складочек и проникает внутрь.
— Для кого ты такая мокрая?
— Для вас, сэр, — я пытаюсь сказать через яблоко. Но выходит лишь приглушенный влажный звук.
— М-м-м. И в ком ты нуждаешься?
— В вас, сэр, — каждый раз, когда я пытаюсь говорить, яблоко оказывается опасно близко к падению, и мне приходится кусать его сильнее.
Палец мужа, мокрый из-за того, что находился во мне, скользит вверх до тугого сморщенного входа в мою попку. Он двигается кругами, уже не дразняще, а твердо, умело работая над открытием отверстия, а затем плавно проникает внутрь. Я выгибаюсь, мои руки сжимают ладони Эмбри, и пытаюсь дышать. Пальцы Эша были там раньше, несколько раз, но каждый раз ощущается в новинку, таким же мощным и грязным, как и предыдущий.
— А это для кого? — спрашивает Эш, вдавливая палец по костяшку.
— Для вас, с…
Это все-таки происходит. Яблоко выпадает изо рта, ударяется о пол и катится к лодыжке Эмбри, где приземляется укушенной стороной вверх.
— Ох, дорогая, — Эш выражает неодобрение. — Мы уронили яблоко.
Широко раскрыв глаза, я поворачиваюсь, чтобы на него взглянуть и начинаю умолять:
— Пожалуйста, я верну яблоко на место, буду ходить с ним во рту столько, сколько вы захотите, пожалуйста…
Я замолкаю. Молчаливо выгнутая бровь Эша не выдает ничего, кроме легкого веселья, веселья того же рода, как если бы вы подобрали извивающегося котенка или кролика, еще более очаровательного в своем бессмысленном барахтании. Его руки скользят под меня, а затем Эш несет меня к кровати и наклоняет над ней, а Эмбри передо мной ложится на живот, чтобы снова иметь возможность держать меня за руки. Я не хочу ремня, не хочу ощущать этого, но я в то же время хочу. Хочется перестать думать, чтобы право собственности Эша на меня было очевидно и отпечаталось на моем теле. Я хочу «свободного падения» капитуляции, жалящего напоминания о том, что могу выбирать и контролировать происходящее. Я сама могу выбрать ужасную боль или ослепительное удовольствие, могу выбрать сон, поцелуи или место. Мое тело принадлежит мне и только мне.
Впервые после возвращения в Америку я в это верю.
— Три — волшебное число, — говорит Эш, и его рука скользит по моей коже. — Посчитай за нее, маленький принц.
Ремень чувствуется, как огонь, укус и щелчок, настолько сильный, что я не ощущаю боли в полную силу, пока он не исчезает. Моя задница уже горит от шлепков, разминка и помогает, и заставляет место удара ремня болеть еще больше.
— Один, — шепчет Эмбри, крепче сжимая мои руки. — Не забывай дышать.
Я все время забываю дышать. Глубоко вдыхаю в тот момент, когда приходит второй удар, на этот раз удар немного сильнее и ремень врезается чуть ниже на моей заднице. Со свистом воздух покидает легкие, а Эмбри протягивает руку, чтобы провести ею по моим волосам.
— Два. Еще один, Грир. Последний.
Почему-то последний удар всегда самый худший, и этот раз — не исключение, кожный ремень вгрызается в нежную кожу в том месте, где бедра переходят в задницу. Я вскрикиваю от боли, пихаясь ногами и прижимая лицо к кровати, слышу проникновенный голос Эмбри:
— Дыши, дыши, дыши.
Ремень падает на кровать, а затем Эш одним толчком разводит мои ноги и пронзает своей мощной эрекцией. Удовольствие заставляет все мое естество петь громче, мелодия поднимается к кончикам пальцев и к коже головы, мои спутанные нервные окончания превращают все происходящее в восхитительные ощущения.
— Боже, ты мокрая, — бормочет Эш из-за моей спины.
Эмбри стонет передо мной, все еще лежа на животе, и, поднимая глаза я вижу, что он просовывает руку под себя и потирает член, пока наблюдает за тем, как Эш проникает все глубже в меня.
— Каким он ощущается? — спрашивает меня Эмбри, его глаза все еще приклеены к тому месту, где бедра Эша двигаются у моей задницы.
— Большим, — говорю я, извиваясь. Чем зарабатываю шлепок по попке от Эша, а затем он снова сводит вместе мои лодыжки, делая меня еще более узкой для него.
— Да, — выдыхает Эмбри, все еще потирая себя. — Он такой.