— Ты хорошо поработал, Эмбри, — похвалил он. — Так проглотил всю мою сперму. Готов кончить прямо сейчас?
— Да, — хрипло ответил я.
И вот тогда он сделал нечто неожиданное, полностью стянув расстегнутые брюки, а затем носки и рубашку. Увидев выражение моего лица, он с упреком произнес:
— Ты не будешь меня трахать, если ты об этом подумал.
А я действительно задавался этим вопросом. Я ни дня не проводил с мужчиной, чтобы интуитивно не понять или же не обсудить подобные вещи, и, честно говоря, я всегда говорил им, что не собираюсь распределять роли. Я часто замечал, что Эш каждый раз лидировал надо мной, и я не переставал об этом думать.
Но… одновременно все было не так. Когда я замечал это, размышляя, я отдалялся от него, отстранялся от запаха кожи и дыма, исходящего от него, и от умелых движений его пальцев. Но когда я был с ним, такие вещи, как верхний и нижний не имели никакого значения или, по крайней мере, я не придавал им того значения, которое они имели для меня раньше. Скорее, под «верхним» подразумевалось то, как Эш кусал мое плечо, когда кончал мне в задницу, как омывал меня после этого, рассматривая синяки и царапины на моем теле, словно хозяин, осматривающий гостиную после вечеринки. А «нижний» означало то, как мой член пульсировал от его жестоких слов и дразнящих движений языком, как мир воспевал свою тайную песню, когда он причинял мне боль, унижал и подчинял.
Все происходило так, как должно быть, и все же я должен признать, что мысль о том, чтобы трахнуть Эша, меня не просто возбуждала. Она меня полностью поглощала.
Словно прочитав мои мысли, Эш улыбнулся и покачал головой. Схватив одеяло, он растянулся на полу поверх него, сцепив руки за головой.
— Обещаю вам, лейтенант Эмбри Мур, однажды я позволю вам трахнуть меня.
— Когда? — спросил я, осматривая мощные твердые линии его обнаженного тела. Даже в удовлетворенном и спящем состоянии его член выглядел тяжелым и внушительным.
— Когда ты это заслужишь.
— И как, я уже близок к тому, чтобы заслужить это?
Эш улыбнулся.
— Вообще нет.
Вот черт.
Но то, что он дал мне взамен, было почти так же хорошо. Он поманил меня вниз, и впервые я накрыл его тело своим, живот к животу, грудь к груди. Даже находясь подо мной он чувствовал себя хозяином положения, его бицепсы и мышцы живота двигались, укладывая меня так, как он хотел — разместив мой изнывающий член между его бедер.
— Не делал этого с тех пор, как учился в старшей школе, — выдохнул я, нерешительно совершая толчок. Мой член скользнул между теплыми мускулистыми бедрами, крепко сжимающими его.
— Сейчас ты тоже чувствуешь себя так, будто учишься в старшей школе? — спросил Эш подо мной, явно забавляясь. Я посмотрел на него сверху вниз — крепкая теплая кожа, сильные руки, которые направляли меня так, как он хотел, и, должен признать, это было намного, намного лучше моей неуклюжей возни в комнате общежития, которую я вытворял в подростковом возрасте.
— Нет. Я чувствую, что я с мужчиной.
— Хорошо, — сказал Эш, и его руки скользнули по моей спине. — Потому что ты и сам мужчина.
Греки трахались, потираясь о бедра друг друга, чтобы решить щекотливую проблему с отсутствием секса: двое мужчин равного происхождения могли совокупляться, не нарушая гендерных ролей той эпохи. Но даже несмотря на то, что мое тело совершало толчки и покрывалось потом поверх мужчины, не было никаких сомнений в том, кто здесь главный. Эш. Это он впивался пальцами в мои бедра, приказывал двигаться быстрее или медленнее, время от времени высказывал равнодушные замечания: «Ты ведь можешь двигаться жестче, правда?», «Похоже, ты отчаянно хочешь кончить. Я вижу это по твоему лицу».
Когда подступил оргазм, из моих легких выбило весь воздух, словно от удара; мой бедный, измученный член ощущал каждую пульсацию как варварский акт, как своего рода болезненное убийство. Истерзанная плоть сжалась, подтягивая за собой мышцы паха, и тут Эш пробормотал:
— На живот, Эмбри.
Я вытащил член из пространства между его бедер как раз вовремя, чтобы обхватить его кулаком и эякулировать на точеные линии его пресса. Дыхание сдавило от охренительного удовольствия, от которого было больно; эта боль отправила меня в свой собственный ад, и я погибал в нем. Но, даже умирая, я не сводил глаз с тонкой белой линии моего семени, изгибающейся на его мускулистом животе. После всех оргазмов у меня почти ничего не осталось, но все же эти крошечные брызги на коже Эша неимоверно возбуждали. На мгновение я мог бы притвориться, что он принадлежал мне точно так же, как я принадлежал ему.
Эш сцепил руки за головой и потянулся, словно довольный лев.
— Теперь прибери за собой, — сказал он властным и слегка пренебрежительным тоном. — Языком. Давай.
А затем запустил пальцы в мои волосы и потянул голову вниз, когда я помедлил с выполнением его приказа…
Это было прошлой ночью. Оттраханный и утомленный, я осторожно ступал, каждый раз кривясь от неожиданной вспышки боли, которая давала о себе знать после марафона оргазмов.
Я направлялся в душевые, радуясь, что они почти опустели, и был благодарен за то, что на новой базе вместо шторок у нас были настоящие душевые кабинки. Но затем я услышал странный звук — такой, который не могут скрыть даже кабинки, — и мое сердце пропустило удар.
Это был Эш. И такой звук…
Но нет, из-под двери кабинки были видны только его ноги. Я выдохнул, понимая, что неосознанно задержал дыхание, и покачал головой. Неужели я действительно думал, что Эш находился там с другим солдатом?
Раздался еще один странный звук. Не громкий, не совсем стон. Больше похоже на сдерживаемое рычание, резкий выдох. А затем я услышал звук, который безошибочно узнает каждый мужчина: рука, быстро двигающаяся по члену. Эш дрочил.
Я вернулся в свою комнату и решил принять душ позже. Часть меня была удивлена, но признаю, что глупая часть меня была немного задета. Неужели ему недостаточно прошлой ночи? Или он думал, что я слишком устал, чтобы помочь ему снять напряжение, если понадобится?
Или — и даже мысль об этом походила на безумную паранойю, наихудший тип мышления ревнивца — был кто-то еще, кого он хотел? Он испытывал вожделение, но из уважения ко мне и своего благоразумия удовлетворял эту потребность наедине?
Поэтому, я поступил как любой ревнивый любовник, — начал следить за ним. Наблюдал, как он ведет себя с другими солдатами, следил за его привычками. Мы так часто находились вдали друг от друга, что было сложно заметить любое отклонение от рутины, но я начал подмечать сущие мелочи.
Как он проверял электронную почту гораздо чаще, чем это требовалось, на защищенном полевом ноутбуке.
Сложенную кипу бумаг, которую он держал в нагрудном кармане.
Как он незаметно уходил ночью, когда все остальные спали. Кроме меня.
Только один раз я увидел эти сложенные бумаги; перед ужином мы сидели в его комнате, дверь в которую оставили открытой, играя роль обычных друзей. Он пошел в общую ванную почистить зубы, и я увидел край бумаги, торчащий из-под его подушки. Я понимал, что поступал подло, несвойственно мне и неправильно, но с каких пор меня это останавливало? Я слегка приподнял подушку, прислушиваясь к шагам в коридоре, и осторожно развернул одну страницу. Это было распечатанное письмо полугодичной давности.
Дорогой Эш, было написано вверху.
Мое сердце замерло. Эш. Имя, которое он называл только самым близким.
«Дорогой Эш, прошло полгода с нашей встречи…»
Шаги в коридоре. С легкостью, выработанной большой практикой, я распознал в них объект своей слежки, и без особых усилий принял положение скучающего, ни в чем неповинного друга, когда Эш вернулся в комнату. Мы отправились на ужин, и мне удалось говорить, смеяться и гримасничать, пока все это время строки из письма продолжали крутиться в моей голове. Прошло полгода с нашей встречи… полгода с нашей встречи… с нашей встречи… Разве это похоже на любовные послания? Мы с Эшем писали друг другу, но эти письма были скорее о потребности и предвкушении, нежели о любви.
Мы никогда не давали точных определений тому, что делаем, просто постоянно трахались втайне от других. Эта тема находилась под защитой моей лжи о том, чего я хочу в будущем.
И раз уж мы никак не обозначили наши отношения, значит ли это, что мы не обязаны быть единственными друг у друга?
После засады в Каледонии Эш стал любимчиком прессы, а поскольку я был объектом проявленного им героизма, да к тому же красив и богат, я тоже в своем роде обрел популярность. Соответственно теперь у меня была всемирно известная репутация плейбоя, хоть и незаслуженно, поскольку по факту я ни с кем не спал с того момента, как впервые был с Эшем. Казалось безумием, какие истории может состряпать пресса из пары-тройки вечеринок и нескольких пошлых шуточек. Я ничего не имел против того, что люди думали обо мне — конечно, так было до Эша, — но меня не устраивало, когда Эш думал, что я сплю со всеми подряд.
Особенно меня беспокоило, если я был запечатлен на фото с кем-то еще.
Я долго размышлял о том, как поднять эту тему, чтобы все выглядело как бы невзначай, но даже в моей голове слова всегда звучали неправильно. Подозрительно и безобразно — да. И как я мог предъявить претензии Эшу? Это я сказал ему, что у нас нет будущего, и он знал, что из нас двоих именно я был бессердечным и избегал ответственности. Как я мог устраивать ему допрос о загадочных электронных письмах и о том, почему он дрочил в душе?
Но мне даже не пришлось ничего придумывать. Вскоре после этого случая возникла проблема с патрулем, который должен был выйти на неделе, и поздно вечером я пошел в кабинет Эша, чтобы разобраться с этим. Я застал его за ноутбуком, он быстро печатал ответ на письмо.