Но его взгляд многозначительно скользит по все еще переполненной церкви, по хаосу, в котором агенты выводят нападавшую из здания, и я понимаю, что он все знает, но мы не в том месте, чтобы говорить об этом. Грир поворачивается и впервые за сегодня смотрит на меня, в ее серых глазах нежность и любопытство. Я вижу, что она не только не пострадала, но и почти не расстроена, что, возможно, объяснимо. Женщина с ножом в переполненной церкви — совсем не то же самое, что быть похищенной и отданной в лапы такому человеку, как Мелвас. Даже несмотря на это, она держит себя в руках. Однако я потрясен, обнаружив, что мое собственное самообладание улетучилось. Руки дрожат, а сердце бьется где-то в районе горла, и теперь, когда я знаю, что она в безопасности, реальность всей этой опасности давит на меня еще сильнее. Что, если бы агенты чуть помедлили? Что, если бы та женщина действовала чуть быстрее? Что, если бы вместо того, чтобы стоять в объятиях Эша, она безвольно лежала бы на носилках в луже крови? Интересно, видит ли Грир все это по моему лицу, потому что она хмурит тонкие брови и едва заметно качает головой. Она не хочет, чтобы я волновался? Потому что у меня больше нет права волноваться?
— Нам пора домой, — говорит ей Эш. — Мы не знаем, безопасно ли на кладбище.
— Я иду на похороны, — твердо говорит она, отводя от меня взгляд. — Всего лишь одна женщина, одна сумасшедшая женщина. Нет причин подозревать, что на кладбище подготовили грандиозный заговор с целью убийства.
Я вмешиваюсь.
— Грир, ты не можешь. С тех пор, как ты вернулась из Карпатии, на тебя постоянно нападают, и…
Ее глаза сверкают, всю нежность как ветром сдувает.
— Вы не имеете права указывать мне, что делать. Ни один из вас. Я пойду на похороны своего дедушки, и все будет чертовски хорошо.
И с этими словами она высвобождается из объятий Эша и уходит, ступая уверенно и сильно. Я вижу, как она останавливается возле Гэвина и Люка и что-то им говорит; они оба кивают и выводят ее из церкви, Люк при этом оглядывается на Эша. Эш кивает им вслед, а затем агенты секретной службы выводят и нас. Улучаю момент, чтобы убедиться, что Абилин нашла машину, на которой доберется до кладбища, а затем следую за Эшем к его машине. Мы сидим друг напротив друга на заднем сиденье.
— Женщина кое-что прошипела Грир, когда бросилась на нее, — заговорил Эш, когда мы остались одни. — Кое-что по-украински.
Такое ощущение, что мой страх — живое существо, перепрыгивающее из моего горла в желудок, а оттуда в трясущиеся руки.
— По-украински.
— Она сказала: «Сила в горах, сила до самой смерти».
— Карпатский девиз.
— Да.
Страх преобразовался в кислоту у меня во рту, в моей крови.
— Эш…
Его голос подобен обугленному гравию, когда он произносит:
— Не надо.
Мы смотрим друг на друга, и что-то меняется. Я не могу это объяснить, не могу даже по-настоящему осознать, что происходит, но я чувствую это, как будто веревка проскальзывает сквозь мои руки, как будто трещина в полу разверзается между нашими ногами.
— Ты сказал, что доверишься мне, — говорит мой король.
— Я сказал, что попробую.
Мы снова смотрим друг на друга, и пропасть между нами становится все шире и шире.
— Мелвас не остановится, — говорю я, — пока ты не остановишь его.
— Есть и другие способы остановить его, кроме войны, Эмбри. Кроме как отправить тайных агентов, чтобы убить его.
— Я просто не понимаю, — говорю я с настоящим пылом, проводя рукой по волосам. — Неужели тебе все равно? Разве ты не любишь ее? Разве не ты клялся защищать ее? И все же снова и снова…
— Я буду делать то, что посчитаю правильным, — перебивает он. — А ты, как мой вице-президент, будешь выполнять то, что я скажу.
Я смотрю на него так, словно впервые вижу. Крупный нос и острые скулы, квадратная челюсть и зеленые глаза. Упрямство, решительно расправленные плечи. Он не отступит. Несмотря на похищение, видео, смерть Лео, сегодняшнее нападение — он не изменит своего решения.
— Какого хрена, Эш? Если это не убедило тебя действовать, то, что же тогда?
— Неужели ты настолько плохого мнения обо мне, что считаешь, будто я выбираю бездействие из трусости? Или самоуспокоения? Ты не думал, что я пытаюсь найти более безопасное решение? Несколько месяцев назад я бы даже не задумывался, прежде чем ответить. А сейчас…
— Я, черт, возьми, уже не уверен. Так и будет до конца твоего срока? И твоего следующего срока? Мы просто будем сидеть сложа руки и ждать, когда Карпатия придет за нами? Что, если в следующий раз это будет не только Грир? Как насчет террористической атаки? Или вторжения на территорию одного из наших союзников? Что тогда?
Эш прищуривает глаза.
— На что ты намекаешь, Эмбри?
И я говорю это. Озвучиваю, потому что боюсь за Грир, потому что злюсь на Грир, потому что Эш слишком упрям, чтобы хоть на секунду прислушаться к моему мнению. К растущему внутри меня предчувствию, что Мелвас не успокоится тем, что придет только за Грир, что скоро он придет за всеми нами.
— Я считаю, ты даешь слабину.
Мне приятно и в то же время ужасно говорить это, с моей груди упал тяжкий груз, а во рту пересохло, словно в глотку засыпали толченого стекла. Эш сжимает челюсть, его глаза вспыхивают, и трещина между нами расширяется и углубляется, все дальше и все больше. Но мы приезжаем на кладбище, дверь машины открывается, и мгновение ускользает.
— Я должен найти Грир, — наконец произносит он, и если раньше мне казалось, что в его голосе слышны хриплые нотки, то теперь это совсем не так.
— Пока, Эмбри.
— Пока, Эш.
И когда я смотрю ему вслед, мои мысли заполняют чувство жестокости и решительности, оно настолько обидное и мстительное, что я никогда бы не позволил ему поселиться в голове, если бы мыслил здраво. Но, тем не менее, оно вонзает свои зубы в мои мысли, вгрызается глубоко в ту часть меня, которая любит Грир так сильно, что не могу дышать, вгрызается в ту часть меня, которая когда-то считала войну великим приключением.
Когда нахожу Абилин и встаю рядом с ней, я понимаю, что внешне выгляжу невозмутимым, как политик, который старается быть вежливым на похоронах ради жены своего друга. Но внутри я — пули, острые зубы и зло. Я — выжженная земля. Я рыцарь, который пойдет на все, чтобы спасти свою королеву.
По дороге домой с кладбища я пишу сестре в машине.
Я: Позвони мне. Это очень важно.
ГЛАВА 26
Эмбри
Прошлое
Нет никого более жестокого, чем сенатор Морган Леффи, когда у неё плохое настроение.
Никого.
И поэтому я не знал, чего ожидать, когда постучал в дверь ее дома в Джорджтауне на следующий день после похорон Дженни Колчестер. Я не знал, увижу ли свою сестру расстроенной, раскаивающейся или злой, даже не был уверен, согласится ли она встретиться со мной. Что я знал наверняка, так это то, что мне все равно. «Семья защищает семью», всегда говорила Вивьен Мур, но Эш тоже стал моей семьей. И после того, что Морган сделала с ним вчера, я почувствовал необходимость как-то защитить его.
Морган сама открыла дверь, являя собой образ «сенатора тридцати с небольшим лет на досуге»: босоногая, в шелковой блузке без рукавов и брюках за девятьсот долларов. Увидев меня, она перекинула через плечо свободно заплетенную косу цвета воронова крыла.