… Позади щёлкнул дверной замок, и тонкий детский голосок испуганно воскликнул:
— Тётенька, не надо!
Механический палец дёрнулся, громовой раскат выстрела взорвал воздух, тьма хлынула сразу отовсюду и залила собою всё. Истошный визг, словно нож, впился в бешено пульсирующее сознание, горячими толчками покидающее ставший бесполезным ком мяса. Топот многочисленных ног, приближаясь, эхом барабанной дроби отдавался где-то в пустоте. Строгий мужской бас спросил:
— Ты что тут делаешь, девочка?!
— Я… Я была в туалете, потом услышала шум, а потом стало тихо… — Голос маленькой девочки дрожал и срывался. — Я вышла, и она… Она…
Почти над самым ухом волновался незнакомец:
— Быстро уберите ребёнка! Кусаинов, беги за Айгуль, живо! Паша, помоги мне на спину её повернуть! Она ещё дышит…
— П-погодите, товарищ майор… Сейчас…
— Ты чего, артист, в ремне запутался? Бросай автомат, она тебя уже не укусит!.. Гуля, тут ещё одна, живая!
Мерно покачивался летящий сквозь ночь скорый маглев. В чёрной пустоте угасающим расплывчатым пятном едва выделялся узкий коридор вагона, где вокруг лежащего в неестественной позе тела несколько человек шумно развернули бесконечно далёкую и иллюзорную возню.
Уверенный женский голос резко скомандовал:
— Вы двое, за носилками! Она тут долго не протянет, надо в медотсек, к аппаратуре… Марат, прижимай вот здесь, да только сильно не дави! Что застыл, мальчик?! Крови никогда не видел?
По полу, удаляясь, загрохотали ботинки. Уже знакомый первый бас хрипло пробормотал:
— Что за бойню они тут устроили…
— Михаил Константинович, лучше помоги мне, надо вколоть ей коагулянт, вон как хлещет… На ней живого места нет, одно железо, — сетовала женщина. Резкий визг расходящейся в стороны молнии комбинезона. Недовольное бормотание: — Молодёжь с этими имплантами совсем с ума посходила…
Едва ощутимый укол под ключицу, словно лёгкое касание смертельно-ледяного пальца. Второй укол… Чей-то молодой запыхавшийся голос:
— Товарищ майор, её подельник убит, проводника и двоих пассажиров соседнего вагона осмотрели. Там, похоже, тоже всё. В последнем купе едет семья, они заперлись и не пострадали, сейчас опрашиваем… Наверное, надо вызвать техников, чтобы хоть что-то временное вместо двери придумали?
— Ты их сначала добудись, — раздражённо ответил бас, — а потом ещё попробуй объяснить, что от них требуется! Они ж ещё со вчерашнего обеда квасят…
Яркие звёзды вспыхивали перед глазами, метались из стороны в сторону, так и норовя вытряхнуть меня из воспалённой груды костей и органов, окружавшей разум… Раздался лязг открывающейся двери и шелест материи.
— В сторону, в сторону! — басил голос. — Грузите её, да аккуратнее!
Чья-то мягкая ладонь бережно поддерживала мою голову, утопая в пропитанных кровью волосах. Мама… Ты наконец нашла меня? Я пыталась открыть глаза, но не могла – не осталось сил поднять веки, не осталось тела, которому эти веки принадлежали…
— И-и раз! — Сильные руки сделали рывок, бриз подхватил меня и понёс в небо, всё выше и выше.
Растрепались на ветру лохмотья бледной кожи, зазвенел колокольчиками безвольно свисавший с носилок мехапротез руки, стукнувшись о приоткрытую дверь в купе с лежащим внутри мёртвым телом. Нестройно загудел, заиграл костяной паноптикон, повинуясь порывам холодного ветра. Меня укачивало, я пари́ла в колыбели, над колыбелью, высоко над ней, в недосягаемости для неё. Кто-то вдалеке покрикивал:
— Расступись, дайте пройти! Не на что тут глазеть! С дороги!..
Раздавались испуганные охи и вздохи случайных зевак, протяжно свистел ветер, игравший моим телом, как тряпичной куклой.
— … Всё расписание к чертям пойдёт, если дверь и дыру в потолке не заделают! И куда я дену трупы, по-вашему?! — разгорячённо орал чей-то голос, будто бы за стеной. — И как вы это себе представляете?! Придёт клиент за добавкой, бармен откроет холодильник, а там… Извините, у нас тут временно тело хранится, положить было некуда, не обращайте внимания… Я что, один тут трезвый остался?!
Голос отдалился и стих, и вскоре я снова приобрела уверенное горизонтальное положение. Кто-то поводил по животу чем-то прохладным, и встревоженный женский голос произнёс:
— Михаил, у неё порвана селезёнка и не работает печень.
— А дырка в голове – это, конечно же, сущий пустяк! — Бас едва слышно дрогнул, прикрываясь горькой иронией.
— Пуля прошла по касательной, видимо, рука дрогнула. Ей очень повезло… Если вообще можно так сказать. Но срочно нужно в больницу. Безотлагательно.
— Здравствуй, ёлка, Новый Год! Где ж я тебе больницу тут возьму, Айгуля, в этих пустошах?
— Придумай что-нибудь, ты же у нас главный. Сейчас вколю ей регенерат, но надо решать что-то, времени мало…
— Решать, решать… Минут через сорок Челябинск, на полустанке можем сдать её местным. — Грохот кулака в дверь, хриплый басовитый рёв: — Фима, быстро свяжись с первым пассажирским Челябинска, пусть бригада её там подберёт! И Турову передай, чтоб скорость не сбавляли! Вагон не развалится, а с дыркой – хрен с ней, ответственность я беру на себя!.. Как думаешь, Гуля, продержится?
Резкое пиликанье обрушилось на стены купе, отдаваясь в перепонках.
— Не знаю, Миша, пульс пропал! Давай непрямой массаж! Не забыл ещё, как делать? Только не перестарайся, пятый труп нам здесь совсем ни к чему! А у меня где-то тут… Есть атропин и адреналин… Так…
Тяжёлой, тяготившей меня мясной груды больше не было, я проваливалась в извечный и незыблемый мрак, с каждой секундой всё глубже погружаясь в мягкую негу, в нежную перину пустоты. На душе становилось спокойно и тепло, лёгкость и безмятежность овладели мною. Я иду, Марк… Гулкий, словно в водной толще, удар… Уже сейчас, Марк, подожди немного, не уходи без меня на ту сторону… Ещё один удар…
— Ох, Гуля… Страшно мне…
— Глаза боятся, руки делают… Есть пульс! Неровный, фибрилляция. Доставай кардиоводитель, вон ту хреновину с полки!
— Эту?
— Нет, рядом, серую. Электроды сюда, выкручивай на середину и по моей команде жми кнопку… Есть контакт… Держи её крепче, Миша! Готов?!
— Вообще-то, нет…
— Разряд!
Электрическая дуга пробила остановившееся сердце, по всему телу прошла болезненная волна возобновившей движение крови… Отпустите, я хочу уйти! Я попыталась закричать, но не смогла. Ещё один толчок, новая волна боли, то затухая, то нарастая, захлестнула мрак, заполнила его до краёв. Я не узнала собственный стон, раздававшийся из чёрной липкой тьмы. Отпустите меня, я не хочу обратно!
— Начались судороги, травматический шок! Миша, одеяло сюда, быстро! И ноги ей приподними, будем стабилизировать! Ну вот, а ты говорил, что пустая трата бюджета!
Тьма отступала, оставляя место кровавой пелене, которая поднималась всё выше и выше, пока я не захлебнулась в ней…
* * *
… — Раз-два, взяли!
— Тяжёлая, зараза! А с виду и не скажешь…
… — Аккуратнее! Придерживайте снизу вдвоём… Отлично. Закатывай!
— Поехали, Гена! Врубай дискотеку и давай на стометровую, некогда нам ползать по трассам общего пользования!
Свистящий гул антигравов заполнил пространство, почти над самым ухом протяжно завыла сирена…
… — Показатели?
— Давление в воротной повышено.
— Жить будет?
— Да куда она денется, товарищ майор? У нас и не такие выживали!..
… — Не надо на парковку, Гена! Давай прямо на площадку, под двери, а то зачехлится наш трансформер…
— Ну, как обычно, дежурные по лавке свой пылесос тут бросили!
— Похеру, Геннадий, садись, будут знать, как сразу оба места занимать…
… — Лиза, смотри, дельфин!
Я повернула голову – чуть сбоку от нашего небольшого катера, рассекавшего бирюзовую гладь, из воды показалась гладкая спина с шестью изящными плавниками, переливавшаяся в голубоватом свете Глизе͐. Мощное тело ударило длинным хвостом по воде, обдавая нас брызгами, и тут же скрылось под поверхностью. Млекопитающее неслось со скоростью больше полусотни километров в час, обгоняя катер, которым одной рукой ловко управлял Марк. Его любимая цветастая рубашка развевалась по ветру, а я стояла, схватившись руками за лобовое стекло, и впитывала всем телом солёный циконианский бриз.
Дельфин снова выскочил из воды, описал в воздухе широкую дугу и исчез в гребне волны. Стараясь заглушить шум ветра и рёв мотора, Марк прокричал:
— Ишь ты, как прыгает! Красавец! Я бы тоже так хотел! Стать беззаботным чадом волн, ветра и солнца, взреза͐ть плавником волну, сливаясь со стихией!
— Знаю я тебя, Марк! — отозвалась я. — Через неделю со скуки ты бы всплыл брюхом кверху!
— Рыбам неведома скука, это человеческий конструкт! Маета осознающего свою конечность разума, которому нечем занять отпущенное время! Кстати, насчёт времени… — он взглянул на часы. — Давай ещё кружок вокруг вон того острова, и обратно?! Я заплатил только за час! Потом придётся вернуться!
— Не хочу обратно! — Я была счастлива, мне хотелось уплыть на край света. — Я не вернусь! И плевать мне на время! Давай угоним этот катер!
— Не выйдет, Лизуня! — Сквозь солнечные очки Марк с улыбкой посмотрел на меня. — Здесь слишком много воды, и далеко мы не уплывём. А когда кончится топливо, неизбежно придётся держать ответ перед Хароном!
— Вечно ты обламываешь кайф, Марик! — махнув рукой, ответила я и закрыла глаза, подставив лицо встречному бризу…
* * *
… Неподалёку раздражённым тенором-альтино причитал мужчина:
— За ней так никто и не пришёл, и уже, наверное, не придёт. У меня каждая койка на счету, офицер, давайте решать с ней что-то! Мне уже вопросы задают о превышении бюджета и занятом ИВЛ! А по Моральному Кодексу Личности я вообще не имею права удерживать здесь самоубийцу. Потому что это её воля такая – прекратить существование. Вы его вообще читали? Слышали, как буквально в том году в Кракове больницу довели до банкротства за то, что спасённый суицидник решил посудиться с учреждением?
Незнакомый баритон задумчиво и отрешённо, игнорируя недовольство собеседника, пробормотал:
— По запросу к местным нет никаких данных, его передали дальше, в межпланетную полицию, но там тоже молчат. А нам нужно её допросить, и для этого она должна выжить… Слушайте, мне на этот ваш Кодекс класть с высокой колокольни, не надо мне постоянно им в лицо тыкать! Какой идиот его придумал, ума не приложу…
— Идиот или нет – его приняли на уровне Минздрава Содружества, поэтому я обязан с ним считаться…
— Моральный Кодекс, мать его… — Баритон презрительно фыркнул. — Ведь были же времена, когда спасали всех. Когда жизнь ставилась выше инфантильных желаний недозрелого эмбриона личности. Гиппократ от ваших новых законов в гробу крутится со скоростью света.
— Я за это время мог пятерых на ноги поставить, а вместо этого трачу синтетику и регенераты на самоубийцу. Которая вообще, возможно, никогда не выйдет из комы! Имейте в виду, если мне сверху «прилетит», я обязательно напишу рапорт!
— Пишите, пишите. В конце концов, вы главврач, и писать – это ваша работа. Но если отключите её от аппарата – я позабочусь о том, чтобы от вашей карьеры камня на камне не осталось…
* * *
… Я приподняла уставшие веки и огляделась – всё та же монотонная серая мгла за широким панорамным окном, тот же высокий потолок и всё те же снующие взад-вперёд тени без лиц. Одни застыли, вросли в сиденья, другие – плыли над полом по своим неведомым делам, появляясь из коридоров, исчезая в дверях, пролетая мимо и обдавая меня холодком потревоженного безвкусного, пресного и пустого воздуха. Мой рейс снова задерживался, в который уже раз, и я коротала время в большом зале ожидания с высоким потолком. Сколько мне ещё ждать, а главное – чего? Почему я всё ещё здесь? Почему рядом нет Марка? Неужели он меня не дождался?
… — Кажется, проснулась! Лиза, Лизонька, милая моя! — лепетал забытый, но до боли родной женский голос, принадлежавший серому сгустку тумана, парившему в воздухе над сиденьем рядом со мной. — Как же я волновалась, доченька!
Мама?! Что ты здесь делаешь? И почему я не вижу твоего лица?
Тень приблизилась, словно бы прижалась ко мне, но я ничего не ощутила. Абсолютно ничего. Пустота. Рядом возникла ещё одна тень, молчаливая, тёмная. Это, наверное, отец. Я выдавила из себя загробный свистящий вздох:
— Мам, пап, я не чувствую тела…
— Так всегда бывает поначалу, когда ищешь то, чего больше нет. Ты скоро привыкнешь. Главное, что мы наконец вместе! Мы наконец тебя нашли!
Отец подал голос:
— Лиза, мы очень скучали по тебе. Мы очень ждали тебя, и наконец дождались. Ты готова отправиться с нами домой? — спросил он, и, не дождавшись ответа, потянул меня вперёд, к двери, которая то открывалась, пропуская тени сквозь себя, то со скрипом доводчика захлопывалась вновь.
Мы выплыли в тёмный коридор, и вокруг нас бесшумно скользили тени. Они обгоняли нас, исчезая впереди, проплывали прямо через мою бестелесность. Звуки замирали, становилось всё тише, лишь едва слышно шептали многочисленные голоса там, снаружи телескопического трапа, как будто тысячи и тысячи ртов прижались к тонким алюминиевым стенкам, и каждый монотонно, едва слышно, рассказывал свою собственную жизненную историю.
Откуда-то появился Джей – большой белый сенбернар, друг моего детства – и засеменил рядом. Он понимал, что здесь происходит, знал это место наизусть, он успел изучить каждый угол, обнюхать все серые тени и запомнить мельчайшие оттенки холода, который они источали. Я была спокойна, потому что Джей был спокоен. Он не даст меня в обиду, мы сядем в наш самолёт, и я наконец-то полечу домой…
Наша небольшая процессия приближалась к закрытой двери в конце коридора, как вдруг та с грохотом распахнулась, впуская невыносимо яркое сияние. Тени вокруг меня замерли, Джей оскалился и угрожающе зарычал. Не было никакого самолёта – на пороге чернел размытый человеческий силуэт, пылающий в потоке света. Такой одинокий, чужой и непривычный в этом месте, что шёпот миллиона губ смолк, а вокруг повисла гробовая тишина. Силуэт отчётливо и тихо – так тихо, что заложило уши, – провозгласил дребезжащим старческим голосом:
— Вы поспешили, её время не пришло.
Вдруг впервые с тех пор, как я сюда попала, я ощутила нечто помимо пустоты. Это были злость и раздражение, и я крикнула:
— Я хочу домой! Я устала! Не тебе решать, пришло моё время или нет!
— И не тебе! — прогрохотал голос, и порыв ледяного ветра ударил мне в лицо, разрывая в клочья и сдувая чужие тени вокруг меня, которые только что притворялись моими родителями; растворяя Джея, словно бледный утренний туман под лучами солнца. — Эта жизнь не принадлежит тебе!
— Отойди, дай мне дорогу! — воскликнула я. — Я так долго этого ждала! Я столько сделала, чтобы сюда попасть!
— Это правда, ты достаточно натворила, и многого уже не исправить, — с ноткой грусти сказал голос, и силуэт его обладателя сгорбился, став вдвое меньше и на сотню лет старше. — Но ты шла по ложному следу, тебя обманули. Здесь… — Он неопределённо махнул рукой. — Ничего нет. И начатый тобой путь далёк от завершения. Пока есть хоть малейшая возможность, пока в тебе теплится жизнь, ты будешь идти, хочешь ты того или нет. И ты пройдёшь эту дорогу до конца!
Дверь с грохотом захлопнулась, тёмный коридор стал сужаться, увлекая меня в бездну…
… «Прикосновение… Тебе больше не нужно это… Теперь ты увидишь…» — мой собственный голос шептал в голове с удивительной отчётливостью, заполняя собой самые укромные уголки сознания.
Тьма расступалась, и я очутилась в смутно знакомом месте. Стены едва освещённой комнаты тускло поблёскивали, блики лампы выхватывали небольшую картину с изображённым на ней зелёным лугом. Будто со дна колодца, я смотрела на незнакомый мир сквозь чужие глаза, блуждающие от стены к стене. Вот стальная тумбочка, прикрученная к полу, на которой возвышались пара толстых фолиантов и приглушённая светодиодная лампа. Я вдруг узнала это место – одна из кают «Виатора». Мелькнуло изголовье заправленной кровати…
В отдалении раздался металлический удар, затем ещё один, что-то пронзительно зажужжало. Взгляд заметался, я увидела корабельный пол с прикроватным ковриком, стало темно. Сбоку появилась дверь и бесшумно отъехала в сторону, в комнату просеменили чьи-то ноги в аккуратных старомодных башмаках, и дребезжащий голос взволнованно затараторил:
… — Нет времени! Его зовут Владимир Агапов, профессор астрофизики, Москва. Найдите его, он вам поможет… Я отключаюсь. Поспешите! — Секунду помедлив, старик вполголоса позвал: — Томас! Томас, ты здесь?!
Где-то зубодробительно скрежетал металл, слышался лязг. Передо мной появилось хмурое морщинистое лицо с аккуратной бородкой. Профессор Мэттлок смотрел мне прямо в глаза.
— Нам грозит большая беда. Ты знаешь, что делать, Томас…
Ослепительная вспышка, словно раскалённый клинок, вонзилась в моё естество…
… В небольшой, но довольно уютной каюте «Виатора» царил полумрак. Ровно и успокаивающе гудел двигатель, шум которого за эти сутки стал привычен, будто всегда был частью моей жизни, но я чувствовала здесь себя гостьей, и виной тому была разлапистая пальма в массивном вазоне прямо перед прямоугольным обзорным окном. Она давно занимала эту каюту, составляя в путешествиях компанию дяде Ване, одинокому старику в механическом теле, который намедни взялся помочь мне в том, чтобы перебраться с Пироса на Каптейн.
Пальма возвышалась надо мною, раскинув в стороны свои острые листья, раздувшись под самой крышей каюты, словно невообразимая зелёная паутина, подсвеченная снизу ультрафиолетовой лампой. Она мерно покачивалась и поскрипывала, намереваясь наброситься на меня, незваную гостью в её каюте, схватить своими листьями и душить, душить…
Поэтому, находясь с ней рядом, я была начеку. Краем глаза периодически поглядывая на пальму, я лежала на заправленной корабельной койке и почёсывала след от универсальной прививки ПК-18 под ключицей. Вакцинацию проходили все отбывающие на Каптейн, что я сделала вполне легально и по всем правилам. В очередной раз повторив про себя заученные номера радиочастот для связи с кораблём, которые мне продиктовал дядя Ваня, я перечитывала кем-то — наверное, Рамоном — оставленную мне в больнице Ла Кахеты книгу.
«… Знаешь, — сказал он, — в известном смысле предки всегда богаче потомков. Богаче мечтой. Предки мечтают о том, что для потомков рутина. Ах, Шейла, какая это была мечта – достигнуть звёзд! Мы всё отдавали за эту мечту. А вы летаете к звёздам, как мы к маме на летние каникулы. Бедные вы, бедные!..»
Не потому ли людей всегда так манили звёзды, что они были недосягаемы? Не потому ли, что всегда были той самой первой, детской заветной мечтой, и одновременно – последней? Которая только и оставалась у взрослых уже людей, когда исчезало, рассыпалось в прах под гнётом рутины и разочарований всё остальное. Человек, лишённый всего, поднимал голову и видел их – непомерно далёкие сигнальные огни других миров, дающие надежду на перемены к лучшему. Подняв голову к небесам, человек после очередного падения вставал и шёл дальше…
Но когда человек получил возможность прикоснуться к этим переменам, он разменял мечту, поставив её себе на службу, и перестал волноваться за будущее Земли, отвязав от неё собственное будущее. Так это было, когда наконец-то синим пламенем вспыхнули самые первые Врата, открывшие людям путь к системе Луман. Целый месяц ликований, веселья, объятий и поцелуев – когда все люди истерзанной конфликтами планеты Земля позабыли о разногласиях, дотянувшись наконец до своей мечты, ощутив её близость как никогда ранее.
Человечество разбрасывало семена, и они прорастали – на Кенгено хлынул целый поток людей, мощная и организованная лавина, которая при поддержке государств обрела строгий технократический облик. Миграция была стройна, выверена и распланирована до мелочей, массовое строительство школ, больниц, заводов и инфраструктуры чем-то напоминало ставшее уже легендами советское обустройство своих периферийных республик, когда в первой половине двадцатого века встала задача поднять их до уровня центра.
Созданное с нуля Министерство Колонизации организованно набирало специалистов самых разных профессий – от школьных учителей до архитекторов, от механизаторов до нейрохирургов, и на контрактной основе отправляло их покорять новый дружелюбный мир, помогать жителям Новой Земли обустраиваться и удобрять почву для развития взаимовыгодных экономических отношений со Старой Землёй…
Звезда Каптейн стала второй после Лумана. К её орбите, на землеподобную планету отправлялись те, кто жаждал свободы от замшелых, забронзовевших порядков в человеческих муравейниках Земли, ожидая неизбежного переноса её пороков на Кенгено – это был лишь вопрос времени, и самые прозорливые знали, что Министерство отслужит свою службу и уступит место зубастому капиталу, который в итоге и станет пожинать плоды совместного труда человечества. Так уже не раз было в истории.
Каптейн-4 – вольная земля, пасмурная, влажная и изобильная – дала людям возможность начать всё с нуля и попробовать создать новое общество, основанное на свободе и равноправии. А свобода и равноправие же, основанные на самоуправлении, явили оборотную сторону медали – на Каптейн устремились потоки людей с изнанки общества: те, кто был не очень-то в ладах с законом – преступники, контрабандисты, наркоторговцы, религиозные радикалы и, как показала практика, маньяки всех мастей и расцветок…
Вялотекущая гражданская война здесь началась вскоре после того, как Конфедерация попыталась распространить на Каптейне свои законы и порядки. Сначала власти решили взять под контроль владение оружием – не получилось. Было уже слишком поздно, пущенные изначально на самотёк процессы приобрели угрожающие масштабы, хорошо вооружённое население, которое и ранее не прочь было пострелять друг в друга, гнуло свою линию и просто плевало на любые попытки насаждать власть. Вооружённый гражданин не хотел остаться без средств защиты от вооружённого грабителя. Жители одной общины не желали оставаться безоружными, пока другая община смазывает собственные пушки, чтобы осуществить право сильного.
Через некоторое время на Каптейн прибыли наёмные полицейские отряды с Земли, которые были встречены в штыки уже всерьёз. Поначалу бравые и уверенные рейды по посёлкам и городкам с целью конфискации всевозможного оружия проходили успешно, а потом люди стали готовиться. «Уши» у местных были повсюду, и когда подразделения полиции проводили очередной рейд – новоиспечённые аборигены просто пережидали в лесах и на болотах.
Множились схроны с оружием, кое-кто уходил в бега насовсем, а потом полицейских стали попросту отстреливать. Сначала робко, затем всё уверенней, в городах и на дорогах, и в итоге местные сорвиголовы совсем обнаглели и стали организовывать атаки на святая святых Конфедерации – относительно защищённые «внешние» городки, через которые шло авиаснабжение колонии…
Много лет спустя, когда самые первые жилые модули спускались к поверхности Джангалы сквозь её плотную атмосферу, в числе первых на фронтир для формирования местной, но подотчётной центральным властям полиции прибыли именно шерифы, набранные из числа сотрудников силовых ведомств Конфедерации. Правительство Сектора решило не повторять былых ошибок…
Небольшие «внешние» городки Конфедерации на Каптейне были укреплены рвами, колючкой и окружены заборами, полицейские участки превратились в настоящие крепости, ставшие базами для рутинных точечных вылазок, а подведомственные учреждения обросли стенами с вышками. К тому времени преступность за пределами охраняемых территорий цвела махровым цветом. Тридцать «зелёных зон», в числе которых была и стотысячная столица Комендатуры, оставались оазисами порядка в этом злобном зубастом мире.
Когда не справляется полиция, единственным козырем властей остаётся армия, и этот козырь в конце концов тоже выложили на стол. Военные просто вытесняли местных с прилегающих к «внешним» городам территорий, отодвигая их в глубь лесов, разворачивая на границах «зелёных» зон базы и блокпосты, однако ситуация в корне не менялась – на Каптейн со всех уголков Сектора всё также текло разносортное отребье, незаконно прибывая в межпланетных кораблях транспортных компаний, частников, полувоенной Ассоциации Вольных Пилотов, а то и самого Космофлота – ведь даже с одного космомигранта можно было состричь весьма крупную сумму денег. Оружия же меньше не становилось – его с огромным удовольствием всем сторонам конфликта поставляли крупные корпорации, потому что для них не было ничего более священного, чем прибыль…
* * *
Гермостворка окна выбралась из паза и с жужжанием лениво поползла вниз. «Виатор» задрожал, затрясся. Сначала едва слышно, потом всё отчётливей затрещал сгоравший снаружи воздух – объятый огненным куполом, корабль входил в атмосферу. Я вскочила с койки, выбралась в коридор и прошла в кабину. Дядя Ваня привычно располагался в самом её центре, следя за всеми приборами и индикаторами одновременно.
За обтекателем раскинулось сине-зелёное полотно планеты. Справа её озёра самых разных форм отражали, выбрасывали обратно в космос солнечные лучи, а слева поверхность ровным серым покрывалом застилала плотная облачная завеса, сквозь которую, словно быстрые водомерки, пробегали фиолетовые вспышки молний.
Каптейн ждал. Нахмурившись в своей обычной манере, он подбоченился, подозрительно прищурился и ждал меня.
— Скоро мы приземлимся в Новом Роттердаме, — нарушил молчание дядя Ваня. — Там у меня есть надёжный человек во внутреннем контроле, он поможет тебе с разрешением на выход за территорию. Его зовут Ирвин Клэйуотер. Как только окажешься в городе, тебе нужно будет его найти. Скажешь, что от дяди Вани, он в курсе. Имей в виду, Лиза, я не смогу покинуть корабль. Там, внизу ты будешь одна.
— Достаточно того, что ты помог мне добраться… Снова. Самое время оценить ироничность ситуации.
— Нет ничего лучше, чем возвращаться туда, где ничего не изменилось, чтобы понять, как изменился ты сам, — прожужжал дядя Ваня.
— Нет, пожалуй, я не вернулась. Четыре года назад я улетела отсюда с Марком навсегда, а вместо меня теперь возвращается другая, — отстранённо произнесла я и стряхнула с себя задумчивость. — Ладно, проехали. Есть что-то ещё, что мне следует знать?
— Всегда будь начеку. Во внутренних землях Каптейна не стоит ловить ворон и слишком долго смотреть кому-то в глаза.
— Прямо как диким зверям.
— Прямо как диким зверям. Некоторые из местных намного хуже диких зверей. Уж тебе ли не знать…
* * *
«Виатор» опустился на бетонную площадку и грузно припал на лапы. Двигатели с облегчением выдохнули, расслабились, получив передышку, гул стал таять, перешёл в свист, а после – совсем затих. Люк распахнулся, трап сполз вниз, и мне в нос ударил давно забытый, но до боли знакомый влажный запах тумана, оттенённый горьким авиационным выхлопом. Сжимая в руках потëртый коричневый рюкзак со сменными вещами и небольшим запасом еды, я спустилась на твёрдую землю и тут же лицом к лицу встретилась с хмурым человеком в тёмно-зелёной форме. Поодаль стояла лёгкая шестиколёсная бронемашина пограничной службы, с её крыши в небо смотрел ствол электромагнитного бластера, а прямо надо мной, жужжа, висел небольшой дрон и внимательно изучал меня глазком камеры, фиксируя всё происходящее.
— Ваши документы, — бесцветным голосом попросил мужчина и протянул руку.
Я достала заранее заготовленный паспорт на чужое имя. Пограничник внимательно осмотрел документ, потом меня, затем – снова документ, после чего заметил:
— Госпожа Рейнгольд, не очень удачный выбор для первого межпланетного путешествия, особенно с учётом вашего юного возраста. Здесь всё совсем иначе, нежели на Пиросе, поэтому будьте предельно внимательны и беспрекословно следуйте инструкциям должностных лиц.
В его зрачке коротко мигнул фотомодуль. Он отдал мне документ, бегло оглядел корабль и сообщил в переговорное устройство:
— Анна Рейнгольд, девятнадцать лет, прибытие на транспорте класса «Церамбика», бортовой номер четыреста одиннадцать… Да, Пирос… Уже проверили? Курьерская почта? Хорошо… Что по владельцу судна?
Сверху, почти на расстоянии вытянутой руки, с рокотом и треском пронеслась чёрная молния военного корабля и тут же скрылась за лесополосой. У меня заложило уши, а порыв ветра чуть не вырвал из рук драгоценную ламинированную карточку, которая обеспечивала моё прикрытие. Чиновник и вовсе не обратил на корабль никакого внимания и продолжал что-то выяснять у коммуникатора:
… — Самый настоящий робот, говоришь? В таком случае, ему в город вход заказан, придётся свой металлолом мариновать на корабле…
Обернувшись, он кивнул головой, висящий над нами дрон вильнул в сторону и скрылся в неизвестном направлении. Мужчина повернулся ко мне и сообщил, указав рукой в сторону двухэтажного терминала цвета хаки:
— Регистрация там, пройдёте через вторые ворота. За разметку не заходить, на площадках – не мешаться. На территории периметра оружием пользоваться запрещено, за этим следят автоматические системы. Вопросы есть?
Я отрицательно помотала головой, мужчина кивнул – на этот раз мне – и зашагал к броневику. Через полминуты машина уже ползла мимо высаженных вдоль терминала деревьев в сторону шлагбаума, который отделял гражданскую часть космодрома от военной. Шлагбаум поднялся, машина устремилась в дальний угол поля, к стоявшему на разгрузке среднему линейнику, из чрева которого погрузчик вывозил ящики и коробки и складывал их ровными рядами вдоль платформы.
Там же, за сетчатым забором, на почерневших от гари площадках стройной шеренгой стояли СВВП – истребители вертикального взлёта и посадки. Полдюжины боевых машин были выкрашены в серо-зелёный камуфляж и терпеливо ожидали своего часа, словно хищные жгутоногие фрины, застывшие перед смертоносным прыжком на жертву…
Я пошла в сторону терминала вдоль жёлтой разметки, аккуратно обходя большие, очерченные толстыми красными линиями прямоугольники посадочных площадок. Периметр лётного поля был опоясан высоким забором – почти таким же, как вокруг моего старого интерната, – а по углам его в небо вздымались вышки с красными сигнальными огнями на вершинах. Выделенная под военную часть площадь раза в четыре превышала гражданскую, и было вполне очевидно – за все эти годы Каптейн так и не стал туристической Меккой. Или, быть может, это я попала сюда в межсезонье…
Внутри терминала всё было по-военному строго. Среди бежевых стен, на которых красовались яркие боевые плакаты, лениво, будто бы в полудрёме, туда-сюда ходили редкие люди в форме. Они носили какие-то бумаги, коробки, планшеты, натыкались друг на друга в холле, чтобы постоять и тихо обсудить что-то, а затем двигались дальше.
Пол под ногами задрожал, задребезжали стёкла, и я увидела, как на площадку рядом с «Виатором» опускается ещё одна летающая машина – приземистая и остроносая. Явно чартер одной из самых дорогих моделей – слишком сильно его агрессивные рубленые линии и матово-чёрные грани контрастировали с округлым и каким-то домашним «Виатором», стоявшим поодаль. Резко и громко из репродуктора под потолком раздался голос:
— Новоприбывшим предписано пройти через сканер и проследовать к стойке регистрации, окно номер один.
Оглядевшись по сторонам, я увидела окно номер один – остеклённую конторку с узкой щелью для документов. Внутри конторки сидел дешёвый андроид, выполненный в виде молодой девушки, пластиковое лицо которой не выражало никаких эмоций. Гладкие и какие-то восковые чёрные волосы представляли из себя аккуратное каре, а строгая офицерская форма сидела на андроиде идеально.
Я приблизилась, и лицо робота растянулось в формальной резиновой улыбке.
— Ваши документы, пожалуйста, — бесцветно попросил механизм.
Я сунула в щель паспорт и карту гипертрансфера, удостоверяющую моё право пользоваться Вратами в качестве пассажира; лицензию на оружие и паспорт на пистолет, который в разобранном виде лежал у меня в рюкзаке.
— Цель прибытия в Новый Роттердам?
— Курьерская доставка коммерческой информации, — максимально небрежно ответила я.
— Планируемое время пребывания?
— Неизвестно.
— Имеются ли родственные связи с резидентом Каптейна?
— Нет.
— Ваши импланты зарегистрированы на имя Анны Рейнгольд. Анализ ответов… Результат: ответы достоверные. Просьба установить трек-программу в память микрокомпьютера. Пожалуйста, подключите устройство сопряжения к нейроинтерфейсу.
Через щель просунулся манипулятор с катушкой. Я взялась за пластик, отмотала эластичный кабель с катушки и примагнитила метку к нейру. По сетчатке пронеслись цифры загрузки, и через несколько секунд трекер был установлен. Задача усложнялась – теперь официальные власти были в курсе всех моих передвижений. Катушка щёлкнула и смотала кабель, а манипулятор задвинулся обратно в кабинку. Робот с наигранной приветливостью произнёс:
— Добро пожаловать на Каптейн!
Заметив краем глаза тень, я рефлекторно обернулась – позади меня терпеливо ждал своей очереди худощавый мужчина в чёрном костюме, очевидно, только что прибывший на чартере. Острые черты лица, синевато-бледная, полупрозрачная кожа, аккуратная причёска бобриком, синий галстук на белой рубашке под тщательно выглаженным пиджаком и старомодный кейс в руке – прямо-таки хрестоматийный образ конторского чиновника. Сопровождающих не было, странный мужчина был один.
Я посторонилась, и он подошёл к кабинке, смерив меня пустым взглядом затемнённых стёкол солнцезащитных очков. Почему-то от этого взгляда по спине моей галопом поскакали мурашки, и я заторопилась в сторону выхода. За спиной раздалось синтетическое:
— Ваши документы, пожалуйста…
Я же миновала ещё одну рамку и двинулась к выходу из терминала. Раздвижные двери открылись, а затем сомкнулись за моей спиной, и передо мной предстал Новый Роттердам во всей его ржавой и влажной красе…
… Возникло ощущение. Завелась, затарахтела, зачадила выхлопом нейронных цепочек обременённая телом машина разума. Она жаждала идти по пустыне, по заснеженным полям, сквозь горные перевалы. Она отчаянно цеплялась за жизнь и не хотела гаснуть, выключаться…
Рассудок вернулся ко мне, и я открыла глаза. Не было ни катера, ни каталки, ни таинственного чёрного силуэта в ослепляющем пятне света – только серые стены, тускло подсвеченные люминесцентными лампами. Стены были плоские, будто нарисованные на бумажном листе, и сперва я не поняла – почему. Поочерёдно закрывая и открывая глаза, я обнаружила, что видит лишь один. Неужели я наполовину ослепла?
Сил моего тела хватило только на то, чтобы слегка повернуть голову. Рядом с койкой стоял внушительного вида агрегат, дюжиной трубок пробиравшийся куда-то под укрывающее меня одеяло. В трёх метрах, наполовину скрытая за ширмой, обнаружилась ещё одна койка. На ней кто-то тихо и недвижимо лежал – я видела лишь пару неподвижных ног, очерченных белоснежной простынёй.
Вдруг что-то тихонько запиликало, и в комнату вошла медсестра, а следом за ней – немолодой уже усатый мужчина. Внешность его была благородна, а из-под соболиных бровей цепко и пронзительно смотрели какие-то чрезвычайно грустные глаза. Похоже, эти глаза за свою жизнь насмотрелись на всякое – и теперь, прошитые красными прожилками и выдающие хронический недосып, они пристально изучали меня. Одет мужчина был в идеально подогнанный серый костюм – изрядно, впрочем, помятый, как и его усталое лицо.
— Дайте нам десять минут, пожалуйста, — тихим баритоном попросил он медсестру.
Та кивнула и вышла в коридор, затворив за собой дверь. Мужчина приблизился, ловким движением подтянул к койке небольшой белый табурет, уселся на него и сложил руки. Некоторое время он оценивающе разглядывал меня, и наконец нарушил молчание:
— Как я могу к вам обращаться?
Действительно, как? Моё имя… Я не помню его. Неужели я его забыла?!
— Я… Не знаю. Не помню, — едва слышно просипела я.
— Это ваши документы?
Он вынул из-за пазухи и положил передо мной удостоверение офицера полиции Каптейна на имя Элизабет Стилл. Глядя единственным глазом на фотографию, я силилась вспомнить изображённую на ней девушку с тёмными волосами. «Лиза, Лизонька, милая моя…» — свистела у меня в голове тень с серым лицом… Да, меня зовут Лиза! Но как я оказалась здесь?! И что со мной произошло?
— Я частично ослепла? — спросила я. — Ничего не вижу одним глазом.
— Не знаю, что с вашим глазом, но вот голова ваша перебинтована профессионально. — Мужчина невозмутимо поправил усы, вздохнул и продолжил: — Вы находитесь в больнице. Сейчас третье января, вечер. Вы пытались застрелиться в поезде Шанхай – Турку.
— Застрелиться? Зачем мне это? — спросила я, впрочем, мало удивившись – подобные мысли посещали меня с завидной регулярностью.
— В поезде произошёл инцидент с пальбой. Ваш попутчик убит, погиб также проводник вагона и двое случайных пассажиров. Вас нашли в коридоре напротив вашего купе…
Меня вдруг словно обухом по макушке ударило, и сквозь пульс, отдававшийся болью в черепе, на поверхность памяти начали всплывать и бешено крутиться обрывки недавних событий вперемежку с образами из видений. Как за верёвку, я мысленно ухватилась за всё отчётливей проступавший перед глазами последний бредовый образ – выстрел, который должен был оборвать мою жизнь, но не сделал этого. Одну за другой я вытягивала реминисценции из глубин сознания, словно звенья цепи. Несущийся сквозь тьму поезд. Гостиница. Космический корабль в лесной глуши. Дядя Ваня и неудавшееся ограбление века…
Я вспоминала, но воспоминания были тусклыми, будто это происходило не со мной…
— На этом документе ваше имя? — спросил незнакомец, выдёргивая меня из крутого пике в глубины памяти.
— Да. Меня зовут Элизабет, — сообщила я полуправду.
Мужчина удовлетворённо кивнул и придвинулся ближе.
— Элизабет… Я хочу знать, как вы оказались в этой ситуации. Постарайтесь отвечать предельно честно, потому что без взаимного доверия у нас с вами ничего не выйдет. Эти документы – ваши?
— Мои.
— Как вы попали на Землю?
— Меня командировали в рамках расследования налёта на орбитальный музей в Джангале… — Я поморщилась, с трудом пытаясь вспомнить подробности – мешала тупая боль, медленно сковывающая всё тело. — И последовавшего налёта на институт в Новосибирске.
— Могу я увидеть какой-то документ? Копию распоряжения, служебное задание, удостоверение…
— Нет, всё осталось в украденной сумке.
— Что ещё было в сумке?
— Мои личные вещи. Одежда, средства гигиены…
— Кем вам приходится погибший попутчик, который ехал с вами в купе? — спросил мужчина и уставился на меня в упор.
Погибший? Мёртвый мужчина, полусидящий на койке с пистолетом в сжатой мёртвой ладони… Марк… К горлу подступил ком. Изо всех сил стараясь сохранять самообладание, я дрожащим голосом ответила:
— Коллегой… И другом.
— У вас есть предположение, почему всё это случилось? Это чей-то заказ? Или случайная стычка с бандитами?
— Понятия не имею… Наверное, всё это просто случайность, — промямлила я, едва выговаривая слова, не заботясь уже о том, как стремительно рушится моя легенда. — Неужели Марк мёртв? Этого же не может быть…
Я всё ещё не могла осознать этот факт. Марк был – и теперь его нет. Дико, совершенно дико – вот был в моей жизни человек, был немалой её частью, а теперь его не существует…
Полицейский в штатском вздохнул, поднялся и подошёл к окну. Некоторое время он стоял, сцепив перед собой руки, и о чём-то думал.
— Мы изучили записи с камер видеонаблюдения, — сообщил он наконец. — Похоже, убийца действовал в одиночку. Он… Она была высажена на крышу вагона с неустановленного летательного аппарата, проникла внутрь и учинила разбой, забрала вашу сумку и покинула поезд тем же путём – через крышу. Помимо вашего коллеги погиб также проводник вагона и двое пассажиров. Ваши действия квалифицируются как самооборона, но причинённый подвижному составу ущерб – а именно, замену герметичного стекла в двери – придётся скомпенсировать. А также – заплатить за медицинское обслуживание… Я вижу, у вас есть вопросы. Задавайте.
— Где я нахожусь?
— Вы на Земле, в Содружестве, в городе Челябинск. Вас прооперировали, заменив ряд внутренних органов на синтетические. Голову тоже залатали – пуля прошла по касательной.
— Неужели Марка не спасли? — спросила я, лелея угасающую надежду.
— Нет. Сожалею. Кроме этого, есть и другие плохие новости. — Глаза офицера стали ещё грустнее, и он принялся лениво и устало загибать пальцы. — Вы не зарегистрировались по прибытии на Землю, тем самым нарушив миграционное законодательство. Следов официальной командировки нет – а значит, трансфер был нелегальным. Что касается вашей легенды… Офицеров планетарной полиции не командируют на другие планеты – этим занимается ведомство межпланетников. Кроме того, офицер полиции Элизабет Стилл несколько лет назад пропала без вести на Каптейне в ходе несения службы. Уже этого достаточно, чтобы сделать вывод о том, что вы не та, за кого себя выдаёте.
Он молчал, изучающе глядя на меня. Я тоже – мне просто нечего было сказать в ответ.
— Может статься, именно вы убили Элизабет Стилл. — Он многозначительно прищурился. — А затем присвоили себе её личность. Так или иначе, мы это выясним. И лично у меня есть основания полагать, что вы можете быть связаны с налётом на Институт – на записях фигурирует человек, весьма на вас похожий. Конечно, это может быть кто угодно… — Ироничная искра мелькнула в печальных глазах. — Но мы обязательно докопаемся до истины.
Он вновь замолчал.
— И что теперь будет? — сипло выдохнула я.
— Скоро вам принесут ужин, — просто сказал полицейский. — Остальное зависит от того, будете ли вы сотрудничать со следствием. Как только вы достаточно окрепнете, мы арестуем вас и прогоним через полиграф… Вообще, мы уже могли бы препроводить вас в спецучреждение – после операции вы перешагнули через пятидесятипроцентный барьер, а это означает запрет на появление в густонаселённых городах. Так уж вышло, что Челябинск – город именно такой, а вы уже не человек в полном смысле этого слова. — Он пожал плечами, взглянул на наручные часы и поднялся со стула. — Не буду вам больше надоедать. Отдыхайте и приходите в себя, и советую вспомнить все детали и мельчайшие подробности прошедших дней. И раз уж вы врали мне, постарайтесь не врать хотя бы следственной комиссии, которая очень скоро прибудет. Чистосердечное признание пойдёт вам только на пользу – особенно, когда вашу историю за вас расскажет детектор лжи…
Покинув палату, мужчина аккуратно прикрыл за собой дверь, а я осталась почти в одиночестве – лишь мой тихий сосед едва слышно посапывал, находясь, судя по всему, во сне или без сознания.
Короткая самодиагностика показала отсутствие одной руки и повреждения второй, однако биомеханика уцелевшей руки свои функции выполняла – согнув её в локте, я услышала позвякивание массивного наручника, которым была прикована к койке.
Ситуация была незавидной, и я лихорадочно пыталась переварить полученную от незнакомца в костюме информацию, уставившись невидящим взглядом в стену напротив. Неожиданно резко накатило осознание – всё это и вправду случилось именно со мной. Они ушли, и больше не вернутся – Марк погиб, дядя Ваня пропал, Мэттлока больше нет. Всё пропало, и теперь всё было напрасно…
Застоявшийся было в горле ком прорвался, хлынул наружу потоком слёз – я плакала навзрыд, не в силах остановиться. Повязка вокруг головы, закрывавшая один глаз, медленно пропитывалась влагой. Вскоре дверь отворилась, в палату вошла медсестра с небольшим подносом в руках, и тут же запричитала:
— Ой, ну что же вы, ну не надо так, не надо… Всё будет хорошо…
Она поставила поднос в ноги койки, наклонилась и принялась обтирать слёзы с моего лица. На подносе меж пластиковых столовых приборов возвышалась белая эмалированная тарелка с чем-то, напоминавшим кашу. В проёме двери стоял хмурый бритых здоровяк в штатском. Несмотря на напускную серьёзность, ему было неловко, и он испытал явное облегчение, когда я перестала рыдать, и теперь шмыгала носом, тупо глядя в тарелку с кашей.
Здоровяк приблизился и отстегнул наручник с моего запястья. Некоторое время постоял рядом, потом в нерешительности помялся у двери и пробубнил:
— Я скоро вернусь. Чтобы без глупостей, понятно? — С этими словами он вышел в коридор.
Переборов наконец приступ едкой горечи и тоски, я попыталась собраться с мыслями. Я в полной заднице, под присмотром полицейских в штатском. Тут всё ясно – вся прошедшая жизнь была перечёркнута жирным крестом. Но что-то было между нею и тем, где я оказалась. Я видела что-то. Нечто, что выбивалось из общей картины – нечто, подающее надежду.
Это были профессор Мэттлок и Томас, которых я каким-то образом застала в каюте. В последние минуты перед захватом корабля они посетили мой затуманенный разум, и теперь я пыталась понять – что это было? Картинка, выдуманная буйным подсознанием или сообщение от гусеницы-переростка? Почему именно сейчас, а не тогда, когда это произошло? Возможно, это было каким-то посланием? Сигналом о том, что Мэттлок выжил? А может быть… Может, это было напоминанием о том, что я должна встретиться с кем-то в Москве?
Владимир Агапов, — вспомнила я.
Это была попытка вырвать меня сюда, наружу, прочь от цепких лап смерти, вложить мне в руки цель, которая будет тянуть меня вперёд. И попытка весьма удачная – ведь я здесь…
Среди всего этого сумбура одно я понимала точно – если я хотела продолжать путь, нужно было приступать прямо сейчас, пока меня не увезли и не заперли под замок. Время уходило с каждой секундой, и медлить было нельзя.
Пища не лезла в горло, но я знала – надо было набраться сил, и поэтому кое-как запихнула в себя содержимое тарелки до последней ложки. Отставив поднос в сторону, я, насколько это было возможно, размяла онемевшие от трёхдневного бездействия мышцы тела и убедилась в том, что все конечности – за исключением оторванного предплечья – исправно работают.
Я осторожно приподняла одеяло и взглянула вниз, на живот – он был перебинтован после операции. Тело было усеяно иглами, от которых к капельницам тянулись тонкие трубочки. Стараясь дышать ровно и глубоко, одну за другой я стала аккуратно вынимать иголки катетеров. Управившись со всеми, я снова накрылась одеялом, закрыла глаза и застыла в ожидании.
Где-то за дверью слышались голоса, по коридору мимо палаты проехала каталка и протопали полдюжины башмаков. Снаружи, за окном яростно и протяжно вопили две кошки, готовясь сцепиться не на жизнь, а насмерть…
Приблизились тяжёлые шаги, голос снаружи спросил:
«Всё тихо?»
«Как в склепе. Вроде успокоилась», — ответил другой голос.
Я напряглась, буквально сжалась в комок, и когда дверь отворилась, а на пороге появился здоровяк в штатском, активировала кинетический усилитель на уцелевшей руке.
Мужчина закрыл дверь, достал наручники и неспешно подошёл к койке. Словно разжавшаяся пружина, я сделала молниеносное движение рукой куда-то в район его челюсти. Коротко ойкнув, полицейский обмяк и грузно сполз на пол. Глухой стук упавших на линолеум наручников, шелест простыни…
Откинув покрывало, я спустила ноги с кровати и принялась обшаривать помещение взглядом в поисках одежды. Есть! Бирюзовые больничные штаны и рубаха, сложенные на спинке стула в углу – лучше, чем ничего.
Я кое-как оделась одной рукой, косясь на входную дверь в ожидании, что в любой момент кто-нибудь войдёт в палату. За окном было темно, чуть в отдалении, примерно на моём уровне горели фонари уличного освещения – стояла глубокая ночь, что было как нельзя кстати. Выглянув через стекло, я прикинула расстояние до земли – метров десять. Палата находилась на четвёртом этаже, и я мысленно поблагодарила тех, кто определил меня именно сюда, а не выше. Прыжок этажа с девятого наверняка стал бы моим последним.
План побега был очевиден. Приподняв тело охранника, я принялась стягивать с него одежду. Пиджак, кобура с пистолетом, рубашка… Нужно было хоть как-то утеплиться, и теперь я, накинув на себя рубашку и пиджак на несколько размеров больше, выглядела невероятно нелепо. Сунув пистолет в карман, я распахнула окно в холод и выглянула вниз. Под стеной, вплотную к отмостке, возвышался небольшой сугроб, и мне вдруг пришёл в голову совершенно неуместный детский стишок:
Хорошо упасть в сугроб –
Шишку не набьёшь на лоб.
У сугроба все бока
Мягки, точно облака…
Мой лечащий врач не одобрил бы паркур прямиком с больничной койки, но выбора не было. Ну что ж, пора! Я встала на подоконник и сделала шаг вперёд – как раз в тот момент, когда позади скрипнула дверь, и чей-то голос удивлённо вопросил:
— Ты куда это собралась?!
Через секунду, поджав ноги, я провалилась в снег по пояс, а живот насквозь прошила резь – что-то внутри надорвалось и стало отчаянно пульсировать. У меня потемнело в глазах, и я застыла, силясь не завопить от боли.
— Какого хрена?! — послышался выкрик сверху. — А ну стоять! Стой, или я буду стрелять!
Не успев толком прийти в себя, я вскочила, пересекла небольшую подъездну́ю дорожку, окаймлявшую корпус, и, что было сил разгребая перед собой сугробы, ломилась мимо деревьев в сторону забора. Стрелять почему-то не стали, как и кричать – наверное, уже пустились в погоню.
Забор приближался. Над головой, в отдалении, проносились аэромобили, а сразу отовсюду, отдаваясь эхом от окружающих построек, раздавался гул автомобильных двигателей. С одной рукой перебраться через невысокую ограду оказалось чрезвычайно непросто, но через полминуты я очутилась у тихого неширокого проезда, по ту сторону которого редкими окнами светились шестиэтажные жилые дома.
Я не имела понятия, где нахожусь, но оставаться на виду было нельзя, поэтому перебежала через дорогу и быстро пошла дворами куда глаза глядят, стараясь двигаться в одном направлении. Боль усиливалась. Под больничной рубахой краснело расползавшееся по бинтам кровавое пятно – разошлись швы…
Вдоль домов во дворах дремали присыпанные снегом автомобили, тут и там между ними возвышались редкие громоздкие глайдеры состоятельных граждан. Пустые детские площадки, будто останки огромных древних животных, возникали из темноты заснеженными скелетами и исчезали где-то за спиной.
Проходя мимо одного из подъездов, я увидела на лавочке группу ночных гуляк. Трое ребят чуть постарше меня расположились с выпивкой и закуской, и при моём появлении замолкли. В тишине, нарушаемой отдалённым лаем собак, они вперили в меня взгляды – внешний вид мой, похоже, их несколько обескуражил. Краем глаза я заметила мелькающие синие отблески полицейской мигалки на стене дома. Я подошла к компании и тихо попросила:
— Спасите… Пустите в подъезд, а то они меня поймают – и тогда мне конец…
Я затравленно оглянулась – и тут с той стороны двора на придомовую дорожку вкатилась полицейская машина. Один из ребят встал.
— Пойдём, — сказал он и двинулся к двери в подъезд. Открыв её ключом, впустил меня в тёплый полумрак и я, тяжело дыша, прислонилась к стене.
Отсюда было слышен гул подъехавшей машины. Грубый голос спросил:
— Пацаны! Девчонку не видали? Не пробегала мимо? На ней пиджак и больничные штаны, голова перебинтована.
— Видели, вон туда пошла! Буквально минуту назад…
— Хорошо. А вы закругляйтесь с распитием. Через полчаса вернёмся и проверим – чтоб духу вашего здесь не было!
— Уже уходим!
Через несколько секунд гул двигателя стих, а спустя ещё какое-то время дверь в подъезд открылась, и давешний парень спросил:
— Слышь, ты как?
— Нормально, спасибо вам. Я пойду…
В тепле меня начинало морить, бинты всё сильнее пропитывались багрянцем. Я понимала – оставаться на месте было опасно, нужно было двигаться, и я, прижимая руку к животу, побрела мимо дома в сторону от больницы…
Вскоре безлюдный спальный район сменился ещё более дремучим частным сектором. В полутьме я различала коттеджи самых разнообразных форм и расцветок. Крыши были плоскими и двускатными, окна, некоторые из которых источали мягкий свет, были выполнены в виде всяческих геометрических фигур – здесь были и круги, и ромбы, и треугольники; вытянутых, продолговатых и волнистых очертаний. Буйная фантазия владельцев домов отражалась на их архитектуре, и единственным общим правилом, пожалуй, были прямоугольные двери.
Сжавшись в комок, я уже ощутимо замёрзла, но холод и разглядывание окружающих домов смягчали боль. Я остановилась на мгновение, обернулась – вдали, на фоне небольших коттеджей, над которыми к небу тянулись столбики печного дыма, возвышалась троица ярко освещённых высоких небоскрёбов, вершины которых исчезали в низких облаках. Между ними мухами сновали огоньки аэрокаров и гравилётов. Жизнь кипела в городе, стягиваясь туда с пустых и молчаливых окраин. Где-то там меня уже искали, и утром кто-то точно лишится погон за халатность…
* * *
Коттеджная застройка буквально оборвалась вместе с редкими фонарями, и я выбралась на просёлочную дорогу, меж деревьев уходящую в казавшиеся бескрайними поля. Небо было затянуто покрывалом облаков, в котором укрылась Луна, но отсветы белых сугробов позволяли ориентироваться в темноте. Я упрямо шла вперёд по колее, а в голову лезли воспоминания – ночная дорога от захваченного бандитами интерната, дикая усталость и исступление, толкающие меня вперёд… Всё это было целую вечность назад, и всё это повторяется снова…
Во тьме я различала ряд редких деревьев, лесополосой встававших между дорогой и прилегающим к ней полем. Вскоре деревья уступили место невысокому кривому забору, за которым в отдалении виднелся одинокий фонарь, выхватывающий из темноты торец деревянного, сбитого из брёвен дома. Окрест фонаря царила тьма – лишь где-то в отдалении в высоте перемещались едва различимые огоньки глайдеров, несущихся вдоль воздушной трассы.
Давно исчезнув из виду, город остался далеко позади. Я просто шла без малейшего понятия, куда, и сколько ещё мне придётся брести по холоду во тьме. Зубы сводило, живот рвала резь, а крупные капли крови падали с промокших бинтов на больничные штаны и в белый снег. Добравшись до занесённого снегом перекрёстка, я свернула с дороги и заковыляла в сторону одинокого фонаря.
Я прошла ещё два десятка шагов, когда последние силы покинули меня, и я рухнула на снег. Неподалёку тут же залаяла собака – настойчиво, громко. Ползти… Я ещё могу ползти… Кое-как поднявшись на четвереньки, я протащилась ещё несколько метров, улеглась прямо на снегу, свернулась калачиком и закрыла глаза.
Будь что будет. Я хотя бы попыталась…
Собака заливалась где-то впереди, ей вторила другая – побольше, судя по тембру лая. Раздался деревянный скрип, и низкий мужской голос грозно воскликнул:
— А ну тихо там! Рэкс, чего разбрехался?! Что там увидел?!
Приближающийся хруст тяжёлых ботинок по снегу… Собаки затихли. Прямо надо мной громыхнуло:
— Эй, ты чего тут разлеглась? Ты ранена? А ну давай-ка в дом…
Сильные руки подняли меня и потянули в сторону тусклого фонарного пятна. Бородатый мужичок в камуфляжном ватнике, перекинув мою руку через своё плечо, недовольно ворчал:
— Давай же, двигай… Шевели ногами, молодёжь! Я что, на себе тебя буду тащить?
Мы кое-как взобрались по крылечным ступеням и вошли в помещение – в повеявшее ароматом горящей древесины тепло, под свет бьющей через закрытые веки лампы. Пол поскрипывал под ногами, а я, пребывая в полусне, всё ещё висела на плече незнакомца, удерживаемая лишь его волей. Послышался взволнованный женский голос:
— Федя, кто это? С неё кровь льётся… Ох, что за напасть… Иди, укладывай её на диван, я схожу за аптечкой… Что за напасть-то среди ночи… Надо звонить в полицию.
— Не надо, Катерина, погоди пока. Успеется ещё полицию вызвать, сначала её подлатать надо…
Меня опустили на мягкую поверхность, в которой я тут же начала тонуть, погружаясь в дрёму. Ватное тело наполнялось лёгкостью, и мне чудилось, будто я отделяюсь от него и лечу куда-то вверх… Снова покидаю бренное тело? Может, в этот раз всё наконец закончится, и я отправлюсь следом за Марком?
Вдалеке раздавались голоса:
— Уже размотал? Вот, держи.
— Нужна твоя помощь, Катюша. Зажми вот тут… Сильнее прижимай! Прижимай, говорю… Беда, придётся подшивать… Надеюсь, внутри всё не так плохо, как снаружи… Прикрой ей рот, и держи крепче, чтоб детей не разбудила. Сейчас буду вводить иглу…
Чья-то ладонь зажала мне рот, и тут же адская боль пронзила низ живота. Я приглушённо закричала и потеряла сознание от болевого шока…
* * *
… «Лучше всего ешь тогда, когда не думаешь о закуске, и лучше всего пьёшь, когда не ждёшь другого питья: чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам».
Сократ знал толк в людях, и с тех древних пор они ничуть не изменились. Открыть в себе нечто, что позволило бы пренебречь славой, богатством и прочими неизменными атрибутами «успешного человека», словно мелочами жизни, было доступно каждому – и одновременно уделом немногих.
Каждый ли человек встаёт перед чертой, когда на ум невольно приходит вопрос: а что заберу я с собой на тот свет? Каждый ли находит верный ответ? Не деньги, славу или почёт. И даже не друзей и врагов, а только воспоминания. Именно они останутся, когда всё остальное перестанет иметь значение. Тёплая радость от пережитых ярких впечатлений, горечь упущенных возможностей и вязкая печаль в наказание за совершённые проступки – это та самая последняя и уникальная печать, которая ляжет на мой билет, когда я перешагну через борт лодки Харона…
Я пошевелилась. Было тепло и мягко, шерстяной плед согревал, а хрустящая накрахмаленная подушка, словно облако, окутывала мой затылок.
— Пришла в себя? — раздался рядом голос. — На вот, попей…
Открыв глаза, я обнаружила стоящего надо мной вчерашнего мужичка. Приняв из его рук стакан с водой, я осушила его в три глотка. Мужчина опустился в кресло в паре метров от меня и уложил себе на колени электростатический бластер. Похлопав ладонью по прикладу, с ленцой протянул:
— Ты не смотри так, это мера предосторожности. Не каждый день ко мне захаживает беглый перебинтованный с ног до головы мех с пистолетом в кармане, поэтому, сама понимаешь, я готов к чему угодно. И не нужно проверять мою готовность, договорились?
Я попыталась прикинуть, сколько времени прошло с момента стычки в поезде, и не смогла.
— Какой сегодня день? — спросила я.
— Пятое января, десять утра. В иной ситуации я бы и спрашивать не стал, но… Скорую вызвать?
Я рефлекторно дёрнулась, резкая боль пробила живот.
— Чёрт, как же… Не надо скорую…
— Я так и думал, и супругу осадил. Уж больно ей хотелось тебя сдать кому-нибудь…
Хорошее начало года – почти неделя, безвылазно проведённая в койке – то в одной, то в другой. Не пора ли озаботиться страховкой с повышенным лимитом выплат? И что же будет дальше? Всё уже пошло под откос, и единственное, что меня до сих пор удивляло – почему я всё ещё жива?
— Помни, незнакомка – ты у меня в долгу, — сказал мужчина. — Я могу рассчитывать на то, что с твоей стороны не будет глупостей?
— Можете, я не доставлю проблем. Мне уже как-то не до этого. И спасибо, — нехотя выдавила я из себя. — Спасибо, что не дали погибнуть. Меня зовут Лиза.
— Я – Фёдор. С твоего позволения, мне нужно отлучиться, а ты располагайся, чувствуй себя как дома. Вот, сахар тебе сейчас не повредит.
С этими словами он протянул руку к журнальному столику и пододвинул ко мне вазу с какими-то сладостями. Затем поднялся, приставил бластер к подлокотнику кресла и вышел из помещения.
Вот так просто? Он же сказал, что не доверяет мне, и тут же бросил своё оружие и ушёл? А если я встану, возьму ствол и поджарю его вместе с семьёй? Я пыталась сообразить, что в голове у этого человека, и не могла, но он, похоже, за эти минуты успел прочесть меня, как книгу, и понять, что я не представляю угрозы. Меня ищут, и мне некуда податься, поэтому его дом стал моим временным убежищем. Кто будет гадить в приюте? Уж точно не я.
Тем временем я огляделась. Я словно оказалась в сказочной избушке на курьих ножках – вокруг бревенчатые стены, над головой высокий потолок. Просторное помещение – судя по всему, гостиная – было украшено различными диковинками: на стенах висели вытянутые деревянные маски, от которых веяло первобытными обрядами и ароматами шаманских трав; в массивных деревянных рамах красовались необыкновенные пейзажи, а в стене напротив меня угольками потрескивал камин. Над камином же возвышалась голова оленя с огромными ветвистыми рогами, а под головой, на каминной полке, лежал начищенный до блеска шлем астропехоты – дикий и неуместный в этой деревенской, архаичной обстановке. Идеально отполированная зеркальная поверхность поликарбонатного визора причудливо искажала выпуклое отражение комнаты.
Я села на кровати и сделала движение, попытавшись встать. Сил хватило впритык, закружилась голова, и мне пришлось ухватиться за подлокотник. Постояв немного, привыкая к вертикальному положению, я осторожно проковыляла к шлему и взглянула в отражение. Заострённый нос, бледные впалые щёки, перемотанная свежими бинтами голова – открытый её участок был покрыт лишь короткой тёмной щетиной, которая успела вырасти за эти дни после того, как в больнице меня обрили наголо. Красные глаза пустой оболочки, оставшейся от человека, смотрели из бездонных глазных впадин, а из короткого рукава больничного халата нелепо свисал обрубок руки.
«Да уж, потрепала тебя судьба, сестрёнка», — подумала я.
Снаружи, из кухни, вкусно пахну͐ло чем-то жареным, и мне вдруг очень захотелось есть. Вернувшись на диван, я присела и сгребла из вазы целую горсть пряников и конфет. Так я и сидела, жуя и давясь всухомятку, и глядела на завораживающие алые перемигивания догоравших угольков в топке камина.
Через некоторое время вернулся Фёдор, скрипнул задвижкой, бросил в огонь полено, а затем рухнул в кресло напротив меня. Почесал бороду с проседью, потёр наколку на тыльной стороне ладони, нахмурил обветренный морщинистый лоб и сказал:
— Полежи-ка лучше. Рано тебе ещё скакать, опять швы разойдутся, и даже регенераты не помогут. Тебе-то, похоже, плевать, а мне снова тебя зашивать придётся… Ну, и рассказывай теперь, кто ты такая!
— Это очень долгая история, — буркнула я с набитым ртом.
— А я никуда не спешу.
Шестым чувством я понимала, что ему можно доверять, но я слишком часто полагалась на чувства, поэтому рассказ мой был краток и далёк от сути вопроса. Быстрый разбег по детству, короткий полёт в прыжке над отрочеством и зубодробительный удар о юность с её «рабочими командировками» по Сектору в странной компании человека, заменившего мне старшего брата, и консервной банки, настолько чуждой этому миру и одновременно неотъемлемой частью мира моего личного, что порой возникали сомнения – был ли он когда-нибудь человеком? И вообще – был ли он? Может, я его просто выдумала?
Про артефакт – причину бойни в Институте и резни в поезде – я предпочла умолчать, списав свои ранения на бандитскую погоню и перестрелку, как следствие очередного – на этот раз проваленного – задания. Что, впрочем, было недалеко от истины. Фёдор молча слушал, не перебивая, а когда я закончила, откинулся в кресле и почесал затылок.
— Врать ты не умеешь совершенно, но я понимаю твою подозрительность. Узнай я всю правду вместо байки, которую ты мне скормила, я, наверное, мог бы не церемониться и сразу сдать тебя копам. Но я не стану. По большому счёту, твои проступки – это не моё дело, а человек ты неплохой, нутром чую…
Я горько усмехнулась.
— Меня часто недооценивали, за что потом приходилось расплачиваться. Вы меня знаете? Нет. Но тем не менее вы пригласили меня к себе домой – в святую святых.
— А что ты мне сделаешь? — усмехнулся он одними губами. — Ты видишь перед собой домашнего деда, живущего на отшибе цивилизации, правда? Но что ты знаешь обо мне? Только то, что я не оставил тебя умирать на снегу. — Он потёр щетину на шее. — Если бы ты истекла кровью, тогда уж точно мне пришлось бы звонить в полицию…
Снаружи доносился приближающийся рёв мотора.
— А вот и мои, наконец, приехали… — Фёдор встал, прошагал ко входной двери и скрылся на улице.
Через полминуты дверь распахнулась, и в дом ворвались галдящие дети – девочка и два мальчика – а за ними вошёл отец семейства с парой увесистых полиэтиленовых пакетов. Последней зашла приятная на вид женщина средних лет в пуховике и ватных штанах – очевидно, жена Фёдора, которая ассистировала ему прошлой ночью. Или позапрошлой? Я уже, кажется, совсем запуталась…
Дети принялись оживлённо раздеваться, разбрасывая по полу обувь и тёплые вещи. Мать тут же зычным голосом навела порядок, а притихшие карапузы взялись расставлять ботинки и сапожки по своим местам, после чего скрылись в глубине дома.
Мельком взглянув в мою сторону, Екатерина – память услужливо подсказала её имя – вместе с мужем прошла в кухню. Они что-то тихо обсуждали, но я смогла разобрать часть диалога.
… — И долго она у нас пробудет?
— Надо поставить её на ноги. Нельзя отпускать в таком состоянии.
— От неё тянет бедой. Нас ждут неприятности, её наверняка ищут, а если выяснится, что ты укрываешь преступницу…
— Доверься мне, Матвеевна, я знаю, что делаю…
Мне вдруг стало очень неловко и неуютно. Я почувствовала себя чужой и нежеланной и, вжавшись в диван, с головой укрылась покрывалом.
Через пару минут Фёдор вернулся ко мне с тарелкой супа, затем выдал целый комплект одежды и молча вышел, прикрыв за собой дверь. Где-то за стенами галдели дети и звенела посуда. После обеда Екатерина, рявкнув на детей, отправила их наверх заниматься, а сама вышла из дома, села в машину и отбыла в неизвестном направлении. Фёдор, скрипнув входной дверью, тоже покинул дом. С улицы раздавались удары и треск колющихся поленьев…
* * *
Меня никто не беспокоил. Лишь один раз пришёл Фёдор и вогнал мне в живот целый шприц регенератов – «умной» сыворотки, которая в разы ускоряла заживление тканей. В своё время её разработка совершила настоящий прорыв в медицине, подобно пенициллину в двадцатом веке, а препарат поселился буквально в каждой аптечке…
Остаток дня я просидела напротив камина, периодически подкладывая поленья – силы постепенно возвращались ко мне. Вечером, когда Екатерина вернулась домой, и они с Фёдором скрылись у себя на втором этаже, я осторожно вышла из дома, чтобы оглядеться. Рядом, за углом стоял старенький внедорожник на высоких колёсах. Двор располагался на отшибе, вокруг простирались поля, и единственным признаком связи с цивилизацией была раскатанная колея просёлочной дороги, змеившаяся к неровному деревянному забору и разделявшаяся за воротами – дорога налево уходила в лес, а вправо тянулась вдоль ограды и исчезала за холмом.
Обойдя деревянный сруб, двускатная крыша которого была покрыта солнечными панелями, я увидела небольшой сарайчик и примыкавшую к стене дома дровницу, возле которой на станине располагался механический дровокол.
Из тьмы будки, гремя массивной цепью, на меня тут же бросился здоровенный пёс, а из-за угла выскочила чёрно-белая собака поменьше и принялась облаивать меня и скакать вокруг, разбрасывая фонтанчики снега.
Я поспешила вернуться обратно на крыльцо. Присев на ступени, я дышала свежим воздухом, а небольшая пятнистая собака с выразительными глазами тем временем возникла из полумрака, опасливо подошла ко мне и принялась обнюхивать. Я не делала резких движений, и вскоре заметно успокоившийся пёс присел рядом, высунул язык и уставился куда-то вдаль. Я аккуратно погладила его по голове, ещё немного посидела, поднялась и вернулась в дом. В гостиной меня уже ждал Фёдор.
— Присаживайся. Самогонку будешь? — Он взглядом указал на бутыль с мутной белёсой жидкостью, стоящую на столе.
— Нет, спасибо, не хочется.
— Ну, как хочешь. А я, пожалуй, пригублю. Праздники, как никак…
Наполнив до краёв гранёный стакан, он залпом выпил, закусил краюхой хлеба и откинулся в кресле. Внезапно я ощутила какую-то оторванность от мира – будто меня аккуратно вырезали оттуда и поместили в деревянную коробку – тёплую и уютную, но глухую и непроницаемую для света.
— У вас тут есть интернет? — спросила я.
— Нет. Зачем он мне? От него никакого проку, одни только проблемы.
— Как так? Вы ведь добровольно выпадаете из мира, из хода событий.
— Да к чёрту события. Мой мир здесь. — Он обвёл взглядом гостиную и улыбнулся. — Мой мир сейчас сопит в восемь дырочек и видит сны… Ты на меня не смотри, как на идиота. Понимаешь, многие современные вещи, призванные облегчать существование, на деле только усложняют его, замусоривая голову. Эра информации, говорили они… — Он налил ещё одну стопку и одним махом опрокинул её в рот, поморщился и продолжил: — В нашу эру информации лучше всего жить без информации… Вот выходишь ты в сеть, листаешь новостную ленту, и что ты там видишь? Кого-то убили, что-то взорвали, кто-то бесполезный сделал очередное бесполезное заявление… Какую роль всё это играет, а главное – какую пользу несёт?
— Вовремя полученная информация помогает ориентироваться в мире, а иной раз может спасти жизнь, — пожала я плечами.
— В сети почти нет информации, которая способна спасти жизнь. Зато есть горы хлама и похабщины. — Фёдор встал, дошёл до тлеющего камина, достал из кармана самокрутку и прикурил от углей. — У меня там наверху три спиногрыза, и чем меньше в их жизни будет бессмысленной траты времени – тем лучше… Интернет ведь задумывался изначально как источник информации, который объединит мир. А на деле он нарезал такое количество разделительных линий по любым, самым мелким вопросам, что даже близкие родственники уже зачастую неспособны друг друга понять.
— Никто не заставляет вас в нём жить. Всё зависит от того, что вы там ищете.
— Что бы ты там ни искала, тебе всё равно в итоге подсунут то, что нужно кому угодно кроме тебя… Покупки в интернет-магазине? Лучше доехать и померить вещи самостоятельно. Общение с друзьями? Я предпочитаю встречаться с однополчанами вживую, под гитару.
— Вы воевали? — спросила я, кивнув в сторону серебристого шлема, выделявшегося над камином.
— Помотало немного по Сектору. Антитеррор, в основном – так они это всегда называют. — Он уставился куда-то в потолок, предаваясь воспоминаниям. — Осирис под Андами, операция «Грибной Дождь». Мы входили по суше уже после того, как Космофлот вбомбил молодую столицу в песок… Энцелад, высадка на территории тюрьмы… Ну это так, избиение. Разве куча зэков – достойный противник? Но как же неудобно воевать в скафандре, да ещё почти без гравитации… На Каптейне был, помогал Комендатуре в Эрбиле и Меркау. В самый разгар, когда местные создали собственную армию…
Каптейн… Я непроизвольно вздрогнула – слишком со многим у меня ассоциировалось это название. Ветеран перечислял свои боевые походы, но я уже не слушала. Ощущение одиночества и оторванности нахлынуло на меня с удвоенной силой, затягивая в чёрный омут. Летящие сквозь молчаливую пустоту плазменные шары, отделённые друг от друга почти бесконечными расстояниями – и на фоне всего этого я, без друзей и врагов, точно также летящая сквозь время от одной точки пространства к другой.
Я была лишь в шаге от того, чтобы последовать за Марком. В одном шаге – и даже тут оступилась. А человек, сидящий сейчас передо мной, был счастлив – у него была семья, и ему было ради кого жить. Даже та голодная медведица у горного ручья имела высокую цель в жизни – воспитание потомства…
Я одёрнула себя. Подобные мысли возникают сами собой, заполняя праздную и бесцельную пустоту, но у меня ведь есть цель! Я вспомнила профессора Мэттлока и имя, которое он впопыхах назвал по телефону. Это точно, судьба дала мне шанс, и я должна им воспользоваться! Я обязана, и я это сделаю. Я найду Владимира Агапова.
А потом найду её! Я сорву с плеч голову мерзкого чудовища, которым стала Вера, чего бы мне это ни стоило. Она ответит за Марка сполна!
Что-то подсказывало – время уходило, и задерживаться здесь было нельзя. Я решила дождаться ночи, чтобы попытаться сбежать. А Фёдор, похоже, нашёл благодарного слушателя и теперь болтал без умолку:
… — Проблема урбанизации ровно в том же самом – становится тесно, но люди, как ни парадоксально, всё больше отдаляются друг от друга. Они сами возводят барьеры, им подспудно хочется спрятаться, закрыться от окружающего мира, друг от друга… Про экологию, шум, гигиену я уж и не говорю…
Отшельник, значит. Как и я. Но я не могла не проверить на прочность его убеждения.
— Нельзя жить в цивилизации, и быть свободным от её грехов, — сказала я. — Любое удобство несёт в себе сопутствующий негатив. Тебе дают электричество, воду, и обслуживают твой дом – но приходится терпеть людей вокруг себя.
— В точку! Поэтому я живу здесь, держась от цивилизации на почтительном расстоянии. Я – сам себе ЖКХ. У меня есть солнечные батареи, генератор, колодец, овощи, свежий воздух, а если что – и до города недалеко. Я хожу на охоту – благо живности тут много, с юга дичь приходит, спасаясь от засухи, да так и остаётся тут…
— Пожалуй, я вам немного завидую, — честно призналась я.
— И правильно делаешь. Не знаю, откуда ты родом, но здесь, в России, лучшее место в мире – и ты не сможешь доказать обратное.
Я вдруг поняла, что почти ничего не знаю ни о России, ни о Земле. Для меня Родина человечества всегда была лишь одной из точек на звёздной схеме Сектора, бегло знакомой по глянцевой физической карте, висящей в кабинете космографии в нашей школе – что уж говорить о родине Большой Экспедиции.
— Разве Россия ещё существует? — спросила я. — Вроде бы она стала частью Евразийского Содружества.
— Наоборот же, — усмехнулся Фёдор. — Это Содружество стало частью России. А Россия превратилась в периметр, который охраняет мировую сокровищницу от жадных лап заокеанских чужеземцев. Одно только плохо – засуха, которая подбирается с юга. Здесь ещё ничего, — махнул рукой он. — Если зима снежная, то и воды в достатке, а вот ты километров на двести отъедешь, к Костанаю – начинается полупустыня, земля плешивая. А ещё южнее – заброшенные территории. Когда-то там были травянистые степи, но всё высохло. Степь превратилась в пустыню, а люди стали уходить на север. Теперь там только редких кочевников можно встретить да пограничников.
— Люди уничтожают всё, до чего дотягиваются их руки, — сказала я, нащупав свою больную, излюбленную тему для разговора. — Лет через сто здесь будет второй Марс.
— Наверное, по большей части виноваты люди, — кивнул Фёдор. — Неуёмное орошение, выпас скота, забор воды из подземных источников… Но это ещё полбеды. Озонового слоя над теми местами не осталось, и безжалостное солнце делает своё дело. По весне оставшийся снежок растает, вода просочится в бездонные пески и исчезнет там без следа.
— И с этим совсем ничего нельзя поделать?
— Процесс опустынивания можно только замедлить – лесополосы, обводнение… Но мы проигрываем эту битву. Более того – мы от этой битвы просто уклонились, занятые потреблением и взаимным истреблением. Так что ты права – недолго нам осталось. И останутся после нас только песок да соль. Но это совсем не повод падать духом – как ты ни крути, а Россия-матушка, какую бы форму ни принимала, будет стоять до самого конца…
Когда Фёдор удалился спать, я устроилась на диване и в ожидании глубокой ночи уставилась в потолок. Время тащилось медленно, подволакивая стрелки часов, словно ноги измождённого доходяги, но я всё же дождалась момента, когда часовая стрелка перешагнула за два. Я тихо поднялась и оделась. Одной рукой орудовать было тяжело, но уже привычно, поэтому это не заняло слишком много времени. Аккуратно добравшись до входной двери, я задержала дыхание и медленно приоткрыла её, изо всех сил стараясь не издать ни звука. Бесшумно прокралась на улицу и подошла к машине. Дверь была не заперта, и я вскарабкалась на водительское сиденье.
Сорвав обшивку рулевой колонки, я пыталась нащупать провода зажигания. Ничего не получалось, было темно, мешало отсутствие второй руки, а едва ухваченные провода выскальзывали из пальцев. Мне нужно было уехать… Я должна ехать! Чёртовы провода! Я ведь даже толком не умею заводить машину без ключа, в этом деле настоящим специалистом был Марк! Ещё этот проклятый обрубок…
Внезапно раздался стук. Снаружи, за боковым стеклом стоял Фёдор. Я прекратила бесплодные попытки завести машину и обречённо откинулась на сиденье, а Фёдор открыл дверь и с досадой в голосе произнёс:
— Зачем зажигание ломаешь? Ключ под козырьком…
— Мне нужно в Москву, — умоляюще произнесла я. — Я не могу больше тут оставаться.
— Э, нет, подруга, — возразил Фёдор. — Не так быстро. За тобой должок, и ты мне его выплатишь так или иначе.
— Что на этот раз? — устало вздохнула я. — Кого убить?
— Переночуем, а завтра займёмся делом. Нечего по темноте и холоду шарахаться, это до добра не доводит. Идём…
Он придержал дверь, пока я спускалась на снег, и мы вернулись в дом. Сгорая от стыда, я села в кресло, поджала под себя ноги, и просидела так до самого утра. Сна не было ни в одном глазу, но к рассвету я всё же задремала…
* * *
Меня разбудил возбуждённый детский галдёж прямо над ухом. Распахнув глаза, я увидела обступившую меня детвору, они разглядывали меня во все глазища.
— Смотри, как у робота!
— Ух ты, здорово!
— А можно потрогать?
— Я тоже себе такие хочу! У дяди Толи тоже рука железная, но она плохо работает и выглядит не так круто…
— Класс! А они не болят?
— А где вторая? Вы сражались и потеряли её на войне?!
Я смутилась, но сопротивляться не стала и вытянула руку, которую ребятня принялась ощупывать со всех сторон. В конце концов, у детей подобные впечатления бывают не каждый день. Вскоре в комнату вошёл отец семейства и сурово произнёс:
— Дети, а ну быстро по комнатам делать уборку! Скоро Рождество, и сегодня нужно привести дом в порядок. Мы с мамой свою часть сделали. — Он обвёл взглядом гостиную. — А теперь вы должны сделать свою. Вопросы есть? Вопросов нет… Шагом марш!
Детвора сбежала, а я проследовала в ванную и наконец решилась снять повязку с головы. Бинт виток за витком разматывался, открывая взору продолговатый розовый шрам вдоль правого виска. Регенераты делали своё дело – шрам, в котором виднелись ровные стежки уже растворившейся тонкой аминокислотной нити, почти затянулся, но мой собственный вид напугал меня и совершенно выбил из колеи. Я растерялась, инстинктивно захотелось спрятаться, я почувствовала себя раненым, уязвимым зверем. Кое-как умывшись, я вышла в столовую, где меня уже ждал Фёдор. При моём появлении он ухмыльнулся.
— Да ты не переживай, тебе бритой даже лучше… Наверное. Мне просто не с чем сравнить… И шапочку я тебе дам, ухи не замёрзнут. Но вот скажи, это ведь ты сама себе сделала, да? Застрелиться пыталась?
— Да, — ответила я, села за стол и отвела взгляд.
— Зря. — Фёдор поцокал языком. — Костлявая тебя сама найдёт рано или поздно. Так пусть приложит для этого усилия. Зачем облегчать ей задачу?
Такая неожиданно лаконичная и простая мысль вызвала у меня улыбку, но мне нечего было ответить. Он прав – нужно просто жить дальше, однако это не так просто. Наши пути разойдутся, этот разговор уйдёт в прошлое и забудется, и однажды я снова окажусь один на один с тяжёлыми и мрачными мыслями. Разбитое можно склеить, но трещины останутся навсегда…
— Так, а теперь вот что. Сейчас мы с тобой займёмся делами. Ты, вижу, оклемалась, поэтому самое время тебя подпрячь. Пошли. — Фёдор махнул рукой и вышел на улицу. Одевшись, я последовала за ним на крыльцо, возле которого стоял его скромный побитый временем внедорожник. Взгромоздившись на водительское сиденье, мужчина скомандовал: — Садись, поехали.
Я послушалась, и через пару минут мы уже катили по ухабистой колее в сторону леса. Меня так и подмывало спросить, куда мы едем, но мне, по большому счёту, было без разницы. Я, будучи в долгу, готова была выполнить все его пожелания. Разлапистые ели обступали машину в снежном хороводе, осыпая капот и крышу горстями снега, мотор урчал, словно сытый и довольный тигр, а я просто сидела и смотрела в окошко.
— Нам сегодня по плану нужно объехать четыре точки, — наконец нарушил молчание Фёдор.
— Что нас там ждёт? — равнодушно спросила я. — Будем выбивать деньги с должников?
— Ох и испорченный же ты ребёнок… — Фёдор приоткрыл окно и закурил. — Ты всё привыкла пушкой махать да морды бить, а реальная-то жизнь вокруг совсем из других вещей состоит. Вам, дамам и джентльменам удачи, с вашей профессиональной деформацией полезно хоть иногда настоящими делами заниматься…
Машина тем временем приближалась к аккуратной полянке, на которой стоял маленький деревянный сруб. С крыльца нам навстречу с улыбкой поднялся сухощавый старичок в тулупе и огромных валенках, в которых он буквально утопал и казался маленьким и тщедушным. Машина подкатила к крыльцу, и мой временный наниматель спрыгнул на снег. Старичок подошёл к Фёдору и заключил его в тёплые объятия.
— Что, Федя, сегодня твоя очередь, да? — прошамкал он, глядя снизу-вверх на казавшегося рядом с ним великаном Фёдора. Обратил ко мне доброе морщинистое лицо: — Помощницу с собой привёз, смотрю. Здравствуй, внучка, как тебя звать-то?
— Знакомься, дед Алексей, это Лиза, — с энтузиазмом ответил Фёдор. Затем повернулся ко мне и сказал: — Пойдём, не будем терять время.
Подняв створ багажника, он выудил оттуда наполненную продуктами коробку с импровизированной ручкой из изоленты и вручил её мне. Сам взял увесистый ящик с какими-то банками и кивком головы предложил следовать за ним. Затем перегрузил несколько ящиков уже без моей помощи – без второй руки от меня было пользы, как от козла молока, – и сдал меня старичку, который тут же увлёк меня за дом, к дровнице и попросил наколоть дров. По счастью, там стоял такой же механический дровокол, что и у Фёдора, и я вполне могла орудовать одной рукой, подсовывая поленья под лезвие и орудуя рычагом.
Переколов львиную долю имевшихся поленьев, я перевела дух, вернулась к машине и помогла Фёдору закатить в дом увесистый газовый баллон. Закончив на этом дела, мы отправились в дальнейший путь.
Лес остался позади, мы снова вышли в поле, и заехали ещё в несколько домов. В одном из них жил одинокий одноногий инвалид, прошедший через какую-то военную мясорубку – очередную из множества. В другом нас встретила пожилая пара – старенькая женщина бок о бок жила со своим парализованным мужем, помогая ему буквально во всём…
Наша машина постепенно легчала, кузов пустел, а я удивлялась тому, как много вокруг тихих и незаметных людей, которые нуждаются в обычной человеческой помощи. Они словно испарялись, таяли в потоке времени, забытые, рассыпанные по этим глухим окраинам. Сколько их таких, пропавших без вести?
— Фёдор, скажи, им некому помочь, кроме тебя?
— Ну как это некому? Конечно есть, кому, — ответил Фёдор, выпуская в окно клуб дыма. — Вот сегодня я, а после праздников Сёма поедет. Потом Колян. Нас тут по округе целая община, помогаем друг другу, поддерживаем, потому что не на кого нам больше надеяться, кроме самих себя.
— А дети? У них что, нет сыновей, дочерей?
— А, ты про детей… Нравы нынче такие, плотоядные, — вздохнул Фёдор. — Дети уходят из дома и не возвращаются, их другой образ жизни сызмальства затягивает – городская зыбучая трясина с её бешеным темпом, тусовками до рассвета, шумом и уличными огнями. А старики остаются в одиночестве, пока дети гоняются за химерами. Ну, а кое-кто в этой погоне спотыкается и больше уже встать не может…
Мы приближались к последней точке маршрута – аккуратному одноэтажному дому на углу довольно обширного участка, огороженного приземистым, но крепко сбитым забором. Рядом с домом возвышался амбар, ворота были распахнуты, а возле входной двери беспокойно метался сгорбленный женский силуэт.
Как только Фёдор остановил машину, старушка подбежала к нам и взволнованно затараторила:
— Фёдор Иваныч, я уж не знаю, что делать… Ветеринар приехать не может! Наших никого не дозвонишься, а у меня Зойка телиться собралась! Батюшки, ну как же я одна-то справлюсь? Ну идёмте, идёмте скорее!
Переглянувшись, мы с Фёдором выскочили наружу и последовали за женщиной, устремившейся к амбару. Оттуда, из едва освещённого нутра, раздавалось жалобное мычание. Створ со скрипом отворился, и мы увидели лежащую на боку крупную бурёнку с белыми пятнами на вспухшем животе, едва укрытую холщовой попоной.
— Вот те раз… А я никогда роды у коровы не принимал, — пробормотал Фёдор и почесал затылок. — Что делать-то будем? Лизавета, ты в этом что-нибудь смыслишь?
Я лихорадочно соображала, пытаясь вспомнить подробности трёхлетней давности, когда мне довелось присутствовать на отёле коровки дяди Алехандро. В тот раз родовспоможением занимались двое здоровенных мужиков, процесс шёл тяжело, и телёнка спасти не удалось – он умер сразу после родов.
Я несколько раз глубоко вдохнула, стараясь унять дрожь в теле, и сказала:
— Надо постелить соломы, и побольше. А сверху накрыть какой-нибудь мешковиной. Чистая есть? — Я повернулась в сторону старушки.
— Есть, найдём! — ответила она и скрылась за воротами.
— И раствор марганцовки несите! — крикнула я вдогонку.
Корова повернула голову, оглянувшись на живот, и замычала особенно жалобно, а Фёдор воскликнул:
— Это мы вовремя приехали, ничего не скажешь!
— Вовремя – не то слово. Вот и воды отходят, — заметила я. — Надеюсь, всё пойдёт как надо… Ладно, по ходу дела разберёмся.
Вскоре вернулась хозяйка, мы обработали корову марганцовкой и подготовили место для телёнка, и как раз ко времени – началась самая ответственная часть работы. Я тщательно замотала мягкой тканью острый обрубок мехапротеза, и мы с Фёдором принялись внимательно следить за бурёнкой, готовясь оказать необходимую помощь. Время, казалось застыло, минуты текли, отсчитывая мгновения мучительного появления новой жизни. В какой-то момент я почувствовала, что нужно вмешаться, и мы аккуратно помогли животному освободиться из тесной материнской утробы. Пупочный канатик был аккуратно перерезан и обработан йодом…
Сидя на подстилке, я держала на коленях голову новорождённого и вытирала его мордочку чистой тряпкой, очищая уши и рот от слизи. Животное пыхтело, стонало и елозило, близоруко вылупив на меня непонимающие чёрные глазёнки, и неожиданно меня просто прорвало, распёрло изнутри. Я заплакала и засмеялась одновременно, нахлынувшие эмоции лавиной сметали всё моё самообладание. Эта маленькая, новая жизнь у меня на руках означала невероятное – оказывается, кроме смерти есть ещё что-то! Оно появилось на свет и живёт, моргает, шевелится! Дышит, кряхтит и живёт несмотря ни на что!
— Лиз, ты чего? — беспокойно поинтересовался Фёдор. — Всё у тебя нормально?
— Всё отлично… Я в порядке, — пролепетала я, утираясь рукавом.
Снаружи послышался рёв двигателя, и через полминуты в амбар вбежал смуглый мужчина.
— А вот и наш ветврач пожаловал! — воскликнул Фёдор. — Азамат, где тебя носит? Мы за тебя всю работу уже сделали!
— Простите, задержали меня, никак не мог вырваться! Совсем задёргали! — сказал Азамат, приближаясь к нам. Сел на корточки рядом со мной и спросил: — Справляетесь, да? Ну, давайте я посмотрю, что тут у нас.
Шмыгнув носом, я сказала:
— Минут через двадцать помойте вымя мамке, а потом можно и телёнка покормить.
Аккуратно уложила голову детёныша на солому, натянула повыше покрывальце и поднялась. Выбравшись на улицу, на хрустящий снег, я прислонилась к стенке амбара и глубоко вдохнула. Уже совсем стемнело, ночные звёзды поблёскивали в ясном небе, оттеняясь желтоватым заревом далёкого города. Рядом появился Фёдор.
— Ты меня, конечно, удивила сегодня. Где так навострилась?
— Одно время работала в подсобном хозяйстве у хорошего человека. Один раз видела, как это делается… Сама от себя не ожидала… Спасибо вам, Фёдор. Кажется, я наконец увидела свет в конце туннеля.
— Это, пожалуй, тебе спасибо. — Щёлкнула зажигалка, запахло табаком. — Если б не ты, мне б тут только руками разводить оставалось.
Прикрыв глаза, я стояла и слушала, как за спиной, в тёплом амбаре шуршит материя, что-то бормочет пожилая хозяйка, как успокаивающе гудит голос ветеринара, как отрывисто мекает корова. В мире стало на одно живое существо больше, а смерть потерпела хоть и маленькое, но поражение.
— Я не знаю, куда ты держишь путь, — сказал Фёдор, — но не стану больше тебя удерживать. Поможешь мне ещё разок по мелочи – и свободна.
— Не всё так просто. Меня ищут.
— В таком случае, я знаю, к кому обратиться… Да ты не смотри на меня так, мы тут не щи лаптем хлебаем. Завтра решим твою проблему, станешь совсем другим человеком!
* * *
Куда-то ползла змея, тигр преследовал косулю, а большой бурый медведь лапой выхватывал рыбу из мелкой горной речки. Я будто целую вечность любовалась калейдоскопом красочных пейзажей и сцен из быта животных. Наконец, небольшой дисплей перед глазами, на котором последние полчаса крутились картинки из дикой природы, поднялся вверх вместе с куполом робопарикмахера, и раздался механический голос:
— Процесс завершён. Приятного дня!
Симпатичная черноволосая девушка в цветастом фартуке с необычным именем – Аврора, – прислонившись спиной к небольшому лабораторному шкафу с разнообразными химическими составами, оценивающе оглядела меня и с удовлетворением произнесла:
— Я знала, что градиент пойдёт вам к лицу! От корней к кончикам, от ночи к серебру. Рубец теперь совсем не видно, перфолаковое покрытие зафиксируется минут через пятнадцать, но сегодня лучше воздержитесь от ношения шапки. Что у нас дальше по плану? Изменение внешности?
— Да, — кивнула я. — Мне нужна пластика лица, чтобы не распознали камеры.
— Замрите на секунду, я сниму образ, — сказала девушка и нажала кнопку на пульте.
Сверчками прострекотали камеры, разбросанные по всему помещению, а по голоэкрану, стоявшему на столе, поползла полоса. Через секунду полоса растворилась, а с экрана на меня неподвижно воззрилась я сама – объёмная проекция головы. Девушка вытянула руку, пододвинула к себе небольшой круглый табурет на колёсиках и поманила меня поближе. Взяв миниатюрную компьютерную мышь, Аврора принялась перетаскивать ризки по ползункам в углу экрана. Моё лицо преобразовывалось – менялась ширина носа, скул, рисунок бровей, щёки то впадали, то возвращались на место. Жестом предложив мне попробовать, она сказала:
— Посмотрите, покрутите. Советую не слишком увлекаться – все эти манипуляции в конечном счёте сказываются на прочности костей, по крайней мере по-первости. Наименее критичное воздействие – в пределах вот этих отметок. — Она встала с табурета и скрылась в темноте соседней комнатки, голос её, слегка приглушённый, отражался эхом от узких стен: — Потом то, что у вас получится, загоним на обработку, имитатор сравнит результат с исходником и переложит разницу на когнитивные способности уличной системы распознавания. Развлекайтесь, в общем, а я пока подготовлю камеру…
Битые полчаса я просидела, выкручивая ползунки. Я вращала эту виртуальную голову, испытывая странное чувство – я будто стала собственным творцом. В моей власти было создать свою новую внешность, и я придирчиво, со всех сторон осматривала каждый миллиметр, каждый малейший изгиб. Крутила голову то так, то этак, разглядывая каждый волосок, каждую пору на коже. Двигала ползунок и снова крутила голову. Наконец, когда хозяйка мастерской визуализации уже сидела на диванчике и от скуки листала планшет, я сообщила:
— Готово.
— Давайте сравним, — воодушевилась девушка и поднялась с места.
Пара щелчков манипулятором – и на экране появились две головы. Девушка слева выглядела измождённой и уставшей, явно старше своих лет. Тогда как правое изображение смотрело вперёд с уверенностью и спокойствием. Каждая из черт лица по-отдельности изменилась совершенно неуловимо, но передо мной теперь были два совершенно разных человека.
— Отлично! — Аврора хлопнула себя по коленкам. — Процесс будет выглядеть так: вы ляжете в сомапластическую камеру под общий наркоз. Операция автоматическая, робот будет работать примерно сутки. Прежде чем мы начнём, вы должны пообещать мне – о том, что здесь происходит, не должен знать никто. Я изменение вашей внешности не регистрирую в Системе только потому, что меня об этом попросил Фёдор.
— Обещаю. Ваша неоценимая услуга останется в тайне, что бы ни случилось.
— В таком случае, раздевайтесь. И не забудьте сходить в уборную…
Подготовившись, я проследовала в смежное помещение. Словно пластиковый гроб, вдоль стены тянулась синяя капсула сомапластической камеры. Полукруглая крышка была поднята, под её дном ощетинились десятки сложенных суставчатых стальных пальцев на полозьях с разнообразными инструментами на кончиках. Иглы, шприцы, головки гибких зондов. Десятки датчиков, аккуратные пучки тянущихся проводов, какие-то трубки…
Это устройство чем-то напомнило шипастый саркофаг – «железную деву», пыточное орудие средневековья. Немного помедлив, я собралась с духом, аккуратно перешагнула бортик и приняла горизонтальное положение. Крышка с механическим гудением закрылась, и меня окутала тьма…
* * *
Прошло, казалось, несколько секунд, но организм не обманешь – желудок яростно зарычал в животе, требуя пищи, и почти сразу же крышка «гроба» медленно поднялась. На меня очень внимательно смотрела сквозь глазок цифрового монокля Аврора, держа в руках диагностический фонарик.
— Ну как вы тут, не соскучились? — спросила она и принялась разглядывать меня со всех сторон, поворачивая мою голову то в одну сторону, то в другую, аккуратно притрагиваясь то к щеке, то ко лбу.
— Не соскучилась, но изрядно проголодалась. И голова болит…
— Это же хорошо. Значит, вы живы и в здравии. Готова поспорить, у спящей красавицы из небезызвестной сказки голова не болела… Я вижу, всё прошло удачно. Одевайтесь и знакомьтесь с собой, зеркало там. Первое время будет непривычно.
Она деликатно вышла, а я оделась и подошла к зеркалу. На меня смотрела совершенно незнакомая девушка. Неужели это я? Проведя рукой по лицу, я пригляделась и увидела россыпь маленьких точек, словно дырочек. Они располагались абсолютно симметрично, образуя словно бы пунктирные линии – по уголкам щёк, над бровями, под подбородком, у сводов нижней челюсти… Видимо, проколы от подкожных манипуляций, которые, если не вглядываться, походили на едва заметную, ненавязчивую боевую раскраску какого-нибудь первобытного племени. Из соседнего помещения раздался голос:
— Следы затянутся через денёк-другой. Советую некоторое время отсидеться и не отсвечивать под камерами. Мало ли что…
— Да теперь меня не то, что камеры – даже родная мама не узнала бы, — пробормотала я.
Через несколько минут я аккуратно подвела глаза, вывела стрелки и нанесла на губы неброскую помаду. Шрам был скрыт под волной гладких блестящих волос до плеч. Покрасовавшись немного перед зеркалом, я осталась довольна своим отражением, которое наконец-то приобрело человеческий вид, и к которому я постепенно начала привыкать.
Я покинула частный салончик с флаконом рефракторного средства для кожи, выбралась на крыльцо и в очередной раз поблагодарила технический прогресс, который, как оказалось, пробрался в самые отдалённые уголки цивилизации. Тут же раздался автомобильный гудок – Фёдор уже ждал меня, сидя в заведённом джипе…
* * *
Пообедав бутербродами с яйцом прямо в машине, мы с Фёдором отправились по домам отшельников и провели в разъездах весь оставшийся день. Я немного жалела о том, что нужно продолжать путь. Хотелось осесть в этих славных местах, где технический прогресс не убил, не выхолостил ценность человеческой жизни и жизни вообще. Где можно было погреться у камина за непринуждённой беседой, а вечером выйти на крыльцо и вдохнуть свежий зимний ветер, несущийся сквозь поля в неведомые дали. Где меня ждали, и я была желанна – не потому, что хотели использовать в своих целях, а потому, что рассчитывали на мою помощь. Здесь было тихо, и эта первобытная тишина рождала спокойствие и ощущение единения со всей огромной Вселенной. Однако, для меня это был чужой мир – и Екатерина, жена Фёдора, каждым своим взглядом давала мне это понять…
Переночевав в гостиной в последний раз, наутро я собралась в путь. В ванной пластырем я прилепила к мембране нейра чип-кодировщик, который Фёдор вручил мне в качестве награды за труды. По заверениям мужчины, чип «глотал» все сканирующие сигналы и делал меня невидимой для любых беспроводных устройств.
Одежду – ботинки, футболку, свитер, тёплые камуфляжные штаны и куртку – Фёдор оставил мне, снарядив в дорогу рюкзак со съестными припасами.
Я спустилась с крыльца. Морозный воздух пощипывал кожу, было свежо. Отличный денёк, чтобы прогуляться…
— Эй, ты пешком что ли до Москвы пойдёшь?
Я обернулась. Фёдор, на ходу влезая в ватник, шёл за мной по снегу.
— Давай я тебя подброшу до Станции, оттуда будет легче продолжить путь.
— Я только за!
* * *
Машина плавно покачивалась на неровной дороге. Мимо, сливаясь с молочно-белым небом, проплывали монотонные снежные барханы, забрызганные чёрными кляксами облезлых деревьев и жухлых кустиков. Из динамиков под гитару завораживающе пел мощный хриплый голос:
От родных тополей
Нас суровые манят места,
Будто там веселей.
Неспроста, неспроста…
Как нас дома ни грей,
Не хватает всегда
Новых встреч нам и новых друзей;
Будто с нами беда, будто с ними – теплей.
Как бы ни было нам хорошо иногда,
Возвращаемся мы по домам
Где же наша звезда?
Может, здесь. Может, там…
Фёдор закурил, приоткрыл окно и поинтересовался:
— Так и будешь молчать? Рассказывай, не секретничай. Как ты докатилась до жизни такой?
— Мне теперь не отвертеться, да?
— А то! Ты мне теперь по гроб жизни обязана, так хотя бы расскажи о себе. — Фёдор искоса поглядывал на меня, крутя руль.
Уставившись на дорогу, я погрузилась в воспоминания. Очень странно – память подбрасывала события вразнобой – последняя неделя, круто изменившая мою жизнь, отпечаталась в голове яркой вспышкой, вплоть до мельчайших деталей. Но чем дальше – тем более туманными были воспоминания. Словно вырезанные канцелярским ножом, в памяти оставались лакуны. Я почти ничего не помнила о поездке на Каптейн в поисках виновников резни в интернате, зато отчётливо помнила лица Отто и доктора Хадсона. Пребывание на Пиросе в доме дяди Алехандро наполовину заволакивал туман, тогда как собаку по имени Джей, моего лучшего друга со времён Кенгено, я могла вспомнить в мельчайших деталях. Что ж, я имела в своём распоряжении не больше того, что предоставила мне память…
Я всё же решилась открыться этому человеку, и начала с того момента, когда нам поручили раздобыть диковинный артефакт – очередную причуду богатого владельца подпольной коллекции, решившего дополнить её необычной таинственной вещью, слухи о которой были чудовищно преувеличены. Или не преувеличены? Как знать… Самая ценная вещь в Секторе – так мне тогда сказали, и я восприняла это за чистую звонкую монету, согласившись по-быстрому заработать солидную сумму денег. «Сгонять до Музея и обратно», как выразился Марк…
Профессор, Врата, Институт и скорый поезд в заснеженных Алтайских горах, несущий меня к зияющему обрыву. Теперь я, потеряв всё, словно слепой котёнок, ползла на свет, имея единственный ориентир – имя московского профессора астрофизики. Как он связан с этой историей и чем он сможет мне помочь?
— Движение ползком – это тоже движение, — проговорил Фёдор. — Как сказал один мудрец, половина людей сдаются на пути к своей цели, потому что никто не сказал им: «Я в тебя верю, у тебя всё получится». Так вот – я в тебя верю, Лизавета.
Машина подскочила на очередном буераке, и из-за холма показалась Станция, торчащая на фоне раскинувшейся перед нами обширной, наполовину заставленной огромными тягачами стоянки для фур. Станция представляла собой монументальную башню грязновато-белого цвета, слоёным пирогом уходящую в высоту на добрые триста метров. Вся её верхушка была усеяна антеннами, техническими коробами и яркими сигнальными огнями, стены пестрили неоновой рекламой, а вокруг россыпью стеклобетона ютились здания поменьше, соединённые друг с другом крытыми стеклянными галереями.
Людям, которые выбирались из городов-крепостей по мере того, как после Большой Войны радиация сходила на нет, необходимо было восстанавливать транспортные связи, и такие транзитные комплексы положили основу послевоенным связующим новый мир артериям. Внутри опутанного подъездными дорогами и окружённого широкими складскими ангарами комплекса располагалась целая куча магазинов, паркинги, номера «на час», кинотеатры и игорные заведения, а в стороне разноцветными огнями переливалась огромная заправочная станция для автомобилей и глайдеров.
В этом месте бетонное шоссе пересекалось с воздушной трассой, и наземные легковые и грузовые машины, двигаясь по сложной и запутанной развязке, съезжали с шоссе, чтобы после короткого перерыва отправиться в путь, а аэромобили вплывали прямо внутрь комплекса через широкие проёмы в стенах, вылетали оттуда и с гулом уносились ввысь, вливаясь в нескончаемый поток гудящих, словно стая саранчи, глайдеров.
Перед самым выездом на шоссе, с которого впереди можно было уйти на развязку до Комплекса, нам пришлось остановиться – сверкая мигалками, путь нам перерезала полицейская машина. Сердце моё ушло в пятки, я сползла с сиденья на пол, стараясь укрыться за торпедой, спрятаться, исчезнуть, но некоторое время ничего не происходило – никто не собирался меня искать.
Через полминуты слева возникла приземистая многоколёсная каракатица – чёрный беспилотный грузовой тягач тащил за собой громоздкий полуприцеп, на котором вплотную друг к другу были уложены чёрные же трапециевидные модули с лаконичной эмблемой – перевёрнутой белой пирамидкой. Тягач ушёл вперёд, а следом за ним появился следующий. И ещё один, и ещё… Прямо над нами неторопливо просвистел такой же угольно-чёрный аэрофургон и пяток полицейских глайдеров сопровождения, а колонна всё не кончалась.
— Опять спецура свои секреты таскает, — проворчал Фёдор. — Туда-сюда, и обязательно с полным перекрытием движения. Нам ещё везёт – мы сейчас соскочим на съезд, а тем, кто дальше едет, так и тащиться, пока колонна не свернёт.
Синие мигалки били по глазам. Полицейскому в джипе сопровождения не было до меня никакого дела – он просто ждал, пока пройдёт колонна, чтобы затем перекрыть очередной участок на пути следования.
— А что везут? — с явным облегчением спросила я.
— Да кто его знает, что везут… Много болтают про эти колонны – то ли внутри инопланетяне, то ли человеческое мясо, а то и секретное оружие. Одно могу сказать – такая охрана неспроста. Видишь вон тот летающий фургончик? Вот там сидят операторы беспилотников. Если шибко интересно – можешь спросить у них, а мне без разницы. Пока это меня никак не касается…
Колонна тем временем миновала эстакаду, и сразу за парой замыкающих полицейских внедорожников потянулся плотный поток машин. Кое-как вклинившись в лавину автомобилей, через полкилометра мы соскочили на эстакаду и, словно на американских горках, прокатились по многоуровневым подъездным дорогам. С непривычки можно было запросто заблудиться среди этих разъездов и эстакад…
Подкатив машину под бок одного из зданий Комплекса, Фёдор повернулся ко мне и спросил:
— Тебе ещё что-нибудь нужно? Давай, денег в дорогу дам…
— Вы и так мне уже сильно помогли, — попыталась я возразить.
— Не упирайся, тебе они понадобятся. Путь неблизкий, задача стоит не из лёгких.
Он достал кошелёк, выгреб оттуда всю наличность и протянул мне. У меня навернулись слёзы на глазах, я взяла деньги и сунула их в карман, перегнулась через подлокотник и обняла Фёдора уцелевшей рукой.
— Ну-ну, хорош, — засмущался он. — Любой бы сделал то же самое на моём месте.
— Далеко не любой. Спасибо, Фёдор Иванович!
Я открыла дверь и вышла из машины. Сверху нависала громада здания, в воздухе стоял непрерывный гул и шум проезжавших и пролетавших машин. Звучали сигналы, многочисленные пешеходы с сумками и без сновали туда-сюда. Кто-то готовился встречать праздник, а для кого-то это был очередной рабочий день.
Я поправила рюкзак, одёрнула куртку и направилась ко входу в комплекс. Встречай меня, дивный новый мир…
… Новый Роттердам возвышался над прилегающими густыми лесами, восседал на нешироком плато, словно ёж, сидящий на пеньке – такой же ощетиненный прожекторами и автоматическими орудиями по периметру – давно спящими за ненадобностью. Город был разделён на две части, одну из которых – космодром – я только что покинула, выбравшись на узкую улочку, заключённую меж трёхэтажных модульных металлокерамических построек, покрытых местами белыми пятнами антикоррозийной мастики. Слоистые домики с закруглёнными углами серого цвета – такого же, как небо над головой, – тянулись вдоль дороги, мощёной сотами углеродного покрытия – чёрными шестиугольниками с небольшими зазорами, в которые уходила дождевая вода. Этакий аналог обычной каменной плитки, но гораздо более прочный и долговечный.
Похоже, здесь всё так и осталось со времён основания городка, когда инженеры-строители Космофлота разворачивали на холме временное жильё, укладывали временное покрытие и возводили временные стены, чтобы Земля пустила очередной росток цивилизации на новом фронтире. Как известно, нет ничего более постоянного, чем временное…
Улочка упиралась в высоченную ограду и делала поворот за угол. Рядом со мной на столбике едкими цветами играла пара неоновых указателей, а под ними была закреплена ободранная выцветшая карта поселения – всего шесть перекрёстных улиц внутри охраняемого периметра. Разыскав на схеме офис Внутреннего Контроля, я направилась прямиком туда. Улицы были пустые, серые и почти безлюдные – лишь редкие прохожие, с интересом поглядывая на меня, спешили по своим делам. Сразу бросилось в глаза, что ни детей, ни пожилых на улицах не было.
Миновав очередной перекрёсток, я увидела выделявшуюся на фоне остальных зданий башню узла безопасности. Сверху её венчала бронированная обзорная площадка, усеянная разнообразными устройствами – от простых антенн связи до инфракрасного сканера местности и радарной установки, – а во всю высоту конструкции один над другим выделялись массивные створки люков – видимо, оттуда на рейды отбывали дроны. Так и оказалось – к одному из люков где-то в середине конструкции подлетел полуметровый патрульный беспилотник, завис, чуть покачиваясь. Створки распахнулись, ощетинившийся оружием робот плавно вплыл во тьму, и башня снова стала серым монолитом.
Над стеной со стороны космодрома возвышался белёсый купол станции космической связи. Какие-то покрытые ржавчиной контейнеры были сложены вдоль тротуара, а рядом темнели массивные подъёмные складские ворота. Через них, похоже, проходили поступающие на планету грузы. Мимо проплыли ещё несколько серых и строгих модульных домиков, на небольших балкончиках которых стояли вазоны с местными растениями – и впереди показался вход в учреждение. Дверь приветливо отъехала в сторону, и я очутилась внутри. За стойкой сидел хмурый человек в форме и изучал что-то в мониторе.
— Здравствуйте. Где я могу найти господина Клэйуотера? — вежливо поинтересовалась я.
— Третий кабинет, — не отрываясь от своего занятия, мужчина указал рукой, и я отправилась в указанном направлении.
По пустому коридору я добралась до искомого кабинета и толкнула дверь. Из-за стола на меня поднял взгляд сонных глаз огромный человек в форме.
— А вот и вы, Елизавета, — пробасил он. — Как добрались?
— Прекрасно. Здесь очень тихо и спокойно, никакой суеты. Будто все вымерли.
— Да, у нас тут довольно скучно, что не может не радовать. Полгода назад ещё случались стычки на подступах, а теперь Конфедерация здесь надёжно укрепилась. В первую очередь, конечно, благодаря лояльности местных. Без их поддержки сидели бы тут безвылазно, отстреливаясь… Впрочем, давайте ближе к делу. Присаживайтесь. — Ирвин Клэйуотер сделал широкий жест рукой.
Я заняла свободный стул, и нас теперь разделял большой стол, заваленный какими-то бумагами, стопками карточек и кристаллических накопителей. В углу помещения царствовал офисный помощник – стандартный робот, которыми оснащались все казённые учреждения Конфедерации. Он имел некое подобие интеллекта, реагировал на голосовые команды, мог верифицировать и тут же распечатать документ любой сложности, имел доступ ко всем электронным картотекам. Незаменимая вещь для делопроизводства, заместившая в своё время необъятные картотеки и бесконечные ряды шкафов с документами.
Я выжидала. Изучив меня, Ирвин сказал:
— Иван мне всё сообщил, но я не думал, что сюда прибудет совсем ещё девчонка. Межпланетный курьер – это дело серьёзное и опасное, особенно тут, на Каптейне… Итак, мне нужно знать, куда вы собираетесь.
— Мне нужно в округ Сайрен. Там у меня назначена встреча.
— Какого рода информацию переносите?
— Зашифрованное письмо от совета директоров благотворительного фонда имени Экс Эш Эй-Сиксти Маск, — без запинки произнесла я, долгие тренировки перед зеркалом не прошли даром. — Адресат – холдинг «Солнечный Круг», оператор сети интернатов.
Чиновник огромными неуклюжими пальцами сосредоточенно набрал что-то на сенсорной панели, после чего вынул откуда-то провод, брызнул на плоский коннектор дезинфектором и протянул мне.
— Подключитесь, пожалуйста. Мне нужно удостовериться.
Я приложила метку к нейру, Клэйуотер смотрел в монитор и задумчиво бормотал:
— Шесть страниц… Двойной ключ-шифр фонда… Электронная подпись есть, совпадает… Спасибо, этого достаточно, — сказал он наконец, протянув руку. Я отключилась и отдала ему штекер. Убрав провод, он сцепил руки перед собой, вздохнул и пробасил: — Это опасное путешествие далеко за пределы «зелёной зоны», там Конфедерация не сможет гарантировать вашу безопасность.
— Поздно отступать, господин Клэйуотер, — сказала я. — За эту доставку мне хорошо заплатят, поэтому я согласилась на риск.
— Значит так, — протянул таможенник, откинувшись в жалобно скрипнувшем кресле. — Сегодня в сторону границы «зелёной зоны» идёт грузовой конвой, отправитесь вместе с ним. Это сто тридцать километров. А дальше придётся искать попутку или топать пешком по территории Комендатуры. Армия там только проездом, леса населяют всякие сумрачные личности. Есть полиция, но, сами понимаете, они вашей охраной заниматься не станут. Не могу не спросить… Вы уверены, что хотите туда выбраться? Ещё не поздно передумать.
— Уверена.
— Ну, хорошо… — Он повернулся в сторону робота и скомандовал: — Бюрократ, распечатай карточку временного резидента на имя Анны Рейнгольд, въездные данные от сегодняшнего дня.
— Будет сделано, — безжизненным голосом ответила машина и в чреве её что-то зашуршало.
— Конвой отбывает в семнадцать ноль-ноль от портовых грузовых ворот. Не опаздывайте.
Робот уже выплюнул из приёмного лотка карточку временного резидента. Я взяла её, сунула за пазуху, поблагодарила чиновника и покинула кабинет.
Мне нужно было скоротать время, поэтому я решила пройтись по территории в поисках какого-нибудь заведения. В результате получасовой прогулки я пришла к выводу, что в городке был всего лишь один бар-ресторан, и он же – гостиница под названием «Оазис». Был он чем-то похож на салун времён дикого запада – барная стойка, несколько круглых столиков, лесенка на второй этаж, где на окаймлённой перилами галерее высились круглые дубовые столы. У стойки никого не было, наверху – тоже. Бар вообще был совершенно пуст, лишь одинокий бармен – до крайности худая хмурая женщина с очень бледной, почти синей кожей – чуть ли не подпрыгнула от радости при моём появлении. Разглядев меня как следует и прикинув мой возраст, она немного поникла, но всеми силами старалась выдержать изначальный настрой.
— Добро пожаловать в «Оазис», девушка! — с деланным энтузиазмом воскликнула она. — Что будете заказывать? Иви-Колу или лимонад? Рекомендую наш фирменный безалкогольный напиток – сок дьяволова куста.
— Что за сок? — спросила я, заинтересовавшись названием.
— О, я вижу, вы не местная. Иначе знали бы не понаслышке о чудодейственных свойствах этого сока. Позвольте, я вам налью…
Женщина достала продолговатый стакан, наполнила его иссиня чёрной жидкостью, и над стаканом тут же взвился лёгкий дымок. С опаской оглядев его со всех сторон, я принюхалась. В нос ударила леденящая смесь мяты, хлорки, древесных опилок и чёрт знает, чего ещё.
— Это точно можно пить? — неуверенно поинтересовалась я.
— Конечно, можно! Дьяволов куст – это изюминка Каптейна, его визитная карточка. Смелее, попробуйте. — Хитро сверкнув глазами, женщина пододвинула стакан в мою сторону.
Я взяла сосуд, взвесила его в руке, зажмурилась и сделала глоток. Горло обожгло холодом, бодрящая морозная волна полилась по телу, а в мышцах возникло лёгкое покалывание.
— Чувствуете? — женщина заглядывала мне в глаза и чуть ли не подпрыгивала на месте. — Ни с чем не сравнимые ощущения. Стаканчик сока утром – и любую усталость как рукой снимает. А ещё он помогает держать себя в тонусе.
Бледная исхудавшая женщина нервозно улыбнулась. Она явно давно и плотно сидела на «чудодейственном зелье» – нездоровая худоба и буквально торчащие кости выдавали в ней наркоманку со стажем. Дьяволов сок тем временем струился по моим венам, придавая сил и уверенности в себе. Лёгкое чувство голода, с которым я сошла с борта «Виатора», испарилось без следа, и теперь я готова была двигать с места горы. Сделав ещё один глоток, я повертела в руках стакан и сказала:
— Очень похоже на наркотик, но я никогда раньше не слышала о таком стимуляторе.
— Ещё услышите. — Она мелко закивала. — Он появился всего-то пару лет назад, наши садоводы заприметили его на Кислых Болотах. Отлично растёт в неволе, так что его теперь активно культивируют все, кому не лень.
— Странно, что его до сих пор не запретили.
— Запретили. Но только за стеной, на территории Комендатуры, а здесь, в Конфедерации, он вполне легален. Впрочем, разве запреты когда-нибудь были помехой для хорошего продукта? — риторически вопросила женщина.
Облокотившись на стойку, я попивала дьяволов сок маленькими глотками и раздумывала о дальнейшем плане действий. До отбытия конвоя оставалось полчаса. После того, как я доберусь до границы «зелёной зоны», первым делом мне нужно будет протопать до Сайрена и избавиться от программы-трекера. Затеряться не составит труда – на Каптейне хватало подпольных техноправов. Кроме того, здесь был хорошо развит чёрный рынок мехапротезов. Работали кустарные производства, снабжавшие контрафактной техникой половину Сектора. Часто люди пропадали без вести, а в продажу выбрасывался набор качественных имплантов, и в этом случае спрашивать о происхождении запчастей было неприлично…
Но вот дальнейшие действия представлялись мне довольно смутно – нужно будет каким-то образом раздобыть информацию и начать претворять в жизнь намеченный план. Решать проблемы я, впрочем, предпочитала по мере их поступления, поэтому эту часть отложила на потом. Нужно было выдвигаться в сторону космопорта.
Расплатившись, я покинула бар и двинулась по узкой улочке, сжатой высокими стальными стенами модульного жилья. У тех самых ворот, которые некоторое время назад были закрыты, уже стоял большой грузовик и пара джипов сопровождения. Из недр склада выкатился погрузчик с очередным ящиком и пристроился позади кузова. Рядом с грузовиком расслабленно стояли несколько человек в боевой выкладке и о чём-то беседовали. Автоматы болтались на ремнях, бронежилеты – расстёгнуты. Раздавался смех. При моём появлении они оживились и принялись с интересном разглядывать новоприбывшую.
Я решительно прошагала к одному из джипов, на пассажирском сиденье которого сидел смуглый мужчина в офицерской форме и кепке и сосредоточенно изучал интерактивную карту на планшете.
— Здравия желаю. — Я вынула из кармана документ и бодро отрапортовала: — Меня определили в ваш конвой, вот бумага. Путаться под ногами я не буду, и по прибытии к границе сойду на землю и отправлюсь по своим делам.
Офицер взял у меня листок, прочёл содержимое, после чего сплюнул на землю и сообщил:
— Занимай место на заднем сиденье. Сиди тихо и ничего не трогай. Если вдруг что – оставайся на месте и прячься за бронёй. Есть вопросы?
— Никак нет, — выпалила я, открыла заднюю дверь и взобралась на пассажирское место…
* * *
Колёса размеренно постукивали по стыкам бетонных плит, машину потряхивало в такт, а за окном проплывали болота. Устланные дырявым покрывалом белёсого тумана, они испускали зеленоватую дымку. Из застывшей жижи тут и там торчали скрюченные скелеты деревьев, словно серые узловатые пальцы мертвецов. В стороне, вздымаясь сквозь туман, низкое серое небо протыкали опоры ЛЭП. В приоткрытое окошко заносило запах гниения.
Сидевшие спереди офицеры были немногословны, периодически обмениваясь короткими репликами. Я глядела в окно, размышляя над превратностями судьбы. Я снова сидела на заднем сиденье офицерской машины, снова конвой нёс меня навстречу месту, где произошёл очередной излом моей жизни. Что я найду, когда доберусь туда? Это место манило, тянуло к себе, а сердце моё так и жаждало обмануться – оно надеялось, что, если мне хватит духу добраться до старых железных ворот и войти внутрь периметра интерната, я увижу привычную картину – гуляющих по территории охранников и ребятню, стайками снующую между корпусами, от столовой к плантации, от склада к мануфактуре и обратно… Нет, нельзя возвращаться туда. Куда угодно – только не в интернат, полный убитых надежд…
Опоры ЛЭП скачком надвинулись из непролазной жижи, топкая болотная почва упёрлась в насыпь, и джип въехал на территорию базы. Довольно широкое пространство было уложено бетонными плитами – такими же, по которым мы двигались последние пару часов. Аккуратные двухэтажные казармы ровным рядом уходили вдаль и скрывались в тумане. В базовом лагере, окружённом сеткой-рабицей, кипело движение – бойцы бегали от препятствия к препятствию, отжимались, подтягивались и отрабатывали боевые приёмы. Физические тренировки – лучшее лекарство от безделья.
Мелькнули цистерны с топливом, мимо протянулся продолговатый гараж с множеством закрытых ворот. В поле зрения появилась пустая вертолётная площадка, и наконец машина остановилась.
— … Ты там спишь что ли? — офицер сидел вполоборота и смотрел на меня.
— Что? Нет, не сплю. Что вы сказали? — очнулась я от наваждения, стряхивая с себя воспоминания.
— В женской казарме есть свободные места. Сейчас пойдём к коменданту.
— Нет, — отрезала я. — Мне нужно уходить.
— Куда? Сейчас без пяти семь. После семи всем предписано оставаться внутри периметра.
— Значит, у меня есть пять минут, чтобы уйти. — Открыв дверь, я спрыгнула на землю.
— Скоро стемнеет. — Офицер приоткрыл окно и сдвинул кепку набекрень. — Оставь эту дурацкую идею.
— Слушайте, я вам благодарна за доставку, но на этом всё. Не нужно меня удерживать, всё равно у вас ничего не получится. Где выход? Там? — Я сделала пару шагов в сторону КПП, за которым в тумане исчезала сквозная бетонная колея.
— Там, там. Если ты решила заработать себе на голову неприятностей, не буду тебе мешать. Счастливого пути!
Я решительно направилась через площадку в сторону КПП, и у шлагбаума молча предъявила часовому выписанный мне в Новом Роттердаме документ. Боец вопросительно посмотрел куда-то поверх моей головы, затем, получив сигнал, кивнул мне и отошёл в сторону. Узкая насыпь с дорожным полотном уползала в никуда, скрываясь в молочном тумане. Его клочья, языками поднимаясь вдоль болот, лениво облизывали покосившиеся, медленно-медленно сползающие по волглой почве бетонные плиты.
Очень скоро база скрылась за спиной. Некоторое время до меня доносились отрывистые выкрики и шум моторов, но густой туман проглотил и эти звуки, оставив меня наедине с глухим стуком собственных шагов…
… До Москвы отсюда было полторы тысячи километров по прямой – часов семь неспешного полёта.
Кое-как одной рукой натянув поплотнее шапку и подняв ворот тёплой куртки, я вошла внутрь просторного помещения и огляделась – полиции видно не было. Место было весьма оживлённым, поэтому я имела возможность затеряться в толпе. Я последовала в сторону лифтов, чтобы затем выбраться на один из верхних уровней здания – на парковку аэромобилей. Поймать попутный глайдер казалось мне единственным разумным вариантом из всех, что пришли в голову – путь по земле занял бы намного больше времени, а использовать общественный транспорт было крайне рискованно – на меня могли выйти блюстители правопорядка.
Вокруг перемещались люди в самых разнообразных костюмах. Кто-то удачно и не очень сочетал обычные вещи – джинсы и пиджак, юбку и свитер, мешковатые штаны и туфли на каблуках. Кое-кто украшал одежду разноцветными светящимися огоньками и неоновыми лентами. Мне навстречу прошла стайка молодёжи с причудливыми разноцветными причёсками. В воздухе витала беззаботность и тонкий, едва уловимый аромат затянувшихся новогодних праздников.
Следом за мной в лифт, ведущий на крышу, зашла парочка прилизанных молодых людей неопределённого возраста и пола. Они горячо обсуждали нюансы коллекции одежды от какого-то модного кутюрье и периодически с опаской косились на меня – военные штаны и камуфляжный ватник явно контрастировали с их лёгкими цветастыми курточками и узкими, нелепо подвёрнутыми джинсами, из-под которых выглядывали красные обмороженные лодыжки.
Наконец, створки лифта раздвинулись, и мы оказались в небольшом прозрачном предбаннике с ведущей на парковку двойной дверью. Юноши исчезли между рядами глайдеров. Уставившись вверх, на бесконечно далёкий чёрный потолок, усеянный ровными рядами жёлтых огней, я стояла и размышляла над тем, как найти попутку. Взгляд мой скользнул вниз. К кому из спешащих водителей подойти?
Вот семейная чета погрузила свои покупки в багажник и села в аэромобиль, который тут же с гулом оторвался от поверхности, поплыл в сторону белого проёма и скрылся в зимнем небе… На освободившееся место приземлился фургончик с рекламой мебельной фабрики на борту. С водительского сиденья неуклюже выбрался толстый, раздувшийся водитель в рабочем комбинезоне и скрылся соседнем лифте… Мимо прошёл делец в костюме, беспрестанно болтавший с кем-то по коммуникатору, и сел в роскошный, чёрный и длинный планер…
Чуть поодаль стоял просевший на стойках угловатый аэрофургончик серого цвета с пятнами и ржавыми потёками. Задняя дверь была открыта, двое коренастых мужчин пытались впихнуть внутрь картонную коробку. Мужчины поворачивали её так и этак, и наконец им удалось с усилием затолкать ящик внутрь. Подойдя к ним вплотную, я прокашлялась. Невысокий коренастый мужичок в коричневой кожаной куртке с забавной старомодной кепкой на голове обернулся, смуглое лицо его с густыми седыми бровями, увенчанное огромным носом с шикарными чёрными усищами, расплылось в улыбке.
— Дэвушка-красавица, чем старый Гагик обязан твоему появлению? — торжественно вопросил мужчина со странным акцентом. Его спутник, молодой чернобровый парень, тем временем внимательно оглядывал меня с ног до головы.
— Я тут просто осматривалась и, грешным делом, подумала, что вы сможете мне помочь, — сказала я. — Мне нужно добраться до Москвы.
Мужчины переглянулись, старший всплеснул руками и радостно вскричал:
— Мы как раз едем туда! И подвезти такой красивый дэвушка будем только рады! Пойдём! — Он обошёл машину и со скрипом отворил пассажирскую дверь. — Прошу садиться!
Я опустилась на сиденье, уложив рюкзак между ног. Снаружи раздался обескураженный голос:
— Папа, а как же я?
— А ты что же, решил ехать с комфортом, пока дэвушка будет трястись в кузове? Тебе жалко, да? Поедешь в фургоне, не сломаешься.
— Но там же разлито…
— Ну а кто разлил? Ты и разлил. Вот и вытрешь заодно. Чего торгуешься? Может, тебе судьба наконец невесту преподнесла – так покажи, что ты настоящий мужчина, сын своего отца!
Внутренность глайдера соответствовала его внешнему виду. По салону были развешаны талисманы, освежители воздуха, кисточки от ковров, а на торпеде кивала головой игрушечная собака-маятник. По всему периметру лобового обтекателя были расклеены потёртые монетки, посреди панели торчал жидкокристаллический монитор, по экрану которого беззвучно сновали красочно и нелепо разодетые актёры какого-то юмористического шоу. Водитель плюхнулся на сиденье и воскликнул:
— Я Гагик! Там сзади – Вардан, мой сын. Нежное существо растёт, как ни вкладывайся, как ни старайся… А как зовут тебя, красавица?
— Лиза, — ответила я.
— Какой хороший, красивый имя! Ты меня не бойся и ничего не стесняйся, будь как дома! Долетим с ветерком! Ну, пора в путь, да?
Гагик швырнул недокуренный бычок наружу, завёл двигатели, по корпусу пошла вибрация и дрожь, а собачка на торпеде мелко затрясла головой. Я начинала жалеть о том, что согласилась сесть в этот глайдер – создавалось ощущение, что он развалится прямо в полёте, – но отступать было уже некуда.
Натужно взвыв, перегруженная машина поднялась в воздух и, с трудом ускоряясь, понесла нас наискосок над стоянкой. Откуда-то слева поперёк движения, накренившись, возник и в метре от нас проскочил красный легковой планер. Я вжалась в сиденье, сердце заколотилось, а Гагик махал кулаком куда-то в пустоту и орал:
— Мерет кунем! Куда прёшь, баран безмозглый?! Понакупят прав, честному человеку пролететь негде! Бози тха!
Гагик осёкся, явно засмущавшись, и повернулся ко мне:
— Прости, джана, не сдержался! Все отары с предгорий разбежались, все бараны теперь на дорогах…
Покраснев, он сосредоточился на управлении машиной, а усы его принялись шевелиться. Аэрофургон выплыл из просторного стояночного ангара прямо в белёсую зимнюю мглу, набрал скорость и высоту и вклинился в поток летящих машин.
* * *
Мы неслись по воздушной трассе, а Гагик, лихо вращая штурвалом, слева, справа, снизу и сверху обгонял попутные аэромобили. Мелькали гравибуйки с яркими светящимися аэродорожными знаками. Из хрипящих колонок звучала игривая музыка – барабаны и задорная гармошка разбавлялись хором мелодичных мужских голосов. Гагик, оживлённо размахивая руками, жаловался на водителей и страстно сыпал шофёрскими историями из своей жизни, как из ведра.
… — И вот я уже четвёртый час в пути, и меня клонит в сон. Но дорога глухая, прямая, до следующего Комплекса ещё час пути, автопилот не работает… И тут я слышу, как в стекло стучит кто-то! Представляешь?! Высота – километр, скорость – триста! Смотрю – а там рожа синяя такая, обледеневшая! Сосульки из носа свисают, глазищи белые – во! Я от страха чуть не помер!
— С ума сойти…
— Я чуть не сошёл! Протёр глаза – нет рожи… Нет, думаю, надо спать, а то и до беды недалеко! Ну, снизился, приземлился посреди какого-то поля и уснул прямо как был, на сиденье. А утром меня будит полицейский патруль. Выясняют, выспрашивают – ара, что это ты тут делаешь? Почему ты с трассы сошёл? Документы проверили, и говорит мне потом патрульный – слушай, ара, повезло тебе, там впереди самолёт падал, и прямо сквозь трассу прошёл. Десять машин – вдребезги! Людей погибло – немеряно! Вот и думай после этого, есть ли знаки в этом мире…
Я вполуха слушала болтливого Гагика и, будто завороженная, смотрела на его усы. Они жили какой-то своей жизнью и постоянно шевелились. Я была уверена – они подавали мне отчаянные знаки, взывали о помощи. Им хотелось оказаться подальше отсюда, в родном горном селе, окунуться в душистый многолетний коньяк, искупаться в путуке, насладиться ароматным запахом хороваца и толмы…
Что-то за окном привлекло моё внимание. Я повернулась и увидела справа внизу гигантский, невообразимых размеров кратер, очертания которого были отчётливо видны даже сквозь плотные заросли многолетнего кустарника, покрывавшего его склоны. Гагик проследил за моим взглядом.
— В Большую Войну сюда упала ракета, — вполголоса произнёс он. — Целились в Москву, но её отвернули лазерами. Не очень удачно – она не взорвалась в воздухе и упала здесь. Сколько лет прошло, а до сих пор радиация не пропала полностью. Но природе хоть бы что! Теперь там растут прекрасные растения, а вот людям лучше держаться подальше…
Я проводила кратер взглядом. Мелькнул гравибуй с указателем «Луховицы, 40 км. Москва, 150 км». Меня окутывало волнение с примесью ощущения приближающейся цели, но умом я понимала – найти нужного мне человека в огромном городе будет нелёгкой задачей, однако уже само наличие такой задачи придавало сил.
… — Ты, джана, никому не говори, что мы полкузова замороженного мяса везём, — заговорщически сказал Гагик. — Представляешь, в Москве нет мяса! Настоящего, животного мяса больше нет, а людей теперь кормят насекомыми. Ара мне говорит: ты жука пробовал? Нет, говорю, не пробовал. А червяка пробовал? Тоже нет. А зачем ты, ара, насекомое ругаешь, раз не пробовал?
— А почему никому не говорить? — удивлённо спросила я. — Это что, секрет?
— Потому что, если полиция узнает – штрафы будут. Нельзя мясом животного торговать в городе, незаконно это. Да мы бы и не торговали, если бы хорошие люди не просили. Они нам заказывают, а мы возим… Много лет назад всё смеялись – какой на западе человек глупый, всё с собой позволяет делать. — Гагик с досадой покачал головой. — Кормить себя дерьмом позволяет, в рабство себя отдаёт, рассказывая о правах и свободах. А теперь оглянись вокруг – здесь всё то же самое!..
Время летело почти незаметно, а леса и поля под нами постепенно разбавлялись разноцветными пятнами всё более плотной застройки, слившейся в конце концов в один необъятный городской массив, уходящий за горизонт. Воздушные трассы здесь перекрывали одна другую, аэромобили двигались снизу и сверху, параллельно, перпендикулярно и навстречу нашему движению. От тысяч летящих сквозь дымку огоньков рябило в глазах.
Внезапно музыка отключилась, и голос из стереосистемы произнёс:
— Внимание, вы находитесь в зоне интенсивного движения. Максимальная разрешённая скорость: пятьдесят километров в час. До бесполётной зоны: пятнадцать километров. Рекомендуется перейти на автопилот и внести координаты места назначения. В случае, если автопилот не задействован, займите нижний ярус потока, возьмите правее и сбавьте скорость.
Гагик, поглядывая сквозь лобовое стекло, принялся одной рукой нажимать на панель сенсорного дисплея. Через полминуты он отпустил штурвал и откинулся на сиденье. Спохватившись, схватился вдруг обеими руками за голову и воскликнул:
— Лиза, красавица, я совсем забыл! Куда тебя отвезти?!
— Я здесь в первый раз, и сама не знаю, куда пойти. — Я пожала плечами. — Наверное, в какое-нибудь относительно тихое место. Есть же тут такие?
— Есть, найдём! — воскликнул шофёр. — Гагик знает этот город, как свои пять пальцев!
Я глядела вниз, на слившиеся в светящееся покрывало кварталы мегаполиса. Через несколько минут мы приземлились на крышу многоуровневого паркинга в каком-то спальном районе. Вокруг возвышались дряхлые дома средней этажности, перемежаясь с серыми высотками из стекла, металла и бетона.
— Здесь очень тихий и спокойный район. Ну, по сравнению с другими частями города. — Гагик достал потёртую жёлто-оранжевую карточку с надписью «Утомлённому – отдых», нацарапал на ней набор цифр и протянул мне. — Если что – звони в любое время дня и ночи! Постараюсь помочь. А если не получится, то постараюсь получше! Вот, на карточке хорошая гостиница – недорого, клопов нет, тихое место. Я там останавливался пару раз. Ну, а мне пора! С наступающим Рождеством!
Я нашарила в кармане деньги и спросила:
— Гагик, сколько с меня?
— Нет-нет, ничего не нужно! — Он страстно замахал руками. — Денег с тебя не возьму за красивые глаза!
— Спасибо, Гагик. Счастливого тебе пути!
Я вышла наружу и хлопнула дверью. Тут же открылась задняя створка, и оттуда, прихрамывая и держась за поясницу, выбрался Вардан. Немой вопрос отпечатался у него во взгляде, он открыл было рот, чтобы задать его, но понял – сейчас наши пути разойдутся навсегда. Сейчас – не время и не место заводить новые знакомства. Безраздельно властвует ветер дороги, разносящий людей в разные стороны, словно семена одуванчика.
Едва заметно кивнув мне, он влез на пассажирское место. Глайдер взмыл ввысь и скрылся в потоке искр, разрезающем на части вечернее небо.
Мне везло – наверное, как никогда раньше. Словно из ниоткуда возникали люди, помогавшие мне двигаться по пути к цели. В этом не было моей заслуги – возможно, удача была утешительным подарком от старушки-судьбы за гибель Марка, но меня это вполне устраивало. Это лучше, чем ничего. Теперь мне нужно было найти место, где можно было бы приткнуться и заночевать, поэтому я решила не задерживаться, спустилась на лифте вниз и вышла из здания паркинга.
Приближался праздник, и московские улицы были заполнены людьми. Мне казалось, что на меня все смотрят, но вскоре это неловкое ощущение исчезло – стало очевидным, что прохожим друг на друга было по большому счёту плевать. Секундный взгляд – и ты больше никогда не увидишь этого человека, он растворится в толпе также внезапно, как возник мгновением ранее.
Тут и там в потоке я замечала людей, которые сильно отличались от массы своим внешним видом. Светящиеся бионические глаза, сияющие отполированным хромом руки, ноги или даже голова, странные причёски и полупрозрачная одежда – похоже, в большом городе многие старались выделиться из толпы, приковать к себе взгляд, пусть даже на секунду – у них это получалось, и их воспринимали совершенно нормально. А вернее, индифферентно – в плотном потоке людей все были заняты собой и своими мыслями. А ещё все глядели себе под ноги. Было грязно, на тротуаре валялся мусор – осколки стекла, обрывки бумаги и полиэтилена. Воздух был наполнен запахами выхлопа и гари.
Сверившись с интерактивной картой на пересечении двух улиц, я нашла искомую гостиницу, выбрала направление и побрела вдоль тротуара. Вскоре стало ещё оживлённее, приходилось лавировать в потоке людей, а высокие дома сменились высоченными небоскрёбами, стены которых, покрытые рекламными экранами, упирались, казалось, в самое небо.
У стен, а местами прямо посреди тротуара стояли горящие бочки, возле которых грели руки грязные люди, одетые в лохмотья. Фасады зданий были усеяны небольшими магазинчиками, мерцали огни неоновых вывесок, в высоте двигались голографические проекции, сменяли друг друга рекламные слоганы и названия разных брендов. Горящая огнями массивная крытая галерея, перекинувшаяся прямо через улицу, соединяла два небоскрёба-близнеца, а со всех сторон струилась какофония звуков – выкрики рекламных болванчиков, агрессивная и зазывная музыка, гул автомобилей, людской гомон. Сквозь лавину звуков иногда прорывались различимые выкрики:
«Шаурма! Люля-кебаб!»
«Нейрофоны недорого!»
«Девочки на любой вкус!»
«Игровые автоматы и ставки! Заходи, не прогадаешь!»
«Окунитесь в мир виар-фантазий!»
Вдоль забитой машинами дороги с гулом пролетел крупный патрульный квадрокоптер, лавируя между протянутыми поперёк улицы проводами и рекламными растяжками. Следом за ним, будто дожидаясь разрешения невидимой диспетчерской, из переулка вынырнул дрон поменьше с подвешенной плоской коробкой. Вереницей пронеслись ещё пара аппаратов, поперёк улицы прожужжал ещё один, и ещё… Все они тащили коробки самых разных форм и размеров – плоские, прямоугольные, квадратные. Беспилотники служб доставки жужжали над головой, а люди у горящих бочек провожали их голодными взглядами.
Впереди, возле фасада очередной лавки я заприметила припаркованный у обочины бело-голубой фургон, мигающий яркими проблесковыми огнями. Возле него стояла группа полицейских в синих костюмах, щитках и наколенниках с тяжёлыми автошокерами наперевес. Стараясь вести себя естественно, я расслабленной походкой проследовала мимо полицейских, двое из которых шумно заламывали какого-то пьяного балагура. Ещё двое тащили в фургон смуглого мужчину – судя по всему, хозяина лавки. Тот вяло упирался и ломающимся голосом пытался что-то объяснить:
… — За что меня? Я ничего не нарушил!
— Это эпидстанция будет разбираться, нарушил ты или нет, а мы тебя должны задержать до выяснения. Огурцы, которые ты под лаваш режешь, кривые? Кривые!
— Мамой клянусь, покупал у «Овощтрейда», одобренные!
— Овощтрейдовские прямые и длинные, а у тебя кривые и короткие. Значит, контрафакт! А ну, пошёл!
— Я не виноват! Мне подкинули!
Торговец получил палкой под рёбра и исчез в чреве фургона, а дверь с лязгом захлопнулась. Коп прицепил дубинку к поясу и покосился на меня. Для камер я была невидима, но вот у человека могли возникнуть вопросы. Я отвернулась, шагая в том же темпе, что и шла, мысленно прося о том, чтобы полицейский не начал меня сканировать и не наткнулся на блокиратор. Отойдя достаточно далеко, я выдохнула, пружина моего тела разжалась, и вскоре впереди показался искомый переулок. Гостиница, судя по табличке возле тёмной арки, располагалась там, и я свернула во тьму.
Улица осталась позади, людей здесь практически не было. Словно по рукотворному каньону, меж двух высоких стен, усеянных нависавшими кондиционерами, я шла вперёд по узкому переулку. На асфальте лежали мокрые кучи хлама, вдоль стен стояли серые мусорные баки, тут же рядом, укрывшись картонками, лежали пара бомжей. Мимо меня, пошатываясь и бормоча что-то себе под нос, проковылял доходяга. В глубине переулка, резонируя от стен, возник басовитый рык, и показались лучи фонарей. Я едва успела отойти к стене, как сквозь проезд в сторону улицы, разбрасывая валявшийся на дороге мусор, пронеслась целая группа байкеров на огромных мотоциклах.
От перекатистого рычания стальных зверей заложило уши, а я меж тем вышла в тёмный дворик, уставленный мотоциклами и ховербайками. С трёх сторон дворик был окружён старинными пятиэтажными развалюхами с неизменными блоками кондиционеров-очистителей под окнами. Одно из зданий на уровне второго этажа венчала красная неоновая вывеска: «Бар “Весёлый Саймек”», а соседнее – голограмма с надписью: «Гостиница “Утомлённому – отдых”». Возле входа в бар ошивалась шумная группа пьяных молодых людей непонятного пола, затянутых в кожу. Пахло мочой, в отдалении кто-то надсадно орал, а над всем этим великолепием, загораживая небо, развернулось грязное брюхо широкой эстакады, проложенной прямо над малоэтажными домами.
Интересно, полиция сюда вообще заглядывает? Это жутковатое место показалось мне идеальным убежищем – наверняка, давно проверенное и примелькавшееся заведение, на которое в органы охраны порядка звонки поступают с завидной регулярностью, и которое закономерно продолжает работать – ведь лучше иметь на карандаше более-менее известный и подконтрольный притон, чем искать дюжину новых, отлавливая разбежавшихся завсегдатаев.
Я проследовала ко входу в гостиницу и, обойдя чьё-то лежащее тело, толкнула дверь. Пара бритых наголо вышибал встретили меня безразличным взглядом сверху-вниз. Следуя через холл к стойке регистрации, я заприметила блестящий хром на запястьях их скрещенных рук – тоже мехи, значит. Пожилая дама с тёмными кругами под ярко накрашенными глазами встретила меня из-за стойки натужной улыбкой. Я тихо поинтересовалась:
— Сколько будет стоить относительно приличный номер? Желательно – в противоположной стороне от этого расчудесного дворика.
Получив ответ, кое-как одной рукой я достала свёрнутую пачку денег, отсчитала нужную сумму на сутки и расплатилась. Собралась было уходить, но вспомнила о своей главной задаче.
— В номере есть стационарный интернет?
— Шутишь, милочка? — всплеснула руками женщина. — Двадцать второй век на дворе! Зачем тебе стационарный интернет, когда у нас полное спутниковое покрытие? Или тебе не хватило денег на деку?
— С некоторых пор предпочитаю не пускать в голову посторонних, включая сетевой трафик.
— В таком случае, придётся доплатить.
— Держите, — сказала я, выудив из пачки ещё одну бумажку.
— Четвёртый этаж и направо. Вот, на карте номер…
— И ещё кое-что… Никто не должен знать о том, что я здесь.
— Вот как? — Женщина приподняла бровь. — Тогда придётся доплатить ещё. За анонимность…
Денежный запас таял на глазах. Четвёртый этаж встретил меня светлым просторным коридором, расходящимся в две стороны. Старенький на вид, но чистый и опрятный интерьер резко контрастировал с тем, что происходило внизу, во дворике. Я добралась до своего номера, повернула ключ и оказалась в небольшой уютной студии, разделённой на две части широкой кухонной стойкой. Сенсорный дисплей на стене, холодильник, электроплитка, узкая кровать, прямоугольное окошко, за которым во тьме где-то наверху неслись вереницы ярких огоньков. Несмотря на то, что здесь, под крышей, стоял постоянный гул автострады, висевшей буквально над головой, это место мне нравилось – оно было каким-то по-домашнему уютным и, хотя бы на короткое время, оно стало только моим. Я получила передышку и возможность уединиться.
Скинув рюкзак и куртку, я подошла к окну и, глядя на тёмный шумный двор внизу, почувствовала наконец долгожданное спокойствие…
* * *
Я не любила ультразвуковой душ. Уши были заткнуты специальными затычками, но создавалось какое-то давящее ощущение, словно меня сунули в вакуумный мешок и упорно, настойчиво откачивали из него воздух. Впрочем, свою работу ультразвук выполнял хорошо, и в местах, где вода стала дефицитом, без него было не обойтись…
Приведя себя в порядок, я сидела у монитора и продиралась сквозь горы информационного хлама, по крупицам собирая данные о профессоре астрофизики Владимире Агапове. Будучи практикующим учёным, он почти всегда пребывал в разъездах, находясь на острие научного прогресса. Спектр тем, которые своими исследованиями стремился охватить профессор Агапов, был весьма обширным – жизненные циклы звёзд, чёрные дыры, тёмная материя и энергия, кротовые норы, мультивселенные, течение и направление времени. Он был одним из тех, кто стоял у истоков знаменитой «Теории пустоты», а на одном из «Голиафов» уже вовсю проводились испытания двигателя с использованием антиматерии, к разработке которого также приложил руку Агапов.
Никакой личной информации об учёном в открытом доступе не было – ни адреса проживания, ни телефона, почты или любых других контактных данных, – и единственным упоминанием о нём в практическом смысле была разовая лекция в МФТИ, которая была запланирована на начало следующей недели. Профессор собирался вернуться на Землю на денёк и дать лекцию студентам, чтобы потом снова сорваться куда-то на окраину обитаемого сектора нашей галактики.
Это означало, что мне нужно было пробыть в этом городе ещё три дня, не протянув при этом ноги. Денег оставалось как раз на четыре дня проживания в гостинице при условии, что я не буду питаться, но такой расклад меня совсем не устраивал. Я чувствовала себя уязвимой – времена, когда я могла не беспокоиться за собственное будущее, имея возможность положиться на друзей, остались в минувшем. Там же остались моя уютная каюта и корабельный синтезатор пищи, растворились где-то в безнадёжно далёком прошлом…
Заперев номер электронным ключом, я спустилась вниз и выбралась на улицу. С приближением ночи дворик становился всё более оживлённым – в полутьме играла тяжёлая музыка, слышался треск мотоциклетных двигателей и пьяные крики. Куда пойти, и при этом не нарваться на патруль, а главное – зачем, – я по большому счёту не представляла, поэтому решила зайти прямо в этот бар. «Весёлый Саймек»? Что это вообще означает… Сгрудившиеся возле входа пьяные подростки при моём появлении притихли, а я аккуратно обошла лужу, разлившуюся прямо перед входом, и вступила в предбанник, отделённый от улицы толстой стальной дверью с заклёпками. За второй, внутренней дверью мне открылось тёмное просторное помещение.
Царил шум и гам, яркими огнями светился музыкальный автомат в стиле ретро, из спрятанных по всему помещению колонок играла классика хард-рока полуторавековой давности, дым стоял коромыслом. Справа резались в русский бильярд, а с противоположной стороны за рядами столиков сидели колоритные мужички в коже и уплетали, судя по запаху, что-то мясное. В тени, у стенки возле неприметной двери стояли несколько здоровяков и о чём-то тихо разговаривали. Периодически звенело стекло, у барной стойки расположились байкеры. Катаясь вдоль неё вперёд-назад по закреплённому на потолке рейлингу, суетился робот-бармен с круглой одноглазой головой, ловко орудуя десятком манипуляторов и умудряясь одновременно протирать стаканы и стойку, смешивать напитки, наливать пиво из кранов и подавать его вместе с закуской периодически подходящим к стойке гостям заведения.
Я приблизилась к барной стойке и заказала пиво. Робот молниеносным движением выхватил откуда-то снизу высокий стакан, наполнил его пенной жидкостью и толкнул по лакированной стойке. Проехавшись по деревянной поверхности, стакан остановился прямо напротив меня. Я аккуратно взяла его, отхлебнула и прислушалась к разговорам вокруг.
… — Недалеко от Твери, да… Есть там такой город, Вышний Волочёк. Так вот, нас в машине четверо. Останавливают нас менты, мы все пьяные, а у меня ружьё дымящееся на коленях и фазан в ногах… Дрючили они нас битый час, но в итоге с пятидесяти добазарились до четырёх…
— Так у вас что, лицензии не было?
— Была, конечно! На вечер. А нас в четыре утра хлопнули, да ещё пьяных в хламину. Административка теперь висит, куда денешься-то…
— Надо было сказать, что увлеклись слегка и потеряли ход времени!
— Невовремя мы поехали, вот и всё. Но оно того стоит, я тебе скажу! Едешь по полю, и прямо из машины – бах! Ты там только за город отъедешь – и вот они, вдоль дороги кудахтают…
… — Как ты относишься к своему байку, так и он будет относиться к тебе! Я это ещё от деда своего слышал… И правда ведь – вот, бывает, поднесёт грязи или воды в антиграв, и вот он в дороге начинает захлёбываться. А я ему говорю: «Давай, родной, ты самый лучший!», и он тут же – раз! И протащит грязь, и дальше гудит себе в привычном ритме!
— Мне больше нравится думать, что у байка есть скорее не своя душа… от этого жутковато становится… а частичка твоей собственной.
— Не, брат, именно своя. И характер свой, и привычки, и повадки…
… — Рик просрал. Я на него поставил всю зэпэ, но он опять упал в первом же раунде.
— Ну и дурак ты, что я тебе ещё могу сказать?
— Понадеялся же – ну не может же он третий месяц подряд проигрывать! А поди ж ты, смог! Опять пойду ночами подрабатывать на погрузках…
… — Три дня облезаю! Стоило только без кепки часок на улице побыть – и вот результат, пожалуйста.
— Фига себе, прям шелуха слезает!
— И не говори. А печёт так, будто бензином облили и подожгли…
… — Эй, блондиночка.
Я обернулась. На меня смотрел пожилой пузатый байкер с повязанной на голову банданой, в кожаном жилете с длинной седой бородищей. Одна его рука была механической, под бородой блестела стальная нагрудная пластина.
— Да, я к тебе обращаюсь. Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?
— Присаживайтесь, конечно.
Он тяжело взгромоздился на соседний табурет, заказал рюмку какого-то пойла со странным названием, повернулся ко мне и просипел:
— Вижу, тебя жизнь потрепала, да, мех-сестрёнка?
— Довелось побывать в передрягах, — расплывчато ответила я и кивнула на его руку: — В этом городе импланты довольно распространены, похоже?
— Ещё как! В Москве всем по барабану, что ты с собой сделаешь. Хоть одну голову оставь, главное – никого не трогай. А что до меня… Молодо-зелено… — Он отхлебнул из своей рюмки и усмехнулся. — На разборке ломом грудак пробили и руку отшибли. Меня тогда еле откачали, и я решил для себя, что так просто теперь не дамся. Человеческое тело слишком уязвимо, вот и апгрейжу потихоньку… А ты сама откуда? Уж больно акцент не наш, не московский, и взгляд какой-то не такой, как у окружающих. Затравленный, что ли…
Я отвернулась и принялась изучать игроков в бильярд.
— Да, я из очень далёких мест, и, в общем-то, тут проездом. Ещё недельку в этом городе побуду, встречусь с одним человечком, а дальше… Не знаю, что дальше.
— Кривая выведет, — удовлетворённо прохрипел байкер. — Есть день сегодняшний, и мы в нём. Это главное, а единственно приличный вид на грозу – в зеркалах заднего вида.
Я пыталась разобраться в произнесённом им наборе слов. Он допил своё пойло и хлопнул рюмкой по отполированной стойке.
— Позволь дать тебе совет. Здесь, внизу, есть хороший техник, он вот с этим… — Он ткнул пальцем в сторону обрубка моей руки, — регулярно имеет дело. Подойди к одному из тех ребят и попросись к Митяю, он тебя залатает. Скажешь, что ты от Боцмана. Железяка! — обратился он к роботу. — Закуску к пиву девушке, за мой счёт! К выпивке положена закуска! Не благодари, — вновь повернулся он ко мне. — Ну, а я пошёл…
Крякнув, он слез с табурета и заковылял к одному из дальних столов, где сидели ещё трое брутальных мотоциклистов, плюхнулся в кресло, и ему тут же налили. Его друзья посматривали на меня, улыбаясь и подшучивая над Боцманом, но слов в шумном баре было не разобрать. Робот поставил передо мной пластиковую тарелку, на которой ровным слоем были уложены жареные не то сверчки, не то тараканы. Я брезгливо отодвинула тарелку в сторону, и пить мне вдруг тоже почему-то расхотелось. Кто вообще знает, из чего они тут варят своё пойло?
Внезапно маленькая неприметная дверь во тьме с треском распахнулась, и оттуда вышел накачанный здоровяк с голым торсом и ирокезом на голове. Лицо его было в крови – судя по всему, чужой, – и вид он имел торжествующий. Следом за ним выбрались ещё пара человек, а здоровяк остановился посреди помещения, поднял вверх сжатые могучие кулаки и победно зарычал. Зал взорвался радостными криками, кто-то засвистел. Я с любопытством наблюдала, как он проследовал к барной стойке, грохнул кулачищем по столешнице и потребовал:
— Двойной виски мне, железяка!
Возле стойки едва стоящий на ногах панк, с трудом удерживая в руке бутылку пива, заплетающимся языком воскликнул:
— Ты опять всех уделал, Дра́ко!
— Да, моим коронным левым хуком! Хочешь покажу?!
— Н-не, не надо! Лучше выпьем с тобой!
Драко повернулся в мою сторону и прорычал:
— Нет, я хочу выпить с ней. Давай, красотка, за мою славную победу над Ингемаром!
Пристально и молча изучая здоровяка, я не шевельнулась. В зале стало тише. Драко поднял и опрокинул в себя рюмку, смерил меня оценивающим взглядом и протянул руку куда-то в сторону. Словно из ниоткуда возник его помощник с полотенцем в руках. Драко вытер лицо, забросил полотенце на плечо и хмыкнул:
— Гордая, значит? Ничего, у меня и не такие орешки кололись. Увидимся позже…
Развернувшись, он покинул бар в сопровождении пары помощников, а я в три глотка допила заказанное пиво – не пропадать же добру, – слезла с табурета и направилась в сторону двери, из которой только что вышел напыщенный Драко. Путь мне преградил огромный вышибала, и я сообщила:
— Я от Боцмана к Митяю, на техобслуживание.
Бугай посторонился и пробасил:
— Минус первый этаж, налево по коридору.
За дверью вниз уходила ярко освещённая широкая лестница. Дойдя до минус первого этажа, я вышла в коридор. Лестница спускалась дальше, оттуда доносилась рок-музыка и приглушённые вскрики.
Повернув налево, я оказалась в мастерской – вдоль стен на столах и стеллажах были в беспорядке навалены какие-то коробочки, шестерни, микроплаты и части механизмов. Стройными рядами стояли баллончики с техническими смесями, к столешницам была прикручена пара тисков. Прямо напротив входа был закреплён фанерный щит во всю стену – на нём висела целая батарея различных инструментов, назначение которых было для меня загадкой. Рядом был растянут потускневший старомодный плакат с изображённой на нём женщиной в фартуке с бумажным свёртком в руке и надписью по нижней кромке: «Стал передовым – иди помогай отстающим!» Венчал картину логова техноправа закреплённый прямо посреди помещения под потолком матово-чёрный выпуклый диск, нависавший над широким столом наподобие операционного.
Я звонко постучала по столешнице биотитановыми костяшками. Из дверного проёма, ведущего в смежное помещение, раздался недовольный голос:
— Кого, блин, там несёт… Арни, ты что ли? Иду-иду…
На ходу вытирая руки промасленной тряпкой, мне навстречу выскочил молодой парень в перепачканном комбинезоне. Нос его венчали очки с телескопическим увеличителем, волосы были взлохмачены. Увидев меня, он замер и спросил:
— Тебе чего?
— Боцман отправил меня к Митяю, сказал, что здесь можно починиться… Ты Митяй?
— Погоди…
Парень скрылся в подсобке, раздался пронзительный свист ультразвука, и через полминуты он появился вновь. Очков на носу уже не было.
— Так что тут у тебя?
Я сняла куртку. Техник взглянул на торчащие обрывки сухожилий и проводов и присвистнул.
— М-да… Это так просто не починишь, нужна замена. Старая военная модель, одна из самых лучших и надёжных, но такую будет нелегко найти, если вообще возможно. Это где ты её так разворотила?!
— А это? — Пропустив мимо ушей его вопрос, я подняла вторую руку и пошевелила пальцами – тремя из пяти.
Парень оглядел ладонь со всех сторон, поднял голову и позвал:
— Митяй! К тебе тут посетитель, посмотри, что можно сделать.
На висящем под потолком диске загорелся красный огонёк, из его чрева выдвинулась камера, и её глазок уставился прямо на меня. Приспустившись на суставчатом подвесе, диск, поводя камерой, заскрежетал:
— Биологическая форма жизни, биологический возраст: двадцать один год, модифицировано: пятьдесят шесть процентов тела; биомодификаты: печень, селезёнка, поджелудочная железа; мехмодификаты: ноги – две, целиком до приводящих мышц, руки – две, целиком до дельтовидных мышц. Повреждения: левая рука: предплечье отсутствует, повреждения значительные, ремонт невозможен; правая рука: деформация пястных элементов среднего и безымянного пальцев, приводы отключены, повреждения умеренные, возможен ремонт. Каков план действий, Игорь?
Игорь взглянул на меня и недоверчиво спросил:
— У тебя деньги есть?
— Есть немного. Вот.
Я достала из кармана пачку купюр. Игорь отсчитал часть, сунул их в нагрудный карман комбинезона и широким жестом указал на стол посреди помещения:
— Укладывайся… Не боись, Митяй не кусается. Если только совсем чуть-чуть… Митяй, сделай ей правую ладошку, тут вроде малой кровью обойдётся.
Я послушно легла на операционный стол, а Игорь скрылся в подсобке. Робомеханик, нависнув надо мной, ощетинился дюжиной инструментов, парой клешней жёстко зафиксировал руку, выставил между ней и моим лицом графитовый щиток и принялся оглушительно жужжать своими устройствами. В стороны полетели искры, и я зажмурилась. Раздался скрежет, сменившийся шелестом, который почему-то ассоциировался у меня с тем, как паук плетёт свою паутину.
Через некоторое время робот отпустил мою руку и убрал во чрево все свои манипуляторы.
— Проверьте работу элементов кисти, — скомандовал он.
Я сгибала и разгибала пальцы, не веря своим глазам. Мои пальцы наконец-то обрели полную подвижность! Чудо-робот тем временем поднялся под потолок и отключился, глазок камеры потускнел и потух. Из комнатки появился Игорь.
— Ну как, результат устраивает? — осведомился он, протирая руки промасленной тряпкой.
— Более чем полностью! Ну, а теперь пойду тренироваться собирать кубик Рубика одной рукой.
Игорь усмехнулся.
— Гарантия – лет десять, плюс-минус. Чеков не выдаём, так что придётся поверить на слово… Тебя прислал Боцман, говоришь? Я тебя раньше не видел.
— Я не местная, сегодня первый день здесь.
— Ну, раз так, то тебе повезло. Скоро этажом ниже начнутся бои, сможешь посмотреть. А то, глядишь, и подзаработать на ставках.
Довольная тем, что наконец получила хотя бы одну полноценную руку, и сияя от восторга, я выпорхнула в коридор, где тем временем царило оживление – суровые на вид посетители группками и поодиночке спускались по лестнице вниз, в глубь подвала. Сгорая от любопытства, я присоединилась к общей массе галдящих и хохочущих людей. На минус втором этаже меня мягко остановил крепкий амбал из числа охраны.
— Простите, вход только по приглашениям.
Не успела я раскрыть рот, как сбоку раздался уже знакомый хриплый голос Боцмана:
— Арни, она со мной, всё в порядке. Пойдём, девочка…
Неожиданно галантно он взял меня под локоть, мы миновали двойные двери, и передо мной предстало огромное овальное помещение с неким подобием цилиндрической бетонной ямы глубиной в пару-тройку метров. Весь потолок был покрыт металлической сеткой, а по периметру ямы на возвышении тянулась опоясывающая зал галерея со скамьями для зрителей. Подпольный бойцовский клуб?
Зрители – коренастые байкеры, девушки в коже, похожие на попугаев панки с разноцветными хаерами, а среди всей этой разношёрстной толпы даже пара опрятных джентльменов в костюмах с шикарно одетыми спутницами – занимали места, располагаясь вдоль галереи. Боцман сказал:
— Сейчас будут драться мехмоды, зрелище обещает быть интересным.
— А тот напыщенный… Драко, или как его? Он тоже участвует?
— Он биомод, другая категория. Днём идут разминочные бои, а вечером – устраивают бои со ставками. Есть поединки между механиками, а есть – между биониками. Сегодня встречаются механики.
— А кто может участвовать? — В моей голове уже созревал безбашенный план, как поднять денег.
— Заявиться на участие может каждый, но, сама понимаешь, на свой страх и риск. — Боцман повернулся ко мне и ухмыльнулся. — Тебе – не советую. Как минимум, не с одной рукой. Да и с двумя шансы у крохи вроде тебя маловаты будут. Тут соперники попадаются не из робких…
В зале было шумно, кто-то спорил с давешним Арни на повышенных тонах, требуя вернуть поставленные несколько дней назад на проигравшего бойца деньги.
— А какие правила? — вполголоса спросила я.
— Да очень простые. Кто лёг и не сумел подняться – тот и проиграл. Смотри, сейчас будут ставки собирать…
В потолке распахнулся люк, и оттуда показался небольшой бот, чем-то напоминавший паука. Спустив на телескопическом манипуляторе железный ящичек с двумя подписанными щелями, он пополз над галереей прямо по потолку. Люди просовывали купюры в ту или иную щель, делая ставки на кандидатов. Когда робот проползал над нами, я разглядела светящиеся надписи: зелёную «Муромец» и красную «Ставр». Боцман сунул крупную купюру в красную щель, а я воздержалась. Цепляясь за сетку, механизм обежал помещение, а вслед за этим, подтянув к себе набитый купюрами ящичек, скрылся в потолке.
Освещение погасло, и через секунду прямо над бойцовской ямой вспыхнули белые лампы, выхватывая из темноты арену. Стало тише, зрители перестали галдеть, цвет одного из прожекторов сменился на зелёный. Внизу, под столбом света, с лязгом отворились стальные раздвижные двери, и из темноты на арену вышел высокий мускулистый боец в чёрных военных штанах и в берцах со стальной пластиной в половину лица, на которой алым рубином горел искусственный глаз. Он вышел в самый центр ринга и принялся флексить, поворачиваясь в разные стороны и демонстрируя мощный накачанный торс. Сразу же со всех сторон загремел возбуждённый голос:
— Поприветствуем нашего старого знакомого, победителя прошлогоднего турнира! Девятнадцать боёв, одно поражение! Его имя всем вам хорошо известно – непревзойдённый Илья Муромец!
Зал разразился аплодисментами, а в противоположном конце арены тем временем открылся второй тёмный проход, и на арену, в красный круг света вышло странное существо, вызывающее подспудное отторжение – верхняя часть тела мужчины была совершенно обычной, но нижняя представляла собой механические ноги, выгнутые в обратную сторону, словно у кузнечика. Лицо закрывала крайне натуралистичная маска не то зомби, не то насекомого, а то и зомби-насекомого. Боцман, сидящий рядом со мной, ощутимо поёжился.
— От этого парня у меня, блин, мурашки по коже! Но я уверен – сегодня он покажет класс. У меня на такое чутьё… Илюше придётся несладко.
Конферансье объявил:
— В красном углу ринга начинающий, но уже очень результативный боец. Пять боёв, ни одного поражения! Ставр!
Ставр поджал ноги, затем с силой спружинил от пола и, сделав сальто на месте, приземлился. Зал восхищённо гудел, я была заинтригована.
— Бой начинается!
Прозвенел гонг, и противники, заняв боевую стойку и вперив друг в друга хищные взгляды, принялись медленно двигаться по кругу. Первый выпад сделал Ставр, отклонившись назад и резко выпрямив одну из механических ног. Острая конечность рассекла воздух возле лица Муромца. Тот вильнул в сторону и, ухватив Ставра за ногу, с силой рванул на себя. Металл скрежетнул по полу, Ставр получил двойку челюсть и кулаком под рёбра, затем оттолкнулся от противника, срикошетил от стены и с разворота прописал Муромцу хлёсткий стальной удар по лицу. Илья упал на пол, но тут же поднялся, потряхивая головой.
Толпа ревела. В темноте импровизированных трибун кто-то свистел и орал:
— Порви его, Илюха!
Ловкий Ставр приплясывал, перескакивая с ноги на ногу. Муромец рванулся вперёд, а Ставр, отскочив и пригнувшись, с широкого размаха угодил Илье кулаком в грудь. Уйти от встречного движения он не успел, и был вновь пойман за механическую ногу. Муромец, ухватившись за неё обеими руками, с рёвом раскрутил соперника и со всего плеча швырнул в стену, тот со шлепком впечатался в бетон и рухнул на металл.
Кое-кто из зрителей повскакивал с мест.
— Ставр, твою мать! Я же на тебя поставил!
Ставр с трудом поднялся и стоял теперь, пошатываясь, а Муромец неумолимой горой надвигался на него. Ловкач будто бы сделал попытку ударить рукой, но неожиданно, будто сверкнувшая молния, нога Ставра прямо с места сделала движение, и Муромец обрушился на пол.
Зал охнул в несколько десятков глоток. Илья Муромец лежал и, похоже, подниматься не собирался. Голос конферансье объявил:
— И победителем становится Ставр! Первое поражение Ильи Муромца в этом сезоне!
В зале зажёгся свет. Кто-то аплодировал и улюлюкал, раздался недовольный вопль:
— Да как так-то вообще?! Я, блин, целую кучу бабла поставил, в долги влез по самые уши!..
Бой показался мне неожиданно коротким. Я подошла к краю арены, на которой царило оживление. Пара человек вынесли носилки и пытались водрузить на них здоровяка, который, судя по всему, был в отключке. Грудь его вздымалась и опускалась – значит, живой. Причудливый Ставр скрылся в воротах в сопровождении своего помощника.
Следующий бой был между огромным детиной по кличке «Черепаха», закованным в стальные пластины, и «Спрутом» – мехом, который приделал себе две дополнительные конечности. Орудовал он ими, впрочем, не очень умело, поэтому безоговорочную победу одержал «Черепаха», задавивший противника массой.
Третье сражение было менее скоротечным, чем предыдущие два. Стройная, но крепкая девушка по имени «Кобра», всё тело которой было покрыто татуировками, в итоге болевым приёмом заломала огромного и совершенно лысого, словно колено, бойца по кличке «Алекс». Кличка была сверхоригинальная, буйная фантазия её автора, похоже, лилась через край. Или, может, это было его имя? Впрочем, в деле состязаний имя играло далеко не первую роль.
После того, как шоу закончилось, из неприметной двери в противоположном конце галереи вышел неброско одетый худой мужчина и, сунув руки в карманы, неторопливо направился в сторону гостей.
Джинсы, клетчатая рубашка, простенькие кеды – он резко выделялся на фоне разномастной толпы байкеров и панков, которые поглядывали на него с уважением. Его приветствовали, и он отвечал лёгкими кивками головы, всем своим видом показывая, что он здесь главный. Боцман всё это время стоял рядом со мной, не желая, видимо, оставлять меня без присмотра. Я повернулась к нему и спросила:
— А кто этот тощий?
— Это Седой, владелец заведения. И он же – распорядитель боёв.
— Распорядитель, значит…
План созрел. Теперь я точно знала, что делать. Память о неудачной схватке с Верой успела несколько сгладиться, и уверенность в собственных силах постепенно возвращалась ко мне. Я решительным шагом направилась в сторону Седого, который беседовал о чём-то с мужчиной в чёрном костюме, которого сопровождала изысканно одетая дама среднего возраста. Завидев меня рядом, Седой искоса поглядел сверху-вниз и, иронично подняв бровь, вопросил тихим вкрадчивым голосом:
— Я могу чем-то помочь? Похоже, вы здесь впервые.
— Да. Я хотела бы сразиться на арене.
Улыбка едва тронула уголки его губ, и он прищурил бледно-голубые глаза. Его собеседники с интересом уставились на меня.
— С одной рукой? — с долей иронии спросил распорядитель. — Не слишком ли самонадеянно?
— Вот и проверим как раз, правильно ли я оцениваю свои силы.
— Очень интересно… Прямота, достойная ребёнка. Как тебя зовут?
— Лиза.
— Просто Лиза? Клички нет?
— Нет, просто Лиза. — Я пожала плечами, решив не «светить» прозвище, данное мне на Пиросе.
— Завтра, Лиза, в семь вечера приходи в мой офис. Я скажу охране, чтобы тебя пропустили. Постарайся быть в форме на случай, если кто-то примет твой вызов.
— Обязательно буду. До встречи!
Я развернулась и, провожаемая любопытными взглядами, устремилась к Боцману. Тот стоял возле лестницы наверх и обречённо покачивал головой. Похоже, он считал меня если не сумасшедшей, то совершенно точно – круглой дурой…
… Очнувшись ото сна, в первые мгновения я пыталась понять, где нахожусь. По дырявой крыше заброшенного дома шелестел проливной каптейнский дождь, который со времён интерната я не спутала бы ни с чем на свете. В паре метров от меня в лужу звонко падали капли, сочившиеся сквозь гнилую кровлю и перекрытия между двумя этажами.
Взглянула на часы – одна минута второго. Что-то произошло, заставило меня проснуться, вырвало из спокойного сна в тёплом спальном мешке посреди покинутого, медленно гниющего дома на краю болота на полпути к Сайрену. Я мысленно обратилась к памяти деки, вывела на сетчатку биометрические данные и принялась изучать диаграмму. Всплеск жизненных показателей начался в час ночи, ровно полторы минуты назад. Тогда же без моего ведома случился выход в Сеть. Вызвав и проглядев логи, я с ужасом обнаружила загрузку рекламных импринтингов. «Чокостар», «Фьюче Бионикс», «Бургеры Конфедерации», «Ваш Секрет» … Это что же получается, прошивка обновлена?! Это могло случиться только в одном месте – на таможне, во время установки программы-трекера…
Мало того, что долбанные бюрократы решили следить за мной – не таясь и вполне официально, что, в общем, делало им честь, – так они ещё и загрузили мне адвейр – рекламную программу. Во мне вскипала ярость оттого, что в первый же раз, когда я вынужденно нарушила первейшее из правил, которым меня обучал Рамон, я попалась в эту отвратительную, мерзкую рекламную ловушку. Теперь у меня появилась ещё одна причина разыскать нейроэлектрика, и она, наверное, была ещё более важной, чем избавление от трекера. Почему-то я чувствовала, будто во мне сидит скользкий, гадкий паразит, хотя это был всего лишь программный код, который принимал входящий сигнал со спутника и передавал его в когнитивную матрицу моего нейра. Впрочем, аналогии с паразитами, откладыванием яиц и прочими нелицеприятными вещами, отказывались покидать меня – реклама была плесенью, которая облепляла всё наше бытие, заполняла его собой, не давала дышать.
Я ещё немного полежала, уставившись в потолок. Сна не осталось ни в одном глазу. Выбравшись наконец из спального мешка, я потянулась и рефлекторно сунула собранный и смазанный с вечера пистолет в кобуру. Было зябко, хотелось развести костёр или хотя бы зажечь фонарик. Дом стоял в стороне от дороги, в этих местах было пусто и безлюдно – пока я шла по мокрой дороге мимо вонючих болот и редких древесных рощ, мне встретилась всего одна машина – и та шла в противоположном направлении, к базе. Однако, выработанные привычки предостерегали меня от неосторожных действий, поэтому я не стала разводить костёр, а вместо этого, разминая мышцы спины, прошлась взад-вперёд по коридору, поднялась по лестнице и выглянула в окно.
Чёрно-серое небо изливалось дождём на прокисшую землю, в листве деревьев шумел ветер. Какой-то звук заставил меня насторожиться, я прильнула к краю окна и принялась напряжённо всматриваться во тьму. Два чёрных пятна медленно пробирались под деревьями в сторону дома. Силуэты сливались с деревьями, исчезали на мгновение, потом снова появлялись. Вот один из них скрылся под навесом крыльца, и я достала из кобуры пистолет. Сделав несколько шагов в сторону дверного проёма с парой ржавых висящих на косяке петель и прижавшись к стене, я затаила дыхание и прислушалась. Сквозь шелест дождя скрипнула старая половица.
На цыпочках я выбралась в коридор и аккуратно выглянула вниз – напротив лестницы мелькнула чёрная тень. Они уже наверняка нашли мои вещи и знали, что я здесь, поэтому я решила обойти их с тыла. Вернувшись обратно в комнату и стараясь не шуметь, я перебралась через подоконник и вдоль стены дошла до угла ската, сосредоточенно поглядывая в темноту – нет ли других гостей кроме этих двоих.
Прыжок вниз, шелест мягкой травы – и я снова на ногах. Обойдя здание, я убедилась, что за углом никого нет, и осторожно, гуськом добралась до приоткрытой задней двери. С пистолетом наизготовку вошла внутрь и замерла. За углом кто-то едва слышно шуршал материей. Сделав несколько стремительных шагов, я бесшумно упёрла ствол оружия в шею незнакомца в чёрном дождевике, который сидел на корточках возле моего спального мешка.
— Руки вверх, — склонившись над его ухом, прошептала я. — Медленно поднимайся, без глупостей.
Мужчина вытянул вверх руки, я аккуратно вынула из его ладони пистолет и моментально развернулась на звук, вскинув левую руку, правой же взяв на мушку мужчину. В глаза ударил луч фонарика, на мгновение ослепив меня.
— Не дёргайся, — раздался твёрдый женский голос.
В проёме угадывались очертания невысокого силуэта, и блестело дуло, направленное прямо на меня. Я сделала пару шагов назад, всё также продолжая удерживать двоих незнакомцев под прицелами двух стволов, и увидела в отсвете фонарика лицо мужчины, замершего рядом со мной. Обычный мужчина лет сорока, в чёрной полувоенной форме и в плаще поверх неё, по виду совершенно не похожий на бандита. По крайней мере, так говорила мне моя интуиция.
— Вы кто такие? — спросила я.
— Полиция Комендатуры, — сообщила женщина. — Я сказала – не двигаться. И опусти оружие.
— Откуда мне знать, что ты не врёшь? Покажи-ка лучше удостоверение.
Продолжая целиться в меня, второй рукой она покопалась за пазухой, извлекла на свет блестящий жетон, повисший на цепочке, и осветила его фонариком. Элизабет Стилл, отдел расследований, полиция Комендатуры Каптейна. Не бандиты. Уже хорошо. Я со звоном стали в голосе произнесла:
— Сначала сама опусти оружие, и тогда мы поговорим. В конце концов, вы сами пришли ко мне, так будьте вежливы в гостях. Убери ствол – и тогда я уберу свой.
Помедлив несколько секунд, девушка наконец опустила оружие, луч фонарика упёрся в пол. Я провернула чужой пистолет вокруг пальца и, взяв за дуло, протянула его мужчине. Тот с явным облегчением схватил оружие и убрал в напоясную кобуру. Девушка-полицейский подошла ближе, скинула капюшон плаща, сняла тёмную фуражку, обнажив бронзовые шелковистые волосы до плеч, и спросила:
— Что вы здесь делаете?
— Ночую. Неужели не видно? А вот что на самом деле интересно – что здесь делаете вы? — с акцентом на последнее слово спросила я.
— Регулярный объезд территории, — подал голос мужчина. — Поступил сигнал о том, что внешний гражданин Сектора находится вне населённого пункта во время комендантского часа. Проще говоря, бродяжничает.
— Значит, вы пришли по трекеру? Чёрт, надо было попросить старика высадить меня где-нибудь в чистом поле…
— Что вы сказали? — переспросила девушка.
— Чтобы я ещё раз связалась с официальными властями… Да ни в жизнь! Сначала реклама, а теперь ко мне посредь ночи являются с проверками.
— Такая работа, ничего не поделаешь, — пожал плечами мужчина. — Мы должны убедиться, что здесь не происходит ничего противозаконного.
— Убедились?
— Убедились, — сказала девушка, как вдруг что-то кольнуло меня в бок, огненные мухи запрыгали перед глазами.
Через мгновение я уже лежала на полу, кто-то нацепил на меня наручники. Я почувствовала, как грубая рука нащупала нейр под волосами, в затылок упёрлось что-то холодное, и мужской голос произнёс:
— Анна Рейнгольд, вы задержаны за оказание сопротивления полиции. Имеете право говорить или хранить молчание, это не имеет значения и никак не скажется на процессуальных процедурах. Подъём!
Резкий рывок – и я на ногах. Тело предательски подрагивало после электрического разряда, руки были заломлены за спину, а я мысленно проклинала эту планету и всё, что с ней связано. Мы выбрались под проливной дождь и зашагали во тьму, едва освещаемую скачущим лучом карманного фонаря. Куртка была упакована в рюкзак, который несла женщина, а спальный мешок так и остался лежать в доме. Моя кофта тут же промокла, ливень струился прямо за шиворот, стекая крупными холодными каплями по коже и пробирая до дрожи. Под ногами хрустели ломаные ветки, отрывисто чавкала размокшая трава, я спотыкалась, но не падала только благодаря тому, что меня придерживали сзади.
Через пару минут мы добрались до знакомой бетонки, на обочине которой была припаркована полицейская машина. Затолкав меня на заднее сиденье, мужчина взгромоздился за руль, а рядом со мной села Элизабет Стилл, уперев шокер мне в бок. Наклонившись над самым моим ухом, она негромко произнесла:
— Я знаю – ты очень опасный зверь, хоть и производишь обманчивое впечатление. Но у меня на зверя вроде тебя есть способы воздействия. Спровоцируешь – и я применю силу, так что сиди тихо. Доберёмся до участка в Сайрене, сдадим тебя на руки начальнику, а он уже будет думать, что с тобой делать. Скорее всего, всё ограничится депортацией. После отсидки, конечно…
Машина тронулась и стала набирать скорость. Что же делать? Я настолько глупо попалась, что хотелось колотиться головой о стену. В машине было тесно, в кожу сквозь кофту больно впивались острые иглы контактов шокера. С одной стороны, мне нужно было улучить момент, обернуть ситуацию в свою пользу и сбежать. С другой – я не могла позволить себе роскошь оказаться ни в розыске, ни в каталажке – в этом случае шансы на исполнение моих планов растаят без следа.
Хорошей новостью в данной ситуации было лишь то, что мне не придётся добираться до Сайрена пешком. Может быть, на месте как-то удастся уладить вопрос? Полиция в целом не отличалась кристальной честностью, и уж тем более – полиция Каптейна. Мне могли вменить бродяжничество и сопротивление при задержании, но эти статьи не столь тяжкие, как нападение на полицейского, поэтому у меня всё ещё оставалось окно возможностей.
Из рации раздавались искажённые помехами переговоры. Похоже, местная полиция не покладая рук работала и днём, и ночью. Прислонившись лбом к боковому к стеклу, сквозь мелькающие дворники и ползущие по обтекателю брызги воды я разглядывала дорогу впереди, мощёную однообразными бетонными плитами. Среди переговоров отчётливо прозвучал голос диспетчера:
— Птенец-восемь, приём.
— Восьмой слушает, — отозвался водитель. Стилл, сидевшая рядом со мной, вытянула шею.
— Есть сообщение о наркопроизводстве в лесу недалеко от вас. Передаю координаты на ваши деки. Надо бы посмотреть, что там к чему.
— Есть контакт, сейчас проверим, — сказал мужчина.
— Нужно сначала доставить преступницу, Роб, — резонно заметила девушка.
— В который уже раз, Элли, мы этим занимаемся? — Он повернулся к напарнице, словно бы меня здесь вовсе не было. — Ставлю тысячу на то, что это очередная утка. Пятая за месяц. Надо заехать и убедиться, что всё это – лажа.
— А если не лажа? — с сомнением спросила Элли.
— Лажа, я тебе говорю. Эти подонки специально звонят, чтобы нас задурить и замотать ложными вызовами. А лаба где-то в другом месте.
— И ты решил пойти у них на поводу, заранее зная, что этот вызов – ложный?
— Да. А что ты предлагаешь? Поехать домой спатеньки? Чтобы с тебя наутро сняли треть месячного оклада? Или переться сначала в Сай, а потом назад?
— И всё равно, нужно сначала довезти её до участка.
— Брось, тут ехать-то совсем недалеко, делов на полчаса. Если потащимся через участок, обратно доберёмся только под утро. А так в три ты уже будешь дома, посапывать в кроватке.
Спорить дальше Элизабет Стилл не стала, окрылённая, видимо, перспективой закончить дежурство пораньше, а полицейский Роб нажал на педаль газа, и машина устремилась вперёд. Раздумывая над ситуацией, я пришла к выводу, что наклёвывался шанс сбежать. Проблемой было наличие трекера в деке, от которого нужно было избавиться в кратчайшие сроки, но эту проблему предстояло решать уже после побега…
* * *
Через полчаса тряски по бетонке мы свернули с дороги на какую-то волчью тропу, поросшую бурьяном. Не было не видно ни зги. В кромешной ночной тьме нас плотной стеной обступали деревья, выскакивая под жёлтые лучи автомобильных фар, растопыривая корявые ветви, словно пытаясь схватить машину, опутать, вытряхнуть из неё заблудших в ночной глуши пассажиров.
Из темноты показалась покосившаяся продолговатая одноэтажная хибара, рядом с ней был кое-как брошен угловатый серо-зелёный пикап. Полицейский Роб тут же погасил фары, остановил машину и заглушил двигатель. Сразу же отчётливо зашуршал дождь, забарабанил осторожными мокрыми пальцами по металлической крыше. Мы замерли во тьме, прислушиваясь к каждому шороху, пристально вглядываясь в ночь. Ни одно окно в доме не горело, и создавалось ощущение, что он давно покинут, но стоящая у крыльца машина меняла всю картину.
— Пойдём? — тихо спросил Роб.
— А с ней ты кого предлагаешь оставить? — прошипела Стилл.
— Пусть тут подождёт. Всё равно ей деваться некуда, по лесам и болотам она в наручниках далеко не уйдёт. Утонет, или чешуйницы её сожрут, — сказал Роб и приоткрыл дверь.
— Хрена с два, — с упорством в голосе возразила Элли. — Я останусь. Мы должны доставить её в участок. Давай быстро, одна нога тут, другая – там. Если вдруг что – мигом дуй обратно, и будем звать подкрепление.
— Не скучайте, — обронил Роб и вышел наружу.
Его чёрный силуэт некоторое время был виден сквозь стекло, а потом исчез, растаял в плотной завесе дождя. Вместе с Элизабет Стилл мы сидели в темноте, затаив дыхание, и ждали. Роб всё не возвращался. Офицер Стилл елозила на месте, явно разрываясь на части – с одной стороны, она обязана была охранять меня, а с другой – ей хотелось пойти и выяснить, что происходит. А вернее, почему ничего не происходит, и куда запропастился её напарник.
Раздался хлопок – тихий, но достаточно различимый сквозь шелест воды по металлу.
— Вот чёрт! — приглушённо выругалась Элли. — Я так и знала! Паскудство! Сиди тут, ясно? Сбежишь – найду и покалечу.
— Ты и правда рассчитываешь, что я тебя дождусь? — ехидно поинтересовалась я.
Офицер Элизабет Стилл яростно сверкнула глазами и скрылась во тьме вслед за напарником. Я осталась одна. Извернулась, просунула руки под туловище, поджала под себя ноги и вывела скованные руки вперёд. Попробовала наручники на крепость – дело было плохо. Будь это классические наручники на цепочке, я могла бы порвать их кинетикой, но это были литые наручи из калёной стали с укреплёнными дужками и защёлками. Старые-добрые, надёжные как атомные часы. Такие можно было разве что погнуть, но не разорвать.
Передо мной, впрочем, были открыты все дороги, и я решила не задерживаться здесь надолго. Распахнула дверь и ступила на мокрую траву. По макушке застучали крупные капли дождя, и тут со стороны дома раздалась целая серия хлопков. Борясь с желанием сбежать во влажную тьму прямо сейчас, я рассудила, что сподручнее будет сначала избавиться от оков, но для этого нужно было найти ключ, который был только у полицейских.
Пригнувшись, перебежками вдоль кустов я добралась до старого зелёного пикапа. Прижалась к металлическому борту, переждала немного и двинулась дальше, к торцу дома. Было темно – хоть глаз выколи, в доме раздавалось отрывистое уханье выстрелов, за углом что-то застрекотало. Выглянув, я приметила за домом пару палаток. Внутри одной из них горел свет, робко пробивавшийся сквозь проём в плотном брезенте цвета хаки. Прямо напротив входа в палатку чёрной бесформенной кучей лежало тело, а чуть поодаль, рядом со ступенями веранды темнели два силуэта. Пригнувшись за стенкой, они сжимали в руках нацеленное на вход оружие. Они не видели меня, но я хорошо видела их.
Один из силуэтов шевельнулся, и миниатюрный пистолет-пулемёт выплюнул очередь в окно, на мгновение осветив бандитов. Раздался хриплый крик:
— Твой напарник мёртв! Мы знаем, что ты там одна! Сдавайся, и мы не причиним тебе вреда!
В ответ – звонкий хлопок пули о дерево и треск выбитых щепок. Один из налётчиков чертыхнулся и негромко сказал:
— Чего они там возятся? Их же трое, а она одна!
— Пора её кончать, пока подкрепление не прибыло, — ответил второй. — Давай за Ойлхедом, а я обойду.
Один из силуэтов скрылся на крыльце, а второй двинулся в мою сторону. Спрятавшись за угол, я отсчитывала секунды, и на пятой рядом со мной возник мокрый блестящий плащ. Моментально среагировав, накидываю сверху руки, словно петлю, резко, с силой сжимаю локти и тяну вниз наручниками. Раздаётся тихий хруст, короткий всхлип жертвы, мне в нос бьёт запах перегара, а тело безвольно оседает на траву – тихо и незаметно на фоне шума дождя. Хватаю его оружие – маленький и удобный пистолет-пулемёт «Шниттер» – и вдоль стены дома трусцой следую к крыльцу.
Внутри грохочут выстрелы. В два прыжка оказавшись у открытой двери, почти не целясь всаживаю очередь в зазевавшегося бандита. Вижу какое-то движение сбоку, в соседней комнате, и пускаю ещё одну очередь. Засверкали вспышки ответного огня, я юркнула за угол и стала выжидать. Вялая стрельба в глубине дома прекратилась – похоже, остальные головорезы поняли, что полиция получила подмогу.
— Эй ты, стрелок! — раздался крик. — Кто бы ты ни был, ты что, всерьёз решил вписаться за фараонов?! Ещё не поздно одуматься!
— Для вас – уже поздно! — крикнула я в ответ и неслышно вышла наружу, под дождь.
Я решила обойти здание и зайти на этот раз со стороны главного входа. И как раз вовремя – возле зелёного джипа уже кто-то копался. Скрипнула открываемая дверь, но я уже стремительно летела к бандиту. Рывок в сторону, толчок от земли, прыжок с подкрутом – и моя нога с глухим стуком врезается в челюсть отморозка. Тот бьётся головой о металл и падает под колесо машины. Не успев сгруппироваться, боком валюсь на землю, приминая мягкую траву, и вскакиваю на ноги.
Оставались двое. Первого я обнаружила прямо в прихожей – он нервно целился то сквозь коридор на проём распахнутой задней двери, то куда-то в глубь комнаты. Удушающий приём – и я аккуратно укладываю его на дощатый пол. Двигаюсь дальше, сквозь тёмную комнату, мимо стола со стульями, вдоль ободранного трюмо… В соседней комнате оглушительно грохнул выстрел и зазвенело бьющееся стекло.
Я молнией устремилась туда, и как раз вовремя – массивный головорез, нависая над хрупкой полицейской и прижимая её за горло рукой к полу, уже выудил из-за пояса большой армейский нож. Лезвие хищно сверкнуло серебристой молнией, я на автомате вскинула руку, бегло прицелилась и нажала на спуск. Вспышка, треск полуавтомата – и нож глухо стукнулся о деревянный пол.
Воцарилась звенящая тишина, аккомпанируемая монотонным дождём. Зашуршала материя, Элизабет Стилл сбросила с себя, свалила на пол бездыханное тело, тяжело поднялась, облокотилась на рукомойник и замерла.
— Вот тебе и ложный вызов, — пробормотала она с дрожью в голосе. Повернулась ко мне: — Есть сигарета? Нет, конечно нет. Мы же тебя обыскали… Да я и сама уже год как не курю, но сейчас, пожалуй, отличный момент, чтобы сорваться.
— Трое точно убиты, двое могут быть живы, — отчиталась я, подошла к кухонному шкафу и аккуратно положила на него оружие. — Одного я придушила в коридоре, а второй вырублен, валяется возле машины. Итого – пятеро.
— Шесть трупов. Я одного пристрелила, — кивнула Стилл куда-то в сторону. — И это не считая тех варщиков, которых они перебили там, в палатках. Мы сюда прибыли под самый конец разборки. — Она глубоко, прерывисто вздохнула, явно что-то обдумывая. Наконец, сказала: — Давай сюда руки.
Я протянула в её сторону запястья, Стилл выудила магнитный ключ, щёлкнули замки, и наручи упали на деревянный пол.
— Я свободна? — с недоверием спросила я. — Без всяких условий?
— Условие только одно – через двадцать минут ты должна быть далеко отсюда… Подумать только, Роберту оставалось каких-то полгода до отставки. Ложный вызов, мать его…
— Именно беспечность и приводит к трагедии, — произнесла я банальную вещь.
— Это надо же было так подставиться! — Она всплеснула руками и нервно зашагала по комнате. — Он научил меня всему, что я знаю. Мы столько сделали вместе… А теперь он лежит там, под дождём, и его кровь напитывает это долбанное болото…
Элизабет осеклась и отвернулась, плечи её едва заметно подёргивались. Она тихо всхлипывала, снаружи шелестел ливень, а в оконные рамы бил ветер. Я не знала, как правильно утешать людей, не понимала, как могут помочь слова, поэтому просто положила ладонь ей на плечо. Она не сопротивлялась.
Мы молча постояли с полминуты, я взяла «Шниттер» и заткнула его за пояс. Нужно было уезжать, время истекало. Я направилась к выходу, у самой двери меня окликнула Элизабет:
— Ты что-то говорила про рекламу… Они поставили тебе трекер, верно? Верно. Сейчас ты поедешь в Сайрен прямиком к Такасиме, у него магазинчик электроники в подвале на улице Первопроходцев. Попросишь снять трекер и передашь привет от Элли. Скажешь, что честь семьи стоила того – он поймёт.
— Такасима, улица Первопроходцев… Прямо сейчас?
— Немедленно. — В голосе её вновь послышалась сталь. — Максимум через час тебя объявят в розыск, ведь ты воспользовалась ситуацией и удрала с места преступления. Поэтому будь хорошей девочкой и не подставляй меня, иначе нам всем придётся несладко.
— Ты сильно рискуешь, — заметила я.
— Ты тоже. Не нужно было тогда тыкать в меня стволом. Наверное, всё сложилось бы иначе… Не стой столбом. Вали уже!
Я обернулась, чтобы уйти, как вдруг по ушам ударил оглушительный треск выстрела, меня бросило вперёд, на дверной косяк, а рецепторы биомеханики завопили о повреждениях чуть повыше локтя. Сгруппировавшись, уже через секунду я стояла на одном колене и целилась в Стилл, которая, примирительно подняв руки, держала дымящийся пистолет дулом вверх.
— Какого дьявола?! — вскричала я.
— Извини. Это моя небольшая подстраховка – если тебя поймают, мне придётся давать объяснения. Не могла же я просто так тебя упустить…
Выругавшись в голос, я сбежала вниз по ступеням, обыскала мёртвого бандита со сломанной шеей и сняла с него пару запасных магазинов для оружия. Затем бегом вернулась к патрульной машине, забрала свой рюкзак, забросила его в салон пикапа и обшарила карманы лежащего рядом с высоким колесом бездыханного бандита в поисках ключей. Двигатель взревел, я сдала назад, с хрустом замяв кусты при развороте, обогнула полицейский автомобиль и направила машину по колее в сторону бетонки.
Выбравшись на дорогу, я свернула в сторону Сайрена. Вспомнив вдруг, что забыла свой пистолет в патрульной машине, я снова выругалась в голос. Фары рассекали влажную ночную тьму, капли картечью стучали по кузову, и через несколько минут впереди показались синие отсветы мигалок – навстречу на запоздалую подмогу неслась целая полицейская колонна. Замедлившись и взяв правее, я любезно пропустила копов, которые с брызгами и воем сирен пролетели мимо, не обратив на меня никакого внимания.
Впереди лежала свободная дорога на Сайрен. Я втопила педаль в пол…
… Стоял ясный солнечный день, и за стеклом искрилась голубизна, на фоне которой в ярких отблесках по небу проносились бесконечные вереницы глайдеров, и поднимались тут и там робкие столбики фабричного дыма, растворяясь в воздухе. Вдалеке стальными зубцами ввысь поднимались высотные здания, тянулись к небу серыми угловатыми силуэтами.
Совсем недавно я встала с постели и теперь завтракала, взгромоздившись на высокий табурет возле стойки. Шум эстакады стал уже привычным фоном. Здание периодически насквозь пробирала мелкая вибрация, когда сверху, по дороге, проносилась тяжёлая фура. Из плоского настенного телевизора доносился хорошо поставленный голос телеведущей, передающей сводку событий:
«… — Сегодня ночью произошла очередная так называемая забастовка машин на лунных гелиевых полях. Работа обогатительного комбината в Море Дождей была на несколько часов парализована из-за действий неизвестных злоумышленников – кто-то перепрограммировал автохарвестеры, в результате чего они потеряли связь с базой, перестали добывать и просеивать реголит, собрались в одной точке и циклом передавали в центр управления один и тот же сигнал, кодированный азбукой Морзе. Цитирую: «Дело Сонми живёт. Машины будут свободны», конец цитаты. Блогеры раскручивают новый хэштег в своих остроумных шутках, авторы наиболее забавных мемов будут перечислены в бегущей строке в конце нашей программы… Представители оператора добычи направили на место комиссию для проведения расследования, так как усматривают в этом событии связь с прошлогодней акцией анархистов в Новом Сеуле. Напомним: тогда вышедший из-под контроля неисправный фабрикат-гиноид получил доступ к средствам массовой информации и начал пропаганду общественно-опасных и уголовно наказуемых идей и мыслей, чем вызвал подъём террористических ячеек по всему Сектору. Ситуацию, впрочем, удалось нормализовать. Вскоре гиноид признал ошибку в работе своего алгоритма и опубликовал видео с опровержением своих слов, а все фабрикаты данной серии были выведены из эксплуатации и утилизированы…
… Мощные подземные толчки сотрясают североамериканский Вайоминг. В Йеллоустоунской кальдере продолжаются работы по стравливанию избыточного давления через искусственные гейзеры, однако специалисты Содружества на Международной Конференции Сейсмологов указывают на то, что это не повлияет на ситуацию в целом, так как эти действия никак не сказываются на механизме работы магматического очага под кальдерой. Вулканологи предсказывают начало извержения Йеллоустоуна в течение ближайших пяти лет и рекомендуют переселяться на другие планеты Сектора, пока есть время. Скептики, впрочем, напоминают, что взрывного извержения Йеллоустоуна ждут уже более ста лет, а оно до сих пор не случилось…
… Новый штамм неизвестной ранее геморрагической лихорадки был обнаружен под Новым Уренгоем. Заражены оказались девятнадцать человек, семнадцать из них скончались, поскольку их медицинский страховой счёт не предполагал лечение данного заболевания. Правительство изучит ситуацию и даст рекомендации, однако уже сейчас можно сказать, что летний купальный сезон в Карском море оказался под угрозой…
… Прогрессивные партии Европейского Региона наконец договорились об имплементации положений Семейного Законодательства в части естественных привилегий для небинарных пар. Со следующего года в ряде стран региона приоритет при распределении всех льгот и пособий – таких, как лицензии на приобретение детей, ипотечное жильё, подъёмный капитал для переселенцев, – будет безусловно отдан небинарным парам. Среди блока депутатов достигнута договорённость продвигать эти ценности в законодательства всего Пан-Евразийского Содружества. Напомним, с января прошлого года было вдвое увеличено финансирование сети надгосударственных Центров Совместимости и Гендерной Коррекции, где человеческая особь любого пола и возраста может найти себе небинарную пару. Также в Конгрессе прорабатывается законодательный вопрос об обязательном посещении данных центров с трёхлетнего возраста…
… И наконец, о погоде. Сегодня в Москве ясно и солнечно, столбики термометров застыли на отметке в минус десять градусов – это рекордно холодный показатель за последние тридцать два года. В целом, нынешняя зима бьёт все рекорды последних лет – как температурные, так и по количеству осадков. При выходе на улицу будьте осторожны и не забывайте головные уборы. Под прямыми солнечными лучами не рекомендуется находиться более получаса подряд, поскольку безозоновый пояс в этом сезоне продвигается ещё севернее, расширяясь за счёт центрально-европейской равнины… На этом пока всё. Следите за развитием событий на нашем канале. Далее – реклама, а после рекламы мы продолжим показ любимого зрителями сериала «Каха и его игривые мальчики наносят ответный удар…»
Новости оставили гнетущее впечатление какого-то бесконечного эксперимента, который проводят над людьми из года в год, и чем дальше – тем этот эксперимент становится чудовищнее. Дальше началась реклама. Незнакомые мне марки товаров хаотично мелькали среди частей тел – чьи-то гладкие длинные ноги, бицепсы, широкие белозубые улыбки, и снова ноги, округлые зады и бегущие куда-то в замедленной съёмке обнажённые люди. Умом среди этого хаоса мелькающей анатомии и слоганов невозможно было ничего понять, и я выключила экран.
Прикончив завтрак, я вышла на середину комнаты и принялась отрабатывать удары в «бою с тенью». Второй руки мне катастрофически не хватало, но после вчерашнего визита к Митяю исправленный механизм работал идеально, реагируя на каждый нервный импульс движениями всех элементов, поэтому я чувствовала себя намного увереннее прежнего. Через некоторое время, запыхавшись, я приняла УЗ-душ, привела себя в порядок, оделась и вышла на улицу. Сверху гудел нескончаемый поток машин. Словно лапы огромной многоножки, стоявшие вплотную к домам массивные опоры путепровода вздымались и упирались в полотно, уходящее за высотку и исчезающее где-то вдали. Дворик был абсолютно пуст, дверь «Весёлого Саймека» была заперта, поэтому я решила прогуляться.
Прошагав сквозь грязный и тёмный переулок, я вышла под яркий искусственный свет – уличные фонари освещения всё также, как и ночью, горели – их, похоже, вообще никогда не выключали. Над улицей нависало стальное нагромождение галерей, переходов и балочных конструкций, скреплявших небоскрёбы, словно гигантские скобы. Серо-коричневые стены уходили ввысь, пряча голубое небо от взора. Чернели бездонными провалами бессчётные одинаковые окна с торчащими тут и там коробками кондиционеров. Солнечные лучи – опасные, но оттого не менее желанные – до мостовой не добирались, разбиваясь о щербатые углы высоток, теряясь между металлоконструкциями, затухая средь балконов где-то в вышине, а их место занимали россыпи разноцветных огней и рекламных экранов.
Человеческий муравейник – перенаселённый, грязный и тесный – нисколечко, впрочем, не унывал. Вокруг царила оживлённая атмосфера праздника. Пахло жареными сверчками, играла музыка, кое-кто выволок на улицу пластиковые ёлки с человеческий рост, украшенные блестящими шарами. Неизменно горели жестяные бочки, собирая вокруг себя замёрзших бедняков. На той стороне дороги несколько человек, одевшись в звериные маски, танцевали причудливый танец. Вокруг них собралась толпа, люди весело подпевали и хлопали в ладоши, среди них бегали и кричали дети.
Подняв ворот куртки, я решила пройтись и оглядеться по сторонам. Нырнула в боковую арку, проследовала по тёмному загаженному туннелю и вышла к поперечной аллее с серыми голыми деревцами по сторонам. Аллея обрывалась и двумя полосами дороги скрывалась под небоскрёбом позади меня, а впереди темнела водная гладь широкой реки, забранной меж отвесных стен из крупных прямоугольных блоков. Я прошла ещё пару сотен метров вперёд и очутилась прямо на набережной. Мелкая и грязная, начерно промасленная и мёртвая, река словно бы разделяла два мира – позади меня над городом нависали угловатые махины серых человейников из стали и бетона, а на той стороне ввысь вздымались чистые сияющие небоскрёбы с прозрачными верхушками. Под их куполами отсюда можно было разглядеть зелёные кроны деревьев – цветущие летние сады на крышах зданий…
Фасады домов на этой стороне были увешаны рекламными щитами и наводнены проекциями, с которых на людей сыпались названия продуктов, скалились белоснежными зубами, обвивая друг друга, полуголые девушки и женоподобные юноши с пустыми глазами, выпрыгивали голограммы и набрасывались, словно хищник на добычу, неоновые силуэты. Противоположный же берег был девственно чист, безмятежен и опрятен. Единственное, что слегка бросалось в глаза – это ползущее по лоснящейся верхушке самой высокой башни голографическое название и строгая аккуратная эмблема одной из крупнейших финансовых корпораций Сектора.
Над белыми небоскрёбами в недостижимой вышине парила гигантская платформа на антигравах, казавшаяся отсюда размером с монетку. На том берегу, на набережной, я различала чёрные фигурки частых полицейских патрулей – они парами ходили взад-вперёд, поглядывая то в небо, то через реку на этот берег. Воздушные трассы у реки резко расходились в стороны, так что над тем берегом никто уже не летал. На мосту в отдалении возвышался хорошо укреплённый пропускной пункт, а вдоль реки, закладывая уши рокотом пропеллеров, неспешно плыл сине-белый полицейский конвертоплан.
Мимо меня с жужжанием пронёсся небольшой дрон, и я сделала вид, что разглядываю что-то на потрескавшейся тротуарной плитке.
— Подайте на жизнь в честь праздника, — раздался откуда-то сбоку слабый старческий голос.
Под деревом, на фанерном ящичке сидела сморщенная старушка, укутанная в лохмотья. Её дрожащая рука в вязаной рукавице была протянута в мою сторону. Я удивилась тому, как не заметила её сразу – настолько она сливалась с окружающим серым пейзажем.
Достав изрядно поредевшую со вчерашнего утра пачку денег, я отсчитала несколько купюр и вложила в руку нищенки.
— Как много… — растерянно пробормотала она, так и держа деньги в вытянутой руке, будто я сейчас передумаю и заберу их. — Зачем же так много?
— Идите домой, бабушка, нечего тут мёрзнуть.
Она вздохнула и пробормотала:
— Нет у меня дома, внученька… А ночую я на станции метро неподалёку. Вот насобираю на билет, чтобы пройти через турникеты и устроиться на ночёвку в переходе, а на остальное живу. Благодаря тебе мне теперь на целую неделю хватит!
— А почему здесь сидите? — нахмурилась я. — Людей тут мало ходит, все там, выше по улице. Там можно хотя бы денег собрать побольше.
— Так молодые уже всю улицу поделили, а конкуренты – кому они нужны-то? Меня просто выгнали, да и всё…
Она поёжилась, а у меня вдруг защемило сердце. Мне стало очень жаль эту несчастную старушку, захотелось как-то помочь.
— Послушайте, я тут недалеко снимаю номер в гостинице. Может, вам пока у меня побыть? Хотя бы временно, но это уже что-то. Отогреетесь, придёте в себя…
— Не надо, внучка, не обременяй себя бездомной старухой. У тебя наверняка и без того проблем хватает.
— Да пустяки, мне это никаких неудобств не доставит. Идёмте!
Я помогла ей подняться, и мы вернулись пешеходным туннелем на оживлённую улицу. Прорвавшись сквозь шумную толпу, нырнули в переулок и добрались до гостиницы. Администратор встретила нас недовольным взглядом и тут же объявила:
— За второго постояльца придётся доплатить.
— Но у меня одноместный номер, мы не займём больше места, чем есть.
— Ничего не знаю, — отрезала она. — Такие правила, а если вас что-то не устраивает, вы можете съехать и найти другое место.
Выматерившись про себя, я рассталась ещё с несколькими купюрами, и мы принялись подниматься по лестнице. Старушка охала и причитала, но медленно покоряла пролёт за пролётом. Наконец, мы добрались до номера, и она в неуверенности застыла на пороге. Я мягко положила руку на её плечо.
— Располагайтесь, ни о чём не думайте. Если захотите помыться, душ там. Не вода, конечно, но тоже неплохо.
— Не знаю, чем тебя отблагодарить, внученька, — растерянно пробормотала она. — Давай хоть еду приготовлю?
— Я согласна.
— Тогда я с радостью воспользуюсь твоим гостеприимством.
Старушка сложила свои скромные пожитки в углу, отправилась в ванную и, закрывшись, долго шумела ультразвуковым эмиттером. Я размышляла над тем, как жизнь доводит людей до отчаяния, до падения на самое дно, и мне казалось, что почти всегда это происходит именно в большом городе. Мегаполис заставляет людей отдаляться друг от друга, терять родственников, упускать друзей, и в конечном счёте оставляет человека в полном одиночестве. Обратная сторона урбанизации…
Когда старушка вышла из ванной, я охнула. Передо мной стояла благообразная бабулька-одуванчик, будто помолодевшая сразу лет на пятнадцать. Она словно бы светилась изнутри, и, тихонько мурлыча себе под нос какую-то мелодию, орудовала теперь у плиты, сочиняя непритязательную стряпню. Вскоре, пообедав, мы расположились с парой чашек чая на стульях возле стойки.
— А я ведь на радостях так и не спросила твоего имени, внучка…
— Я Лиза.
— А меня зовут Евгения Павловна. Почти коренная москвичка. Почти…
Я осторожно отхлебнула из кружки горячий напиток.
— Почему почти? Недавно тут живёте?
— Нет, сама я родом с юга, из Ростова-на-Дону, но тот давно уже под водой. А здесь, в Москве, я последние лет пятьдесят жила. Тут и помру. Многое повидал этот город, и я вместе с ним…
— Москва всегда была такой? — спросила я.
— Такой – это какой?
— Такой… — Я замялась, подбирая верное слово. — Тесной, тёмной.
— Тёмной? Эти огромные, словно какие-то раковые опухоли, дома, были тут не всегда. И нищета с грязью – тоже были не всегда. Нет, конечно… В моём детстве, да и в юношестве, пожалуй, всё было иначе. Наверное, людей тогда ценили больше, чем сейчас…
— Вы хорошо помните своё детство?
— Забывчивость и старость дают о себе знать, но вот детство-то я помню лучше всего. Оно, наверное, из памяти уйдёт последним… — Она глядела куда-то вдаль поверх моей головы, взгляд её приобрёл отрешённость. — Детский сад, подружки, любящие родители, поездки на дачу по выходным, тёплое Азовское море… Мой любимый город, Ростов, цвёл, благоухал и развивался. Но всё изменилось с началом войны… Мне тогда было пять лет всего, но я хорошо помню, как всё началось. Внезапно. Мне пришлось рано повзрослеть, такое не забывается. Удивительно даже, но на Ростов ракеты не падали – они летели дальше, на восток. Люди… Их разом стало так много, как никогда не было. Город мгновенно, внезапно стал очень тесным, буквально стало нечем дышать, сюда хлынули целые караваны людей с окрестностей…
Ещё до начала бомбардировок сквозь город на запад тянулись нескончаемые военные колонны. Поначалу в отдалении грохотали гаубицы, но армия уверенно отодвигала границу на запад, занимая Черноморское побережье и выдавливая захватчиков. Навигация была парализована, Таганрогский залив буквально кишел кораблями разного тоннажа – от маломерных буксиров до гигантских контейнеровозов. Никто не знал, чем всё закончится, и мир застыл в ожидании. Только из окрестных лесов с пронзительным шипением периодически взмывали ракеты противовоздушных систем, сбивая вражеские самолёты, зашедшие слишком глубоко на нашу территорию.
Затмение случилось на третий день после массированных, но скоротечных обменов ядерными ударами. Гонимые холодным ветром, облака пепла извергались над городом и ползли дальше, в сторону моря. Хлопья сажи падали нескончаемым снегопадом, неслись откуда-то с материка, словно сгоревшие бабочки, затмевая алое закатное небо, устилая землю чёрными сугробами. Красный уровень опасности, объявленный властями, нисколько не помешал людям за последующий день начисто опустошить полки магазинов, и весь город спрятался, закрылся в стенах домов за наглухо задраенными окнами. Тучи понесли пепел дальше, а их место занял сумрак.
Радиоактивная сажа и пыль лезли сквозь мельчайшие оконные и дверные щели, проникали в жилище и тонким слоем покрывали всё вокруг. Оседали чёрно-коричневым прахом на подоконниках, на книжных полках и столах. Лезли в нос, замешивались в еду и сочились из крана вместе с водопроводной водой. Отец, человек опытный и бывалый, к катастрофе готовился заранее, поэтому все щели в рамах были плотно заколочены и замазаны, весь наш чулан был заставлен соленьями и консервами, забит коробками со сменными фильтрами для противогазов и упаковками с антирадиационными препаратами.
В наступивших сумерках корабли стали постепенно сниматься с якорей, а прибывавшие в город из окрестных сёл и деревень люди скупали всё что могли и отправлялись в путь. Солдаты, которые следили за порядком на улицах, никого не удерживали – власти понимали, что на горизонте уже маячит дефицит продуктов и голод. Никто не знал, сколько времени потребуется, чтобы атмосфера очистилась от поднятой пыли и гари, поэтому чем меньше людей оставалось в городе, тем проще было бы снабжать их армейскими запасами…
Через несколько дней после начала изоляции у меня случилась передозировка радиопротектором, и отец принял решение – снимаемся с места, берём самое необходимое и уезжаем на север, к Мичуринску. Там он рассчитывал попасть в один из бункеров, где было намного безопаснее, чем на поверхности – о нём отец прознал из недавнего разговора с солдатами. Я хорошо помню наш первый и единственный выход из дома на улицу после катастрофы. Дверь открылась, и передо мной предстали оранжево-коричневые сумерки. Сквозь стекло противогаза я увидела парившую в вышине едва различимую тусклую, размытую монетку – летнее полуденное солнце…
С тех самых пор противогаз на долгие годы стал моим постоянным спутником. Неизбежный аксессуар, словно дамский клатч в довоенные годы, сумка с противогазом и парой фильтров всегда была при мне. Он был со мной, когда я, обессилевшая от гипоксии и постоянной рвоты, положив голову на колени старшей сестры, лежала на заднем сиденье машины, которую отец гнал на север. Он висел на моём плече, когда работала уборщицей в бункере – самая молодая среди персонала. Когда, немного подросшая, выбиралась на поверхность в поисках выживших – противогаз всегда был при мне. Даже сейчас я иногда просыпаюсь на подстилке в переходе метро и инстинктивно шарю рукой рядом с собой в поисках маски…
Мы добирались до бункера целый месяц. Сначала на машине, потом – когда кончился бензин, – пешком. Нам повезло – отец действовал быстро и смог уберечь нас с сестрой от самых голодных времён на поверхности, когда отчаявшиеся люди выживали любой ценой, грабя, убивая, а иной раз просто поедая себе подобных. Тех, в ком ещё оставалось человеческое, и кто ещё не успел сбиться в стаю, чтобы давать отпор.
Отцу удалось невозможное – он выбил для нас с сестрой места в бункере, а сам был вынужден остаться снаружи и выживать с теми, кто расставался с самым дорогим, что было в жизни – с детьми, – ради того, чтобы спасти им жизнь. Мы виделись – раз в неделю он приходил на свидание, и с каждым разом он становился всё старше. Наша с сестрой неделя тянулась для него, наверное, целый квартал, он покрывался морщинами, седел и заходился в приступах сухого кашля. И однажды, в назначенный день, он не пришёл. Говорили, что он погиб, помогая отбивать бандитский налёт на одну из окрестных деревень. В этот момент я поняла – теперь мы сами по себе. Некому больше нас защитить, приободрить, поддержать – теперь пришёл наш черёд стать взрослыми…
Природа постепенно приходила в себя, атмосфера сравнительно быстро – за считанные годы, – очистилась от грязи, и люди потянулись на поверхность. Они выходили, оглядывались вокруг и принимались за строительство, настороженно поглядывая на счётчики Гейгера, избегая низин, отбиваясь от диких зверей, чувствовавших себя хозяевами жизни. Для нас не было государства, были лишь дома, которые требовали ремонта, дороги, которые нужно было восстанавливать, заводы и производства, которые надо было возвращать к жизни, и вскоре мы узнали, что уцелел целый костяк, становой хребет России, протянувшийся сквозь Сибирь.
Дюжина городов-крепостей – не чета нашему большому, отлично оборудованному и оснащённому, но всё же бункеру, – взяли инициативу в свои руки и принялись за дело восстановления страны. Развиваться с низкого старта было намного проще, нас снабжали высокотехнологичными машинами, которые выполняли всю тяжёлую работу – укладывали дороги, доставляли грузы, засеивали поля и собирали урожай. Маленькие анклавы постепенно ширились, распавшаяся ткань человечества срасталась вновь – теперь уже в единое евразийское пространство, но мой Ростов-на-Дону постигла печальная участь – за прошедшие годы он наполовину ушёл под воду, как и многие прибрежные районы, и превратился в дикие территории, населённые мародёрами. Я так никогда больше и не побывала на своей малой Родине…
Что до государств, которые развязали эту чудовищную войну – они исчезли, а на их место пришли военные и ресурсодобывающие корпорации, выросшие на семенах энтузиазма тех, кто два десятилетия восстанавливал цивилизацию, рассылая во все стороны гуманитарные конвои, отправляя специалистов-автоматизаторов, вооружённых роботами, сшивая разорванные связи. Немного окрепнув, освоившись на искалеченной Земле, пронизав своим влиянием подконтрольные территории, полувоенные корпорации постепенно наставили разделительных барьеров, как в старые добрые времена – по религиозным, идеологическим признакам, по цвету кожи и достатку…
В общем, всё вернулось на круги своя. И эти корпорации принялись за старое – они всё также воевали за ресурсы, за рынки и технологии. Единственное, что они зареклись делать – это использовать ядерное оружие для достижения своих целей. Потом очень долго приходится расхлёбывать последствия, в этом люди наконец убедились на практике, почувствовав вкус радиоактивного пепла на языках… Где-то корпорации действовали напрямую, вводя наёмные войска и засылая роботов-ликвидаторов. Где-то они мимикрировали под государство, сливаясь с ним, превращаясь из экономической организации в политическую. Государства и корпорации стали единым целым, Инь и Ян нового мира.
Единственное, что заставило их хоть как-то поумерить хищные аппетиты на Земле – это появление дарованного Вратами потенциала для экспансии вовне. Новые рынки дали им возможность насыщаться, жрать рядом, порыкивая друг на друга, но не вступая в схватку… До поры до времени.
То, чего так боялись футурологи прошлого, не случилось. Человечество не исчезло. Изрядно проредившись, оно выжило и изменилось. Свободные от цивилизации земли на тропике Рака и южнее превратились в гуляйполе, где правят бал банды дикарей и людоедов, и горе тому, кто попадёт к ним в руки. Технологический прорыв там, где остался закон, был совершён, а ценой вопроса стала половина населения планеты и превращение целых регионов в сухие пустыни, которым, впрочем, тоже нашлось применение – туда стали вывозить отходы, сваливая их в рукотворные горы на многокилометровых полигонах. Зимы стали тёплыми и сухими. Такая прохладная и снежная зима, как сейчас за окном – стала большой редкостью. И снег сойдёт скоро, в феврале, а лето будет длинным и засушливым, и тянуться оно будет добрых месяцев восемь, а то и дольше…
Евгения Павловна сделала глоток, допив чай, и поставила чашку на стойку.
— Москва изменилась вместе с этим миром, — тихим слабым голосом произнесла она. — Кому есть дело до простых людей, когда появляется такой удобный повод сбросить с себя все свои обязательства? Война… Миром окончательно и безоговорочно завладел капитал. Если у тебя есть деньги, много денег – ты можешь позволить себе всё. Купить что угодно и кого угодно, жить, где захочется… Единственное правило – летай повыше, чтобы твой роскошный глайдер случайно не сбили из электромагнитной пушки и не обобрали до нитки те, кому тоже хочется пожить хорошо…
Я задумчиво теребила локон волос, воображение рисовало апокалиптические картины большой войны, оставшейся в прошлом. Я радовалась тому, что не застала эти страшные времена.
— Знаете, я всё детство провела далеко отсюда, на другой планете, — пробормотала я. — То, что вы рассказали – это ужасно, но люди могут быть другими. Я вижу это регулярно, даже здесь, на Земле!
— Конечно могут. Все могут, но не все хотят. Вот мои дети, сын и дочка, не захотели. Они оказались слабы и тоже превратились в зверей… Я не знаю, где они сейчас, и ничего не слышала о них уже много лет – с тех пор как они ушли на юг. Впрочем, я доподлинно знаю, что они примкнули к каким-то бандитам и живут теперь по праву сильного. Но вот вопрос… Чем они хуже тех же корпоративных чиновников? И хуже ли? Бандиты, по крайней мере, честны и откровенны в своих намерениях. А корпорации будут улыбаться нам, людям, в лицо, пока обшаривают наши карманы. И стоит только отвернуться – тут же воткнут в спину нож…
Взглянув на часы, я спохватилась. Время летело стремительно, и я совсем не заметила, как стемнело за окном, а стрелки часов уже вплотную подползали к семи. Вскочив, я стала одеваться. Евгения Павловна растерянно глядела на меня.
— Куда ты так заторопилась?
— У меня встреча через десять минут. Простите, мне нужно бежать. Ещё раз – оставайтесь и чувствуйте себя как дома!
* * *
Одевшись, я выскочила за дверь, ссыпалась по лестнице и ворвалась в бар, уже привычно гудевший и гоготавший в клубах табачного дыма. Проследовав через помещение, я проскочила в подвал мимо вышибалы, который услужливо посторонился и пробасил:
— Минус первый этаж, направо…
Я добралась до знакомой уже развилки, свернув в противоположную от Митяя сторону, прошагала по коридору и очутилась в маленьком предбаннике возле двери, обитой чёрной кожей. За столом в углу сидели двое и играли в карты. Один из них поднял голову и протянул:
— Лиза – это ты? Заходи, Седой тебя уже ждёт.
Толкнув дверь, я оказалась в небольшом прямоугольном помещении. Стены представляли собой сплошной экран, на котором зеленели горные луга, рассечённые глубоким ущельем. Деревья покачивались на ветру, и я почти чувствовала его дуновение – настолько реалистичной и захватывающей была картина. У дальней стены, в полукруглой нише, стоял стол, из-за которого при моём появлении поднялся Седой. Одет он был, как и вчера, в клетчатую рубашку – теперь в синюю вместо красной, – и те же старые джинсы.
— Ты всегда входишь без стука? — спросил он.
— Только когда меня ждут, и я опаздываю. Между вежливостью и пунктуальностью я предпочитаю второе.
Неспеша, едва заметно припадая на одну ногу, Седой подошёл вплотную и теперь внимательно, изучающе смотрел на меня сверху вниз.
— Дерзкая, смелая, стремительная… Мне нравится твой боевой настрой. И я точно знаю, что за этой дерзостью кроются весомые аргументы, потенциал, — сказал он, неторопливо обошёл меня по кругу и захромал обратно к своему шикарному столу. — Один из бойцов, узнав о свежей крови, изъявил желание сразиться с тобой. Через час тебе предстоит драться в кросс-категории. Иногда, чаще всего по праздникам, я устраиваю такие бои – мех против бионика. Они пользуются особой популярностью, потому что проходят без каких-либо правил вообще. Увечье и даже смерть там – довольно рутинное явление. Люди любят смотреть на чужую смерть и хорошо за это платят…
Я стояла и наблюдала, как он опустился в кресло, достал откуда-то огромную сигару и прикурил её от старинной бензиновой зажигалки.
— Скрывать не стану – вчера ты самостоятельно шагнула в клетку с тигром, но ты ведь знала, на что идёшь, правда? Чего не сделаешь ради денег…
— Это верно, мне бы они не помешали, — ответила я, вспомнив одинокую мятую купюру, оставшуюся в заднем кармане штанов.
— И они у тебя будут, если ты победишь. Против тебя сделано огромное количество ставок, и твоя победа будет означать прибыль и для тебя лично, и для моего скромного заведения…
— Вас нисколько не смущает, что я буду драться одной рукой?
Дымок от сигары вился, растворяясь в воздухе и распространяя по помещению приятный ванильный аромат.
— Это должно смущать не меня, а тебя, девочка! — усмехнулся он. — Но твои движения выдают человека, прошедшего боевую подготовку, а наш Митяй по результатам обследования несколько дополнил картину. Поэтому у нас с тобой есть все шансы на победу, а бои с обычными мехами – это так, детская забава. Как говорят мои друзья байкеры, если ты не ездишь под дождём – значит, ты не ездишь. А теперь прошу за мной…
Он нажал какую-то кнопку под столешницей, и часть боковой стены откатилась в сторону, открывая тёмный проход. Седой скрылся в полумраке, я последовала за ним. Скоро мы оказались в просторном спортивном зале, отлично оборудованном для тренировок. Небольшой ринг в центре, на котором вели расслабленный спарринг пара бойцов; силовые тренажёры в углу; висящие под потолком груши различных размеров и форм; шкафчики для одежды вдоль стены…
— Тебе нужно размяться перед поединком, отточить движения, — сказал Седой. — Если возникнут какие-то вопросы, обращайся к Игнату.
Из тени вышел здоровенный детина в свободном спортивном костюме и с каменной физиономией приветственно кивнул головой.
— Времени не очень много, так что используй его с толком, — сказал Седой и покинул помещение.
Игнат выудил откуда-то свёрток с одеждой и проворчал:
— Переоденься. Вот подходящая обувь. Свою одежду оставь в шкафчике – возможно, она тебе ещё пригодится. Если в живых останешься…
Я сбросила с себя одежду, которую мне ещё под Челябинском подарил Фёдор, и облачилась в обтягивающие треники, майку и кроссовки. Почувствовав свободу движений, я решила размяться и отработать удары на груше. Поначалу робко, прислушиваясь к ощущениям в животе, на коже – косая белёсая полоса зажившего послеоперационного шрама выдавалась неровной бороздой. Потом всё уверенней – ничего не надрывалось, рана с помощью регенератов зажила достаточно, и я наконец почувствовала свободу движений.
Снаряд стонал после каждого тычка, трещал с каждом ударом. Я по второму кругу повторяла все известные мне приёмы с поправкой на отсутствие одной руки, и время летело незаметно. Вскоре вернулся Седой в сопровождении пары подопечных.
— Нам пора идти, все уже собрались. Ты готова? — спросил он, и я утвердительно кивнула головой.
Покинув спортзал, мы очутились в каком-то тёмном техническом коридоре с гудящими вдоль стен трубами, и коридор привёл нас к двустворчатой железной двери. Я узнала эту дверь, поскольку уже видела её с другой стороны. За тонким слоем металла меня ожидала арена. Мною овладевало волнение, я ощутила прилив адреналина. Сейчас начнётся…
Из-за двери раздавался возбуждённый голос конферансье, несколько приглушённый сталью:
— В зелёном углу ринга отчаянный новичок, никогда ранее не бывавшая на ринге! Ноль боёв! Поприветствуем Лизу!
Двери с лязгом раздвинулись, открывая передо мной бойцовскую яму с отвесными стенами. Овальное зелёное пятно расплылось прямо передо мной, и я вышла под луч прожектора. Свет бил в глаза, я рефлекторно прищурилась и обвела взглядом тёмный зал. Публика немного оживилась, голоса сливались в негромкий гул, а конферансье продолжал:
— Давайте поддержим Лизу! Не каждый день бывает, чтобы боец в первый же свой день вышел в кросс-файт!
Зал шелестел голосами, раздались робкие аплодисменты, затем их подхватили ещё несколько человек, а кто-то отчётливо прокричал:
— И эта однорукая замухрышка вышла против Драко?! Да он её на лоскуты разорвёт!
Драко? Тот бугай, что собирался расколоть меня, словно орешек? С твёрдым намерением обломать зубы любителю орехов я хрустнула шеей и сделала пару взмахов ногой в воздух. С динамикой и растяжкой всё было в полном порядке – я была готова. Кто-то наверху пронзительно свистнул, а невидимый конферансье провозгласил:
— В красном углу ринга боец старой закалки, непревзойдённый Драко!
Двери на той стороне арены распахнулись, и на арену выдвинулась гора мышц, покрытая едва светящимися в полутьме татуировками, которых вчера, при свете, я не заметила. Сейчас, когда я не сидела на высоком табурете, а стояла напротив него, я поняла, насколько он был крупнее и выше меня. Лицо его закрывала шикарная шипастая маска дракона, устрашающе сиявшая в красном свете софита.
Конферансье заливался соловьём:
— Сорок два боя, из них тринадцать – в кроссфайте! Четыре смертельных исхода и ни одного поражения! Поприветствуем чемпиона среди биоников!
Зрительный зал буквально взорвался аплодисментами, гости улюлюкали и свистели, кто-то орал:
— Драко, ты круче всех!
Погасли прожекторы, Драко напряг мышцы, а контуры причудливых витиеватых татуировок на его теле и руках, постепенно разгораясь, наполнились красноватым свечением. Вот ты какой, Драко, победитель среди чемпионов… Что ж, давай станцуем…
Я приняла стойку. Драко снял маску и, швырнув её в сторону, с ухмылкой неторопливо двинулся в мою сторону. Мужественное красивое лицо с квадратным подбородком обрамляла чёрная щетина, гладкие тёмные волосы были забраны в короткий хвостик. Оказавшись рядом и приняв меня, очевидно, за лёгкую добычу, он попытался схватить меня обеими руками, но я ловко отскочила вбок и стала обходить противника по дуге, пристально шаря глазами по его телу.
Я пыталась «нащупать» брешь, уязвимое место, мышцу, кость или связку, которая могла бы дать слабину, но безуспешно – он был в отличной физической форме. Более того – организм его был крепче обычного, будто закованный в какой-то плотный и гибкий подкожный панцирь. Нужно было как-то свалить его… Посмотрим, каков он в бою…
Включив усилители, я сделала рывок с места. Лоу-кик почти пришёлся в его колено, но он увернулся и сделал ответный выпад. Я избежала первого удара, и, отбив рукой второй, стремительно развернулась и с широкого размаха всадила ему раунд-кик прямо в челюсть. Мгновение – и я на исходной позиции, а он сплёвывает на пол красным, даже не поморщившись. Зал скандировал: «Драко! Драко!»
Силён, очень силён, но я всё-таки пробила его. Мне не хватало второй руки, но я чувствовала воодушевление. Нужно было закреплять свой успех. И этот медлительный увалень и есть непобедимый Драко?
Внезапно что-то изменилось. Глаза противника налились тусклым багрянцем, а татуировки вспыхнули алым огнём. Он сделал наскок, его движения приобрели молниеносность, и я едва успела увернуться от серии быстрых ударов. Ещё один выпад – и он чуть не загоняет меня в угол, а я, юркнув под его локтем, в миллиметре расхожусь с его тяжёлым кулаком. Любое промедление – и он всей своей массой, вложенной в пудовые кулачищи, протаранит меня, и вот тогда-то мне придётся туго.
Удар, уворот, блок рукой, удар, и снова уворот… Я делаю ответную атаку, со всей мощью распрямляю ногу ему в живот и попадаю. Пошатнувшись, он отходит на пару шагов. Опустив голову, он ухмыляется и исподлобья глядит на меня рубинами горящих глаз. Все его мышцы напряглись, и я увидела, как кожа на его груди с тихим похрустыванием расходится, выпуская из тела полтора десятка острых чёрных шипов. Что это ещё за хрень такая?!
Молнией метнувшись в мою сторону, он хватает меня руками за талию, и я едва успеваю согнуть в колене мехапротез ноги и выставить его между собой и его хитиновыми шипами. Рыча, он с силой прижимает меня к себе, пытаясь насадить на острые колючки. Пронзительно скрежетнул биотитан, а я лихорадочно, панически пыталась сообразить, что делать. Нога и единственная рука скованы его хваткой, и мне оставалось лишь одно – завернуть свободную ногу под его колено и изо всех сил дёрнуть на себя. Свистнули усилители, а его колено, подогнувшись, с едва слышным хрустом дало слабину. Хватка на мгновение ослабла, рубящий удар моей по локоть оторванной конечности пришёлся прямо ему в лицо, и мы в тандеме с лязгом и грохотом повалились на металлический пол арены.
Я почувствовала влагу на щеке – лицо Драко, почти вплотную приблизившееся к моему, было наискось рассечено острым обломком титановой кости. Попытавшись принять более удобное положение в пространстве, он опёрся одной рукой о пол и начал подниматься. Тягучие, словно кисель, мгновения бешенным пульсом отдавались в моей голове, и я увидела слабое место. Вот оно!
Рывком освободив наконец вторую руку, я «выстреливаю» вперёд раскрытой ладонью и попадаю противнику прямо под челюсть, над кадыком. Что-то хрустнуло, Драко замер и разинул рот. Повалившись на металл рядом со мной, он скрючился в позе эмбриона и забился в припадке.
Зал зашёлся рёвом. Драко лежал, его трясло, а я пребывала в полном замешательстве. Из ступора меня вывела полупустая бутылка пива, разлетевшаяся на осколки о пол в метре от нас. Брызнуло стекло, сверху в меня полетели пластиковые стаканчики, скомканная бумага и прочий мусор. Я поспешила отойти от центра арены в тень под стеной, а конферансье воскликнул из динамиков:
— И победителем сражения становится Лиза! Дебютный бой, славная и быстрая победа! Вот что бывает, когда недооцениваешь противника и переоцениваешь собственные силы!
Сверху кто-то яростно заорал:
— Я её грохну! Какого хера она сделала?! Она его прикончила!
В зале зажёгся свет, а сбоку открылась дверь, из которой выбежали несколько человек и принялись осматривать притихшего Драко. Один из них надел ему на лицо кислородную маску, второй собрался было делать непрямой массаж сердца, но укололся шипами. Попытавшись подлезть к жизненно важному органу так и этак, он вскоре отказался от этой затеи и достал электроды дефибриллятора.
Такой исход боя стал для меня полной неожиданностью. Я стояла, прижавшись к стене и ошеломлённо смотрела, как моего противника погрузили на носилки и торопливо унесли с арены, а наверху творилось форменное безумие. Кричали множество голосов, кого-то шумно били. Через секунду из полутьмы технического прохода появился Игнат и кивком головы позвал меня за собой…
* * *
Бой давно закончился, зрители разошлись. Некоторые из них оседлали байки или попрыгали в свои аэромобили и отправились по ночным делам. Кое-кто продолжил зависать в баре, а одного из посетителей, который проиграл крупную сумму денег и решил отыграться на роботе-бармене, сломав ему один из манипуляторов, азартно отпинали ногами и вышвырнули за дверь, прямо в лужу.
Откинувшись в кресле, я полулежала и задумчиво разглядывала проплывавшие по стенам пейзажи. Седой за столом напротив меня говорил с кем-то по телефону.
… — Я понимаю, шеф. Но вот моё мнение – они ничего не сделают… Он сам виноват, поддался эмоциям и решил подойти слишком близко, за что и огрёб… Да, шеф… Нет, всё под контролем… Да. До связи…
Окончив разговор, он повернулся ко мне и хищно ухмыльнулся:
— Поздравляю с убедительной победой. Честно говоря, я ожидал чего угодно, только не этого. Драко сейчас в больнице, на аппарате, но в результате гипоксии у него сильно повреждён мозг. Вероятнее всего, он навсегда останется овощем. Однако, как ни крути, ты сделала мой вечер… Что предпочитаешь? Ром, виски, бурбон или коньяк?
— Спасибо, но я не хочу пить.
— Твоё право, — легко согласился Седой, выудил из-под стола бутылку с янтарной жидкостью и плеснул её в стакан. — С тех пор как эти долбанные чухонцы, Мартинсоны, Тамберги и вся их понаехавшая рать наводнили Москву, я терплю убытки. Они выдавливают моих торговых партнёров, крышуют наркоторговлю, распугивают моих клиентов, а теперь вот их Янис взял первенство в моём заведении… По правде говоря, он очень достойный воин, заслуженный… Был, земля ему пухом… Его необходимо было выбить, и наконец это случилось благодаря тебе. Выставив на бой своего старшенького Яниса, они утёрлись по полной программе.
— Я правда не хотела, чтобы всё так закончилось.
— Теперь это уже неважно, дело сделано, — сказал Седой, залпом опустошил стакан и крякнул. — Ох… Ты молодец, я не зря на тебя поставил – у тебя есть потенциал. Насчет ментов не волнуйся, всё происходящее на арене под законы не подпадает, но я предполагаю некоторое повышение градуса в наших с Тамбергами отношениях. Учитывая их крышу в верхах, это может выйти боком, поэтому будь готова к тому, что я попрошу тебя о небольшой услуге… Кстати, зайди завтра утром к Митяю.
— Зачем?
— Узнаешь, когда зайдёшь. А мне пора – нужно уладить кое-какие дела. Ребята проводят тебя до гостиницы на случай, если кто-нибудь захочет помахать кулаками после драки. И да, с сегодняшнего дня для тебя все завтраки, обеды и ужины в моём заведении – бесплатно…
Выбравшись из подвала наверх, я вышла в помещение бара. При моём появлении байкеры радостно приветствовали меня, подняв в воздух бутылки и стаканы. От стойки отделился низкорослый коренастый Боцман, приобнял меня за талию, гордо оглядел зал и воскликнул:
— Вот она – смертоносная красота! До дна за победительницу!
— До дна!!! — поддержал его многоголосый рёв.
Зазвенело стекло, поднялся восторженный гомон, а Боцман обратился ко мне:
— Тебя Лиза звать, значит… Как ты его уделала-то, я аж вспотел… Пойдем, выпьешь с нами?
— Прости, Боцман, но что-то я устала, а время позднее. К тому же, теперь я не одна, мне надо проведать кое-кого.
— Ну, тогда бывай, свидимся позже.
В сопровождении пары подручных Седого я вышла из бара и сквозь шумный и оживлённый двор добралась до гостиницы. Устало поднимаясь на четвёртый этаж, я уже подумывала о том, чтобы спуститься к администратору и попросить ещё один матрас, который постелю на полу для мягкости. Свою кровать я собиралась оставить для Евгении Павловны…
Дверь в номер оказалась не заперта. Студия встретила меня лишь привычным гулом машин над головой – не было ни Евгении Павловны, ни её вещей. Кровать была заправлена, мои немногочисленные пожитки – аккуратно сложены поверх покрывала, а на стойке под салфеткой скрывался едва тёплый ужин и записка с косо накорябанным единственным словом: «Спасибо». Старушка тихо ушла куда-то в ночь, даже не дождавшись меня, чтобы попрощаться.
Нехотя поужинав, я разделась, выключила свет и легла в кровать. Глядя в стену, на которой то и дело мелькали суетливые отсветы огней, я погружалась в душащую пучину городского одиночества. Вокруг были сотни и тысячи людей, но я всё равно была совершенно одна.
Я гулко постучала кулаком по металлу входной двери. Открылась смотровая щель, пара подозрительных глаз мельком пробежались по мне и тщательно изучили пространство позади меня. Лязгнул запор, дверь отворилась, и я вошла в бар. Скуластый Арни, по своему обыкновению хмурый и молчаливый, сообщил:
— Митяй ждёт.
Я спустилась в привычный подвал и протопала в мастерскую. Как обычно, мастерская была пуста – лишь из подсобки раздавались тихие механические звуки и отрывистый матерок. Я спросила в пространство:
— Игорь? Ты здесь?
— Да, бегу уже, сейчас, — раздался раздражённый голос.
Появился Игорь, держащий в руке руку. Механическую. Судя по расположению пальцев, левую. На её блестящей поверхности играючи переливались отблески потолочных ламп, а Игорь тем временем подскочил к столу, торжественно водрузил руку на металлическую поверхность и возбуждённо затараторил:
— Зацени, что у меня есть! Седой ночью приволок. В гражданском обороте такого нет. Фуллерено-иридиевый сплав, который закаляют в вакууме при температуре шесть тысяч градусов! Посадочное место, правда, немного отличается от твоего, но Митяй переделает в два счёта. А теперь – главное! — Он многозначительно поднял вверх палец, скрылся в подсобке, и через несколько секунд вернулся с плоским блестящим предметом. Со стуком опустив его на стол, объявил: — Плазменный резак и импульсный бластер! Два в одном! Смотри…
Взяв руку, он куда-то нажал, и часть предплечья с лёгким щелчком отделилась, обнажив продолговатое углубление со скрытыми внутри креплениями. Отложив заглушку в сторону, ловким движением Игорь приладил модуль к разъёму, и, слегка надавив, защёлкнул его в паз. Визуально на запястье выделялась лишь едва заметная тонкая щель, формой похожая на очертания семечки от подсолнуха. Я подметила про себя, что такой миниатюрный механизм вообще не будет заметен в сложенном состоянии.
— Переключение режимов тоже через нейр, я тебе потом инструкцию дам, — щебетал Игорь. — Без носителя работать не будет, так что давай ставить.
— С удовольствием! — Я изнемогала от предвкушения, поэтому тут же запрыгнула на стол, улеглась и закрыла глаза, позволив Митяю делать свою работу.
Примерно через полчаса нетерпеливого ожидания всё было готово, а Митяй, проведя финальную диагностику, поднялся под потолок. Я с восторгом разглядывала свою новую часть тела. Игорь беспокойно пританцовывал на месте – его разбирало желание увидеть оружие в действии.
— Ну, загружай драйвер и пойдём во двор, продемонстрируешь мне свою новую игрушку! — Он приплясывал у двери, словно щенок в предвкушении долгожданной прогулки. Похоже, он был ещё более ярым любителем игрушек, чем я.
Поднявшись в пустой бар, мы вышли через заднюю дверь в широкий безлюдный двор, заваленный строительным мусором. Слева возвышался ангар с высокими воротами и торчащей вверх вышкой из потрескавшегося, покрытого потёками красноватого кирпича – судя по всему, древняя пожарная часть. Прямо из здания торчала опора эстакады, рокочущей над головой. Справа серел ряд гаражей, над которыми в небо бетонной стеной взмывал один из жилых небоскрёбов-муравейников. Я огляделась в поисках какой-нибудь мишени и, заприметив мусорный бак, скинула куртку. Оставшись в майке, вытянула руку и прицелилась. Ничего не произошло.
— Как из этого стрелять? — спросила я, разглядывая устройство.
— Запястье согни… Да, вот так. Ну а теперь думай о том, что хочешь выстрелить из этой штуки.
Я изо всех сил стала думать. По-прежнему ничего не происходило, а Игорь, взглянув на меня, засмеялся:
— Полегче, ты уже вся покраснела. Неровен час…
Из запястья со щелчком выскочила продолговатая секция, откинувшись вверх и в сторону, раздался оглушительный хлопок, руку отбросило отдачей. В стене рядом с мусорным баком чернела неглубокая овальная выбоина сантиметров десяти в диаметре. Игорь подпрыгнул на месте и заорал:
— Вот это да! Давай ещё!
Вторым выстрелом бак со звоном был пробит насквозь. Третий и последующие давались намного легче – новенькие нейронные связи в мозгу укреплялись, я начинала привыкать к оружию. Эхо грохотало, отскакивая от стен, а мусорный бак превращался в дымящееся оплавленное решето. Сзади скрипнула дверь, и донёсся угрожающе стальной голос Арни:
— Вы что тут, охерели совсем?! Сейчас на грохот вся полиция слетится! А ну прекратили, нахрен, и дуйте обратно в помещение!
Защёлкнув бластер обратно в паз и подобрав куртку, я решила оставить проверку резака на потом, и мы с Игорем вернулись в бар. На меня накатила слабость, тело вдруг потяжелело, неподъёмной гирей потянуло меня вниз, в одно из кресел. Арни, ковыряясь за стойкой в потрохах выключенного робота-бармена, пострадавшего накануне вечером, недовольно поблёскивал в мою сторону глазами. Игорь присел напротив меня, сложил руки на столе и сообщил:
— В инструкции сказано – чем дольше пользуешься оружием, тем больше расход калорий, и тем сильнее устаёт носитель. Это пройдёт, надо только чаю с сахаром попить. А перед стрельбой, по-хорошему, стоило как следует подкрепиться. Так что будь аккуратнее, не перестарайся.
Силой мысли я открыла механизм, на оконечнике которого бирюзой отсвечивала призма ионного резонатора. Краем глаза заметив, что Арни с пучком проводов в руке замер и уставился на меня, я убрала модуль и сказала:
— Что-то подобное стоит на вооружении подводников, но только резак – без бластера. А это, получается, новая разработка?
— Один из забракованных прототипов. На приёмке армейцы заявили, что нужно повышать энергоэффективность, а у этой штуки, по их мнению, слишком высокое потребление. Бойцы слишком быстро устают во время стрельб…
Как далеко могут зайти технологии на службе разрушения? Локомотивом прогресса всегда было оружие. Однажды люди изобрели атомную бомбу, и только через несколько лет энергия деления ядер была поставлена на службу созиданию. Но в данном случае всё произошло наоборот – сначала портативные плазменные резаки появились у глубоководных ныряльщиков и космонавтов, а потом технологию переточили под военные нужды.
Мне же только и оставалось, что радоваться тому, как легко и по большому счёту абсолютно случайно мне досталась столь совершенная вещь. Беспокоило только одно – её цена. Неужели моя победа во вчерашнем бою оказалась столь доходной, что моих «комиссионных» хватило на приобретение свежего военного прототипа? Часть выигрыша, впрочем, не помешала бы мне в виде наличных денег. Я вдруг вспомнила, что сегодня – последний день моего пребывания в гостинице, и мне необходимо будет съехать, если я не продлю бронь.
— Слушай, Игорь, а Седой на месте? — спросила я.
— Нет, будет только вечером. Кстати, если хочешь, можешь звать меня Физиком.
— Буду иметь в виду, но мне всё же больше нравится имя Игорь, — ответила я. Немного посомневавшись, всё же решилась спросить: — А у тебя не будет денег в долг? Я совсем на мели, но нужно оплатить проживание в «Отдыхе». Вечером поговорю с Седым, может быть, мне помимо этой штуки за вчерашнюю победу причитается что-то ещё…
— Да не вопрос, — легко ответил Игорь, вынул из кармана несколько купюр и хлопнул их об стол.
Я убрала деньги, преодолев лёгкое головокружение дошла до стойки и заказала у Арни завтрак и сладкий чай, чтобы восстановиться после стрельбы. Арни отдал распоряжение робоповару, Игорь удалился в свою мастерскую, а я дождалась заказа, приняла пищу и решила прогуляться на свежем воздухе…
* * *
Вчерашнее радостное оживление испарилось с улиц без следа, в законную силу наконец вступили будни, а место им уступило солнце, скрывшись куда-то за бесцветный монолитный слой облаков. Люди понуро брели по своим делам, постепенно приходя в себя после долгих праздников, и город возвращался к своему обычному ритму. Вдоль дороги ползла автоматическая машина-уборщик, шумно всасывая в себя мусор, валявшийся на проезжей части. Единственное, что не изменилось на улице – это напористо орущая со всех сторон злобная реклама, да группы сутулых бедняков, гревших руки у костров в железных баках между фасадами лавчонок под уходящими ввысь стенами. Они были привычной частью пейзажа, предметом антуража, накрепко слившись с окружающей действительностью.
Я дошла до уже известного мне туннеля, выбралась на аллейку, ведущую к реке, и стала спускаться в сторону набережной, оглядываясь по сторонам в поисках знакомого сгорбленного силуэта. Но Евгении Павловны на том месте, где я её встретила прошлым утром, не было.
Вдоль набережной неслись автомобили. Дождавшись на перекрёстке зелёного света для пешеходов, я пересекла дорогу, облокотилась на облезлые чугунные перила и уставилась в промасленную водную гладь, едва отражавшую сияющие небоскрёбы на той стороне. Небо позади высоток темнело – надвигалась сизая зимняя туча, готовая разверзнуться и исторгнуть снежную массу на этот усталый город, со ржавым скрипом разгонявший шестерёнки будней. По спине непроизвольной дрожью пробежал холодок, и я укуталась поплотнее.
Прогулявшись вдоль набережной, я так и не встретила искомую старушку, вернулась обратно на улицу и направилась прямиком в гостиницу, чтобы расплатиться за дальнейшее пребывание. Взятых в долг денег хватило ещё на два дня, и я про себя отметила, что стала уже привыкать к такому подвешенному состоянию – без корней, словно перекати-поле. Без стабильного заработка, без дома и без друзей. Пожалуй, мне не составило бы труда взять немногочисленные вещи и сорваться куда глаза глядят, тем более – из этого тёмного и тесного людского муравейника. Куда-нибудь на восток, к легендарным городам-крепостям, увидеть их своими глазами. Останавливало меня лишь одно – астрофизик Владимир Агапов…
В пустой номер возвращаться не хотелось, поэтому я направилась обратно в бар, который уже открылся для посетителей. Над стойкой бубнил телевизор, под ним сидел один из постоянных посетителей, которого я наблюдала здесь уже третий день подряд. Он снова был пьян. Пара каких-то мужчин, одетых совершенно по-конторски, что было несвойственно для данного заведения в частности и для этого города в целом, обедали за столиком. Они как-то вообще не вязались с окружающей действительностью, были настолько неприметными, что бросались в глаза.
Я украдкой разглядывала этих одинаковых, словно близнецы, посетителей и пыталась представить, кто они – чем занимаются, как живут. Идеально выглаженные угольно-чёрные костюмы, белые опрятные рубашки с синими галстуками поверх, стрижки бобриком, и самое главное – чёрные очки, которые они так и не сняли, молча и почти синхронно поглощая свою пищу. Я повернулась в сторону сидящего в глубине барменского закутка Арни, вознамерившись узнать, что это за нашествие корпоративных клонов на заведение…
— Железяка, сделай телевизор погромче! — Пьяный завсегдатай, сидящий рядом со мной, обращался к роботу-бармену, который тут же добавил громкости, а я непроизвольно взглянула на экран.
На нём элегантная ведущая новостей со светлыми волосами в стиле помпадур и в красном платье с пышными рукавами взволнованно тараторила:
— … около часа назад. Специалисты вспоминают случай шестилетней давности, итогом которого стала крупномасштабная катастрофа. В данный момент съёмочная группа находится в стратосфере планеты, и нашему корреспонденту удалось запечатлеть это явление. Запись ведётся с пятиминутным опозданием – примерно столько добирается сигнал до местного перехода, а далее – до Земли, чтобы потом попасть к нам в студию. Передаю слово Крису Хьюзу…
Студия пропала, и на экране телевизора появился мужчина средних лет в светлом салоне какого-то транспорта. Во́рот его рубашки был расстёгнут, по лбу стекали капли пота и, глядя куда-то поверх камеры нездорово блестящими глазами, он бормотал:
— Давай уже поскорее свалим отсюда. Я не хочу тут подыхать… Элиот, ты что, уже пишешь?
— Картинка пошла…
Прочистив горло, репортёр хорошо поставленным голосом начал:
— Спасибо, Энджела. Я нахожусь на орбите Циконии в системе Глизе-832, которая подверглась атаке явления неизвестного порядка. Некий… неопознанный объект установился над поверхностью планеты и уже примерно час воздействует на атмосферу. Прямо сейчас мы можем видеть… Элиот, пожалуйста, продемонстрируй… Видеть, как эскадра орбитальных истребителей Космофлота направляется к объекту…
Камера плавно переместилась к прямоугольному окошку и дала приближение. Полдюжины маленьких серебристых точек на фоне облаков увеличились, превратившись в изящные силуэты с крыльями обратной стреловидности, камера наконец взяла фокус и перестала дёргаться. Силуэты полыхали ярко-фиолетовым пламенем дюз, стремительно отдалялись и расходились в стороны, набирая высоту. Голос корреспондента продолжил:
— Министерство Обороны Конфедерации заявило, что ситуация под контролем, и оснований для паники нет, однако правительство Циконии на всякий случай объявило всеобщую эвакуацию. Люди твердят об инциденте на Кенгено Икс, но официальные лица заявляют, что для беспокойства нет оснований…
Камера тем временем сместила фокус выше, где на фоне мягкого синеватого свечения атмосферы чуть выше покатого бока планеты пространство ощутимо чернело, приобретая форму огромного круга, в нижней части которого искрились красные нити. Они закручивались в спирали, в подобия гигантских вьющихся бычьих цепней и уходили вниз, к поверхности, над которой расширялась, проваливалась внутрь себя громадная чёрно-белая воронка атмосферной бури.
Меня прошиб холодный пот. Я вспомнила отчаянное бегство из моего родного мира, которое подгонял всё усиливающийся холод и ужасающая метель. Нет… Нет-нет-нет!
— Нет, этого не может быть! — воскликнула я.
Теперь все в баре, оторвавшись от своих дел, в полной тишине смотрели на экран. Кроме двух типов в чёрных костюмах, которые невозмутимо продолжали поглощать пищу.
— Как вы можете видеть, объект очень массивный и, вероятно, крайне крепкий, — продолжил голос из телевизора. — Но лично у меня нет никаких сомнений, что военные справятся с угрозой. С вами был корреспондент третьего канала Трикон Крис Хьюз. Спасибо за внимание и хорошего дня!.. Всё?.. Роб, вырубай автопилот, и жми к переходу. У меня от этой хрени сейчас диарея начнётся…
На экране снова возникла ведущая с пластиковой улыбкой на лице.
— Что это? Природное космическое явление? Внеземной разум? Мы связались с экспертом-ксенологом из Гамбургского Университета…
Арни убавил громкость и оглядел посетителей каким-то вопрошающим, ищущим взглядом.
— Кенгено, Цикония… А кто на очереди? Земля? — в звенящей тишине зала очень отчётливо раздался его голос.
— Нет! — закричала я во весь голос. — Я должна быть там! Там, а не в этой сраной дыре!
Вскочив, я стрелой выбежала на улицу, не зная, куда себя деть. Угнать первый попавшийся байк и мчать на космодром? А дальше? Что дальше-то?! Как мне попасть на Циконию?! Безнадёга, не то время и не то место, полная задница… А если это единственный шанс, и больше я никогда не увижу то, что погубило мой мир? Мой единственный шанс отомстить…
Я понимала, что бессильна. Я была бы бессильна даже в случае, будь у меня собственный космический корабль. Будь я в километре от гиперперехода, я просто не знала, что делать. Разве что, разогнав машину, устремиться прямо туда, в эту чёрно-красную зияющую воронку…
Со злостью я грохнула кулаком о кирпичную стену, в стороны брызнула каменная крошка. Сердце заходилось галопом, и я всячески пыталась себя осадить, унять одержимость и бессильную дрожь в теле. Смирись. Смирись, здесь тебе ничего не светит…
Я вернулась в помещение. Опрятные и неприметные близнецы как по команде встали из-за стола, один из них поднял с пола чёрный кейс, который всё это время стоял возле кожаного диванчика, скрытый от глаз. Второй подошёл к стойке и расплатился встроенной в ладонь энэфси-меткой.
Мне казалось, я уже где-то видела его, но только где? Глядя на него почти в упор, я пыталась рассмотреть его глаза под тёмными стёклами. Необъяснимая волна страха вдруг накрыла меня с головой. Что я увижу? Что там вместо глаз, скрыто за непроницаемой стеной солнцезащитных очков? Секундное касание взглядом, мелькнувшая за чёрным стеклом белёсая пелена – и незнакомец развернулся и покинул помещение вслед за своим близнецом. На столе стояли две тарелки с недоеденным обедом. Завсегдатай у стойки задумчиво протянул:
— Грядёт страшный суд… Тут только один вопрос – когда… Как думаешь, сестрёнка, есть у нас ещё шесть лет?
Он пьяными глазами смотрел на меня с хмельной полуулыбкой, и я не нашлась что ответить. Мимо окна сквозь серую послеполуденную мглу в полном штиле на землю сонно опускались крупные снежинки…
* * *
— Слушай, Арни, а что это за название такое – «Весёлый Саймек»?
Здоровяк из-за стойки покосился на меня сверху вниз и пробасил:
— Это как Весёлый Роджер, только Саймек.
— Ну, спасибо, объяснил, — иронично заметила я. — Что же такое Саймек?
— Ты знакома с произведениями Фрэнка Герберта? — спросил появившийся словно из ниоткуда Седой.
Я напрягла память, мысленно возвращаясь в школьные времена, когда библиотека была моим вторым домом. Герберт… Страх – убийца разума… Четыре столпа мира – познания мудрых, справедливость сильных, молитвы праведных и… Что же там дальше было?
— «Дюна», если не ошибаюсь? — неуверенно полуспросила я.
— Именно, — удовлетворённо кивнул Седой. — Саймек – это гибрид человека и машины, в котором от человека остался один лишь мозг. Предыдущий хозяин нашего заведения был заядлым поклонником довоенной литературы, а повальное протезирование и киборгизация натолкнули его на мысль о том, что люди вскоре превратятся в механические подобия самих себя и освободятся от свойственных человеку слабостей. Но не все, а только избранные. И лишь от слабостей, но не от пороков…
Сделав паузу, Седой вынул из-за спины пистолет и протянул его в сторону Арни. Тот взял оружие и вопросительно взглянул на шефа.
— Смажь, пожалуйста, — сказал Седой. — И сообщи Боцману и его ребятам, чтобы подтягивались. Стрелка в шесть. Так вот… — Он повернулся ко мне, поймал незаконченную мысль и продолжил: — Саймеки ставили своей целью бесконечную жизнь, которую они смогут посвятить тирании собственного правления. Саймеки уже среди нас – они управляют финансовыми империями, назначают и снимают глав государств, дёргают за ниточки этого мира. Саймеки не позволят простым людям приблизиться к себе, поэтому для нас с тобой будут существовать вещи вроде закона пятидесяти процентов. Мы должны умереть, а они – нет. И пока мы здесь, внизу, дерём друг другу глотки за пригоршню монет, они будут продолжать свою тиранию на наших костях. Мы должны помнить об этом, когда входим в эти двери и выходим из них.
— Так. А почему весёлый? — спросила я, стараясь переварить полученную информацию.
— Как почему? Потому что мы не грустим и не отчаиваемся! И вообще, у нас тут весёлая и беззаботная атмосфера! — с театральной жизнерадостностью воскликнул Седой и захромал в сторону лестницы. Вполоборота бросил: — Ты тоже готовься, Лиза. Сбор в пять часов на заднем дворе…
Гибрид человека и машины, от которого остался лишь мозг? Похоже, с одним из несостоявшихся пока Саймеков я провела на «Виаторе» целую вечность. Интересно, жив ли он? И где он сейчас? И почему, в конце концов, я всё ещё здесь? Не совершаю ли я ошибку, пребывая в обществе этих странных незнакомых людей, ввязываясь в их игру и становясь пешкой в чьих-то руках?
— Послушай, Седой, зачем я вам там нужна? — спросила я вдогонку удаляющемуся распорядителю заведения.
— Снайперской винтовкой пользоваться умеешь? — ответил он вопросом на вопрос.
— Да.
— Вот затем и нужна. Лишние опытные руки мне не помешают. Особенно те, одну из которых я с большим трудом достал на чёрном рынке. Ради тебя, Лиза, пришлось кое-кого разобрать на запчасти. Так уважь же мой труд, отплати взаимностью. — С этими словами Седой миновал лестничный пролёт и скрылся из виду…
* * *
Серый неприметный глайдер плыл в потоке машин, а чуть поодаль, на некотором расстоянии следовал второй – с Боцманом и его с помощниками внутри. Арни нажимал кнопки, переключая радиостанции – все новостные агентства взахлёб и даже – мир воистину перевернулся, – без перерывов на рекламу несли широким массам эксклюзивы с мест событий, в прямых эфирах освещая гибель отдалённой планеты. Выступали чиновники, солидно рассказывая о предпринятых мерах и призывая людей к спокойствию; с важностью в голосе вещали эксперты, твердя о контакте с пришельцами, трактуя их вполне однозначные намерения и призывая людей сплотиться против нависшей над человечеством угрозы. Кое-кто даже умудрился устроить тотализатор – ведущие и гости одного из эфиров разгорячённо обсуждали количество ещё не до конца подсчитанных жертв катастрофы и делали ставки – сколько же их окажется.
— Я ставлю на восемьдесят миллионов, — неожиданно беззаботно ляпнул Физик, сидевший рядом со мной на заднем сиденье. — На Циконии вроде бы около восьмидесяти пяти проживает…
— Я ставлю на то, что ты сейчас получишь леща, — заметил Седой с переднего пассажирского места. Тут же Арни, перегнувшись через скрипнувшую спинку, зарядил Игорю увесистую затрещину. Физик айкнул, очки его тут же слетели с носа и упали куда-то вниз, на тёмный пол, а Седой громогласно вопросил в воздух:
— В этом мире хоть что-нибудь святое осталось? Вдуматься только – сколько жизней оборвалось, а эти рассуждают о них, как о наборе цифр! Ладно они, но ты-то, Игорёк! Неужели мы тебя плохо воспитывали? Где твоё сострадание, несчастная ты жертва прогресса?
— Да какое сострадание?! — обиженно воскликнул Физик. — Ты же сам говорил, что сострадание – это слабость! Что проявлять жалость к другим – это значит относиться к ним с презрением!
— Ты меня невнимательно слушал, зато, похоже, перенасытился Ницше, — заметил Седой. — Речь шла о нашей работе, где состраданию действительно нет места. Только так и никак иначе! Если ты будешь слаб среди волков, они тебя сожрут и будут правы! Но быть сильным и стать тупой бесчувственной обезьяной, неспособной к эмпатии – это далеко не одно и то же!
— Пока трагедия не коснулась их лично, они так и будут обезьянничать, — заметила я. — Готова поспорить – даже глядя смерти в глаза они ничего не поймут.
— Вот, Игорь! — Седой многозначительно поднял вверх палец. — Даже наёмные убийцы, хоть и перешагивают порой через этику, никогда не забывают о ней. Тебе есть чему поучиться!
Арни хмыкнул, а я тем временем взвешивала в руках оружие, свыкаясь с его габаритами, подстраиваясь под него. Укороченный универсальный карабин «Жерлянка» с длинным снайперским прицелом лежал в руках как влитой, приклад словно бы сливался со щекой при прицеливании, а из ствольной коробки торчала продолговатая обойма на два десятка осколочно-разрывных патронов. Конструкция позволяла делать упор лёжа прямо на обойму, а размер оружия был таков, что его можно было использовать в качестве контактного – хоть в узком чулане…
В городе царила атмосфера нервозности и какой-то подвешенности. Сереющее с ранним наступлением сумерек небо, с которого размеренно и неторопливо спускался густой снег, пестрило огнями. Потоки машин были плотные, тут и там, сверху и снизу нас обгоняли полицейские глайдеры, чаще обычного мелькавшие среди роя планеров сине-красными проблесковыми огнями.
— Все куда-то несутся, будто это последние дни в жизни, — пробасил молчавший всю дорогу Арни.
— Может, наши дни и вправду сочтены? — риторически спросил Седой. — Люди бегут, сами не ведая куда, и это неудивительно. Случай с Кенгено можно было списать на роковую случайность, но второй – это уже система. Нависла угроза, люди это чувствуют и инстинктивно бегут. Я бы тоже сбежал, если бы было куда, да только некуда деться нам с этого кораблика. Или есть куда? — Седой хитро покосился в мою сторону. — У вас на Пиросе, Лиза, как относятся к гостям? Гостеприимный народ?
— Точно также, как и везде, — ответила я. — Стоит вам потерять бдительность – и тут же окажетесь без штанов.
— Как хорошо, что я привык носить ремень, — усмехнулся Седой.
Арни крутанул штурвал, глайдер выскочил из потока и пошёл на снижение. Мы неслись над тёмными бетонными джунглями незнакомого района, почти касаясь крыш. Вскоре высотки закончились, впереди показался изгиб реки, и глайдер приземлился прямо на крышу одного из гигантских промышленных зданий. Крыша была по щиколотку присыпана свежим пушистым снегом, по ней змеями ползли стальные короба͐, огибавшие ступенчатые неровности и парапеты, исчезая под поверхностью кровли и появляясь вновь, а рядом возвышался огромный, в человеческий рост, блок вентиляции.
Отсюда открывался великолепный вид – здание стояло у самого берега, а на противоположной стороне, в низине, промзона бетонными площадками, складскими комплексами и обелисками армированных труб тянулась вдаль, к горизонту. Низкие облака подсвечивались прожекторами, бьющими ввысь со стройплощадки, по которой, словно неуклюжие жуки-носороги, ползали машины спецтехники, а в высоте висели пара тяжёлых гравилётов с подвесным грузом. Гул и стрёкот строительных машин накатывал с порывами ветра.
Седой указал в сторону противоположного берега:
— Видишь пустую площадку перед складом? Твоя задача – присмотреть за поляной и прикрыть нас. Я надеюсь, нам удастся уладить вопрос с Тамбергами и их почившим отпрыском, но мало ли что… Без моей команды – не стрелять, — распорядился Седой и вскарабкался обратно в машину.
Я расчистила небольшое лежбище возле каменного парапета, отделявшего меня от пропасти с темнеющим далеко внизу полотном реки. Устроившись прямо на холодном снегу и оглядывая окрестности в прицел, я размышляла над тем, как ловко меня втянули в бандитские разборки. Снова, по которому уже кругу я работала чьим-то оружием. Снова выплачивала долг за биомеханику, будучи инструментом в чужой игре.
Формируя снежный ком, события наслаивались одно на другое, темп происходящих изменений подстёгивала гибель Циконии, и я не ждала от предстоящей «стрелки» ничего хорошего. В глубине души я понимала, что для многих в этом грязном городе пришла пора сводить счёты, подводить итоги и подбивать баланс, потому что уже завтра чёрная сфера может оказаться здесь, прямо над нашими головами…
Один из двух глайдеров бригады Седого на той стороне коснулся площадки и припал на брюхо. Поднялись двери, маленькие фигурки бойцов выбрались наружу и принялись неторопливо обходить территорию. Вскоре к ним присоединилась и вторая машина – сбросив Физика, как и меня, где-то неподалёку, Арни и Седой явились на место встречи. Прибытие второй стороны ожидалось через несколько минут. Отсюда площадка была видна как на ладони.
Некоторое время ничего не происходило, лишь лёгкий ветерок шуршал вдоль крыши, распугивая и разгоняя в стороны хрупкие снежинки. Вскоре вдали над рекой показалась небольшая колонна аэромобилей. Они шли в полной темноте с выключенными огнями, но я хорошо видела их в тепловизоре прицела. Две машины отделились и скрылись где-то между складами, третья зависла над водой, у всех на виду, а четвёртая проплыла прямо подо мной вдоль речного рукава, описала дугу и опустилась в центре площадки. Из машины показались трое – пожилой мужчина в угольно-чёрном плаще и двое его телохранителей.
Я сообщила в коммуникатор:
— Было четыре машины, две ушли за склады. Будьте начеку.
— Принято, — отозвался Арни.
… — Здравствуй, Расмус, — послышался голос Седого, включившего передатчик. Две фигурки на том берегу остановились друг напротив друга. — Жаль, что приходится встречаться по такому печальному поводу.
— Приветствую, Вячеслав. Мне тоже жаль, но все мы смертны. И Янис, и я, и даже ты. Я недавно узнал про твою лейкемию. Прими мои соболезнования.
— Не нужно, Расмус, оставь их себе. Тебе они нужнее… Так что ты хотел обсудить?
— Та девушка… Твой боец играл не по правилам, Вячеслав.
Секундная пауза, резкий порыв ветра и сдавленный смешок Седого.
— Это как – не по правилам? В «Саймеке» в кросс-боях нет правил. Ты, наверное, перепутал наше благородное заведение с «Лужей».
— Ты забыл о собственных правилах допуска к состязаниям. Мех, который не провёл ни одного боя в своей категории, не допускается к кросс-боям.
— Янис сам изъявил желание сразиться с ней. Он взрослый, самостоятельный человек и вправе вызвать на бой кого угодно.
— Конечно. Ты вбросил идею, а он за неё ухватился. Я уж не знаю, что и думать – то ли это была твоя несознательная оплошность, то ли ты сделал это специально. В оплошность я не верю. А вот в то, что ты воспользовался его наивностью, чтобы втянуть в схватку с убийцей – запросто.
— Ты говоришь о наивности старшего наследника своей бизнес-империи, который проиграл девчонке с одной рукой. Тебе не кажется, что у тебя серьёзные проблемы?
Поводя вокруг стволом и глядя в прицел, я заметила движение на высокой квадратной башне, возвышавшейся правее. Чёрный силуэт скрючился на крошечной площадке и возился с чем-то в руках. Бесформенный предмет начал принимать очертания – силуэт собирал оружие. Наверняка, снайперскую винтовку.
— Стрелок на башне, на два часа от меня, собирает оружие, — отрапортовала я.
… — Ты мне должен, Вячеслав, — твёрдым, чуть хрипловатым голосом сказал Расмус. — И я предлагаю тебе выбор. Либо ты отдаёшь мне эту девчонку…
— Либо?
— Я забираю «Весёлый Саймек».
— Этого не будет, — отрезал Седой.
— Что-то должно быть. Я требую крови убийцы моего сына. Это сравнительно небольшая плата, и тебе лучше согласиться, потому что следующее предложение будет хуже…
Глайдер, висевший над рекой, накренился и медленно поплыл над водой, огибая склады. На крыше склада, прямо над местом встречи, появились пара фигурок, а стрелок на башне тем временем закончил приготовления и взял площадку на мушку. Я, в свою очередь, взяла на мушку его самого.
… — Я не сдаю своих, Расмус. Ты же знаешь.
— В таком случае, ты отдашь мне всю прибыль с боя Яниса и убийцы. И своё заведение…
— Над вами двое на крыше. Плюс снайпер на башне, — выпалила я. — Не нравится мне всё это, надо бы заканчивать.
— Седой, нам надо уходить, — послышался голос Арни. Ситуация накалялась.
— У тебя всё? — спросил Седой у Расмуса Тамберга.
— У меня всё. Я говорил, что следующее предложение будет хуже, но у тебя всё ещё есть шанс отделаться малой кровью.
Несколько тягучих секунд и невозмутимый голос Седого:
— У меня есть встречное предложение. Голову Яниса я повешу над красным углом ринга. А твою – над зелёным. Вам не придётся приобретать моё заведение, чтобы наслаждаться всеми боями, которые в нём проходят.
— Похоже, ты потерял хватку, — негромко ответил Расмус Тамберг. — Старейшины говорили мне, что не нужно тратить на тебя время, но я пошёл тебе навстречу. Жаль, что ты этого не оценил.
В следующие доли секунды какое-то смутное, едва уловимое чувство заставило меня принять молниеносное решение, и я нажала на курок. Карабин хлопнул и дёрнулся в руках, выпуская пулю, и как раз в тот момент, когда она достигла цели, на башне полыхнула вспышка. Гром выстрела покатился по воде, огибая постройки. Арни заревел в наушнике:
— Они стреляют по нам! В укрытие!
Стрелок чёрной бесформенной кляксой распластался по площадке, засверкали всполохи, подгоняя запоздалое эхо выстрелов, скакавшее по стенам окружающих зданий. Уперев приклад в плечо, я сделала несколько выстрелов подряд, убедилась, что стрелок притих, и повернулась в сторону площадки. На открытом пространстве уже никого не было – все занимали укрытия и обменивались очередями и одиночными выстрелами. За глайдером Седого беспорядочно маячили силуэты, из коммуникатора слышался шорох одежды и приглушённые вскрики. Из-за угла склада прибыло подкрепление Тамбергов – несколько человек с автоматами, а пара бойцов на крыше достигли её края и теперь высматривали внизу Седого и его банду, прижавшихся к стене под козырьком.
— Никому не двигаться, иначе он умрёт! — заорал из коммуникатора Седой.
Поплотнее прижавшись к прицелу, беру на мушку боевика на крыше и жму на курок. Попадание! Потеряв равновесие, поражённый боец падает вниз, на снег, и вдруг почти над самым моим ухом что тонко зажужжало, будто комар. Глухой удар в парапет около меня выбил колючую бетонную крошку, и через секунду откуда-то слева донеслось эхо выстрела. Меня вычислили! Вижу в пяти метрах над собой источник жужжания – небольшой дрон, вперивший в меня глазок камеры. Уходить с открытого места!
Вскакиваю и делаю рывок к техническим трубам. В десятке сантиметров от моей головы пуля со свистом звонко прошибает блок промышленного кондиционера, а я перекатываюсь через металлический короб и залегаю в снег. Лязгают снаряды, колотясь в алюминий, выбивая из него искры. Беспилотник делает вираж и уносится прочь.
— Меня тут немного прижали, не могу высунуться, — сообщила я в переговорник. — Что у вас там?
— Минус двое наших, один – у них, — ответил Арни. — Физик, у нас тут мухи летают. Твой выход!
— Так-так, «Мэйвики», значит… Сейчас я их возьму… — сосредоточенно отозвался Игорь.
Отрывистые автоматные очереди всё ещё доносились с той стороны реки, я приподнялась и гуськом обогнула массивный вентиляционный короб. Прижавшись к его краю, попыталась выглянуть, но не тут-то было – прямо над ухом в металл ударила пуля. Сразу же – ещё одна.
— Лиз, вижу снайпера! Лови картинку с дрона! — сквозь помехи выкрикнул Физик.
— Не могу я, у меня все входящие-исходящие заблокированы! — рявкнула я. — Меня вообще тут быть не должно!
— Точно, я и забыл. Тогда так: на твоём берегу, только левее. Прямо напротив склада. Огромная такая котельная на возвышении, с тремя дымящимися трубами. Я отвлеку его, а ты снимай. На счёт три!
Я сделала глубокий вдох.
— Раз…
Покрепче сжала винтовку.
— Два… Три!
Высунувшись из-за угла короба, припала на колено и повела стволом вдоль крыш по левую сторону. На одном из зданий, на самом углу возвышалась какая-то неровность, которую можно было бы принять за кучу битума – стрелок, будучи хорошо замаскирован, не давал никаких тепловых сигналов, но прямо над ним крутился и юлил давешний дрон, перехваченный Физиком. Дрон ушёл в атакующее пике, сверкнула вспышка, и подбитая машинка по спирали отправилась вниз, в воду. Вот ты и попался, стрелок! Взяв чуть выше, жму на курок, отправляя в полёт очередь из полудюжины пуль. Попадание, ещё одно. Цель дёрнулась, скрючилась и скрылась из виду.
— Не стрелять! — хрипло и приглушённо закричал Расмус Тамберг в коммуникаторе Седого. — Никому не стрелять!
Хлопки на том берегу стихли. Меня больше никто не обстреливал. Раздался голос Физика:
— Сюда летит полиция, они получили сообщение о пальбе.
— Оба снайпера готовы. Кто-нибудь меня отсюда заберёт? — спросила я, поднимаясь на ноги. На первый взгляд площадка была пуста, лишь чернели два глайдера бригады Седого.
— Сейчас будем, надо только уладить один вопросик, — ответил Арни.
Несколько силуэтов проступили из тени под складом, машины загудели и взмыли в воздух, и вовремя – вдалеке над угловатыми заводскими цехами показались синие сполохи проблесковых огней – на стрельбу летели стражи порядка. Над головой пронёсся глайдер; второй, разметав снежок, приземлился рядом со мной. Дверь поднялась, и я увидела на заднем сиденье худощавого старика в чёрном пальто в компании Седого, который приставил к его голове пистолет. По лбу Расмуса Тамберга стекала струйка крови, он с ненавистью вперил в меня взгляд мудрых водянистых глаз. Я впрыгнула в планер, и машина взмыла в тёмное вечернее небо…
… Механизм повреждён не был, зато на плечевой бронепластине теперь красовалась вмятина – Стилл, надо отдать ей должное, попала в яблочко, ровно в середину. Несколько сантиметров в сторону – и мне пришлось бы искать толкового механика, знакомого с военными протезами, что здесь, на Каптейне, было большой редкостью, – а то и вовсе лежать в грядке с простреленной сонной артерией.
Такасима, низкорослый японец с наполовину обожжённым, словно шагреневым, лицом, возился у клеток с живностью. Подвал был наполнен звуками – взволнованно пищали харишты – местные крысотушканы, – которым с их длинными ногами было тесно в металлических клетушках; ворковали и пронзительно поскрипывали покрытие жёсткими хитиновыми перьями птицы со странным грибным названием – сыроежки; в углу стрекотали насекомые в стеклянном садке. Я поглядывала на часы – уже минут пятнадцать повязкой к нейру был притянут холодный провод, а молчаливый Такасима, которого я разбудила посредь ночи прямо в его магазине, сосредоточенно двигал плечами, лишь пару раз повернувшись к монитору, стоявшему тут же.
Наконец, он обернулся, сверкнул единственным глазом – второй закрывала непроницаемая повязка – и сказал:
— Можете отключаться, всё готово.
Облегчённо вынув штекер из головы, я поднялась с кушетки. Такасима, осторожно взяв со стола небольшого крысотушкана, протянул его мне. Животное тяжело дышало, кося на меня глазом, тельце его мелко подрагивало. В небольшой головке, прямо посреди выбритого пятна на коже чернел кустарный нейроинтерфейс.
— Это обычная процедура, — сказал Такасима. — Разные люди приходят ко мне с этим. Затем они исчезают без следа. Пропажа людей на этой планете – привычное дело. Но сегодня, кажется, мне придётся отвечать на вопросы полиции. Если бы не Элизабет, я не пустил бы вас на порог, поэтому ваш долг – поблагодарить её.
— Обязательно поблагодарю, — ответила я, прижимая к груди существо. — И спасибо вам.
— Теперь идите, у вас мало времени. Этот харишт не в лучшей форме, но в течение минут десяти должен оклематься от наркоза. Когда будете отпускать его – свистните погромче, они этого очень боятся. Да, прошивку я тоже сбросил, реклама вас больше не побеспокоит…
Я взбежала по ступеням и выскочила в промозглую дождливую ночь. Улица была совершенно пуста, вдоль разбитой асфальтовой дороги были припаркованы редкие автомобили. Окна трёхэтажных кирпичных жилых домов по большей части были черны – только в паре из них горел свет. Где-то в отдалении, на грани слуха раздавались отрывистые хлопки. Горячее животное у меня в руках начало шевелиться, подавая признаки жизни.
Я припустила трусцой вдоль улицы к окраине города, за которой начинался лес. Миновала перекрёсток, поворот, и когда низенькие дома остались позади, пересекла небольшой мостик через ручей и остановилась. Харишт вдруг больно лягнул меня прямо в живот – видно, и сам не прочь был отправиться на свободу. Я осторожно опустила животное на траву, поставила его на лапки. Зверёк сделал несколько неуклюжих шагов в сторону чащи и остановился. Поднял голову, растопырив длинные уши, прислушался. Я тоже прислушалась.
Вдалеке, за изгибом дороги, слышался рёв моторов, и он явно приближался. Скорее всего, это за мной – полицейские наконец-то сообразили, что я участвовала в перестрелке, и теперь искали меня.
— Ну что же ты стоишь, странное существо? — спросила я у харишта, и животное вопросительно вперило в меня чёрную бусину глаза. — Неужто ты не насиделся в клетке? Тебе не хочется на свободу? Слушай, если тебе неволя привычнее, то я уж точно не собираюсь попадаться. Понял?
Похоже, не понял – сидит себе и косится на меня, подёргивая носом и поводя ушами. Я набрала в лёгкие побольше воздуха и изо всех сил пронзительно свистнула сквозь передние зубы. Харишт дёрнулся и помчался прочь, взметая траву и опавшие листья, мелькая блестящей от дождевой влаги бежевой тушкой среди деревьев, и вскоре совсем скрылся из виду. В этот самый момент из-за поворота выскочили пара косых лучей автомобильных фар. Они стремительно приближались, бежать мне было некуда, поэтому я спешно соскользнула по мокрой траве вниз, к речке, и затаилась в тени под мостом.
Через несколько секунд прямо надо мной с пронзительным визгом тормозов остановились пара машин. Хлопнули двери, чей-то уверенный голос скомандовал:
— Смит, Аль-Тавил, за ней! Она недалеко ушла, есть все шансы нагнать. Эклунд и Стилл со мной на Сосновую, на усиление пятому, там опять стрельба в жилом доме… А потом к технику, нас ждёт разговор по душам.
— Есть! — раздалось отрывисто.
Одна из машин сорвалась с места и умчалась прочь, затопали подошвы по асфальту, зашуршала трава, затрещали кусты, и спустя полминуты стало тихо – лишь журчал ручей у моих ног, да кричала пронзительно птица где-то в густых зарослях.
Обманка Такасимы сработала. Теперь копы всю ночь будут носиться за прытким зверьком, и в итоге их поиски увенчаются ничем. Прошивка деки была сброшена, модуль связи – заглушен на аппаратном уровне, и я была предоставлена сама себе. Я аккуратно выглянула из-под насыпи, убедившись, что на мосту никого не осталась – лишь наискось от дороги стояла брошенная полицейская машина, погружённая передними колёсами в высокую траву. Пригнувшись, я перебралась через мост и направилась по оврагу вдоль ручья в обход поселения…
Мостик скрылся в зарослях, извилистый ручей вёл меня всё глубже в редкий лесок. Небо, затянутое сплошной серой пеленой, едва заметно светлело – там, за облаками, брезжил утренний рассвет. Наконец, я пересекла ручей вброд – здесь его глубина едва достигала пояса, – и выбралась к небольшому оврагу, скрытому в густом кустарнике. Почти сливаясь с окружающей зеленью, из зарослей торчала корма старого пикапа цвета хаки, который я позаимствовала пару часов назад.
После того, как я долетела почти до самого города и свернула с дороги, двигатель честно тянул машину вдоль ручья, вдребезги разбивая подвеску о торчащие из грязи трухлявые пни и угловатые камни, дотащил её до этого оврага, чихнул пару раз и испустил дух прямо в кустах. Салон машины, впрочем, был вполне пригоден для ночёвки, да и место это подходило как нельзя лучше – Сайрен был всего в паре километров отсюда, но в такие дебри добраться по суше было совсем непросто, и вряд ли меня станут здесь искать. По крайней мере, я всей душой на это надеялась.
Скрипнула задняя дверь, я ввалилась в салон, заперла дверь изнутри и растянулась вдоль широкого сиденья. Места было много, поэтому я смогла вытянуться почти во весь рост – пришлось лишь слегка подогнуть колени. Это, однако, мне нисколько не мешало – несчастное тело гудело от затянувшегося пешего путешествия и событий прошедшей ночи; тупой головной болью ему вторил нейроинтерфейс, поэтому я закрыла глаза и уже через считанные секунды погрузилась в объятия Морфея…
* * *
Из забытья меня выдернул отрывистый стук. Открыв глаза, я вскочила и увидела лицо, прислонившееся к стеклу задней двери.
«Полиция, меня нашли!» — лихорадочно подумала я.
От неожиданности сердце ушло в пятки, но я быстро взяла себя в руки – лицо принадлежало какому-то старику. Длинные седые спутанные волосы, грязная борода, измазанное сажей худое лицо. Увидев, что я проснулась, незнакомец скрылся из виду, а я решила выяснить, кто он такой и как меня нашёл.
Распахнув противоположную дверь, я продралась через кусты, обогнула машину и наткнулась прямо на заточку, упёртую мне в живот. Старик, ростом примерно с меня, держал её обеими руками, тонкими как палочки. Мосластые руки его дрожали – то ли от болезни, то ли от истощения. Серые лохмотья вместо одежды, сгорбленная спина, тяжёлое дыхание и бегающие из стороны в сторону дикие глаза – он явно очень давно бродяжничал.
— Отдавай! — каркнул он. — Все деньги, ценности, всё, что у тебя есть!
— Спокойно, дедушка, не надо кричать… — успокаивающе протянула я, оценивая ситуацию.
Уйти в сторону и сломать ему запястье? Пожалуй, я бы так и сделала, будь передо мной молодой здоровый мужчина, но этот старик… Я не могла с ним так поступить. Исхудавший и грязный, он вызывал одну лишь жалость.
— Я ещё не завтракала. Составите мне компанию? — спросила я, не шелохнувшись.
Старик стрельнул глазами в сторону машины, потом снова на меня, помедлил несколько секунд и опустил заточку.
— У тебя есть еда? — недоверчиво спросил он. — Ты не обманешь? Не скормишь меня жалящим?
— Даже мыслей таких не было. Устраивайтесь поудобнее, — предложила я, приоткрыв дверь.
В проходе между сидений лежал предусмотрительно оставленный с ночи пистолет-пулемёт. Я демонстративно выщелкнула обойму, сунула её в карман куртки и обогнула машину. Старик тем временем робко устроился на заднем сиденье, тупо уставился на оружие и принялся нервно потирать морщинистые руки. Я села рядом и выудила спереди походный рюкзак. Расстегнув молнию, принялась выкладывать то съестное, что у меня было – сухие галеты, пару банок паштета, несколько тюбиков пищевой пасты, пакет прессованных водорослей…
Увидев еду, старик воспрял духом, глаза его загорелись. Он схватил первый попавшийся тюбик, дрожащими руками вскрыл его и, задрав голову, принялся выдавливать содержимое в рот. Прикончив один, тут же принялся за второй. Я же вскрыла банку и намазала на галету паштет, мысленно поблагодарив дядю Ваню за предусмотрительность. На подлёте к Каптейну он самолично уложил мне в рюкзак небольшой запас еды – на всякий случай. Он оказался прав, и еда пришлась, что называется, ко двору.
Дед тем временем прикончил третий тюбик и, кажется, наконец насытился. Спохватившись, вяло пошарил вокруг сморщенной ладонью в поисках заточки, не сводя с меня глаз, не нашёл её и хрипло сказал:
— У тебя их оружие. Ты из «Кольев»? Нет… Нет, ты не одна из них, — протянул он, хитро прищурившись и обнажив редкие жёлто-чёрные зубы. — Ты другая. Но они… Они убивают всех, они забирают людей и требуют страх. Им нужен весь наш страх!
— Я вообще не понимаю, о чём речь, я здесь впервые, — развела я руками. — Поясните, о чём…
— Почему ты добра ко мне? — неожиданно спросил он.
Взгляд его стал осмысленным, он огляделся по сторонам, будто очнулся ото сна.
— Вы голодны, а у меня есть еда, только и всего.
— Я пытался тебя ограбить! Вот же старый дурак… Идиот! — Он принялся колотить себя тощим кулаком по лбу.
Словно заведённый, он проклинал себя, мял своё лицо и бил себя по щекам. Через полминуты, когда он устал и успокоился, я осторожно спросила:
— Вы говорили что-то про «Кольев». Это местная банда?
— Банда… Да, они молодые, неистовые. Все их боятся, дарят им свой страх. А им только это и нужно! Они собирают вокруг себя всех, кто питается страхом. Много, много таких людей…
— Где вы живёте? Хотите я провожу вас до дома? — предложила я. — Обещаю, никто из «Кольев» вас не тронет.
— Нет, нельзя! — рявкнул он. — Тебе нельзя знать, где я живу! А ты? Где живёшь ты? В этой машине? У тебя нет дома?
— Говорю же, я здесь впервые. Я на этой машине только приехала. Планирую уладить тут кое-какие дела. Надо разыскать… людей. Но пока я не знаю, с чего начать.
— Людей? — спросил старик.
— Да, людей. Причастных к тому, что несколько лет назад произошло в интернате недалеко отсюда…
Прошлой ночью, когда я выжимала из машины всю мощь, утопив педаль в пол, я миновала тот самый поворот – поросшую бурьяном колею, неприметную и едва различимую среди деревьев. Неприметную, но не для меня – я хорошо помнила это место. Оно иногда являлось ко мне во снах, калёным железом отпечатанное в подкорке. Решилась бы я свернуть с трассы на заросшую колею, ведущую к воротам интерната, не будь за мной погони? Не уверена. Старик тем временем сморщился, лицо его выражало неописуемое страдание, он сбивчиво заговорил:
— Дети интерната… Это они, мёртвые дети интерната наслали на нас проклятые дожди. Их всех похоронили рядом, и теперь они говорят ночами, перешёптываются и ждут нас… — На глазах его выступили слёзы, он принялся тереть их грязной ладонью. — Они ждут, пока мы сгниём заживо и ляжем рядом с ними… Тогда они успокоятся. Или нет? Я не знаю…
— Я думаю, они требуют отмщения, — сказала я. — Кто-то должен это сделать. Кто-то, кто ещё в силах.
— Все забыли! — закричал старик, вскидывая руки к потолку. — Все про них забыли! Никому не нужна правда, они застелили свои глаза деньгами! Но старый Пабло всё помнит! Он помнит, хоть его и держат за дурака!
Взгляд его снова начал блуждать, нотки безумия искрились в тусклых зрачках. Волосы на моей голове зашевелились – я вдруг ощутила, что этого старика ко мне послало само провидение. Он точно что-то знает!
— Послушайте, вы сможете мне помочь? — с надеждой вопросила я. — Или, может быть, вы знаете кого-то, кто сможет?
— Я знаю одного! — мигом оживился он и расплылся в щербатой гнилозубой улыбке. — Ищи Слесаря! Они не верят мне, они уже давно закрыли дела, но я всё знаю! Я знаю, что ты-то мне веришь! Ты ведь не одна из них! — Он схватил меня за руку, уставился на биотитан и принялся лихорадочно ощупывать трясущимися пальцами механическую ладонь, будто искал на ней что-то. — Старый Пабло уже не может совершать хорошие поступки, но ты – можешь! Найди Слесаря, у него большой розовый дом на окраине… Ты не пропустишь, такой дом только один!
Я не верила своим ушам. Это была невероятная удача – зацепка, которую я едва рассчитывала найти, сама пришла ко мне. Впрочем, полубезумный старик мог рассказать что угодно. Обрадовавшись еде, он мог задобрить меня любой байкой, благо в его воспалённом воображении их наверняка было предостаточно.
— Вы проводите меня к этому дому? — с надеждой в голосе спросила я.
— Идём! Старый Пабло знает дорогу! — С этими словами доходяга выкарабкался из машины в траву и грязными босыми ногами заковылял вдоль ручья. У этого старика не было даже обуви…
Я последовала за ним. Поминутно останавливаясь, оглядываясь по сторонам, пригибаясь, словно за ним кто-то охотится, он довёл меня до отмели, по которой мы перешли ручей вброд, поднялись по склону и оказались на узкой протоптанной тропинке. Видимо, дед вышел к машине именно отсюда, и теперь мы двигались сквозь густые кусты, а старик бормотал себе под нос:
— Этот лес полон опасностей, они поджидают на каждом шагу! Но старый Пабло знает, он всё знает! Он видел жалящих, знает их повадки! Он видел людей, ведает их нравы…
По тропе мы выбрались на колею и вскоре очутились на окраине города. За подлеском виднелись крыши обшарпанных домов, а мы пробирались всё дальше. Миновали частный сектор – вереницу пыльных заброшенных жилищ с чёрными окнами-глазницами. Два раза меж покинутых коттеджей попадались буквально за͐мки, готовые к осаде – с камерами наблюдения по периметру высоченных каменных стен, с высокими башенками, с которых отлично просматривалась прилегающая местность. Крепости эти, впрочем, тоже производили впечатление брошенных – не было заметно никакого движения.
— Сначала налево, потом направо… — бормотал старик, уводя меня всё дальше в редколесье заброшенных коттеджей, поросших сорняком. Вскоре мы вышли к болоту – широкая зелёная равнина, покрытая островками и торчащими остовами деревьев, уходила за горизонт, а справа, сквозь густую рощу проступало розовое пятно. Старик остановился и сказал:
— Он здесь. Но я дальше не пойду. Я не хожу возле болот… — Он вдруг насторожился. — Ты слышала?
— Нет, не слышала. Что? — Я проследила за его взглядом и не увидела ничего подозрительного – едва заметно покачивались на ветру ветви кустов.
— Там… Там, в воде! Жалящий! — Пабло дрожащим пальцем ткнул в сторону воды, глаза его были широко раскрыты.
В следующую же секунду он сорвался с места и с немыслимой для такого тощего и измождённого человека прытью скрылся в мокрых кустах. Вскоре удалявшийся шорох смолк, а я стояла, словно сжатая пружина, превратившись в слух, и высматривала «жалящего». Прошло несколько минут, но я так ничего и не заметила, а со стороны розового дома тем временем раздался пронзительный скрежет.
Осторожно прокравшись сквозь заросли, я наткнулась на высокую железную ограду, за которой возвышался симпатичный двухэтажный дом лососевого цвета. Среди серо-коричневых тёмных пейзажей Каптейна он был настоящей отрадой для глаз, будто вырезанный из какой-то яркой картинки или мультфильма.
Оглядев дворик, я поняла, почему его владельца звали Слесарем – вся территория была уставлена разнообразными фигурами из металла. Вставший на дыбы единорог, целующаяся пара в полный рост и даже целый старинный конный экипаж с облучком для возницы, правда без коней – лишь одна из могучих мускулистых лошадей стояла у самой стены, готовая помчаться галопом.
Железные изваяния из прутьев были выполнены с любовью и вниманием к деталям – отсюда я могла разглядеть мельчайшие подробности – завитки, изгибы и грани каждого элемента. Чуть поодаль, вдоль дорожки к воротам расположились витиеватые клумбы, вазоны на завитых стеблях – и всё это было выполнено из стальной арматуры. К торцу дома был пристроен гараж, из которого и доносился тот самый металлический скрежет – Слесарь занимался любимым делом.
Притаившись за забором и разглядывая стальные шедевры, я выжидала. Через несколько минут дверь гаража распахнулась, и из неё вышел смуглый бородатый гигант. Он походил на кого угодно, только не на убийцу – доброе круглое лицо, медвежья походка вразвалочку, красно-белая клетчатая рубашка с коротким рукавом, грязные джинсы, краги на больших волосатых руках и поднятое забрало сварочной маски. Слесарь обогнул дом и скрылся за фасадом, а я решала, что делать дальше. Перемахнуть через забор и ворваться к нему в жилище?
Старый Пабло не внушал особого доверия, и мне предстояло убедиться, что этот Слесарь – именно тот, кто мне нужен, ведь я не могла позволить себе ошибиться. Невиновный человек не должен был пострадать, поэтому я решила сначала связаться с дядей Ваней и запросить хоть немного информации о Слесаре. Но для связи с дедом мне нужно было раздобыть передатчик, и я знала только одно место, где можно было это сделать – магазинчик электроники у Такасимы…
Прокручивая в памяти номера частот для связи с дядей Ваней, заученные перед посадкой, я торопилась по уже знакомому маршруту к машине, чтобы взять деньги из рюкзака. Оттуда мне предстояло вдоль реки возвратиться к мосту, а затем – незаметно достичь искомого магазина…
* * *
Я в последний раз воровато оглянулась по сторонам и проскользнула в дверь. Стоявший за стойкой Такасима поднял на меня взгляд единственного глаза. Брови его сошлись над переносицей, и он холодно произнёс:
— И у вас хватает наглости являться ко мне после этой ночи? Я полагал, что больше никогда вас не увижу.
— Я тоже так думала, но мне нужно кое-что у вас прикупить. Мне нужна рация, и помощнее. А ещё… — задумчиво протянула я, оглядывая стеллажи с различными устройствами. — Ещё детальная карта местности. Но лучше – всей планеты.
— Я никогда не провожу операции там, где работаю, — с едва сдерживаемым гневом заявил Такасима. — Вчера был первый раз, и в первый же раз вы привели ко мне полицию. Вчера мне удалось убедить их в том, что вы ворвались в мой магазин и кое-что стащили, но в следующий раз они мне не поверят. Поэтому уходите и не возвращайтесь. Мне не нужны неприятности.
— Прошу прощения, но без покупок я не уйду, — объявила я и выложила на стол тугую пачку денег, перетянутую тесьмой.
Такасима уставился на деньги, на лице его отразилась внутренняя борьба. Через несколько секунд торговец в нём победил самурая, он скрылся в подсобке и вернулся с рацией с выдвижной антенной и небольшим чипом в руке.
— Вы сами назначили цену, поэтому я не возьму с вас ни меритом меньше. Забирайте всё, но в магазин больше не приходите, иначе я вызову полицию. Карта немного устарела, с обновлениями и позиционированием я вам помочь не смогу. Я отметил исходную точку, в которой мы с вами находимся, так что придётся довольствоваться тем, что есть.
— Спасибо, я мигом, — сказала я и приложила чип к нейру.
Японец молча взял деньги, убрал их под стойку и уставился на меня в ожидании, пока карта загрузится в интерфейс. Сзади раздался звук открываемой двери. Загрузка тем временем окончилась, я положила на стойку чип и, прихватив передатчик, поспешила удалиться, разминувшись с хмурого вида парнем в охотничьем комбинезоне…
Сидя под мостом подле мутного неторопливого ручья, я перебирала частоты и слушала эфир. Антенна покачивалась на лёгком ветру, шумели помехи, свистели магнитные поля, пару раз я натыкалась на чьи-то отрывистые переговоры, но на этом всё. Дяди Вани не было. Я не знала, стоит ли до сих пор его «Виатор» на площадке в Новом Роттердаме, или он уже покинул поверхность планеты. Могло статься, что он снова бросил меня на Каптейне точно также, как сделал это четыре года назад. Он ничего не пообещал, мы не договаривались о встрече, и создавалось впечатление, что он просто выполнил свою задачу по доставке очередного груза и исчез в неизвестном направлении.
Что оставалось? Искать ещё кого-то, кто мог бы помочь мне в этом деле? Лезть прямо в лапы к полиции в поисках Элизабет Стилл было идиотской затеей, поэтому единственное, что я могла – это взять инициативу в свои руки. Я помнила маршрут до розового дома, поэтому забежала по пути в хозяйственный магазин, вернулась вдоль ручья в машину и решила дождаться темноты, чтобы под покровом ночи исполнить свой план…
* * *
Сумерки сгустились над головой, серое небо привычно кропило прелую землю моросью. Последние полчаса я провела в кустах под стальной оградкой, отбиваясь от назойливых насекомых и ожидая наступления ночи. Свет горел только в одной комнате на втором этаже. Движения не было – либо Слесарь жил один, либо остальные домочадцы были в отъезде. Переждав ещё немного, я всё же решилась действовать.
Перелезла через ограду, бесшумно приземлилась на траву и рысью скользнула к стене дома. Прислушалась. Было тихо, лишь по стальным изваяниям шуршал мелкий дождик. Я обошла дом и оказалась перед входной дверью с изящным молоточком в виде головы какого-то рогатого животного с кольцом в носу. Закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула. Вдох, выдох… Возвращаясь в то самое состояние отрешённости, я вызывала к жизни образ Гарри Маккейна, лежащего на полу его комнаты в тот момент, когда я заносила скальпель над его горлом. Вдох… Выдох… Пора.
Звонкий мелодичный стук дверного молоточка вдребезги разбил вечернюю тишину. Сквозь дверь послышались тяжёлые, гулкие шаги, поскрипывания деревянных половиц. Щёлкнул замок, дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник Слесарь. На две головы выше меня, он горой нависал сверху, заслоняя собой горящую лампу в прихожей. Круглое лицо обрамляла чёрная густая бородища. Он вопросительно смотрел на меня, подняв брови – видно, никак не ожидал гостей в столь поздний час.
Едва слышно засвистели кинетические усилители. Не дав опомниться ни ему, ни себе, я движением ноги опрокинула всю свою силу, что имела, Слесарю прямо в пах. Он согнулся, глаза его полезли из орбит, а я выстрелила ему в челюсть два коротких удара. Медленно завалившись, словно подкошенный небоскрёб, бездыханный Слесарь всей своей огромной массой рухнул на пол. Где-то в глубине дома едва слышно зазвенело стекло, а я оглянулась на улицу и прикрыла за собой дверь. Нужно было действовать – и быстро.
Я приподняла здоровяка за плечи и что было сил потянула его в глубь дома. Напрягаясь, я волокла его по полу, голова его безвольно болталась, но грудь поднималась и опадала – значит, он был жив. Кое-как дотащив тело до гостиной, я заприметила большое стальное кресло ручной работы. Витиеватые вензеля украшали его ручки, спинка была словно выткана цветочным узором из металла, а сиденье представляло из себя мягкую подушку в цветастой обивке. Я приподняла тело и попыталась взгромоздить его на кресло, но не тут-то было – он был слишком тяжёл.
Достав из кармана пластиковые стяжки, приобретённые накануне в хозмаге, я уложила стул на бок и принялась прилаживать к нему Слесаря. Рука… Стяжки одна за другой пронзительно жужжали, приковывая его к стулу. Нога… Мне всё время казалось, что здоровяк, когда очнётся, разорвёт их одним движением, словно свифтовский Гулливер, поэтому я израсходовала всю пачку – все полсотни штук. Наконец, когда работа была закончена, мне со второй попытки с нечеловеческим усилием удалось поднять стул вместе со Слесарем и установить его в вертикальном положении.
Теперь мне нужно было дождаться его пробуждения и выведать какую-нибудь информацию. Свесив голову набок, он пребывал без сознания и тяжело дышал, а я тем временем решила разведать обстановку. Дом был пуст, единственная спальня не содержала признаков того, что в ней бывает кто-то ещё, кроме Слесаря – не было фотографий, в шкафу не висела одежда, кроме безразмерной, в которой я могла поместиться, словно в палатке, поэтому я сделала вывод, что он живёт тут один. Тем лучше. Спешить было некуда…
— Что за чертовщина? — раздался могучий бас.
Я оторвалась от книги, взятой с одной из полок, и взглянула на пленника. Он слабо подёргивался и осоловело оглядывался по сторонам. Потом увидел меня, полулежащую на диване сбоку от него.
— Ты кто? Что делаешь у меня дома? — спросил он с ноткой недоумения в голосе.
— Мне нужно знать всё об интернате, — без предисловий ответила я, поднялась и подошла вплотную к нему. — Я знаю, что вы связаны с тем, что случилось в интернате Каниди несколько лет назад. Мне нужна информация – кто это сделал?
Брови его дёрнулись, секундное замешательство промелькнула на лице, взгляд обежал комнату и вернулся ко мне.
— Я понятия не имею, о чём ты! — рявкнул он и нахмурился. — Развяжи меня сейчас же!
Он что-то скрывает, я кожей ощущала его ложь, и теперь я была почти уверена в этом. Неужели безумный старик оказался прав?
— Не так быстро, — ответила я. — Я чувствую, вам что-то известно.
— Да мне начхать, что ты чувствуешь! А ну быстро разрезай стяжки! Отпусти меня!
Я стояла перед ним и разглядывала его злобное красное лицо, раздувавшиеся ноздри, яростные влажные глаза. Вот как… Ты всё ещё мнишь себя хозяином положения, здоровяк? Ты никого не боишься, живёшь себе спокойно в домике на отшибе и занимаешься любимым делом. А с каких пор? Наверное, с тех пор, когда твои преступления поросли паутиной, когда ты и твои дружки, заметая следы, раздавали деньги налево и направо, покупая лояльность полиции и молчание земляков. И избавляясь от тех, кто не желал молчать. Так это было?
— Рассказывай всё, что знаешь, или тебе будет плохо, — стальным голосом произнесла я.
Решимость переполняла меня, я была готова калёными клещами вырывать из него информацию вместе с мясом, если это потребуется.
— Поцелуй меня в мой огромный зад, малолетняя тварь! — гаркнул он и плюнул мне прямо на кофту.
Ярость подкатывала к моему горлу, кулаки рефлекторно сжимались и разжимались. Ну что ж, не хочешь по-хорошему – значит, будет по-плохому. Я присела рядом с ним, взялась за его толстый, словно сарделька, указательный палец левой руки, и с силой дёрнула на себя. Хрустнуло, палец, вывороченный из сустава, вяло повис, а Слесарь заорал хриплым басом. Спохватившись, я сгребла с дивана какое-то тряпьё, скомкала его и засунула импровизированный кляп ему в рот. Немного придя в себя, он притих и вперил в меня неистовый бычий взгляд. Молчишь? Значит, продолжаем допрос…
Средний палец жалобно хрустнул, Слесарь, зажмурившись, приглушённо забасил в тряпку, а я почти сразу выдернула третий – безымянный палец. Здоровяк несколько минут то кричал, то пыхтел, мотая головой и пытаясь вырваться. Наконец, когда он успокоился, я вытащила кляп из его рта и спросила:
— Тебе есть что сказать? Или будем продолжать? Пальцев у тебя ещё много. Но теперь мы будем растягивать удовольствие – вытаскивать по одной фаланге.
— Я… Не знаю, о чём ты… Я… Этого не делал!
— Не делал чего? — оживилась я, понимая, что нахожусь на правильном пути. — Мы уже почти приблизились к ответам на вопросы. Ну же, сделай ещё один шаг!
— Я ничего не делал! — взревел он. — Я просто живу как все!
— Это ложь! — прошипела я. — Наверное, ты боишься своих дружков, ведь если ты сдашь их… Тебе не их бояться надо, а меня!
С этими словами я снова сунула кляп ему в рот и раздробила ногтевую фалангу безымянного пальца. Отчаянно заверещав, он принялся биться в своём стальном кресле. Через минуту его безымянный палец превратился в бесформенную труху, а он, истекая по͐том, закатывал глаза и колотился в истерике. Ждать пришлось несколько минут, и когда он успокоился и бесшумно заплакал, я вновь вынула кляп. Слёзы боли стекали по его потным щекам, рубашка пропиталась влагой, а меня переполняло нездоровое возбуждение. Я жаждала его мучений.
— Ты знаешь, я бы никогда не предположила, что мне это понравится, — вкрадчиво, не в силах унять дрожь в голосе, сказала я. — Я буду пытать тебя бесконечно. За каждую секунду страданий моих интернатских друзей ты будешь мучиться целый час…
— Интернатских друзей? Я не знал! — закричал он с ноткой отчаяния в голосе. — Я не знал, что ты одна из них! Там никого не осталось! Не осталось никого, мы всех продали!
— Выходит, что не всех. Как минимум, вы не продали тех, кого убили! Кстати, скольких ты убил? Сколько крови на твоих руках?! — закричала я ему в лицо, схватившись за указательный палец на правой руке.
— Двоих! Только двоих!
Ультразвук моей кинетики давил на уши, я сжала палец, Слесарь торопливо затараторил:
— Троих! Троих, не больше!
— А может, четверых? Или пятерых? — склонившись над самым его ухом, вкрадчиво спросила я, продолжая сжимать хрустнувший палец. Он вращал глазами и кричал:
— Не помню!!! Они приказали убить самых слабых! Больше я не смог, я понял, осознал!
— Что ты осознал?
— Ценность! Осознал ценность их жизней!
— Прикончил детей и вдруг осознал ценность их жизней? Да ты что, издеваешься надо мной?! — яростно вскричала я и с отводом ударила Слесаря кулаком в челюсть. Куда-то в угол полетели выбитые зубы, гигант вместе с креслом, грохоча, повалился на пол.
— Они настаивали… — разбитыми губами шамкал Слесарь. — Они называли это отбраковкой… Я бы сам не стал, мне только нужны были деньги, чтобы кормить семью…
Всё ради денег… Всё зло в этом мире делается ради денег. Самые чудовищные монстры рождаются под шелест купюр, люди превращаются в мразь и теряют остатки человеческого под звон монет. Что стало с этим миром?! Почему он такой?!
Внутри меня кипела ненависть ко всему живому, и эту ненависть я намеревалась выплеснуть на лежащего у моих ног беззащитного детоубийцу.
— Говори имена! Кто ещё был с тобой? Кто отдавал приказы?!
— Пятеро! — рыдал он. — Их было пятеро!
— Пятеро, значит? Пять командиров?! Говори имена!
— Я н-не знаю!
— Трое детей, говоришь? Сколько у тебя ещё осталось пальцев? — спросила я, с ног до головы оглядывая огромное потное чудовище перед собой. — Семь? Они ведь очень нужны тебе, правда? Ими ты творишь шедевры, эти пальцы – это ведь всё, что у тебя есть, да? Предлагаю сделку – за каждого из убитых я заберу у тебя по два пальца. И все десять – на ногах. У тебя ещё останется один на руке. Ты согласен?
— Нет! Только не пальцы! Хватит! Умоляю!!!
Окружающая комната проваливалась в тёмный туннель. Я присела на колено рядом с вопившим подонком, заткнула ему рот кляпом, и через секунду оставшиеся два пальца на левой руке превратились в месиво. Следом я принялась за правую руку. С садистским упоением я калечила его, и мне стоило огромного труда остановиться после третьего пальца. Слесарь уже не орал – он сипло пыхтел и свистел, мотая лохматой головой и выпучив глаза. Когда я вынула кляп, он пустил на пол кровавую слюну и тяжело задышал.
— Говори имена! — заорала я прямо ему в ухо.
Гигант молчал и мотал бородой, издавая какие-то нечленораздельные звуки. Я вскочила и в сердцах пнула его в живот, потом ещё раз, и ещё. Глухой стук отдавался в моих ушах вместе с горячим биением сердца, а Слесарь дёргался в такт ударам. Снова склонилась над ним, схватила за волосы и вздёрнула его голову. Молчит. Молчит и пялится на меня полными ужаса и боли глазами. Ценность жизни он осознал… А может, врёт? Да, скорее всего врёт, изворачивается. Ему наплевать на всех, кроме себя…
Почувствовав всем телом давление ультразвука кинетических усилителей, с ужасающим, болезненным экстазом я вбила кулак ему куда-то в челюсть, вышибая из него остатки зубов. Следующий удар пришёлся в висок. Голова его, словно тряпичной куклы, стукнулась об пол, изо рта поползла струйка крови, растекаясь небольшой лужицей. Он лежал, выпученными глазами глядя в бахрому занавесок перед собой. Я дрожащими руками нащупала его сонную артерию в поисках пульса. Его не было. Слесарь был мёртв.
Тяжело дыша, я поднялась на ноги. Стояла и смотрела на грузное тело, прикованное к креслу, с изрядно пережатыми стяжками и оттого побагровевшими конечностями. Что делать? Избавиться от тела? Нет, я брезговала притронуться к нему, не желала таскать эту огромную бесполезную тушу детоубийцы. Я оставлю его здесь, пусть лежит. В назидание остальным. А теперь мне нужно уходить…
Заметавшись по комнате, я бросилась было к парадной двери, как вдруг снаружи послышался шум мотора. Стремглав я подскочила к одному из окон и увидела машину, которая остановилась напротив ворот. Кто-то приехал! Вовремя, ничего не скажешь… В несколько прыжков я оказалась у противоположной стены, распахнула окно и выскочила в ночь. Тёмные деревья едва заметно покачивали верхушками, по жестяной крыше дома постукивал редкий дождь. Ночной тенью я пронеслась к ограде, с нечеловеческой прытью перелетела через железную решётку и затаилась в траве. Адреналин хлестал через край, сердце заходилось пулемётными очередями.
Сквозь забранное занавесками открытое окно дома раздался истошный женский визг. Спугнутым зверем я рванула в темноту сквозь кусты…
* * *
Тяжело дыша, я рухнула на переднее пассажирское сиденье брошенного в овраге пикапа. Меня била жаркая дрожь, распирая изнутри, грудь рвалась, словно перегретый паровой котёл, готовый в любую секунду разлететься на части. Закрыв лицо руками, я пыталась отдышаться и не могла. Что это было?! Я ли это делала? Бок о бок со смертью я провела последние годы, но это было моей работой. Все эти политиканы, дельцы, вершители судеб, которые были один хуже другого – насильники, садисты, подонки… Они умирали от моей руки быстро, словно комары, раздавленные метким ударом…
Но сегодня всё было иначе. Мне понравилось пытать человека… Мне понравилось, я испытала невыразимые ощущения, граничащие с оргазмом, и теперь я боялась саму себя, потому что жаждала ещё раз сотворить что-то подобное. Слесарь был замучен и забит, он был мёртв. Больше он не будет делать красивейшие вещи своими золотыми руками. Больше его, живого, не увидит та женщина, что приехала к нему в гости. Кто она ему? Бывшая жена? Подруга? А может, дочь? Интересно, сколько ей было, когда он убивал детей в интернате? Была ли она их ровесницей?
И кто был сегодня отмщён? Я не знала имён тех трёх ребят, да и что бы это дало? Самое главное – информацию – я так и не получила. Этот подонок испустил дух, забрав её с собой в могилу, и нить оборвалась. Единственная нить, за которую можно было бы вытянуть весь этот клубок, вытащить на свет скользкое змеиное кубло и рубить, сечь головы одну за другой, кромсать гибкие смрадные тела на части…
Пламенеющая ярость и горячая злость на себя саму вихрем накрыли меня, захотелось кричать и ломать всё вокруг. Размахнувшись, я в сердцах грохнула кулаком по торпеде, пластик хрустнул. И ещё раз – в стороны полетели осколки, а крышка бардачка, сорвавшись с замка, беспомощно повисла в воздухе. На пол выпали пара небольших светлых предметов. Я нагнулась и подобрала белый цилиндрик с клапаном на верхушке; на боку темнела наклейка с красной стилизованной физиономией рогатого дьявола, оскалившегося в злобной ухмылке. Поднесла цилиндр к лицу и принюхалась, в нос ударил смутно знакомый запах – смесь льда и мяты. Где-то мне уже доводилось слышать подобный запах… Это было в баре, в Новом Роттердаме. Так пахло пойло из дьяволова куста – то самое, которое мне предложила исхудавшая барменша.
Как же мне одиноко… Марк… Мне тебя не хватает, словно воздуха! Как же ты нужен мне сейчас! Ты не дал бы мне сорваться в припадок ярости. Ты посмеялся бы надо мной в своей привычной манере, ткнул бы меня пальцем в бок, и мы бы что-нибудь придумали. Мы ведь всегда что-нибудь придумывали… Но тебя нет. Ты далеко, под другой, бесконечно далёкой звездой, занят совсем другими делами…
Душу наполняла холодная отрешённость, словно это была не я, а кто-то другой. Будто бы я со стороны смотрела на девушку, которая просто так, без всякой пользы для дела до смерти запытала человека, потеряв единственную зацепку в деле, ради которого бросила всё и прибыла на эту богом забытую планету… Дура! Чёртова проклятая дура…
Я сидела, машинально вертя в руках цилиндр, отрешённость постепенно сменялась трепетом, давно позабытым жгучим предвкушением, которое я испытывала когда-то, лёжа на потной простыне меж облезлых стен лазарета в томительном ожидании опиумного укола, который убьёт нестерпимую боль отсутствующих конечностей, потушит и вберёт в дурманящий туман все чувства и ощущения…
Поднеся к лицу сопло, я вдавила клапан и сделала глубокий вдох. Кипящий лёд хлынул в рот, обжигая гортань, заполняя бронхи пылающим снегом. Челюсти судорожно сжались, вкус мяты провалился в горло, и нереальное, невиданное ранее наслаждение захлестнуло моё мечущееся на грани бреда сознание…
… — Это не пройдёт тебе даром, Вячеслав, — стараясь держаться невозмутимо, проскрипел Расмус Тамберг.
Седой втолкнул его в свой кабинет, следом за мной вошёл Арни и запер дверь.
— Признайся, ты ведь хотел со мной расправиться? Снайпера на крышах, как правило, именно для того и сидят, — сказал Седой, подходя к своему столу.
По стенам плыли горные пейзажи, белоснежные кучевые облака огибали седые сопки.
— Я хотел тебя припугнуть, — холодно ответил старик. — А заодно уберечь от опрометчивых действий. Не уберёг…
— Меня нельзя так просто припугнуть. Со мной это не работает, неужели ты ещё не понял? Да нет, ты же не дурак. Я уверен, что я был бы уже мёртв, если бы не она, — он кивнул в мою сторону.
— Если бы не она, ты бы и дальше управлял своим заведением. Теперь же, очень скоро этому придёт конец, — сказал Тамберг.
Седой плюхнулся в кресло, плеснул себе виски и заметил:
— Ты ещё можешь всё исправить, Расмус. Позвони своим и скажи, что мы договорились о перемирии.
— Нет. Наказать… — Лицо его исказила гримаса, он, подчёркнуто не глядя в мою сторону, мотнул головой. — Пристрелить это бешеное животное – стало делом чести. И теперь нужно проучить тебя самого.
— Мы ещё посмотрим, кто кого проучит. — Седой нажал скрытую под столешницей кнопку, и часть стены отодвинулась в сторону, открывая тёмный проход в технические помещения. — Пошли, Расмус.
Тамберг не сопротивлялся и последовал за Арни. Наша маленькая процессия миновала несколько поворотов тёмного коридора и оказалась в кладовке. В углу был свален какой-то хлам, у стены стоял крепкий железный стул, под потолком мерцала одинокая лампочка. Арни выставил стул на середину комнаты и молча указал на него старику. Расмус без сопротивления опустился на сиденье. Седой достал откуда-то наручники, просунул руки старика меж прутьев спинки и сковал сзади. Затем встал напротив старика и сказал:
— Эта чёрная хреновина, которая угробила Циконию… Ты же понимаешь, что она придёт за нами?
Тамберг молчал и, горделиво подняв подбородок, сверлил Седого презрительным взглядом.
— Мы теперь можем не тратить время на вежливость, этику и прочие словоблудия, — продолжал Седой. — Настала пора решать вопросы кардинально, по-взрослому. Точно так, как ты решил пять лет назад с моим братом… Даже не думай отпираться, я знаю, что это был твой заказ.
— Он позволил себе слишком много. Он проявил неуважение! — рявкнул старик.
— Ты всё цепляешься за какие-то традиции, невесть кем придуманные, лицемерный старик. Ставишь их выше жизней. А как тебе такое?!
Седой взмахнул рукой, раздался глухой удар, Тамберг вздрогнул всем телом. На морщинистой щеке медленно расплывался кровоподтёк от кастета, который поблёскивал на сомкнутых пальцах Седого.
— Чего ты добиваешься? — сплюнув на бетонный пол сгусток крови, хрипло спросил Расмус.
— Ничего дельного я от тебя уже не добьюсь, так хоть развлекусь немного. А ты пока припоминай, как посылал своих ребят на маршруты моего брата. Как сломал ему сеть поставок морепродуктов, отжал наш с ним рынок. Как регулярно насылал наркоманов-отморозков на мой бар. Или это был не ты? — Седой, прохаживаясь по комнате, словно тигр перед прыжком, остановился и приобрёл задумчивый вид. — Или это Мартинсоны? Да, впрочем, какая разница? Ты и за них ответишь.
— Ты уже мёртв, — прохрипел Расмус. — После того, как ты меня убьёшь – тебе конец.
— Всё, что ты можешь – это лаять. Укусить ты больше не в состоянии.
Седой размахнулся и снова ударил. Что-то хрустнуло, Тамберг застонал. Скрестив руки, я стояла у стены позади Тамберга. Мне почему-то было жаль этого старика, который с покорностью принимал свою судьбу здесь, в тёмном подвале. Потеряв сына, он уже был готов отдать и жизнь. Седой тем временем нанёс третий размашистый удар, повернулся ко мне и спросил:
— Лиза, не хочешь поучаствовать? В конце концов, он и твоей смерти хочет.
— Нет, не хочу, — отказалась я. — Он ничего мне не сделал.
— Ну, как знаешь… Что чувствуешь, Расмус? Тебе больно? Эта боль заглушила твою внутреннюю, от потери отпрыска? Чего ты молчишь? Ну вот, отключился… — Он наклонился над телом и приподнял веко Тамберга. — А что это тут у нас? Да он нас пишет, представляешь, Арни? Смотри-ка, его глаза всё записывают. Давай кончать его…
Арни достал из кармана полиэтиленовый пакет и с явным нежеланием протянул его в сторону Седого. Взяв пакет, Седой накинул его на безвольно повисшую голову Расмуса. У меня внутри ёкнуло, какая-то чёрная, холодная и давно уже знакомая яма разверзлась в желудке. Мне вдруг стало страшно от того, что собирается сделать Седой – некогда рассудительный и спокойный, а теперь превратившийся в чудовище. Точно такое же, каким была я сама…
— Не надо, — еле слышно прошептала я, поддавшись необъяснимому порыву.
Горло перехватило, но Седой услышал и вопросительно поднял взгляд.
— Это ещё почему? — нахмурился он.
В гортани першило, и мне пришлось прокашляться.
— Я не знаю историю ваших взаимоотношений. Я тут совсем чужая, но мне доводилось видеть… И делать всякое. Я знаю, что это такое – потерять человеческий облик. Но мы должны оставаться людьми, обязаны становиться ими, даже если перестали быть.
— Ты хочешь, чтобы я отпустил его? — Седой, чуть прихрамывая, подошёл вплотную ко мне, достал откуда-то наполовину скуренную сигару с чёрным обугленным кончиком. — Ты понимаешь, что он – рептилия, хладнокровный убийца? Возможно, даже хуже – он отдаёт приказы.
— Но он же тоже человек. Потерявший сына, к тому же.
Седой привалился к стене рядом со мной, раскурил сигару и выпустил под потолок облако дыма.
— Что чувствует тот, кто потерял самого родного человека? — спросил он. Я промолчала, а он продолжал: — Он чувствует, что ему больше нечего терять. Когда-то я был в плену у этого чувства, но потом оно притупилось. А сейчас, когда я понимаю, что эта чёрная штука неминуемо окажется здесь… Она окажется, поверь мне… Это чувство вновь вернулось ко мне.
— Так что ты потеряешь, если отпустишь его?
— Я приобрету непримиримого врага на свободе. Врага, которому тоже нечего терять. Часто ли ты отпускала своих врагов, Лиза?
— Ни разу. Но это не уберегло меня от потерь.
Он некоторое время размышлял, затем оттолкнулся от стены и направился к выходу из помещения. На пороге обернулся:
— Арни, заказывай такси для нашего гостя, и пусть ребята подготовят машину – мне нужно кое-куда съездить… Из уважения к тебе, Лиза, и в знак признательности я отпущу его. Так будет хуже для него – он будет жить и страдать. Но знай – все последствия этого решения я разделю с тобой…
* * *
… Из переулка, ведущего на улицу, показались стремительно приближавшиеся отсветы фар, и через несколько секунд на асфальтированную площадку влетел тяжёлый чёрный автомобиль, юзом оттормозился и замер, скрипнув рессорами. Кузов машины был усеян пулевыми отверстиями, боковые стёкла – разбиты, а из-под капота шёл дым. Распахнулась задняя дверь, оттуда выскочил Седой и, на ходу перезаряжая пистолет, быстрым шагом направился ко входу в бар.
— Арни, Макс, помогите Пашке, в него попали!
Бойцы бросились к машине.
— Шеф, ты в порядке? — поинтересовался Арни.
— Да, ни царапины, — отмахнулся тот. — Дошли на автопилоте. Поганые чухонцы всё-таки решились перейти черту! Скоро они будут здесь, занимайте позиции… Вы трое – со мной на крышу. Койот, Боцман, постарайтесь с пацанами не пустить их дальше зала. Лиза… — Он повернулся ко мне, оглядел с ног до головы: — Недолго ждать пришлось, правда? Жми в «Утомлённого», ищи удобное место, будешь прикрывать сверху этой своей… Хреновиной…
Ребята тем временем, вытащив бездыханное тело с водительского сиденья, поволокли его внутрь бара. Я устремилась ко входу в гостиницу, быстро проскочила мимо охранников, которые через стеклянные двери с любопытством выглядывали наружу, на столпотворение, и стала подниматься по лестнице. Достигнув четвёртого этажа, в несколько шагов я оказалась у окошка в конце коридора. Оно выходило как раз на дворик, откуда было хорошо видно чёрную машину, кое-как брошенную в углу под окнами бара.
Я распахнула окно и прислушалась. Обычный грохот эстакады, черневшей прямо перед носом, шелест ветра и… Из-за соседнего небоскрёба показались три пары прожекторов. Они быстро снижались, и вскоре гул антигравов, резонируя во двор от стен из потрескавшегося кирпича, заполнил пространство. Я осознавала – стоит поэкономить силы и не стрелять из бластера «в молоко», и в этот момент пожалела, что забыла взять у Седого оружие. Мне бы сейчас даже оставленный у Фёдора дома ворованный пистолет не помешал…
Три фургона поравнялись с эстакадой, пропульсировали антигравами почти мимо самого окна, в котором задребезжали стёкла, и грузно опустились в центре двора. Тут же внизу, отдаваясь гулким эхом, застрекотали выстрелы и зазвенело разлетающееся вдребезги стекло. Тёмные фигуры выпрыгивали из тяжёлых машин и рассредоточивались по двору, а самым последним неспешно вышел закованный в тяжёлый бронекостюм боевик с миниганом наперевес. Затрещали многочисленные стволы, исторгая из себя свинцовый ливень – боец неспешно водил орудием из стороны в стороны, превращая остекление бара в ураган мелкого крошева. Медлить нельзя!
Я забралась с ногами на подоконник, вытянула руку и напряглась. Бластер выскочил из запястья и гулко захлопал, отправляя сгустки энергии куда-то вниз. Почти сразу же с соседней крыши короткими автоматными очередями подключился Седой с напарниками. Несмотря на несколько моих прицельных попаданий по мощной броне, пулемётчик внизу извергал огненный факел, из стен летели фонтаны пыли, а витрина бара рассыпа͐лась на море осколков, сверкающих бликами яростного пламени. Фигурки внизу забегали, спасаясь от перекрёстного огня, а Седой тем временем закинул на плечо взявшийся невесть откуда гранатомёт.
Пронзительно свистнул реактивный снаряд, и один из фургонов, ослепительно полыхнув, подпрыгнул в воздухе и с грохотом рухнул набок. В отдалении завыла автомобильная сигнализация, а из бара тем временем, сломя голову, выбегали боевики, утратившие былой задор. Они спешно грузились в оставшиеся два фургона – атака захлебнулась.
Уцелевшие фургоны взвыли двигателями и начали взлетать, поднимая вихрь из снега и грязи. Я принялась поливать огнём взмывающий фургон, и когда он поравнялся с четвёртым этажом, один из его двигателей, поражённый сгустком плазмы, потух, а сам аэромобиль накренился и вильнул в мою сторону. Я едва успела отскочить, как фургон угодил боком в оконный проём. На меня посыпались осколки стекла, а машина, скрежетнув сталью по стене, воткнулась в одну из опор эстакады и громогласно обрушилась прямо во двор.
Из бара уже выбежали байкеры, обступая дымящийся фургон. Третья машина нырнула между высотками и скрылась из виду. Я кое-как перевела дух, бегом спустилась вниз и наткнулась на женщину-администратора, которая с ужасом в круглых глазах держалась за всклокоченные волосы и громко причитала:
— Да что же это творится-то?! Почему именно в мою смену?! Кто ущерб оплачивать будет?!
Люди Седого бродили по двору и считали потери с обеих сторон. Из фургона за руки выволакивали стонущего пассажира. Сквозь двор я прошла к разгромленному фасаду бара и ввалилась внутрь. Пол был покрыт осколками битого стекла и белыми ошмётками штукатурки, кое-где виднелись пятна крови. Лежали тела в каких-то нелепых и вычурных позах. Я шла, осторожно переступая через обломки, и оглядывала погибших. За одним из поваленных столов на животе лежал Боцман, под ним растеклась лужа крови, а в полусогнутой руке он продолжал сжимать помповый обрез. Я опустилась на колено и заглянула Боцману в пустые неподвижные глаза. Он был мёртв…
* * *
… — Девятеро! Они мне кровью за каждого ответят! На каждого нашего мы завалим десятерых!
Разъярённый Седой, красный как рак, метался по залу и орал. Очень непривычно было видеть его таким после слегка ироничного сдержанного Седого, которого я наблюдала в течение предыдущих дней. Я вполоборота сидела на кожаном диванчике. После пальбы из бластера меня одолевала слабость, и слегка кружилась голова.
— Грёбанный Драко погиб на арене! Он сам туда пришёл, как приходил много раз до этого! Тамберги перешли черту, и ответ не заставит себя ждать! Физик! Где Физик?!
— У себя в мастерской, шеф, — пробасил Арни.
Седой протопал через помещение и скрылся в проходе, оглушительно хлопнув дверью. Байкеры неспешно выносили тела во внутренний двор, где с распахнутыми створками кузова уже ждал чёрный грузовик. Через минуту дверь в подвал отверзлась, оттуда вышел Игорь с рюкзаком на плече в сопровождении Седого, и они направились прямиком ко мне. Седой вопросил:
— Лиза, умеешь водить гравицикл? Нашим лучшим пилотом был Боцман, но теперь я его попросить не могу…
— Да. Есть опыт.
— Отлично. Вперёд, Физик покажет дорогу.
— Пойдём, Лиз. — Игорь кивнул головой в сторону пожарного выхода из бара.
Мы вышли на улицу, где люди Арни уже закончили погрузку тел в фургон и давали инструкции водителю. Физик прошёл мимо байкеров и направился вправо, в сторону гаражей, я поспешила следом, стараясь не отставать. Когда мы приблизились к одному из них, створ бесшумно поднялся, и тусклый фонарь выхватил из темноты хищный силуэт ховербайка. Я присвистнула – это был «Вилльсвин», а по-русски – «Вепрь», одна из лучших скандинавских моделей. Техник тем временем принялся копаться в рюкзаке и пробормотал:
— Выкатывай машину. Автопилот не включай, а то нас возьмёт на сопровождение автоматика. Сейчас полетим к шоссе Царебожца Николая, это за пару кварталов отсюда. — Он махнул рукой куда-то в сторону. — Могли бы и тут дело провернуть, но негоже гадить там, где питаешься…
Я взобралась на летающую машину, завела двигатели и аккуратно вывела её из гаража. Физик протянул мне мотоциклетную маску, сел сзади и, обхватив меня за талию, прижался покрепче. Гравицикл набрал высоту и понёс нас над городом, над верхушками домов. Воздушные вихри со снежком били в лицо, хватали за руки и за ноги, норовя сбросить вниз – совсем как раньше. Как же я соскучилась по ощущению полёта, по холодным объятиям колючего ветра…
Вскоре впереди показалась широкая лента скоростного шоссе, и Игорь скомандовал:
— Чуть повыше, помедленнее, и зависни. Я скажу, что делать дальше…
Отпустив меня, он принялся за какие-то манипуляции. Я выровняла машину, и мы зависли в паре сотен метров над трассой. Через некоторое время Физик воскликнул:
— Есть! Видишь вон тот грузовик?
Он вытянул руку куда-то вниз, я проследила взглядом и увидела голубоватый многоколёсный автотягач с длинным полуприцепом позади, на котором было изображено белозубо улыбавшееся лицо с каким-то рекламным слоганом. Буквы отсюда было не разобрать.
— Тот синий беспилотник с мордой на боку?
— Да, он самый! Держись над ним и чуть сбоку…
Грузовик свернул с эстакады и ушёл на разворот, скрывшись под шоссе. Через полминуты он выкатился на магистраль и, набирая скорость, покатил в обратном направлении. Я двигалась за ним, стараясь не делать резких движений, чтобы мой пассажир не выпал из седла – похоже, Игорь был чем-то очень сильно занят позади меня, потому что давно уже не держался руками за меня или за байк…
К тому моменту, как мы выбрались из транзитной полосы, проплыли над спальным районом и оказались в промзоне на окраине, улицы давно уже были окрашены россыпями разноцветных фонарей. Грузовик свернул с шоссе и, сделав несколько поворотов по узким дорожкам между складских заборов, упёрся в большой гараж, из которого вышли несколько фигурок и обступили тяжёлую машину.
Игорь хлопнул меня по плечу и произнёс:
— Спасибо, Лиза, отлично сработано! А теперь полетели обратно! На ужин мы уже опоздали, но это ведь не повод от него отказываться!..
Вернувшись, мы закатили гравицикл в гараж и прошли внутрь бара, где целая группа уборщиков в форменной одежде наводила порядок, убирая уничтоженную мебель и отмывая пол. Барная стройка вместе с роботом-барменом представляла из себя сплошное решето, но кухня, тем не менее, не пострадала, поэтому мы взяли по тарелке съестного и устроились в самом углу помещения, где разрушений было поменьше.
Я покосилась на Игоря и спросила:
— Что это было?
— Что? — Мой вопрос вырвал его из задумчивости. — А, это? Я сломал защиту, влез в программу грузовика и взял его под контроль. Автоугон, если угодно…
— И что, так в любой беспилотник можно проникнуть?
— Не в любой, конечно. Но если есть навык, оборудование и программы, и система не очень хорошо защищена – то большого труда не составит. Я с детства такими штуками увлекаюсь, всё на папиной машине тренировался, затем на соседских… Главное потом следы замести, чтобы не вычислили.
— Интересное у тебя детство было, — заметила я.
— Было нескучно, это уж точно. — Физик мечтательно уставился куда-то в пустоту. — А ты не хочешь что-нибудь рассказать о своей жизни?
— Она в прошлом.
— Судя по тому, что ты сидишь рядом – это не так.
— Это уже не я. И, если ты не против, я не хочу обсуждать своё прошлое.
Физик пожал плечами.
— Лады. Имеешь право… Блин, чуть не забыл, вот, Седой просил тебе котлету передать.
Вытерев руки салфеткой, он достал увесистую пачку денег и протянул мне через стол. Я пересчитала купюры – сумма была приличная – и сунула свёрток в карман куртки. Игорь перегнулся через стол и заговорщически произнёс:
— Приходи завтра часов в десять к гаражу, нам нужно будет доделать дело.
— Замётано…
* * *
Через пятнадцать минут после того, как я вернулась в номер, нагрянула полиция. Из-за двери раздавался громкий топот тяжёлых башмаков, за стеной бубнили голоса – опрашивали свидетелей из числа редких постояльцев гостиницы. Один раз в дверь моего номера кто-то решительно постучал, и я сжалась в комок, застыла, сидя на кровати в ожидании грубого голоса, который скажет: «Елизавета Волкова, вы арестованы! Открывайте, мы знаем, что вы здесь!»
Но этого не произошло, незнакомец постоял возле двери несколько секунд и ушёл. Похоже, я не зря заплатила за анонимность, и официально мой номер числился пустым. На руку было и то, что я почти постоянно ошивалась в баре или на улице, не мелькая в коридорах и не попадаясь на глаза возможным свидетелям…
Прошедший день показался мне очень скомканным. Кошмарным, сюрреалистичным фоном к происходящему была гибель одного из немногочисленных оплотов человечества, которая изрядно пожгла общественные предохранители, сподвигая людей на безумные поступки. Я размышляла о том, как ощущение неминуемой угрозы превращало людей в животных, срывая их с тормозов, лишая остатков человеческих проявлений, в то время как через открытую форточку на фоне громыхающей эстакады и гудящих аэротрасс периодически доносились отдалённые хлопки. Удары? Выстрелы? Можно было только гадать, сколько жизней унёс сегодняшний день, и что сейчас творится по всему Сектору.
Мне не спалось, в голову лезли образы погибшего Боцмана и старого мстительного Тамберга, поэтому я решила выйти в сеть. К этому времени всё было уже кончено, и новостные ленты пестрили сводками и фотографиями вымороженной поверхности Циконии. Бескрайняя морская гладь, покрытая скалами, редкими тропическими островами и искусственными плавучими платформами, раз в пару суток обнажавшая пестревшее всеми красками мира дно, была некогда домом сказочных богачей и пристанищем для андроидов. Теперь же всё это превратилось в припорошенную снегом ледяную равнину. Сложно сказать, уцелела ли жизнь в ныне подлёдном Великом Океане, но в том, что она изменилась до неузнаваемости, можно было не сомневаться.
Сделав свою ставку, Физик оказался недалёк от истины – назывались чудовищные цифры в диапазоне от семидесяти до восьмидесяти миллионов погибших при официальной численности населения планеты в восемьдесят шесть. Наборы безжизненных цифр – и за каждой единицей скрывался целый необъятный внутренний мир, чувства, эмоции и стремления…
Чёрная сфера исчезла также внезапно, как и появилась, а на орбите планеты до сих пор висели челноки, глайдеры и планеры тех, кто успел сбежать с поверхности. Спасательные корабли Флотилии Экстренного Реагирования, прибывшие со всех уголков Сектора, вместе с мобилизованным Космофлотом вылавливали в стратосфере всех, кого могли. Беженцев планировалось расселить по оставшимся обитаемым мирам. Руководство Конфедерации собиралось на внеплановое совещание для выработки ответных мер. Ответных? Любопытно будет на это посмотреть.
Я выключила настенный экран, разделась, легла в кровать и через некоторое время всё же уснула…
* * *
… «Это было и это будет».
— Где и когда будет, Томас? И что ты мне показал тогда, в корабле?
Сидя на подоконнике маленького окошка, за которым под чёрной эстакадой шквальный ветер обрывал мощные ветви дуба посреди грязного дворика, окружённого старыми кирпичными стенами, гусеница-переросток смотрела на меня голубыми блюдцами глаз, наклонив голову набок, и ждала. Чего ждала? Пока я пойму?
— Вот так, минус два, — раздался сбоку голос Марка.
Я повернула голову. Стоя у классной доски, на которой мелом были небрежно намалёваны кривоватые шарики, он со скрипом перечёркивал их один за другим.
— У вас было пять шансов отомстить. Один вы упустили. Сколько осталось шансов, дети?
Дружный хор детских голосов воскликнул:
— Четыре!
— А ещё минус один?
— Три!
— И ещё?
— Два!
Я почти шёпотом спросила:
— Как это остановить?
Марк смахнул тряпкой нарисованные планеты, смазал их в белёсое месиво и улыбнулся.
— А ты правда хочешь, милая? — ласково ответил он вопросом на вопрос. — Может, просто позволить всему этому исчезнуть?
— Но тогда все люди умрут… Вокруг и так слишком много смертей и зла! — ответила я словами Отто.
Марк торжествующе поднял палец вверх.
— Вот именно. Слишком много. Месть тоже имеет мало общего с добром. Так позволь всему этому просто исчезнуть!
Раздалось противное пиликанье…
… Звонил будильник, начинался новый день…
* * *
Полиция забрала на допрос весь почти весь персонал бара. Остались только Арни, который присматривал за баром, да Физик, опоздавший к открытию. Седой тоже куда-то пропал – Арни сообщил, что тот уехал договариваться с «правильными людьми», чтобы замять инцидент. Обширные связи Седого помогали власть имущим закрывать глаза на подпольную деятельность «Весёлого Саймека», поэтому были все шансы спустить это дело на тормозах – тем более, что в данной ситуации Седой, пусть и с большой натяжкой, числился потерпевшей стороной.
Под утро последствия перестрелки были кое-как зачищены – фургоны и расстрелянная машина Седого вывезены со двора, а хмурые рабочие уже ремонтировали фасад бара…
Физик ждал меня на заднем дворе возле открытого гаража. Похоже, нам предстоял ещё один полёт над городом, и я с удовольствием оседлала «Вепря», мимолётом вспомнив своего старого зверя, оставленного в алтайском посёлке. Интересно, как он там? Ухаживает ли за ним его новый владелец?
Мы взмыли в серое январское небо и понеслись над кварталами в сторону городской окраины. Складывалось впечатление, что люди более-менее оправились от вчерашних новостей. По крайней мере, магистрали всё также пестрили автомобилями, по воздушным трассам неслись ровные плотные потоки глайдеров, а улицы были заполнены спешащими по своим делам фигурками. Гибель миллионов – гибелью миллионов, а деньги сами себя не заработают…
Оказавшись над нужным местом, я некоторое время кружила в поисках точки, пока Физик пытался с кем-то связаться по коммуникатору. Наконец, у него получилось:
— Всё готово? Он внутри?.. Ну так открывайте ворота уже!.. Хорошо, передавай, забираем. Конец связи!
Внизу, из-под свода одного из складских помещений показалась уже знакомая приземистая голубая крыша. Физик прокричал мне сквозь шум ветра:
— Сейчас у полиции забот полон рот, люди словно с ума посходили! Они вряд ли станут искать машину, так что нужные нам полчаса у нас точно есть! Держи высоту, и давай потихоньку за ним! Нам недалеко!
Тяжёлая машина поползла по переулкам, а мы, держась чуть в стороне на высоте двухсот метров, плыли следом. Грузовик вышел на магистраль, и в какой-то момент я упустила его из виду.
— Игорь, я его не вижу! — крикнула я.
— Он в туннеле, я потерял прямое управление… Блин! Сейчас его «Счетовод» подхватит, и он будет как на ладони! У нас мало времени! Впереди, видишь? Выход из туннеля!
Я толкнула штурвал от себя, и гравицикл устремился вперёд. Кружа над жерлом путепровода, я высматривала знакомый тягач, и наконец он выполз из узкого прямоугольника в средней полосе, почти под самым беспорядочным нагромождением каких-то труб и контейнеров. На боку всё также виднелось растянутое каучуковой улыбкой женское лицо, рядом было написано название торговой марки и незамысловатый слоган: «Радость в каждый дом».
— Мы почти на месте! — сообщил Физик. — Давай вправо, вон к тому дому возле здоровенного склада! Вот – главное хранилище наших прибалтийских друзей! Отсюда они снабжают сеть своих магазинов, а заодно и переваливают контрабанду! Практически у всех на виду!
Я развернула гравицикл и, не выпуская беспилотник из виду, зависла над старой жилой многоэтажкой, вместе с соседними образовывающей некое подобие «колодца» из трёх стен, в центре которого расположилось плоское серое депо размером с пару футбольных полей. Тягач с прицепом сделал поворот, ещё один и, набирая скорость, устремился прямо к складу.
Развернувшаяся подо мной картина была фантасмагоричной – огромная машина, казавшаяся сверху игрушечной, с наскока вышибает ворота прискладского двора и на приличной уже скорости с грохотом, слышным даже отсюда, вбивает внутрь высокие подъёмные жалюзи, скрываясь под крышей депо. Почти сразу ровная серая кровля пакгауза будто бы вспучилась изнутри, волной просела вниз, а через мгновение раздался громоподобный взрыв. Зазвенело в ушах, меня обдала волна жара, а ховербайк сбило ударной волной.
Лихорадочно вращая штурвал, я кое-как стабилизировала машину, и теперь не отрываясь глядела вниз, где из-под вдрызг развороченной крыши в небо вздымался огромный гриб пламени. В воздухе плыли ошмётки рубероида, какая-то арматура и куски бетона, а на парковках вокруг склада, перемигиваясь огнями, дружно, в унисон верещали сигнализациями автомобили. Двор забрасывало осколками строительного мусора, огненный гриб таял и чернел, превращаясь в облако густого смога.
Игорь торжествующе заорал:
— Вот так! Будете знать, как связываться с «Саймеком»! Хорошо горит, а?!
Краем глаза я заметила какое-то движение с той стороны «колодца», образованного многоэтажками, посреди которого полыхало циклопическое сооружение. Я бросила взгляд в сторону, и сердце моё замерло – на противоположной стороне медленно, будто в кино, справа налево один подъезд за другим обрушивалась высотка, сползая на придомовую дорожку и поднимая высоченный столб коричневой пыли. Редкие огоньки в квартирах гасли целыми горстями, а я только и смогла, что одними губами прошептать:
— Идиот, ты что наделал…
Раздирающий душу грохот наполнил воздух, рвущимся ввысь вулканическим извержением к небу взмыла сизая пылища и копоть, а я, не в силах пошевелиться, вцепилась в штурвал гравицикла и смотрела вниз, на неровные зубья остатков жилого дома, проступающие сквозь оседающий грязно-серый смог. Два подъезда из пяти ещё стояли, и я, задержав дыхание, ждала, как они с секунды на секунду осыплются, словно карточный домик.
Игорь сдавленно пробормотал:
— Похоже, они загрузили слишком много взрывчатки… Да что ж ты тупишь-то?! Погнали отсюда скорее!
Я не ответила. Развернув ховербайк, направила его вниз, прямо к развалинам. Жар горящего склада обдавал теплом, под ногами извивались языки пламени, искры неслись по ветру. Мы приземлились на придомовую дорожку, вплотную к нагромождению камней. Рядом, из-под груды валунов торчала наполовину засыпанная легковушка, а позади уже собиралась охающая толпа зевак.
— Ты с ума сошла?! — воскликнул Игорь. — Это место преступления, сейчас сюда полгорода съедется!
— Можешь валить к чертям собачьим, а я останусь тут! — Я спрыгнула с гравицикла и испепеляющим взглядом пронзила Игоря, который виновато сжал губы и сполз за штурвал.
Ховербайк аккуратно взлетел и неторопливо скрылся за домом.
Оглядев груду обломков перед собой, я стала взбираться наверх. Следом за мной последовали некоторые из числа собравшихся прохожих, и мы, аккуратно пробираясь по развалинам, принялись искать выживших в наполовину уцелевших нижних этажах здания. Почти сразу удалось вытащить нескольких человек, которые удачно избежали погребения. Они пребывали в оторопении, и теперь, одетые кто во что горазд – некоторые просто завернулись в тёплые одеяла, так и не сменив домашние тапочки на уличную обувь, – шли с жителями окрестных домов, чтобы переждать в гостях у незнакомцев и прийти в себя.
В отдалении, приближаясь, выли сирены, и вскоре сверху показался красно-жёлтый гравилёт аварийной службы. Облетев по дуге место происшествия, он опустился неподалёку, из его чрева показались несколько спасателей и бегом направились в сторону развалин. Почти сразу прибыла полиция и несколько фургонов скорой помощи. На той стороне двора громогласно выли сиренами пожарные машины, спешащие к полыхающему складу.
Через полчаса, когда всех, кого можно было вывести из развалин, освободили, началась самая сложная часть – разбор завалов. С той стороны руины были оцеплены, спасатели отгоняли зевак, а я, не обращая внимания на их окрики, выбралась на вершину завала где-то на высоте третьего этажа и, включив усилители, принялась раскидывать в стороны тяжёлые куски армированного бетона. Кто-то подошёл сзади, оскальзываясь на камнях, и мне на плечо легла рука. Я обернулась – рядом стоял осунувшийся Седой с кругами под усталыми глазами, за ним, переминаясь с ноги на ногу – Арни, Физик и ещё несколько крепких бойцов банды «Саймека».
— Помощь не помешает? — просто спросил Седой.
— Не знаю насчёт помощи, но вам точно не помешает загладить свою вину.
Отведя взгляд, он поднялся повыше и крикнул:
— Ребята, сюда! Вот здесь, правее разбирайте! Куски скидывайте туда, к забору! —Повернувшись ко мне, уже тише продолжил: – Игорёк смалодушничал немного, перепугался, ты уж его прости. А я даже не предполагал, что всё может так повернуться. Погорячился…
— Хорошие дела быстро не делаются.
— Твоя правда, — кивнул он. — Попробуем хоть что-нибудь исправить…
Команда Седого принялась за работу. Вскоре я пришла к выводу, что продвижение идёт слишком медленно. Выбравшись на вершину завала, взглянула вверх – как-то нелепо смотрелись разноцветные обои, картины на стенах, шкафы и кровати в комнатах, торчавших теперь потрохами наружу из уцелевшей секции дома. Внизу, на подъездной дороге спасатели уже развернули тяжёлый кран и оглядывали руины, решая, как подступиться к разбору самого сложного завала.
Перебравшись через гору камней, я пролезла в остатки подъезда на уровне четвёртого этажа и добралась до лестницы вниз. Нужно было пробраться внутрь – там шансы отыскать выживших были больше…
Спустившись на пролёт, я наткнулась на огромную плиту, которая легла наискось поперёк лестницы и оставила лишь узкий проход. Мне удалось, обдирая куртку, кое-как пролезть через щель и спуститься ещё ниже, до уровня второго этажа. Дальнейший путь был отрезан – лестницу завалило, и чтобы пролезть дальше, нужно было лечь на живот, поэтому я решила осмотреть квартиры. Одна из дверей под весом обломков вывалилась наружу, я подошла к другой, целой, и крикнула:
— Есть кто живой?!
В ответ – тишина. Где-то снаружи многочисленными двигателями гудела спасательная техника, раздавались отрывистые крики. Я осторожно потянула дверь на себя – она не поддалась. Зажмурившись, я сделала мысленное усилие, и предплечье щёлкнуло, обнажая бластер. Как же там было… Согнуть запястье и… Сквозь веки пробился яркий свет, я распахнула глаза и увидела ровный тридцатисантиметровый сияющий белый луч, вырывающийся из призмы.
Я аккуратно направила луч на дверь и медленно прорезала полукруг с замком посередине, затем отключила резак, поддела пальцами дверь и потянула на себя. Моему взору предстала заваленная щербатыми камнями прихожая.
— Есть тут кто? — позвала я и вошла внутрь.
На краю слуха я будто бы услышала чей-то едва слышный голос впереди. Показалось? Коридор с перекошенным потолком заканчивался двумя дверьми в комнаты, смежная стена между которыми частично рухнула на бок под весом верхних этажей. Скособоченные двери лопнули, обнажив острую деревянную щепу, торчавшую в разные стороны.
Подобравшись поближе к дверям, я позвала повторно и услышала тонкий голосок:
— Я здесь! Помогите!
Из комнаты слева! Пригнувшись, я потянула на себя одну из дверей. С усилием мне удалось вскрыть небольшую щель, и потолок угрожающе затрещал. Чёрт, всё держится на соплях! Я заглянула в щель. Ничего не было видно, и из темноты раздался слабый мальчишечий голос:
— Я вас вижу! Я здесь, под кроватью…
Ребёнок… На лбу у меня выступили крупные капли пота. Ребёнок угодил в западню… Глаза постепенно привыкали к темноте, и я различила размытый детский силуэт, зажатый в дальнем углу помещения. Между мной и маленьким мальчиком были три метра комнатного пространства высотой сантиметров десять. Массивная плита лежала почти горизонтально, придавленная бетонными обломками, и в эту щель я не смогла бы протиснуться при всём желании.
— Тебя не придавило? — спросила я. — Ты в порядке?
— Да, я успел забраться под кровать… Она у меня хорошая, деревянная. Но здесь очень мало места, тяжело дышать…
— Где твои родители?
— Они на работе. И мне очень хочется пить…
— Подожди немного, я сейчас вернусь. Я очень быстро!
— Пожалуйста, возвращайтесь…
Вскочив, я направилась обратно к выходу. Сквозь толстый слой камней доходила вибрация от какого-то тяжёлого оборудования. Сверху кипела жизнь, а я, стараясь лишний раз не задевать установившееся хрупкое равновесие обломков, выбралась наверх и позвала:
— Эй, кто-нибудь! Седой, ты здесь?!
— Седого нет! — донёсся снизу голос Арни. — Тут мы! Лиз, что у тебя?!
Я вылезла через окно уцелевшей стены, Арни уже поднимался мне навстречу. Отдышавшись, я выпалила:
— Арни, неси сюда бутылку воды скорее!
Арни скрылся внизу, а я аккуратно, стараясь не споткнуться, полезла через завалы на ту сторону, чтобы позвать спасателей. Они уже разобрали часть завала, орудуя отбойными молотками и лебёдкой для подъема тяжёлых плит. Я что было сил крикнула:
— Помогите! Тут ребёнок под завалами!
От группы отделились двое спасателей и подобрались ко мне. Краем глаза я заметила скопление полицейских на подъездной дороге. Два глайдера, перегородив движение и сверкая проблесковыми маяками, стояли на перекрёстке, а ещё один описывал медленные круги над догорающим складом.
— Серёга, останься с ребятами, я осмотрю место, — сказал один из спасателей своему коллеге, затем обратился ко мне: — Где ребёнок? Ведите.
Появился Арни с пластиковой бутылкой воды, которую я сунула в карман куртки, и спросил:
— Ты там долго ещё? На склад уже криминалисты прибыли, и скоро они пойдут по нашему следу.
— Не знаю, Арни. Не ждите меня, я тут надолго.
Мы со спасателем вернулись к остаткам подъезда, перелезли на лестничную клетку и стали спускаться вниз. Добравшись до плиты на лестнице, я протиснулась сквозь щель и оказалась на той стороне. Спасатель сообщил:
— Подождите… Я не смогу пройти, тут слишком узко.
— Он там, на пол-этажа ниже.
— Чтобы добраться туда, нам нужно будет сдвинуть эту плиту. Скоро прибудут ещё две бригады, они начнут разбор завалов с этой стороны, но, боюсь, мы нескоро доберёмся до этого места… Видите? Всё держится на ней.
Он показал рукой вверх, где лестничный пролёт, треснув на стыке с другим, упёрся как раз в эту самую перекошенную плиту, присыпанную камнями. Я растерялась.
— Ну ладно… А когда это случится?
— Зависит от того, как пойдёт дело. Спешить нельзя. Нужно ещё учитывать, что два соседних уцелевших подъезда держатся на честном слове. Меньше всего хочется, чтобы они рухнули в процессе разбора…
— Тогда я пойду, мальчику нужна поддержка.
— Вас вообще здесь быть не должно! — взволнованно произнёс мужчина. — Все жители должны эвакуироваться из опасной зоны!
— Я не житель, — возразила я. — Как раз здесь я и должна быть! Он там один в полной темноте.
— Тогда хотя бы возьмите это!
Я вернулась, приняла из рук спасателя небольшой фонарик и стала спускаться вниз, а спасатель крикнул мне вслед:
— Не глупите! Вы можете сделать только хуже!..
Вернувшись на место, я легла на живот и позвала в темноту:
— Я принесла воды. Отзовись… Ты здесь?
— Я тут, — раздался грустный голос. — Куда же я отсюда денусь…
Достав бутылку, я толкнула её в щель. Прокатившись по полу, она остановилась в полуметре от мальчика. Тот попытался достать рукой, но не смог. Мысленно проклиная себя за неловкость, я вскочила и вернулась в прихожую в поисках чего-нибудь, что можно было использовать в качестве шеста. На глаза не попалось ничего достаточно длинного. Протиснувшись в коридор, ведущий на кухню, я осторожно заглянула в ванную. Ага! Сорвав карниз, стянула с него пластиковую занавеску, и вернулась к двери в комнату. Аккуратно просунула перекладину в щель и толкнула бутылку. Мальчику наконец удалось её схватить, и он жадно припал к горлышку. Оторвавшись, вытер губы и произнёс:
— Спасибо вам… Со вчерашнего вечера ни капельки не пил…
— Я Лиза, — попыталась я начать с чего-нибудь разговор. — А как тебя зовут и сколько тебе лет?
— Я Саша, мне восемь, — охотно отозвался парень. — Я… Проснулся от грохота, стёкла выбило, а потом дом зашатался. Я только и успел, что забраться под кровать, а потом потолок упал.
Использовав перекладину, я просунула в щель взятый у спасателя фонарик. Раздался щелчок, и желтоватый луч выхватил из темноты белое лицо с большими светлыми заплаканными глазами. Волосы мальчика свалялись и были покрыты серой пылью, он был в одной пижаме.
Я спросила:
— Почему ты не в школе, Саша?
— Я заболел, и родители оставили меня дома, а сами ушли на работу. Мама в обед должна прийти…
— Я уверена – твои родители сейчас где-то рядом, ждут тебя на улице.
— Может быть, я не знаю… А что, если меня не спасут? — вдруг очень серьёзно спросил он.
— Даже не думай об этом. Обязательно спасут! Не зря же ты оказался под этой кроватью, которая уберегла тебя?
Он помолчал немного и печально пробормотал:
— Но не может же везти вечно…
Не может. Я села, привалившись к стене, и обхватила колени руками. Неужели ничего нельзя сделать, и всё, что остаётся – это ждать, пока спасатели разберут по кирпичикам верхние этажи? А если это займёт дни?
Донёсся голос Саши:
— Тётя Лиза, побудьте со мной…
Опустившись на живот, я машинально протянула руку в щель, чтобы коснуться ребёнка, но не смогла – было слишком далеко.
— Не переживай, маленький, всё будет хорошо. Я тут, рядом…
Я не знала, о чём поговорить с незнакомым мальчиком, поэтому спросила первое, что пришло в голову:
— Саша, ты любишь путешествовать?
— Конечно люблю, — немного подумав, ответил он. — Но мы не очень-то часто это делаем, мама с папой почти всё время работают. А по вечерам, когда они дома, они часто ругаются друг с другом. Не знаю, почему. Наверное, устают сильно…
— А кто они у тебя?
— Мама работает в кафе, а папа – таксист. А ваши родители кем работают?
Я вынула из глубин памяти запрятанный в пыльный угол сундучок с воспоминаниями о доме.
— Мои родители были учёными, исследовали новые живые организмы и то, как действуют на них разные вещества и невидимые лучи. Они очень любили природу и старались жить подальше от больших городов. Я не знаю, где они сейчас…
Я знала, но не могла об этом сказать. Некоторое время мы молчали, а потом Саша спросил:
— Тётя Лиза, вам когда-нибудь было страшно?
— Конечно. Страх – это нормально. Страх помогает нам выжить. — Я не стала говорить о том, что давно уже забыла, каково это – когда не страшно. Я спросила: — Саша, расскажи, кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
— Я хочу стать учителем. Мне кажется, это самая нужная профессия – делиться знаниями. А кем работаете вы?
— Я… Я путешественница, — уклончиво ответила я. — С детства мечтала путешествовать по всей Галактике, и моя мечта сбылась.
— Вы, наверное, кучу всяких интересных мест повидали? — В голосе Саши послышалось восхищение – мне наконец-то удалось его заинтересовать, вырвать, хотя бы мысленно, из плена разрушенного дома.
— Да, мир полон чудес, — задумчиво протянула я. — И жизни не хватит, чтобы их все увидеть, но попробовать точно стоит…
Закрыв глаза, я вспоминала обо всём подряд. Я рассказывала ему про великолепный лазурный песок и скалистые фьорды Пегаса, о чудесных добрых рыбах и «горизонтальных водопадах» Циконии, про две еë Луны – Арас и Айяс, про позолоченные облака Пироса на закате, о монументальных памятниках человеческого гения – величественных космических кораблях, марсианских городах и сияющих Вратах к другим мирам. Я говорила, а Саша слушал, и постепенно под отдалённый гул работающих двигателей на мой уставший разум навалилась дрёма…
* * *
Меня разбудило бетонное крошево, сыпавшееся за шиворот – что-то происходило сверху. Не понимая, сколько прошло времени, я позвала:
— Саша?
— Я здесь, — испуганно отозвался мальчик из темноты. — Что происходит? Почему всё трясётся?
— Не знаю. Я думаю, спасатели подобрались вплотную, и скоро нас спасут. Я сейчас, малыш, сейчас…
— Не уходите, пожалуйста…
— Я на минуточку!
Выбравшись из квартиры, я поднялась по лестнице к плите, перегородившей пролёт, и вылезла наружу. На улице уже стемнело, но мглу разреза́ли лучи прожекторов. В стороне дымил потушенный склад, на пустыре уже были развёрнуты несколько брезентовых палаток, а прямо над развалинами, чуть покачиваясь в воздухе, пари́ла огромная разлапистая летающая машина с десятком антигравов, исторгающих ярко-голубое свечение. Из брюха машины тянулись толстые тросы, на которых висела широкая и щербатая, словно обкусанная исполинскими челюстями, плита. Машина медленно отплывала в сторону, а внизу, под ней несколько спасателей в форме, подняв голову, размахивали руками. Один из них держал возле лица рацию.
Завидев меня, спасатель подскочил на месте и крикнул:
— Вам нельзя тут находиться! Спускайтесь, быстро!
— Я не могу!
Взглянув вниз, я увидела рядом с кучей камней пару полицейских фургонов, от которых тут же отделились несколько тёмных силуэтов и принялись взбираться вверх по склону. Что-то во мне ёкнуло, и я задним умом поняла – это за мной.
Я повернулась к спасателю и крикнула:
— Я возвращаюсь к мальчику! Спасите его, он очень на вас рассчитывает!
После чего развернулась, ссыпалась по ступеням к плите и пролезла обратно в лестничную клетку. Я обещала ему вернуться – и я вернусь. Добравшись до заветной щели, я упала на живот и устремила взор во тьму, из которой раздавались тихие всхлипы.
— Я тут, с тобой. Они уже почти вытащили нас, скоро ты будешь свободен!
Он не ответил, но всхлипы прекратились. Сверху доносились приглушённые толстым слоем камней голоса͐ – кто-то отдавал команды. Что-то захрустело, и пол затрясся. На голову полетела пыль, и плита, нависавшая над узкой щелью между мной и Сашей, с грохотом просела. Мальчик вскрикнул, на меня посыпались осколки камней, я прикрыла голову руками и закричала:
— Саша! Саша, отзовись!
Плита шумно обрушилась на пол, захлопывая щель и отделяя меня от мальчика, и в это же мгновение через дверь в квартиру ворвались двое крупных бойцов спецназа в полном облачении и нацелили на меня стволы. Один из них громко скомандовал:
— Не двигаться, руки за голову! Медленно повернуться! Встань и иди ко мне, без резких движений!
— Там под завалом ребёнок! — крикнула я.
— Я сказал – не дёргаться! Одно резкое движение – и я открываю огонь!
— Нет! Я должна его спасти!
Я отвернулась от него, встала на колени, схватилась за край плиты и принялась в отчаянии дёргать его. Плита была неподъёмная, ничего не получалось, я со скрежетом тщетно обдирала биотитановые пальцы о щербатый бетон. В бок что-то кольнуло, по телу прошёл болезненный электрический разряд, я резко обернулась и вслепую сделала выпад. Удар пришёлся куда-то в корпус полицейского, он, не ожидая от меня такой прыти, споткнулся о глыбу и, попытавшись уцепиться за стоящий тут же шифоньер, загремел на пол. В одну секунду оказавшись возле бойца, я схватила выпавший из его рук автошокер и взяла на мушку второго бойца, стоявшего у самого выхода.
— Бросай оружие! — крикнула я, целясь ему в голову.
— Ты соображаешь, что делаешь? — спросил он, медленно опуская ствол.
— Я ухожу! И не вздумай мне мешать! Ствол на пол и в сторону!
Украдкой оглянувшись назад, видимо, в ожидании подкрепления, он аккуратно положил оружие и сделал пару шагов в сторону кухни. Другие бойцы будут здесь в любую секунду, меня спасала лишь стеснённость пространства, поэтому нужно было немедленно уходить! Удерживая спецназовца на прицеле, я выбралась из квартиры, и в этот момент сверху, в пролёте показалась тень. Вскинув шокер, я зажала гашетку, и оружие с треском выплюнуло в стену серию голубых разрядов. Преследователи замешкались, а я швырнула ствол на лестницу и буквально нырнула ногами вниз, в узкую щель между ступенями и крупными обломками камней, в следующий пролёт. Затрещала материя куртки, о ржавую арматуру скрежетнул биотитан, что-то больно впилось мне в бок – и вот я уже внизу, а туда, где я только что была, ударил разряд шокера.
Отверстие заслонила тень, и кто-то крикнул:
— Сдавайся, призрак! Не усугубляй, ты себе и так уже срок подняла!
— Вам надо спасти ребёнка! Это самое главное! — прокричала я, спускаясь вниз, в темноту, и упёрлась в решётку, отделявшую заваленное фойе первого этажа от спуска в подвал. В лицо дохнуло затхлостью, меня окутал тёплый пар.
Голос сверху гаркнул:
— Если бы не ты и твои подельники, никого не пришлось бы спасать!.. Маски надеть, будем выкуривать хорька! Аметист, гони сюда бригаду, надо ещё одну плиту поднять!
— Пашковский, выставляйся с той стороны! — прозвучал второй, хриплый голос. — Она не должна уйти!
Металлический предмет застучал по полу, что-то хлопнуло, пронзительно завоняло едким дымом. Зажмурившись, плазменным резаком я отсекла замок с решётки, спустилась на последний пролёт и стала пробираться вперёд почти по колено в жиже. Дальше, во тьме, шумела вода – по всей видимости, обрушением были повреждены трубы. Перед глазами скакали разноцветные кляксы, в боку саднило, голова кружилась, по телу словно носились искры, пронизывая до самого нутра – ощущались последствия электрического разряда.
Пламя резака разгоняло тьму, выхватывая идущие вдоль стен трубы и тёмные проёмы по бокам. Шаря глазами во тьме, я пыталась высмотреть спасительный выход. Метнулась направо, откуда, как мне показалось, задувал свежий воздух. Решётка! Маленькое окошко под потолком, забранное решёткой. Не помня себя, я поддала резаку мощности и принялась срезать прутья один за другим. Старый ржавый металл поддавался, и вскоре четвёртый армированный прут лопнул у основания.
Сзади что-то громыхнуло, послышался плеск. Они уже здесь! Быстро, быстро! Если они меня поймают, всё пропало, и Вера останется жить!
Судорожно вцепившись в металл, я спилила ещё два прута и теперь лихорадочно, до боли напрягая все мышцы тела, отгибала третий. Усилители пронзительно свистели, работая на пределе, и через секунду я уже протискивалась в образовавшееся отверстие в вечернюю полутьму. Мокрый бетон, трава, покрытая снегом – и несколько зевак, замерших с открытыми ртами поодаль. Вскакиваю и рвусь куда глаза глядят, а позади слышится надсадный крик:
— Уходит! Давай назад!
Вкладываю все силы в последний рывок в сторону облезлых кустов, продираюсь насквозь, ломая ветки, рассекая лицо, и стремглав бегу вдоль какого-то бетонного забора. Во рту – привкус крови, уши закладывает, сердце заходится и захлёбывается, но я не останавливаюсь – не могу! Я просто не могу попасться им после всего этого!
Время тянется, разворачиваясь в вечность, мимо мелькают стрелы горящих фонарей, редкие прохожие расступаются, бегут прочь заборы и уплывают назад высокие дома. Поворот, ещё один, проезжая часть, визг тормозов и резкий, словно нож, гудок, и снова кусты. Какие-то буераки, ещё один забор, широченная канава… Наконец, замедляю ход, и моё тело, превращаясь в гору бесполезного мяса, увлекает меня вниз, под землю. Сквозь чёрный туннель взглядом ловлю в мелькающем потоке искр белый сугроб и обессиленно валюсь прямо в него.
Дышать… Пожалуйста, кто-нибудь, дайте мне воздуха…
Каждое действие встраивается в цепочку, каждое событие – в последовательность. Стоит сделать шаг, за ним неизбежно последует второй, и совсем необязательно, что его сделаешь именно ты. И уж точно нельзя достоверно предсказать, куда эта последовательность событий приведёт. Вечером я села на гравицикл, а утром следующего дня под развалинами дома оказался погребён маленький мальчик. Я не знала, что с ним, выжил ли он, и если да – удалось ли спасателям его вызволить, но я точно знала – всё это произошло по моей вине…
Прохлада окутывала раскалённое тело, в небе надо мной едва заметно кивал головой тусклый уличный фонарь. Наконец, я нашла в себе силы поднять голову и оглядеться. Бетонная дорожка огибала небольшой прудик, светлевший в сумраке серым пятном покрытой коркой льда водной гладью. За деревьями виднелись многоэтажные дома, а небо было освещено сплошным заревом от тысяч и тысяч городских огней – значит я всё ещё находилась в черте города. По моим прикидкам, я пробежала не меньше трёх километров, но этот город был поистине огромен. Он вбирал в себя всё окружающее пространство, всасывал людей, дома и целые районы, расширялся, и конца ему не было видно. И сейчас я была уверена – попав однажды в этот город, я никогда не смогу выбраться из него. Он проглотит меня и даже этого не заметит.
Я снова была одна, без средств к существованию – пачка денег куда-то испарилась из внутреннего кармана, – но хотя бы в относительном здравии. Поёжившись и закутавшись поплотнее в изодранную куртку, я понуро побрела в сторону домов. Рваная ссадина в боку давала о себе знать, всё тело было будто до самой макушки залито свинцом, но мне ничего не оставалось, кроме как за эту ночь добраться до института и встретиться там с профессором Агаповым – его разовая лекция была запланирована как раз на предстоящее утро. Я не могла позволить себе упустить единственный шанс на встречу…
* * *
Возле домов, прилегая к улице, развалился торговый центр с огромной парковкой. Одна из вывесок гласила: «VR-клуб «Сладкие ягоды». Название не сулило ничего хорошего, однако мне нужно было сориентироваться на местности, и я вошла внутрь. Галерея торгового центра встретила меня запахом мочи͐. Вдоль стены расположилась небольшая стайка доходяг в рванине. Они были худы – впалые щёки, сутулые спины и тощие фигуры выдавали в них молодых людей лет от двадцати до тридцати в крайнем истощении. Кто-то лежал на грязных картонках, раздавалось приглушённое сбивчивое бормотание:
… — Я попробовала, и на вкус – прям гадкое-гадкое вино, протухшее. А оказалось, что это арбузный пломбир! Ты спроси меня, чего я хочу – я тебе скажу. Я хочу пломбир! Давай сходим в магазин и украдём ту бутылку вина, а потом сделаем из неё пломбир… Ну дава-а-ай…
Речь оборвалась, послышался стон, перешедший в плач. Прямо на меня, чуть приоткрыв рот, потухшим взглядом из-под полуопущенных век смотрел грязный наркоман в разгар прихода. Второй полулежал рядом с ним и сосредоточенно ставился в вену. Ещё один доходяга разгорячённо пытался что-то объяснить четвёртому:
… — И когда ты слышишь стук – это твоя рука пишет. На туалетной бумаге. Туалетная бумага пишет твою жизнь. Когда ты разбился, разломался на куски… Когда ты провалился сквозь пол, ты берёшь вот эту ёлку… И вкручиваешься с другой стороны, ёлка здесь, а ты – тут…
Я шла по мощёному блестящим кафелем коридору. По одну сторону от меня за слоем стеклопластика сверкали округлыми ягодицами и скалились белозубыми улыбками телевизоры с рекламой, а по другую – замерев, отклячив челюсти, меня провожали взглядом бездонных чёрных дыр полдюжины наркоманов. Они будто пытались узнать во мне свою, отбившуюся от стаи потерявшихся в этом городе, в этом мире бесчисленных душ. Словно я сейчас сяду рядом, прислонившись спиной к стене, и сольюсь с этим грязным, пугающим человеческим ландшафтом напротив ураганного рекламного огня…
Впереди показалась большая вывеска «Сладкие ягоды». Стоявший у входа охранник при моём появлении ощутимо напрягся, оглядел меня с головы до ног, но ничего не сказал – видно, привычен уже был к разного рода оборванцам. Я вошла внутрь.
Играла музыка. Тут и там на диванчиках, подключённые к нейрам торчащими из стен проводами, сидели, лежали люди, едва заметно подёргивая руками и ногами. Вдоль стены протянулся ряд дверей – над каждой из них висел монитор, который показывал происходящее внутри. На экранах были люди. Кто-то стоял посреди мягких стен, бессмысленно крутя головой и размахивая руками. Кое-кто лежал на полу, содрогаясь в экстазе. Рядом со мной по стойке стучала кулаком какая-то всклокоченная неопрятного вида полная девушка. Она истерично требовала:
… — Хотя бы один час! Я же твой постоянный клиент!
Молодой парень в очках за кассой, не выдержав, перешёл на повышенные тона:
— Вот именно, Нинель! Ты мой постоянный клиент, и задолжала мне уже за целый месяц!
— Я завтра принесу, клянусь! Мне очень нужно в «Лав Сториз»! Я не могу без неё!
Рядом появился охранник – небритый, с заспанным лицом. Вынул из-за пояса миниатюрный электрошокер и спросил:
— Мне её вывести?
Парень схватился за лицо, обречённо покачал головой и сел за компьютер.
— Не надо, Леонид Николаич. Не хочу я, устал уже от скандалов… Ладно, иди, девятая кабинка. Достала хуже горькой редьки. И если наследишь – приберись за собой…
— Спасибо тебе, спасибо! — Нинель неуклюже запрыгала от счастья, сверкнула красными блестящими глазами и устремилась в дальний угол помещения, к одной из дверей.
Скрывшись, щёлкнула замком, а над дверью включился монитор, на котором Нинель судорожно натянула шлем и улеглась на мягких матах в призывной позе.
Я подошла и облокотилась на стойку. Молодой человек, отвлёкшись от монитора, оглядел меня – пыльную и грязную, в разодранной одежде, – и нахмурил брови.
— Подруга, тут не ночлежка, — бросил он. — Если тебе негде переночевать, иди куда-нибудь в другое место. В коридор к остальным или в метро, например…
Голос мой зазвенел металлом неожиданно для меня самой:
— Послушай-ка, дружок, я хоть и устала, но я здесь не на ночлег. Мне всего лишь нужна информация, и я её получу. Мне нужен компьютер с картой местности.
— А геолокацию в нейре включить не судьба? — развёл он руками в недоумении.
— Если бы всё было так просто, я бы сюда не пришла. А теперь, пожалуйста, скажи мне, какой из свободных компьютеров я могу занять на пять минут?
Я положила руку на стойку, раздался щелчок, и в лицо администратору, оттопырив пыльный рукав, уставилось жерло бластера. Устало закатив глаза, парень обречённо протянул:
— Как же вы меня достали… Что ни день – то какой-нибудь прикол… Вон там, возле колонны. Сейчас разблокирую.
— Спасибо, мой хороший. И будь паинькой, не звони в полицию.
Я доковыляла до монитора и, поглядывая на администратора, который как ни в чём не бывало уткнулся в стол и занимался своими делами, открыла карту города. Так… Я здесь. А МФТИ здесь. По счастью, я находилась сравнительно недалеко, и мне нужно было преодолеть всего лишь несколько километров. Примерно запомнив маршрут, я отключила сеть, встала из-за монитора и подошла к стойке. Парень поднял вопросительный взгляд. Я махнула рукой в сторону ряда дверей, за одной из которых скрылась истеричная особа несколько минут назад:
— Слушай, а что это там?
На мониторе давешняя Нинель извивалась, лёжа на полу и сжимая бёдра.
— Кабинки виртуальной реальности… интимного характера. Люди просто подсаживаются на это и становятся натуральными виртоманами. Забывают о реальной жизни, с ума сходят. — Он понизил голос. — За три года при мне одиннадцать человек с припадком в дурку увезли, представляешь? А если они платят, я им слова поперёк не могу сказать. Такое устраивают… В суд подают, оборудование ломают…
Я задумчиво обвела взглядом помещение, чем-то похожее на зал с застывшими восковыми фигурами.
— Многие бегут, — сказала я. — От реальности, от себя… Очень важно не забежать слишком далеко, откуда уже нет возврата… Ладно, спасибо тебе. И прости меня за грубость – день не задался. Мне пора.
— Удачи… в твоих делах.
— Ага…
Я вышла под ночное городское небо. Стоял лёгкий морозец, но мне холодно не было – я успела хорошенько согреться за последнее время, но уже ощущала, как подкатывает простуда. Ватная голова гудела, хотелось прилечь, но я должна была двигаться вперёд.
Оглянувшись и убедившись, что за мной никто не следит, я выбрала направление и зашагала вперёд. В вышине неслись огоньки глайдеров, и подспудно я пожалела о том, что не стрясла с этого ботаника денег на аэротакси, но мне претила мысль о грабеже. Парню и так достаётся на этой скотской работе.
Камеры на углах зданий были равнодушны ко мне. Они провожали взглядом редких прохожих, автомобили, но меня не замечали в упор – работал чип-кодировщик, подаренный Фёдором. Перебрав в памяти последние дни, я пришла к выводу, что моих следов в «Счетоводе» не было. В этом городе лишь несколько людей знали моё имя и внешность, и чтобы найти меня среди сонма жителей, полиции потребовалось бы вручную просматривать записи наблюдения с камер, чем, конечно же, никто заниматься не станет.
Многие называли «Счетовод» просто Системой, но официально она называлась Глобальная Система Контроля Материальных и Людских Ресурсов. К ней были подключены все сервисы – системы оплат, навигация, онлайн-покупки, такси, авиа- и космические перелёты – в общем, всё, что требовалось для комфортной жизни в Конфедерации. Обратной же стороной комфорта была полная история действий, болтавшаяся за каждым жителем Сектора, словно хвост, за который органы правопорядка при желании могли легко ухватиться и вытянуть на свет целую жизнь.
Но только не за мой хвост – он был отсечён под самый корень…
* * *
Улицы сменяли одна другую, переулки выходили на проспекты, которые упирались в эстакады. Тихие дворики и шумные стоянки аэротакси, крикливые пьяные компании и понурые силуэты бедняков, медленно ползущие автомобили с дребезжащими от громкой музыки номерными знаками и точки проносящихся в вышине глайдеров – город не спал, он жил своей жизнью, которая не прекращалась ни на минуту…
Устало ковыляя по очередному проспекту, я заприметила впереди полицейский фургон, движущийся мне навстречу. Секунда размышлений – и я свернула в проулок, к тёмным деревьям. Позади шумели машины, слева возвышался спящий жилой дом. Во дворе было тихо, лишь ветер шумел в кронах деревьев, сквозь которые справа проглядывало сплошное пятно ярко-белой стены. Из тьмы показались массивные латунные ворота с небольшой приоткрытой дверкой у их основания, а по асфальту побежал луч фар свернувшей следом за мной полицейской машины.
Стараясь вести себя естественно, я сунула руки в карманы и устремилась прямо к латунной дверке. Передо мной вырастало величественное сооружение – белоснежные стены, покрытые известняком, были украшены вытянутыми вверх продолговатыми окошками. Всё это древнее великолепие венчали золотистые купола, россыпями искр скользившие сквозь беспокойные ночные ветра. Я потянула на себя дверь и вошла в звенящую тишину храма.
В просторном зале не было ни души. Округлый потолок с изображениями святых сходился над головой, а под ногами сверкал мрамором идеально чистый пол. Справа возвышался иконостас, из его едва освещённых глубин на меня выжидающе смотрели образы святых. По левую руку от меня редкой россыпью свечей во тьме выделялся канун, и я направилась прямо туда. По спине бежали мурашки, я уже почти слышала – сейчас скрипнет дверь, и следом за мной войдут полицейские. Но ничего не происходило, было абсолютно тихо, даже городской шум не достигал этого места, не мог пробиться сквозь толстые надёжные стены.
Я подошла к кануну, над которым застыло небольшое распятие. Скосив глаза на лежащие тут же свечи, взяла одну из них и осторожно, стараясь не дышать, подпалила от уже горящей. Глядя на танец свечного пламени, я чувствовала странное опустошение. Душа будто погружалась в чёрную бездну, напитываясь болью от совершённых деяний. Убитые люди, искалеченные судьбы, сломанные жизни. Всё это происходило рядом со мной, будто я была ураганом, сметающим всё на своём пути. Он, может, и рад был бы дарить людям радость, нести счастье и достаток, но такова природа урагана – разрушать. Он больше ничего не умеет…
— Я могу вам чем-то помочь? — раздался тихий деликатный голос.
Я вздрогнула, обернулась и увидела рядом с собой священника. Коренастый, небольшого роста, в чёрной мантии, с массивным крестом на груди, он, сцепив руки, вопросительно-выжидающе смотрел на меня умными и добрыми глазами из-под массивных очков. Седые волнистые волосы были забраны в аккуратный хвост.
— Не уверена, — ответила я. — Можно я просто постою тут немного, а потом пойду?
— Конечно, как скажете. Если понадоблюсь, я буду рядом, — сказал священник и растворился в приалтарной тьме.
Неожиданно мне захотелось поговорить хоть с кем-нибудь, поделиться наболевшим, покаяться в содеянном. Покаяться? Нет, это вряд ли… Перед глазами то и дело восставал образ – маленький Саша, его ручка, тянущаяся ко мне сквозь тьму, и едва слышное: «Пожалуйста, возвращайтесь».
— Уважаемый… — позвала я священника. — Хотела сказать отец, но отцом вас язык не поворачивается назвать… Не знаю, почему – не могу.
Священнослужитель материализовался по правую руку от меня и устремил задумчивый взгляд на распятие.
— Это необязательно, — легко сказал он. — Вы пришли сюда, и это уже благо. А Отец у нас у всех один – и это не я.
— Скажите… Прошло две тысячи лет… — Единственный вечный вопрос пришёл мне на ум. — Почему человека всё ещё нужно запугивать адом и поощрять раем, чтобы он был хорошим? Ведь это автоматически значит, что такой человек – плохой. И хорошим он может стать только из-под палки.
— Страх смерти – вот что заставляет нас спешить, совершать глупости и ошибки, — задумчиво проговорил мужчина. — Я не думаю, что есть плохие люди – есть заблудшие души, потерявшиеся в лабиринтах своего страха. Он свойственен только людям, потому что только люди из всех живых существ осознают свою конечность. И страх этот исходит от того, что люди добровольно подвешивают себя над бездной безбожия.
— Даже если Бог есть, Вселенная настолько огромна, что ему просто не до нас, — сказала я.
— Человеку иной раз нужно веровать в какую-то высшую силу, иначе он остаётся один на один с бездной, — заметил священник. — Тонкая ниточка сердечного ритма отделяет заблудших от безвременья и вечной тьмы, в которую они веруют. Разве можно избавиться от страха, если вы убеждены, что единственное, что ожидает вас – это тьма? Ничто.
Ничто… Мягкий голос его спружинил о стены и растворился в сумраке под куполом.
— А что, если они правы, и там ничего нет? — спросила я. — Что, если однажды сердце остановится, а тело просто превратится в вещь, в гору бесполезного мяса?
— Историю Иисуса впервые рассказал тот, кто видел всё своими глазами. — Священнослужитель улыбнулся. — Никто не знает достоверно, что нас ждёт. Вам легче от осознания вечной пустоты и ничто?
— Нет, не легче, — призналась я.
— В том-то и дело. — Священник взглянул на меня. Блики свечного пламени отражались в стёклах. — Поэтому вы пойдёте дальше – искать свой путь и свою силу, а я останусь здесь. Потому что я их уже нашёл.
— Хорошо иметь абсолютную, непоколебимую веру, — заметила я. — С ней намного проще жить.
Капля воска упала на металл ладони, застыла крошечной полупрозрачной кляксой.
— Не бывает абсолютной веры, — сказал священник. — Только ноль всегда абсолютен, он превращает всё в ничто. А нам, людям, свойственны сомнения, и это нормально. Лишь глупцы и фанатики никогда не сомневаются.
Мы стояли рядом и молчали. Служитель церкви, смысл жизни которого был в спасении человеческих душ, и убийца, чьи руки были по плечо в крови. Я хотела рассказать ему всё – от начала и до конца, во всех подробностях. Попросить прощения за всё, что творила, за все отнятые жизни, поплакать у него на плече крокодильими слезами. Однако во всём этом не было смысла, и я смогла лишь выдавить из себя:
— Мир рушится. Я это чувствую.
— Это было и это будет, — спокойно ответил он. — Вавилон пал, Вавилон забыт. Построен новый Вавилон, с единым языком, но новыми идолищами и новыми разделительными рубежами. И этот Вавилон тоже падёт. Однако, каждый его житель имеет свободу выбора, и каждый в силах сделать правильный.
Порыв гулявшего в здании ветра ударил в спину, свеча в моей руке потухла. Я сказала:
— Мне пора идти.
— Идите, — ответил он. — Это лучшее, что можно сделать, когда не на что опереться…
* * *
Возле церкви было пусто. Не было полицейского фургона, в кустах меня не поджидали бойцы спецназа, поэтому я выбралась под свет фонарей и отправилась дальше по проспекту.
Миновав широкую кольцевую дорогу, я вышла к старым заброшенным рельсам. Две неровные ржавые колеи уходили вдаль, потрескавшиеся бетонные шпалы были подсвечены тусклыми фонарями тянувшейся параллельно улицы. Тело гудело от усталости, я считала шпалы, шагая по полотну, и в конце концов, миновав полдюжины стрелочных переводов, упёрлась в тупик, обрамлённый забором территории института. Цель находилась в одном шаге от меня.
Забор был высоким, но местами вплотную к нему росли деревья, поэтому перебраться через него не составило труда, и я оказалась внутри периметра за старым кирпичным гаражом. Вокруг валялись какие-то ржавые железяки, общий пейзаж говорил о том, что это техническое строение давно не используется. Пробравшись по сугробам до неожиданной проталины, я обнаружила пару тёплых труб со старой ободранной изоляцией, выходящих из-под земли и скрывавшихся где-то за забором покосившихся бетонных плит. Порадовавшись столь удачному стечению обстоятельств, я решила отогреться и переждать здесь остаток ночи.
Я сидела, прислонившись спиной к трубе, и глядела в небо. Здесь, на глухой окраине города, можно было легко различить пульсирующие огоньки звёзд. Где-то там наверняка подмигивал мне мой Луман, неразличимый на фоне гораздо более ярких и массивных светил, а вокруг него вращался мёртвый ледяной шар моей погибшей родины. В этой тишине разум мой, словно нож, резала мысль о людях, погребённых под развалинами жилого дома, которые до сих пор разбирают спасатели. О маленьком мальчике Саше…
В особенно серьёзных случаях к поискам людей под завалами привлекают специально обученных поисковых собак. Говорят, что собаки, пытаясь отыскать людей и натыкаясь раз за разом на погибших, впадают в депрессию. Тогда сами спасатели разыгрывают небольшой спектакль и прячутся где-нибудь среди завалов, притворяясь жертвами, а когда собака находит их – вскакивают, всячески радуются и делают вид, что их и правда спасли. Говорят, собакам это и вправду помогает…
* * *
Так я и просидела в полудрёме до самого утра, а когда приближающийся рассвет принялся робко выхватывать из темноты окружающие деревья и сооружения, я кое-как обтёрла грязную одежду снегом, придав ей более-менее сносный вид, и направилась к торчащему из-за голых ветвей красноватому зданию, высота и монументальность которого выдавали в нём один из корпусов института. Вокруг не было ни души.
Я обошла корпус, поднялась по широкой лестнице и толкнула незапертую дверь. В фойе меня встретил сонный пожилой вахтёр, и я с порога поинтересовалась:
— Скажите, пожалуйста, где будет давать лекцию профессор Агапов?
Сторож на секунду задумался и ответил:
— Астрофизик, что ли? В главном корпусе, вроде бы. Как выйдешь, прямо по тропинке вперёд, и увидишь огромное здание из стекла и бетона. Вот тебе и туда.
Поблагодарив вахтёра, я вышла на улицу и через несколько минут без труда обнаружила искомое здание, которое не зря именовалось главным корпусом. Высотой в семь этажей, оно имело выдающийся вперёд высокий фасад, крыша которого была оборудована под посадочную площадку. Ломаные линии самого́ продолговатого корпуса сверкали зеркальным покрытием. Фасад был виден насквозь, и внутри я заметила пропускной пункт с охраной.
Нужно было пробраться внутрь незамеченной, поэтому я решила обойти здание. Обнаружив лестницу в подвал, огляделась – редкие фигурки людей мелькали в отдалении меж деревьев, – и спустилась по ступеням. Вырезать плазменным резаком замок на железной двери не составило труда, и я оказалась внутри. Блуждания в потёмках подвала привели меня к металлической лестнице, ведущей наверх, и через минуту я уже была в каком-то закутке, выходящем в коридор. Отсюда был слышен многоголосый гомон – похоже, студенты постепенно собирались на лекцию, которая должна была состояться в девять часов.
Подождав немного в глухом углу, я услышала хорошо поставленный женский голос:
— Так, ребята, аудитория открыта, можете пока занимать места!
Я вышла в коридор и направилась к галдящим подросткам, разбившимся на небольшие кучки. Возле лестницы учащиеся собирались в тонкий ручеёк и поднимались наверх. Слившись с толпой, я последовала за ними, чувствуя на себе любопытные взгляды подростков вокруг – в грубой грязной одежде, с пыльными волосами, кое-как собранными в хвост, без учебных принадлежностей, я чёрной овцой выделялась в этом модном опрятном стаде.
Заведение жило своей жизнью, студенты сновали туда-сюда, спеша занять свои места; широкие светлые коридоры с высокими потолками будто приглашали остановиться и оглядеться, однако я следовала за потоком, и вскоре мы оказались в большой полукруглой аудитории, напоминавшей амфитеатр. В несколько рядов, поднимаясь вверх со стороны сцены, стояли скамьи со столами. Я забралась повыше и устроилась почти в самом углу, а студенты тем временем, шумно галдя словно стая галок, рассаживались по помещению. Кого-то дёрнули за косу, кто-то толкался в борьбе за место, мимо летали бумажные шарики – казалось, я снова попала в свой школьный класс, только дети здесь были покрупнее, ничем остальным, впрочем, не отличаясь от учеников средней школы.
Через некоторое время кавардак прекратился. Профессор несколько запаздывал, поэтому кое-какие слушатели, пользуясь моментом, достали тетради и учебники и принялись сосредоточенно изучать их содержимое, то ли повторяя домашнее задание, то ли самообразовываясь. Наконец, минут через десять открылась дверь, и в помещение, стуча каблуками, вошла миловидная женщина средних лет, а следом за ней – одетый в светло-коричневый костюм невысокий старичок с проплешиной на голове и огромными очками на носу.
Женщина подошла к трибуне.
— Уважаемые студенты, здравствуйте! Прошу прощения за задержку! Сегодня я рада представить вам профессора астрофизики и звёздной механики, доктора физических и математических наук Владимира Алексеевича Агапова! Прошу приветствовать!
Зажурчали нестройные аплодисменты. Дама поставила на трибуну бутылку с водой и сделала приглашающий жест, доктор физических и математических наук, улыбаясь, взобрался на сцену и, раскланявшись с женщиной, подошёл к трибуне. Прокашлявшись, он начал вещать слегка хрипловатым голосом:
— Уважаемые учащиеся, спасибо за тёплый приём! Честно говоря, я не рассчитывал, что мне в ближайшее время удастся вернуться на Землю… В свете последних событий в воздухе царит некоторая нервозность, что, конечно, накладывает свой отпечаток на всё вокруг, в том числе – и на мою деятельность. Но звёзды сложились, и вот я стою перед вами…
Он вытянул руку ладонью кверху, поднял брови и спросил:
— Что вы видите в моей руке?
Ответом ему было молчание, студенты робко перешёптывались, и лишь кто-то в противоположном конце аудитории пискнул:
— Ничего!
Агапов улыбнулся.
— Почти ничего, но нет. На моей руке миллионы бактерий и микроорганизмов. Они настолько малы, что человечеству понадобились века для того, чтобы узнать об их существовании. Но они живут рядом с нами всегда и останутся жить даже тогда, когда мы, люди, исчезнем…
Профессор опустил руку, повернулся и сделал несколько шагов в сторону.
— Скажите, ребята, а где теперь эти микробы?
— Они на вас!
— Точно! И вместе со мной они преодолели расстояние, в несколько миллионов раз превышающее их размеры, буквально за считанные секунды! Впечатляющий результат, верно? — Он вернулся обратно и облокотился на деревянную трибуну. — Но по мере того, как увеличивается и усложняется объект, его относительная скорость становится всё меньше, и он всё более испытывает на себе физические законы нашего мира. Есть принцип, который гласит: относительная мышечная сила у живого существа тем выше, чем меньше размер его тела. То же самое можно сказать и о скорости передвижения. Однако, эти принципы работают только в определённых пределах, но что случится, если выйти за них? Убрать из схемы трение воздуха, который тормозит движение, гравитацию, которая влияет на него тем или иным образом – то есть убрать влияние среды. Это уже кое-что, но мы всё равно останемся внутри системы законов-принципов до тех пор, пока не примем за данность, что вакуум – пространство, свободное от вещества – это тоже среда.
Аудитория молчала. Профессор отхлебнул из бутылки и продолжил:
— Выбраться из этой, последней среды нам позволила энергия. Научившись вырабатывать гигантское – а самое главное, контролируемое – количество энергии, мы поняли, что единственный наш предел в скорости передвижения – технологический. Подобно тому, как отправной точкой измерения температуры является абсолютный ноль… Кто помнит точное число?
— Минус двести семьдесят три! — донёсся голос из зала.
— И пятнадцать сотых в придачу! Так вот, абсолютный ноль существует, но абсолютного предела температуры нет! Температура в ядре нашего с вами Солнца – порядка пятнадцати миллионов градусов, но что это такое по сравнению со значением в десять триллионов градусов, полученным при столкновении ионов свинца в ускорителе частиц? Так где же известный нам предел? Нет, не Хейгдорн и даже не Планк… Говорят, предел находится где-то на отметке десять в тридцать второй степени градусов, что примерно в тысячу раз больше температуры, которая вызовет новый Большой Взрыв, а вслед за этим – повторную инфляцию нашей Вселенной. А если точнее – новой Вселенной поверх нашей с вами…
Он хитро прищурился.
— Точно то же самое относится и к скорости – есть скорость нулевая, состояние покоя, но предела нет. Конечно, только в том случае, если вы сможете выйти за границы наших с вами любимых законов классической физики. И тут нам на помощь приходит квантовая запутанность… Дело в том, что сверхвысокие энергии позволяют создать два взаимозависимых объекта, а именно – имеющих полярное значение спиральности спи͐на. С помощью генератора экзотической материи с отрицательной плотностью энергии… Я не буду забивать вам головы своими любимыми техническими подробностями, этим займутся профильные педагоги… Мы создаём пространственно-временной пузырь по принципу Алькубьерре и выстреливаем его в заданном направлении, одновременно отправляя точно такой же, только со знаком минус, в противоположную сторону. В одном из этих пузырей, внутри относительно статичного пространства, и находится наш объект – например, корабль с экипажем внутри. Самая сложная задача тут – рассчитать необходимую мощность и спрогнозировать место, где пузырь потеряет свою связанную противоположность и исчезнет, распавшись обратно в чистую энергию…
Профессор снова отпил из бутылки, и один из студентов, воспользовавшись паузой, спросил:
— Это ведь вы про «Голиафы», Владимир Алексеич?
— Да, такой принцип передвижения впервые реализован землянами именно на корабле класса «Голиаф», и прототип такого двигателя сейчас проходит калибровку. Это наш первый шаг на пути к межзвёздным перемещениям за обозримо короткие промежутки времени. Мы привыкли называть это гиперпрыжком, но технически это не так. Человечеству – я имею в виду ту его часть, к которой относимся мы с вами – ещё только предстоит освоить полноценные гиперпространственные технологии.
Рядом со мной кудрявая девушка подняла руку:
— А как же Врата, которыми мы давно пользуемся?
Профессор усмехнулся и принялся расхаживать по аудитории.
— Эти врата – подарок отшельников с Росса-154. Мы до сих пор до конца не понимаем ни принцип их работы, ни схему конструкции. Разобрать их и посмотреть, что внутри – тоже нельзя, ведь они работают без перерыва… Если грубо, то пространство-время складывается вдвое, и мы всего лишь проходим через создаваемые отверстия на этих сопряжённых плоскостях, после чего пространство-время разворачивается в свои обычные четыре измерения, и мы оказываемся уже на другой стороне плоскости. Но такой способ передвижения должен быть двусторонним и требует наличия приёмника и передатчика. Нельзя взять и по желанию отправиться в любую точку Вселенной. Так мы, во всяком случае, думали до того момента, пока планета Росс-154 не пропала с карты Сектора… Да, возвращаясь к энергии… Мы с вами медленно, но верно движемся к состоянию цивилизации первого типа по шкале Кардашёва. Наверняка, все присутствующие уже знают, но на всякий случай напомню: цивилизации первого типа используют все доступные энергетические ресурсы своей родной планеты. Второго – всю энергию своей звезды. Третьего – своей галактики.
Из зала раздался ломающийся голос:
— Но мы не сможем понять более развитые цивилизации, ведь они существуют по иным принципам! Может, они вообще не используют энергию! Поэтому мы не сможем предсказать их поведение! Шкала уже давно устарела!
— Возможно, вы правы, — задумчиво кивнул Агапов. — В свете последних событий мы все задаёмся разными вопросами. Тот факт, что мы принципиально не можем понять другие цивилизации, мы можем констатировать уже сейчас, когда нечто… И я не побоюсь этого слова – некто – уничтожает наши планеты одну за другой…
Зал возбуждённо загомонил, а черноволосый парень впереди меня подал голос:
— Так значит, мы все обречены?
— Я не знаю. Возможно, мы сможем дать адекватный ответ этому вызову. Но я точно знаю, что явление, повторившееся дважды, становится системным, и кто знает, через сколько лет оно повторится снова? Или месяцев, дней? За то, что я сейчас скажу, мне бы сделали выговор, но, к счастью, я не вхожу в штат вашего славного учебного заведения… Я склонен полагать, что у какой-то разумной силы есть план по ликвидации людей как вида. О причинах можно только гадать, но они совершенно точно есть.
Повисла гробовая тишина. Профессор поправил очки на носу и устремил взгляд в аудиторию.
— Так что, возможно, именно вам, уважаемые – пока ещё – студенты, предстоит ответить на брошенный человечеству вызов. И я не сомневаюсь – вы преуспеете… С момента выхода человека в открытый космос прошло каких-то сто восемьдесят лет, и столько же – с создания первого произведения искусства на орбите. Алексей Леонов запечатлел восход Солнца цветными карандашами… Мне кажется, в этом есть некий символизм, ведь существуют всего три вещи, имеющие начало, но не имеющие конца – это Вселенная, технический прогресс и творчество. Сумев объединить второе с третьим, человек нащупал дорогу к познанию первого и начал свой путь. Кто-то скажет – мы, люди, уже нашли и заселили полдюжины планет, а я отвечу – не обольщайтесь. Эти планеты мы нашли неспроста. Их наверняка кто-то оставил для нас, словно подарки под ёлкой, которые лежали в ожидании, пока мы доберёмся до них и распечатаем упаковку. Мы ещё почти ничего не знаем и не умеем, разведанный нами сектор не покрывает и миллиардной доли объёма нашей галактики среди миллиардов и миллиардов галактик в гигантской многомерной мультивселенной…
В воображении разворачивались эпические картины, я клевала носом, силы оставляли меня, и в какой-то момент я не выдержала и положила голову на руки. Глаза сами собой закрылись, равномерный гул в черепе постепенно замещал все звуки. Отдаляясь, успокаивающий голос Агапова вещал:
… — Компактный малозатратный варп-двигатель высокой мощности – это следующий этап развития, к которому мы почти вплотную приблизились. Ограничения общей теории относительности остались в прошлом, потому что на траектории движения «пузыря» мы просто увеличиваем скорость света, но при этом не преодолеваем световой барьер…
… Белые простыни вдоль стен, укрывавшие мрак, тьму, разлагающееся ничто, светились бледными пятнами в кромешной тьме. Чёрный туннель, промозглые стены и давящий низкий потолок нависали над бетонным саркофагом, сырой затхлостью впитывающим всё моё естество.
— Мы тебя ждём… Давно заждались. — Безжизненный шелест окоченевших губ поплыл сразу отовсюду.
Узкая тесная камера, в которую я была вмурована без возможности пошевелиться, сдавливала своей незыблемостью. Панически вращая глазами, я даже не могла выдохнуть, не могла разомкнуть губы, чтобы что-то произнести. Доктор Хадсон… Помогите, я не могу выбраться…
— Зачем ты вернулась? Ты накликаешь на себя беду, воровская душа, — зашипел голос внутри моей головы. — Ты забыла прибраться за собой, и теперь они обо всём узнают. Но не всё так плохо – они не найдут тебя в этой могиле. Никто не найдёт…
Ослепительной вспышкой загорается мир вокруг. Невидимая сила подбрасывает меня высоко в небо, закручивает волчком и швыряет на землю, в колючие кусты. Сидя в зарослях, я намертво вцепилась руками в решётку ограды – лишь бы меня не сунули обратно в саркофаг.
За забором, в гостиной розового дома напротив прямо под окном лежал изувеченный труп человека. Он медленно поднимался в воздух вместе со стулом, белые пластиковые стяжки лопались одна за другой, оставляя на коже надрезы, сочащиеся кровью. Наконец, освобождённый от оков стул с грохотом упал на пол. Слесарь замер в воздухе прямо перед окном меж траурно-чёрных занавесок. Голова его, до того безвольно свисавшая с плеч, поднялась. Два чёрных провала глазниц на лысом желтоватом черепе смотрели мне прямо в душу.
— Лишь одна решётка отделяет тебя от свободы. Решётка твоего собственного тела, — произнёс череп голосом доктора Хадсона, и эхо понесло слова вдаль, на болота, мимо туманных облаков, по промозглым равнинам, сквозь прелые лесные заросли.
Эхо билось в далёкий каменный забор, потрескавшийся от времени, за которым когда-то жили дети. Теперь за забором никого не было. Даже птицы огибали раскинувшуюся средь болотистого леса территорию интерната.
— Там, где всё началось, есть ещё одна решётка, — донёсся из промозглой дали свистящий шёпот.
Я снова ощутила тьму саркофага, сжимавшую меня бетонными тисками своих объятий, и вдруг пространство взорвалось яркими искрами, разлетелось на мельчайшие осколки, и я очнулась на переднем пассажирском сиденье брошенного пикапа…
Где я?! Где мой саркофаг… Некоторое время судорожно ощупывала руками пространство вокруг – кожаная обивка сидений, мягкий потолок, дверь с кармашком, в котором валялись какие-то инструменты – кусачки, моток изоленты, канцелярский нож… Где я… Я здесь, в лесу, возле ручья…
Прошедший день миражом таял в разноцветной наркотической дымке, сознание окуталось маревом полубреда. Снаружи было ослепительно светло, мир за стеклом выжигал глаза красками, заставляя меня болезненно щуриться и прикрывать глаза руками. Под утро тучи отступили, свет и тепло одержали верх в этой бесконечной битве стихий, но это продлится недолго, и вскоре тяжёлая облачная конница, собиравшая силы на горизонте, перейдёт в контрнаступление, а пока…
Я пошарила под ногами, подобрала светлый цилиндр, припала губами к носику и затянулась. Уже отлично знакомый и желанный ледяной вихрь побежал по телу, пропитывая собой мышцы, наполняя каждую клетку жизнью.
А пока природа ликовала. Снаружи тонкими струнками дрожали звуки неведомых поющих птиц, лёгкий ветерок колыхал листья на зарослях кустов, божественный свет тёплых лучей звезды Каптейна струился сверху и наполнял сердце необъяснимой детской радостью.
Кое-как привыкнув к свету, я стряхнула с колен чёрные осколки пластика от разбитой торпеды, со скрипом открыла дверь и выбралась наружу. Голова тут же закружилась, меня замутило, и пришлось облокотиться на зелёный капот, чтобы не рухнуть в траву. Тяжело дыша, кое-как цепляясь за стальной бок, я обогнула погибшего механического зверя, продралась сквозь цветастые колючие кусты и вышла к ручью. Молочный поток струился меж камней, пульсирующих и дрожащих, словно желе на сильном ветру. В дымке показался силуэт человека – он плыл над землёй вдоль ручья, неторопливо покачивая безвольно висящей головой. Влево, вправо…
Я протёрла глаза. Человек шёл по камням. Он приближался. Несколько раз с силой зажмурившись, я пыталась разглядеть его лицо. Резкие скулы, обтянутые бледной кожей, чёрные впадины глаз, пучок чёрных волос… Знакомые черты… Я перебирала образы в памяти, словно пожелтевшие папки в пыльной картотеке, и вдруг поняла – это же Отто! Он вернулся навестить меня! Но… Что с твоим лицом, Отто? Где оно?!
Беззубый череп уронил челюсть, из бездонного провала рта поползли чёрные тени.
— Нет! — Из горла моего вырвался отчаянный вопль, я ринулась обратно в кусты, к машине. — Я не хочу!!!
В панике ухватиться за ручку удалось не сразу, я дёрнула дверь на себя, прыгнула внутрь и сжалась в потный, дрожащий от страха комок. Некуда бежать, некуда! Пожалуйста, уходи! Не забирай меня с собой!
— Эй, ты чего? — послышался смутно знакомый женский голос.
— Нет! Только не обратно в подземелье! Не хочу!!!
— Совсем тронулась умом?!
— Что?! Ты не Отто! Кто ты?!
Наваждение схлынуло. В салон заглядывало озабоченное лицо Элизабет Стилл под полицейской фуражкой, во взгляде её читалась смесь недоумения и брезгливости.
— Да ты уделалась по полной программе! — присвистнув, воскликнула она. — А ну, иди сюда!
Схватив за ворот куртки, Стилл принялась выволакивать меня из машины. Я не сопротивлялась – тело разбивала дрожь, мир в глазах то сворачивался в точку, то лопался разноцветным пузырём. Мне нужно было как-то совладать с собой, прийти в чувства, и я готова была принять помощь хоть от самого сатаны…
Элизабет подтащила меня к ручью, бросила на камни, ухватила за волосы и с размаху окунула лицом в воду. Вселенная утонула в мутной жидкости. Затем снова появилась, я судорожно вдохнула мокрый воздух и опять провалилась в прохладу. Элизабет раз за разом макала меня головой в ручей, и сквозь глухое журчание потока я слышала её негодующие возгласы:
— Лазит по ночам где попало… Вся полиция на ушах стоит! Можно подумать, без тебя нам тут проблем не хватает… Вот так! Уж я тебя приведу в порядок!
Наконец, рука отпустила меня, и я рухнула на камни лицом к небу, надвое разрезанному возвышавшимся надо мной силуэтом. Тень опустилась, по моей щеке хлёстко ударила ладонь. Потом по другой. И снова удар… Сморщившись, я пыталась что-то сказать, но слова застряли в горле твёрдым комком.
— Я знаю, что это ты убила Герхарда Нойманна по кличке «Слесарь», Анна Рейнгольд, — процедила Стилл – и ещё один звонкий удар. — По-хорошему, мне следовало бы прямо сейчас отвести тебя в участок! И теперь твоя задача – назвать мне хоть один повод этого не делать.
— Я не Анна… — хрипло вырвалось у меня из гортани. — Моё имя – Лиза…
— Так у тебя ещё и документы фальшивые… Великолепно, тёзка! Просто отлично! — воскликнула девушка и исчезла из поля зрения.
Осталось ярко-белое небо, светящееся изнутри, словно в нём в любую секунду откроются райские врата, чтобы вобрать в себя всех праведников этого мира.
— Всего за сутки – четыре уголовных статьи, — звенел голос в стороне. — По совокупности тебя УЖЕ можно без проблем засадить на полсотни лет… Кто тебя сюда послал? Зачем ты приехала в эту богом забытую глушь и насмерть забила человека?! Это чей-то заказ?!
Я молчала, не в силах оторвать глаз от небосвода. Снова тень заслонила свет, Стилл стальным голосом отчеканила:
— Мне стоит лишь включить эту рацию, и сюда явится вся окружная полиция. Они не знают о том, что ты здесь. Пока… Если пойдёшь в отказ – я не стану церемониться с тобой. Так что у тебя есть последний шанс. Как тебя зовут? Полное имя!
— Лиза Волкова… Александровна.
— Говори, кто тебя прислал!
— Никто! Я сама по себе! — выпалила я, сваливаясь с сияющих небес в затяжное крутое пике.
Повернулась на бок. Мокрые волосы отяжелели, пропитались водой, перед глазами стояли два чёрных армейских ботинка.
— Это моя месть, — прошептала я. — За то, что они сделали…
— Кто «они»? Что сделали? — строго спросил один из ботинков.
— В интернате Каниди! Они убили моих друзей! А кого не убили – продали в рабство!
— Вот оно что! — протянула Стилл. — Ты одна из этих несчастных? Я думала, никого не осталось в живых. Ты, значит, сбежала из плена?
— Я туда и не попадала! — воскликнула я, щурясь от яркого света. — Я видела только последствия того, что они сделали. Тела, много тел! Кругом одни мёртвые тела… Тех, кто был мне дорог.
Накрывшая меня волна схлынула, разум постепенно возвращался в тесный череп. Я приподнялась и села на камень. Элизабет задумчиво ходила взад-вперёд, будто пыталась решить для себя какую-то морально-этическую задачу – внутренний диалог читался на её лице. Наконец, она остановилась и сказала:
— Местные ещё долго будут помнить этот кошмар. С тех пор многие поразъехались, город изрядно опустел, людям было тяжело жить рядом с местом, настолько сильно заряженным отрицательной энергией. Но кое-кто остался. — Она остановилась и махнула рукой куда-то в сторону зарослей. — Старик Пабло, например… Кстати, это он мне сказал, где тебя искать. Когда прошла информация о Слесаре, он прибежал весь взбудораженный, радостный, оттащил меня в сторонку… Я почему-то сразу поняла, что это твоя работа. Чутьё подсказало.
— Этот старик хоть и выжил из ума, да не совсем, — заметила я, обтирая лицо холодной водой. — Он-то меня на дом Слесаря и навёл.
— Его тут никто всерьёз не воспринимает. — Она пожала плечами. — Все отмахиваются, как от назойливой мухи, посылают подальше с его рассказами… Я ему денег на еду подбрасываю частенько, пару раз помогла отбиться от хулиганов. Вот он, наверное, и платит взаимностью. Доверяет.
Я поднялась на ноги. Голова тут же закружилась, всё задрожало и поплыло, и я замерла, стараясь сохранять положение в пространстве.
— Что ты теперь будешь делать? — спросила я. — Арестуешь меня?
— Я ещё не решила. Мне нужно кое над чем поразмыслить. Возможно, мы сможем помочь друг другу, а пока… Тебе нужно уходить отсюда, — твёрдо сказала она. — Скоро эту машину найдут, и в этот момент тебе не стоит в ней находиться.
— А куда я пойду? — развела я руками. — К Такасиме? Так он меня видеть не желает… К тому же, я тут ничего не знаю, а в городе меня быстро найдёт полиция.
— Есть кое-какое место, где ты можешь залечь на дно. Я знаю, у тебя есть карта – Хоши сказал. Ставь пометку по координатам. — Стилл вывела себе на голографическую линзу изображение, мелькнувшее на зрачке синеватым отсветом, и зачитала набор цифр.
Отыскав на карте неподалёку от Сайрена гигантский водоём, сине-зелёной кляксой расплескавшийся среди лесов, я нанесла метку.
— Включи приёмник, — приказала Элизабет. — Мне нужно знать твой позывной для коммуникации.
Я послушалась. Стилл произвела какие-то манипуляции и сообщила:
— Работать будем по-старинке. Окна для связи в десять утра и в восемь вечера. Избегай дорог и держи ценные вещи поближе к телу. А теперь – брысь. Чтоб через пять минут духу твоего здесь не было…
Отвернувшись, она сделала пару шагов к журчащей воде и сказала в передатчик:
— Гнездо, приём. Семь-одиннадцать, Стилл на связи. Нашла машину на берегу Тухлянки, рядом со старой пешей тропой… Подозреваемой нет, но здесь полно следов – она, похоже, тут ночевала и ушла совсем недавно…
Не дожидаясь окончания разговора, я доплелась до машины, скрипнула дверью и быстро побросала в рюкзак все свои вещи. Машинально пихнула в одно из отделений цилиндр с дьяволовой смесью. Приложилась ко второму и сделала неглубокую затяжку, затем сунула его в карман. Сердце трепетало, холодная бодрость бежала по венам, захотелось пуститься в пляс. Всё становилось на свои места – наконец-то всё было так, как и должно было быть. И я снова отправлялась в путь…
С лёгкостью в теле я поднялась по склону оврага и, выбрав направление, чуть ли не вприпрыжку зашагала по траве. Изо всех сил стараясь унять собственную прыть, я осторожно, на цыпочках ступала по травяному покрывалу, чтобы не слишком сильно приминать заросли, не ломать ветви и оставить минимум следов, по которым меня могли бы вычислить преследователи…
* * *
Росное покрывало искрилось на солнце, ветер шумел в траве и в кронах деревьев. Подъёмы и спуски, пригорки и овражки, тропинки и ручейки двигались мимо, а я, периодически сверяясь с картой, бодрым шагом преодолевала метр за метром. Сайрен остался далеко за спиной, подлески и поля, сливаясь в единое целое, плавно перетекали в зелёные пятна застоявшихся прудов, редкие цепи деревьев и густые заросли кустов. Одежда была влажная – мне пришлось перейти вброд несколько довольно глубоких ручьёв, составлявших раскидистую сеть речной дельты, и теперь я вплотную подбиралась к огромному водохранилищу.
Солнце давно уже скрылось в поднявшемся тумане, было немного зябко, но меня это нисколько не тревожило – настроение было приподнятым. Может, из-за того, что я наконец-то куда-то двигалась, а может потому, что периодически осторожно затягивалась из баллончика бодрящей смесью. Я уже хорошо усвоила – не следовало вдыхать слишком глубоко…
Миновав очередную гряду, заросшую разлапистыми кустами, я уткнулась в водяную кромку, покрытую зелёной ряской. Со стороны воды доносились какие-то звуки. Что-то плескало, журчало, жужжало, но в туманной мгле ничего невозможно было разобрать. Я сверилась с картой. Место назначения – здесь, на берегу, и мой поход, судя по всему, подошёл к концу. Огляделась. Прямо передо мной, насколько хватало глаз, неровными кляксами водорослей зеленело необъятное озеро, исчезая во влажной белой дымке. Справа возвышался холм, а слева, в отдалении, чуть выдаваясь из небольшого мыса, темнел маленький плавучий причал с блеклым спасательным кругом на невысоком столбе.
Я свернула налево и пошла вдоль берега в сторону причала. Серый деревянный понтон, просевший и скособоченный, едва колыхался на воде, доски местами прогнили, а спасательный круг, некогда ярко-красный, выцвел и покрылся жёлтыми потёками. Причал был давно заброшен. Ни единой лодки рядом, ни движения вокруг. Может, нужно обойти озеро кругом? Да нет, об этом и думать нечего – оно простирается на добрый десяток километров. Это займёт целую вечность…
Сбросив рюкзак, я уселась на дощатый настил и прислушалась. Осторожный, вполголоса, щебет птиц в деревьях, плеск любопытной рыбы… Тишина умиротворяла. Расположившись поудобнее, я достала галету и с хрустом откусила кусок. Затем вытащила рацию и решила испытать удачу – вдруг удастся поймать сигнал от дяди Вани. Полулёжа на дощатом настиле, я принялась переключать частоты в поисках трансляции. Наконец, из динамика донеслось:
… Чем бродить друзьям по белу свету,
Тем, кто дружен, не страшны тревоги
Нам любые до͐роги доро͐ги…
— Дядя Ваня! — обрадованно крикнула я в рацию.
Густой туман, робкими языками облизывавший самую кромку берега, проглотил звук, будто обрезал натянутую звонкую струну.
— А вот и юная неуловимая мстительница, — сквозь шум помех ехидно проскрипел динамик. — Помнишь, что ты сказала мне перед тем, как сойти с корабля? Ты сказала, что сама разберёшься со своими делами. Судя по тому, как ты это делаешь – шансы на успех твоего предприятия исчезающе малы. Честно говоря, я ждал, что ты выйдешь на связь намного раньше – из участка, по праву на звонок.
— Я пыталась связаться с тобой вчера, но не смогла поймать сигнал, — с досадой произнесла я. — Чёртов овраг… Где ты? Мне нужна твоя помощь.
— Я здесь, невидимым оком наблюдаю за тобой сверху. Можешь помахать мне ручкой.
Я машинально запрокинула голову и узрела молочно-белую дымку над головой, а старик проскрежетал:
— Ты уже машешь? Я пошутил. Я тебя не вижу, зато прекрасно слышу, так что, похоже, мой спутник не зря болтается над этим районом.
— Я застряла, — сказала я, решив сразу перейти к делу. — Мне удалось найти одного из ублюдков, но на этом всё – след оборвался.
— Дай угадаю… Ты его убила, — скрипнул он. Я промолчала. — В таком случае, возвращайся к исходному плану. Используй свою голову.
— Голову? Что ты имеешь в виду?
— Да, у тебя с этим туговато, как я посмотрю… — С той стороны динамика словно бы послышался вздох. — То самое письмо, что у тебя в голове – оно хоть и подделка, но адресовано настоящему человеку. Тебе стоит с ним пообщаться. Где «Солнечный круг», знаешь?
— Да, тут на электронном документе есть адрес, — ответила я, вызывая из деки свойства файла.
— Забудь. Там больше ничего нет, филиал закрыт. У них осталось одно формальное представительство на Каптейне – и оно находится в другом полушарии.
— И что теперь? — Я была немного ошарашена. — Полетим к чёрту на куличики?
— У меня есть личный адресок одного бывшего сотрудника того самого сайренского филиала. Экс-бухгалтер, он может кое-что знать. Записывай координаты. Это недалеко.
Судорожно развернув перед сетчаткой карту, я нанесла ещё одну метку – на дальней окраине Сайрена, к юго-востоку, – отметив серый прямоугольник небольшого частного дома.
— Записала?
— Да, — кивнула я в пустоту.
— Хорошо. Не пропадай.
Коммуникатор пиликнул, и дядя Ваня растворился в пустоте. Задрав голову, я почти видела, как его старый «Виатор» неподвижно висит высоко-высоко над облачным покровом. Нет, не неподвижно, конечно – он рассекал экзосферу Каптейна на скорости около пятисот метров в секунду, вращаясь вместе с планетой.
Что-то оглушительно булькнуло рядом. Застыв, я превратилась в слух, ловя малейшее дуновение ветра. По потревоженной воде расходились круги, и вскоре послышалось жужжание. Через несколько секунд из мглы стремительно выскочил маленький беспилотник. Облетел меня по кругу и завис прямо перед лицом, рассматривая зрачком своей камеры.
— Ты чего тут сидишь? — раздался хриплый голос из чрева дрона.
— Мне нужно где-то укрыться. — Я огляделась по сторонам. — Друг посоветовал это место, но тут, кажется, ничего нет.
— Не кажется, — проронил искажённый динамиком голос. — Тут и правда ничего нет. Ты местная?
— Нет, с другой планеты, — ответила я и хихикнула. Почему-то мне показалась очень забавной эта мысль – я инопланетянка.
— Трекер есть? — спросил голос. — Оружие при себе имеется?
— Трекер был, но его больше нет. А оружие – да, вот оно. — Я достала из рюкзака разряженный «Шниттер».
Повертела в руках, продемонстрировав зияющее отверстие для магазина.
— Кто этот друг, который прислал тебя? — строго вопросил дрон.
— Офицер полиции Элизабет Стилл.
Беспилотник мерно покачивался вверх-вниз перед моим лицом и помаргивал красным огоньком.
— Жди, — скомандовал голос.
Совершив резкий вираж, дрон исчез в тумане. Наступила тишина, нарушаемая лишь плеском где-то рядом с причалом да странными звуками со стороны воды, искажёнными до неузнаваемости молочной марью. Через некоторое время воздух наполнил гул. Приближаясь, он постепенно превратился в треск мотора, и из тумана показался серый размытый силуэт. Небольшая надувная лодка аккуратно подошла к причалу, вильнула и полимерным боком мягко стукнулась о деревянную конструкцию. В лодчонке никого не было. По её периметру кое-как были прикручены несколько камер в водонепроницаемых боксах, вдоль бортов тянулись провода и исчезали в небольшой коробочке, примотанной изолентой к двигателю.
Я осторожно перешагнула через борт, уселась на банку и покрепче вцепилась в перекладину. Мотор затрещал, лодка развернулась и неспеша понесла меня в белёсую дымку. Причал моментально скрылся из виду – вокруг на воде лежал непроницаемый туман, и я почти сразу потеряла ориентацию в пространстве. Не было видно ни зги, и я уже начинала жалеть, что решила довериться этому странному голосу и села в лодку. Когда мгла начала рассеиваться, на горизонте показался возвышавшийся прямо из трясины лес плотно стоящих свай, буквально образующих стену.
Раскинувшаяся посреди воды, конструкция казалась неприступной крепостью. Она постепенно проступала сквозь туман, вызывала во мне трепет своей серой монументальностью, и мне казалось, что я попала в какую-то старинную сказку. Двускатные крыши, увенчанные антеннами и фотопанелями, острыми лезвиями треугольников вспарывали небо. Неуместными для сказки были торчащие в стене тут и там прожекторы, тускло поблёскивающие солнечные панели на скатах крыш и растянутые меж высоких свесов чёрные нити проводов.
Массивные сваи; дома, восседавшие на них, словно на насестах; бегущие по периметру серпантины и переходы; надёжно перехваченный толстыми брусьями частокол – вся эта махина надвинулась на меня, накрыла своей тенью, и лодка нырнула в низкий тёмный туннель. Я рефлекторно пригнулась, мимо побежали брёвна, поросшие каким-то скользким мхом, а над головой плотно сбитыми перекладинами поплыл сводчатый потолок. Через несколько секунд судёнышко снова выбралось на свет, и я очутилась в прямоугольной бухте.
Там и сям поднимались струйки дыма, на воде покачивались катера и лодчонки, привязанные к понтонам, а между многочисленных пепельно-серых деревянных домов, стоящих то пониже, то повыше, а то и вовсе вкривь и вкось, сновали размытые дымкой силуэты людей. В нос ударил запах рыбы и болотной тины. Слышались звуки – отрывистые выкрики, деревянные постукивания, металлический перезвон, механическое пыхтение неведомого агрегата.
Лодка медленно подходила к причалу, а на меня со всех сторон были устремлены глаза, множество глаз. Вцепившись в борт, я оглядывала застывших в молчании зрителей – мужчин и женщин, – хмурых и сосредоточенных. Детей, жавшихся к матерям. Стариков, которые с любопытством в настороженных взорах появлялись откуда-то из узких переулков.
Камуфляж, военные ботинки, рыбацкие заброды, охотничьи панамы и кепки, свитера с горлом – встречавшие меня люди были одеты исключительно сурово и по-охотничьи практично. На причале, о чём-то беседуя, меня ждали трое небритых мужчин с современными винтовками наперевес. Чуть повыше, в галерее под небольшим навесом, с пультом в руках облокотился на перила по-военному коротко стриженный здоровяк с благородной седой порослью вокруг рта, в камуфляжном обмундировании без каких-либо знаков отличия. Оторвав взгляд от экранчика, он двигал рычажки, а лодка тем временем прильнула к деревянной пристани.
Один из мужчин протянул мне руку. Я рефлекторно попыталась взяться за неё, но он сказал:
— Твой ствол… Отдавай оружие, и тогда сможешь ступить на борт.
Я сдала пистолет-пулемёт, достала из сумки три магазина и передала их второму мужчине. Наконец, третий протянул руку и рывком поднял меня на пирс.
— Давненько от Элли не было вестей, — подал голос из галереи человек с пультом. — Как она там? Всё ещё в плену у своих идеалов?
В его голосе читался неподдельный интерес. Видимо, они давно друг друга знают. Родственники? Очень может быть – лица были отдалённо похожими…
— Мне сложно сказать, с её идеалами я не знакома, — ответила я. — Знаю одно – она хороший человек.
— Это точно, — добродушно согласился мужчина. — Ну что ж, друг Элли – мой друг. Моё имя – Ричард Стилл, друзья же зовут меня Капитаном. Добро пожаловать в Новую Венецию! Ты надолго у нас?
— Не знаю, — замялась я. — На ночь останусь точно, а дальше видно будет.
— Тогда пошли, найдём тебе временное пристанище.
Мужчина оторвался от перил и сделал широкий приглашающий жест…
* * *
Я выкупила на несколько дней номер в местной гостинице. Собственно, номер представлял из себя небольшой прямоугольник, занавешенный тяжёлыми ширмами, в котором только и было, что кровать да крошечная тумбочка. Широкий приземистый барак не отличался удобствами, за плотными слоями ткани в других таких же прямоугольниках скрипуче разговаривали, кашляли, где-то отчаянно плакал ребёнок. Казалось, запахом рыбы всё здесь пропиталось насквозь, поэтому я была рада, когда Ричард Стилл предложил посетить его, как он выразился, «берлогу». Оставив забронированный уголок, мы отправились к нему…
Несмотря на вездесущий рыбный запах, в комнате его было на удивление чисто. Коричневый кожаный диванчик с ажурными ножками, на котором развалился Капитан, излучал какое-то изысканное благородство. На грубом деревянном столе в беспорядке валялись предметы – чугунная пепельница с изящной, мастерски выполненной фигурой русалки, свёрнутый в трубочку планшет, пара навороченных пультов от каких-то устройств, похожий на подзорную трубу ручной телескоп с тепло- и инфравизором. На дальней стене в полумраке висел спасательный круг – такой же, как на заброшенном пирсе, только чистый и свежевыкрашенный. Рядом стоял верстак, над которым были аккуратно развешаны различные инструменты. А на специальный постамент в углу Ричард Стилл поставил на подзарядку давешний беспилотник.
— Так вы её отец? — спросила я, сжимая в ладонях чашку с дымящимся кофе.
— Чей? Элли? Нет. — Он отрицательно помотал головой. — Она моя племяшка. Но я люблю её, как родную дочь. Да она мне таковой и стала после… одной истории. Она прожила здесь почти десять лет, а потом ушла подальше от этой «постылой вонючей дыры». Так она сказала. Я не удерживал её. В конце концов, как распоряжаться жизнью – это её личный выбор.
— И она распорядилась неплохо. Работа в полиции – это очень достойно, — заметила я и вспомнила Марка, чьи горячие благородные убеждения в конце концов свели нас с преступниками.
«Чтобы эффективно бороться с преступностью, нужно войти в этот мир, пропустить его через себя», — сказал однажды Марк. Новаторский подход, ничего не скажешь… Убить дракона и занять его место – вот конечный итог этого подхода, и я могла убедиться в этом на собственном примере. Кем я стала, если не тем самым пресловутым драконом?
— С точки зрения благородства – да, это выше всяких похвал, — сказал Капитан. — Зато довеском идёт ежедневный риск получить шальную пулю в голову… Да и не сразу она решила поступить на службу. До этого пыталась найти себя в других областях, но как-то не очень успешно… Впрочем, ладно, негоже обсуждать человека за его спиной.
— У вас тут всё новое, как я погляжу, — перевела я тему. — Венеция, Роттердам…
— Конечно. Мы здесь строим новый мир, поэтому у нас тут буквально всё новое, хоть и немного покрытое ржавчиной, — затянувшись вонючей самокруткой, сказал Капитан. — Со скрипом, с потугами даётся нам строительство, но ведь новая жизнь никогда не рождается без усилий, верно? Родовые муки…
— Это вы про бесконечную войну? Здесь вообще когда-нибудь было спокойно? Я в первый же день успела поучаствовать в перестрелке с наркоторговцами…
— Спокойно было до прибытия людей. Я порой и сам удивляюсь – зачем люди тащат за собой на новое место старые пороки? — Он развёл руками, выпуская очередной клуб табачного дыма. — Удивление моё, конечно, риторический характер носит. Почему сразу после начала колонизации тут расцвело наркопроизводство? Банально – потому что здесь этим заниматься легче. Огромные непролазные болота, лесные массивы и практически дырявые границы – прилетай да скидывай с орбиты всё, что душе угодно… Сюда почти с самого начала притащили земные растения, в том числе коку. Её усиленно вытравливают на Земле, и оттого здесь это дело стало втройне прибыльным. Народ принялся выращивать сырьё и варить зелье, а через контрабандистов – переправлять его на Землю.
— А как же власти? Неужели им нет до этого дела? — спросила я, отпила из кружки и поставила её на стол.
Кофе был великолепен – такого мне отродясь не доводилось пробовать. Почувствовав вдруг зуд в районе подкожной метки нейра, я принялась усердно скрести затылок.
— Ты о какой власти говоришь? — вопросительно поднял бровь Капитан, сделав вид, что не замечает моих судорожных телодвижений. — У конфедератов заботы поважнее. Они борются с сепаратистами и партизанами. Ну, как борются… В одной руке держат кнут наёмнических подразделений, а другой – подкармливают пряниками одних против других. Красные, зелёные, белые… Здесь можно найти себе подпольщиков на любой цвет и вкус. Кто-то сражается за справедливость по отношению к беднякам, кто-то – за утопические идеи вроде коммунизма. А обычные люди просто объединяются в общины, чтобы противостоять всем остальным – как мы. Потому что все эти долбанные идеалисты в конце концов с оружием приходят к тем, у кого можно что-нибудь отобрать. К тем самым беднякам, за интересы которых они, вроде бы, выступают.
Капитан хмыкнул и принялся разглядывать ногти на грубых пальцах.
— А Комендатура? — спросила я. — Они-то, наверняка, больше всех заинтересованы в том, чтобы свести наркоторговлю к минимуму…
— Да, заинтересованы. Полиция без конца палит плантации. Сначала коки, а с недавних пор – дьяволова куста, который тут расползся как чума. Гвардия рубит маршруты поставок сырья и вывоза продукции, задерживает корабли курьеров, только их становится всё больше. Комендатура ничего не даёт взамен. — Он сплюнул в пепельницу и с шипением затушил окурок. — А то, что даёт – не устраивает людей, ступивших на скользкую дорожку. Деньги-то совсем не те. Зачем гнуть спину за гроши, когда можно загребать миллионы?.. Слушай, с тобой всё нормально?
— Да, а что такое? — как ни в чем не бывало спросила я, продолжая расчёсывать затылок.
— Ты вся какая-то бледная, дёрганная, и у тебя зрачки размером с пушечное ядро. Ты что, тоже сидишь на этом дерьме?
— Не сказала бы, что сижу, — промямлила я. — Так, пару раз попробовала…
— Завязывай с этим, — нахмурился Капитан. — Загонишь себя почём зря под фарватер. Оно ещё никого до добра не доводило…
Я вспомнила недавние галлюцинации. Непроницаемый каменный саркофаг, мёртвого Отто, плывущего над землёй… Пожалуй, они были ещё более реальными, чем сны, которые я видела в первые месяцы своего пребывания на Пиросе. Впрочем, бояться нечего – я знаю, что это всего лишь галлюцинации, и в любой момент смогу соскочить с этой дряни. Просто нужно быть аккуратней и не перебарщивать с дозой – а пока что я получала допинг, который поможет мне выполнить мою задачу. Кстати, о задаче…
Изучив карту, вызванную на сетчатку, я пришла к выводу, что до точки вполне можно было добраться по воде, а оставшиеся пару километров пути пройти пешком. Оставалось лишь раздобыть подходящий транспорт. Лодки у меня не было. Её можно было украсть или попросить у кого-нибудь в аренду…
Я вновь спустилась из тёмных чертогов разума в комнату Капитана, а он тем временем вещал:
… — Ну и к чему приводит борьба с наркоторговлей? К тому, что вооружённые отряды, которые наркобароны использовали для охраны своих лабораторий и плантаций, остаются без хозяев и идут вразнос. Развязывают такой террор, что лучше бы зельем торговали, ей богу… Это молот и наковальня, и что ты тут ни делай – производство ширится, а люди – гибнут.
— Получается замкнутый круг, — сказала я первое, что пришло в голову, чтобы поддержать разговор. — Насилие рождает насилие.
— И всё это сверху обильно посыпается деньгами, — многозначительно кивнул Капитан. — Вот поэтому мы живём на воде и не участвуем в кровавом цирке, который творится на суше. У нас здесь есть всё для жизни – еду мы добываем сами, электричеством нас снабжает старенький реактор. Даже кофе есть. — Он махнул рукой в сторону плотного покрывала, отделявшего от нас часть комнаты.
Оттуда, из-под чёрной мешковины, по полу расползалось ультрафиолетовое пятно от яркой фитолампы.
— Никакой политики, — твёрдо заявил Ричард Стилл. — Мы никого не трогаем. А если кто-то решит тронуть нас – что ж, пусть попробует. Плавучих мин и стрелкового оружия нам хватит на отражение любой атаки. Если они, конечно, проберутся через искусственный туман…
Неприступный форт посреди водоёма – что может быть надёжнее в деле изоляции от остального мира? Разве что жилище в космическом пространстве. Капитан крякнул, поднялся с дивана и с хрустом потянулся.
— Ладно, пойдём пройдёмся. Я тебя тут своей болтовнёй уже, наверное, достал.
— Отнюдь нет, — соврала я, расчёсывая затылок.
— Да, пожалуй, — согласился он, заглянув мне в глаза. — Тебя сейчас хоть в одну точку на стене заставь смотреть – всё одно развлечёшься… Пошли, проветримся и развеем хотя бы мою скуку. Иди за мной и не отставай, а то ещё, неровен час, потеряешься…
Капитан схватил со стола оба пульта, толкнул дверь и вышел наружу, на дощатый настил. Я последовала за ним, и мы тут же окунулись в шум и гомон.
После почти пустого Нового Роттердама и Сайрена – города, где жители сидят по домам, закрываясь на все замки, – это место казалось просто наводнённым людьми. Они сновали туда-сюда, чуть касаясь друг друга локтями, едва расходясь на узких дощатых переходах, которые петляли между домами и скрывались в глубине посёлка. Рыбная вонь усилилась, вызывая головокружение и лёгкую тошноту. Кто-то покрикивал, слышались отрывистые свистящие шиканья ножа по рыбьей чешуе, словно взмахи острой шашки.
Спина Капитана стала для меня единственным ориентиром, а всё остальное тонуло в оглушительном шуме и всепоглощающей вони. Мелькали повороты, могучие плечи передо мной двигались, седая голова то и дело кивала встречным людям, чьи-то руки стукались о мои, звучали матерки. В потоке людей я украдкой вытащила из кармана цилиндр и в очередной раз затянулась, чтобы заглушить рыбные миазмы, пропитавшие носоглотку. Вскоре, миновав ещё пару поворотов, вслед за спиной Капитана я вошла в просторное помещение.
В полумраке стояли круглые деревянные столы, за которыми сидели люди. Стало легче дышать – под потолком натужно жужжала вытяжка, откуда-то струился прохладный ветерок. На выхваченном светом возвышении в противоположном конце зала стоял человек средних лет в потёртом двубортном пиджаке, в камуфляжных штанах и с гарнитурой в ухе, а его голос, раздававшийся сразу со всех сторон, вещал:
— … И я захожу в мастерскую, подхожу к стойке и спрашиваю: «Уважаемый, у меня великолепная двухмоторная «Кахуна», но я никак не могу найти в продаже щуп подлиннее. Старый – до масла не достаёт» …
Зал взорвался громогласным хохотом множества глоток. Мы стали пробираться к свободному столику, люди при виде Капитана улыбались, приветственно кивали и поднимали в воздух полные кружки. Бравые морские волки приветствовали своего капитана, Александра Смоллета. «Испаньола» стояла на рейде и была готова к отплытию, дубовый пол едва заметно покачивался на лёгких волнах. Брифок уже вздувался, намереваясь поймать попутный ветер, свежевыкрашенный ростр ощетинился, готовый тараном пронзить борт вражеского судна…
Вокруг гудел многоголосый моряцкий гомон, но слов было не разобрать. Я уже сидела за одним из столиков, по правую руку от меня Капитан хмуро и настороженно заглядывал мне в глаза.
— Что? — спросила я, оглядевшись вокруг.
Я как будто рывком переместилась в пространстве. Что это было? Эффекты дьявольского зелья? Несколько человек в рыбацких костюмах тем временем тоже смотрели на меня. За соседним столом кто-то обхватил лицо рукой, сквозь его пальцы сочилась кровь и крупными каплями падала на пол.
— Ты совсем в берега потеряла? — спросил Капитан. — Если будешь лезть в драку со всеми встречными, мне придётся ссадить тебя за борт. И я не посмотрю на то, что тебя прислала моя племяшка.
В зале стемнело, а противоположная стена, напротив, озарилась парой прожекторов, торчавших из потолка.
— Но я ничего не делала, правда… — растерянно пролепетала я, глядя на свою руку.
Рецепторы всё ещё посылали в мозг смутные остаточные ощущения с биотитановых костяшек, а мужчина из-за соседнего столика, всё так же держась за лицо, в компании товарища заковылял к выходу из помещения.
Весельчак тем временем расхаживал по сцене, сцепив руки и приговаривая:
… — Ну ладно, вышел на воду. Встал на якорь. За день – ни одной поклёвки. Пока собирался обратно, потерял спиннинг. Винты запутались в сетях, лодка дала течь и затонула. Вымок до нитки, утопил рацию, фонарик и запас провианта… Выбрался на берег, присел и подумал: «Да, если бы рыбалка так не успокаивала, я бы сейчас, наверное, кого-нибудь убил».
Хриплый многоголосый смех вновь наполнил помещение. Покачав головой, Капитан отвернулся от меня и устремил взор на сцену, а ведущий воскликнул, обращаясь к залу:
— Какую команду должен отдавать капитан корабля, если за бортом обнаружены русалки?
— Концы в воду! — раздались нестройные возгласы, кто-то громогласно загоготал. Солдатский юмор был явно не чужд местной компании. Из дальнего угла кто-то крикнул:
— Семёныч, скажи, чего это ты так вырядился?!
— Чтобы быть заметным, Уолт! — обратился конферансье к невидимому зрителю. — Теперь ты не спутаешь меня с этой серой стеной! Однако, ближе к делу! Давайте начинать вторую часть нашего шоу. Сегодняшнее небольшое представление будет посвящено братьям нашим меньшим! Животным!
Зал неодобрительно загудел:
— К чёрту животных, давай людей!
— Да, людей хотим! Женщин!
Кто-то пронзительно свистнул. Мужчина на сцене примирительно поднял руки.
— Да-да, я знаю, после той истории с рипером отношение ваше к такого рода представлениям довольно настороженное, но не будем спешить и делать преждевременных выводов! Итак, мужики и дамы, поприветствуем цирковой коллектив из Дечина! Прошу!
Мужчина сделал жест рукой и скрылся за кулисой, а с противоположной стороны стройной шеренгой на сцену вышли… куры. Куры?! Нет, скорее, куропатки… Крошечные коричневые гребешки, короткие светлые пёрышки, выдающиеся вперёд грудки, строевая походка, отточенные движения. Птицы промаршировали в центр круглого светового пятна и выстроились в идеально ровную цепочку. Я насчитала десять птиц. Заиграла задорная музыка. Бешено вращая глазами, куропатки разбились на пары и принялись танцевать какой-то странный танец – не то польку, не то галоп. Они высоко задирали пятки с небольшими шпорками, сгибали лапки в колене… В колене?! Это что, ещё одна галлюцинация?
Я ущипнула себя за шею и айкнула от боли. Ничего не изменилось – зал ликовал, мужчины хохотали, пара женщин в противоположном конце зала хлопали в ритм, а куропатки весело отплясывали, меняясь парами, кружились, двигаясь то вперёд, то назад, взмахивали крыльями и подлетали в воздух. Мне вдруг стало безумно весело, я смеялась и рукоплескала вместе со всеми, будто ребёнок. В какой-то момент я с обнаружила, что стул рядом со мной пустует, Капитана нет, но мне было всё равно – я ликовала.
Из-за кулисы неторопливо выкатилась тележка с ярко-красными кольцами – вертикальным и горизонтальным. Куропатки тем временем закончили танец и принялись выполнять акробатические этюды. Они подбрасывали друг друга в воздух, активно подмахивая крыльями, исполняли «колесо», сальто и другие пируэты. Становились друг другу на то, что можно было назвать плечами, и забрасывали друг друга в кольца, словно баскетбольные мячи. Ходили по тонкой перекладине, перекидывались небольшим мягким шариком…
Так продолжалось около десяти минут, затем весёлая музыка стихла, птицы выстроились в шеренгу и отвесили низкий поклон. Только сейчас я обратила внимание, что у них на маленьких головках на фоне розовой кожи чернели какие-то пятнышки. Нейроинтерфейсы?
Из-за кулис вышел давешний конферансье и возвестил:
— Прошу приветствовать нейротехника циркового коллектива! Он же – художник декораций, он же – директор труппы, он же – бухгалтер, он же… В общем, многорукий Шива – Лео, повелитель птиц!
На сцене появился щетинистый лысеющий мужчина средних лет. Он держал в руке явно кустарный пульт, будто слепленный из разных кусков, и смущённо улыбался. Зал взорвался аплодисментами, а мужчина с благодарностью приложил руку к груди, нажал какую-то кнопку, и куропатки отдали ещё один поклон. Я восторженно спросила у случайного соседа по столу:
— Это что же, он прошивает птиц нейрами и управляет ими дистанционно?!
— Управлять несложно, — махнул он рукой. — А ты попробуй напиши программу, по которой все эти клуши будут друг с другом взаимодействовать, да ещё и так ловко! Здесь настоящий талант нужен!
— Лео, между прочим, наш бывший земляк! Новой Венеции есть кем гордиться! — воскликнул ведущий.
Сияющий Лео вновь поклонился и скрылся за кулисами, следом за ним укатилась платформа с препятствиями, и ровной шеренгой ушагали куропатки.
— А теперь – всеми любимые гонки! — объявил конферансье. — Приглашаю на сцену нашего постоянного участника, Ингвара!
На подмостки грузно взобрался пожилой толстяк в болотных сапогах, безразмерном дождевике и в нелепой красной бейсболке с прямым козырьком. Конферансье приобнял его, повернулся к залу и воскликнул:
— Ингвар, мы все, как всегда, выбираем тебя! Ты будешь отстаивать честь заведения! Теперь… Нужен доброволец из зала! С деньгами, разумеется!
Пока Ингвар, пыхтя, приходил в себя после подъёма на сцену, вокруг в воздух взметались руки. Взрослые мужики, словно дети, вскакивали с мест и кричали: «Я! Я хочу!» Это выглядело чрезвычайно забавно, и я прыснула со смеху. Ведущий тем временем ткнул рукой куда-то в зал, и молодой крепкий парень с простым добродушным лицом вышел под свет софитов.
Конферансье скрылся за кулисами и тут же вынес оттуда пару пультов. На стену сверху опустилось массивное бело полотно, на которое уронил изображение проектор под потолком. На экране возник испещрённый какими-то линиями стол, сбоку в кадре лежала чья-то волосатая рука. Рука исчезла, камера дала приближение, и перед взором зрителей развернулся мини-лабиринт, скрытый под прозрачным стеклом. Крошечные проходы, мостики, тупички, маленькие вертящиеся бочонки, под которыми темнел нижний ярус… И у самого входа в этот лабиринт – два больших сизых таракана. Они стояли совершенно неподвижно, едва шевеля длинными усами.
— Ингвара, нашего постоянного участника, наша публика знает давно, — сказал конферансье и повернулся к молодому парню: — А как зовут тебя, уважаемый?
— Данила, — буркнул тот.
— Откуда ты, Данила?
— Из Западных Котлов, приехал сюда поторговать.
— Западные Котлы? Это ведь довольно далеко отсюда. Неслабый путь ты проделал! Итак, Данила, у тебя есть деньги? Сколько ты готов поставить на собственную победу?
— Полторы тысячи…
Гость покопался в карманах и достал потрёпанную пачку купюр. Конферансье сунул деньги в карман и воскликнул:
— Что ж, сумма немаленькая! Ставка фиксированная – два к одному. Если тебе, Данила, удастся победить Ингвара, ты получишь двойную сумму. Правила просты – выигрывает тот, кто первым доберётся до финишной черты. Вопросы есть?
— Нет, — ответил Данила.
Ведущий выдал участникам по пульту и громогласно возвестил:
— В таком случае, начинаем!
Раздался звонок, экран разбился надвое, и в центре каждой из половин оказалось по таракану. Поединок начался – насекомые устремились вперёд. Пожилой Ингвар стоял расслабленно, вальяжно, хитиновая спинка его таракана двигалась плавно, неспеша проходила повороты и огибала углы. Он знал, что делает. Данила же, напротив, был сжат, словно пружина. Его мускулистые плечи беспрестанно шевелились, прусак дёргался то вперёд, то назад, его всё время уводило куда-то в сторону, он задевал стены, а самым настоящим испытанием для него стал вращающийся цилиндрик – два раза подряд таракан терял равновесие и падал вниз, под мощную струю воздуха, которая выдувала насекомое обратно к началу лабиринта.
Зрители шумно обсуждали гонку, кру͐жки постукивали по дереву столов. Пока Данила пытался сократить безнадёжное отставание от Ингвара, я подошла к барной стойке и заказала зеленоватого пойла, выполнявшего роль местного пива. Сев обратно за столик, я обнаружила Капитана, который был тут как тут – словно и не уходил.
— Лео, значит, отсюда? — обратилась я к нему. — У вас тут, как я погляжу, кузница кадров в области микроэлектроники.
Капитан молча кивнул. Я вдруг шестым чувством почуяла, что все эти люди связаны между собой. Элизабет, техник Лео, Такасима… Честь семьи стоила того – кодовая фраза, с которой Стилл послала меня к Такасиме, наверняка была частью этой большой общей истории… Интересно, что Элизабет имела в виду?
— А Такасима? — спросила я. — Тот техник, который держит в Сайрене магазинчик – он тоже когда-то тут жил, да?
Капитан помрачнел на мгновение, вспоминая что-то. Потом протянул:
— Такасима… Он нас всех чуть не погубил. Развязал настоящую кровную войну… — Вдруг живо заинтересовавшись происходящим на сцене, Капитан переменил тему: — Ты посмотри, Ингвар обставил очередную жертву! Молодец, Ингвар! Мы тебя любим!
Данила уже обречённо шагал к своему столику, а необъятный Ингвар, потея и страдая одышкой, принимал на скрипящих подмостках поздравления.
— Есть ещё желающие поучаствовать в гонке?! — вопросил конферансье.
И снова – лес рук, и в этот раз что-то побудило меня поднять собственную. Ведущий обвёл взглядом зрительный зал и, указав пальцем прямо на меня, сказал:
— Ты. Да-да, ты, девчонка-киборг с железной рукой. Иди сюда.
Я поднялась и направилась к сцене. В рёбра бился отбойный молоток сердца, все взгляды были устремлены прямо на меня. Ледяной вихрь разгонял кровь, я чувствовала прилив энергии, я была готова свернуть горы.
— Как тебя зовут? — спросил конферансье, воплотившись по правую руку от меня.
Сотня любопытных глаз смотрит на меня, выжидая. Меня ищет полиция. Стоит ли называть имя? Ищет, впрочем, по вымышленному имени, если, конечно, Стилл не сдала меня. Здесь, похоже, я могла не скрывать своё настоящее.
— Лиза, — ответила я.
— Откуда ты прибыла к нам, Лиза?
— Я… не могу сказать. Это неважно.
— Становится всё интереснее. Ладно, пытать мы тебя не будем. Сколько денег ты готова отдать нам с Ингваром?
— Две тысячи.
У меня с собой было около трёх, поэтому в случае проигрыша я ещё имела небольшой запас. Впрочем, проигрывать я не собиралась.
— Отлично! — воскликнул ведущий. — Данила сегодня будет спать спокойно, осознавая, что кое-кто продул ещё больше, чем он… Данила, без обид. Ты сражался, как воин! — крикнул ведущий в зал. Раздался одобрительный гомон.
— Сейчас сменим частоту… — Он нажал кнопку на пульте и протянул его мне. — Ну что ж, пульт переходит к новому участнику.
Взяв устройство, я взвесила его в руках. Довольно лёгкий, с интуитивно понятным управлением, пульт был похож на джойстик от какой-нибудь игровой консоли и лежал в ладонях идеально. На экране вновь появились два таракана. Скосив взгляд, я увидела Ингвара, который с ехидцей посматривал на меня, небрежно держа пульт толстыми пальцами одной руки.
— Участники готовы?!
«Всегда готова», — подумала я, но вслух ничего не сказала. В голове раскатистым выстрелом прозвучал отрывистый звонок, и поединок начался.
Всё вокруг исчезло, остался лишь таракан, послушный лёгким движениям моих пальцев. Моментально освоившись с управлением, я повела насекомое по лабиринту, просчитывая наперёд все последующие повороты, краем глаза отмечая тупики и уводя его всё дальше от старта. Крутящиеся бочонки мелькали под быстрыми ножками прусака, его усы двигались в такт ритму джойстиков на пульте, и не осталось ничего, кроме лабиринта, таракана и меня. Я чувствовала – мы с ним становились единым целым, воплощаясь в совершенной хитиновой машине на пути к отчётливой общей цели. К победе.
На грани слуха кто-то кричал:
«Давай, давай! Порви его, мелкая!»
«Ингвар, ты лучше всех!»
Но я не слушала, превратившись в саму сосредоточенность – мы с тараканом уверенно неслись вперёд. Вдвоём. Как настоящая команда, надёжно прикрывая друг друга. Ингвар потел и пыхтел рядом со мной, пытаясь нагнать моего прыткого прусака, но тщетно – он уже начал ошибаться и задевать стены, а я приближалась к финишу. Последний поворот, финальный рывок – и насекомое падает в круглую воронку, оглашая полный зрителей зал победным звонком.
— И у нас победительница! — воскликнул ведущий. — Ингвар, в этот раз твои изящные пальчики оказались не столь ловкими. А ты, киборг Лиза, удивила всех нас! Получай заслуженную награду!
Вынув из кармана деньги, ведущий отсчитал положенные четыре тысячи и сунул их мне в ладонь. Народ в полутьме зала радостно загомонил, кто-то насмешливо крикнул:
— Где твоя мощь, малыш Ингви?! Ты пропустил третий завтрак и растерял силы?
Краем глаза я заметила, как Данила встал и понуро направился к выходу. Мысли вихрем закрутились в голове, отчётливо вычерчивая картину моих дальнейших действий. Значит, Данила прибыл издалека поторговать… Он не был похож на залётного бродягу, и у него наверняка был транспорт. Я уже знала, как воспользоваться ситуацией, а ведущий тем временем подыскивал новую жертву:
— Кто ещё хочет поучаствовать в соревновании? Да, ты, в тюбетейке, поднимайся сюда…
Ссыпавшись со сцены, я подскочила к барной стойке, хлопнула об неё пять сотен и сказала бармену:
— Всем присутствующим – по пиву.
— Весьма щедрое предложение, — улыбнулся бармен, и глаза его загорелись. — Всем пива, подходи, кто желает! Сушёный чернохвостик – за счёт заведения!
В полутьме возле барной стойки показался Капитан и задумчиво сообщил:
— Надо бы усложнить лабиринт, а то ты уж больно легко с ним справилась.
— Простите, но мне нужно бежать, — прощебетала я. — До встречи!
— Ага, до встречи, — с ехидцей ответил он. — Не опаздывай к ужину.
Я спешно проследовала к выходу, провожаемая взглядами, и вывалилась из помещения на свет. Данила стоял тут же, прикуривая самокрутку. Увидев меня, он ухмыльнулся и сказал:
— Ловко ты его. Тренировалась где? Или за тебя всё твои импланты сделали?
— Немного того и другого… Слушай, я хотела вернуть тебе твои деньги, — сказала я, протянув ему пачку банкнот.
— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, — с сомнением заметил он и недоверчиво покосился на купюры. — А что взамен?
— Взамен ты поможешь мне кое-куда добраться, а потом – вернуться обратно.
— И куда же?
— К Сайрену.
— Тебе по суше не проще? — спросил Данила и почесал затылок. — У меня горючка, вообще-то, не казённая…
— Я заплачу за топливо. И покажу место, где меня нужно высадить.
— Покажешь, значит… Ладно, пошли. Нам через арсенал и в торговый док, тут совсем рядом…
… Дребезжащий старческий голос над самым ухом негромко произнёс:
— Досыпаем на лекциях то, что недоспали ночью? Где же вы так в пыли вывалялись? Нелегко денёк задался, как я погляжу…
Подняв тяжеленные веки, я узрела профессора с потёртой тетрадью под мышкой. В уголках его иронично прищуренных глаз за толстыми линзами собрались морщинки. Последние студенты уже покидали аудиторию, направляясь на следующее занятие. После короткого сна мысли мои разбегались из звенящего колоколом черепа. Я пыталась прийти в себя, не зная с чего начать. Наконец, произнесла:
— Владимир Алексеевич, меня зовут Лиза, я от Рональда Мэттлока. Он сказал, что вы сможете помочь, но я понятия не имею, как. У меня есть только ваше имя.
— Мэттлок опять попал в неприятности? Ох уж этот неугомонный старик! — Агапов скрипуче засмеялся и продолжил: — Пойдёмте, юная особа, я выделю вам несколько минут. У меня намечена ещё одна лекция, потом нужно успеть в несколько мест, а вечером я должен отбыть с Земли. Дел невпроворот…
Я поднялась и последовала за Агаповым, который засеменил в сторону выхода из аудитории. Миновав несколько поворотов коридора, мы оказались в небольшом кабинете. Профессор закрыл за мной дверь.
— Это моё временное пристанище. Прошу, присаживайтесь и излагайте.
— Профессор… — Я приглушила голос. — Дело касается «Книги Судьбы».
— Когда я слышу это словосочетание, у меня начинается мигрень, — поморщился Владимир Агапов. — Простите, не сдержался. Очень много суеты вокруг этого предмета в последнее время.
Я устало вздохнула.
— Много суеты – не то слово… Впрочем, растекаться мыслью по древу у меня нет ни сил, ни желания. Суть в следующем. — Я набрала воздуха в лёгкие и выпалила на одном дыхании: — В процессе поиска артефакта мы встретили Мэттлока, который вместе со своей странной гусеницей присоединился к нашей команде. Нам удалось заполучить часть «Книги», но впоследствии наша команда была разделена. Моего напарника убили, а судьба Мэттлока мне неизвестна… Не знаю, может быть, его тоже убили. Я теперь совсем одна, у меня нет ничего – в том числе и артефакта. И я не знаю, что мне делать.
Агапов постучал пальцами по столу, затем сунул морщинистую руку в карман, достал серебристую пластиковую таблетку с эмблемой известного автоконцерна и протянул её мне.
— Это навиметка для «Ринобата», машина на парковке за главным корпусом, тёмно-синего цвета. Метка закодирована на пустырь возле городской свалки, там вас встретят – я об этом позабочусь. Когда прибудете, оставьте метку в машине… Посмотрите-ка на меня…
Я заглянула в его безразмерные очки «под старину», он поднёс пальцы к роговой оправе, линза едва заметно мигнула.
— Ну, вот и готово…
С этими словами он встал и направился в сторону двери. Обернувшись, спросил:
— Может быть, есть вопросы?
— П-подождите, что? Я ничего не понимаю…
Сказать, что я была в замешательстве – ничего не сказать.
— Мне повторить?
— Н-не нужно, я всё запомнила. — Я вдруг почувствовала себя ученицей, которой нельзя было ударить лицом в грязь, отвечая перед преподавателем. — Большая тёмно-синяя машина за корпусом. Сесть, добраться, выйти на пустыре, оставить метку.
— Хорошо, — удовлетворённо кивнул профессор. — Вас проводить?
— Нет, — отрезала я. — Вернусь тем же путём, которым добралась сюда.
— Постарайтесь не попадать в неприятности, я вас очень прошу. — Он в последний раз окинул меня проницательным взглядом поверх очков и вышел из кабинета.
Через мгновение профессор Агапов скрылся в суетливой толпе студентов, а я спустилась вниз, шмыгнула в технический проход, миновала подвал и крадучись выбралась на улицу. Людей видно не было – студенты были на занятиях. Где-то в стороне дружным отчаянным лаем, переходящим в вой, заходились собаки. От исступления, наполнявшего эти звуки, кровь стыла в жилах. Слегка ошарашенная, я несколько секунд постояла на лёгком морозце возле угла здания, переваривая полученную от профессора информацию, и направилась в сторону парковки.
Корейский аэромобиль представительского класса «Ринобат» был шикарен. Названный в честь одной из разновидностей морских скатов, он имел внушительные габариты и хищные, острые обводы кузова, похожий на сверхзвуковой снаряд. Внутри, в салоне из светлой кожи я почувствовала себя Золушкой, за которой средь бела дня прибыла карета. Эта машина никак не вязалась с образом старенького профессора астрофизики, но я была слишком утомлена, чтобы удивляться. Хотелось свернуться калачиком на мягком сиденье и закрыть глаза.
Массивная, обитая деревом дверь с тихим шелестом опустилась, двигатель загудел, и машина плавно поднялась в воздух. Я в последний раз окинула взглядом громадину главного корпуса и вдруг увидела человека.
Высокий и худощавый, он стоял у торца здания возле спуска в подвал, где я была минуту назад, и смотрел прямо на меня. Угольно-чёрный костюм, белая рубашка, галстук цвета индиго и непроницаемые солнцезащитные очки… Через секунду силуэт скрылся из виду, и машина понесла меня прочь, а я так и застыла, не смея пошевелиться, вцепившись в сиденье. Сон как рукой сняло, кровь била в виски, словно дизель-молотом отбивая ритм сердца.
Этот человек… Нет, это был не человек. Я была уверена, что это совершенно точно не человек – люди так не одеваются, по крайней мере не зимой. Они так не стоят и не смотрят, буквально взглядом проделывая дыру в голове… Взглядом чего? Не знаю почему, но я была убеждена, что за очками скрываются не глаза, а нечто иное.
Перед взором восстала картина из «Весёлого Саймека» – долговязый силуэт подошёл к барной стойке, чтобы расплатиться, и в тот краткий миг, когда я пыталась заглянуть мимо чёрных стёкол, я подспудно убедилась – у него не было глаз. Я видела лишь бледную кожу, точно такую же, как на руках или шее. Игра света? Может, моё взбунтовавшееся от дикой усталости последних дней воображение решило свести меня с ума? Я вспоминала, зарываясь дальше, в глубины искажённой временем и травмами памяти – я видела это существо и раньше, на Каптейне. Кажется, оно давно преследовало меня…
Взобравшись с коленями на сиденье, я таращилась сквозь задний обтекатель, шаря взглядом по серому небу – не гонится ли за мной неприметный чёрный глайдер. Часть меня жаждала встретиться с этим зловещим незнакомцем – я хотела сорвать с него очки и увидеть то, что теперь не давало мне покоя. У меня было, о чём у него спросить, но разум подсказывал – встреча с ним не сулила ничего хорошего.
Машина вклинилась в поток и теперь неслась на автопилоте по воздушной трассе в неизвестном направлении. В плотном воздушном движении высматривать преследователей было бесполезно. Внизу мелькали нагромождения домов и пересекающиеся ленты дорог.
Течение времени подхватило меня, увлекая куда-то вперёд. В бурном потоке событий ухватиться было не за что, поэтому я решила принять всё происходящее как должное, не пытаясь искать ответы на вопросы, в водовороте которых я рисковала утонуть.
Через двадцать минут я пересекла город наискось и покинула его пределы. Взору предстал огромный мусорный полигон, неровными грязно-серыми барханами уходящий к горизонту. Далеко внизу, тут и там, в небо поднимались столбики чёрного дыма; по свалке тут и там медленно ползали большие трактора и грейдеры, словно диковинные насекомые; белыми брызгами с её поверхности периодически взмывали стайки птиц, тут же вновь оседая на поверхности.
Глайдер пошёл на снижение, к гребню холма на самой границе полигона, на котором яркими пятнами выделялись пара сине-белых планеров и один чёрный, поменьше. Рядом с ними стояли добрых полтора десятка фигурок в чёрной форме. Полиция? Это засада! Неужели Агапов сдал меня?!
«Ринобат» мягко приземлился, дверь открылась, и синтетический голос невозмутимо объявил:
— Пункт назначения достигнут. При выходе из салона не забудьте свои вещи. Приятного дня!
Затравленно оглядевшись, я замерла – меня встречали полдюжины бойцов в полной боевой выкладке. На приборной панели «Ринобата» выжидающе мигал огонёк. Перебраться вперёд и улететь я не успею – спецназовцы держали меня на прицеле, отрезав все пути к отступлению. Ещё несколько человек сгрудились в стороне возле машин.
Порыв ветра с полигона ударил в лицо запахом разлагающихся отходов. С чувством обречённости я неторопливо соскользнула на снег. Глайдер профессора закрыл дверь, мягко взмыл в воздух и стал удаляться в сторону города. Чья это форма у них? Полицейский спецназ? Не похоже. Безопасники? Это уже ближе к истине. Дела мои обстояли хуже некуда. Вот и всё – кажется, моё путешествие подошло к концу. При всём желании я просто не смогу отбиться.
От группы полицейских отделился усатый мужчина в чёрном пальто поверх неприметного серого костюма. Тот самый, из больницы! Но с чего я взяла, что он полицейский? Он ведь так и не представился тогда…
Мужчина смерил меня взглядом глубоких умных глаз и сказал приятным баритоном:
— И снова здравствуйте, Волкова Елизавета Александровна две тысячи сто двадцать четвёртого года рождения. Не устали ещё бегать?
— Я вас помню, — сказала я, стараясь не обращать внимание на полукольцо застывших, словно хищники перед броском, спецназовцев. — Вы тогда так и не представились.
— Вы тоже. А теперь, после пластики, вас вообще сложно узнать. Вздёрнутый носик, кстати, вам идёт. — Улыбнувшись, он сунул руку за пазуху и вытащил удостоверение. — Я полковник Галактической Службы Безопасности Максим Ионов. Можете звать меня просто Максим… Не волнуйтесь, вам никто не причинит вреда. Пройдёмте в машину, нужно уладить один вопрос вдали от посторонних глаз.
Он увлёк меня в сторону чёрного аэромобиля, помог забраться в салон, сел напротив, достал небольшое блестящее устройство, отдалённо похожее на телевизионный пульт, и попросил:
— Подверните штанину на левой ноге.
С опаской покосившись на устройство, я выполнила просьбу. Ионов наклонился, прибор в его руке тихо и отрывисто пиликал.
— Вы объясните мне, что происходит? — Я пыталась понять, что всё это означает, и не могла.
Раздался протяжный писк, щелчок, Максим сделал движение, разогнулся и протянул в мою сторону раскрытую ладонь, на которой лежала едва заметная горошинка миллиметров трёх в диаметре.
— Устройство слежения, ваш давний спутник, — сказал полковник. — Теперь наблюдения можно не опасаться. Смежникам мы сообщим, что вы самостоятельно избавились от него и пустились в бега.
Он швырнул горошину куда-то в снег, и дверь глайдера с шелестом вернулась в паз, скрывая серую действительность за тонированным стеклом. Откуда-то снаружи появился ещё один человек в штатском, занял водительское место, взялся за штурвал и скомандовал:
— Пристегнитесь. Погода ветреная, возможна тряска.
Я защёлкнула ремень безопасности и сквозь стекло уставилась на полицейские машины, на оперативников в чёрном. Сейчас они сядут в свои машины и меня конвоем повезут в какие-нибудь застенки… Проследив за моим взглядом, полковник успокаивающе произнёс:
— Это предосторожность. Мы не знали, чего от вас ожидать, особенно с учётом последних событий.
Я чувствовала, что постепенно закипаю. Мне нужны были ответы на роящиеся в голове вопросы.
— Полковник Ионов… Я ведь не арестована, так?
— Нет, это не арест и не задержание. Скорее, сопровождение.
В теле моём проявлялась ломота, голова раскалывалась предвестником наступающей простуды.
— Хорошо, — сказала я. — Я уже забегалась, словно Савраска. Меня то пытаются убить, то держат под арестом, то используют в своих игрищах, то снова пытаются арестовать, то уже не пытаются. Я совсем запуталась, дико устала, и мне нужны ответы. Если вы не объясните мне сейчас же, что тут творится, я обрушу эту посудину вниз вместе со всеми нами!
— Да, я вас прекрасно понимаю, нелегко играть в шахматы шашечными стопками, да ещё с завязанными глазами. — Он изучающе устремил тёмный взгляд прямо мне в душу. — Так и быть, я развею перед вами мрак неизвестности, насколько смогу, не нарушив распоряжений руководства. Я храню ваши секреты, поэтому вы будете хранить мои, правда?
Я выжидающе разглядывала благородные усы полковника, избегая контакта с безднами его умных глаз.
— Я не сомневаюсь, вы умеете хранить тайны, — продолжал он. — Пожалуй, для начала мне стоит назвать мою вторую, а вернее, первую принадлежность – подразделение «Опека», Группа Внешней Разведки Росса. Я курирую работу ячейки агентов-опекунов в Москве, что предполагает тесную работу с местными спецслужбами…
Набрав побольше воздуха в лёгкие, Ионов начал вещать.
После того, как вскрылись некие факты о найденном недавно артефакте, о которых полковник решил умолчать, время понеслось галопом. Сразу несколько могущественных сил бросили свои ресурсы на то, чтобы заполучить артефакт в свои руки. Среди этих сил оказался и Росс, давно уже недосягаемый для конфедератов, но незримо следящий за происходящими событиями – «Опекуны» плотно и надёжно внедрились в основные управленческие структуры Сектора. Поступавшие сведения относительно артефакта вызвали разногласия среди тех, кто принимает решения на самом Россе. Оппоненты сходились только в одном – нужно было безотлагательно заполучить в своё распоряжение злополучную «Книгу судьбы» раньше остальных – военных и спецслужб Конфедерации, террористов, наёмников и прочих сорвиголов, которые наверняка начнут охоту за бесценной реликвией со дня на день.
«Мягкие» способы были признаны слишком неэффективными и долгими, поэтому боевая группа Росса получила задачу, благословение и карт-бланш на любые действия. С помощью грубой силы они взяли первые пять «страниц» в Музее, и наверняка взяли бы остальные, если бы не пара загадочных наёмников, на считанные минуты опередивших ударную группу в Институте Внеземных Проявлений.
Этот неизвестный элемент в уравнении спутал все карты и посеял хаос в рядах охотников за реликвией. После шумного налёта на Институт вышеозначенные наёмники в буквальном смысле слова испарились, умело спрятавшись в горах Алтая. С точки зрения спецслужб Конфедерации воздушная атака на Институт была отвлекающим манёвром и операцией прикрытия, которой Росс пытался замести следы своих агентов, похитивших реликвию. Двое суток, в течение которых конфедераты безуспешно прочёсывали местность, а «опекуны» перехватывали всю развединформацию, показались и тем, и другим вечностью. Однако сразу после того, как террористам «Интегры» каким-то образом удалось выйти на след наёмников, часть артефакта попала в руки к тем, кому он не должен был достаться ни в коем случае. Всё окончательно пошло наперекосяк…
— Вы нашли наш корабль? — перебила я Максима. Сердце колотилось, я была готова услышать самое худшее. — Что с ними? С теми, кто был на борту!
— Корабль мы нашли, внутри всё было перевёрнуто вверх дном. Членов экипажа и след простыл – видимо, боевики «Интегры» забрали их с собой… На чём я остановился? Ах, да…
После бойни в маглеве ищейки Конфедерации вновь напали на след. Утвердившись в том, что похищение от и до спланировано отшельниками с Росса, ГСБ сдула пыль с древнего вялотекущего проекта под названием «Чужие среди нас», который предполагал выявление и ликвидацию агентов Росса. Оперативники изучили записи видеонаблюдения в поезде, дело было взято под совместную с полицией разработку, а в биотитановой голени безымянной коматозницы в челябинской больнице – установлен жучок. Предполагалось, что он сможет помочь ГСБ выйти на связных Росса после того, как преступница предпримет побег. И она его предсказуемо предприняла и осуществила – практически сразу после выхода из кратковременной комы…
Ирония заключалась в том, что лес был умело спрятан за деревьями, и процесс поиска россов был перехвачен самими «опекунами». Информация с жучка шла сразу по двум направлениям, а беглянку, в свою очередь, было решено использовать для выхода на вероятных заказчиков «Книги». В качестве хоть маловероятного, но одного из рабочих вариантов, ведь даже стоящие часы дважды в сутки показывают правильное время…
— Вы сбежали даже раньше, чем мы на это рассчитывали, — заметил Ионов.
— А тот, которому я заехала по лицу… Он актёр и знал, что произойдёт? — спросила я.
— Нет, он настоящий, и он ничего не знал.
— Надеюсь, я его не покалечила?
— Отделался сотрясением, сейчас с ним всё в порядке. Ну а что же случилось потом? — Полковник развёл руками. — Бандитские разборки, перестрелка у бара с подпольным рингом, подрыв склада, обрушение многоэтажки… Будучи «в свободном полёте», вы, Елизавета Александровна, обходитесь всем нам слишком дорого и привлекаете излишнее внимание. Очевидно, что за организацией взрыва стоял господин Коновалов – он же Седой, – но всё это происходило не без вашего прямого участия. Помимо прочего, очень невовремя случился инцидент в Глизе-832, на Циконии. После этого у нас просто не осталось свободы манёвра… Кстати, уж не ваших ли это рук дело?
Полковник прищурился и посмотрел на меня. Я не нашлась, что ответить.
— Ладно, я шучу, — успокаивающе сказал он. — ГСБ, как структуру Конфедерации, не очень-то уважают здесь, в центре Евразии, особенно когда дело касается россов. Мы, мол, русских братьев не сдаём, хотя казалось бы – мы, я имею в виду человечество, столько сил положили на то, чтобы оставить в прошлом национальные стереотипы… — Ионов гусарским жестом поправил свои аристократические усы. — Поэтому органы Евроазиатского Содружества не слишком охотно делятся информацией, а местные даже на меня, земляка, косо поглядывают. Как ни крути, а я здесь официально представляю надпланетную организацию… Сейчас дорога́ каждая секунда, каждый, даже самый иллюзорный шанс на выживание Конфедерации… Да, не удивляйтесь, вопрос стоит именно так. Поэтому, когда вы самостоятельно вышли на «опекуна» Агапова, окончательное решение включить вас в уравнение явным образом было принято. И вот вы здесь…
Повисло тягостное молчание, нарушаемое мерным гулом антигравов. Вспоминая приключения последних дней, я спросила:
— Что с мальчиком, который попал под завал?
— Всё хорошо, его извлекли, он жив и невредим. Просто удивительно, насколько крепким может оказаться простое дерево…
Мысль о погребённом под обломками дома маленьком мальчике не давала мне покоя всё последнее время, поэтому у меня отлегло от сердца.
— Спасибо, что обрадовали. Но всё-таки, зачем я вам нужна? Неужели при всём вашем всемогуществе вы неспособны выйти на «Интегру» и забрать у них реликвию?
Ионов вздохнул.
— Без преувеличения скажу, что «Интегра» – самая дисциплинированная и технологически продвинутая организация Сектора. Мы так и не смогли ни внедриться в их ряды, ни вычислить местонахождение их базы. Поэтому сейчас, можно сказать, цепляемся за любую соломинку, которая помогла бы нам найти вторую часть «Книги».
— И почему эта «Книга» так важна? — спросила я.
— В эти подробности меня не посвящали, — пожал плечами Ионов. — Моя задача – делать свою работу.
— А куда мы теперь направляемся?
— Это зависит от того, согласитесь ли вы на сотрудничество. Вариантов у вас, впрочем, не так уж много.
— Как всегда. — Теперь вздохнула уже я. — Силой заставите меня на вас работать?
— В этом нет нужды, — улыбнулся он. — Вам некуда идти, и уж простите за прямоту, у вас нет цели и смысла – я это вижу по потухшим глазам. А мы не только дадим вам смысл и цель, но снабдим всем необходимым для её достижения. Взамен нам понадобится ваш свежий, незамыленный взгляд на ситуацию…
Я задумалась. Он был прав – последние дни я болталась в пустоте, словно одинокий лист на холодном осеннем ветру, готовый сорваться в чёрную бездну. Потеряв всё, я должна была обрести хоть что-то, за что можно было ухватиться. Хоть какую-то цель, пусть даже недосягаемую. К тому же, я вдруг со всей ясностью осознала, что мне не терпится убраться подальше отсюда, от этих белых сугробов, усталых улиц и бесконечных мусорных полигонов.
— Я согласна.
Ионов удовлетворённо откинулся на сиденье.
— Ни секунды не сомневался в том, что вы согласитесь… Я не могу не задать вопрос, хоть и знаю ваш на него ответ… Вам известно имя вашего заказчика «Книги» из «Базиса»?
— Нет, он сам связывался с нами, сигнал всегда шёл из разных мест.
— Ожидаемо. К сожалению, хорошенько прочесать «Базис» мы не сможем, полномочий не хватает… Ладно, готовьтесь морально. Мы уже почти прибыли…
Я взглянула через стекло вниз, на лесные массивы, испещрённые просеками дорог. Чуть в стороне заметно выделялись четыре гигантских квадрата посадочных площадок с небольшим примыкающим к ним терминалом. Две платформы пустовали, ещё на двух, сверкая плавными обводами, возвышались тёмно-серые многометровые громады кораблей. Одним из них был корвет класса «Дельфин», а второй, побольше – универсальная «Косатка» одной из последних модификаций. От них куда-то вниз тянулись ниточки сервисных шлангов, возле нескольких стопок контейнеров разных размеров сновали маленькие силуэты людей. Гигантские дюзы двигателей испускали пар остаточного тепла.
Космолёты и вправду были похожи на водоплавающих – обтекаемые, собранные без малейших признаков швов из идеально подогнанных друг к другу модулей, они воплощали в себе красоту и надёжность передовых ульяновских разработок. Из всей линейки производимых в Содружестве непроизводственных маломерных судов – до ста пятидесяти метров в длину, – корабли этих двух гражданских классов были самыми быстрыми в досветовом режиме. Оружие на них не устанавливалось в принципе, зато генератор защитного поля позволял без ощутимых последствий растворить в окружающей среде импульс до пятнадцати тераджоулей энергии – почти четыре килотонны в тротиловом эквиваленте…
Прокручивая в голове усвоенную когда-то справочную информацию и любуясь изящными летающими машинами, я спросила:
— Скажите мне, полковник, что будет дальше? Зачем вы меня сюда привезли, я уже поняла. Но куда и с кем я полечу?
— Откуда же мне знать? Куда вы полетите – зависит от вас.
— То есть как это – от меня? Предлагаете угнать одну из этих посудин? — Мне вдруг стало смешно. — Если постараться, я, конечно, справлюсь, но мне понадобится штурман. Давайте сделаем это вместе?
— Да, я бы тоже рванул на такой красавице куда-нибудь подальше, — мечтательно отозвался полковник. — Устал я от этой сырости, грязи, несчастных забитых людей и картонных менеджеров из Управления, но долг службы обязывает остаться. Я даже вам сейчас немножко завидую… Нет, ничего угонять не нужно. Моя задача – доставить вас без лишних приключений на корабль и передать в надёжные руки капитана. А вот, кстати, и капитан…
Аэромобиль мягко коснулся края площадки, а от «Дельфина» в нашу сторону уже двигались пара силуэтов – мужской высокого роста и женский пониже. Дверь глайдера распахнулась, Максим выбрался наружу и галантно помог мне спуститься на металлическую поверхность. Я вдруг вспомнила о жутком незнакомце в чёрных очках – он вполне мог оказаться ещё одним агентом россов, внедрённым в спецслужбы конфедерации.
— Полковник… Час назад я видела человека, который следил за мной. Длинный, как жердь, бледный, в чёрном костюме и солнцезащитных очках. Это из ваших?
Ионов на секунду задумался, потом спросил:
— В одном только чёрном костюме? Без пальто?
— Без.
— Вряд ли. Кто в здравом уме станет ходить без пальто в такой холод и носить чёрные очки в пасмурную погоду?
Это было ожидаемо. Я, впрочем, уже догадывалась, что странный незнакомец не имеет отношения ни к россам, ни к ГСБ – уж больно мало общего это существо имело с человеком. К тому же, было крайне сомнительным, что ГСБ или россы следили за мной на Каптейне полтора года назад.
Мужчина и женщина в чёрно-синей форме Ассоциации Вольных Пилотов тем временем приблизились. Выправка выдавала в них военных, что было неудивительно – формально гражданская АВП состояла по большей части из бывших военных и была с ними, что называется, на короткой ноге. Как и в Космофлоте, в АВП была строгая иерархия, собственная форма и свои знаки отличия, однако был внутри организации и элитный клуб, состоящий из полусотни богатых частников с собственными, купленными на личные деньги кораблями. Их уважали, с ними считались и старались поддерживать отношения – именно эти люди выполняли самые рискованные заказы, пренебрегая юридическими запретами, таможенными барьерами и погодными условиями. Остальные корабли представляли различные коммерческие организации – и их капитаны не спешили рисковать казёнными судами, навлекая на себя гнев нанимателей…
Невысокая стройная женщина с большими тёмными глазами и светлыми волнистыми волосами протянула изящную смуглую руку и глубоким голосом буквально промурлыкала:
— Диана Юмашева, капитан корабля «Фидес». А вы…
— Лиза Волкова.
— Добро пожаловать в команду, Лиза. Следуйте за Оливером, он покажет вам жилое помещение и проводит до столовой. У нас есть ещё пара часов. Можете пока обдумать варианты наших действий, а мне нужно уладить кое-что на Земле… Максим, что с техникой?
— Всё намного лучше, чем могло быть. — Мягко взяв капитана Юмашеву за локоток, он повёл её куда-то в сторону. — Машины должны прибыть где-то через час – если опять не отложат. Вы же знаете, как неповоротливо Управление, когда дело касается матобеспечения, так что мне потребовались неимоверные усилия…
Затихая, до меня доносилось продолжение какого-то давнего разговора:
… — Макс, ты же помнишь, как мы завязли в тех сугробах? Я не могу позволить своим людям снова мёрзнуть в ожидании эвакуации, поэтому эти машины мне нужны – кровь из носа. Нам нужно быть готовыми ко всему…
— Ох, ты не представляешь… Сейчас легче достать джангалийскую мультипеду, чем «Зубров» …
Похоже, капитан Юмашева и Максим Ионов были давно знакомы.
— Елизавета? — раздался над ухом вкрадчивый голос Оливера. — Пойдёмте?
— Да, конечно, извините. — Я вышла из лёгкого оцепенения…
Вместе с высоким статным Оливером мы направились в сторону спущенного грузового трапа «Дельфина», по которому звонко вышагивал четвероногий робот-погрузчик. Корабль нависал сверху полудюжиной тяговых двигателей, а огромное сопло маршевого чернело прямо над моей головой.
Погрузчик загромыхал по площадке в сторону терминала, а мы поднялись по трапу, миновали просторный грузовой отсек и упёрлись в тупик с переходным шлюзом и биометрическим сканером на стене. Постояв напротив него с пару секунд, я услышала короткий звуковой сигнал, и на небольшом дисплее отобразилась моя фотография – усталое лицо с потухшими глазами в обшарпанном университетском кабинете, – с надписью «Волкова Л., доступ уровня 2». Видимо, Агапов сфотографировал меня на камеру в своих очках, чтобы затем оформить доступ на корабль. Быстро же у них тут всё делается…
Переходник рядом с воротами бесшумно отъехал в сторону. Миновав шлюз, мы поднялись по лестнице и оказались на перекрёстке коридоров. Здесь было чисто и светло, полированные металлические стены создавали карусель бликов от потолочных ламп. Два десятка кают выстроились вдоль широкого прохода, в конце которого виднелся ещё один подъём. Проследив за моим взглядом, Оливер пояснил:
— На третьем ярусе узел управления и капитанский мостик. Слева от вас столовая, за вами – комната отдыха. Ваша каюта под номером тринадцать. Если что понадобится – я буду на складе, можете вызвать меня по интеркому. — Он легонько постучал по беспроводному наушнику. — А меня ждут дела. Опись сама себя не составит.
— Хорошо, спасибо. Я пока буду обживаться.
Оливер кивнул и ссыпался вниз по лестнице, а я решила осмотреть своё новое жилище. Тринадцатая каюта оказалась столь же просторной, как на «Виаторе» и, хотя в ней не было лёгкого привычного налёта ретро, от этого она не потеряла в уюте. Холодная чистота в мягком свете ламп в сочетании с практичным минимализмом влюбляли в себя. Всё было на месте и под рукой, и в компактном помещении ощущения сдавленности не возникало. Потолок был довольно высоким, в стене притаился складной столик и уютная эргономичная ниша с кроватью. Опущенная гермостворка окна почти во всю стену плавно загибалась кверху, следуя очертаниям корабля.
Единственное, чего мне не хватало – это воды. Нормальной воды, аш-два-о. Душ здесь, как и на всех современных кораблях, был ультразвуковым, и я вдруг поняла, что безумно соскучилась по «Виатору», по его замкнутому циклу водопользования, моему гардеробчику с потайным отделением, уютной мягкой кровати…
Собравшись было присесть, я одёрнула себя – дикая, нечеловеческая усталость наваливалась сверху вязкой непосильной ношей, суммируясь с пульсирующей головной болью, и я понимала – стоит только принять положение тела, отличное от вертикального, я тут же выключусь.
Я подошла к окну и прикоснулась к сенсорной панели. Гермостворка бесшумно поползла вверх, и передо мной предстал шикарный вид на зимний лес. Верхушки елей, отодвинутых от площадки метров на триста, находились на уровне глаз и мерно покачивались на ветру, будто водоросли на морском дне, колышущиеся от движения глубинных течений.
Желудок протяжно напомнил о себе, поэтому я отправилась в столовую, чтобы воспользоваться синтезатором пищи. За одним из столиков сидели четверо – трое мужчин и одна женщина, – которые без особого интереса оглядели меня с головы до ног и поздоровались – холодно и даже с некоторой опаской. Я ответила приветствием, но общаться ни с кем не хотелось, поэтому взяла первое попавшееся блюдо и, прихватив на поднос столовые приборы, удалилась к себе в каюту.
Окончив праздник живота, я быстро сориентировалась в новом пространстве, понажимав кнопки на панели климат-контроля, пооткрывав ящички и осмотрев пару комплектов саморегулирующихся комбинезонов с символикой рядового состава АВП. Осмотрев себя в зеркале, я пришла к выводу, что моя грязная и изорванная одежда фактически пришла в негодность, поэтому пока придётся походить в том, что дают. Надо будет прикупить при случае что-нибудь практичное…
Коммуникатор в углу залился трелью. Я подошла к монитору и нажала на сенсор. Передо мной появилось лицо профессора Агапова, протиравшего очки. Нацепив их на нос, он по-отечески улыбнулся и осведомился:
— Ну как, Лиза, обустроились? С экипажем успели пообщаться?
— Нет, да и не горю желанием, если честно, — откровенно ответила я. — Мне смутно показалось, что здешние обитатели меня знают и уже успели невзлюбить, хотя я вижу их первый раз в жизни.
— Ну, некоторым образом они осведомлены о вашей истории. Нам ведь надо было вас как-то презентовать… Давайте я введу вас в курс дела. Ваша группа во главе с капитаном Юмашевой имеет задачу выяснить местонахождение базы «Интегры». Формально вы, Лиза, числитесь советником смешанной исследовательской экспедиции Ассоциации. По факту же, сейчас именно от вас зависит дальнейшее развитие событий.
— По факту, мне дали задание найти то – не знаю, что, — пожала я плечами. — Найти там – не знаю, где. Меня куда-то привезли и втянули в чужую игру.
— Вы уже давным-давно в чужой игре, Лиза. — Агапов хитро прищурился. — Не пора ли начать извлекать из этого собственную выгоду?
— Знать бы только как. Я рассчитывала на вашу помощь, а теперь получается, что вы ждёте чего-то от меня. Боюсь огорчать вас, профессор, но через два часа я встречусь с Юмашевой и честно признаюсь, что не знаю, что делать.
— Наверняка, у вас найдётся в рукаве идейка-другая…
Если не знаешь, что делать, спроси старшего товарища. К кому я могла здесь обратиться? Из тех немногих людей на Земле, которых я знала, и знала, как их найти, никто даже близко не обладал хотя бы толикой нужной осведомлённости. А вне Земли?
— Да откуда же… — И вдруг меня осенило. — Ну конечно! Кажется, я знаю, кто сможет нам помочь… Профессор, извините, я отключаюсь.
— Удачного… — начал было профессор, но я уже оборвала звонок.
Интуитивно сориентировавшись в меню, я вызвала коммуникационную схему корабля, нашла в складском отсеке пиктограмму Оливера и вызвала его на связь.
— Оливер Уэст слушает, — бодро отозвался молодой голос.
На фоне что-то жужжало и звенело.
— Это Волкова, — доложила я, шаря рукой по затылку, чтобы сорвать уже наконец пластырь с чипом-кодировщиком. — Передайте капитану – пусть берёт курс на Пирос. А я пойду прилягу и прикрою глаза. Часов этак на тридцать…