Сияющий колосс гиперпространственных Врат остался за спиной. Чуть более полусуток тому назад два корабля отделились от стартовых площадок к югу от Москвы. «Косатка» профессора Агапова взяла перпендикулярный «Фидесу» курс и скрылась в неизвестном направлении. «Фидес» же стремительно рассекал безвоздушное пространство, сближаясь с Пиросом со скоростью немногим менее полутора тысяч километров в секунду. Двигатели тянули монотонную ноту колыбельной пылающего водорода, приглушённую многочисленными перегородками, слоями изоляции и компенсирующими механизмами корабля…
Мю Льва была раз в пять больше Солнца диаметром, но несколько менее горячей звездой, поэтому, хоть она и заслоняла собой львиную – иронично, учитывая её название, – долю видимого пространства, защитное поле корабля работало в штатном режиме и исправно поглощало опасное излучение всех спектров.
Наконец-то, впервые за долгое время я ощутила спокойствие и безмятежность. Здесь, в хрупкой скорлупке летающей машины, отделённая от смертоносного вакуума лишь многослойной перегородкой и силовым барьером, я почувствовала себя в безопасности, и почти весь полёт спала, как убитая. Незыблемые бриллиантовые россыпи далёких звёзд за смотровым окном оставались на месте, освещая моё глубокое, лишённое сновидений забытьё, но ощущение движения невозможно было не заметить. Его нельзя было спутать ни с чем.
Банальные истины не рождаются сами по себе, их вкладывает в человеческие головы сам мир. Кто-то сказал, что движение – это жизнь, а жизнь – есть движение. Трудно не согласиться, волею случая воплотившись в физическую оболочку и оказавшись здесь, в нашей Вселенной – бушующем круговороте энергии и материи, сметающем всё на своём пути.
Хорошо тебе или плохо – двигайся. Когда больше не о чем мечтать, когда ничего больше не осталось – двигайся. Потому что здесь, в этом мире в состоянии покоя находятся только камни и мертвецы…
* * *
Очнувшись наконец от глубокой дрёмы, первые несколько секунд я пыталась сообразить, где нахожусь. Затем облачилась в свежую, чистую форму тёмно-синего цвета из адаптивной синткани, встретилась с капитаном Юмашевой в корабельной рубке и изложила ей свои соображения.
Альберт Отеро был единственным влиятельным человеком, к кому я могла обратиться по старой памяти, и для этого предстояло вернуться домой, на Пирос. Побывав лидером левой партии «Фуэрца дель Камбио» – «Сила Перемен», – Альберт ныне занимался поставками продовольствия военным и работал с профсоюзами планеты. Всё, что у меня было – это адрес в центре Ла Кахеты, где Альберт по понедельникам принимал посетителей, и координаты нескольких частных вилл, в которые время от времени наведывался Альберт. Судя по расписанию, следующий приём был через несколько дней, поэтому мне оставалось либо ждать, либо поискать в одном из его многочисленных жилищ…
Но была ещё одна тонкая ниточка, которая связывала меня с Альбертом. Это центральная гостиница Олиналы.
С того момента, как чуть менее двух лет назад в поисках возмездия я отправилась на корабле дяди Вани на Каптейн, я не представляла, что происходило на Пиросе. Почему-то я сторонилась этого места с тех пор – то ли боялась увидеть, как родная Олинала меняется, стареет с течением времени, то ли опасалась, что Альберт снова втянет меня в свои игрища. Как бы то ни было, за это время я ни разу не связалась с ним, а он, надо отдать ему должное, не тревожил меня в этом странном бессрочном отпуске. Похоже, был очень занят своей карьерой…
Первым делом я решила отправиться именно туда – в Олиналу. Стоя на возвышении в центре капитанского мостика, я разглядывала голографическую проекцию планеты, которая когда-то стала моим вторым домом. Пирос был похож на детский резиновый мячик, словно волею причудливой геологической истории слепленный из двух почти зеркальных полусфер.
Неровными пятнами цвета спаржи на северном полушарии выделялись три пересоленных мелководных моря, каждое из которых протянулось на добрую тысячу миль, и в каждом из которых глубина не превышала пяти метров. Две узкие полосы заселённых степей на севере и юге, скупо покрытые редкими речушками и озерцами, по мере приближения к экватору резко обрывались, переходя в пустыни. Жаркие, практически необитаемые песчаные пространства с редчайшими оазисами, в свою очередь, упирались в лавовые поля, испещрённые каньонами и изломами горных хребтов. Постоянная вулканическая активность ежегодно меняла ландшафт этих мёртвых земель, а нечеловеческая жара и опасная фауна отпугивали кочевников, редкие из которых осмеливались путешествовать вдоль северных границ пустыни…
— У меня ощущение, что ты идёшь ва-банк. — проницательно заметила капитан Юмашева. — Есть идеи на случай, если твой Альберт не сможет нам помочь?
— Я знаю ещё пару человек, но на них я вышла в своё время именно через него, —пробормотала я, наблюдая за редкой сеткой траекторий спутников на голограмме. — Все дороги вели или к нему, или от него. От этих людей, впрочем, в нашем деле будет мало толку…
В Москве я всё-таки простудилась. Глаза были словно забиты песком, все кости ломило, а тело умоляло меня вернуться обратно в каюту, лечь в лёжку и забыться ещё на недельку-другую.
— Значит, все наши яйца лежат в одной корзине, — скептически заметила Диана. — А если точнее – то всего лишь одно яйцо… Что ж, план так себе, но это лучше, чем ничего. Ткни-ка пальцем, где нам лучше сесть.
Отыскав на голограмме Олиналу, я сместила карту и указала на меловой карьер, овальным пятном выделявшийся на бронзоватой холмистой степи, точно высверленное зубное «дупло».
— Здесь. Мне понадобится быстрый транспорт и деньги… Апчхи! — не сдержалась я.
— И что-нибудь от простуды. Ближайший космопорт в тысяче километров… — Бросив взгляд на мерцающую отметку, Диана скомандовала: — Автопилот, применить новое место назначения. Райкер, предупредите центральную диспетчерскую, чтобы не волновались – сядем в стороне от их площадок.
— Есть! — отозвался штурман-навигатор из тёмного угла. Повернувшись ко мне, Юмашева распорядилась:
— За деньгами и транспортом обратись к Оливеру. Сколько человек выделить тебе в помощь?
Я замотала головой:
— Нет, я должна быть одна. Альберт не общается с незнакомыми людьми, он очень осторожен. Я не уверена даже, что он захочет общаться со мной.
— Так. Если отправишься одна – где гарантии, что ты не решишь бросить задание и выйти из игры? — Она испытующе глядела на меня большими зелёными глазами.
— Какие гарантии? — Я в недоумении развела руками. — Нет их, и быть не может.
— Обезоруживающая откровенность. — Капитан Юмашева ухмыльнулась. — Я сразу поняла, что тебе можно доверять. Но серьезно, если понадобится подмога, дай знать. Мы будем слушать частоту твоего коммуникатора.
— Договорились. Чуть что – буду кричать изо всех сил…
* * *
Через несколько часов «Фидес» приземлился на границе старого карьера недалеко от того самого места, где я когда-то поднялась на трап «Виатора». Я рассудила, что привлекать лишнее внимание к кораблю не стоит, поэтому выбрала уже знакомую безлюдную площадку.
Оливер заблаговременно и по заоблачной цене вызвал глайдер шеринговой компании. Машина, сверкая чистым отполированным металлом, уже ждала неподалёку от места посадки. Войдя на Пирос через ту же «дверь», из которой когда-то вышла, я вдыхала знакомый сухой воздух с едва уловимым привкусом ячменя и испытывала смешанные чувства. Первый внутренний подъём при виде родных мест сменялся волнением. Слишком долгая разлука отчуждает, всё вокруг было знакомо и одновременно изменилось до неузнаваемости. Я чувствовала себя так, будто вынужденно вернулась в детдом навестить давно брошенного сироту, эти вспаханные поля, ветхие деревянные заборы, разбитые дороги и жухлую, почти оранжевую траву…
Приняв ударную дозу антигриппина, я подняла аэромобиль в небо над неровной степью, покрытой кустарником и редкими рощицами приземистых деревьев, и ввела автопилоту координаты. Внизу серыми пятнами выделялись брошенные плиты, бетонные трубы и насквозь проржавевшие бытовки с разбитыми стёклами. Змеились заросшие травой колеи, ползущие от карьера в сторону цивилизации…
Я вспоминала последние дни, словно наскоро слепленный разноцветный пластилиновый ком. Грязный заснеженный город остался далеко позади, в нескольких световых годах отсюда, и столь резкий скачок от перенаселённого мегаполиса к безлюдным степям Пироса вызывал оторопь. Буквально вчера мне казалось, что из той передряги, в которую я угодила, выхода нет, но теперь осознавала весь символизм ситуации – из безвыходного положения выход располагался там же, где вход.
Вскоре на горизонте показалась двухполоска, ведущая на Олиналу. Чёрное полотно отсюда выглядело идеально гладким, свежевыстланным. И я знала, почему – жаркая Мю Льва, скрытая сейчас за монотонной сливочно-белой дымкой, плавила, размягчала асфальт, который покрывался трещинами и вдавлинами за год-полтора, после чего покрытие срезали и клали новое. Намного выгоднее было накатывать старый-добрый асфальт, нежели один раз проложить дорогу на десятилетия с использованием углеродных примесей, регенерирующих нитей и прочих современных технологий, ведь на ежегодной закупке асфальта участвующие в этом процессе люди наживали целые состояния…
Впрочем, после московской городской суеты, царившей во всех трёх плоскостях, бросалось в глаза полное отсутствие воздушного транспорта. Тянувшаяся к северо-восточному горизонту бетонная трасса, впрочем, тоже была не слишком оживлённой. Редкие разноцветные пятна автомашин проползали внизу, а я двигалась на высоте сотни метров чуть в стороне от дороги. До Олиналы оставалось около сотни километров, но цель моя располагалась намного ближе. Итогом борьбы неуверенности с ностальгией стал крюк южнее, к старому дому дяди Алехандро. Я просто не могла туда не заехать…
* * *
Через некоторое время впереди показались знакомые поля, заросшие густым тёмно-зелёным сорняком, заброшенная просёлочная дорога с тянувшимся вдоль неё деревянным забором и одинокий грязно-серый двухэтажный домик подле буйной древесной рощи. Скромный коттедж семьи Сантино, брошенный без присмотра, медленно таял посреди неумолимо побеждающей природы.
Машина описала круг почёта окрест рощи и опустилась в пыль прямо перед крыльцом. Антигравы потухли, дверь поднялась, и в лицо мне ударил порывистый ветер, месяцами подметавший бесхозную придомовую дорожку, волокущий дисперсную песчаную позёмку мимо деревянного крыльца, через поле и дальше, далеко-далеко на запад, где она наконец оседала на каменистом берегу мёртвого моря Тантала.
Я спрыгнула на песок. Дом опустевшей громадой возвышался надо мной, на втором этаже на ветру одиноким крылом свалившейся с небес птицы хлопала деревянная ставня. В стороне скрипел ветряк, его подклинившее колесо дёргалось с каждым порывом, силясь пуститься в бесконечный пляс по кругу, но не могло – время и пыль делали своё дело, разлагая металл и забивая подшипники грязью.
Я вдруг мельком подумала о той волшебной силе, что создаёт человек одним только своим присутствием. Ветряк долгие годы работал, не нуждаясь в ремонте, крутился, скрипуче разворачивал свою голову то на запад, то на восток, но стоило людям уйти отсюда – он словно почувствовал, что его бросили. Он принял свою судьбу, понурился и прекратил движение.
Входная дверь и окна первого этажа были заколочены, а окна второго этажа – забраны в плотные ставни. Дом будто набычился, отвернулся от меня, затаив застарелую обиду, но меня тянуло побыть здесь подольше. Какая-то частичка души цеплялась за прошлое и отчаянно искала во всём этом запустении жизнь, что царила тут раньше…
Я решила обойти дом кругом и заметила небольшую щель в одном из кухонных окон – нижняя доска, небрежно прибитая, частично отошла от деревянной стены. Какой-то необъяснимый порыв заставил меня ухватиться за доску, и я сорвала её, выдернув из перекладины единственный гвоздь. Подпрыгнув, ухватилась за подоконник, подтянулась, протиснулась в узкое отверстие и оказалась в кухне.
Здесь царил затхлый полумрак. В воздухе, переливаясь скупыми кристалликами света, едва пробивавшегося сквозь оконную щель, кружили потревоженные пылинки. Пол и столы были покрыты толстым слоем не то пыли, не то песка. Распахнутые кухонные шкафы были пусты, не было ни посуды, ни неизменной вазы с фруктами, ни скатерти на столе – ничего. Здесь давно уже ничего и никого не было.
По скрипящим половицам аккуратно, боясь потревожить дом, я прошагала в гостиную, а оттуда по лестнице – на второй этаж. Дверь в комнату Марка… Здесь было прибрано, шкаф заперт, постель заправлена несколько посеревшей от времени простынёй, обклеенные плакатами стены били в глаза цветастыми изображениями – пейзажи, космические лайнеры, полуголые красотки, гигантские инженерные сооружения и даже накарябанные самим Марком нотные грамоты на приколотых прямо к стене пожухлых листочках. Посреди всего этого ансамбля висела потёртая гитара без одной струны, на которой Марк частенько бренчал вечерами на веранде, исполняя шутливые хулиганские песни.
С внутренней стороны двери с глянца, исполненное в красно-чёрных тонах, куда-то вдаль поверх меня глядело заросшее, но благородное лицо. Революционер прошлого смотрел уверенно – он видел будущее. То будущее, которое он выбрал для себя и для мира, и которое обязательно построит сам, ведь иначе и быть не может. Внизу белыми небрежными буквами было начертано: «Чтобы добиться многого, вы должны потерять всё».
Каждое утро, выходя из комнаты, Марк встречался с легендарным Эрнесто Геварой Линч де ла Серной. Задавал ему немые вопросы, искал свой путь, оглядываясь на его жизнь. Именно команданте стал тем, с кем Марк безмолвно посоветовался, прежде чем покинуть дом. Похоронив отца, он взял с собой лишь небольшую сумку с самым необходимым и отправился следом за мной, оставив в этом доме всю свою прошлую жизнь, чтобы с нуля построить новую…
Дом постанывал под ударами беспощадного ветра. Я тихо вышла в коридор и осторожно прикрыла за собой дверь. Вот и моя комната… Некоторое время я стояла у закрытой двери, собираясь с мыслями. Я никак не могла решиться войти, но наконец пересилила себя и переступила порог. Здесь всё осталось нетронутым с тех пор, как я ушла, но время, которое будто ускорялось в отсутствие человека, делало своё дело. Бежевые обои выцвели, сверху вниз по потемневшей стене прополз потёк – кое-где уже прохудилась крыша.
Вдруг захотелось стронуть с места спящую пыль, глотнуть свежего воздуха, прогнать затхлость, месяцами копившуюся здесь. Я решительно прошагала к запертому окну, распахнула створки, растолкала ставни. Всё также покачивала ветвями и заглядывала в комнату старая акация, но сегодня она была в одиночестве – среди шумящей листвы не щебетали птицы. Я оглядела комнату, и взгляд мой упал на тумбочку, на которой серела старенькая копилка в виде барашка. Рядом, в рамке, стояла фотография.
Взяв её в руки, я опустилась на скрипнувшую кровать. С побледневшего снимка на меня глядела радостная семья. Пожилой, но всё ещё полный сил дядя Алехандро в соломенной шляпе обнимал нас с Марком. В джинсах и клетчатой рубашке я уверенно стояла на своих старых протезах, сжимая мотыгу в механической руке. Я улыбалась – искренне и радостно. Марк в синем комбинезоне, сверкая белоснежными зубами, привычно ставил мне рожки. Со снимка на меня смотрели три пары глаз, светящихся радостью…
У меня защемило сердце, внутри что-то надломилось. Мутная пелена застелила глаза, по щекам сами собой поползли солёные капли. Я сидела на кровати, держа на коленях фотографию, и глядела в расплывчатое пятно окна. Я не могла смотреть на эти лица. Воспоминания всплывали из ниоткуда и прокручивались одно за другим, и каждый новый слайд этого калейдоскопа заставлял тяжёлый ком подниматься из груди вверх, к горлу.
Наваждения разворачивались вокруг, окружая, обступая, не давая дышать. Это всё была не я, это было не со мной…
* * *
… Я сидела за деревом, обхватив колени протезами рук, и рыдала в голос. Я снова вспоминала родной дом на Кенгено, мягкие мамины ладони и большого мохнатого Джея. Я снова сбежала из-за стола, подальше от этого дома, который так напоминал мне мой родной, и укрылась в зарослях, чтобы никто не видел моих слёз.
Сзади послышались тяжёлые шаги, и рядом на жухлую траву грузно опустился дядя Алехандро. Я уткнулась лицом в колени. Ощутив плечом мягкое прикосновение его большой шершавой ладони, я вдруг почувствовала животный позыв сказать ему какую-нибудь гадость, но сказать ничего не успела – его голос задумчиво произнёс:
— Я догадываюсь, о чём ты грустишь. Мы не можем изменить то, откуда мы пришли. Но мы можем выбрать, куда идти дальше.
— Какой в этом смысл, если конец всё равно один? — всхлипнув, спросила я.
— Пять мудрецов заблудились в лесу, — бодро и жизнерадостно, как ни в чём не бывало, держал речь дядя Алехандро. — Первый мудрец сказал: «Я пойду влево – так подсказывает моя интуиция». Второй сказал: «Я пойду вправо – ведь "право" от слова "прав"». Третий сказал: «Я пойду назад – мы оттуда пришли, значит я вернусь домой». Четвёртый сказал: «Я пойду вперёд – надо двигаться дальше, за лесом откроется что-то новое». А пятый сказал: «Вы не правы, есть лучший способ. Подождите меня здесь!». Он нашёл самое высокое дерево и взобрался на него. Пока пятый мудрец лез, остальные разбрелись кто куда. Сверху он увидел самый короткий путь из леса и даже понял, насколько быстро остальные смогут добраться до его окраины. Мудрец осознал, что, оказавшись над проблемой, решил задачу лучше всех, и теперь он был уверен, что сделал всё правильно, а другие – нет. Они были упрямы и не послушали его, настоящего мудреца…
— Есть проблемы, которые невозможно решить, дядя Алехандро, — возразила я. — Потому что возврата в прошлое нет. Время идёт в одну сторону.
Дядя Алехандро, крякнув, вытянул ноги, посмотрел на меня хитрыми глазами и продолжил:
— Пятый мудрец ошибался. Они все поступили правильно. Тот, кто пошёл налево, попал в самую чащу. Он голодал и прятался от диких зверей, но научился выживать в лесу и мог научить этому других. Тот, кто пошёл направо, встретил разбойников. Они отобрали у него всё и заставили грабить вместе с ними, но через некоторое время он разбудил в разбойниках то, о чём они забыли – человечность и сострадание. Раскаяние некоторых из них было столь сильным, что после его смерти они сами стали мудрецами и долго проповедовали его учение. Тот, кто пошёл назад, проложил через лес тропинку, и вскоре она превратилась в дорогу для всех, желающих насладиться лесом без риска заблудиться. Тот, кто пошёл вперед, стал первооткрывателем и побывал в местах, где не бывал никто, и открыл для людей новые возможности, удивительные лечебные растения и великолепных животных. Тот же, кто влез на дерево, стал специалистом по нахождению коротких путей. К нему обращались все, кто хотел побыстрее решить свои проблемы, даже если это не приведёт к развитию. Так все пятеро мудрецов выполнили своё предназначение, ведь каждый собственный путь важен для человека…
— Как мне найти свой путь? — спросила я с надеждой в дрогнувшем голосе. Человек рядом со мной, казалось, знал все ответы на все вопросы.
— Он сам тебя найдёт, дочь, — ответил дядя Алехандро, поднимаясь с травы. — Вот увидишь. А теперь пойдём, поможешь мне с молотилкой…
* * *
… Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох и вытерлась рукавом. Вынув фотографию из рамки, бережно сунула её в карман. Быстрым шагом я вышла из комнаты, спустилась по лестнице и выбралась наружу через щель в заколоченном окне. Порывы ветра усилились, крошечные песчинки едва слышно барабанили о покатый полированный бок аэромобиля.
Глядя вверх, на распахнутые ставни окна на втором этаже, я мысленно попрощалась с домом, моим старым другом. Ветер бросал распущенные волосы мне в глаза, он теперь протяжно пел во чреве дома, со свистом врываясь через щель в кухонном окне, расшвыривая пыль в коридорах и вдыхая жизнь в брошенное здание сквозь окно моей комнаты. Мой старый друг дал мне напутствие, и теперь я точно знала – собственный путь был открыт передо мною…
Поля, над которыми нёсся глайдер, по большей части были заброшены, поросли сорной травой и колючими кустами. По дороге к Олинале я увидела лишь пару сельскохозяйственных машин, медленно ползущих по земле. Они упрямо выполняли свою работу, вспахивая необъятное поле, а следом за ними в поисках насекомых вдоль полосы развороченной почвы перепрыгивали с место на место многочисленные птицы.
На горизонте показался монументальный шпиль гостиницы. Серая громада, совершенно неуместная среди пасторальных пейзажей, была словно выдернута из какого-то мегаполиса огромной рукой и небрежно воткнута сюда, в первое попавшееся место. Шпиль приближался, увеличиваясь в размерах, а впереди тусклыми пятнами проступали первые домики на окраине городка.
Олинала встречала меня тишиной. Городок поблёк, отделённый от меня тонированным стеклом глайдера, его некогда живописные домики утратили былую яркость. Мир вокруг застыл без движения, глядя себе под ноги в тщетных поисках собственных утерянных красок. Редкие прохожие понуро брели по своим делам. Неторопливо, будто в полудрёме, по узким улочкам ползли машины.
Опустив аэромобиль на полупустую стоянку напротив серой громады гостиницы, я пересекла подъездную улицу, поднялась по ступеням и вошла в здание. У стойки в тусклом свете потолочных ламп умным и внимательным взглядом меня встретил опрятный пожилой мужчина.
— Здравствуйте, — сказала я. — Скажите, в пентхаусе на верхнем этаже сейчас кто-то живёт?
— Добрый день. Нет, его уже давно никто не снимал… Мне кажется, или я вас знаю? — Седовласый администратор наморщил лоб, и через секунду лицо его прояснилось: — Припоминаю… Вы же Елизавета? Та девушка, которая часто наведывалась к господину Отеро.
— А вы, должно быть, были тогда дворецким? — вспомнила я.
— Да, точно! — Он обрадованно закивал. — Молодая особа, вы так изменились с тех пор… Эта форма вам очень к лицу. Очень рад вас видеть вновь! А я, как видите, получил повышение и работаю теперь администратором. Держу здесь всё в порядке и чистоте, правда, сейчас не очень простые времена, поэтому спрос на гостиницу упал. Но ничего, работаем потихоньку, пусть и в половину номерного фонда… Если не станут закрывать – будет уже неплохо…
— Я заметила, здесь вообще многое зачахло.
— Да, жизнь течёт, всё меняется, — вздохнул он. — Однако же, позвольте поинтересоваться, что вас привело сюда?
— Я ищу Альберта. Мне очень нужно с ним встретиться.
— О, я думаю, половина Пироса записана в очередь на приём к господину Отеро. — Мужчина снисходительно улыбнулся. — Видите ли, господин Отеро наведывается сюда нечасто. Но он крайне популярен среди людей, и, уж поверьте, он не забыл о нашем маленьком городке…
— Вы не знаете, где он сейчас? Может, сможете дать мне его адрес или телефон?
— Увы, господин Отеро просил не сообщать его контактные данные кому бы то ни было. — Он виновато развёл руками. — Но я могу передать ему ваше сообщение.
— Ну что ж, если можно, — согласилась я. — Так и скажите – Лиза пришла в гости.
— Если хотите, вы можете занять один из номеров. А я, как только что-то прояснится, дам вам знать по внутренней связи.
— Давайте так и сделаем, — согласилась я.
Спустя несколько секунд ключ лёг в мою ладонь, и я отправилась к лифтам…
Из окон опрятной старомодной гостиницы открывался вид на оранжевые просторы, словно грибами усеянные крышами домиков. Сидя возле окна, смотрела сверху на окрестности, когда раздалась трель телефона, стоявшего на журнальном столике.
— Слушаю, — сказала я в трубку, уже зная, кто звонит.
— Завтра господин Отеро будет ждать вас в здании правительства в Ла Кахете, на проспекте Первых. Его вы найдёте без труда. А пока что можете переночевать здесь.
— Большое спасибо.
Лёту до Ла Кахеты было часов пять, поэтому я решила выдвинуться поздно ночью, чтобы успеть к началу рабочего дня.
— В таком случае, останусь до ночи, часов до четырёх.
— Как вам будет удобнее. Располагайтесь, — сказал старик, и я почти почувствовала, его добродушную улыбку…
* * *
Машина на автопилоте держала курс на северо-восток, и бо͐льшую часть дороги я просто дремала в водительском кресле. Под утро глайдер пересёк главную магистраль региона, и подо мной стали всё чаще проплывать пятна небольших городков, растянутых вдоль дорог. С каждым километром пейзаж обретал очертания города и наполнялся жизнью.
Несмотря на контраст с сельской глубинкой город не казался тесным. Обилие парков и бульваров, большие расстояния между домами делали его просторнее. В то же время сверкали рекламные щиты, по широким проспектам неслись машины, в воздухе мелькали редкие аэромобили. С Москвой и её жёстко регламентированным воздушным движением Пирос не стоял и рядом – здесь глайдеры никогда не пользовались особым спросом. То ли из-за их высокой стоимости, то ли из-за того, что на всю планету работала лишь одна мастерская по ремонту астат-водородников…
Офис правительства располагался в самом центре Ла Кахеты, в старом, но роскошном четырёхэтажном бежевом здании, украшенном резьбой по камню и увенчанном стеклянным куполом. Окружающие постройки, впрочем, составляли ему достойную компанию. Город был сравнительно молод, но деловой и правительственный кварталы строились по единому плану – архитекторы намеренно привнесли в проекты зданий некую монументальность с налётом старины. Резные фасады, высокие окна, чистые и гладкие стены благородных цветов сразу показывали, где ты находишься, призывая к внутренней дисциплине.
Парковка перед зданием администрации была забита машинами, поэтому мне пришлось немного покружить, чтобы найти пригодное для посадки место. Выбравшись наружу, я сразу почувствовала на себе недобрые и настороженные взгляды прохожих – взятый в наём глайдер и форма Ассоциации кричаще выдавали во мне чужую. Словно следуя какому-то звериному чутью, они ускоряли шаг и отводили глаза, стараясь убраться подальше…
Триста метров, отделявшие меня от фасада здания, остались позади. На перекрёстке шумели автомобили, шикарная входная группа с колоннадой впускала в себя и исторгала дорого одетых джентльменов и дам. Возле входа то и дело останавливались такси и представительские автомобили, выхватывая из круговорота людей очередного чиновника и исчезая в потоке машин.
Внутри здания меня встретила охрана с рамкой металлодетектора, бешено заверещавшего при моём появлении.
— Мэм, прошу выложить все металлические предметы на ленту, — рутинно попросил охранник.
Я сняла перчатки, обнажив блестящий биотитан, закатала рукава и расставила руки в стороны. Понимающе кивнув, охранник просветил меня ручным сканером, не обнаружил ничего опасного и пропустил внутрь. Посреди холла за круглой стойкой сидела девушка-секретарь, которая при виде меня вопросительно подняла брови.
— Я могу увидеть Альберта Отеро? — спросила я.
— Приёмные часы в понедельник. — Она надменно хмыкнула.— Сегодня – четверг.
— Но он же на месте?
— Предположим.
— Передайте, что к нему пришла Лиза, он всё поймёт.
— Лиза? — Она надменно усмехнулась и стала изучать какой-то документ на мониторе. — Вам не назначено, поэтому я ничем не могу помочь.
— Просто передайте ему то, что я прошу, — настаивала я. — Вы же не хотите, чтобы ему пришлось искать нового секретаря?
— Вы мне угрожаете?
— Пока нет, — холодно сказала я. — Я вас предостерегаю.
Она с некоторой опаской разглядывала тёмно-синюю форму, размышляя, стоит идти на конфликт или нет. Стальные нотки в моём голосе, кажется, заставили её действовать. Сняв трубку, она заискивающе произнесла:
— Господин Отеро, к вам пришла некая Лиза. Я сказала, что вы… Хорошо, сеньор, будет сделано… — Положив трубку, она процедила: — Он вас ждёт. Верхний этаж, через холл…
Я поднялась на лифте, очутившись в роскошном зале со стеклянным куполом, сквозь который в помещение падал рассеянный свет. У противоположной стены по сторонам от двойной двери скучали телохранители. Сбоку, занимая полстены, висел огромный портрет основателя и первого мэра Ла Кахеты в полный рост. Грузный и невысокий Лучано Грассо, который показал себя выдающимся градоначальником итальянского Рима и был командирован вместе с первыми переселенцами сюда, на Искантийскую равнину, взирал с полотна на троих чиновников, которые с дипломатами на коленях сидели на диванчике прямо под портретом. Неясного возраста, в очках, с залысинами, они были похожи на братьев-близнецов, выращенных в пробирке. Презрительно проводили они меня взглядом, пока я шла сквозь зал по чистому, расшитому причудливой вязью ковру.
Никогда бы не подумала, что Альберт по своей полукриминальной карьерной лестнице дойдёт до одного из высших постов на Пиросе, но вот я здесь, в его офисе в самом центре столицы региона. Одно не изменилось точно – как и раньше, Альберт любил роскошь, имел хороший вкус, и это выражалось как в выборе самого здания, так и в его внутреннем убранстве.
Двери распахнулись, и я попала в просторный кабинет правительственного здания. Панорамное окно в треть стены, массивные книжные полки, пара красно-зелёных гобеленов с гербом Пироса, огромное чучело джангалийского рипера в углу… Альберт стоял спиной ко мне у стены напротив, возле стеллажа из тёмного дерева позади массивного лакированного стола. Он обернулся на звук, двубортный полувоенный френч угольно-чёрного цвета сверкнул отполированными пуговицами.
— Лиза, какая приятная неожиданность! — Увидев меня, партийный вождь и лидер профсоюзов сдержанно улыбнулся. Холодные и усталые глаза его, как всегда, сохраняли невозмутимость тёмных космических глубин. — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Ближайшие полчаса – исключительно наши с тобой, я распорядился сдвинуть всех «вправо».
— Там тебя, кажется, ждут. — Я указала на дверь, несколько смутившись того, как был одет Альберт – в этом кителе он походил на отставного фельдмаршала, но никак не на хитрого преступника, которого я знала когда-то. — Наверняка, у них дела государственной важности.
— Дела государственной важности подождут, пока встречаются старые друзья. — Он подошёл ко мне вплотную, по-отечески обнял и прижал к себе.
Приятный аромат дорогого одеколона окутал меня, изысканными имбирными нотками услащая окружающее пространство. Коснувшись щекой жёсткого отворота френча, я прикрыла глаза.
— Альберт… — От неожиданно мягких объятий, от отеческой заботы, которую излучал этот человек, на душе стало тепло и хорошо. — Я очень рада встрече. Не надеялась уже тебя найти, но это оказалось намного проще, чем я думала.
Я была несколько обескуражена, рассчитывая на гораздо более холодный приём. Альберт отстранился и принялся разглядывать моё лицо. Я отметила про себя, что он очень постарел за прошедшие два года – щёки впали, голова была сплошь покрыта сединой, а ещё более пронзительные, чем раньше, чёрные глаза, будто ножами, резали колючим взглядом.
— О, небеса, как ты повзрослела и изменилась! — воскликнул он. — Ещё вчера ты была ребёнком, а теперь передо мной взрослая красивая женщина. Время летит, несётся галопом… Ты присаживайся, пожалуйста.
Роскошный стол сверкал чистотой. Всего лишь четыре предмета покоились на нём – белоснежный бумажный лист на тёмно-зелёной подкладке, ручка – на вид деревянная с позолотой, – многофункциональный коммуникатор и огромный, монументальный глобус Пироса на массивной деревянной станине.
Я заняла удобное кресло напротив стола. Повисла молчаливая пауза. Несмотря на тёплый приём, вдаваться в подробности своей жизни и рассказывать про недавние злоключения мне не хотелось.
Альберт вернулся к стеллажу и достал из стоящего рядом металлического контейнера какой-то тёмный предмет. Присмотревшись, я различила в нём маленькую модель то ли танка, то ли броневика. Альберт бережно водрузил модельку на стеллаж, рядом с полудюжиной похожих машинок. Все они поблёскивали свежей тёмно-зелёной краской. Он сунул руку в ящик, достал очередную игрушку и стряхнул с неё полипропиленовую стружку. Оглядывая модель со всех сторон, пояснил:
— Это моё маленькое хобби. Буквально вчера с Земли привезли коллекцию советских моделей. Я целое состояние за них отдал! Специально нанятые люди искали, собирали по всему Сектору, и вот наконец я дождался… Это произведения искусства, настоящая никелированная сталь. Такие игрушки уже давно не делают. Им больше ста пятидесяти лет, представляешь?
— Интересное у тебя увлечение. — Я обвела взглядом полупустой стеллаж. — Никогда бы не подумала, что ты, Альберт, играешь в игрушки. Тем более, древние, как сам мир. Я уже не первый раз слышу это слово – «советские». Ваня постоянно слушал советские песни, а у тебя вот – игрушки.
Альберт водрузил модель на полку, присел в кресло напротив меня, достал из ящика стола пепельницу и пачку дорогих сигарет.
— Была когда-то такая страна на Земле, на месте вашего нынешнего Содружества, — мечтательно сказал он. — Из всех учебников и энциклопедий её давно уже вымарали, чтобы давно уже уснувших людей лишний раз идеями какого-то там равенства не бередить… Уникальная была страна в своём роде, как результат попытки построить справедливое общество. У них, конечно, ничего не получилось, человеческая натура взяла своё. Но до того, как Союз исчез, его жители всего за полвека успели создать целый пласт культуры, оставили неугасающую память о себе. И, как видишь, некоторые продукты той эпохи сохранились по сей день… — Он осёкся и посмотрел на меня. Прикурил сигарету, которую всё это время крутил в руках. Взгляд его тёмных глаз с красными прожилками сквозь облако табачного дыма приобрёл привычный холод. — Ну, Лиза, рассказывай. Ты ведь не просто так здесь, верно?
— Да, не просто так. Мне нужна твоя помощь, Альберт.
— Какого рода?
— Информация. Мне нужно узнать местонахождение штаба организации «Интегра».
— Вот так дела! — Его брови взмыли вверх. — Собираешься записаться в стройные ряды галактических террористов?
— Нет, не для этого, — возразила я. — У них есть кое-что, что мне необходимо забрать.
— Не припоминаю, чтобы кому-то удалось забрать что-то у «Интегры». Все подобные попытки заканчивались тем, что отдельные части лихого дурачка находили в мусорных контейнерах по всему Сектору.
— Ну, значит, я буду первой, кто это сделает, — пожала я плечами. — Но для этого мне нужны сведения.
— Ты очень вовремя ко мне пришла. — Альберт постучал костяшками пальцев по столешнице, поднялся и принялся расхаживать по кабинету. — Тебе нужна моя помощь, поэтому взамен я попрошу оказать мне услугу.
— Какого рода? — его же словами спросила я.
— Ничего особенного, — небрежно махнул он рукой. — Простая доставка предмета из точки «а» в точку «б».
— Хорошо. Введи меня в курс дела.
Вернувшись к столу, он раздавил бычок в идеально чистой хрустальной пепельнице и протёр усталые глаза.
— Как ты, наверное, могла заметить, дела у Пироса обстоят так себе. Здесь, в столице, может показаться иначе, но это обманчивое ощущение благополучия. Провинция стагнирует. Пирос медленно увядает.
— Я помню наши с тобой последние контракты, — сказала я. — Уже тогда было ясно, к чему всё идёт. Воротилы с Земли выжмут отсюда все соки.
— И далеко не в последнюю очередь это происходит благодаря Правлению Сектора, — кивнул Альберт. — Дело в том, что Земля искусственно тормозит развитие других планет Конфедерации, и в этом им всячески помогает капитал. Экспроприация ресурсов и сельхозпродукции, бешеные таможенные тарифы на поставки высокотехнологичных товаров… Ты вспомни, когда здесь, на Пиросе, было построено хоть что-нибудь сложнее сталелитейного или автомобильного завода? Не можешь? То-то и оно. А сколько было закрыто построенных?
— Но я не понимаю – почему этому нельзя положить конец? — спросила я. — Ведь в интересах всего человечества, чтобы все заселённые планеты развивались. Даже капиталу это выгодно – чем богаче рынок, тем больше денег с него можно получить…
— Ты говоришь об интересах простых людей и бизнеса, но они расходятся с интересами власть предержащих. Сепаратизм – вот, чего боится центр, как огня. Дав периферии возможность развиваться, они боятся потерять власть и влияние. Сподручнее управлять слабыми колониями, чем видеть, как на твоих глазах растёт конкурент…
— Каптейн… Для этого-то они и накачивали оружием все стороны конфликта, да?
— Ты сама всё прекрасно понимаешь. — Альберт многозначительно кивнул. — Финансовые монополии слились с властью. Фактически, они давно уже непосредственно управляют Конфедерацией. Они окончательно оторвались от реальности, а их страхи, между тем, начали обретать плоть. Страхи, выращенные ими же самими… «Десятилетняя гражданская война на Каптейне», так они это назвали? Это была не гражданская война. Меркулов и его красные боролись за право на самостоятельное существование, это была попытка отделиться от Конфедерации и уйти в свободное плавание, если угодно. Разнообразные разноцветные группировки расплодились по задумке конфедератов уже в процессе, чтобы распылить силы мятежников, разобщить их…
Тирада Альберта всё ярче очерчивала мою догадку, вызревавшую в чёткое понимание его намерений. Я инстинктивно пошарила глазами по комнате и спросила:
— Ты уверен, что об этом можно говорить вслух?
— Не волнуйся, нас никто не слушает. Кроме доверенных людей из профсоюза, разумеется.
— Я не ошибусь, если предположу, что ты решил пойти по пути Меркулова?
— Ошибёшься, — ответил Альберт, взгляд его блуждал по огромному глобусу, царившему на столе. — Война сильно затянулась из-за того, что Земля постоянно подпитывала её деньгами и свежими силами. Концерны делают деньги на всём – они всегда этим занимаются, для них любая война – это лишь способ заработать. Но в конце концов революция была задавлена новоиспечённой Комендатурой и их карманными партизанами… Я знаю о шрамах на твоей душе, Лиза, и к твоему сведению – там и до сих пор бесчинствуют банды мародёров, но Правление это не особо волнует. Главное для них – удерживать власть.
— Как всё это связано с услугой, о которой ты меня просишь? — спросила я, вспомнив вдруг красно-чёрный плакат в комнате Марка.
— Напрямую. — Альберт сцепил руки перед собой. — Я собираюсь сделать то, что не удалось Каптейну – освободиться от Земли. У нас для этого есть все ресурсы – деньги, лояльность местных силовых структур, партия и сильный профсоюз, которые я строил много лет. Губернатор у меня в кармане. Но самое главное – у меня есть доверие людей. Осталось только выкинуть с планеты конфедератов или переманить их на нашу сторону, и в этом мне поможешь ты… Надеюсь, мне не нужно объяснять, что эта беседа должна остаться между нами?
— Разве я когда-нибудь тебя подводила?
— Нет. Именно поэтому твой визит – это настоящий подарок для меня. Центр зашёл слишком далеко. Из обрывочных сведений и слухов следует вывод, что военные биоинженеры Конфедерации здесь, на Пиросе, работают над каким-то проектом. Проводят опасные биологические эксперименты. С какой целью – мне неизвестно, но как правило, в таких случаях речь идёт об оружии…
— Избитый сюжет для нейрофильма…
— Как ты знаешь, реальная жизнь лежит в основе любого сюжета, — произнёс Альберт. — Я не склонен отмахиваться от таких сведений, ведь они исходят от надёжных, проверенных источников. И после того, как три дня назад случилась история с Циконией, я понял – сейчас или никогда.
— Не ты один, — заметила я, вспоминая «Весёлый Саймек» и его обитателей. — Весь мир будто взбесился, все принялись сводить счёты и спешно завершать недоделанные дела.
— Согласись, намного спокойнее отправиться в могилу с чувством выполненного долга и с чистой совестью. Перед собой, конечно… Так вот… — Он уставился куда-то поверх меня и принялся задумчиво потирать ладони. — Группа людей, которым я всецело доверяю, отбыла на юг, чтобы разведать ситуацию и по возможности попасть в засекреченную лабораторию. Они должны доподлинно узнать, чем там занимаются конфедераты, а ещё лучше – привезти научные образцы. Имея на руках доказательства, я смогу использовать их против властей Сектора. Представь – какой общественный резонанс возникнет, если я вытащу на свет результаты секретных экспериментов! Одна телевизионная трансляция – и уставший народ всколыхнётся, готовый действовать.
— А если всё это окажется пустышкой? Если там ничего нет, и это всё только слухи?
— Конечно, у меня была такая мысль. — Альберт щёлкнул зажигалкой и прикурил новую сигарету. — В этом случае я лишусь козыря общественного резонанса, но, так или иначе, запущенные процессы уже не остановить. Можно было бы оставить всё, как есть, но…
— Но тут появилась я, — ввернула я.
— Но мои люди пропали. Я бы списал временное отсутствие связи на песчаный шторм – частое явление в тех краях, – но от них нет вестей уже сутки, и судя по телеметрии, их передатчик уничтожен. Связаться с ними я не могу и подозреваю самое худшее. Последнюю трансляцию я принял в тот момент, когда они обнаружили лабораторию, и мне неизвестно, что произошло дальше. Вошли они в контакт с конфедератами или нет, нашли ли что-нибудь… В конце концов, живы они или нет…
— И ты хочешь, чтобы я отправилась за ними?
— Да. Задача-минимум – узнать, что стало с моими людьми. Среди них, кстати, Рамон, поэтому это дело может приобрести для тебя личный характер… Задача-максимум – добыть хоть что-нибудь. Хоть какие-то свидетельства экспериментов.
— Вроде бы не так уж сложно, — заметила я. — Я могу помочь с кораблём, обернёмся за несколько часов…
— Это исключено, — отрезал Альберт. — Воздушное пространство над пустыней патрулируют боевые дроны Департамента, и они вас туда не подпустят, а вы в свою очередь скомпрометируете всю операцию. Поэтому добираться придётся по суше.
— Это точно единственный вариант? — Я почесала в затылке. — В пустыне обитают не очень дружелюбные твари, и мне бы не хотелось встречаться с ними нос к носу…
— Я всё понимаю. Но за нужную тебе информацию придётся пойти на некоторый риск. И ты будешь не одна – я выделю людей тебе в помощь.
— Я и так не одна. Но лишние руки, конечно, не помешают…
Альберт встал из-за стола, давая понять, что наш разговор близится к завершению.
— В таком случае, завтра утром я буду ждать тебя у транспортного депо Олиналы. Провизия, оружие и транспорт к тому времени будут готовы.
— А что за транспорт? — поинтересовалась я, поднимаясь следом за ним.
— Багги. Вам нужно будет пересечь пустыню.
— Это несерьёзно, — сказала я, вспоминая выгрузку из «Фидеса», его просторный ангар и технику, которая была доставлена перед самым отлётом с Земли. — Оставь багги себе, у нас есть кое-что получше…
… Торговый док Новой Венеции был намного обширнее лодочного, через который я попала в этот плавучий город. Окружённый сваями и мостками прямоугольный колодец шириной с полтора футбольных поля был буквально забит плавсредствами. Они громоздились колышущейся массой, покачиваясь на воде, с шелестом тёрлись друг о друга бортами и норовили влезть одно на другое, словно стая разноцветных моржей, греющих бока на тесной льдине.
Люди ловко скакали с борта на борт, таская на себе огромные тюки, потемневшие от времени сети с каким-то барахлом внутри, видавшие виды дощатые ящики и картонные коробки. Тут же, по внешнему периметру мостков под матерчатыми навесами расположились торговцы.
— И где же твой корабль, Данила? — спросила я своего случайного попутчика, разглядывая буйство красок в прямоугольной бухте.
Мы только что получили назад своё оружие – мой пистолет-пулемёт и самый обычный шестизарядный револьвер, который Данила сунул за пояс. Сзади в затылок мне дышал молчаливый охранник, приставленный к нам до момента отбытия – как бы чего не натворили. Мой попутчик пошарил взглядом поверх разнообразия лодок, посветлел лицом и неопределённо махнул рукой.
— Вон она, моя красавица! — сказал он и уверенным волнорезом направился сквозь толпу вдоль мостка.
В гуле хаотичной людской массы тонули зазывные крики, пахло рыбой, пряностями и по͐том. Обеими руками прижав к животу свой рюкзак, я пробиралась сквозь шумную толпу за Данилой, и вскоре мы добрались до серпантина и спустились к самой воде. Лёгкие волны облизывали доски, поросшие бордово-изумрудным ковром из скользких водорослей. В сторону распахнутых створок шлюза, протискиваясь через узкий коридор средь лодок, еле-еле плыл крупный тупоносый баркас с высокими бортами. Наполовину свесившись с его носа, могучий толстяк в промасленной капитанской фуражке хрипло матерился на судёнышки помельче и требовал расступиться, грозясь отправить их владельцев на дно, на корм краборакам.
Запрыгнув на ближайшую лодчонку, Данила помог мне взобраться на борт и, показывая чудеса эквилибристики, принялся уверенно перемахивать с одного судна на другое. Я старалась не отставать, еле удерживая равновесие на танцующих под ногами посудинах. Наконец, оттолкнулась от последнего борта и, подхваченная крепкими руками Данилы, я очутилась на короткой палубе небольшого аэроглиссера болотного цвета.
В задней части торчком стояла пара забранных в решётку пропеллеров, а вся передняя половина плавучей машины представляла из себя довольно уютную на вид закрытую кабину. Приземистый катер был похож на утиную голову с выдающимся вперёд и вверх широким «клювом».
— Ну как, нравится? — с гордостью спросил Данила, открывая дверцу и впуская меня внутрь.
— Очень, — честно ответила я, пробираясь сквозь узенький проход вперёд, к паре кресел под обтекателем.
Задняя часть кабины почти доверху была заставлена ящиками, завалена тюками и мешками. Пилот отвязал швартовочный трос и плюхнулся рядом. Поплевав на ладони, поднял обтекатель, сунул ключ в зажигание и провозгласил:
— От винта!
Затрещал стартер, мотор оружейно чихнул, один винт начал раскручиваться, набирая обороты и наполняя воздух басовитым гулом. Следом за ним ожил второй, и мне в затылок задуло.
— Теперь главное – никого не замять! — крикнул сквозь гул моторов Данила и принялся аккуратно выруливать из закутка.
Виртуозно миновав все препятствия, обогнув разнокалиберные торчащие носы, он провёл гидроплан через створ ворот. Давешний баркас уже выползал на большую воду, мой пилот крутанул штурвал и по крутой дуге совершил обгон…
Вокруг стоял густой туман, и Данила ежесекундно поглядывал на экран сонара, ориентируясь во мгле исключительно по приборам.
— Итак, мы на свободе. Штурман, прокладывай курс, — полушутливым тоном приказал он и выудил из бардачка старую, видавшую виды карту.
— Нам нужно обойти Сайрен с юга и дойти до его юго-восточной окраины. Вот сюда. — Я указала точку, сверившись с электронной картой, загруженной в магазине у Такасимы.
— Да тут совсем рядом, — махнул рукой Данила. — Я-то думал, тебе надо куда-нибудь под Ингу… Доберёмся за полчаса.
Деревня, укутанная непроглядной дымкой, осталась позади, и сбоку пополз отдалённый берег, а редеющий туман начал рваться на клочья. Данила закрыл обтекатель, поддал газу и задумчиво заметил:
— Вот так решишь перед отъездом немного денег поднять, а тебя обставит мешок жира с одышкой. Надо было мне на армрестлинг пойти, там бы я уж точно не остался в накладе. — Он продемонстрировал крепкий бицепс, затем взглянул на меня искоса и вопросил: — Ну, рассказывай, кто ты такая? Чем промышляешь?
— Ты, конечно, извини, но тебе не всё ли равно? — буркнула я. — Достаточно того, что я отбила и вернула тебе твои деньги. Ты в ответ поможешь мне, и на этом всё – разбежимся, как в море корабли.
— Я просто пытаюсь общаться.
— Общение – не мой конёк, — отрезала я.
— Да, я заметил…
Данила отвернулся и стал смотреть вперёд, на воду. Аэроглиссер вкатился в узкое устье, и по сторонам поползли заросшие берега. Машина подскакивала на лёгких волнах, мелкие брызги били в обтекатель…
Мы приближались к месту назначения. В стороне среди деревьев то и дело мелькали скелеты покосившихся вышек связи и стальных опор. Густая сеть речушек, как выяснилось, была очень удобным способом перемещения. Почти сотней километров выше по течению эти переплетающиеся протоки объединялись в величественную реку Аматею, которая брала исток в непроходимом южном горном массиве.
Состоится ли встреча с бывшим сотрудником фонда? Что он скажет, когда увидит меня с поддельным письмом? Наверняка пошлёт подальше – по крайней мере, я бы так и сделала. Но что я буду делать в этом случае?
Так или иначе, Данила очень вовремя и к месту попался мне – пешее путешествие через город или даже в обход, по лесам, создавало ненужные риски. Находясь на воде, я могла не беспокоиться о том, что за мной увяжется полиция. По крайней мере до тех пор, пока они думают, что я на суше…
Катер сбавил обороты, взял левее, к берегу, и вскоре его широкий нос уткнулся в высокие густые камыши.
— Вот и всё, — сказал Данила. — Ближе уже не подойдём, отсюда тебе придётся пешком идти.
Неожиданно из густых прибрежных кустов на берег высыпала стая коренастых гиеноподобных собак. Они подскакивали на месте и скалились острыми серыми зубами, облаивая аэроглиссер, но вскоре двигатели машины затихли, собаки тоже успокоились и принялись прохаживаться вдоль берега, искоса поглядывая на нас.
— Голодные, поди, — с какой-то лаской в голосе заметил Данила. — Целыми днями по берегам шарахаются, рыбу ловят. А мы им тут добычу распугиваем своими катерами.
— Так, ещё одна проблема нарисовалась – сделать так, чтобы меня не сожрали…
Оглядывая псов, я прикинула собственные силы. Стая из полудюжины особей вполне могла сожрать меня заживо – оружие и мехапротезы, впрочем, сильно увеличивали мои шансы на успех.
— Почему-то я до сих пор не видела собак? — спросила я. — В городе должно быть много еды – свалки, мусорки. Если уж собакам и собираться стаей – так именно в городе, разве нет?
— Собаки неглупы, они чуют – от людей в городе добра не жди. Или застрелят, или зажарят и съедят. Поэтому они тоже уходят, и правильно делают. И мы тоже скоро уйдём.
— Кто это – вы? — спросила я.
— Знаешь Виктора, брата моего? Да нет, откуда тебе… Он со своими людьми собирается наверх. — Данила ткнул пальцем в потолок кабины. — А я вот запчастей прикупил по списку – резисторы, замыкатели, квант-релейки… — Он с любовью погладил один из ящиков, лежащих в проходе. — В Венеции чего только нет!
— А кто твой брат? Корабельный инженер?
— Нет, обычный человек. Раньше был наёмным убийцей – как ты. А теперь вот за голову взялся.
— И что дальше? Соберёте корабль и улетите в другой конец Сектора? — скептически спросила я. — Сэкономлю вам время и открою тайну – там, «наверху», всё то же самое. Люди поедают друг друга с разной степенью энергичности.
— Э-э нет, подруга, нас голыми руками не возьмёшь. У нас настоящая команда, дружный и сильный коллектив. Современный человек – он один, сам по себе. Прямо вот как ты. И как я был когда-то. Одиночку намного проще съесть, чем стаю – это даже они понимают. — Он кивнул на грязных псов снаружи, которые вплотную подошли к воде и теперь, глядя на нас исподлобья, лакали мутную речную жижу. — А вот люди почему-то нет.
— Что же вас так сплотило?
— Твоя эта Конфедерация. Мои родители прилетели сюда, когда я был пятилетним пацаном. И я всё время смотрел вверх, в небо. Я знал – где-то там наша родина, Земля, далёкая, но добрая и заботливая. Мы тогда все смотрели в небо, пока родители строили новый мир. Сами строили, не надеясь ни на кого. Но всё, что мы получили от Конфедерации – это большегрузы, доверху набитые оружием, да секторальные зачистки.
— Чтобы не споткнуться, иногда нужно смотреть вниз, — заметила я с претензией на глубокомысленность.
— Вот и мы теперь также. Поглядываем себе под ноги да латаем потихоньку старую грузовую посудину. Однажды она поднимется в воздух, и тогда – встречай нас, новый мир!
Данила мечтательно закатил глаза. Я поймала себя на мысли, что завидую ему – какое-то по-детски наивное предвкушение владело им. Он был похож на ребёнка, который с нетерпением ждёт выходной день, когда родители возьмут его с собой в парк аттракционов, где купят ему воздушный шарик и сладкую вату…
Собаки уходить не собирались, а мне тем временем нужно было продолжать путь.
— Может, стрельнуть в воздух? — спросила я.
— Зачем пугать? Лучше давай покормим их. Вот, у меня здесь немного мяса вяленого есть.
Он вынул из-под сиденья полиэтиленовый пакет с продолговатыми кусками непонятного серо-бурого цвета и, открыв дверь, выбрался на палубу. Собаки дружно подняли головы и заинтересованно уставились на Данилу, который бесстрашно, в полный рост шёл вдоль бортика в сторону носа. Вот-вот, сейчас набросятся на него и начнут рвать на части…
Он раскрыл пакет и швырнул кусок мяса на берег, в сторону псов. Затем второй. Осторожно обнюхав лежащий в траве шмат, одна из дворняг прихватила его зубами и унесла прочь, в кусты, вторая уселась и начала грызть свой кусок на месте. Пакет быстро опустел, и вскоре все псы были заняты делом.
— Путь свободен, можешь идти, — сказал Данила. — Они тебя не тронут. Эти животные умеют быть благодарными.
Я выбралась наружу и с опаской выбралась на нос лодки. Собаки не обратили на меня никакого внимания и продолжали поглощать сухое мясо. Данила тем временем спрыгнул на берег, подошёл к одному из кобелей и ласково потрепал его за холку.
— Так сколько тебе нужно времени на всё про всё? — спросил он, взглянув на наручные часы. — Я тут торчать не буду от греха подальше, но могу вернуться часа через три.
— Меня это вполне устроит, — кивнула я.
Спрыгнув на берег, я перебралась через холм мимо сосредоточенно жующих собак, которые делали вид, что меня не существует, и пошла в выбранном направлении. Достав уже привычный баллончик, я сделала затяжку, и приятный холодок разлился по телу. Зубы скрипнули, появилась лёгкость в ногах и кристальная ясность в голове.
Идти было недалеко. Вскоре подлесок сменился унылыми покосившимися заборами садовых участков. Многие из них были заброшены, кое-где трава вымахала почти по горло. Оставленные дома неумолимо ветшали, покрываясь плесенью, обрастая ползучими вьюнами. Наконец, впереди показалась высокая бетонная ограда – ещё одна неприступная крепость посреди лесов. Сверившись с картой, я убедилась в том, что это и есть искомый адрес, и приблизилась к забору вплотную. С той стороны раздавалось какое-то жужжание.
Уложив рюкзак в траву, я осторожно пробралась вдоль забора и оказалась напротив металлических откатных ворот. Заглянула во двор. Мощные прутья как будто разделяли два мира – с этой стороны бесконтрольно разрастались неопрятные дикие заросли, скалилась щербатыми выбоинами подъездная дорожка, а нависавшие над колеёй деревья роняли тени на полусгнившие деревянные заборы соседних участков.
За воротами же возвышался опрятный каменный коттедж приятных бежево-коричневых тонов. Два этажа с мансардой и примыкавшим к дому гаражом на два места, аккуратно устланная плиткой дорожка и первый человек, которого я встретила после схода с корабля – наголо бритый садовник в синем комбинезоне, чья газонокосилка с мерным жужжанием срезала траву, превращая газон в ровный тёмно-зелёный ковёр. У закрытых ворот гаража стоял роскошный белый паркетник.
Хороший коттедж, особенно на фоне царящей вокруг разрухи. Дорогой. Интересно, сколько в среднем зарабатывает бухгалтер? И сколько он должен зарабатывать, чтобы позволить себе такой дом?
Небольшая дверца в стене рядом с воротами приоткрылась, и словно из ниоткуда появился охранник. Он был заметно напряжён, не ожидая увидеть незваных гостей.
— Ты кто и по какому вопросу? — спросил он, держа руку на кобуре.
Внутри периметра сбоку от ворот появился второй секьюрити и с любопытством уставился на меня.
— У меня зашифрованное письмо для фонда, в котором работал живущий здесь человек. Оно в деке. — Я указала пальцем на висок. — Мне поручено связаться с ответственным лицом и передать письмо, но я не могу никого найти, и поэтому решила обратиться к бывшему сотруднику…
Садовник катил свою машинку и искоса поглядывал в нашу сторону. Охранники переглянулись. Один из них обвёл взглядом прилегающую к воротам местность позади меня и спросил в коммуникатор:
— Господин Харрис, здесь посетитель… Девчонка лет двадцати, говорит, что у неё с собой электронное письмо для какого-то фонда… Как зовут? — обратился он ко мне.
— Анна Рейнгольд.
— Рейнгольд, Анна… Ждём… Ты замёрзла? — вновь спросил он меня.
— Нет. С чего вы взяли? — Я поглядела вниз, на промокшие серые кроссовки. — Со мной что-то не так?
— Тебя всю трясёт, да и ноги, я смотрю, где-то промочила. Ты вообще в курсе, что в округе небезопасно?
— Я думаю, опасность здешних мест сильно преувеличена, — улыбнулась я, непроизвольно клацнув зубами. — Даже собаки – и те вовсе не злые.
— Ну-ну… Ехала бы ты туда, откуда прибыла… Да, слушаю, — вновь обратился он к коммуникатору. — Безоружная… Да, мне тоже так показалось… Принято… Ступай домой, девочка. Тебя здесь не ждут.
Садовник потерял ко мне интерес и теперь неспешно удалялся в дальний конец лужайки. В одном из окон второго этажа колыхнулась занавеска. Мелькнула чья-то тень.
— То есть как это? — растерянно спросила я. — Я приехала издалека, а вы даёте мне от ворот поворот?
— Совершенно верно… Слушай, я работаю, и мне за эту работу платят. Сказано тебя не впускать, поэтому я тебя не впущу. Надеюсь, ты всё поймёшь правильно. — Охранник расстегнул кобуру и демонстративно положил ладонь на рукоять пистолета.
— Куда уж доходчивей. Всё ясно и понятно, — улыбнувшись одними губами, сказала я и миролюбиво подняла руки. — Ухожу.
Развернувшись, я побрела вдоль забора, свернула за угол и сквозь кусты вернулась к оставленному рюкзаку. Пронзительно взвизгнула молния, в моей ладони очутился светлый баллончик с дьявольским оскалом. Новый резкий вдох – и в голову вместе с наркотической смесью приходит чёткий и понятный план действий…
Достав короткоствольный «Шниттер», я зарядила обойму, передёрнула затвор и заткнула оружие за пояс. Оставшиеся две обоймы сунула в карманы и направилась в сторону ворот…
— Ты что, с первого раза не поняла? — раздражённо спросил охранник.
Достав ствол, я прицелилась ему в грудь. Он опешил, рука его потянулась к кобуре.
— Да я тебя…
Я зажала гашетку, стрёкот пулемёта разрезал воздух, охранника отбросило на ворота. Толкнув дверцу – её ещё не успели запереть, – я вошла во двор. За угол дома метнулась синяя тень садовника. Сбоку появился второй мужчина с пистолетом в руке, грянули два выстрела – мимо. Грудь его прошила короткая очередь, он кувыркнулся в воздухе и рухнул на разноцветную плитку подъездной дорожки.
Решительно шагая к дому, я оглядывалась по сторонам – не появится ли подкрепление. На втором этаже снова колыхнулась занавеска. Вот и входная дверь – крепкая, основательная. Дёрнув ручку, я убедилась, что она заперта. Кто-то должен помочь мне попасть в дом – и я уже знала, кто.
Обогнув здание, я мимоходом проверила боковую дверь в гараж – заперто. Ещё несколько шагов – и за углом, в стороне от коттеджа показался небольшой домик, жилище прислуги. Дверь оказалась деревянной, самой обычной, и один хороший пинок треском разорванных досок вбил её внутрь. Раздался истошный визг, смуглая женщина в простом рабочем платье, с косынкой на голове, забившись в дальний угол комнаты, прикрыла лицо руками.
Какое-то движение сбоку – я рефлекторно реагирую и отбиваю рукой удар увесистого молотка. Звон наполнил помещение, мехапротез отдался приглушённой болью. Выбив из рук незадачливого садовника оружие, ударом правой в челюсть отправляю его в нокаут. Тело тяжело обрушивается на доски вместе с опрокинутым деревянным стулом. Женщина в углу рыдает и сжимается в комок.
— Ты кто? — спросила я, наводя на неё ствол.
— Я… Я всего лишь прачка, не убивайте меня!
— Знаешь, как попасть в дом?
— Д-да, там, в кармане передника ключи от чёрного хода… Только не убивайте!
Висящий на крючке белоснежный передник, шелест материи, звон ключей – и я уже стремительно пересекаю лужайку, направляясь к спуску в полуподвал. За дверью – техническое помещение. Пара стиральных машин, в одной из которой шустрым волчком вертится бельё, громоздкий котёл у стены, мерно гудящий генератор…
Преодолев лестницу наверх, я прижалась к стене и стволом легонько толкнула дверь. С той стороны меня уже ждали – гулко захлопали выстрелы, во все стороны полетела деревянная щепа, с десяток пуль из нескольких стволов прошили дверь насквозь. Несколько секунд тишины оборвались приглушёнными мужскими голосами:
— Попал?
— Не знаю… Сходи, проверь…
— Ага, разбежался. Сам иди!
Отклонившись в сторону, упираю ствол в деревянную стену и зажимаю курок. Грохочущий «Шниттер», норовя вырваться и пуститься в пляс, бешено трясётся в руке, острые деревянные осколки рассекают воздух вокруг меня. Звук отсечки – магазин пуст. За стеной – грохот падающего тела и надсадный крик:
— Да сдохни ты уже, сука!
И сразу же в дверь и в стену рядом тяжело бьют крупнокалиберные пули. Над ухом просвистел горячий свинцовый осколок, рука отдалась сымитированной нейром болью. Шестой выстрел, седьмой…
Секундная тишина. Словно спринтер на низком старте, я делаю стремительный рывок, телом вышибая дверь, и вижу, как охранник в чёрной форме, на ходу судорожно перезаряжая оружие, пятится в дверной проём кухни. Секундный взгляд на меня, обойма его пистолета со щелчком входит в паз, но поздно – я всей своей массой обрушиваюсь в низ его живота. Раздаётся хриплый отрывистый вскрик, мои руки движутся сами по себе, отдельно от тела – секьюрити получает молниеносную двойку в челюсть. Приглушённый дорогим ковром удар бездыханного тела о пол – и я замираю, прижавшись к стене.
В кухне – никого. Лестница на второй этаж позади меня тоже пуста, сверху слышны какие-то звуки, но никто не спешит на помощь поверженным бойцам. Значит, всего четверо? Неплохая охрана для отставного бухгалтера. Как минимум трое из них были мертвы, но наркотик полностью заглушал любую рефлексию, а я почти полностью была уверена в том, что поступаю правильно – эта встреча должна состояться во что бы то ни стало.
Поглядывая на лестничный пролёт, я рысью метнулась ко входу в подвал, перешагнула через тело, подобрала оброненный «Шниттер» и сменила магазин. Теперь – наверх!
Бьющий в виски адреналин заставлял время растягиваться, резиновой лентой отмеряя движения тела, которое не успевало за разогнанным «соком» разумом. Бесконечно долгий подъём – и спустя секунду я стою на вершине лестницы, с прижатым к бедру пистолетом-пулемётом обозревая короткий коридор. Две двери слева, ещё одна дверь – чуть дальше справа. Которая из них?
Какое-то шуршание, стук, чей-то приглушённый голос слева, из-за деревянной стены. Первая? Вторая! Три прытких скачка, свист кинетических усилителей, удар ноги и треск замка, вырванного из дверного косяка – в роскошной спальне, стоя позади заправленной кровати, с ужасом в глазах на меня глядел немолодой усатый мужчина, одетый одни в штаны от домашней пижамы. В руках его чёрным дульным провалом прямо на меня смотрело помповое ружьё.
— Кто ты такая?! — срывающимся голосом крикнул мужчина. — Чего ты хочешь?!
Руки его заметно дрожали, оружие ходило ходуном. Он явно был настроен на переговоры.
— Поговорить хочу, — отрывисто ответила я, удерживая его под прицелом. Дыхание моё было сбито, сердце заходилось галопом. — Ты бывший бухгалтер холдинга? Того, что управляет интернатами.
— Холдинга? — мужчина в явном замешательстве, глаза его описали круг по комнате и вернулись ко мне. — Д-да, я бухгалтер. Что тебе нужно?
— Информация. Кто стоит за резнёй в интернате Каниди?
— Я ничего не знаю.
— Да брось, ты просто подзабыл, правда? — иронично прищурилась я. — Не переживай, я помогу тебе вспомнить.
Окинув быстрым взглядом помещение, я краем сознания подметила какую-то нестыковку. На тумбочке – фотография в рамке. Мужчина и женщина улыбаются, глядя в камеру. Огромная двуспальная кровать была разворошена – с двух сторон, слева и справа. В комнате прячется кто-то ещё…
— Где твоя женщина? — спросила я.
Мужчина крепче сжал оружие и промолчал.
— Там? — указала я на гардероб.
Взгляд его метнулся в сторону, он сделал лёгкое движение, перехватывая ружьё, и я нажала на спуск. Короткая очередь прошила его плечо, грянул ружейный выстрел. Мужчину кинуло на пол, по моей щеке полоснула деревянная щепа, а из гардероба раздался приглушённый женский вскрик. Подскочив к шкафу, я распахнула дверцу. Внутри, под грудой одежды сидела женщина в исподнем. Небольшого роста, со светлыми волнистыми волосами и бледной кожей, едва только начавшейся покрываться морщинками, она подняла на меня испуганные глаза и пролепетала:
— Я вам всё скажу! Я бухгалтер! Только не убивайте нас! — Красивое и представительное лицо её было перекошено ужасом, губы дрожали.
— Как тебя зовут? — спросила я.
— Клэр.
— Вставай, Клэр, мы уходим. — Я протянула руку.
— Но куда? Давайте прямо здесь! Вы спрашивайте, я вам обо всём расскажу! О чём захотите!
— Не заговаривай мне зубы! — рявкнула я. — Скоро здесь будет полиция, поэтому беседовать будем в другом месте. Подъём!
Женщина кое-как вылезла из шкафа, трясущимися руками взяла оттуда же одно из платьев, уронив несколько тряпок на пол. Пока она влезала в одежду, я ногой оттолкнула помповое ружьё подальше от лежащего на полу нерадивого стрелка, корчащегося и шипящего в углу, и оглядела комнату.
Резная мебель из красного дерева, великолепное трюмо на изогнутых ножках, балдахин над кроватью… Бывший бухгалтер ликвидированного учреждения жил на широкую руку. Такая роскошь, как правило, праведным трудом не достаётся… Мой взгляд привлекли лакированные ножны цвета меди, висевшие посреди дальней стены. Лёгкий изгиб футляра, длинная ручка самого оружия без навершия – так могла выглядеть только катана.
«Шниттер» повис на ремне, я подошла к стене и аккуратно сняла оружие. Взялась за ручку и потянула, обнажая острый, как бритва, клинок. Сверкнула сталь – идеально вычищенная, отточенная до толщины человеческого волоса. Оружие было увесистым, внушало уверенность и убеждённость – обладая такой вещью, любой человек станет хозяином положения.
Женщина тем временем, уже одетая, поглаживала мужчину по руке и что-то ему шептала.
— Ты чего там копаешься?! — Я нацелила на неё ствол.
— Ему нужна помощь, он же истечёт кровью!
Под побледневшим мужчиной по тёмному дереву паркета расплывалась небольшая лужица крови. Ладно, пусть хотя бы перетянет его…
— Перевязывай его, быстро, — приказала я. — У тебя одна минута. С остальным прачка поможет.
Клэр наскоро сделала повязку из подвернувшихся тряпок, мы покинули помещение и спустились вниз по лестнице. При виде лежащих охранников женщина пискнула и зажала рот руками, а я тем временем оценивала варианты дальнейших действий. Пешком мы далеко не уйдём. Машина, которая стояла во дворе, была слишком приметной – опять же, я не знала местных дорог, а на слитую у Такасимы карту полагаться можно было лишь отчасти – она вполне могла устареть в деталях, а ведь именно детали губят любой, самый хороший план. Значит, всё-таки пешком. Через подлесок, мимо болота, в чащу, подальше от цивилизации. Возможно, придётся перейти реку вброд…
Справа от входной двери, за спуском в подвал показалась неприметная дверь в гараж. Выйдем через него – покидать дом через парадный выход казалось мне плохой идеей. Схватив пленницу за запястье – она и не думала сопротивляться, послушно следуя за мной, как овечка, – я устремилась к двери, ударом ноги распахнула её, втолкнула Клэр внутрь и вошла следом.
Посреди гаража стоял гравицикл. Глянцево-чёрная машина сверкала полированным металлом, хромированные вставки были вычищены до блеска. Эту машину вылизывали, ею любовались, она была полноправным членом семьи, и, скорее всего, очень редко покидала гараж. Я не сомневалась в том, что она была второй женщиной того типа наверху – и вставал вопрос, какая из них была более любимой. Кажется, сама судьба преподнесла мне этот подарок…
— Где ключи от ховербайка? — спросила я.
— Сейчас… Минутку, должны быть здесь… — Женщина открыла крошечный шкафчик в стене, достала оттуда бесконтактный брелок и протянула его мне.
Я осторожно взобралась на летающую машину и оценивающе оглядела органы управления. Ощущения были великолепные – я чувствовала себя наездницей, готовой обуздать дикое ретивое чудовище. И я жаждала его обуздать.
— На нём есть устройство слежения?
— Нет, насколько мне известно.
— А в твоей голове? — Зачехлённой катаной я коснулась её лба.
— Нет, — заметно вздрогнув, ответила она. — Я предпочитаю приватность безопасности.
Я завела машину – она взрыкнула стартером, ухнула стабилизатором напряжения и повисла в десятке сантиметров от бетонного пола. Клэр стояла, прижав руки к груди, и ждала, с опаской поглядывая на «Шниттер», болтавшийся у меня подмышкой. Спрыгнув с ховербайка, я подскочила к подъёмным воротам и хлопнула по кнопке открытия. Механизм зажужжал, створ пополз вверх, я аккуратно высунулась из-за угла и оглядела двор. Ничего не изменилось – два тела лежали у ворот. Одно внутри, другое – снаружи. Во дворе больше никого не было.
Приметив на одном из верстаков скрученный буксировочный трос, я стянула худые руки пленницы за спиной и помогла ей взобраться на ховербайк. Оседлала железного коня сама, накрепко примотала этот же трос к своей пояснице и осторожно вывела машину наружу.
Над головой собирались тёмные тучи. Гравицикл медленно поднимался над двором, окружающие постройки вставали посреди зелёного покрывала густой растительности, а слева, по разбитой просёлочной дороге с выключенными фарами приближались две полицейские машины. Надо отдать им должное – среагировали быстро.
Задержав дыхание, изо всех сил стараясь не делать резких движений, я развернула гравицикл и повела его в сторону от дороги, над двускатной крышей особняка, над гостевым домиком, почти касаясь ногами верхушек деревьев. В лицо бил холодный порывистый ветер, крупные капли уже постукивали по макушке, а позади, прижимаясь к моей спине, дрожала пленница.
Я уже знала, куда лететь. Я больше не боялась призраков прошлого – у нас с ними теперь появился собеседник, который ответит на все наши вопросы…
* * *
Густой дикий лес резко оборвался, споткнувшись о высокую стену, за которой в поросшем бурьяном поле темнели несколько зданий. Огороженная забором территория интерната была похожа на тюрьму – серой безнадёжностью она выделялась на тёмно-зелёном полотне чащи. Прямоугольник лесопилки справа, за ним – продолговатый приземистый склад, а слева, поближе к выезду, возвышалось здание администрации. Прямо подо мной раскинулась столовая, чуть впереди торчал из земли корпус для мальчишек, а двухэтажный лазарет будто сжался, съёжился рядом с логовом смерти – корпусом для девочек.
Чёрные провалы окон вперили в меня пустые взгляды своих глазниц, пока гравицикл, ровно гудя антигравами, описывал круг над мёртвой землёй. Дождь барабанил по ветровому обтекателю машины, а две его наездницы уже вымокли до нитки и промёрзли до костей.
Ховербайк нужно было спрятать. Посадив машину в кусты за корпусом, я кое-как закидала его ветвями ободранных кустов, под проливным дождём мы обогнули здание и поднялись на крыльцо. Словно на поводке, я вела связанную Клэр за собой. Пальцы судорожно сжимали трос – всё крепче и крепче по мере того, как приближался чёрный зёв входной двери.
Перед самым входом я застыла. А если они там? Вдруг они всё ещё лежат по бокам прохода, укрытые некогда белоснежными, но ныне потемневшими от времени простынями, источая трупный смрад? Их и не думали хоронить, их просто бросили там разлагаться…
Затравленно оглядевшись и стараясь не выказывать страха, я дёрнула за трос и приказала:
— Ты первая. Пошла.
Пленница послушно заковыляла к тёмной глотке входа и через секунду скрылась в здании. Когда безвольно болтавшийся трос в моей руке натянулся, я вошла следом за ней. Внутри было темно, а коридор пуст – никаких тел. Пахло лишь пылью и застывшим временем – как всегда пахнет в покинутых людьми местах. Облегчённо выдохнув, я направилась в дальний конец коридора, к своей старой комнате, увлекая Клэр за собой.
Внутри всё осталось как было – за исключением запаха застарелой бетонной пыли и голых матрасов, с которых были сняты простыни. На дальней тумбочке лежал одинокий деревянный гребень, а справа, на моей – книга «Принц и нищий», которую я так и не успела дочитать до конца. Корешок истлел, страницы пожелтели и набухли от влаги, слиплись, превратившись во влажные бугристые комья.
Повисла пауза. Застывшая в слепке времени комната глотала моё прерывистое дыхание, гулкую тишину нарушал шелестящий за окном дождь. Блеклый рассеянный свет проникал сквозь запылённое стекло, словно через траурную вуаль, и оседал на полу.
— Вот мы и пришли, — едва слышно пробормотала я.
— Что мы здесь делаем? — спросила бухгалтерша, своим голосом вырывая меня из лап оцепенения.
Жестом указав на мою кровать, я предложила ей сесть. Она опустилась на матрас и снова спросила:
— Зачем мы здесь? Что вы собираетесь делать?
— Ты знаешь, что случилось в этом интернате? — ответила я вопросом на вопрос, присев напротив, на кровати Веры.
Скинула рюкзак, сняла обвесы и положила «Шниттер» с катаной рядом с собой.
— Если я буду говорить, они придут за мной, — с какой-то твёрдой уверенностью в голосе сказала она.
— За тобой уже пришла я. Кто бы они ни были, им придётся встать в очередь.
— Вы можете ослабить верёвки? — робко спросила она. — У меня руки затекли.
Не говоря ни слова, я с лязгом вытащила из ножен катану, вплотную приблизилась к Клэр и одним движением рассекла трос. Обрезки каната с глухим стуком упали на пол. Женщина несколько секунд потирала запястья, не спуская нервного взгляда с холодного оружия, и наконец сказала:
— Даже не знаю, с чего начать…
— Ты начни сначала. А мы поглядим, что с этим делать, — сказала я.
Лезвие сверкнуло в полутьме и легло мне на колени. Я взглянула на часы. Встреча с Данилой явно не состоится, да и в Венеции моя койка сегодня ночью будет пустовать. Меня это, впрочем, нисколько не тревожило. Похоже, мне наконец-то повезло, и в мои сети угодил ценный улов…
* * *
Прозрачные капли ползли по мутному стеклу, оставляя на нём извилистые мокрые дорожки. Сидя на подоконнике, я пыталась переварить полученную информацию и машинально вертела в руках включённую рацию, настроенную на приём. Часы показывали ровно восемь вечера – открывалось окно для связи с Элизабет Стилл.
Я могла прямо сейчас прикончить бухгалтершу, но я пока не знала, что делать с рассказом Клэр, поэтому решила поговорить хоть с кем-нибудь. Стилл казалась мне наилучшим вариантом, поэтому я ждала возможности выйти на связь – Элизабет должна была сама всё узнать, из первых рук. Пленница лежала на моей кровати, сжавшись в комок и отвернувшись к стене – то ли спала, то ли делала вид, что спит.
— Тёзка на связи, — прозвучало из динамика. — Тёзка вызывает любителей скороспелых решений, приём.
— Да… Приём, — ответила я, немного опешив от неожиданности. — Как слышно?
— Слышно хорошо. Где ты? Нужно поговорить.
— Нужно поговорить – это слабо сказано… Ты должна сама всё услышать. Я здесь… — Я замялась в поисках подходящего слова. — Я в альма-матер. Где всё началось.
Предполагая, что эфир могут прослушивать, я кое-как вступила в радиоигру и теперь надеялась, что Стилл меня поймёт. Несколько секунд тишины – и прозвучал ответ:
— Принято. Через час у ворот. Конец связи.
— Конец связи, — ответила я белому шуму…
* * *
… Напрягшись всем телом, я потянула створ ворот в сторону. Стальная махина с лязгом поползла вбок, и мне в лицо ударил свет фар. Мокрая одежда липла к телу, с приближением ночи ощутимо похолодало, но кровь мою разгоняла только что принятая доза дьяволова сока. Наконец, образовался проём, достаточный для того, чтобы в него протиснулась машина, и полицейский внедорожник вкатился на территорию интерната.
Дверь распахнулась, с водительского кресла наземь спрыгнула офицер Элизабет Стилл в фуражке и чёрном плаще. Она стремительно приблизилась ко мне, в её руке блеснул какой-то предмет, и я не успела ничего понять, как оказалась на земле. Разряд тока сотрясал тело, сжимая, сковывая все мышцы, и я закричала. Смесь боли, обиды и непонимания вскипали внутри меня, пока Стилл защёлкивала наручники за моей спиной. Снова те же тяжёлые наручи, снова я лежу лицом в землю, придавленная массой женщины-полицейской.
— Подъём! Встать, я сказала! — Рывок, и я оказываюсь на ногах. — А теперь веди меня к своей заложнице! — рявкнула Элизабет Стилл, толкая меня в спину.
— Сколько можно?! — выкрикнула я, напрягая мышцы тела и пытаясь развести руки в стороны.
Оковы не поддавались. В спину прилетел болезненный удар чем-то острым.
— Три трупа, двое в реанимации! Это ты мне скажи, сколько можно! — Ещё один тычок, спину прошила острая боль. — Сколько можно убивать людей? Может, пора тебя саму пристрелить, как бешеную собаку?!
— Делай что хочешь, мне наплевать! — злобно огрызнулась я. — Всё равно я доведу дело до конца, чего бы мне это ни стоило!
— Доведёшь, — протянула она. — Конец твой уже не за горами, тут и к гадалке ходить не надо. Пошла, быстро!
Конвойным дуэтом мы добрались до входа в корпус. В длинном тёмном коридоре Стилл включила фонарик, и вскоре мы ввалились в комнату. Клэр была связана и накрепко примотана к кровати – прежде чем идти к воротам, я решила исключить её побег. Полицейская резко пихнула меня в спину, я потеряла равновесие и повалилась на пол. При виде Элизабет женщина-бухгалтер воспрянула духом и воскликнула:
— Полиция! Наконец-то! Слава богу, вы пришли! Развяжите меня, пожалуйста! Натерпелась же я издевательств…
Издевательств? Да я тебя даже не тронула! Надо было хотя бы пару пальцев сломать для приличия…
— Элизабет, послушай, — сказала я, поворачиваясь на бок. — Она мне всё рассказала! Ты должна всё узнать от неё! Допроси её!
Сверкнув в мою сторону глазами, Элизабет Стилл предусмотрительно разрядила «Шниттер» и положила его на подоконник, подняла меня и швырнула на кровать, после чего принялась высвобождать Клэр. Избавившись от верёвок, бухгалтерша поднялась и взглянула на меня со смесью торжества и презрения.
— Расскажи ей! — закричала я. — Ты обязана рассказать ей всё, что сказала мне!
Женщина-бухгалтер смотрела свысока, губы её тронула самодовольная аристократическая ухмылка.
— Что рассказать? Мне нечего рассказывать, — развела она руками, а затем изменившимся тоном распорядилась: — Офицер, мне кажется, её нужно арестовать. За всё, что она натворила, её место – на электрическом стуле!
Тем временем Элизабет, не обращая на нас внимание, с каким-то прибором обошла помещение, просвечивая стены, пол, потолок. Поводила устройством перед Клэр и наконец отреагировала:
— Обязательно арестую. Только перед этим нам нужно кое-что прояснить. Клэр Мийо, присядьте, пожалуйста, — решительным тоном попросила Стилл и сунула руку за пазуху.
Женщина слегка опешила и послушно опустилась на матрас. Элизабет достала небольшой предмет, похожий на тонометр, и закрепила его на тонком запястье ничего не понимающей Клэр.
— О чём вы разговаривали в этой комнате после того, как попали сюда? — по-конторски скучно, с ленцой в голосе спросила Стилл.
— Ни о чём. Мне не о чем разговаривать с убийцей, — ответила Клэр.
Прибор на её руке замигал красным огоньком. Заметив это, женщина занервничала и заёрзала на месте, глаза её забегали, и она дрогнувшим голосом попросила:
— Офицер, я хочу уйти отсюда. Меня ждёт друг, он ранен и нуждается в моём уходе. Я могу уйти?
— Вы знаете, что это? — пропустив вопрос Клэр мимо ушей, Стилл указала пальцем на устройство. — Это полиграф. И он сообщает, что вы солгали, отвечая на мой вопрос.
— Но… Почему вы применяете детектор лжи? Я не давала согласие! — Клэр повысила голос. — Я что, арестована?
— Нет.
— Тогда на каком основании вы допрашиваете меня? Вам надо допрашивать не меня, а её, — кивнула она в мою сторону.
— Я допрашиваю вас как свидетеля по делу о разбойном нападении на ваш собственный дом. Надеюсь, это достаточное основание?
— Да. Нет… Не знаю. Задавайте вопросы по существу дела. Я не собираюсь свидетельствовать против себя!
— Вам и не нужно. Вы даёте показания против преступника. И сейчас мне нужен честный ответ – какую информацию из вас пыталась выбить похитительница?
Клэр нерешительно теребила подол бежевого пальто. Она поглядывала то на Стилл, то на меня.
— Смелее, — подбодрила Элизабет. — Чем быстрее мы окончим разговор, тем скорее вы сможете вернуться домой. В противном случае будем сидеть тут столько, сколько потребуется.
По подоконнику постукивал дождь, за окном совсем стемнело, и лишь фонарик, лежащий на матрасе, освещал трёх человек и серые стены призрачным загробно-голубоватым светом.
— Мы говорили о моей работе, — наконец сказала Мийо.
Коротко мигнула зелёная лампочка на полиграфе.
— И о чём же конкретно вы разговаривали?
— Об этом интернате, — сказала она. Внезапно нахмурилась и напряглась. — Я буду говорить, но с одним условием.
— Я слушаю. — Элизабет скрестила руки на груди.
Снаружи сверкнуло, на мгновение оконный проём крестом отпечатался на полу и стёкла задрожали от громового раската.
— Гарантируйте мне безопасность. — Клэр подняла вверх тонкий палец с аккуратным острым ноготком. — Сделайте так, чтобы этот разговор остался между нами… Троими. — Прищурившись, она посмотрела на меня. — Можете прямо сейчас застрелить её. Моё имя не должно фигурировать нигде.
— Гарантирую, что содержание нашей беседы не покинет этих стен. У меня нет диктофона, протокола не будет.
— Хорошо. Слушайте и не перебивайте, в третий раз я повторять не стану…
Бухгалтерша глубоко вздохнула и заговорила. Будучи прижатой к стенке, она приняла правила игры и решила пойти нам навстречу. Наручники сковывали мои движения, спину саднило от болезненных тычков, но внутренне я ликовала. Теперь, если Стилл поверит – а с полиграфом у неё были все основания считать рассказ пленницы достоверным, – дело сдвинется с мёртвой точки. Открытым оставался вопрос о том, что будет дальше со мной – за то, что я успела натворить, меня ждал законный арест, принудительное изъятие имплантов и тюрьма, а то и чего похуже.
Сейчас же, однако, я радовалась – наконец-то история, окутанная мраком неизвестности, начала проясняться. Я больше не блуждала в потёмках…
Официально фонд «Солнечный круг» был обанкрочен через месяц после происшествия – все десять интернатов были признаны «сыгравшими свою роль», поскольку за несколько месяцев до этого Комендатура Каптейна отменила военное положение. Гражданская война была официально закончена.
Здесь, в этих стенах, на момент закрытия числились двести два воспитанника, самому старшему из которых было двадцать семь лет, а самому младшему – шесть. По бумагам все они, за исключением совершеннолетних, отправились в приёмные семьи, чьи данные были строго засекречены. Однако, по странному совпадению в течение нескольких дней после ликвидации самого первого интерната – того самого, где мы сейчас находились, – на местном кладбище выросли несколько рядов свежих неподписанных могил. Сто шестьдесят девять штук. Находились ли в них все воспитанники, или же часть – было неизвестно. Эксгумацию не проводили, документов на захоронения не было – кроме единовременного банковского перевода от анонимного благотворителя в счёт аренды кладбищенского участка на сто лет.
Сеть прекратила своё существование, все документы и электронные носители были в неразберихе утеряны, а имущество ушло с молотка. Вырученные деньги растворились в небытии, а на подставные счета Клэр Мийо, бывшего главного бухгалтера компании, упала кругленькая сумма. Всего-то и нужно было сделать, что поставить подписи под несколькими документами…
Финансовые следы вели наверх, к широким мраморным лестницам столичного Дома Правительства Каптейна. Там, в кабинетной тишине, министром финансов уже пару лет трудился некто Умберто Триббиани – тихий и незаметный, но крайне эффективный чиновник. Серый кардинал Комендатуры не фигурировал в сводках, не мелькал на публике – создавалось ощущение, что его не существует. Триббиани появился столь же внезапно, как исчез Гилберто Травиани – последний управляющий интернатом Каниди. Какое интересное совпадение… Имя было очень похожим – до того похожим, что чувствовалась во всём этом какая-то издёвка…
— Вам что-нибудь известно про исполнителей убийства? — спросила Элизабет Стилл.
— Нет, — замотала головой Клэр. — Я знаю только то, что вам рассказала. Моей работой были финансы, и я больше никуда не лезла.
Зелёный огонёк помаргивал, выхватывая тени прошлого, обступавшие нашу маленькую компанию в тёмной забытой всем миром комнатке.
— Вам есть чем подкрепить изложенную информацию?
— Нет, — мигнула красная вспышка.
Обречённо вздохнув, Клэр коснулась пальцем виска.
— У меня в деке хранятся некоторые документы. Держу их про запас на чёрный день – на случай, если придётся защищаться от… Кого-нибудь, кто решит меня шантажировать. Кажется, этот день настал. — Она мельком взглянула на меня.
Стилл поднялась, следом встала и Клэр Мийо, а полиграф скрылся в кармане плаща.
— Мы с госпожой Мийо сейчас поедем в участок, давать показания по делу о разбойном нападении… Клэр, вы же понимаете, каких усилий мне стоило вызволить вас из лап больной психопатки? — обратилась она к бухгалтерше, встретив непонимающий взгляд. Затем продолжила: — Жаль, что убийца десять минут назад сбежала на угнанном ховербайке. Кстати, она теперь объявлена в планетарный розыск, — добавила Стилл, наклонившись ко мне и сунув в карман моих штанов какой-то предмет.
— Погодите, что это значит? Вы что же, не арестуете её?! — возмущённо спросила Клэр.
— Я же говорю – убийца сбежала, — с лёгким нажимом повторила Стилл и картинно оглянулась по сторонам. — И это к лучшему, если учесть, какой информацией она теперь может поделиться со следствием, если её поймают. Здесь никого нет. Я нашла вас в этой самой комнате, привязанную вот здесь, к кровати, освободила, и сейчас мы вернёмся в город. Вы будете честно отвечать на вопросы следователя, а я покопаюсь в кое-каких старых делах.
— Честно отвечать на вопросы? — Сквозь шелест дождя я слышала, как Клэр Мийо скрипнула зубами. — Вы понимаете, что это будет означать для вас?
— Не волнуйтесь, я вас переквалифицирую в потерпевшую по делу – вполне обоснованно, — успокоила её Стилл. — Как к потерпевшей, полиграф к вам применять не станут. Поэтому мы сможем удерживать ситуацию в приемлемом для всех нас русле. Вы готовы отправиться в путь?
— Имейте в виду, — ледяным тоном сказала Клэр. — Охранники… Их, конечно, жаль, но такова была их работа – защищать меня, пусть даже ценой собственной жизни. Они получали за это деньги, и они не справились. Однако, если Уильям умрёт от полученных ранений, я не стану молчать. Я сдам и убийцу, и тех, кто её покрывает. — Она многозначительно взглянула на Стилл.
— В таком случае, нам всем стоит молиться за его здоровье, — без тени иронии заметила Элизабет. Наклонившись ко мне, она процедила мне в самое ухо: — Скройся, сиди тихо и не отсвечивай. Никаких движений, никаких даже попыток отправиться куда-нибудь, и уж тем более в столичный Айзенштадт – пока я не скажу. Связь держим, как договаривались.
Поднявшись с кровати, Клэр горделиво покинула комнату. Полицейская последовала за ней. Удаляющийся стук каблуков по коридору гулким эхом сливался с ровным и спокойным голосом офицера Стилл:
— Документы вам придётся передать по пути в участок – тогда я смогу сдержать обещание. У меня в машине есть коннектор…
Далёкий скрип входной двери – и стало тихо, лишь по подоконнику барабанили увесистые капли. Отработанным приёмом продев наручники под ногами, я нащупала в кармане ключ. За полторы минуты эквилибристики он пару раз падал на пол – недюжинной ловкости стоило мне вставить его в скважину, но в итоге наручники со щелчком распахнулись. Наконец-то, свобода!
Вместе с тишиной и темнотой пришёл страх, захлестнувший меня с головой. Спокойно… Спокойно! Здесь кроме тебя никого нет, ты одна в этом здании… Лихорадочно нащупав возле койки рюкзак, я порылась внутри и извлекла баллончик. Свист выходящей наружу смеси – и по телу понеслась уверенность, спокойствие и чистая энергия. Челюсть свело судорогой, сердце отдалось дробью, словно пыталось высвободиться из оков моего тела.
Спокойствие улетучилось тут же, через секунду – я была готова поспорить, что сюда уже несётся полицейская кавалерия, вызванная офицером Стилл. Оставаться нельзя, нужно уходить. В путь, в дорогу! В Новую Венецию… Гравицикл был отличным подспорьем, однако в этой кромешной тьме под проливным дождём я рисковала либо заблудиться, либо разбиться о дерево или торчащую опору ЛЭП. Впрочем, особого выбора у меня не было…
Наспех собравшись, я устремилась к недосягаемому выходу по бесконечному тёмному коридору. Белоснежные простыни, кровоподтёки, волокущиеся следы мелькали во тьме – внизу, слева, справа… Мертвецы шевелились под сукном, скалились, тянули ко мне свои костлявые руки… Их неупокоенные души остались здесь, и они заберут меня с собой! Быстрее! Только бы успеть! Быстрее к двери, к выходу, наружу, на воздух!
Последние метры я преодолевала стремглав, во весь дух, боясь оглянуться и увидеть их – тех, кто обрёл здесь вечный покой. С грохотом выбив дверь плечом, я вырвалась в промозглую ночь и понеслась над раскрошившимся бетоном, моя нога за что-то запнулась – и я кубарем полетела с крыльца…
Серия ударов, один из которых пришёлся прямо в челюсть; искры заплясали перед глазами, привкус крови застыл на языке – я лежала навзничь на проржавевшей водосточной решётке у подножия лестницы и корчилась от боли. Катана валялась в стороне, рюкзак давил сверху своей тяжестью. Едва успевшая подсохнуть одежда снова набрякла и облепила тело. Мимо лица сквозь решётку тонкий ручеёк со звонким бульканьем бился в грязную лужу.
Ослепительно сверкнула вспышка молнии, на секунду озаряя заросли, прутья и мокрую кучу грязи внизу. Потревоженная дождём вода колыхалась на глубине метра. «Там, где всё началось, есть ещё одна решётка…» — вдруг зашипел голос в моей голове совсем, как тогда, в бреду возле ручья…
Я увидела бесформенные комья слизи, почти растворившуюся пачку сигарет, полуразложившиеся окурки и что-то блестящее – мокрый кусочек металла на самом дне сточного колодца. Мир вокруг будто поблекнул, всё скрылось за мутным стеклом незначительности, и осталась лишь эта горящая прямоугольная пластинка. На землю обрушился громовой раскат, пригибая к земле панически метавшуюся высокую траву.
Кое-как сбросив рюкзак, я встала на четвереньки в грязь, взяла катану и поддела решётку рукоятью. Всё тело задрожало от напряжения, и увесистая чугунная рама с лязгом и стоном вышла из паза. Я сдвинула решётку в сторону, уселась на краю ямы и свесила ноги. Внизу трепетала сырость, пахло плесенью. Упираясь ногами в неровные стены колодца, я спустилась к самой воде и протянула руку. Зачерпнув ладонью, сунула в карман небольшую прямоугольную побрякушку на цепочке, поспешно выбралась наружу и, подобрав насквозь промокшие вещи, устремилась в обход корпуса, к оставленному в кустах гравициклу…
… Колёсный вездеход покачивался на рессорах, переваливаясь через очередной бархан Северного пустынного пояса Пироса. Сбоку, параллельно нашему курсу пылил небольшой вихрь, будто соревнуясь с машиной в беге наперегонки. Он закручивал жёлтый песок в причудливую воронку, извивался и танцевал, дразнил изнывающий от жары экипаж тяжёлого вездехода. Сидящий напротив меня Ричард Чеддер, стараясь перекричать дуэт рёва двигателя и свиста ветра, спросил ни с того ни с сего:
— А ты знала, что председатель Конфедерации – ненастоящий?!
— В смысле – ненастоящий? — Я вопросительно взглянула на него сквозь защитные очки. — А кто тогда на конференциях выступает?
— То, что показывают на видео – это всего лишь компьютерная симуляция! Самого председателя уже, говорят, лет десять нет в живых!
— А какая разница?! — крикнула я, облокотившись на борт кузова. — Всё равно решения принимаются целой группой людей, и им в любом случае чихать на мнение плебеев! Зачем кому-то нужно фальсифицировать председателя? Какой в этом смысл?!
— Неужели неясно? Нет там больше никакого правительства, его давно заместил объединённый совет директоров корпораций! — Ричи сделал неопределённый жест, будто попытался обнять воздух. — А обман – ради стабильности, чтобы не волновать людей лишний раз! И это до какого-то момента работает, но скоро всему этому придёт конец… Ты меня, конечно, обвинишь в конспирологии, но кто в наше время сможет отделить правду от лжи?! С того момента, как нейросети научились создавать электронных двойников, ты правды не доищешься!
Мне доводилось слышать нечто подобное от дяди Вани, который с ностальгией вспоминал предвоенные времена. Уже тогда информацией по большей части владели лжецы и манипуляторы, но редкие голоса правдоискателей всё ещё доносились над стройным гулом карманных «лидеров мнений».
Но с развитием технологий всё усложнялось. Сначала в сетях появлялись песни в исполнении мировых звёзд, которые не были ими спеты, смешные и нелепые дипфейки, а потом информационные технологии закономерно превратились в оружие. В сети валом появлялись заявления политиков и бизнесменов, которые никто не делал, признания, которые никто не совершал, свидетельства несуществующих преступлений. В хрупком мире, где одно неосторожное заявление могло обрушить экономику целого континента, это вызвало катастрофические последствия. Тут и там вспыхивали политические скандалы, а порой и вооружённые столкновения, банкротились целые корпорации, биржи колотились в лихорадке, а люди массово теряли сбережения и проваливались в нищету.
Действие рождало противодействие – и широкое распространение получили нейросети, призванные вычислять другие нейросети. Настоящая война самообучающихся алгоритмов разразилась в информационном пространстве, целые лавины выдуманных и чрезвычайно правдоподобных «фактов» и их опровержений обрушивались на головы людей, заставляя их пребывать в густом тумане лжи, сводя с ума целые сообщества людей, а самых прозорливых и вовсе сподвигая держаться подальше от сети.
«Эра информационных фейков» оживила практику ведения переговоров с глазу на глаз, давным-давно задвинутую в угол на фоне регулярных вирусных эпидемий. Любой финансовый контракт или политический договор обсуждался лицом к лицу, вживую. Деловые встречи «по удалёнке» почти исчезли как класс, чартерное авиасообщение получило второе дыхание, а многочисленные частные перевозчики считали прибыль…
Я старалась пользоваться сетью только по делу. Единственное, на что с горем пополам ещё можно было полагаться в большой вонючей куче рекламного мусора пополам с дезинформацией, именуемой Интернет – это география. Карты, маршруты, фотографии мест, нейтральная историческая справка… Даже когда дело касалось истории места или личностей, с ним связанных – нельзя было точно сказать, что из перечисленных исторических «фактов» было правдой, а что – ложью. Как однажды, пару веков назад, сказал Джон Нейсбитт – мы тонем в информации и задыхаемся от нехватки знаний. В конечном итоге мы просто захлебнулись…
Двигатель взревел, машина подпрыгнула на насыпи и грузно ухнула на песок, а нас подкинуло в воздух. Чуть не вывалившись за борт, я стукнула кулаком по крыше кабины и прокричала:
— Полегче там, Софи! Не дрова везёшь!
Мы втроём – я, Оливер Уэст и болтун Ричард – сидели в открытом кузове возле обтянутых крепёжными тросами газовых баллонов, ящиков с оружием и тюков со снаряжением, обозревая протянувшуюся во все стороны оранжевую пустыню. Чуть в стороне, позади нас мелькал в пылевом облаке второй вездеход, замыкающий пару. В его корму крепко вцепился прямоугольный бронированный прицеп на трёх парах таких же, как и у машины, двухметровых колёс. Обратным рейсом в прицепе планировалось увезти всё, что нам удастся собрать, будь то документы, научные образцы, объекты испытаний или даже ценные заложники.
Третий крытый вездеход с десятком вооружённых наёмников на борту отстал на пару километров и мчал за нами во весь опор, поднимая пыльные столбы где-то позади. Белое небо, палящая оранжевая тарелка Мю Льва, клонившаяся к горизонту, и злобный горячий ветер, бросавший в лицо горсти песка – эта троица была нашими постоянными спутниками последние двое суток, пока мы неслись на юг, в сторону лавовых полей Пироса…
На юге, прямо перед нами темнел грозовой фронт. Серая полоса росла и ширилась на глазах, а вместе с ней усиливался ветер. Я включила коммуникатор:
— Сколько нам ещё осталось, Софи?
— Километров четыреста, не меньше. — Звонкий голос Софи Толедо, пилота головного вездехода, звучал отчётливо и бодро. — Перед нами то, о чём я подумала?
— Да, песчаная буря прямо по курсу, и объехать её уже не получится. Фронт очень широкий… Вокруг совсем пусто, и спрятаться тут негде.
— А что ты хотела здесь увидеть? Гостиницу со спа-салоном? — сострила Софи.
— Мне хватит мягкого кресла. От твоего вождения я уже весь зад себе отбила, — заметила я. — А пока что давай тормознём где-нибудь между барханов и бросим якорь… Эмиль, вы на связи?! Делаем остановку, подтягивайтесь!
Мне пришлось покрепче схватиться за борт – транспортёр сделал крутой поворот и устремился в низину меж двух покатых холмов. Командир наёмников Эмиль Дюпре из второго вездехода подал голос:
— Да, мы слышим… Крис, давай параллельно Софи, и поближе… Ребята, готовьте пока крепежи…
Здоровяк Эмиль был любителем комфорта и простора, поэтому, оставив своих бойцов в третьей машине, он предпочёл ехать вдвоём с Крисом, вальяжно развалившись на обоих пассажирских сиденьях.
— Рич, хватай трос, — приказала я. — Да смотри, не вывались за борт!
Мы с Ричардом вытянули из ящика пару мотков толстых канатов с металлическими крюками и принялись развязывать крепёжные узлы. Дёрнувшись и едва не заглохнув, наш вездеход остановился. Транспортёр Криса замедлился, аккуратно подкатил почти вплотную к нашему и, поравнявшись колёсами, скрипнул тормозами.
Скинув вниз моток толстого троса, я спрыгнула на песок и в десяток быстрых шагов оказалась на вершине бархана. Полоса непогоды быстро приближалась, затмевая едва синеющее к вечеру небо, а Мю Льва уже скрылась в пыльном мареве. Тут и там в клубящейся грязно-серой пелене сверкали молнии, вызывая безотчётный страх.
Наверное, то же самое чувствовали древние люди перед лицом неумолимой стихии, принимая её за божественные проявления. Мы, люди современные, взявшие в свои руки технический прогресс и вышедшие к звёздам, так и не смогли избавиться от первобытных инстинктов. Впрочем, возможно, именно они до сих пор позволяли нам, как виду, выживать из века в век…
По пустыне бродили сильные ветра, рождая лютые бури. Шанс того, что шквальным ветром огромный вездеход опрокинет набок, был невелик, но он был, поэтому не стоило недооценивать опасность и пренебрегать возможностью придать прочность конструкции с помощью тросов. Но кто окажется быстрее на этот раз – мы или буря?
Я скатилась с бархана вниз, обежала вездеход и очутилась позади гигантских колёс параллельно припаркованных машин. Нырнув под днище одной из них, прицепила крюк к рычагу подвески, провела канат под вторым вездеходом и, как следует натянув его, замкнула петлю. Проделав то же самое со второй парой колёс, я нос к носу столкнулась с Ричи, который закончил с двумя передними парами.
— Хватит копаться! — крикнул откуда-то сверху Оливер. — Давайте уже внутрь, гроза совсем рядом!
— Это не гроза, а пыльная буря, — хмыкнул Ричард. — А про грозы я знаю всё. Там, где я родился и вырос, грозы были о-го-го, и пропавшее на несколько суток электричество было меньшей из неприятностей.
— Здесь мы и сами можем запросто пропасть. — Я стукнула его кулаком в плечо. — Заканчивай трепаться, пошли!
Подгоняемые шквальными ударами ветра, мы вернулись к кабине. Ричи пропустил меня вперёд, я взобралась по ребристым шинам, цепляясь за мощный протектор, вскарабкалась по лесенке и оказалась внутри. Тут же в салон брызнул песок, колко стеганув по лицу.
— Давай, Рич! — Я протянула руку и помогла ему взобраться.
Оказался в кабине, Чеддер хлопнул дверью. Тут же из-за бархана вырвалась плотная серая стена и захлестнула покачнувшийся вездеход валом пыли и песка. Сразу же стало темно, по металлу мелко застучала кварцевая пыль, а я стянула с головы защитные очки, бросила их на приборную панель и шумно выдохнула. Смуглая Софи Толедо изящным движением распустила каштановые волосы с разноцветной прядью, расстегнула разгрузочный жилет и закинула ноги в армейских ботинках на торпеду. Ловко коснулась сенсора на панели.
Из колонок зарокотал гром, и под аккомпанемент шума дождя заиграла старинная рок-музыка. После адской жары шелест воды в динамиках нёс облегчение – нужно было лишь закрыть глаза и дать волю воображению. Мужской голос под ненавязчивый ритм отрешённо запел:
… Оседлавшие шторм…
Мы в этом доме рождены,
Мы в этот мир водворены,
Как дворняга, у которой отобрали кость,
Словно лицедей, живущий взаймы;
Оседлавшие шторм…
Душегуб голосует на обочине,
Его разум извивается, точно змея;
Позволь себе отдохнуть в пути подольше,
Пусть твои дети играют.
Если ты остановишься и подвезёшь его,
Родные люди погибнут.
Убийца голосует на обочине…
Транслятор превращал иностранный напев в русскую речь, выделял едва заметный тихий шёпот самого музыканта поверх мелодии, и от этого голоса по коже бежали мурашки. Это было странное ощущение – когда автоматический перевод причудливо открывал человеку, которому чужд язык оригинала, смысл, более не таившийся за мелодией. А снаружи, в противоположность спокойной музыке, в наш маленький островок спокойствия рвалась настоящая буря.
— Между прочим, Riders on the Storm – это последнее творение Джима Моррисона, — заметила Софи. — Через несколько недель он уехал во Францию, и там присоединился к «Клубу двадцати семи», будь он неладен. А ведь сколько ещё он мог написать…
— Раз уж выдалась свободная минутка, никто не хочет ячменного? — Ричи заёрзал на месте, и скоро в его руке появилась невесть откуда взявшаяся жестяная банка.
— Ты взял с собой в дорогу пойло? — скептически поинтересовалась Софи. — И сколько у тебя?
— Хватит, чтобы пересидеть бурю, — лаконично ответил тот, достал из-под сиденья вторую и протянул её Софи.
Девушка взяла банку, взвесила в руке. Запотевшая, только из холодильника, она едва поблёскивала в полутьме.
— Будешь? — обратился ко мне Ричард.
Я отрицательно покачала головой.
— Софи, ты лучше включи ультразвук, а то мало ли что.
— Точно. Всё время забываю об этих штуках. — Она щёлкнула переключателем, и я почувствовала неслышное давление на барабанные перепонки. — Но я тебя уверяю – в этой машине нам сам дьявол не страшен.
Цыкнув открытыми банками, Ричард с Софи чокнулись. Чеддер отхлебнул и повернулся ко мне:
— Лиз, а долго нам здесь сидеть?
— Мне почём знать? Когда закончится шторм, поедем дальше.
— Ну, ты же вроде как жила тут раньше. Наверное, знаешь всё об этих местах? Сколько длятся такие бури, и всё такое…
Я глядела вперёд, где за казавшимся теперь таким тонким и хрупким лобовым стеклом бешено крутилась серо-коричневая завеса.
— Я никогда тут не бывала, а на севере, где я жила, всё совсем по-другому, — сказала я. — Ты же сам три дня назад всё видел. Или ваша с Софи любознательность распространяется только на кабаки Ла Кахеты? Никто в здравом уме и по собственной воле не сунется за сороковую параллель.
— Ну, может быть, кочевники какие.
— Я что, похожа на кочевника? — фыркнула я.
— Ну хорошо, тогда любители сафари на пустынных клопов…
— Вот только не надо сейчас об этом, — подал голос доселе молчавший Оливер, поёжился и судорожно сглотнул.
— Тоже мне, детёныша муравьиной пантеры испугался, — усмехнулась Софи. — Небось, завидев паучка на подоконнике, зовёшь супругу на подмогу?
— Пока ты валялась в номере на кушетке, острячка, я провёл эти два дня с пользой и побывал в зоомузее, — раздражённо парировал Оливер. — Я видел, что это такое. Два метра в длину, два в ширину. Челюсти – во! Он тебя перекусит пополам и даже не заметит этого.
— Сходил в музей и заработал себе фобию, — покивала головой Толедо. — Так держать.
— Оливер, ты точно не спутал его с каким-нибудь джангалийским мегаящером? — скептически спросила я. — И детёныш, и взрослая особь мирметеры намного меньше. К тому же, они избегают людей. Иначе как объяснить то, что за пределами пустыни их никто никогда не видел?
— Может быть, я немного преувеличил, но суть от этого не меняется, — упрямился Оливер, выглядывая сквозь стекло в бушующую хмарь. — Почему их нет на севере? Может, им не подходит грунт, и они любят песок. Но я уверен – если они достаточно проголодаются, то пойдут на север, и уж там они себе точно найдут пропитание. Что они здесь жрут? Я уже целые сутки никакой живности не видел.
— Клопы едят молохов, ящериц, пустынных крокодилов – в основном, — заметила я. — Если повезёт, могут и кочевого аддакса поймать. А на десерт они предпочитают слегка забродившую человечину, — ткнула я пальцем в Софию Толедо.
— У меня на случай встречи есть железный аргумент. — Из-за сиденья девушка вытянула за ремень автоматический карабин и уложила на широкую приборную панель. — Пускай приходят, а потом посмотрим, кто кого съест на десерт…
* * *
Уже порядком поднабравшись в духоте и развалившись на втором ряду сидений, Ричард допивал третью банку и заплетающимся языком бормотал:
… — Да-да, я знаю. Первое правило космонавта – никому не говорить, что Земля плоская и не вертится. Но вы представляете, что начнётся, когда все узнают правду? Если ещё не успели…
Из коммуникатора сквозь помехи раздался голос Криса из второго вездехода:
— У тебя одни теории заговора на уме, Рич. Эта байка про голограмму вместо председателя ходит по сети годами. А я тебе скажу, что будет, когда все узнают, как ты говоришь, правду – ровным счётом ничего. Всем плевать, кто управляет Конфедерацией. Корабли летают, заводы работают, люди живут своей жизнью – и всё это вертится само собой. Это называется цивилизацией.
— Ты знаешь, что такое безвластие? — наклоняясь поближе к микрофону, нарочито зловеще произнёс Ричард. — Когда центральной власти нет, все начинают тянуть одеяло на себя. Сначала Конфедерация расколется на отдельные планеты, и ты будешь оформлять визу, чтобы пройти через Врата. Потом государства начнут возводить границы, у кого-то обязательно возникнут претензии по поводу территорий или активов, а там и очередная большая война недалеко… Ты сам подумай – зачем нас послали за образцами именно сейчас? Они там чувствуют, что центральная власть слаба как никогда, поэтому хотят забрать всё, до чего дотянутся. События ускоряются, Конфедерация трещит по швам, а тут ещё эта огромная хреновина уничтожила очередную планету! Тут не захочешь – а задёргаешься, как уж на сковороде…
— В такое напряжённое время загонять Конфедерацию в угол было бы большой ошибкой, — произнёс коммуникатор голосом Герберта. — Лиза, скажи нам правду, мы выполняем политический заказ?
— Не могу, Герберт. — Я развела руками. — Это конфиденциальные сведения.
— И так всю дорогу, — раздосадованно протянул Рич. — Тут тайна, здесь секрет. А я, между прочим, лучше всех умею хранить секреты. Правда!
— Оно и видно, — прошелестел из динамика Крис. — Набрался в сети всякой чуши и трезвонишь во все стороны. Если кто хочет пустить слух – расскажите Ричарду, надёжный вариант… Лиза, не говори ему ничего. Лучше скажи мне на ушко.
— Вот вам неймётся, — устало вздохнула Софи. — Отстаньте уже от человека. У нас есть задача, и её просто нужно выполнить. Мы работаем на своём участке, а те, кому положено всё знать – на своём… И вообще, нам сейчас нужно думать о том, как сэкономить воды. После вчерашнего оазиса её, похоже, больше не предвидится…
Игравший фоном рок неожиданно резко прервался, оставляя нас наедине с шелестом песка по металлическому корпусу машины. Потухла тусклая лампочка освещения салона, а через пару секунд над самым ухом ударил гром. От неожиданности я подпрыгнула на сиденье, а раскат, с треском отдаляясь, уже затихал где-то вдали.
— Ну прекрасно, этого ещё не хватало! — Софи ткнула пальцем в погасший сенсор, понажимала кнопки на приборной панели и от души выматерилась: — Hijo de mil putas! Предохранители пожгло, нужно лезть под капот…
— Что, прямо сейчас? — спросила я, с опаской взглянув сквозь стекло на бушующую стихию.
— Нет, конечно! — отмахнулась Софи. — Я сейчас туда ни за какие деньги не выйду. Если тяжёлая машина так шатается, что же там станет с человеком?!
— Мы тебя на страховочный трос зацепим, далеко не улетишь, — сострил Ричард. — А заодно посмотришь с высоты на окрестности, да и расскажешь нам, когда там погодка наладится.
— Поговори мне ещё. — Изящный загорелый палец Софи оказался у самого носа Ричарда. — Сейчас пойдёшь кормить пустынных клопов…
Мы просидели так ещё около получаса, вслушиваясь в постепенно ослабевающий вой ветра. Когда за лобовым стеклом уже можно было различить ложбину между барханами, Рич заёрзал на сиденье:
— Я пойду отолью, а то совсем невмоготу…
— Дурацкая идея, как ни крути, — заметила Софи.
— Ты права, Софи. Я, пожалуй, сделаю свои дела прямо здесь, на пол. Подержи-ка моё пиво…
— Ну, если всё так плохо – вали уже. И не забудь взять эту штуку. — Она протянула ему карабин.
— Зачем он мне? — отмахнулся тот. — Я на минутку. Сейчас вернусь…
Скрипнула, открываясь, дверь. Тут же внутрь ворвался ветер, хлестнув по салону пригоршней песка. Я прикрыла рукой глаза, Рич спрыгнул с двухметровой высоты и исчез из поля зрения. Интересно, каково это – мочиться на таком ветру? Софи, очевидно, подумала о том же самом:
— Спорим на бутыль офирского пурпурного, что он вернётся весь мокрый?
— Если его самого там не сдует… Что с предохранителями, Софи? Посмотришь?
— Да, надо бы. Где тут моя броня…
Софи перелезла назад, сняла с крючка куртку и принялась натягивать её на себя. Защитные очки, рукавицы… Застегнувшись на все застёжки, Толедо заметила:
— Ричи, кажется, по-большому решил сходить. Пойдём, Лиз, последишь, чтобы меня ветром не унесло?
Наскоро натянув очки и прихватив автомат, я вылезла наружу вслед за Софи через водительскую дверь. Та уже ловко перебралась по колесу на передний бампер и открывала капот, а я, цепляясь за пологий бок железной машины, забралась на крышу кабины. Все закреплённые в кузове ящики были на месте, а под ботинками моими похрустывал песок. Ветер потихоньку стихал, над головой я уже могла различить темнеющее вечернее небо.
Второй вездеход с массивным прицепом стоял вплотную сбоку, прижавшись, почти прильнув к своему собрату. На крыше нашей машины вспыхнули габаритные огни – Софи заменила предохранители и восстановила питание. Оглядываясь по сторонам, я искала глазами Ричарда, но его не было видно.
Спрыгнула в кузов, пробралась между ящиками и подошла к самому краю. Что-то привлекло моё внимание, и я взглянула вниз. Почти под самым отвесом, за валиком с лебёдкой песок сползал в ровную пологую воронку метрового диаметра. Это же песчаная ловушка…
— Софи, Оливер, ребята! — крикнула я. — Хватайте стволы и давайте сюда! Похоже, Ричарда затянул в песок один из этих гадов!
— Откуда им взяться? — отозвалась Софи. — Я же включала ультразвук!
— Сдох твой ультразвук вместе с предохранителями!
Прогрохотав ботинками по кузову, я схватила лопату и осторожно спустилась по колесу на песок. Вокруг было тихо – лишь отставшие порывы ветра бежали вдогонку уходящей буре. На песке возле присыпанных позёмкой колёс вроде бы ничего подозрительного…
Я осторожно приблизилась к воронке, удерживая палец на спусковом крючке карабина. Рядом уже стояли Софи и Оливер с оружием наизготовку. Я скинула с плеча ствол и принялась копать. Минут через пять, когда я погрузилась в песок почти на метр, в наслоении кварцевой пыли штык лопаты наткнулся на что-то твёрдое. Сунув руку в песок, я выудила из ямы на свет серый армейский ботинок.
Подоспевший через несколько минут на третьем вездеходе отряд перекопал всю стоянку, зарывшись в песок на пару метров в глубину, но Ричарда найти так и не удалось…
Изрядно набрав песка в обувь и под одежду, я сидела в остывающем после дневного зноя салоне и компрессором продувала мехапротезы, особое внимание уделяя сгибам и сочленениям. Последнее, что мне было нужно – это поломка искусственной конечности с туманными перспективами её ремонта…
Личинки мирметер – если, конечно, этих полуметровых клопов с мощными суставчатыми лапами можно было назвать личинками, – обладали большой прытью и сильными жвалами и запросто утягивали в глубину почти любое живое существо, имевшее неосторожность попасть в расставленную песчаную ловушку. Будучи хитрыми и коварными хищниками, они, впрочем, не любили и, словно собаки, избегали источников ультразвукового излучения, поэтому вездеходы нашей экспедиции были оборудованы мощными эмиттерами. Портативные ультразвуковые пушки в столь краткий срок найти не удалось, поэтому помимо излучателей на машинах мы полагались на старое доброе огнестрельное оружие.
Наша группа состояла из пятнадцати… Нет, теперь уже из четырнадцати человек. Капитан Юмашева помимо великолепных вездеходов отрядила на задание часть своего экипажа: Оливера, Ричи и трёх механиков-водителей – Софи, Герберта и Криса.
Отряд из восьми бойцов частной военной компании, с которой у Альберта были давние дружеские отношения, возглавлял капитан Эмиль Дюпре. Задачей бойцов было обеспечивать охрану, и, как водится, они справлялись не очень-то хорошо. Вообще, складывалось впечатление, что они отправились в туристическую поездку – настолько от них веяло разгильдяйством и непрофессионализмом. Мне же отводилась роль координатора экспедиции, поэтому сейчас я чувствовала ответственность за гибель Ричарда, в очередной раз убедившись в том, что алкоголь до добра не доводит…
* * *
Зябкая пустынная ночь сменилась утром, и Мю Льва неуклюже выбралась из-за горизонта, обдав вездеходы волной тепла. Эмиль Дюпре, заложив руки за спину, ходил туда-сюда перед выстроившимся в шеренгу личным составом. Его зычный голос доносился сквозь ставшее уже привычным пульсирующее давление ультразвука на уши. Все три эмиттера на вездеходах работали теперь безостановочно, сливаясь в сплошной едва различимый свист…
— С этого момента передвигаемся по двое, — муштровал бойцов их командир. — От напарника дальше, чем на метр, не отдаляться! В душ, туалет, по-маленькому, по-большому – без разницы. Двадцать четыре часа в сутки приглядываете за своим товарищем. Кто нарушит приказ… Кого затянет в песок – я самолично вытащу и отправлю на Энцелад, на метановые гейзеры! Вопросы есть?
— Никак нет! — отозвался стройный хор голосов.
— Тогда разбиться на пары, и по машинам! Остался короткий марш-бросок, к полудню будем на месте!
Бойцы разошлись и принялись карабкаться на вездеходы…
Некоторое время назад ландшафт сменился, и наша колонна, остановившись на короткую дозаправку, двигалась теперь по совершенно плоской каменистой равнине. Впереди, очень далеко, на самом горизонте сквозь мутную дымку проступали величественные горные пики, которые едва заметно увеличивались в размерах по мере нашего приближения.
В салоне было очень жарко даже несмотря на работающий кондиционер. Утерев со лба пот, я сверилась с планшетом, по которому был проложен маршрут до места, и повернулась к Софи:
— Одиннадцать километров до полей по прямой. Потом ещё семь – до междугорья, откуда группа подала сигнал. Мы уже почти приехали.
— Это по моей вине Ричард погиб. — Хмурая Софи напряжённо вглядывалась в исчезающую под колёсами песчаную равнину. — Это я предложила выпить.
— Не говори ерунду, Софи, — сказала я. — Наоборот, если бы он послушался тебя и взял с собой оружие, то остался бы в живых.
— Всё потому, что он был пьян из-за меня. Это чёртово пиво… Да как я вообще не уследила за Ричи и позволила ему сныкать в машине бухло?! — Она всплеснула руками. — Я знаю его много месяцев, знаю о его безалаберности, и не настояла на том, чтобы он взял оружие, да ещё и напоила его… Я сказала, что он пойдёт кормить клопов.
— Каждый в ответе за собственные действия. Он сам…
— Я сказала, что он пойдёт кормить клопов, — упрямо повторила она. — Он был самым молодым в команде. И теперь говорить можно что угодно – я несла за него ответственность…
— Мы на рискованном задании. — Я коснулась её запястья, и она резко отдёрнула руку. — Никто не обещал курорт, и каждый из нас знал об опасностях этих мест. Так что винить себя в его гибели совершенно ни к чему.
— Он был всего лишь стажёром. — Голос Софи дрогнул. — И я предчувствую, что он не последний. Я не хочу закончить также, задыхаясь в песке.
— Тогда сделай всё, что в твоих силах. Не выключай больше этот долбанный излучатель.
* * *
Лавовые поля, резко начинавшиеся за каменистой равниной, представляли из себя наслоения застывшей магмы, которая периодически вырывалась из высоченных активных вулканов, образующих собой редкую разрозненную цепь. Стекая по склонам огненных гор, магма заполняла собой углубления и чуть ли не еженедельно меняла ландшафт, застывая в котловинах и в оврагах, образуя холмы и перекаты. Нередко под твёрдой коркой скрывались клокочущие озёра жидкой лавы, вспучиваясь пузырями и вырываясь на поверхность гейзерами горячего воздуха. Всё здесь дрожало от зноя, тут и там виднелись красновато-оранжевые дымящиеся лужи, прудики и озерца кипящей магмы.
Судя по карте, временный лагерь располагался у подножия холма в нескольких километрах к югу, и нам предстояло пересечь это расстояние по раскалённому аду. Хорошая новость заключалась в том, что пустыня осталась позади, и в этих местах, насколько мне было известно, пустынные клопы не водились…
Колонна машин медленно подползла к закостеневшему наслоению вулканических отложений. Дальнейший путь лежал через лавовые поля.
Кинув в рот пару таблеток влагоконцентрата, я открыла дверь и спрыгнула на камень. Следом за мной выполз изнемогающий от жары Оливер. Потоки воздуха почти перестали двигаться, и Бойцы Эмиля, рассевшись по крышам всех трёх вездеходов, пытались хоть как-то охладиться на безветрии. Рядом со мной бесшумно возник Эмиль.
— Каков план, госпожа консультант? — уперевши руки в бока и глядя куда-то вдаль, поинтересовался он.
— Всем нужно спешиться, в машинах останутся только водители. Вперёд пустим дозор, а остальные отправятся следом, когда дозорные дадут добро. Колонной двигаемся неспеша, но по возможности без задержек и остановок.
Поднявшись на базальтовую корку, я хлопнула себя по лбу:
— Вот же растяпа! Надо было захватить с собой акустический толщиномер.
— Да, он бы тут точно пригодился, — протянул Эмиль. — Но раз уж его нет, будем держать ушки на макушке и сторониться открытой лавы… Дженкинс, Иванов! Видите вон ту сопку?
— Так точно! — Двое бойцов, щурясь на солнце, подошли ближе.
— Наша цель находится там. Вы пойдёте авангардом, мы – за вами метрах в пятистах. При малейшем подозрении на опасность звоните во все колокола.
Наёмники взобрались на чёрный неровный монолит и, стуча по нему подошвами армейских ботинок, зашагали прочь. Я постояла, наблюдая за удаляющимися силуэтами, включила коммуникатор и скомандовала водителям:
— Ребята, приспустите колёса. Софи, ты сразу за нами, потом двое пеших, потом Крис, ещё двое и Герберт. Остальные замыкают.
Дождавшись сигнала от разведотряда, мы с Эмилем двинулись вперёд. Раздался свист выходящего из шин воздуха, вездеходы стали оседать, припадать к земле, и первая машина тронулась следом за нами. На уши привычно давили импульсы ультразвука. Очертания идущих впереди бойцов извивались в перегретом воздухе, а я ощущала жар, исходящий от поверхности. Казалось, ещё немного – и ботинки начнут плавиться прямо на ногах.
Шаг за шагом мы приближались к цели. Позади размеренно урчали двигатели вездеходов, и в какой-то момент авангард потерялся из виду, проглоченный вьющимся и бурлящим воздухом.
— Дженкинс, доложите обстановку, — приказал Дюпре.
— Всё чисто, мы на подходе к сопке, — затрещал коммуникатор. — Пустили вперёд дрон… В котловине следы лагеря, но движения не замечено… Зато здесь тенёк, можно отдышаться.
Справа показалась овальная клокочущая красно-жёлтая лужа полусотни метров в диаметре. Слева поверхность шла под небольшой уклон – упираясь в подножие плоского каменистого холма, она на вид опасности не представляла. Левее, левее… Подальше от этого провала. Не нравится он мне… Как и вся эта затея.
— Если хочешь знать, Волкова, брать на задание гражданских было плохой идеей, — сообщил Эмиль Дюпре, сдвигая кепку на брови. — И дело не в подготовке, а в дисциплине.
— Считай, что это довесок к машинам, — пожала я плечами.
Эмиль лишь тяжело вздохнул и прибавил шаг.
От жа́ра слезились глаза, из-под панамки по лбу стекали капли пота, но впереди я уже различала пологий подъём, плавно переходящий в расщелину меж двух скалистых возвышенностей – правая, покруче и повыше, похожая на серый отколовшийся зуб, и была нашим ориентиром. У самого входа в расщелину под раскалённым добела небом возникли две крошечные фигурки дозорных. Сквозь радиопомехи раздался голос Дженкинса:
— Наблюдаем палатки, две штуки. Две машины – багги. Похоже, лагерь наших ребят. Никого нет, много разбросанных вещей вокруг…
— Принято, — сообщил Эмиль. — Мы на подходе.
Сзади вдруг раздались отрывистые крики, а следом гулкий треск – звук ломающегося базальта невозможно было спутать ни с чем другим. Резко обернувшись, я увидела, как средний тягач собственной тяжестью проломил чёрную корку, а его передние колёса ухнули в расползающийся провал. Горячий белый пар облегчённо дохнул из дыры, словно освободившийся после векового заточения джинн.
— Быстро все в стороны, трещины пошли! — заорал кто-то.
Бойцы бросились врассыпную, а тягач Криса, взревев двигателем, дал задний ход. Прицеп завернуло в сторону, а машина, с хрустом ломая тёмную поверхность, припала на бок. Оглушительно хлопнуло и зашипело угодившее в магму массивное колесо.
— Крис, выпрыгивай, бросай вездеход! — крикнула я в коммуникатор. — Его уже не спасти!
Вместо того, чтобы выбираться из кабины, Крис выкрутил колёса и поддал газу. Чёрный дым повалил из выхлопной трубы, транспортёр с треском просел ещё глубже, а двигатель, захлебнувшись, чихнул и вспыхнул жёлтым пламенем. Задние колёса прицепа приподнимались, а тягач медленно, но верно сползал в кипящую жижу.
Дверь «Зубра» открылась, в дрожащем мареве среди языков пламени показался водитель. Вокруг тонущей в магме машины беспомощно суетились бойцы, вопя и размахивая руками, а я рефлекторно бросилась вперёд, на выручку Крису. Но как мне подобраться? И чем ему помочь? Между нами уже добрые два метра лавы! Давай же, выбирайся, ты ещё можешь перепрыгнуть!
Цепляясь за бок тягача соскальзывающими пальцами, Крис с силой оттолкнулся, приземлился на самую кромку ямы – и кромка подломилась под его ногами. Пронзительный, почти нечеловеческий крик вспорол знойный воздух, а затем резко оборвался. Почти мгновенно, за считанную секунду человек с шипением скрылся в жиже.
Я в оцепенении смотрела на пузырящуюся поверхность, в которой только что заживо сгорел водитель машины. Вот так просто и буднично, раз – и исчез. Крики бойцов слышались будто бы где-то в отдалении. Над самым ухом хрипло заорал Эмиль:
— Отцепляйте, быстро! Надо спасти хотя бы прицеп!
У сцепки суетились наёмники, тщетно пытаясь отстыковать шестиколёсный прицеп от сгорающей машины. Фиксаторный штырь был передавлен массой сползающего в низину прицепа с одной стороны и наполовину погрузившегося в магму тягача – с другой.
Вывалившись из состояния шока, я в три прыжка оказалась у сцепки. Из провала рвался жар, жадно поедая машину, и время стремительно ускользало. Расцепить не получится, колотить бесполезно, поэтому оставалось только резать…
— Баки сейчас рванут! — раздался вопль. — Уходи оттуда! Бросай железо, жизнь дороже!
Не обращая внимание на окружающий мир, я рывком задрала рукав куртки и согнула запястье. Щёлкнул плазмер, выскочив из паза. Мысленным напряжением яркая белая полоса вырвалась из призмы и впилась в раскалённый металл. Держась одной рукой за сцепку, второй я медленно пилила мощную стальную скобу. Казалось, что одежда на мне уже горит – настолько жарко было здесь, возле самой ямы с полыхающим в лаве тягачом. В сознании пульсировала только одна мысль: «Подожди, не взрывайся, погоди немножко…»
В какой-то момент почти отпиленная сцепка звонко лопнула, и прицеп покатился по склону, а я, вцепившись в торчащий кронштейн – следом за ним. Почти над самым ухом зычно рвануло, в спину ударила взрывная волна, и сполохи пламени пополам с чёрным дымом взметнулись в белое небо. Прицеп по дуге прокатился ещё несколько метров и замер. Приложив некоторое усилие, я выдернула штырь из сцепки, и остаток крепежа с глухим стуком упал на базальтовую корку. Рядом появился здоровяк Эмиль, схватил меня за плечи и принялся трясти, взволнованно тараторя:
— Ты что творишь? А если бы ты свалилась в лаву или вездеход взорвался раньше?!
— Я испугалась, — честно ответила я. — Когда я боюсь, творю чёрт знает, что. Я рискнула не более, чем Крис, который почти перепрыгнул.
— Такими темпами не останется ни машин, ни довеска, ни сдачи, — стиснув зубы, прошипел Эмиль. — Ты больше не отходишь от меня ни на шаг, ясно? Пока не случилось очередное «почти».
— Не уверена. А вот твоим ребятам не помешало бы проявить немного участия, а то уж больно они расслабленные. Или силёнки от голода закончились?
Командир яростно сверкнул глазами, но промолчал. Сбоку появился один из бойцов.
— Капитан, Эриксон сильно обгорел, ему нужна помощь.
— Кладите его в третью машину, в кабину, а я схожу за аптечкой… Софи, тормози! — Эмиль замахал руками на подкатывающийся тягач.
Бойцы засуетились – кто-то уносил ошпаренного горячим паром товарища, кто-то принялся прилаживать прицеп к транспортёру Софи. Эмиль ловко взобрался в кузов и исчез среди ящиков в поисках медикаментов.
Я поднялась к кромке озера магмы, пожиравшей остатки тягача, и уставилась на красную колышущуюся поверхность, будто надеялась увидеть там Криса, живого и невредимого. Жижа выплёвывала лёгкие сполохи – они, словно звёздные протуберанцы, вспыхивали и испарялись в кипящем воздухе. Вот тебе и простая доставка предмета, да, Альберт? Не успев даже добраться до точки, мы уже потеряли двух человек и машину…
Следующий километр до каменистого плато мы преодолели с предельной осторожностью и без происшествий. Оказавшись на обширном острове твёрдой почвы, узкой полосой уходящем вдаль, мы наконец могли позволить себе забраться на броню и остаток пути до ущелья провели, сидя на раскалённом металле и обливаясь по́том.
Мю Льва уже добралась до зенита и теперь беспощадно била в темя прямо сквозь несчастную панамку. Почти зеркальная поверхность мехапротезов раскалилась, обжигая плечи, и каждое движение припекало, словно меня погрузили в котёл с кипятком. Страшно представить, каково мне было бы, если бы биотитан был выкрашен в матовый…
Расщелина вывела нашу колонну в небольшую каменистую низину, заключённую меж двух почти отвесных горных склонов. У подножия одного из них, прижимаясь к камням, в тени стояла большая бежевая палатка, а рядом – ещё две, поменьше. Тут же были брошены два багги с брезентовым верхом. Двигатель одного из них был разобран, по земле в беспорядке разбросаны запчасти, а на камнях чернела масляная лужа. Признаков жизни не было, лишь возле палаток в пыли валялся мусор – детали, инструменты, пыльные салфетки, упаковки из-под влагоконцентратов и пищевых рационов.
Припарковав вездеходы, мы спешились. Бойцы задумчиво бродили по площадке в поисках следов группы, рассматривая землю и заглядывая в палатки. Попав наконец в тень, они испытывали неподдельное облегчение.
— Капитан, Волкова! — раздался крик Иванова с той стороны низины. — Идите сюда! Я нашёл кое-что!
Эхо его голоса перепрыгивало со скалы на скалу, пока не выскочило из низины на свободу, в зной. Оставив вездеходы, мы с Эмилем направились к бойцу. Тот нагнулся и подобрал с земли маленький блестящий предмет.
— Гильза от «Кобры». Вот ещё, а там целая россыпь, — указал Иванов рукой на камни. — Здесь была беспорядочная стрельба. А вот и следы, они ведут к краю и вниз, в долину.
Выбравшись на вершину гряды, я увидела впереди расстилавшуюся чёрную равнину, испещрённую небольшими озёрами, лужицами и даже речушками лавы. Тут и там до самого горизонта, будто лунные кратеры, вздымались одинокие жерла плоских вулканов. Эмиль стоял рядом и вглядывался в раскалённую даль.
Нечто возникло в воздухе – краем уха я слышала какой-то свист. Быстро нарастая, он стремительно приближался и переходил в гул, заполнял собой долину, преумножая себя, многократно отскакивая от камней.
— Слышите? — спросила я, подняв голову к небу. — Это что такое?
Было непонятно, с какой стороны идёт гул, поэтому я вертелась из стороны в сторону – то к вездеходам, то к долине, – пытаясь понять направление. Эмиль пробурчал:
— Это причина, по которой мы жарим свои задницы здесь вместо того, чтобы долететь до точки с комфортом.
Через мгновение оглушительный хлопок сверхзвуковой волны ударил в расщелину, и почти над самой головой небо рассекла пара сверкнувших титаном хищных силуэтов. Они появились – и уже через мгновение на гигантской скорости уходили вдаль, расстреливая равнину могучим рёвом двигателей. Через несколько секунд они исчезли за горизонтом, и только переливчатое эхо, затихая, раскатывалось по долине.
— Беспилотные реактивные «Кондоры», предназначены для перехвата крупных воздушных целей. — Эмиль почесал затылок. — Хороши, крылатые твари! Как думаешь, эти ребята регистрируют нашу возню на земле?
— Не имею понятия, Эмиль, — заметила я. — Понятно, почему Альберт настаивал на путешествии по земле. Более того, мне кажется, нам лучше спешиться. Дальше двигаться на вездеходах опасно – эти птички вполне могут нас засечь. Если ещё не засекли.
— Ты права, — сказал Эмиль. — Предлагаю разделиться на две группы. Теперь мы пойдём авангардом, разведаем обстановку, а если всё чисто – передадим добро остальным. — Развернувшись, он направился к вездеходам. Его зычный крик отдавался эхом в ущелье: — Эй, бездельники! Кто хочет прогуляться?! Девочки могут пока отдохнуть в тенёчке…
Я вернулась к стоянке. Софи и Герберт, будто сомнамбулы, бродили возле разорённого багги и потерянно озирались.
— Ребята, как вы? — спросила я. — Держитесь?
— По-моему, у нас нет особого выбора, — бесцветно и отрешённо пробормотала Софи, глядя себе под ноги.
— Мы собираемся пойти на разведку, — сказала я как можно более уверенным голосом. — Над нами по маршруту летает птица. Неплохо бы посчитать интервал, с которым она пролетает над этой равниной. Тогда мы смогли бы безопасно провести машины… Софи, Герб, возьмите себя в руки, нам без вас не обойтись.
— Нашему экипажу три года, — будто оправдываясь, сказал Оливер, возникший сбоку от меня. — И за эти три года мы никого не теряли. А теперь вот Крис и стажёр – и всё за один день…
— Всё нормально, — отозвался Герберт. — Мы сделаем всё, что нужно.
В команде «Фидеса» они были достаточно давно, чтобы подружиться и прикипеть друг к другу. Теперь же, похоже, они пытались свыкнуться с пустотой, которая зияла теперь в их жизнях там, где были Крис и Ричард. Я знала, что из себя представляет эта пустота.
Взобравшись в кузов, я открыла ящик со снаряжением, подозвала Оливера и передала ему пневматический арбалет с зубчатым альпинистским крюком, целый ворох обвязок и бухту карбоновой верёвки. До отказа набив карманы упаковками влагоконцентратов, спрыгнула вниз.
— Держите рацию включённой, — нарочито бодро распорядилась я. — Мы будем на связи.
Эмиль раздавал указания своему отряду. Четверо бойцов, включая раненого, оставались на привале вместе с водителями, а остальные отправлялись вперёд, на разведку. Пока мы спускались по склону, я чувствовала себя настоящим следопытом, пристально разглядывая мелкое каменное крошево под ногами. Стреляные гильзы больше не попадались, но в пыли отчётливо были видны следы нескольких пар армейских ботинок. Вскоре появился шлейф, словно кого-то тащили волоком, и редкие чёрные кляксы, похожие на высохшую кровь.
Отряд растянулся в редкую цепь и пересекал следующее лавовое поле. Люди неспешно шли вперёд, обливаясь по͐том и по широкой дуге обходя провалы с кипящей магмой. Тело моё двигалось сквозь бурлящий воздух на автомате, а время тянулось неимоверно медленно. Ветер же давным-давно покинул эти гиблые земли и старательно избегал возвращения.
В какой-то момент я обернулась. Метрах в ста позади, стараясь держаться молодцом, плёлся Эмиль, за ним – ещё один боец. Отдалённые силуэты расплывались в дрожащем мареве, а за ними возвышались две далёкие щербатые скалы, оставшиеся позади. На гребне, у самого входа в ущелье стояли крошечные, едва различимые точки людей, внимательно следящих за нашими перемещениями.
Добравшись наконец до следующей сопки – продолговатой, высокой, издалека похожей на неимоверных размеров бежевый каменный пень с плоской вершиной, – мы стали огибать её вдоль подножия. В коммуникаторе раздался голос ушедшего далеко вперёд Иванова:
— Здесь кровь… Много крови… Лаба совсем близко. Не исключено, что тут была перестрелка с охраной.
Я ускорила шаг и через пару минут добралась до места. Иванов бродил поодаль в поисках новых следов, а на камнях отчётливо виднелось высохшее тёмно-бурое пятно, обрамлённое россыпью застывших капель. Стреляные гильзы валялись среди валунов целыми горстями.
Наш отряд постепенно собирался вокруг зачерствевшей кляксы. Один из бойцов – кажется, его звали Мишель, – уселся на камне поодаль, выудил из рюкзака и принялся проверять крошечный разведывательный беспилотник. Я чувствовала, что мы уже у цели, мною овладевал охотничий азарт, отодвигая на второй план телесные ощущения жары и усталости.
— Что-то здесь не вяжется, — сказала я. — Если это была вооружённая стычка, почему именно здесь, а не возле лаборатории? Почему крови больше нет? Где тела?
— Скоро узнаем, — протянул Эмиль Дюпре, затем повернулся к возившемуся с дроном бойцу: — Мишель, что там у тебя?
— Батарею новую поставил. Сейчас всё будет, командир…
Оставив группу позади, я поднялась по склону высокой гряды, неровной цепью уходящей в сторону от сопки. Ещё несколько шагов вверх – и передо мною развернулся огромный, невероятно широкий каньон. Припав к горячей земле, я изучала раскинувшийся пейзаж.
В горячем мареве на глаз сложно было определить его ширину, но до того края было точно не меньше полукилометра. По дну котлована на глубине метров ста лениво полз оранжево-красный поток лавы. В самом широком месте каньона поток надвое разбивался продолговатым островом с отвесными краями. Ещё ближе, метрах в пятидесяти от нашего «берега», покоилась, словно на гигантском столбе, каменная площадка. Огромная каменная колонна тут и там была укреплена металлоконструкциями и расширялась кверху, а его вершина располагалась примерно на уровне берегов самого каньона.
Гребень острова венчала высокая, обшарпанная временем, зноем и непогодой стена. Позади и сбоку от неё металлом поблёскивал угол посадочной площадки, опасно нависавшей над горящей бездной. Поверх забора торчали верхушки нескольких зданий, покрытые светлыми керамическими плитами и утыканные антеннами, как ёж – иголками. За ними, в дальнем углу комплекса возвышался зеркальный купол, блестящая поверхность которого состояла из шестиугольных секций – отсюда эта конструкция напоминала гигантский стеклянный мячик для гольфа. Вот мы, значит, и добрались…
Рядом возникли напарники и залегли рядом, укрывшись за валунами.
— Было три вездехода – и хоть бы один ховербайк выдали, — задумчиво пробормотала я, взглянув вниз, на кипящий поток.
— Удивительно, что мы всё же добрались, — заметил Эмиль Дюпре. — Осталась самая малость – пробраться туда незамеченными.
— И как же мы это сделаем? — осведомился Хью. — Есть среди нас чемпионы по прыжкам в длину? Может быть вы, госпожа консультант?
Хью ехидно ухмылялся несмотря на докрасна обгоревшие плечи, с которых уже начинала слезать кожа. Пропустив колкость мимо ушей, я сквозь визор разглядывала верхушки зданий с торчащими ввысь антеннами.
— Как полагаешь, Оливер, арбалет туда добьёт?
— Не попробуешь – не узнаешь, — задумчиво отозвался тот. — Расстояние вроде позволяет.
— Если сейчас полезем туда, будем как на ладони. Давайте не будем спешить и понаблюдаем до вечера, — предложила я.
— Мишель, поднимай птичку, — приказал Эмиль. — Нужно заглянуть за забор.
Боец установил маленький дрон на валун, уселся поближе к нам и принялся орудовать рычажками на небольшом пульте. Летающее устройство взмыло в воздух, а мы, сгрудившись вокруг пилота, прильнули к миниатюрному экрану. На жидком кристалле развернулся завораживающий пейзаж – уходящая во все стороны чёрно-бурая равнина, усеянная провалами цвета заката. Каньон широкой лентой лениво полз в сторону горизонта, а посреди огня круглым блином серела восьмиугольная огороженная площадка лаборатории.
Словно пирожные на тарелке, по территории были аккуратно расставлены здания. Парочка побольше, ещё два – поменьше, а венцом экспозиции была полусфера купола, огромным зеркалом отражающая дворик и белоснежное небо. Все здания были соединены друг с другом серебристыми суставчатыми переходами, образуя полукруг, в центре которого, во дворе, примыкавшем к посадочной площадке, были сложены груды металла.
Дрон сделал круг и пошёл на снижение. На крышах отчётливо виднелись автоматические турели – они безмолвствовали, то ли будучи отключёнными, то ли игнорируя незваного гостя над охраняемой территорией. Во дворе не было ни одной живой души, ни единого движения не происходило внутри периметра. Это место казалось давно покинутым.
Мишель ловко орудовал контроллером, камера нырнула вниз, к одному из наглухо закрытых зданий, похожих на саркофаги. Вот показалось прямоугольное окошко в стене. Дрон завис прямо напротив зеркального стекла, его тёмное расплывчатое отражение заплясало на дисплее. Зеркало. Внутри ничего не разглядеть. Мишель потянул рычажок, и беспилотник взмыл вверх, описывая круг по двору.
В лежащих тут и там пыльных грудах мусора угадывались какие-то стальные механизмы, электронные устройства, запачканные маслом запчасти, гофрированные трубы. Особняком стояли несколько тёмных контейнеров. При виде последних что-то во мне шевельнулось – почему-то они показались мне смутно знакомыми. На матово-чёрном боку одного из контейнеров белел небольшой значок – перевёрнутая пирамидка. Сложи штук пять-шесть таких в ряд, установи на платформу, и…
Зима, белый прохладный снег, громада транспортного терминала впереди, за широкой лентой шоссе…
— Опять спецура свои секреты таскает, — проворчал Фёдор, сидя за рулём внедорожника, пока мимо ползла колонна беспилотников. По лицу его скакали сполохи от полицейских мигалок.
— А что везут? — спросила я, провожая взглядом очередную тяжёлую машину.
— Да кто его знает, что везут… Много болтают про эти колонны – то ли внутри инопланетяне, то ли человеческое мясо, а то и секретное оружие. Одно могу сказать – такая охрана неспроста…
Человеческое мясо? По спине побежали мурашки, я непроизвольно оглянулась назад, на высохшее коричневое пятно ниже по склону… Мог ли там, на челябинской трассе, как-то оказаться контейнер, прибывший прямиком отсюда? Сомнительно. Значило ли это, что раскинувшейся под пристальным глазом разведдрона лабораторией управляла та же организация, которая перевозила по дорогам Содружества секретные грузы? Определённо, да…
Окончив разведку, беспилотник вернулся, был умело посажен Мишелем прямо на раскрытую ладонь и упакован обратно в рюкзак. Решение дождаться темноты и отсидеться за камнями было поддержано командиром. Отряд спустился с гряды, и бойцы организовали посменное наблюдение за лабораторией.
Тягучие секунды медленно превращались в знойные минуты, которые нехотя складывались в раскалённые часы. Ничего не происходило, лишь раз в час с небольшим над головой с грохотом проносилась пара военных «Кондоров» – с севера на юг, с юго-востока на запад, с северо-запада на восток… Не реагируя на присутствие людей на земле, они нарезали последовательно сдвигающиеся круги, сходившиеся в этой самой точке, над комплексом.
Когда наконец тень от сопки накрыла нашу гряду, я вздохнула с облегчением и перестала поглядывать на часы. Я наслаждалась передышкой от жары и просто лежала на спине, надвинув на лицо пыльную камуфляжную панамку.
— Лиз, дай таблеточку, — раздался голос Оливера.
Лениво вытянув из кармана блистер влагоконцентратов, я вслепую ткнула им куда-то в пустоту. Один из бойцов Эмиля, кажется, по имени Керри, которого на вахте только что сменил Хью, раздражённо пробурчал:
— Нас никто не пасёт, на тепловизорах тишина, ни единого движения на территории. Как по мне, там все давно уже вымерли. Эмиль, может быть, мы зря тут чалимся, словно мыши под плинтусом?
— Я сильно удивлюсь, если там никого нет, — отозвался командир. — Ты уже забыл о стреляных гильзах? Как бы там ни было, Лев идёт к закату, и скоро стемнеет. Вечером ещё раз всё осмотрим и попробуем перебраться на ту сторону. Лиза, ты молодец, что прихватила альпинистское снаряжение. Никто не мог знать, что оно нам понадобится…
Зевнув в полудрёме, я лениво пробормотала:
— Конечно, я молодец. Что бы вы без меня делали? Сидели бы, наверное, по домам с семьями да пили чай с пряниками…
* * *
Тяжёлой простынёй рухнула ночь на раскалённую поверхность планеты, и мы оказались почти в полной темноте – лишь крохотное бледное пятнышко Арденума, луны Пироса, висело над каньоном, подпираемое со дна оранжевым светом. Дрожащий воздух по ту сторону котловины был тёмен, и никакого движения по-прежнему не наблюдалось.
Эмиль принялся приглушённо раздавать команды:
— Хью, дуй наверх, в то углубление, что мы заприметили днём. Будешь прикрывать. Оливер, давай самострел. Мишель, сделай ещё один кружок над двором на случай, если появятся незваные гости. Керри, Дженкинс, за мной…
Бойцы лениво зашевелились, словно очнувшись после долгой спячки. Защёлкало оружие, зашелестело снаряжение. Эмиль взял в руки увесистое пневматическое орудие и перебрался через каменный гребень. Аккуратно цепляясь за валуны, он спустился почти к самой отвесной кромке, под которой далеко внизу расплывались по каменным стенам отсветы горящего потока.
Откинувшись на склон, командир тщательно прицелился. Раздался хлопок вакуумной трубы и свист разматывавшейся верёвки. С той стороны котловины глухо стукнуло, и шток вошёл в камень. От души подёргав верёвку, Эмиль убедился в том, что крюк не сорвётся, поднялся обратно выше по склону, и вместе с Керри они принялись обматывать тросом огромный валун. Когда всё было готово, Керри, как самый лёгкий в отряде наёмников, надел обвяз, защёлкнул крепёж на тросе и прицепил вторую верёвку.
— Ох, коленки-то дрожат…
— Не дрейфь, Керри, мы с Мишелем тебя прикроем, — приглушённо сказал капитан. — Как будешь на той стороне и закрепишь страховку – моргни фонарём.
Керри для верности подёргал трос, свесился, поджав ноги, и повисел так несколько секунд. Убедившись, что крепление держится, он повис на тросе и принялся перебирать руками и ногами, медленно продвигаясь вперёд.
Я затаила дыхание. Тишину нарушали только редкие порывы ветра да отдалённый клёкот кипящей магмы внизу. Керри постепенно отдалялся, а натянутый трос, словно струна, легонько вибрировал и покачивался вверх-вниз. Наконец тёмное пятнышко достигло противоположного края, расслабленный трос свободно закачался, а второй, напротив, натянулся. Следующим на канате повис молчаливый Дженкинс.
Тихо шелестел прохладный ночной ветер. Я задержала дыхание, боясь пошевелиться и тревожно наблюдая за перемещением бойца над огненной пропастью – та высовывала ленивые горящие языки, будто облизываясь в предвкушении трапезы.
Неожиданно массивная тень мелькнула над каньоном. Чёрный призрачный силуэт со стрёкотом пронёсся прямо над Дженкинсом и исчез столь же стремительно, нырнув за стену.
— Что это?! — воскликнул висящий над пропастью боец. — Что за чертовщина?!
Из вышины над нашими головами вынырнул едва заметный силуэт, Эмиль среагировал молниеносно, и воздух разрезал приглушённый треск автоматной очереди. Одинокий трассер взмыл в синее безоблачное небо, а по каньону понеслось эхо, перестуком убегая вдоль каменных стен. Мы напряжённо озирались по сторонам, верёвка ходила ходуном – Дженкинс, позабыв об осторожности, что было сил перебирал руками и ногами, стремясь к противоположному краю расщелины.
Ещё одна прозрачная тень вспучилась на той стороне каньона, звонко лязгнул вылетевший из камня стальной крюк, и боец сорвался вниз. Пролетев несколько метров, он повис на страховочном тросе, а затем тот тоже оборвался. Дженкинс с хриплым воплем пронёсся по дуге и гулко ухнул всем телом об скалу. Канат натянулся, с этой стороны он был надёжно закреплён на валуне. Из расщелины слышался хриплый отчаянный мат, боец маятником раскачивался влево-вправо, вцепившись в спасительную верёвку. Забыв об осторожности, Эмиль и Мишель подскочили к краю.
— Лирой, ты там как?! — крикнул Мишель. — Держись, сейчас вытянем!
Пыхтя, они принялись тащить верёвку. Из коммуникатора донёсся голос Керри:
— Ребята, тут прямо под вами какой-то металлический каркас.
— Что ты несёшь? — напряжённо прорычал Эмиль. — Какой, к чёрту, каркас?
— Я вижу его отсюда, он под подножием, — невозмутимо пояснил Керри. — Похоже на выдвижную конструкцию, укрытую кожухом.
Неожиданно я почувствовала, что что-то не так. Тихий шелест, нарастая, очень быстро приближался с разных сторон. Снова молниеносная тень нырнула с боковой стены в каньон, и тотчас Дженкинс внизу истошно заорал:
— Уберите это от меня!
Отражаясь от камней, шелест сливался в сплошной гул – как будто сразу несколько сотен человек яростно комкали бумагу. Я задрала голову и увидела чёрные силуэты, кружившие метрах в ста над нами, словно мухи – столь быстрыми они были. Целая стая… Пять, десять, пятнадцать… Краткий миг – и тени стали одна за другой нырять прямо в каньон – туда, где сейчас висел на канате незадачливый Дженкинс.
— Это чёртовы имаго мирметер, они устроили нам засаду! — выкрикнула я.
— Уберите это! — отчаянно вопил Дженкинс. — Вытащите меня отсюда!
— Огонь на поражение! — заорал Эмиль, всё ещё удерживая канат.
— Suse ma bite, bordel de merde! — рявкнул Мишель и нажал на курок.
Теперь стрёкот многочисленных автоматов сливался в какофонию – к Мишелю присоединился Керри с той стороны, стреляли и коллеги со склона выше. По глазам били ворохи ярких вспышек и лучи трассеров.
Придя в себя после секундного замешательства, я схватила автомат, щёлкнула предохранителем и принялась прицельно стрелять одиночными. Чёрные острые тени метались, попасть в них было практически невозможно, и я мельком пожалела об отсутствии боевых стимуляторов – быстрота реакции стала жизненной необходимостью.
Карабин Мишеля захлебнулся, и он принялся перезаряжать оружие, как вдруг гигантское метровое насекомое, отдалённо напоминающее смесь стрекозы и богомола, с размаху обрушилось на него всем своим весом. Боец потерял равновесие, взмахнул руками и с нечеловеческим криком низвергнулся прямо в каньон.
Треск автоматов сливался в сплошную долбёжку отбойных молотков. Краем глаза я увидела – с той стороны котловины, на верхушке стальной стены загорелась целая россыпь красных огней. Лампы замерцали, потухли, зажглись снова, и сразу же воздух наполнился железным скрежетом. Справа, из-под отвеса показался край металлической платформы, которая медленно ползла в сторону «острова» с лабораторией.
— Эмиль, нас впускают! — закричала я, стараясь пробиться сквозь оружейную трескотню. — Скорее на мост, это наш шанс!
Я пригнулась и в несколько скачков оказалась у выдвигающегося моста. Эмиль спускался следом за мной, поливая огнём пространство над головами ссыпающихся с горы бойцов, прикрывая их отход. Один из них споткнулся и кубарем полетел вниз по склону, разбиваясь о камни. Пытаясь попасть по мечущимся теням, я пускала в темноту короткие очереди и старалась экономить боеприпасы – запасной обоймы при себе не было.
Ступив на вибрирующую металлическую конструкцию, я присела на корточки. Механизм уже почти достиг встречной секции, готовясь сомкнуть спасительный переход над пропастью, и нам предстояло преодолеть добрые полсотни метров по совершенно открытому пространству.
Я обернулась и увидела Эмиля и его подчинённых – один из них тащил раненного товарища, закинув его руку себе на плечо, а во второй руке держал автомат и постреливал в воздух. Дав несколько прицельных залпов, я развернулась и побежала по мосту. Упаковки с влагоконцентратами в набедренных карманах штанов зазвенели, словно бубенцы, запрыгали, заплясали, норовя выскочить и рассыпаться по стальному настилу.
На той стороне часть стены напротив моста сдвинулась вбок, и из проёма показались две громоздкие фигуры. Натуральные ходячие танки в полном боевом облачении, с массивными бронепластинами, прикрывающими всё тело, в глухих многослойных шлемах. С миниганами наперевес две фигуры встали по сторонам от ворот.
Грянул гром, и в небо взметнулись два факела жёлтого пламени. Я рухнула на стальную рампу и прикрыла голову руками. Упираясь ногами в землю, боевики ураганным огнём поливали пространство поверх наших голов, то и дело срезая очередную крылатую тень, что рваными клочьями разлеталась над каньоном.
Мимо меня пронёсся Оливер, рядом возник Эмиль, схватил меня за руку и дёрнул за собой. Позади раздался пронзительный вопль, мост пошатнулся, и я обернулась на крик. В озаряемой огнём полутьме одна из летающих тварей, ухватившись острыми суставчатыми лапами за жилет бойца, чьего имени я так и не запомнила, вцепилась ему прямо в лицо. Хрустнуло мясо, боец пошатнулся, сорвался с почти отвесной стены и скрылся из виду.
Бежавший следом за нами по мосту Хью рухнул на рампу, облепленный жадными насекомыми. Я было дёрнулась ему на подмогу, но его спустя мгновение уже жадно рвали на части с полдюжины невероятно быстрых тварей. Ощутимо качнув мост, между нами приземлился ещё один богомол-переросток. Заклацав жвалами, существо угрожающе растопырило острые передние лапы и вперило в меня фасеточные, словно у мухи, глаза.
Не помня себя, я бросилась прочь от стаи тварей и обречённого Хью. Впереди один из незнакомцев отпустил гашетку и пошире распахнул створ ворот. Через считанные секунды Оливер, Эмиль и я оказались внутри периметра, бойцы отступили следом, а массивные ворота с лязгом захлопнулись.
— Быстро в корпус! — донёсся приглушённый боевой маской хриплый рык. — Бегом, второй раз повторять не стану!
Мы преодолели последние несколько метров до ближайшего здания и сквозь поднятую гермодверь ввалились внутрь. Прислонившись к стене небольшого светлого помещения, я пыталась отдышаться. Сердце заходилось галопом, а в ушах всё ещё стоял этот звук – хруст жвал, впивающихся в плоть, в её самые незащищённые и мягкие места. В стороне раздался плеск жидкости – Оливер, держась рукой за стену, расставался со своим скромным завтраком…
… Косохлёст беспощадно полосовал лицо и плечи, одежда давно уже превратилась в липкое влажное месиво, а я, дрожа от мокрого холода, мёртвой хваткой вцепилась в штурвал ховербайка. Тут и там чёрную завесу над головой прошибали молнии, на мгновение освещая пересечённую местность далеко внизу и синими изломанными дугами уходя в землю. Как заклинание, я исступлённо повторяла:
— Только не в меня, только не в меня… Пожалуйста, только не в меня…
Единственный раз сверившись с картой перед самым отлётом, я выбрала направление и тупо гнала гравицикл прямо, наперерез ветру с ливнем, никуда не сворачивая, чтобы не заблудиться. Очередная вспышка озарила берег внизу, а вдалеке забрезжили едва различимые туманные огоньки. Они быстро приближались, во мгле вырастал водный посёлок. Сверху Новая Венеция была похожа на робкую светящуюся паутинку, раскинутую в неглубоком колодце белёсого тумана посреди водохранилища.
Толкнув штурвал, я устремила машину вниз, прямо на деревню. Армия чёрных крыш ощетинилась острыми клиньями, растянув ловушки-провода. Едва не свалившись с ховербайка, я выровняла машину, которая, покачиваясь под порывами ветра, повисла над опустевшим к ночи рыбным рынком. Вонь тухлой рыбы окутала меня облаком, проникавшим во все самые укромные уголки разума. Шаря глазами в полутьме, я высматривала место для посадки.
— Слышь, наездница, не рыпайся, а то дырку проделаю! — раздался хриплый крик сквозь шум дождя. — Метров на тридцать сдай назад, на плоской крыше можно приземлиться!
Внизу блеснул мокрый силуэт с направленным в мою сторону оружием. Из-за угла ближайшего дома показался второй, ещё два возникли на крыше соседней постройки. Не очень-то тёплый приём, но сейчас ради сухой постели я была готова отдать всё, что у меня было – даже этот гравицикл.
— Всё нормально, свои! — крикнула я в ответ и аккуратно развернула машину.
Зависнув над плоской площадкой, погасила двигатели, и машина гулко стукнулась о щербатые деревянные доски. Тут же рядом очутились пара здоровяков в блестящих мокрых плащах.
— Давай рюкзак, — приказал один из них, протягивая руку.
Спустя несколько секунд второй бесцеремонно сорвал с моего плеча мокрый ранец, отдал его напарнику и принялся обшаривать мои карманы. Его грубые руки в поисках оружия прошлись по талии, чересчур надолго задержались на бёдрах и спустились по ногам до самых щиколоток. Я напряглась было, сжимаясь в пружину и готовясь дать отпор, но здоровяк, ощутив твёрдый металл мехапротезов, закончил обыск.
— Двигай, пойдём к старшему, — буркнул он.
— К Капитану Стиллу? Только зря время потеряете, — сообщила я. — Он в курсе, что я здесь. Даже койка уже забронирована.
— Откуда мне знать, что у тебя тут забронировано? — спросил здоровяк и сплюнул под ноги. — Или, может, у тебя документики есть? Карта посетителя? Нет? Тогда вперёд.
Я промолчала и решила послушаться. В сопровождении троих крепких мужчин в дождевиках мы миновали несколько поворотов лабиринта деревенских помостов и вошли в уже знакомый домик Капитана. Внутри было сухо и тепло, и я сразу ощутила, насколько промокла – захотелось сбросить с себя одежду и забраться в микроволновку с ногами.
Привычно развалившись на диванчике и забросив ноги в армейских ботинках на столик, Ричард Стилл попыхивал трубкой и задумчиво смотрел в небольшую железную печку, в которой плясал живой огонёк.
— Капитан, у нас тут гостья, — пробасил детина, подтолкнув меня в спину. — Свалилась сверху на гравике, как снег на голову. Говорит, что в ночлежке место есть. Вот решили у тебя спросить, прежде чем отправлять её за борт.
Второй сопровождающий влажно протопал в глубину комнаты и сложил на верстаке мои вещи – промокший рюкзак, разряженный «Шниттер» и ножны с катаной. Стилл обернулся, картинно развёл руками и с улыбкой воскликнул:
— Отличную погодку ты выбрала для полётов! Вот только у нас тут не авианосец, на палубу которого можно запросто сесть. Могли пострадать люди. Чем ты руководствуешься, мне непонятно… Давай-ка, присаживайся поближе к «толстобрюшке». — Он указал рукой на печь, а затем обратился к стоявшим на пороге дозорным: — Прикройте машинку брезентом от любопытных глаз, завтра будем разбираться.
Я пододвинула к печи стоявшую в углу табуретку и уселась спиной к тёплому стальному цилиндру. Промокшие вертухаи ещё несколько секунд помялись на пороге, встретили вопросительный взгляд Капитана и, скрипнув дверью, скрылись в дожде.
— Русские называют такую печку «буржуйкой», — заметила я, утопая в волне тепла.
— Возможно, но меня интересует не это. — Капитан выпустил в воздух клуб густого ароматного дыма и повернулся ко мне: — Хорошо в гостях тому, кому дома скучно. Очевидно, тебе здесь, на Каптейне, очень хорошо и весело – иначе я не могу объяснить, как ты за день успела разжиться мечом и ховербайком. — Он взял со стола брелок и, пристально изучая, повертел его в руках. — Судя по тому, что это «Хускварна» – очень дорогим. Неужели с тараканьих бегов можно столько заработать?
Глаза его иронично сверкнули, а вопрос застал меня врасплох. Врать смысла не было, да и не очень хорошо это у меня получалось, поэтому я сказала правду:
— Я его украла. И меч тоже.
— А где сейчас хозяин пропавшего имущества?
— Не знаю. — Я пожала плечами. — Наверное, в больнице.
— И, как это обычно бывает, скоро сюда заявится полиция, — задумчиво пробормотал он. — А может, не полиция, а кто-нибудь покруче? Как считаешь? Кому ты отдавила хвост?
Я снова пожала плечами. Капитан снял ноги со стола, вытряхнул трубку в пепельницу и сказал:
— В общем, так. Рюкзак можешь забрать, а остальное пусть пока побудет у меня. Утром будем решать, что делать дальше. Вопросы по существу есть?
Я отрицательно помотала головой. Ричард Стилл производил впечатление честного человека, и я ему верила. К тому же, мне очень хотелось наконец улечься и провалиться в глубокий сон на сухой подушке.
— Тогда иди, в гостинице отогреешься, — сказал Капитан и открыл дверь в рокочущую очередным громовым раскатом сырость. — Будем надеяться, что забитую тобой койку никто не успел занять. Как добраться, помнишь?
Я снова кивнула и вышла из помещения. Снаружи было темно – хоть глаз выколи. Ливень барабанил по деревянным крышам, порывы ветра покачивали редкие тусклые фонари. Сделав привычную уже затяжку из белого цилиндра с красным рогатым оскалом, я двинулась сквозь холодные переулки в сторону гостиницы, где надеялась по-настоящему обсохнуть и прийти в себя. Сверкнула вспышка, выхватывая промокшие деревянные стены и стихийно растянутые над головой провода. Кровь в жилах разгонялась, челюсти сводило судорогой, а влажный холод терял надо мною власть.
Повороты утреннего маршрута к ночлежке исчезали позади, я смотрела себе под ноги, чтобы не споткнуться, зацепившись за особо широкую щель меж мокрых досок, и совершенно не заметила препятствие впереди. Натолкнувшись на что-то тёмное, большое, блестящее, я подняла глаза. Передо мной, возвышаясь на две головы, стоял человек. Плотный, с торчащими из-под капюшона козырьком кепки и курчавой бородой, он чем-то напомнил мне Слесаря, насмерть забитого мною днём ранее. Наверное, комплекцией.
— Ты куда-то спешишь? — пробасил незнакомец сверху.
Ничего не ответив, я попыталась его обойти. Места как раз хватило бы, чтобы мы разошлись, но он сдвинулся и преградил мне путь.
— Уйти в сторону, — потребовала я.
— А если не уйду? — невозмутимо спросил он. — Разобьёшь мне нос, как Уркхарту?
— Какому ещё Уркхарту?
— А вот ему, — сказал детина, указав большим пальцем через плечо.
Позади его широкой спины стояли двое. В темноте лиц было не разобрать.
— Дай дорогу, а не то я за себя не отвечаю, — ледяным тоном сказала я и поправила рюкзак.
— Ты мне должна! — шепеляво крикнул один из тёмных силуэтов. — Я тебе ничего не сделал, а ты взяла и расквасила мне лицо!
Сзади меня раздался голос:
— Вообще-то, Линдси, ты схватил её за задницу. Я видел.
Вполоборота стрельнув краем глаза, замечаю ещё двоих позади. Путь для отступления отрезан.
— Заткнитесь, оба! — рявкнул бородатый детина и дохнул на меня смесью табака и перегара: — Гости должны проявлять уважение. Ты много себе позволяешь, и теперь тебе придётся держать ответ. Три зуба.
— Или можем обсудить варианты, — гоготнул позади голос.
Я была загнана в угол, без катаны и «Шниттера» я чувствовала себя беззащитной. Деваться некуда, оставалось лишь напасть первой – как всегда. Нарочито медленно оглянувшись на стоящие позади меня фигуры, я включила усилители и молниеносно выстрелила свободной рукой в здоровяка перед собой, рассчитывая попасть в низ живота. Звучный металлический звон, словно удар гонга, наполнил влажный переулок, а живое плечо пронзила боль – словно тысячи молоточков одновременно застучали по нервам. Броня?! Да не просто броня, а толстенная стальная пластина!
Колотьё устремилось дальше по нервным волокнам, в шею, в грудь, и вдруг что-то тяжёлое обрушилось на меня сверху, мелькнув тенью со второго этажа. В одну секунду я оказалась на деревянном настиле, придавленная грузным телом. Дыхание перехватило, перед глазами запрыгали серебряные блохи. Откуда-то сбоку раздался хохот, кто-то шепеляво воскликнул:
— Молодец, Максвелл! Хорошо ты её подловил!
— Давайте глянем, что там у наездницы! Наверняка, что-то ценное есть!
Кое-как повернувшись на бок, я увидела, как один из бандитов поднял в воздух рюкзак, рывком расстегнул молнию и принялся вытряхивать содержимое наружу. С глухим стуком на доски посыпались упаковки с галетами, банки с тушёнкой, деньги, ламинированная въездная карточка, стальной магазин «Шниттера», наполовину промокшая кофта… Что-то низко булькнуло внизу, под настилом, и скрылось в воде. В полуметре от меня на влажное дерево упал передатчик. Нет, только не рация!
Давление на секунду ослабло и я, воспользовавшись моментом, делаю резкий выпад, рукой сгребаю переговорник под себя, под живот и закрываю его своим телом. В следующую секунду кто-то моментально заламывает мне руку за спину. Затем вторую. Их уже двое, они наваливаются сверху всем своим весом, пока подельники собирают рассыпанные по настилу промокшие купюры.
— Да у неё боевая подготовка! — слышится чей-то фальцет. — Крепче держи шмакодявку! Я же говорил, что на ней не просто так эти железяки!
— За ней глаз да глаз! — вторил ему кто-то ещё.
Чьи-то толстые пальцы сдавили шею, в глазах стало темнеть. Вложив все силы, я пыталась освободить руку, но тщетно – боль в вывернутом плече затмевала окружающий мир, утопающий в дожде. Резко затрещала рвущаяся материя, кто-то раздвинул мне ноги, чьи-то шершавые руки заскользили по биотитановым голеням, словно огромные волосатые пауки – поползли выше и выше, к покрывшейся зябкими мурашками живой коже.
— Я следующий, Линдси! — сказал кто-то.
Я попыталась лягнуть ногой куда-то назад и не смогла – добрые полтора центнера похотливого мяса прижимали меня к настилу. Пальцы на шее сжались ещё сильнее.
— Ты у нас такая крутая, да? — прошепелявил запыхавшийся от волнения гнусавый голос. — Я люблю крутых, просто обожаю… Вот так, сучка…
Бёдра грубо дёрнули вверх. Я зажмурилась изо всех сил, пытаясь исчезнуть, раствориться в дожде и просочиться сквозь доски. Ощущая прикосновения суетливых волосатых пауков, я хотела лишь одного – чтобы поток воды смыл меня вниз, в тёмные ленивые волны. Время вокруг застыло в капле янтаря, внизу живота взорвалась сверхновая звезда, а в пережатом горле застрял сдавленный крик – воздуха хватило лишь на едва слышный стон. Спустя вечность, наполненную шорохом материи и похотливым пыхтением, где-то далеко отбойным молотком застучала протяжная автоматная очередь. Кто-то стрелял в воздух, звук был смутно знакомым – это был мой «Шниттер».
— Что вы здесь устроили, грязные ублюдки?! — Голос Ричарда Стилла, сотрясая стены, сливался с очередным громовым раскатом. — А ну отставить! Всем встать, руки по швам! Встать!!!
Хватка тут же ослабла, неподъёмная ноша сползла с моей спины, по скользкому дереву заскрипели подошвы.
— Да мы, это… — раздался бас здоровяка. — Она в драку полезла…
— Вы, мрази, уже позабыли о правилах?! — зверем ревел Капитан. — На борту Венеции женщина неприкосновенна! Хотите творить беспредел и превращаться в животных – отправляйтесь к береговым крысам!
Тьма, одна тьма вокруг – и боль внизу живота. Веки мои были опущены, по ресницам текла вода и сочилась меж досок. Остался только слух. Я повернулась на бок, подволокла под себя ноги и покрепче прижала к животу рацию, словно беззащитного младенца. Ничего больше не было – только рация, которую нужно защитить, и деревянные доски под боком. И невидимый спектакль вокруг. Мыслями я была где-то в зале, яростно и исступлённо отказываясь участвовать в происходящем.
— Чья это идея?! — рявкнул Капитан.
— Наша, — пролепетал второй голос.
— Ты знаешь правила, Максвелл! Вы совершили одно из тягчайших преступлений, совершили его вместе, но идея зародилась в одной голове – и она должна стать уроком для остальных! Линдси…
— Это не я, клянусь! — причитал Линдси Уркхарт. — Это Рой придумал её подкараулить! И вообще, он хотел её трахнуть после меня!
— Не свисти, Линдси! — хрипло заорал Рой. — Ты весь день носился с планом мести! Все уши нам прожужжал!
— Но вы же согласились! — голос Уркхарта сорвался. — Пожалуйста, Кэп! Я извинюсь! Я всё исправлю!.. Ну прости меня, слышь, ты, как тебя там?!
Это он мне? Я всё ещё здесь? Почему? Почему меня всё ещё не смыло вниз, в темноту?!
— Ты знаешь правила, — упрямо повторил Капитан, и в голосе его почувствовалась горечь. — Мой стыд за тебя безграничен. Ты недостоин называться человеком.
Грянул выстрел, что-то массивное тяжело рухнуло на доски рядом со мной.
— Максвелл, убери тело, а потом на гауптвахту, — замогильным голосом прохрипел Ричард Стилл. — Макс и Рой, проконтролируйте. С похоронами будем разбираться завтра. Остальные – по своим постам согласно очерёдности.
Многочисленные шаги шаркали по дереву, и большая ладонь легла на моё плечо. Я открыла глаза. Передо мной стояли чёрные армейские ботинки, ручейками с них струилась дождевая вода.
— Вставай, нечего тут валяться, простудишься…
Сильная рука потянула меня вверх и поставила на ноги, а я всё также прижимала к животу радиопередатчик. Тело было словно набито ватой. Мне казалось, ещё мгновение – и мои клочки во все стороны разметёт ветер. По крайней мере, я отчаянно надеялась на это. Вокруг, среди потоков воды, светлыми пятнами белели лица. Заспанные и бодрые, хмурые и заинтересованные, со сжатыми губами и приоткрытыми от волнения ртами – они все смотрели на меня. Силы покинули меня, ноги сами собой подкосились, и я обмякла.
— Эй, ты только не отключайся! — охнул Стилл, крепко обхватив меня за талию. — Пойдём. Никто тебя больше не тронет, я обещаю… Не на что тут смотреть, народ, расходитесь по домам! Человек нарушил закон, приговор вынесен и приведён в исполнение на месте! Шоу закончено!
* * *
— Чёртов дождь… — прохрипел Капитан, закрывая за мной дверь. — И так триста дней в году. Из трёхсот тридцати. Чтоб мне сблевать болотной молью! Неделю назад просмолил крышу, и уже подтекает…
Он снял мокрый дождевик и повесил его на гвоздик сбоку от двери. Сгорбившись и уставившись на решётку печки, в которой перемигивались угольки, я стояла на пороге и дрожала от смеси холода и нового, непонятного ощущения. На пол по ногам стекала дождевая вода.
Бережно, точно фарфоровую куклу, Ричард Стилл увлёк меня к столу и усадил на диван. Забросил в печь полено, достал откуда-то большую стеклянную бутыль, полную сверкающего янтаря, стукнул ею об стол и наполнил до краёв две рюмки. Пододвинул одну из них ко мне. Я тупо смотрела на прозрачную ёмкость, в которой отплясывали блики занимавшегося полена.
— Выпей, полегчает… Не брезгуй, я сам варил, настойка что надо, высший класс. — С этими словами он опрокинул стакан себе в горло и крякнул. — Давай. Тебе это нужно.
Рюмка переливалась всеми оттенками бронзы. Взгляд мой скользнул по заваленному каким-то барахлом столу к печке. Потом к верстаку, на котором так и лежала моя катана, спрятанная в ножны.
— Нельзя было её вам отдавать, — сипло выдавила я из себя. — Этого бы не случилось.
— Ты про оружие? Наверное, этого не случилось бы… — Он налил себе ещё и со скрипом опустился на колченогий табурет напротив меня. — Но я не мог тебя не обезоружить. Таковы правила, понимаешь? Если жить без правил, всё развалится к чертям. Оно и так уже на грани, потому что люди на поверку совсем не те, кем кажутся…
— Мне нельзя было отдавать оружие…
— Как знать, что могло бы быть, если бы я тебя не обезоружил? Может, там сейчас была бы гора трупов. А так – обошлись малой кровью, которая и так льётся потоками…
Малой кровью? Нет, они все должны были умереть… Все до единого. Вся их кровь должна была вытечь из кожаных мешков и окрасить это озеро багрянцем, не оставив ни единого зелёного пятнышка! Глаза мои слезились, из живота к гортани подступал большой и тяжёлый ком. Медленно, но верно приходило понимание того, что произошло несколько минут назад.
Полным ненависти взглядом смерив Капитана, расплывавшегося во влажной поволоке, я улеглась на диван, свернулась в позе эмбриона и закрыла глаза. Тяжёлые шаги заскрипели по половицам, сверху на меня легло тёплое шерстяное одеяло.
— Не бывает лёгких решений, Лиза, не бывает, — устало произнёс Стилл. — И справедливости не бывает. Мне жаль, что моё решение привело к… этому. Я правда искренне сожалею и мне стыдно перед тобой. Но я не умею заглядывать в будущее, а если бы умел – меня бы тут не было…
Огромный Ричард Стилл казался маленьким, сжавшимся в размерах. Он говорил искренне, и от этого становилось ещё хуже, ведь теперь мне было сложнее его ненавидеть.
— Я дам тебе сухую одежду, оставлю тут, на спинке, — пробормотал он. — Она у меня для Элли на случай, если она заглянет. Надеюсь, тебе подойдёт. Ты переоденься, не залёживайся в мокром. Не хватало ещё простыть…
Скрип деревянных досок, треск полена в печи… Шелест тяжёлой материи – и тишина, нарушаемая лишь потрескиванием сгорающего в топке дерева. Темнота и усталость… Новое чувство обретало очертания – это была смесь стыда и ненависти к самой себе. Бессилие, стыд и ненависть – вот, чем я теперь стала…
* * *
Гигантские многоглазые пауки тянули свои волосатые лапы ко мне, окружали, чтобы опутать своей паутиной и затянуть под землю, где я высохну дотла в тугом коконе… И я распахнула глаза.
Всё также трещала печурка. В комнате было тихо, лишь из-за глухой непроглядной ширмы раздавался могучий храп, сотрясавший стены. Снаружи на кровлю с шелестом равномерно сыпался ливень, за окном было темно. Сколько времени прошло? Совсем немного, судя по тому, как горело лицо и слезились глаза – так бывало всегда после очень короткого сна. Плечо отдавалось болью, и я всей душой надеялась, что живой сустав не был вывихнут.
Усевшись на кровати, я впала в ступор…
Перед глазами из мрака восставала сцена – ночь, до боли знакомое побитое временем крыльцо при входе в здание. Топот многочисленных ног, рёв двигателей в отдалении. Детей, собранных по всей территории интерната, ведут в девичий корпус – они не сопротивляются, они в полном смятении, послушные, будто барашки в стаде. Они не понимают, откуда взялись все эти незнакомые мужчины с оружием в руках. Скалящиеся бородатые хищники с обветренными лицами, готовые воплотить в жизнь кровавую задумку безумных убийц – осуществить отбраковку…
Вдруг возле самого крыльца кто-то срывается и бежит против потока – расталкивая сверстников. Один из ребят ломится в сторону кустов, но под самыми ступенями дорогу ему преграждает здоровяк в военных брюках и разгрузке. Мальчик нападает первым. Сцепившись руками, они борются – слабый, загнанный в ловушку отчаянный зверь и сильный, упитанный хищник, предвкушающий трапезу. Мелькают руки, сыплются размашистые удары, тонкие бледные пальцы цепляются за выпавшую из-за пазухи головореза цепочку. Она рвётся, соскальзывает с шеи и со звоном проваливается во тьму, а лицо мальчика встречается с прикладом оружия… Мелькнула синяя вспышка, озарившая прутья ливневой решётки…
Я моргнула, скидывая наваждение, а рука тем временем сама нашарила в мокром кармане и вытащила на свет маленький кусочек нержавеющей стали, повисший на цепочке. Армейский жетон с лаконичной гравировкой: «Азанчеев Рефат Г., 1514056-2134, Каптейн».
Мне нужно идти. Я не могу здесь оставаться. Я должна уходить – прямо сейчас, не дожидаясь утра. Не дожидаясь пустых слов и неловких извинений за чужие прегрешения, за деяния убитого подонка. Не дожидаясь взглядов – виноватых и любопытных, осуждающих и боязливых. Я обязана уйти, мне лучше быть одной. Мне всегда лучше одной. Но я не уйду так просто…
Вскочив, я быстро переоделась в оставленное Капитаном чистое и сухое бельё – похоже, у нас с Элли Стилл была почти идентичная комплекция. Натянула штаны-карго, влезла в серый джемпер, взглядом нашарила свои ботинки, стоящие в полутьме на пороге, и направилась к верстаку. Спящая в чехле катана ждала меня. Она терпеливо ожидала своего часа, когда сможет наконец напиться крови.
Я взялась за рукоятку и потянула лезвие из ножен. С тихим шелестом гладко отполированный металл освобождался из заточения, и наконец я ощутила в ладони вес оружия. Покрепче перехватив меч, я сделала пару рубящих движений в пустоту, свыкаясь с продолжением руки. Со своим новым напарником? Пожалуй, что так. С тем, кто не обманет и не предаст, не ударит в спину и не подведёт, когда ждёшь этого меньше всего. С тем, кто будет со мной до конца и не позволит случиться ничему плохому.
Я не уйду так просто. Смерть одного подонка ничего не решает. Законы и правила этой маленькой деревни на воде не смогут удовлетворить меня, и кто-то ещё должен заплатить. Кто угодно и прямо сейчас.
Я тихо пересекла комнату и приоткрыла ширму. В темноте посреди грубой деревянной кровати на спине лежал Капитан. Одна его рука свесилась вниз, богатырский храп пробирал до костей, пахло потом и алкоголем. Три бесшумных кошачьих шага – и я стою у изголовья кровати. Мёртвой хваткой сжав меч обеими руками, я занесла его над горлом Ричарда Стилла.
Глядя на большое и беззащитное тело перед собой, я крутила так и этак, со всех сторон оглядывала и ощупывала единственную мысль – ты в моей власти. Я владею твоей жизнью. Одно моё движение – и она оборвётся. Ты, сильный мужчина, захрипишь, судорожно хватаясь за горло, истечёшь кровью и прекратишь существовать. Об этом вопиёт обострённый инстинкт убийцы, этого вожделеет хищное желание разлить вокруг себя море крови, нырнуть в неё с головой. Этого требует меч в моих руках…
Капитан всхрапнул и причмокнул губами, седая аккуратная бородка его шевельнулась, выдёргивая меня из вязкого транса.
Что я делаю?! Нет, только не его! Дрожащий меч ушёл в сторону, я отступила от края бездны, в которую готова была сорваться секундой позже, а к горлу подкатил ком. Я зажала ладонью рот, чтобы не дай бог не издать какой-нибудь звук. Нет, я не имею права. Только не его…
Выскочив из комнатки, я схватила первую попавшуюся сумку и принялась набивать её всем ценным, что попадётся под руку – причудливая подзорная труба, какие-то консервы, полупустая бутыль с хвалёным самогоном, мой драгоценный радиопередатчик… В ящике комода обнаружилась современная боевая маска с фасеточными глазами, и я сразу же про себя решила – отныне он, чёрный оскал плотоядного насекомого станет моим лицом.
В карман упал брелок от «Хускварны», ножны катаны легли на пояс. Ботинки всё ещё не высохли, но мне было наплевать – мехапротезы не дадут мне простудиться из-за такой мелочи. Пора.
Опустив на лицо маску, я вновь вывалилась в пробирающую насквозь сырость. Затянутое хмарью небо уже серело к утру, но узкие мостки между домами были абсолютно безлюдны – после ночного происшествия деревня снова спала. Я хорошо помнила маршрут. Чуть ли не бегом я миновала место надругательства, мельком заметив, что моих вещей не было – их, скорее всего, растащили зеваки или выбросили вниз, в воду. Сквозь застывшую во времени деревню я без труда добралась до искомого одноэтажного сарайчика, на крыше которого синей горой возвышался укрытый брезентовым полотном стальной зверь. От него меня отделяли лишь один прыжок да деревянный уступ крыши, но я не спешила.
Затаившись за углом, я решила немного выждать – и не напрасно. Напряжённый слух вылавливал из монотонного шума дождя какие-то звуки. Постукивания. Вздохи. Шелест материи. Приближались шаркающие шаги. Стало тихо, кто-то чиркнул зажигалкой, и вновь послышалась тяжёлая поступь. Я прижалась к стене и поудобнее перехватила рукоять катаны. Через секунду слева, из-за угла, показался силуэт в мокром дождевике. Капюшон был поднят, из овального отверстия торчали козырёк кепки и дымящаяся сигарета в густых зарослях бороды.
Мозг ещё не успел сопоставить зрительные сигналы с памятью, а катана взвизгнула, вырываясь из ножен и протыкая плечо болью, я оттолкнулась от стены, крутанулась вокруг своей оси и вонзила остриё прямо в центр зелёного плаща.
— Оргх… — захрипел мужчина, выпучив глаза.
Глухо стукнулся о дощатый настил увесистый автомат, а я, сжимая рукоять, что было силы дёрнула её вверх и влево. Затрещала рвущаяся материя и выворачивающаяся наизнанку плоть. Детина, ловя ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба, обессиленно припал плечом к стене и уставился на меня. Навалившись всем весом, я пропорола бок гибнущего тела и с хрустом вырвала катану. Чавкающе плеснуло по настилу, освобождённая кровь хлынула на помостки, смешиваясь с водой и грязью.
Вот оно, желанное море крови, присланное самой судьбой. Волна мучительного наслаждения покатилась от бёдер к макушке, меня обдало тёплым, едва заметным паром жизни, уходящей из тела безымянного врага. Схватив упавший автомат, я закинула его на плечо и принялась ощупывать покойника. Ладонь скользила по липкому бурому месиву, обшаривая карманы павшего жертвой бородатого охотника. Зажигалка, кожаный кошелёк… Во внутреннем кармане плаща я обнаружила хорошо знакомый цилиндр с дьяволовым соком. Вот так гадёныш…
— Ты решил ещё и прибрать к рукам чужое имущество? — вполголоса спросила я у трупа, который непонимающе глядел в никуда остекленевшими глазами.
Прыжок – и мехапротезы подтягивают меня на плоскую крышу сарая. Перекатившись, прижимаюсь к брезенту и оглядываюсь по сторонам. Поодаль, на той стороне рынка, на одной из крыш стоит часовой и глядит на водную гладь. Внизу, в переулке между домов только что скрылся ещё один. Поглубже затянувшись наркотической смесью, я ухватилась за край полотнища, приподняла тяжёлый брезент и с шорохом парусины откинула его в сторону. Забралась на ховербайк, нашарила в кармане брелок и сквозь материю нажала кнопку зажигания.
Засвистело предпусковое реле, и я мысленно начала отсчёт. Раз, два, три, четыре, пять… Азанчеев Рефат, я иду тебя искать… Монстр подо мной задрожал и глубоко вздохнул, поднимаясь в воздух. Я поправила сумку, потянула штурвал на себя и зажала ручку акселератора. Разбрасывая заряженные частицы, движки загудели в полную силу и потянули машину вверх, в серое дождливое небо – прочь от этого чужого и враждебного места…
Гроза ушла, остался лишь дождь. Молнии не озаряли окрестности, протыкая землю насквозь, а утро уже разливало по земле скупые горсти света.
Пребывая в полубредовом состоянии, я смутно помнила, сколько времени летела под сизой вуалью туч. Вроде бы недолго. Я опасалась уснуть на ходу и свалиться с «Хускварны» в воду или на верхушки деревьев. Мне известно было лишь направление – север.
Водное покрывало скрылось позади, и в какой-то момент, завидев на берегу извилистой речки заросшую лачугу – брошенную, как и весь этот полусгнивший мир, – я направила машину вниз. Аккуратно завела ховербайк в крошечный сарайчик, примыкавший к одноэтажному домику. Нарвав мокрой травы, обустроила импровизированную постель и сверху укрыла её джемпером. Выставив на приём рацию, чтобы не пропустить утренний сеанс связи, я рухнула на влажную кашемировую ткань.
Там, на узком клочке сухого пола посреди растущих сквозь доски сорняков, я и провалилась в душные объятия Морфея…
* * *
Скомканный сон прервался звонкой трелью коммуникатора. В полудрёме схватив рацию, я нажала на кнопку ответа. Издалека, будто из соседней галактики, зашуршал голос дяди Вани:
— Здравствуй, беспокойное дитя, — в механических интонациях звучали нотки иронии. — Судя по перемещениям сигнала, ты успела побывать в местах боевой славы. Как там твой старый-добрый интернат? Всё ещё стоит?
— Стоит, куда же он денется, — пробормотала я, осоловело протирая глаза.
Доски впивались в тело, я чувствовала себя совершенно не выспавшейся. Разбитой, уничтоженной и раздавленной. Я даже не понимала до конца, где нахожусь.
— Ладно, я вижу, ты немного не в настроении, — заметил дед. — Я тебе не просто так звоню. Ко мне приходили… Полиция на шаттле заявилась прямо на корабль, они искали Анну Рейнгольд, и я еле отбрехался. Я сюда тебя привёз в частном порядке, знать тебя не знаю, и вообще – видел единственный раз в жизни. Первый и последний раз.
— Что это значит, дядя Ваня? — спросила я, не понимая, к чему он клонит.
Сквозь дырявое решето крыши хижины проступали мрачные пятна затянутого бесцветным саваном неба. Низкая туманная завеса постепенно рвалась на части. Освободившись от влаги, плотные облака заметно полегчали и поднимались всё выше.
— Ты действуешь неаккуратно, — проскрипел динамик. — Гибнет слишком много непричастных людей, и всё это зашло слишком далеко. Ты поставила под удар не только себя, но и меня.
Это он про Слесаря? Про охрану особняка? Наверное. Задавив в себе желание вывалить ему всё, что произошло несколько часов назад, я сбивчиво забормотала:
— Я продвинулась в деле. Ещё немного – и я нападу на след. У меня есть железная улика, я уже почти…
— Мне всё равно, — отрезал старик.
Повисла тишина, из динамика струилось шуршание радиопомех. Я не знала, что сказать, поэтому ждала. Коммуникатор прошелестел:
— Я ухожу.
— В каком смысле – уходишь? — дрогнувшим голосом спросила я.
— В прямом. Я улетаю отсюда. Моя задача выполнена – я доставил тебя сюда, обеспечил легальный вход на планету. С тех пор ты занимаешься своими делами… — Мне показалось, или послышался вздох? — Что делать дальше – это твоё дело. Можешь всё тут уничтожить… Перебить людей, сжечь дотла города… Но меня здесь не будет, я не собираюсь в этом участвовать. Не поминай лихом.
Радио пиликнуло, и воцарилась тишина. Где-то наверху, в термосфере Каптейна-4 большой серебристый «Виатор» запускал маршевые двигатели, готовясь сняться с орбиты и раствориться в чёрном пространстве космоса. А здесь, в полуистлевшем домике на берегу мутной речушки сидел крошечный и жалкий зверь. Униженный, мокрый и продрогший до костей…
Нет, нельзя… Нельзя! Вставай и иди! Но куда? Куда угодно! Прямо, куда глаза глядят! Но идти ведь некуда… Но что ещё делать, кроме как идти?!
Трясущимися руками я расстегнула сумку, нашарила баллончик – всё, что у меня осталось, мою опору и надежду, – и сделала глубокую затяжку. Уверенность, сила и бодрость духа постепенно возвращались, сердце уже бежало далеко впереди по неизведанным тропам, словно мускулистый липицианский конь – это был не страх, но предвкушение чего-то другого. Страх отступил и спрятался за портьерой подкорки. До поры до времени…
А до сеанса связи с Элли оставалось почти полчаса. Проведя небольшую ревизию скромных припасов, что я умыкнула у Капитана, я вскрыла одну из консервных банок и позавтракала говяжьим паштетом. Затем, спустившись к воде, уселась на самом берегу и стала разглядывать облака, которые периодически расступались и предоставляли бело-жёлтому Каптейну возможность скупо окропить меня долгожданными тёплыми лучами.
В вышине по небу плыла стая птиц, которые отсюда казались чёрными бумажными листами, гонимыми ветром. Удивительно, как редко я обращала внимание на природу, вечной жизнью кипящую вокруг меня. Мир этот совершенно не похож на мир людей. Да, он тоже беспощаден, но только люди могут творить зло ради собственного удовольствия…
Коммуникатор у меня на коленях зазвенел тревожными нетерпеливыми бубенцами. Я молниеносно схватила устройство и приложила его к уху.
— Тёзка, приём, — изо всех сил стараясь бодриться, сказала я. — Как слышно?
— И тебе не хворать, — устало пробормотала Элизабет Стилл. — Слушай сюда. В Венецию тебе больше нельзя, там тебе точно не будут рады…
— Да, это я уже поняла, — вздохнула я. — Но ты подожди, мне нужно, чтобы ты помогла мне кое с чем.
— С чем ещё тебе помочь? — скептически спросила Элли.
— Я нашла жетон с именем – Рефат Азанчеев. Там ещё какие-то цифры…
— Диктуй, — коротко приказала Стилл.
Вынув из кармана жетон, я продиктовала в рацию всё, что было на нём выгравировано. Динамик молчал, и я, вспомнив вчерашний разговор в интернате, поинтересовалась:
— А как идёт твоё расследование?
— Не сейчас, — отрезала она. — Будь на связи ровно через два часа.
Снова стало тихо. Я вздрогнула – на противоположном берегу в ветвях кто-то невидимый протяжно заорал. Звук совершенно нечеловеческий – какое-то животное…
Элли теперь была единственной надеждой на сколько-нибудь положительный исход всего моего предприятия – и её усталый, убитый голос вызывал во мне беспокойство. Может быть, я зря переживаю. Может, она просто провела бессонную ночь – как и я, – и теперь с нетерпением ждёт, когда можно будет уложить голову на тёплую подушку. Подушку… Как бы я сейчас хотела потискать подушку, набитую мягкой ватой или на худой конец колючими перьями…
Где-то справа, ниже по течению, возник гул мотора. Его источник медленно приближался, и я, вскочив на ноги, быстро вернулась к хижине, схватила украденный карабин и затаилась под облезлой оконной рамой. Отсюда было видно высокие заросли сиреневого камыша, примыкавшие к берегу. Рёв мотора был уже совсем близко, и по мутному потоку воды пошли лёгкие волны, а следом за ними мимо проплыл знакомый бок аэроглиссера болотного цвета.
Это же Данила!
Не помня себя, я выскочила из укрытия, сквозь заросли проломилась к самой кромке берега и отчаянно замахала руками. Из кабины катера мне махнули в ответ, и судно вильнуло. Сделав небольшой вираж, оно подкатилось к берегу и замяло заросли прямоугольным носом. Через открытый обтекатель на палубу выбрался лучезарно улыбавшийся Данила. Голова его была взлохмачена, чёрные соболиные брови стояли домиком.
— А я тебя искал, — сказал он таким тоном, будто говорит это каждый день.
— Зачем? — Я развела руками.
— Вся Венеция на ушах стоит. — Данила посерьёзнел и спрыгнул в камыши, раздался плеск воды. — Я такого не люблю.
Неуклюже пошатнувшись, он схватился за крутой берег, кое-как вскарабкался на гребень и принялся снимать промокший башмак.
— Ну и что теперь? — спросила я, покрепче сжимая карабин. — Попытаешься вернуть меня туда, чтобы надо мной совершили правосудие?
— Да сдались они мне, — отмахнулся он, усаживаясь на траву и снимая второй ботинок. — Я просто решил, что тебе не помешает поддержка. Сказали, что ты улетела на север, вот я и подумал грешным делом, что ты где-то на нашем вчерашнем маршруте. Подсознание у нас так работает – выбирает хотя бы отдалённо знакомое место из всех, а мы с тобой, как ни крути, мимо проплывали.
— Я видела по меньшей мере десяток таких домов вдоль этого ручья, — заметила я.
— Я тоже. Но ты выскочила именно из этого. — Улыбаясь добрыми глазами, он кивнул на разбитую лачугу.
Какой-то уютный и домашний Данила воссоздавал вокруг себя умиротворение. Показавшийся мне поначалу простоватым и даже чудаковатым, он определённо таил в себе какой-то секрет. Его манера держаться, железобетонное спокойствие – всё это было неспроста. Всё это – маска, за которой скрывалось нечто другое…
Тем временем он уже надел башмаки, поднялся во весь рост – на голову выше меня, – и смотрел сверху каким-то изучающе-напряжённым взглядом. Умные тёмные глаза на простом русском лице проникали в душу. Он сделал шаг вперёд, я дёрнулась и инстинктивно направила карабин ему в живот. Резкое движение поползло в плечо болезненной пульсацией, перед глазами поплыли алые круги, а глубоко по дну подсознания неприкаянно блуждали фрагменты прошедшей ночи.
Надо мной возвышался мужчина, и я не знала, что делать – я не могла ему довериться, потому что боялась его. Страх поселился в душе, и теперь я была уверена, что он останется там навсегда. Чёрные волосатые пауки караулили во тьме… Неужели теперь они всегда будут выжидать, пока я усну?
— Всё будет нормально, тебя никто больше не тронет, — спокойно произнёс мужчина передо мной.
— Я тебе не верю, — прошептала я и опустила оружие. — Я никому больше не верю.
Данила подошёл вплотную, мягко обхватил меня руками и прижал к себе.
— А ещё у меня невыносимо болит плечо… И мне негде спать…
— Это всего лишь вывих, сейчас вправим, — приговаривал Данила, поглаживая меня по спине. — Будешь как новая – и пойдём дальше.
И в этот момент я не выдержала, напряжение последних дней хлынуло наружу потоком слёз. Я уткнулась в его джемпер и отчаянно зарыдала…
* * *
— На вот, держи, — сказал Данила, протягивая мне жестяную тарелку, на которой дымился сочащийся кусок жареной рыбы и пара ломтей ржаного хлеба.
— Наконец-то, нормальная еда! — обрадовалась я, потирая ладони.
Небольшой уютный костерок прямо посреди полуразрушенного строения согревал и придавал благоустроенность хлипким развалинам дома. В решётке-гриль, установленной поперёк рогатин, дожаривались куски желтоватого филе, а Данила тем временем разливал из термоса горячий чай. Жестяная кружка оказалась рядом со мной, я жадно впилась зубами в мясо. Кажется, это мясо было лучшим в мире…
Привычно затарахтела лежащая рядом рация. Элли! Торопливо проглотив недожёванный кусок, я схватила передатчик и приняла вызов.
— Есть на чём записать? — без предисловий поинтересовалась она.
— Сейчас, погоди минутку… — Порывистым дыханием охлаждая обожжённое горло, я протянула руку в сторону своего попутчика. — У тебя есть бумажка с ручкой?
— Карандаш сгодится? — спросил немногословный Данила.
Я кивнула. Данила вынул из глубин лежащей комком куртки маленький потёртый блокнотик и огрызок карандаша.
— Пишу, — сказала я, прижимая рацию к ноющему после вывиха плечу.
— Рефат Азанчеев. Живёт в Инга-Кали на Риббон-стрит, двенадцать, семьдесят один. Служил в пехоте, после отставки исчез с радаров, а всплыл официально только после завершения активной фазы конфликта. Ты уже и сама знаешь, что это точно твой клиент… Герхард Нойманн… Можешь вычеркнуть… — Секундная пауза, шорох бумаги. — Хусам Тамим, Эсбо, улица Космофлота, сто десять, частный дом… Джереми Янгон, Бивер-Стоун, один, тридцать… Армин Ваймес… С этим сложнее, он пропал без вести…
Элизабет диктовала имена и адреса, а я записывала. Закончив перечислять подонков и убийц, она выдохнула и сказала:
— Пока всё. Возможно, список пополнится. Твою энергию нужно направить в верное русло. Только чтобы без невинных жертв, иначе все они лягут камнем на моей совести.
— Я сделаю всё, что смогу, — сказала я.
— Завтра утром в интернате под своим матрасом найдёшь конверт с фотографиями. У меня всё. Конец связи.
Стилл отключилась. Девять имён. Девять мест, где я с высокой долей вероятности могла найти этих существ, семеро из которых всё ещё оставались на Каптейне. Я перечитывала адреса и имена, и с каждой строчкой во мне зрели уверенность и спокойствие…
Теперь у меня было всё, что нужно – имена, местоположения, транспорт, оружие… Я была готова сорваться в смертоносный вояж по региону, чтобы острым лезвием вершить правосудие – жестоко, без оглядки, без разбора. Так и только так я могла задушить в себе чувства стыда и бессилия – ненавистью. Залить кровью.
— Ты уже отправляешься? — полюбопытствовал Данила, слышавший весь наш разговор.
— Надо бы, — выключив коммуникатор, ответила я.
— Я могу помочь тебе немного, достать пару вещей. Например, патроны пятого калибра вот для этой штуки. — Он показал на карабин.
— Ты что угодно можешь достать? — вопросила я и принялась загибать пальцы, не особо, впрочем, рассчитывая: — Спальный мешок, сухофрукты, бронежилет… Зарядник для рации, кое-какая одежда… Набор хирургических инструментов…
По мере того, как я фантазировала о том, как буду расправляться с жертвами, я перечисляла нужные мне предметы, а брови Данилы поднимались, пока не застыли в крайней степени удивления. Наконец, я закончила, а он сказал:
— Спальник сперва.
— И подушку с пухом, — добавила я.
— Ты решила объявить миру войну, — заметил Данила. — Я только об одном спрошу. Ты согласна довериться ей? Отвечать сразу необязательно.
Вопрос доверия… А ведь это, наверное, самый важный из вопросов. Начав их задавать, рискуешь завязнуть в сомнениях. Но сейчас мне было явно не до них, я обязана была показать результат. Прежде всего самой себе.
— И ещё… — Я помедлила в нерешительности.
— Я так надеялся, что обойдётся без этого, — разочарованно протянул он.
— Если я не буду эффективной, я рискую не добиться результата…
— За каким чёртом тебе эта дрянь сдалась? — Встретив мой умоляющий взгляд, он почесал затылок и вздохнул. — Да уж, без него ты несколько недель потеряешь на отходняках. А дела не ждут, верно?
Я молча кивнула. Было понятно, что я загнана в угол, но сдаваться я не собиралась. И я не представляла, что делала бы без случайно встреченного человека, сидящего напротив…
— Прежде чем ты взвалишь на себя эту ношу, скажи… — попросила я. — Зачем это тебе? Возвращаешь долг, которого нет?
Он пожал плечами, пару секунд посмотрел себе под ноги и сказал:
— Я вообще верю в правду. И хочу, чтобы она была сильнее.
— И поэтому вписываешься в какие-то сомнительные разборки с мутными людьми, — заметила я.
— А знаешь, как правду опознать? Правда тогда, человек весь в этом. Ему некогда скрывать или утаивать что-то, а это можно определить даже по голосу. Эта твоя тёзка верит в то, что говорит…
… Снаружи о стальную обшивку гермодвери яростно колотились мирметеры. Надо мной нависла чёрная тень, и я подняла голову. Закованный в тяжёлую броню боец снял шлем, стянул с лица подшлемник, и я узнала Рамона. Глядя на меня, он в недоумении хлопал глазами и тёр лысину массивной перчаткой, словно силясь понять, сон это или ещё явь.
— Лиза?! — удивлённо взрыкнул он наконец. Мирметеры, услышав его, забарабанили в дверь ещё более настойчиво. — Неужто ты решила заглянуть к нам на сиесту?
Наконец, впервые за долгое время я улыбнулась. Почему-то показалось, что вымученно и устало.
— Меня даже камеры не опознают, а ты вот узнал. Молодец.
— Уж если кого и может занести к чёрту на куличики, так это тебя, — заявил он и уселся на полу рядом со мной. — Мне нравились твои скулы, не нужно было их подрезать. Но ты лучше скажи, как и почему ты тут оказалась, дьявол тебя дери?!
— Мы – вторая экспедиция, — ответила я и поморщилась от тёплого запаха наполовину переваренной пищи и накатившего приступа мигрени. — Альберт послал нас следом за вами, но беспокоиться, как погляжу, вовсе не о чем. Ты просто выключил телефон и решил немного подработать в этом прекрасном заведении.
— Ты про это? — Рамон оглядел свою форменную броню штурмовика Конфедерации. — Она казённая, а жаль…
— И всё-таки, что у вас произошло? — Я изучающе смотрела на него, сопоставляя Рамона с ним же самим, только двухлетней давности.
— Мы с ребятами выследили эту лабу, а потом вернулись обратно и встали лагерем на ночлег, чтобы подумать, что делать дальше. — Взгляд моего тренера и наставника стал отрешённым, он погружался в воспоминания. — Островок совершенно неприступный, но, как казалось, абсолютно пустой. Мы никого и ничего не выследили за целые сутки, а потом отправились обратно к лагерю на ночёвку. А посредь ночи, когда мы уснули, эти твари приземлились на помойку, чтобы полакомиться объедками. Их было буквально пара-тройка, и нам удалось отпугнуть их без потерь. Но лично мне было понятно, что они ещё вернутся, поэтому я отдал приказ о перемещении, и мы спустились с горы вниз…
— Один из ваших багги сломан, я видела масляную лужу, — вспомнила я. — Но второй-то должен быть на ходу. Почему вы пошли пешком?
— Мы собрали из двух машин одну, но она так и не завелась, чёртов песок забил всё. — Рамон с досадой махнул рукой. — Насекомые затихарились, а мы решили попытать счастья здесь, у лаборатории, ведь звать на помощь было больше некого. На месте могла родиться идея, как пересечь каньон. Но мы попали в полную задницу, да ещё на открытой местности… Я потерял троих бойцов, а Василий нас спас. Вчера Родригес умер от кровопотери, и из нашей группы остался только я…
Сбоку появился закованный в броню изрядно помятый мужчина со шлемом в руке. На вид ему было под пятьдесят, а жёсткая трёхдневная щетина и усталое, бледное опухшее лицо выдавали в нём заядлого любителя пропустить стаканчик-другой.
— Дверь пока держит, но надо будет утром осмотреть повнимательнее, — сказал Василий, а затем небрежно отсалютовал мне: — Лейтенант-ефрейтор экстерриториальной охраны Конфедерации. Зовут меня Василий. Увидел людей в беде и решил впустить. По правде говоря, нас тут от штатной численности осталось немного, так что места всем хватит… На текущий момент я старший по званию, поэтому принимаю решения по безопасности. Если проще, любая попытка выйти наружу или открыть любую закрытую дверь – через меня.
Я обвела взглядом помещение, напоминавшее интерьер космолёта. Сквозь комнату, словно тигр в клетке, из стороны в сторону расхаживал Эмиль с автоматом в руке и коммуникатором возле уха.
— Конвой, приём. Отзовитесь, конвой… Слышите меня? Enculé! — выругался он, звонко пнул стену и выключил передатчик. — Нет ответа, один шум. Мы теперь что, отрезаны от внешнего мира?
Рамон развёл руками.
— Был у нас лазерный передатчик, но был заклёван вдребезги…
— Дальней связи нет и в ближайшее время не предвидится, — изрёк Василий, пожав плечами. — Но в качестве утешения я покажу вам фокус.
Вынув из кармана монетку, он положил её на стол. Монета приподнялась, встала на ребро и принялась неспешно поворачиваться, слегка покачиваясь в воздухе. Рамон улыбнулся и пояснил:
— Он мне это тоже показывал.
— Магнетизм, — догадалась я.
Василий ловко подхватил монету и сунул обратно в карман.
— Местные горы и вулканы богаты железом и запросто экранируют радиоволны, — сказал он. — К тому же у нас здесь небольшой дефицит энергии, поэтому магнитную бурю, которая сейчас висит над экватором, нам не «перекричать».
Взяв со стола один из миниганов, он принялся вытаскивать ленту из патронного узла.
— Кстати, да… Добро пожаловать на самый изысканный курорт Пироса, — сосредоточенно перезаряжая орудие, пробормотал он. — Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Здесь мы в безопасности, но я бы не советовал выходить на прогулку без веской на то причины…
Снаружи шелестели и трещали жилистыми крыльями ползающие по крыше и стенам летучие твари. Острые когти и жвалы царапали гермодверь, пробовали на ощупь щели, искали слабое место, сквозь которое можно было бы проникнуть в этот клочок безопасности посреди хаоса. Рамон расстегнул застёжки и уложил укреплённую бронепластинами куртку на большой железный стол рядом с остывающим пулемётом. Василий подбоченился и объявил на всё помещение:
— Господа новоприбывшие! По протоколу безопасности я обязан изъять у вас оружие. Прошу сложить всё огнестрельное и холодное на этот стол.
— Я боевой офицер, я не расстаюсь со своим оружием! — возмутился Эмиль, поудобнее перехватывая автомат одной рукой. Во второй он так и сжимал рацию.
— Табельный можешь оставить при себе. А всю штурмовку – вот сюда. — Василий невозмутимо постучал пальцем по столешнице. — За сохранность отвечаю. Если соберётесь наружу, я вам их верну, но внутри никаких стволов. Ферштейн?
Громко сопя, Эмиль демонстративно разрядил автомат и грохнул им по столу.
— Идите, ребята, я вижу, вы друг по другу истосковались, — обратился к нам начальник охраны. — Мы тут сами приберёмся… Как тебя, служивый? — поинтересовался он, заглядывая Эмилю в лицо.
— Капитан Эмиль Дюпре, вольнонаёмный отряд «Степные корсаки».
— Да. Мы с Эмилем отнесём всё в арсенал… Ты, товарищ в штатском, — обратился он к Оливеру.
— Оливер, — уточнил тот.
— Убери, пожалуйста, свой обед с пола, Оливер. Ведро с тряпкой – прямо по коридору, первая дверь направо…
Эмиль, прекратив бесплодные попытки связаться с конвоем, взялся разряжать всё оставшееся оружие. Рамон снял с себя и сложил в кучу тяжёлую экипировку. Коротко кивнув Василию, он предложил мне:
— Пойдём, нечего в прихожей торчать, а то и так дышать нечем. Как ты любила говорить на тренировках, меньше народу – больше кислороду.
Я поднялась на ноги, и мы с ним бок о бок направились по коридору в глубь комплекса. Адреналин после рывка за жизнь уже покидал кровоток, сердцебиение постепенно приходило в норму. Только сейчас я обратила внимание, что мой наставник был бледен, по лбу его струился пот, а глаза были красные, словно от регулярного недосыпа.
— Ты сильно изменился за эти годы, Рамон. Совсем тебя Альберт загонял, я смотрю…
Он крякнул, потирая плечо:
— Да и у тебя видок не очень, старушка. Времени прошло всего ничего, а кажется, будто лет десять… Ты пропала в непростой период, пришлось искать тебе замену. Кое-кто даже хотел тебя разыскать, но Альберт настоял, чтобы к тебе никто не приближался… Ты разобралась со своими делами? Нашла ответы на вопросы?
— И да, и нет. Ты знаешь, что было после твоего отлёта, а больше мне добавить нечего. Но ты ошибся, потому что это не принесло мне покоя. Избавление – пожалуй. Но я окончательно потерялась с этими разъездами по галактике, а в последнее время всё вообще катится в тартарары.
— Где кончается одно, там начинается другое, — философски заметил Рамон. — Кстати, где твой белозубый братец со своей пятиструнной гитарой? Нам бы развлечения не помешали, а то каска уже потихоньку уплывает в этих стенах.
— Марка больше нет.
Я едва услышала собственный голос, а Рамон замер как вкопанный и недоверчиво уставился на меня, но увидел на моём лице только усталость. Оплакивать Марка я больше не могла.
— Как это случилось? — коротко спросил наставник.
Вдаваться в подробности не хотелось. Этот удар в спину от судьбы был чересчур жесток, если учесть, что сотворён он был руками человека… Нет, уже, пожалуй, не человека, – который был когда-то для меня ярким светом в конце тёмного туннеля интернатских будней. Воспоминания, связанные с лагерем посреди леса, в последнее время очень часто давали о себе знать.
— Убит, — ответила я. — В бою с боевиком «Интегры».
— Он был отличным парнем, — кивнул Рамон. — Воином. А у воинов особые отношения со смертью. Надеюсь, ты свыклась с ещё одним напоминанием о том, что все рано или поздно уходят.
— Уходят, но не так. Он не заслужил быть забитым, словно… — Я осеклась – в голову упорно лезли жуткие ассоциации со скотобойней. Наконец, слова нашлись: — Словно какая-то боксёрская груша. Только из-за того, что мне не хватило ума отказаться от очередного контракта.
— Ты знала, что всё так обернётся?
— Нет.
— В таком случае, не кори себя. — Движение рукой – и он вновь сморщился и поёжился. — Вы ещё встретитесь на dia de los Muertos.
Кажется, у него было что-то с плечом, это не давало ему покоя, а на лице читалось каждое его движение. Я нахмурилась и строго спросила:
— Что ты там от меня прячешь?
— Царапина, — отмахнулся он. — Один из этих летающих гадов отхватил кусок мяса пару дней назад. Мне как раз тогда стало понятно, зачем нужен этот неподъёмный костюм.
— Дай взгляну…
Рамон снял форменную экс-пехотную куртку Конфедерации и закатал рукав футболки, обнажая тугие бинты на предплечье. Кровавое пятно проступало сквозь материю; сформировавшись, густая капля выползла из-под повязки и крошечным ручейком медленно заскользила по коже.
— Блин, Рамон, ты за раной совсем не следишь, что ли?! — воскликнула я. — Тебе надо срочно сменить повязку!
— Ну, раз надо – значит надо, — покорно вздохнул он и заковылял вперёд по коридору. — Повязке всего три часа, а я уже перетрудился. Пойдём, тут рядом…
Свернув за угол, мы очутились в небольшом лазарете. Две алюминиевые койки пустовали, на столе чистотой сиял подключённый к компьютеру биомультиметр, тут же рядом стоял большой ящик с красным крестом на крышке. Я открыла контейнер и зарылась в его содержимое.
Стандартным набором в виде антибиотиков, ножниц, бинтов, пластырей и жгутов аптечка не ограничивалась, предлагая целый арсенал аккуратно разложенных по отделениям пузырьков с труднопроизносимыми названиями. Достав перекись, фурацилин и ещё пару тюбиков, я сгребла принадлежности и прихватила обезболивающее.
Сидя на вращающемся стуле, Рамон, – память подсказала фамилию Гальярдо, – молчал и стоически терпел, пока я осторожно разматывала набухшую кровью повязку. Моему взору предстала глубокая и щербатая бордовая рана. Радовало, что хотя бы кости не было видно. Похоже, мирметера постаралась впиться как можно глубже, а потом рванула посильнее. Неужели её жвалы способны на такое?!
— Сейчас будет больно, — предупредила я, промочив тампон хлоргексидином.
Рамон, предусмотрительно зажав в зубах плотный моток бинта, яростно зарычал от прикосновения жгучего раствора. Пока я обрабатывала края раны и обкладывала её чистой марлей, он пыхтел и кряхтел, но ни разу не дёрнулся. Закончив, я туго забинтовала плечо, а он наконец позволил себе выдохнуть.
— Чёрт, ну и больно же… Когда кусали – и то так больно не было… Спасибо тебе за помощь, а то у нас здесь ни профильного врача, ни медсестры. Вася говорит, что врачи улетели прошлым рейсом, а яйцеголовым не до людей, они заняты своими учёными делами.
Я подошла к раковине, чтобы смыть с биотитановых ладоней свежую кровь, и покрутила краны. Воды не было, а я вдруг с утроенной силой захотела принять ванну.
— Вот как… А когда будет следующий рейс? — Схватив с полки бумажные салфетки, я повернулась к наставнику, облокотилась на раковину и принялась обтирать пальцы. — И вообще, что здесь происходит? Тебе удалось узнать что-нибудь стоящее? Ведь ради чего-то же Альберт нас всех сюда согнал.
— За последние два дня я кое-что узнал, но что делать с этим, пока неясно. — Наставник прищурился. — В записях какие-то формулы и сложная научная муть, но главное я выяснил – они здесь скрещивают геном человека и этой летающей твари, как её…
— Мирметера, — подсказала я. — Муравьиная пантера.
— Да, мирметеры. Цель экспериментов в том, чтобы отбить у человека потребность в воде. Эти чёртовы насекомые – они как кактусы, за миллионы лет жизни в аду приспособились к засухе. Раз в месяц высосут какого-нибудь пустынного козла, напьются кровушки и летают себе дальше.
— А зачем им это?
В ответ на мой вопрос Рамон поднял бровь, и я поспешила пояснить:
— Не мирметерам, а учёным. Какой смысл в том, чтобы отучать человека от воды, когда он на две трети из неё состоит?
— Откуда мне знать, какие у них задачи? — Он развёл руками. — Но затея интересная. Например, снизится расход воды в городах. Ты же знаешь, вода в дефиците, а кое-где на Земле её просто нет… Человек сможет переносить более суровые условия, осваивать более враждебные миры. Да и я навскидку тебе десяток моментов могу вспомнить, когда приходилось подолгу мучиться жаждой, так что мне бы такое умение точно пригодилось.
— И как успехи с экспериментами?
Со стороны донёсся уверенный и несколько надменный женский голос:
— Последний подопытный прожил без воды уже почти десять суток. Это неплохой промежуточный итог в сравнении с тем, с чего мы начинали.
У двери, скрестив руки, стояла невысокая женщина, одетая в строгий тёмный костюм и туфли на низком каблуке. На плечи её поверх костюма был накинут белый халат, неказистая тёмная шевелюра обрамляла бледное лицо с острыми чертами. Лоб покрывали едва заметные морщинки, а пронзительные стальные глаза двумя кинжалами изучающе впивались в меня, и от этого взгляда становилось не по себе.
— Именно сейчас, самым узким составом, мы смогли вплотную приблизиться к нужным результатам, — продолжала она. — Я связываю это с личным общением коллег, которое забирает время у работы. Нет коллег – нет и личного общения… Рамон, вы не представите мне нашу гостью? Не хочется откладывать знакомство – тем более, что нам какое-то время придётся сосуществовать в одной экосистеме…
— Это Лиза Волкова, моя давняя знакомая, — с теплотой в голосе сказал Рамон и тут же словно уменьшился в размерах раза в полтора. — Лиза, это Катрин, начальник лаборатории и руководитель исследованиями.
Я кивнула:
— Здравствуйте.
Вонзив в меня немигающий взгляд, женщина совершенно бесшумно прошагала сквозь помещение и протянула бледную, словно фарфоровую руку.
— Катрин Адлер. Очень приятно.
Я осторожно пожала тонкую белую ладонь, почувствовав хрупкие кости. Начальница лаборатории, похоже, нисколько не смутилась моему металлу вместо живой кожи.
— Я всегда рада новым людям, — медовым голосом произнесла она. — Надеюсь, вы добрались без происшествий? Вам пришлись по нраву здешние места?
В её взгляде мелькнула искра сарказма, и тут же скрылась за ледяной стеной. Я чувствовала издёвку.
— У меня всё отлично, только было немного жарковато, пока добирались… Вот другим из моей команды повезло меньше.
— Вы привыкнете, и довольно быстро, — всё ещё приторно улыбаясь, заверила она. — Есть вещи намного менее приятные, чем тепловой удар…
Что-то пронзительно запиликало, и Катрин Адлер взглянула на наручные часы.
— Я вынуждена вас оставить. Меня ждёт работа. Было приятно познакомиться.
Она развернулась, грациозно выплыла из помещения и скрылась в коридоре, стуча набойками по металлическому полу.
— От этой барышни у меня мурашки по коже… — Мой наставник провёл тыльной стороной ладони по потному лбу. — И от тебя, кстати, тоже. Ты изменилась за эти два года, и я сейчас не про внешность.
— Просто ты отвык, Рамон, — улыбнулась я. — Когда видишь человека раз в два года, любые, самые незначительные изменения бросаются в глаза. И вообще, хватит об этом. Измениться – проще простого. Намного труднее обратно стать собою…
* * *
В обширной столовой научного комплекса царила полутьма. Ряды алюминиевых столов и скамей были расставлены с геометрической точностью. Мы с Рамоном сидели в самом углу, где было темнее всего, и беседовали. Я радовалась, присутствие старого приятеля после долгой разлуки придавало сил.
… — Сколько веков люди осваивали Землю? — спросил Рамон Гальярдо, теребя в руках полупустой блистер с влагоконцентратами. — Десятки тысяч лет!
— Это ты размахнулся, — улыбнулась я. — Ещё на момент открытия Нового Света там было полно неизведанных уголков.
— Согласен. Будет честным начать с момента, когда люди осознали, что живут на шаре. Так вот, шесть веков мы копошились на матушке-Земле, прежде чем выйти в открытый космос. А что потом?
— Что? — спросила я.
— Потом мы за какие-то четыре десятилетия вытоптали несколько планет! Кое-где нагадили, кое-что разбомбили… Миры, которые стали нам домом, но в которых мы не рождались! Даже я, сорокалетний мужик, не родился на Пиросе. Когда мне было три года, родители переехали сюда с Земли.
— Не говори за всех, друг. В отличие от тебя, некоторые уже успели родиться вне Земли, — сказала я, многозначительно указав на себя большим пальцем.
— Ты всё прекрасно понимаешь, не нужно меня подлавливать. Я говорю вот о чём – мы едва вышли за пределы Солнечной системы, но нам уже мало. Мы только встали на ноги после Большой Войны, а люди в деловых костюмах уже взялись за старое. Они сидят за обеденным столом и стучат по дереву ложкой. — Рамон стукнул ладонью по алюминиевой столешнице. — Они требуют добавки!
— Нам, людям, всегда всего мало. Мы всегда хотим выйти за существующие пределы, — сказала я, неожиданно вспомнив профессора Агапова, искренне и беззаветно верующего в человечество. — Может, именно поэтому мы сумели выползти с крошечного шара за горизонт, во Вселенную?
— Мы – нахлебники. Мы сидим на всём готовеньком и сучим ножками – потому что нам мало. Нам дали Врата – немыслимую технологию! А мы вместо того, чтобы сделать жизнь каждого человека лучше, гребём под себя. Изо всех сил стараемся, у кого насколько хватает длины и цепкости рук.
— Рамон, откуда такой негатив? — спросила я.
Нахмурившись, он задумчиво разглядывал блистер.
— Не знаю, Лиза, не знаю. Но вот одно мне известно точно. — Он ухмыльнулся и посмотрел мне в глаза. — Ты всегда всё делаешь наоборот. Помню тебя ещё девчонкой – вечно хмурую и недовольную. Тебе слово скажи – сразу изойдёшь злобным сарказмом. А теперь, поди ж ты, рассказываешь мне о вере в человечество, о горизонтах каких-то… Это из вредности, да? Потому, что тебе просто не хочется со мной соглашаться?
— Не будь я собой, если соглашусь с твоим скепсисом, — усмехнулась я. — Даже если внутренне его разделяю.
— Знаешь, в чём главная ошибка людей? Те грабли, на которых они скачут не переставая.
— В чём?
— Не в том, что люди придумали себе бога. Это неплохо, а иногда даже хорошо. — Он прищурился и тихонько постучал блистером по столешнице. — Беда в том, что они возомнили себе, будто стоят у него на пороге. Что стоит только протянуть руку и постучать в дверь – как их тут же впустит всемогущий бог, признает равными и даст порулить Вселенной.
Я молчала, переваривая услышанное, а наставник продолжал.
— Именно поэтому мы, людишки, не ценим того, что у нас есть. Мы это всё считаем каким-то досадным мусором. В лучшем случае – расходным материалом, который поможет нам взломать жилище бога и с ногами взобраться на его трон. И окружающих нас людей мы считаем помехой, а то и врагами, потому что трон только один, и вдвоём на него не влезть, а желающих на нём посидеть легион.
Воцарилась тишина, нарушаемая какими-то отдалёнными звуками – постукиваниями, шорохом. Эмиль и Оливер вместе с Василием затерялись где-то в комплексе. Катрин Адлер после нашей первой встречи тоже не попадалась мне на глаза.
Я вдруг подумала о Софи – как она там? Что сейчас чувствует? Что делает? В безопасности ли она? Я точно знала – она совсем не такой человек, о которых говорил Рамон Гальярдо. Ей, как, впрочем, и всем тем, кто меня сейчас окружал, совсем не чуждо сострадание, милосердие, доброта. Я не могла принять слова наставника – они казались мне плодом какого-то внутреннего, глубоко сокрытого отчаяния.
— Я не могу с тобой согласиться, — тихо сказала я. — Как минимум, все люди разные.
— Да, Лиза, разные, — кивнул он. — Но наверх, к рулевым механизмам человечества, всплывают именно такие. Самые цепкие, самые жадные и ушлые, готовые поедать себе подобных… Слушай, я пойду прилягу, что-то мне совсем нехорошо. А ты можешь побродить, здесь внутри безопасно. Только не открывай гермодвери.
— Хорошо, отдыхай, Рамон. Утром увидимся.
— Спокойной ночи.
Мой друг тяжело поднялся и ушёл, а я решила прогуляться по коридорам. Под самой крышей петляющего перехода темнели прямоугольники небольших смотровых окошек. Снаружи царила кромешная тьма – лишь по крыше стального туннеля иногда пробегал то ли ветерок, несущий ворохи песка, то ли чьи-то быстрые когтистые лапы…
Выбравшись из очередного коридора под свод гигантского купола, я встала, как вкопанная. Я не верила своим глазам, я стояла и тёрла их ладонями – передо мной развернулась огромная оранжерея, искрящаяся зеленью. Под самым сводом на многометровой высоте раскинулись верхушки высоких пальм; по сторонам от выложенной каменными плитами дорожки распушились диковинные бирюзовые кусты; густые пучки салатовой травы торчали из коричневой земли. Буйство красок даже сейчас, ночью, в тусклом свете галогенных ламп, ослепило меня после однотонных серо-чёрно-коричневых с вкраплениями красного пейзажей.
Стоя на каменной тропинке, извилисто уходящей куда-то в заросли, я разглядывала этот сад под зеркальным стеклом посреди безжизненных пустошей, а снаружи, по поверхности купола на фоне чёрного ночного неба ползали полдюжины гигантских силуэтов, постукивая по стеклу мощными шипастыми лапами. Крепкое многоногое тело добрых полутора метров в длину обрамляли четыре острых крыла, что придавало чёрным силуэтам сходство со стрекозами. Фасеточные глаза зловеще зыркали прямо на меня – словно они видели меня сквозь зеркальное стекло. Чудовища появлялись и исчезали, а на их место с едва различимым стрёкотом усаживались другие. Это была их земля, и они были здесь полноправными хозяевами…
Из глубины оранжереи навстречу мне вышел молодой мужчина азиатской наружности и улыбнулся. Он был совершенно бледен, чёрные аккуратные волосы с пробором были зачёсаны по сторонам.
— Эти существа не смогут сюда пробиться, — сказал он. — Стекло бронированное и многослойное.
Я в некотором оцепенении уставилась на его лицо – вместо одного глаза на нём чернел окуляр оптического визора.
— Как вам удалось вырастить такой чудесный сад в пустыне?! — спросила я, обводя помещение взглядом. — Ему же наверняка нужна уйма воды! Где вы её берёте?
— О, по правде говоря, они практически не потребляют воду, — с гордостью сказал мужчина. — Это часть нашего эксперимента, притом почти полностью успешная… Если не считать того факта, что растения больше не цветут, и, как следствие, не размножаются. Однако, они живут буквально на считанных каплях воды и вполне здоровы… — он спохватился. — Простите, я забыл представиться… Шен Сяодан, лаборант. Новые люди тут редкость… Были до последних дней. А вы…
— Лиза, консультант. — Я протянула руку.
— Кого консультируете? — вежливо спросил он, деликатно пожимая биотитановую ладонь.
— Половины из них уже нет в живых, а что с другой половиной – неизвестно. Так что я уже и сама не знаю, консультирую ли кого-то…
Он замялся на секунду, но его лицо тут же посветлело.
— Вы, я вижу, тоже придерживаетесь философии трансгуманизма? Как приятно видеть родственную душу…
— Простите, не совсем понимаю, о чём вы.
— Вы заменили руки на механические, — указал он на мои руки.
— Это вынужденная мера, — сообщила я, машинально взглянув на его визор, кожу вокруг которого пронизывали симметричные линии – механический глаз был похож на чёрное солнце с расходящимися вокруг лучами. — А вы, значит, мех с убеждениями?
— Можно сказать и так, — кивнул он. — Однажды я устал от своих слабостей… Врождённая дальнозоркость, амблиопия на один глаз, слабый желудок, плохой иммунитет… Я решил положить слабостям конец, и теперь я могу видеть с увеличением в шестьдесят четыре раза, глотать камни – образно, конечно, – и купаться в ледяной воде. Я верю, что устранение недостатков хрупкого тела с помощью достижений науки и техники – это движение вперёд. Индивидуальная эволюция, если угодно.
— Знавала я одного трансгуманиста, от которого остался только мозг в кастрюле. — Я задумчиво смотрела поверх Сяодана на верхушки пальм. — Может быть, такой образ жизни кому-то по душе, да я и сама иногда задумываюсь, не оставить ли в прошлом это бренное тело…
Шен вежливо кивнул и склонил голову набок.
— Но разве это жизнь? — продолжала я. — Если нельзя попробовать на вкус новое блюдо, почесаться, зевнуть, заняться сексом, наконец… Да просто поваляться на диване с температурой и компрессом на лбу… Не это ли делает нас людьми? Не эти ли изменения – от бодрости к болезни и обратно? От радости к печали и наоборот?
— До тех пор, пока вы можете себе позволить этим наслаждаться. Но тело не вечно, и когда-то оно неизбежно подведёт нас… Кстати, о теле. Я не ошибусь, если предположу, что вы изрядно утомились с дороги?
— День, конечно, выдался насыщенным, но я не очень устала, — вяло отмахнулась я. — Бывало и похуже.
— Но личное пространство вам всё же не помешает. У нас здесь довольно много места после… отбытия последнего корабля. Позвольте, я вас провожу и устрою?
— Спасибо, конечно, но там, снаружи остались мои люди вместе с машинами, — сказала я – мысль о Герберте и Софи не давала мне покоя. — Я должна им как-то помочь, и чем скорее – тем лучше. Они остались с вездеходами в паре километров отсюда.
— Если они не глупцы, то заперлись внутри машин и сидят тише воды, потому что находиться снаружи в это время суток – чистое самоубийство.
— И что, ничего нельзя сделать?
Сяодан покачал головой.
— Боюсь, вам придётся подождать до утра.
Я вздохнула и посмотрела вверх, на чёрные мелькающие тени. Оставалось лишь надеяться, что ребята, оставшиеся во втором отряде, не наделают глупостей.
— Идёмте. — Лаборант сделал приглашающий жест. — Я покажу вам спальное место.
Мы последовали в обход, через устланную камнем тропинку, мимо зелёных разлапистых листьев. Купол казался просто огромным, а Шен, похоже, счёл своим долгом устроить мне обзорную экскурсию.
— Обратите внимание – здесь роща джангалийского мини-папоротника, — увлечённо рассказывал он. — В условиях Пироса его листья не столь размашистые – всего лишь до метра, но дефицит влаги он переносит легко и чувствует себя великолепно… Это – земная пурпурная роза, как видите, без шипов…
— И без цветка.
— Увы, побочный эффект… Там я работаю над рисом, который можно выращивать без воды… А здесь находится моё маленькое увлечение. Проходите, пожалуйста, не стесняйтесь…
Впустив меня в небольшую, отдельно стоящую теплицу, он вошёл следом. На столе среди оборудования, каких-то ёмкостей, пробирок и инструментов, помещённые в керамический горшок, синеватыми огоньками светились крошечные диковинные цветки с белёсыми стеблями. Цветок от самого бутона и до уходящих в землю корешков тускло светился и всеми цветами радуги переливался в темноте.
Шен гордо произнёс:
— Колокольчик бородатый с вплетением генома глубоководного удильщика. Это моё личное изобретение, но я крайне удивлён тому, что никто не додумался до этого ранее… Я пока не дал ему название, но, думаю, это должно быть что-то романтическое. — Помолчав немного, он добавил: — Вам нравится?
— Ещё бы! — У меня перехватило дыхание, зрелище было завораживающим. — Такая красота…
Огоньки на лепестках танцевали в такт пульсированию стеблей, и пластиковые полупрозрачные стены теплицы, отражая блики, плавным градиентом меняли цвет. Учёный деликатно вышел наружу, оставив меня внутри любоваться красотой. Через некоторое время, когда снаружи послышалось вежливое покашливание, я стряхнула с себя наваждение и вернулась к Шену. Проследовав дальше по дорожке, мы дошли до широкого проёма, ведущего в следующий металлический коридор.
Два излома прохода – и мы оказались в просторном помещении столовой. Алюминиевые столы и аскетичные скамьи без спинок, пищевой синтезатор в углу, кулер с пустой бутылью и запертое окошко посудоприёмника – всё в этом месте спало крепким сном. Свет был приглушён, а на дальнем столе лежал белый блистер с влагоконцентратами. В противоположном углу куда-то наверх вела лестница.
— Секция научного персонала слева. — Шен Сяодан кивнул на ещё один зёв коридора. — Охрана квартируется вверху, подняться туда можно по этой лестнице… Вы не будете возражать против соседства с Василием? Он, конечно, сдал за последние дни, запил, но человек хороший. И профессионал в своём деле.
— В каком смысле соседство? — спросила я, нахмурившись. — Постель с ним делить я не стану.
— Нет, что вы! — Сяодан замахал руками. — У каждого своя комната. Если видите открытую дверь – комната свободна, берите себе.
— Вопрос, который давно уже вертится у меня на языке… А где все? Почему здесь так пусто?
— Завтра я вам расскажу. А сейчас не забивайте себе голову, всё равно вы не сможете помочь друзьям, которые остались вне комплекса. Устраивайтесь, осматривайтесь. Спокойной ночи!
— Спасибо, и вам.
Шен развернулся и скрылся в секции для научного персонала. С тихим шелестом дверь за ним закрылась, и я осталась в одиночестве. Ну что ж, надо бы осмотреть моё новое жилище…
Секция для службы охраны представляла собой широкий коридор с рядом дверей по левой стороне и чем-то очень сильно походила на жилой отсек «Фидеса». Блеск металла, аскетизм и отданный в жертву практичности уют почему-то всё время следовали параллельно развитию технологий.
Правда, в отличие от корабля Юмашевой, здесь давненько не прибирались. Металлический пол был усеян грязными следами, тут и там валялись окурки, а вдоль стены стояла ровная, аккуратная батарея бутылок различных калибров и расцветок. Я насчитала два десятка бутылок из-под крепких напитков – похоже, Василий развлекался как мог. Две двери в самом начале коридора были закрыты, и из-за одной из них раздавался громогласный храп Рамона, от которого по стальным стенам буквально шла вибрация.
Я проследовала по коридору почти до конца и шагнула в первое приглянувшееся помещение. Ничего особенного, но хотя бы не грязно – и на том спасибо. Прикрыв сдвижную дверь-купе, я сбросила с себя ботинки, жилет и пыльную куртку, и улеглась на койку. Только теперь я поняла, насколько устала – прошедший день отдавался ломотой в теле.
В новом месте, однако, сон не спешил приходить ко мне. Я лежала и глазела в потолок под отдалённые раскаты храпа и отрывистый стрёкот откуда-то снаружи, из-за тонкого слоя металлокерамики. В коридоре, приближаясь, зазвучали знакомые голоса. Эмиль басовито бормотал:
… — У меня такое было только при штурме «Выносливого». А сейчас… Четверо бойцов за один день, в мирное время! И ещё эти двое, из пиджаков… А что с остальными? Они тоже погибли? Я так и не смог предупредить их об опасности, этот долбанный гроб всё экранирует…
— Нельзя знать наверняка, что с ними. — Оливер пытался его успокоить. — Я лично считаю, что они целы и невредимы. У них есть возможность укрыться в вездеходах. Однако, в любом случае, к подобному невозможно подготовиться.
— В том-то и дело, что мы готовились к вооружённому сопротивлению людей, но эти гады стали для меня неожиданностью. Это мой просчёт. Мой лично. И я испугался.
— Не бери на себя слишком много, Эмиль.
— Я мог спасти Хью, но сбежал, словно последний трус. Я, как командир, в ответе за всё происходящее…
Раздался тихий шелест закрывающихся дверей, и всё стихло. Звуки насекомых-переростков стали фоном, и меня понемногу клонило в сон. Когда я уже собиралась закрыть глаза, внезапно в отдалении что-то металлически щёлкнуло, пол завибрировал, и мгновенно погас свет, окунув меня в кромешную тьму. Сон как рукой сняло. Стало жутко неуютно, по коже побежали мурашки. Через пару секунд включилась тусклая красноватая лампочка в углу комнаты. Я поднялась, обулась и вышла в коридор, высвеченный кроваво-красными огнями аварийного освещения.
Снизу, из столовой, раздавались приглушённые голоса, и мне вдруг стало интересно, кто это, и о чём речь. Аккуратно, стараясь не шуметь, я подобралась к лестнице и застыла. Послышался холодный голос доктора Адлер:
… — Не напомните? Ссылка на «территории» или сразу на Ганимед?
— Я не мог оставить людей в беде. — Василий усталым голосом, судя по всему, отбивался от нападок учёного. — Они могли погибнуть там, я не мог их не впустить…
— И поэтому вы поставили под удар весь проект. Лаборатория превратилась в проходной двор, режим секретности летит к чёрту.
— Да тут уже всё к чёрту полетело! — вспылил Василий, что-то глухо стукнуло. — Связи нет, аккумуляторы полудохлые, резерва только и хватает, чтобы ваши опыты не загнулись. Автоматические системы защиты без боеприпасов… На что вы рассчитываете? Что они прилетят за вами после того, что случилось с «Остиумом»?!
— Я продолжаю работать, в отличие от вас, — процедила Адлер. — А вы, похоже, расслабились и полагаете себя в отпуске…
— Безопасность – это моя зона ответственности. Все, кто находятся здесь – в безопасности. Вы сомневаетесь?
Немного помолчав, Катрин ответила:
— Пока не сомневаюсь. Но следите за вашим приятелем Гальярдо. Будьте готовы, когда это случится. Остальные в порядке? Вы проводили осмотр?
— Без единой царапины. У меня всё под контролем, — устало повторил Василий.
— В таком случае, доброй ночи.
— Ага, спокойной…
По ступеням забухали тяжёлые шаги. Я сорвалась с места и скрылась за ближайшей дверью, чтобы не попасться Василию на глаза. Стоя за углом, я слышала, как он прошёл мимо, раздражённо бубня себе под нос что-то про формулы, которые кто-то может засунуть себе в известное место. Он скрылся в своей комнате и чем-то зашуршал за дверью. Звякнуло стекло.
На цыпочках я прокралась по коридору и вернулась к себе, после чего улеглась и прикрыла глаза. Гложущее беспокойство овладевало мной, порождая вопросы без ответов. Было тихо – лишь постукивали колючие лапы мирметер по внешней поверхности модуля…
В закрытых помещениях жилого отсека можно было запросто потерять счёт времени, но автоматические системы лаборатории включали штатное освещение ровно в тот момент, когда первые лучи рассветного солнца падали на фотоэлементы солнечных панелей снаружи.
Где-то раздался звонкий щелчок, прокатившийся по всем коридорам комплекса, и в глаза ударил желтоватый свет ламп, сменяя собой тусклое аварийное освещение. После потной и душной ночи в неподвижном воздухе этот свет вызвал у меня искренний вздох облегчения…
Спустившись в столовую, я обнаружила там Сяодана и худую девушку со светлыми волосами, в очках и в белом халате – судя по всему, ещё одну лаборантку. Они о чём-то тихо переговаривались и при моём появлении затихли. Шен поднялся мне навстречу:
— Здравствуйте, Лиза. Я надеюсь, вы хорошо спали?
— Честно говоря, так себе, — пожаловалась я. — Кондиционеры у вас тут ночью, похоже, не работают. Духота стоит страшная.
— Да, с электричеством в последнее время дела обстоят не очень, и некоторыми удобствами приходится жертвовать. — Он немного помолчал и продолжил: — Позвольте представить вам Мелинду Уоррен. Она работает в группе биоантропологии. Мелинда, это Елизавета Волкова, консультант.
— Очень приятно. — Девушка натянула на лицо фальшивую улыбку и кивнула. — Шен, я, наверное, пойду. У меня дела.
— Хорошо, Мелинда, увидимся. — Когда она скрылась за поворотом коридора, Шен негромко произнёс: — Она нелюдимый человек и трудоголик. Предпочитает заниматься исследованиями всё своё свободное время.
— Ничего страшного, я не особо рвусь заводить новые связи, — пожала я плечами. — Я тоже работаю с людьми вынужденно… Но давайте сразу к делу, если не возражаете. У меня есть вопросы, и я буду благодарна вам за ответы на них.
— Конечно, — с готовностью согласился Сяодан. — Помогу всем, чем смогу.
— Вчера вы упоминали «Остиум». Что это такое?
— Пойдёмте. — Шен поднялся и сделал шаг в сторону одного из проходов. — Проще будет показать, чтобы наше положение стало понятнее…
Мы направились в глубь одного из коридоров. Шаги гулким эхом отдавались в металлические стены, и краем сознания я отметила, что привычного шелеста насекомых-переростков по крыше слышно не было. То ли они устали ползать и вернулись по норам, то ли их прогнало палящее солнце. Судя по тому, что вчера днём мы их не видели, я склонялась ко второму варианту. А это означало, что я могу вернуться к остаткам нашего отряда, чтобы привести их сюда. Первая хорошая новость за сегодня…
Миновав пару перекрёстков, мы очутились в небольшом центре управления. Многочисленные мониторы, бо́льшая часть которых чернела выключенными монокристаллами, мигающие лампочки и светящиеся сенсоры выдавали своего рода пункт наблюдения или пост охраны.
Шен сел напротив одного из включённых мониторов и жестом подозвал меня к себе. Я взглянула на экран – на нём отчетливо вырисовывался гребень стены, за которым зияла огненная пропасть. Из-под кромки противоположного берега едва виднелся убранный в нишу стальной каркас выдвижного моста, а на той стороне я узнала знакомую насыпь, с которой мы вели наблюдение. К огромному валуну был привязан тёмный трос, свисавший вниз, в каньон, но Дженкинса видно не было – то ли он не попал в поле зрения камеры, то ли сорвался вниз. Почему-то я надеялась, что его тело упало в каньон – вчерашний вечер не сулил ему ничего хорошего, и при мысли о том, что от него осталось, глубоко в кишках зашевелилась пищевая паста, съеденная с вечера.
— Минуточку, — сказал Шен и принялся сосредоточенно водить пальцем по сенсорной панели.
Изображения сменялись одно за другим – раскалённый квадрат посадочной площадки; серебристая крыша одного из зданий; исчезающий в кипящем мареве каньон с лениво ползущей алой змеёй потока на дне; огороженный стенами внутренний двор лаборатории, по которому слонялись пара человеческих фигур; провал каньона, за которым раскинулась бескрайняя серо-чёрная равнина с одиноко торчащими разрозненными взгорьями…
— Вон там. — Сяодан удовлетворённо кивнул. — Сейчас дам увеличение…
Изображение стало чётче, камера сдвинулась к горизонту, разделяя картинку на белое небо сверху и тёмную базальтовую поверхность снизу. Между ними я начала различать какую-то выпуклость, похожую на кучу мусора. Пейзаж всё увеличивался в размерах, и проступающие детали обнаруживали обломки какого-то механического устройства.
Судя по всему, это был космический корабль. В сторону камеры тянулся неровный чёрный шлейф, усеянный обгорелыми кусками обшивки и осколками двигателей – корабль рухнул, удаляясь от лаборатории.
Отсюда можно было различить уцелевшую головную и часть центральной секции военного транспортника класса «Першерон», но остальное – двигатели, массивный грузовой отсек, стабилизаторы, воздушные промежутки – было разбито в оплавленную труху и беспорядочно рассыпано по обгоревшим камням. Так себе посадка, что и говорить…
— Это «Остиум», — сообщил Шен. — Судно было прикреплено к нашей лаборатории и должно было вывезти нас с этой планеты. Посадка проходила в спешке, царил полный бардак. Когда я был у самого трапа, меня развернули и сообщили, что мест больше нет. Не хватило лишь пяти мест, и мы остались здесь в ожидании следующего рейса. Я был вне себя, но оказалось, что это спасло мне жизнь.
— А что случилось с кораблём? — спросила я, машинально потирая затылок.
— Некоторое время назад Совет Научного Корпуса принял решение перебазировать наш проект на Землю, поскольку здесь мы достаточно далеко продвинулись в наших исследованиях. — Лаборант развернулся ко мне вместе с креслом и сцепил руки на груди. — Всё происходило в спешке. Скорее всего, «Остиум», который должен был совершить несколько регулярных рейсов, был нужен где-то ещё. Сперва перевезли подопытных мирметер, документацию и образцы. Последними двумя рейсами должен был отправиться весь персонал и две захваченные матки. Первая матка была была на том рейсе. — Он ткнул пальцем в экран. — Вероятнее всего, она погибла при крушении.
— Почему корабль разбился?
— Как только судно оторвалось от площадки, налетели муравьиные пантеры. Как ни странно, это случилось средь бела дня. Не обращая внимания на наземный персонал и работавшие на тот момент системы охраны, существа буквально облепили корпус корабля. Они лезли на обтекатели, в дюзы двигателей, клевали обшивку, и через некоторое время после взлёта им удалось каким-то образом повредить транспорт. Корабль быстро потерял высоту и рухнул на той стороне каньона, в трёх километрах отсюда.
— Что случилось с людьми? — спросила я, облокотившись на дверной косяк. — Носовая часть выглядит более-менее целой. Кто-то должен был выжить.
— Часть экипажа действительно покинула корабль, — кивнул Сяодан. — И на них сразу же напали мирметеры. Учёные не смогли оказать должного сопротивления, а силы охраны были слишком малочисленны. Они пытались обороняться, но силы были слишком неравными. — Шен нахмурился, предаваясь воспоминаниям. — За день насекомые растерзали тела и утащили останки в гнездовье южнее по течению потока. Спрятался ли кто-то внутри корабля, неизвестно. Впрочем, у меня большие сомнения в том, что там кто-нибудь выжил. Мы долго наблюдали за кораблём с этой стороны каньона, и больше не засекли никакого движения.
— Вы говорите, что мирметеры, как ни странно, напали днём, — заметила я, подтверждая собственную догадку. — Сейчас их снаружи нет, не было и вчера. Это значит, что активность они проявляют в основном ночью, верно? Значит, нападение днём – это аномальное поведение?
— Они, конечно, довольно непредсказуемые создания, но днём в таких количествах не нападали никогда, — кивнул Шен. — Даже когда Спецназ Научного Корпуса брал матку, рядовые особи не защищали её столь рьяно, как мешали «Остиуму» покинуть планету. По ночам осаждать лабораторию они стали только тогда, когда мы начали работы с маткой, да и то – не очень энергично. Серьёзные проблемы начались с тех пор, как рухнул «Остиум» с маткой на борту.
Я нахмурилась и взглянула на экран, на котором, словно угли от разорённого кострища, беспорядочно валялись металлические обломки.
— Вы говорили, что матки было две. А вторая…
— Вторая здесь, внизу. Мы, если можно так сказать, выжимаем из неё последние соки. Доктор Адлер считает, что исследования нужно продолжать при любых обстоятельствах – даже если вокруг всё горит и рушится. Она настоящий учёный, преданный своему делу.
В его голосе звучали нотки восхищения. Я задумалась.
— И что, за вами никто не прилетит? Наверняка же есть другие корабли?
— Я не знаю, что происходит там, наверху. — Он пожал плечами. — Мы некоторым образом отрезаны от цивилизации, поскольку на перигелии в это время года магнитные шумы Мю Льва особенно сильны, а магнитосфера Пироса здесь, на субэкваторе, очень слабая. Запросы по каналам дальней связи не проходят, а когда Корпус о нас вспомнит и найдёт ли ресурсы на то, чтобы нас вывезти – неизвестно. В свете недавних событий я подозреваю, что им некоторым образом не до нас.
— Значит, мирметеры осаждают лабораторию только ночью…
В голове уже созрел план дальнейших действий.
— По ночам их очень много. — Шен раскинул руки, будто бы показывая, сколько их бывает по ночам. — Но даже днём нельзя забывать об осторожности, поскольку они могут появиться в любой момент. Может, одиночные особи, но от этого они не становятся менее опасными. Более того, с недавних пор я полагаю, что они обладают каким-то коллективным разумом…
— Спасибо вам большое, Шен, — прервала я его и направилась обратно в коридор. — Мне нужно собираться в дорогу…
Вернувшись в столовую, я поднялась в жилую секцию для охраны и не обнаружила там ни единой живой души. Судя по изображению с камеры, мои попутчики были во дворе. Спустившись обратно, я свернула в знакомый коридор и выбралась под зеркальный купол. Залитые солнечным светом деревца и кусты искрились зеленью и радовали уставшие глаза. Свежесть этого места брала и не отпускала, и уходить отсюда не хотелось, однако я должна была действовать безотлагательно – тем, кто остался в ущелье, грозила опасность.
Я выбралась на улицу единственным известным мне путём – через тамбур, в который мы ввалились вчера вечером, – и попала в безветренную духоту. Завернула за угол, вышла во двор и увидела Эмиля, Оливера, Рамона и Василия, которые грузили на тележку увесистые красные баллоны из тени большого чёрного контейнера.
Завидев меня, Оливер с любопытством наблюдал, как я пересекаю знойную площадку.
— Доброе утро, — сказала я.
— Я погляжу, к таким утрам ты уже привыкла, — пробурчал Василий, вместе с Эмилем перекладывая на тележку очередную громоздкую стальную ёмкость.
Вид у обоих был ещё более опухший, чем вчера вечером. Рамон, впрочем, выглядел не сильно лучше.
— Как бы не пришлось с ностальгией вспоминать эти деньки, — заметил здоровяк Дюпре.
— Слушай, Эмиль, — обратился к нему Оливер. — Удалось связаться со второй группой?
— Peau de balle! Связи по-прежнему нет, земляк. — Он постучал по рации, закреплённой на поясе. — Тут даже компас не работает.
— Успели подружиться? — поинтересовалась я.
— Фламандцы друг друга видят издалека, — усмехнулся Оливер. — Только у меня повышенная премия за риски, а у него – год службы за два.
— Кто пойдёт со мной за ребятами? — Я обвела мужчин взглядом.
— Наши координаты у них есть? — спросил Василий, судорожно зевнув и сощурив красные глаза в ярких лучах солнечного света.
— Есть, но у них дорогостоящая техника, — ответил Оливер. — А над головой летает напичканный взрывчаткой хлам.
— Раз в несколько часов один уходит на подзаправку водородом, и тогда здесь целых восемьдесят две минуты тишина, — сообщил Василий и тут же пояснил: — Я расписание уже наизусть знаю. В первый месяц вообще уснуть не мог – всё гремят и гремят, а теперь сплю как убитый…
— Давайте сходим за ними, — предложила я. — Не вижу смысла дожидаться, пока они сами догадаются.
— Судя по тому, как нас вчера размотали эти твари, следующую ночь ребята могут и не пережить, если вообще пережили эту, — решительно сказал Эмиль. — Пока безопасно, давайте выдвигаться.
— В таком случае, встретимся здесь через десять минут, — сказал Рамон.
— По понятным причинам я с вами не пойду, — заявил Василий и поплевал на руки, хватаясь за ручки тележки. — Эмилька, подсоби Оливеру с телами на мосту. Можно пока в подвал, в морг, а там посмотрим…
Василий скрылся в бесконечных коридорах лаборатории, французы отправились за пластиковыми мешками, а мы с Рамоном тем временем сменили ему в лазарете повязку.
Встретившись через какое-то время в предбаннике, мы готовились к выходу. Головные уборы, коммуникатор, автоматы, бронежилеты, таблетки влагоконцентратов – всё самое необходимое занимало свои места в подсумках жилета, на карабинах и ремнях…
* * *
Так и не успев толком позавтракать, я стояла у самого обрыва, выжимала в рот остатки тюбика с пищевой пастой, найденного в кухонном холодильнике, и старалась не смотреть на огрызок мяса, висящий на тросе. Дженкинс едва заметно покачивался в знойном безветрии, оставшиеся конечности его безвольно болтались, разодранная одежда свисала клочьями. Лица видно не было – лишь с бледно-розовой кровавой маски в бездну срывались тягучие капли ещё не успевшей окончательно застыть на жаре крови…
С лязгом и поскрипыванием две половины моста съезжались друг другу навстречу. Сделав шаг на стальную поверхность, я уже представляла себе бесконечные мёртвые земли, встречающие нас зноем и стоявшей над озерцами лавы мглистой дымкой…
Дюпре держался молодцом – сразу было видно подготовленного жизнью человека. Идти было несложно и мне. Мой организм, похоже, постепенно адаптировался к этой адской жаре, чего нельзя было сказать об Оливере и Рамоне. Они обливались по́том и тяжело волочили ноги. В какой-то момент Рамон присел на базальтовую поверхность, утёр лоб рукой и уставился себе под ноги.
— Всё, не могу больше, совсем раскис, — выдавил он из себя. — Вот так подкрадывается старость.
Я остановилась и участливо предложила:
— Сбрось бронежилет, легче будет. А твой автомат я, так уж и быть, понесу.
Наставник скинул в пыль жилет и куртку, вручил мне оружие, кое-как поднялся и заковылял дальше.
— Знаешь, Лиз, у нас, кажется, завёлся стукачок, — прохрипел он. — Кто-то накапал, что мы собираемся посетить эту лабу, и ботаники почти всё вывезли – буквально за пару дней до нашего визита. Когда вернёмся, напомни, чтобы я ребятам поручил прошерстить «Фуэрцу»…
Нагрузив на себя вещи Рамона, я украдкой поглядывала на него – вид у него был совсем несчастный. Оливер нарочито бодрым голосом нарушил молчание:
— Ползёт по пустыне измученный человек. Без воды, без еды, три дня не пил, две недели не ел. Смотрит – лежит лампа старинная. Подполз человек к лампе, взял её в руки, потёр. Тут вылезает из лампы джинн, кланяется, и говорит: «Ты мой повелитель! Приказывай, любое желание исполню!» Человек, не задумываясь, выпалил: «Хочу домой!» Джинн берёт человека за руку: «Ну, пойдём!» «Нет, ты не понял. Я хочу домой быстро попасть!» «Ну ладно, тогда побежали!»…
Эмиль засмеялся. Рамон вымученно хохотнул и спросил:
— А долго нам ещё? Где там ваши ребята?
— Так на вашей же стоянке они и остались, — ответил Оливер и утёр пот со лба. — Мы уже должны были добраться. Лиза, ты помнишь маршрут? У меня топографический кретинизм, вся надежда на тебя.
Я огляделась. Это место ничем особо не отличалось от остальных – всё те же торчащие из земли серо-коричневые горы и булькающие алые лужи в базальтовых провалах. Припустив к ближайшей возвышенности, я достала коммуникатор и вызвала конвой:
— Приём, стоянка, есть кто в эфире? Отзовитесь…
Натужное шипение помех на все лады было мне ответом. Стрелка встроенного компаса ходила ходуном, не останавливаясь ни на миг, но я видела далёкую расщелину каньона. Значит, нам в другую сторону…
Сквозь жар откуда-то из-за холмов, перекатываясь по камням, понеслись отголоски громовых раскатов, и через несколько секунд высоко-высоко над головой промчались старые знакомые – пара беспилотных «Кондоров». От сверхзвукового хлопка заложило уши, но я поняла – мы где-то рядом. Конечно, в том случае, если я не ошиблась с закономерностью маршрутов патрулирования.
Шаря глазами по сторонам, я пыталась высмотреть знакомые скалы – одну побольше, другую поменьше, – острые обрубки, словно огромная плоская гора была расколота надвое невообразимо гигантским топором. А вот и они, в плотной дымке, в километре отсюда… Похоже, мы несколько отклонились от дороги, но курс был приблизительно верным.
Я решительно и воодушевлённо зашагала вперёд. Рамон с Оливером, тяжело дыша, поспешили следом за мной, нашу небольшую процессию замыкал Эмиль, и вскоре мы достигли подъёма. Оскальзываясь на камнях, я карабкалась наверх и рисовала перед глазами самые мрачные картины.
Наконец, на гребне передо мной раскинулась затенённая каменистая расщелина меж двух крутых склонов. По камням были разбросаны чёрные продолговатые туши насекомых – я насчитала пять. Вывернутые торчащие остовы крыльев, обугленные хитиновые тела, вдобавок изрешечённые пулями, пятна загустевшей тёмной жижи в пыли – ночная бойня предстала во всей полноте.
— Ребята, похоже, расчехлили огнемёт! — с уважением в голосе воскликнул Эмиль. — Жаль, что вчера мы не додумались взять его с собой – он бы точно не помешал. А вот теперь он где, интересно?
Посреди поляны лицом вниз распласталось искромсанное тело человека в форме. В отдалении, возле багги в какой-то нелепой позе лежало ещё одно. Боец будто пытался нырнуть головой в песок, да так и застыл там, застигнутый врасплох. Рука его всё ещё сжимала рукоять пыльного автомата.
Единственный вездеход с прицепом стоял сбоку, под скальным навесом. Второй машины не было, как не было и признаков жизни вокруг. Рядом со мной возник Оливер и сквозь одышку просипел:
— Физкульт-привет… Выживших нет?
— Кто-то точно выжил, уехав на вездеходе, — заметила я, указав на следы, уходящие за пригорок. — Надо бы проверить второй…
Ветровое стекло транспортёра было закрыто, в борту виднелись несколько пулевых отверстий – наёмники не жалели патронов, отстреливаясь от всей души и во все стороны. В стекле пассажирской двери зияла аккуратная дырка с цветком расходящихся во все стороны трещин. Было тихо – лишь где-то далеко басовито булькала магма, да знойный ветерок слегка колыхал волосы. Цепляясь за колёсный диск, я взобралась наверх, встала на протектор и прильнула к стеклу.
Вытянув ноги, поперёк всех трёх задних сидений возлежала Софи Толедо и мирно посапывала, подложив под щёку сложенные ладони. Внизу, под сиденьями, валялись несколько смятых банок из-под пива.
— Софи, подъём. — Я постучала по растрескавшемуся стеклу.
Распахнув красные глаза, она принялась ошалело озираться по сторонам. Увидела меня, свалилась с сиденья, вскочила, с жестяным скрежетом поскользнулась на одной из банок. Не выпуская меня из поля зрения шальных глаз, аккуратно – даже изящно – нажала на кнопку стеклоподъёмника. Толстое стекло с жужжанием поползло вниз, Софи дождалась, пока между нами исчезнет последняя преграда, высунулась в окно и, не произнеся ни звука, стиснула меня в объятиях. Я еле удержалась, чтобы не свалиться с колеса вниз.
— Как я рада! — закричала наконец Софи мне прямо в ухо. — Я так рада, что ты пришла! Я тебя ждала, знала, что ты придёшь, и дождалась!
— Ты здесь, похоже, тронулась умом, — напряжённо сказала я, чувствуя лёгкое удушье. — Бурная была ночка?
— Прости, — она разжала хватку, шаря огромными глазами по моему лицу. — Я просто подумала, что это сон. Надо было убедиться, что я не сплю. Потрогать, почувствовать…
В её очумелых заспанных глазах искрились огоньки лёгкого безумия, отчаянно разило перегаром. Я слегка отстранилась.
— Софи, а где остальные?
— Они уехали, — просто сказала она. — Посреди ночи, после нападения этих тварей решили угнать вездеходы, но я успела запереться внутри. Они угрожали, даже в стекло стреляли, но мирметеры вернулись и прогнали их. — Она нервно хихикнула. — Герберта им долго убеждать не пришлось, так что он их и увёз…
— С кем приходится работать, — пробормотала я в пустоту, болезненно зажмурившись.
— Смалодушничали, со всяким может быть, — попытался оправдать их Эмиль. — Но их ждёт суд и наказание.
— Софи, спасибо тебе, что не сбежала, да ещё и машину отбила, — поблагодарила я девушку. — Почему-то я с самого начала знала, что на тебя можно положиться. Интуиция.
— Ну, мы же договаривались, что дождёмся вас. — Она ошалело улыбнулась.
— Дружище, тебя уже ноги не держат? — вопросил Оливер позади, и я обернулась.
Оливер стоял, закинув за плечо руку Рамона, совсем уже опустившего голову. Чёрт, и ведь позволила ему с нами идти. Сейчас бы отсыпался в прохладе кондиционера…
— Софи, машина на ходу? — спросила я и получила утвердительный кивок. — В таком случае давайте грузиться. Мне уже не терпится вернуться обратно под крышу.
Эмиль отвлёкся от разглядывания обгоревшей туши насекомого:
— Минут через пять здесь пролетят птички – тогда и поедем.
Сделав вместе с Оливером пару шагов в сторону вездехода, Рамон неожиданно обмяк и сполз на землю, потянув француза за собой. Я спрыгнула на камни и подскочила к лежащему телу. Грудь моего наставника едва заметно вздымалась и опадала, глаза были закрыты, веки болезненно посинели. Вспомнился вдруг подслушанный вчера разговор, забывшийся в стрессе и суете дня сегодняшнего. «Будьте готовы, когда это случится…»
О чём шла речь? Теперь я сильно жалела о том, что не выпытала у Василия информацию до того, как мы вышли в поход. Я уже понимала, что это не банальная усталость, и оставить Рамона на базе было моей обязанностью. Теперь же необходимо быстро доставить его обратно в лабораторию, где были медикаменты и мало-мальски грамотные специалисты. Даже о первичной диагностике здесь, в пустыне, речи быть не могло…
Матерясь и пыхтя, мы кое-как затащили тело бессознательного мужчины в кабину, уложили поперёк задних сидений и пристегнули ремнями. Держа пальцы на кисти Рамона и напряжённо слушая его пульс, я считала секунды до знакомого уже грохота реактивных двигателей. Наконец, когда это случилось, Толедо пробормотала какое-то заклинание и повернула ключ зажигания. Машина затряслась и зарычала, словно разбуженный джангалийский мегаящер, а Софи вцепилась в руль, аккуратно Софи развернулась, перевалила через хребет и медленно поползла вниз по склону.
Четырнадцать ведущих колёс, включая прицеп – это не шутки. Сибирский универсальный вездеход «Зубр» не мог преодолеть разве что вертикальный спуск или отвесный подъём, а его герметичная версия пользовалась бешенным спросом у межпланетников. Эту машину можно было встретить в самых жутких и недружелюбных местах Сектора – от пыльных лунных морей до поверхности многометрового наста на Энцеладе, – а портфель заказов на неё растягивался вперёд на долгие годы.
— Лиза, показывай дорогу! — дохнула на меня перегаром Софи и, бросив руль, с шипением вскрыла ещё одну жестяную банку.
— Ты уверена, что это необходимо?
— Да, — выпалила она.
— В таком случае, жми вперёд, да побыстрее, — скомандовала я. — Только пожалуйста, не угоди в яму.
— Как у вас говорят, «авось проскочим»! — воодушевлённо воскликнула Софи.
В пять глотков опустошив банку, она швырнула её в окно и вдавила педаль в пол. Вездеход взревел раненым зверем и, набирая скорость, покатился между провалами с магмой. Постепенно приходя в себя и лихо вращая руль одной рукой, Софи стукнула по сенсору на панели, крутанула верньер, и, заглушая рёв двигателя, зажужжала электрогитара, застучали барабаны, а мелодичный мужской альтино энергично запел:
Стрелой горящей поезд режет темноту,
Послушный неизвестным силам,
И стук колёс здесь заменяет сердца стук,
И кровь от скорости застыла…
Движенье стало смыслом жизни,
Что дальше будет – всё равно!..
Машина кренилась и раскачивалась, сквозь поднятое лобовое стекло задувал ветер, поверхность под тяжёлым вездеходом трещала и хрустела, а я, вцепившись в ручку над дверью, молилась, чтобы мы добрались до места целиком, а не по частям.
Дрожит земля, дрожит горячий воздух,
Стрела летит туда, где рухнул мост,
Не жди других – пока ещё не поздно,
Разбей окно и прыгай под откос!..
Оливер вполголоса матерился из прохода между рядами сидений. Эмиля с каждой кочкой, над которой пролетала машина, подбрасывало под потолок. Сжавшись в комок страха в ожидании катастрофы, я потеряла чувство времени – осталась только режущая душу электрогитара и гипнотизирующий голос. Вскоре впереди показался уходящий вверх склон гигантской плоской горы, а под колёсами загрохотали камни.
… В руках билет, чтоб мог ты с поезда сойти
И не играть в игру чужую,
Но нет того, кому ты можешь предъявить
Свой тайный пропуск в жизнь другую…
Весь этот мир в тебя вонзился
Летящей огненной стрелой!..
Машина уже огибала возвышенность, щербатый гребень гряды стремительно приближался. Похоже, Софи, увлечённая дискотекой, намеревалась с наскока преодолеть это препятствие. Но там же обрыв!
— Софи, тормози! — заорала я, перегибаясь через здоровяка Эмиля. — Мы уже почти на месте, за этой грядой уже пропасть!
— Так точно!
Машина задёргалась, меня бросило вперёд, Эмиль, вцепившись в сиденье, среагировал мгновенно, крепко ухватил меня за жилет, и я чудом не вывалилась наружу сквозь распахнутое ветровое окно. Дрожа и трясясь, вездеход замедлился и неспешно пополз вверх, на возвышенность. Через несколько секунд взору открылся широкий каньон, Софи остановила транспортёр на самом гребне и ахнула:
— Какая красота! Ты была права. Ещё немного – и мы полетели бы прямо вниз.
— Нам туда, на островок. — Я указала рукой. — Мост машину не выдержит, так что припаркуй её где-нибудь тут, подальше от края…
Кренясь на склоне, транспортёр выкатился на относительно ровную площадку почти у самого обрыва, и Софи заглушила мотор. Я напряжённо всматривалась в противоположный берег с запертыми воротами в высокой стене. Мост был разведён, в танцующем знойном воздухе не было ни единого признака жизни. Похоже, встречать нас не спешили.
— Василий, приём, как слышно? — переключив рацию на широкое вещание, позвала я. — Впускайте нас уже. Здесь человеку плохо!
Тишина, разбавленная лишь свистящими помехами ионосферы.
Перегнувшись через Дюпре, я вдавила клаксон на руле. Протяжный басовитый рёв огласил окрестности и, отражаясь от камней, покатился по каньону куда-то вдаль. Последующие полминуты показались мне вечностью, но наконец послышался знакомый лязг и пронзительный скрип. Две части моста, отчаянно скрежеща и раскачиваясь, пришли в движение и начали сближаться. Распахнув дверь, я спрыгнула на камни.
Оливер и Эмиль кое-как вытащили казавшегося невероятно тяжёлым Рамона и поволокли его в сторону моста, по которому к нам уже приближался Василий. Втроём мужчинам нести бессознательное тело оказалось намного легче, а мы с Софи, обвешанные собранными автоматами, пошли относительно налегке.
— О боже, какой ужас, — простонала Софи, увидев висящего на тросе Дженкинса, и прикрыла рот рукой.
Казалось, на жаре его тело таяло, будто кусок филе, вынутый из морозилки. Он обвисал и по частям словно стекал вниз, в поток жидкого огня.
— Со вчера там висит, — пояснила я, старательно отводя взгляд от тела. — Эмиль, у тебя есть нож?!
Обернувшись, Дюпре стрельнул глазами в меня, в Софи, а потом в висящего на привязи бойца. Мгновенно всё понял, молча вынул свободной рукой зубчатый армейский нож и швырнул его мне прямо через пропасть.
— Кстати, что это за музыка была в машине? — спросила я у Софи, уселась возле валуна и принялась пилить канат.
— Русская группа, очень старая. Вообще, русская музыка у меня одна из любимых. Ты ведь русская, верно?
— Корни у меня оттуда, но родилась я совсем в другом месте…
Трос был очень прочным, и резать его, как оказалось, было бесполезной затеей. Вспомнив о резаке, я активировала его и плавила прочный керамический канат – времени ушло порядочно, но наконец последняя углеродная жила звонко лопнула, и обмотка со свистом устремилась вниз, за край обрыва. За гулом и бульканьем магмы я услышала шипение, с котором огонь поглотил обглоданный труп несчастного Лироя Дженкинса, и нам лишь оставалось вернуться в лабораторию…
* * *
В предбаннике вся команда уже собралась вокруг лежащего на одном из широких столов Рамона. Тут же была и доктор Катрин Адлер с медицинской сумкой наготове. Очевидно, она была в курсе всего происходящего. Прокашлявшись, я спросила:
— Вы знаете, что с ним? Объясните пожалуйста, что происходит, и чем он болен? И чем скорее – тем лучше.
Копаясь в сумке, Адлер раздражённо отмахнулась от меня:
— Все вопросы – позже! Сейчас нужно стабилизировать его.
Рамон еле дышал и был иссиня бледен даже несмотря на изрядный загар. Я шумно вздохнула и принялась нетерпеливо наматывать круги по комнате, искоса поглядывая на Катрин, которая ловко орудовала пробирками и шприцами. Оливер тем временем увёл слегка ошарашенную происходящим Софи куда-то в глубь лаборатории. Угрюмый Василий, скрестив руки, молча стоял рядом. Эмиль разряжал оружие и раскладывал по столу экипировку. Из коридора появился Шен с каталкой на колёсиках, а доктор Адлер, закончив манипуляции, приказала:
— Укладывайте его, и идём в первый корпус, к лифту. Отсюда через двор ближе. — Затем повернулась ко мне: — Ответ на ваш первый вопрос вам не понравится. Сейчас организм вашего друга претерпевает изменения под действием геноморфирующего яда.
— Яда? — переспросила я, вздрогнув при воспоминании о другой истории с ядом. — Его отравила мирметера?
— Технически это не совсем яд. — Катрин замялась, подбирая понятные для непосвящённого человека слова. — Скорее, агрессивные симбиотические микроорганизмы. В любом случае, с высокой долей вероятности можно предсказать итог этих изменений… Следуйте за мной.
Развернувшись, она устремилась на выход следом за помощниками. Каблуки её утопали в песочной пыли, но ей, похоже, было всё равно – двигалась она уверенно, будто каждый день гуляла на шпильках по зыбучим пескам. Шен, Оливер и Василий уже пересекли внутренний дворик и закатывали носилки с Рамоном на платформу большого грузового лифта, скрытого в тёмных недрах металлокерамической пристройки. Мы с Адлер вошли следом, и тяжёлые створки с лязгом задвинулись за нами.
Платформа с гудением поползла вниз, во чрево земли, и на глубине метров десяти массивные сетчатые ворота откатились в сторону, впуская нас в прямоугольный предбанник с высоким потолком. В стену прямо напротив лифта была врезана закрытая двустворчатая дверь со стальными ярко-оранжевыми плашками с нанесёнными на ней знаками биологической опасности.
Эта дверь сразу же вызвала у меня приступ интереса, однако Василий и Шен покатили носилки в узкий боковой проход. По обе стороны коридора стройными рядами серели двери с наглухо закрытыми смотровыми щелями на уровне глаз и прямоугольными лючками чуть пониже – для передачи пищи. Тюремные камеры в подземных застенках… А что ещё скрывает это место?
Остановившись напротив одной из камер, Василий щёлкнул замком и со скрипом отворил дверь в чистую прямоугольную комнату с простой кроватью и унитазом в углу. На стоящей в другом углу тумбочке лежала стопка книг и журналов, а под потолком висела одинокая светотриодная лампа. Помещение было немногим больше подсобки, и меня тут же охватил приступ уныния.
— Вы что, собираетесь оставить его здесь, в тюремной камере? — спросила я, оглядывая опрятные белые стены.
Василий кивнул.
— Согласно инструкции, его нужно изолировать от остальных, потому что вскоре он может стать опасным. Катрин, покажите Елизавете, чтобы у неё не оставалось сомнений…
Адлер, звонко стуча каблуками, прошла вперёд по коридору, встала напротив одной из дверей и костяшками пальцев бегло отбарабанила по железной поверхности. Тут же с той стороны в металл отчаянно замолотили, послышались хриплые нечленораздельные крики, переходящие в животное рычание. Адлер взглянула на меня и неожиданно улыбнулась – почти сатанински, с каким-то нездоровым блеском в чёрных глазах.
— Не нужно так волноваться, — с леденящей душу нежностью в голосе сказала она. — Знакомьтесь, это Джон…
Щёлкнув задвижкой, она открыла смотровую щель, и почти сразу в нос ударил острый запах нечистот. Катрин отступила в сторону, а я с опаской, сквозь отторжение подошла к двери. Вонь была невыносимой, и страшно было представить, каково было там, внутри.
Между прутьев смотровой щели внезапно возникли грязные пальцы, я в ужасе отшатнулась и прижалась спиной к стене. Пальцы извивались и тянулись ко мне, в щёлочке мелькала пара безумных, налитых кровью глаз. Они бешено вращались, то появляясь, то пропадая во тьме. Пальцы исчезли, и снова возникли глаза – жуткие, безумно мечущиеся оливки, они на мгновение останавливали взгляд то на мне, то на Катрин, которая стояла рядом, едва заметно улыбаясь тонкими губами.
— Джон, это Елизавета, — представила меня существу доктор Адлер. — Джон – наш последний эксперимент. Десять с небольшим дней назад он получил инъекцию новейшего препарата, и теперь прекрасно обходится без воды. Побочными эффектами стали водобоязнь и практически полный распад личности, однако, он не умер, как все его предшественники. И это даёт нам надежду. Если мы купируем побочные эффекты…
Джон измазанными пальцами подёргал прутья решётки, затем исчез в глубине камеры и принялся истошно орать, срываясь на вой. Я вжалась в стену, замерев от смеси противоречивых чувств. Вся эта абсурдная сцена гипнотизировала – это вонючее существо в камере было настолько коробящим и отталкивающим, что меня тянуло продолжать смотреть на его метания во тьме. Очнувшись наконец от шока, я сказала:
— Судя по вони, вы внутрь зайти даже не пытались, не то, что купировать какие-то эффекты… Это же уже не человек, что вы с ним ни делайте.
— Полагаете? — иронично поинтересовалась Катрин. — Он ходит на двух ногах, разглядывает картинки, даже питается, если дать ему тюбик с пищевой пастой. Да, он не совсем полноценная личность, но он жив. И я склоняюсь к тому, что со временем ему можно будет снова вернуть все качества и признаки, присущие человеку. Главная задача сейчас – передать его Корпусу для дальнейших исследований. Психологам, иммунологам, военным химикам…
— Это какое-то безумие, быть такого не может, — прошептала я.
— Это наука, ничего более, — равнодушно пожала плечами доктор Адлер. — Что именно вас так удивляет? Что именно вы, праздные зеваки, ожидали тут увидеть, целыми толпами осаждая мою лабораторию? Жутких мутантов и чудовищ? Их нет и не может быть. Есть прикладное исследование, отклонение от нормы и ряд научных методик. Мы учёные, а Джон – объект исследований…
В коридоре появились Оливер и Василий. Железная дверь камеры захлопнулась, отделяя лежащего на кровати Рамона от остальных обитателей базы. Существо, которое было когда-то Джоном, бесновалось и протяжно вопило в темноте своей клети. Уверенным движением Катрин закрыла смотровую щель до щелчка.
— Он немного перевозбудился, но скоро успокоится, — сказала доктор Адлер. — Он нечасто видит новых людей, но, вы, Елизавета, ему, похоже, понравились.
Вновь улыбнувшись одними губами, она повернулась и зашагала в сторону холла. Я направилась следом, на секунду задержавшись у камеры Рамона. Дверь была массивной, засов – прочным, и всё это подкреплялось механическим замком.
Василий, стоявший у входа в тюремный блок, учтиво выпустил меня, набрал на сенсоре комбинацию, и дверь задвинулась в паз. Наверх мы возвращались по винтовой лестнице, которая упиралась в тёмное, мрачное помещение пристройки с грузовым лифтом. У самого выхода в узкий коридор, ведущий в другую часть комплекса, негромко беседовали Шен и Мелинда. При виде меня Мелинда понизила голос и прикрыла ладонью рот, но мне удалось разобрать часть фразы.
… — С новым подопытным планирую начать сегодня, пока он спит. Дальше может быть сложнее…
— Что? — нахмурившись, я подошла ближе. — Какой, к хренам собачьим, подопытный?
Звон стали в собственном голосе удивил даже меня, а Мелинда вжалась в стену и насупилась.
— Идите, куда шли, — сказала она дрогнувшим голосом, — и не лезьте не в своё дело.
— Это ты Рамона назвала новым подопытным, крыса в халате? — Резко и внезапно схватив за горло, я придавила Мелинду к стене.
Очки соскользнули с её лица и звонко стукнулись о пол, она со страдальческим видом раскрыла рот и слабыми руками ухватилась за моё запястье. Кровь пульсировала у меня в висках, я вновь жаждала убивать во имя справедливости.
— Отпусти… меня… — прохрипела Мелинда и принялась неумело отбиваться ногой.
— Ещё раз скажи, что мне делать – и я отпущу твоё бездыханное тело! — От души размахнувшись, я с оглушительным звоном впечатала кулак в стену рядом с ней.
Эхо металлического перезвона покатилось по коридорам.
— Отставить базар, девочки! — прогремел голос Василия над самым ухом.
Полусогнутая рука его покоилась на кобуре, едва слышно щёлкнул предохранитель пистолета. Борясь с внезапно нахлынувшим желанием проломить лаборантке череп, я разжала хватку и прошипела:
— Склонность к садизму у тебя с детства?
Мелинда, тяжело дыша, шарила по полу в поисках очков. Наконец, нашла их, со второй попытки дрожащими пальцами нацепила на нос и истерически выпалила:
— А у тебя – врождённая склонность совать нос в чужие дела!
— За эти дела тебя надо сбросить вниз, в магму! — Злость кипела во мне, и от очередного убийства меня ограждало лишь присутствие Василия.
Мне было обидно за Рамона, но ещё хуже было от собственного бессилия. Именно оно было источником моего гнева, да и умом я понимала – здесь я всего лишь гостья, а Василий – хозяин. И раз уж он нам помог, я была ему обязана.
— Ты думаешь, я от всего этого в восторге? — исподлобья процедила лаборантка. — Это моя работа, и я её стараюсь добросовестно выполнять… — Запнувшись, она побагровела. — Ты хоть представляешь себе, каково это – будучи зелёной аспиранткой, утилизировать по сотне лабораторных мышей в неделю?! Когда ты с ними живёшь целыми днями, растишь, кормишь? Когда они тебе как дети родные, а ты их потом суешь в печь лопатой?!
Её хрупкие кулачки судорожно сжимались, а мне хотелось спровоцировать её на агрессию, хоть как-то, пусть словесно, выместить злость. Я решила закрепить достигнутый результат.
— Ко всему привыкаешь, правда? — спросила я со зловещей ухмылкой. — Мыши давно стали обыденностью, а на очереди – люди.
Губы Мелинды побелели и задрожали, но она не успела ответить – вмешался Василий:
— Обойдёмся без взаимных оскорблений. Мелинда делает свою работу, а я делаю свою. Нас наняли для того, чтобы мы занимались тем, чем занимаемся, и платят нам за это деньги.
— Рамон не какое-то животное, которое можно взять и препарировать, — процедила я.
— Никто не будет резать Рамона на части, — заверил Василий. — Всё ограничится диагностикой, забором крови и всякой такой научной хренью-дребеденью, что там у вас… Правда, Мелинда?
Та не ответила, стянула с носа очки и начала нервно протирать линзы подолом халата.
— Ну, слушай, Лиза, — обратился ко мне Василий. — Тебя же не смущает, что Джон у нас далеко не первый? Как и Рамон. А я, к примеру, за свои две вахты перебил тут с сотню этих прекрасных летающих созданий. Их тебе не жаль?
— Это совсем другое…
— А результат один. Они мертвы, Лизавета. Потому что я выполнял свою работу… А теперь пойдём, у тебя есть дела поважнее, чем разборки с нашим персоналом.
— Ты. — Я ткнула пальцем в грудь лаборантки, она дёрнулась и отшатнулась. — Если ты хоть на метр подойдёшь к Рамону, я запру тебя в клетке с твоим дружком Джоном. Думаю, он найдёт массу способов повеселиться с тобой.
Сверкнув полным ненависти взглядом, Мелинда молча обогнула нас и направилась к лестнице вниз. Шен последовал за ней, а мы с Василием покинули лестничную коробку и выбрались на улицу. Воздух колыхался от жары, белое раскалённое небо буквально звенело, пропуская сквозь себя Мю Льва, неторопливо ползущую вниз, к горизонту.
Чтобы не тронуться рассудком и не натворить глупостей, я попросилась на ту сторону, к вездеходу. Василий отточенным движением повернул рычаг, и секции моста с лязгом начали свой путь навстречу друг другу. Мне хотелось побыть в одиночестве и поразмышлять о том, что делать дальше…
О задании Альберта я уже совершенно позабыла – оно было призрачным и далёким, незначительным. Какой прок от этой лаборатории? Что можно забрать отсюда? Безумное животное в человеческом обличье, которое было когда-то личностью – любило, желало, мечтало… Возможно, оно и представляло какую-то научную ценность, но единственный порыв, который это существо во мне вызывало – желание поскорее окончить его мучения пулей между глаз.
Больше всего, однако, меня беспокоил Рамон. Неужели его ждало то самое будущее, что уже стало настоящим для Джона? Если так – что я могла сделать? Должен же быть какой-то выход из этой ситуации… Его не может не быть…
Остаток дня я просидела в вездеходе, слушая радио и вглядываясь в утопавший в густом воздухе горизонт, где река магмы исчезала за поворотом. Из динамика струился равномерный шорох помех, как будто гигантские жернова бесконечно мололи муку. Неожиданно в голове возникло воспоминание – стекающая в воронку молотилки смесь пшеницы и шелухи, на которую садятся птицы в стремлении полакомиться аппетитными зёрнами. Секунда промедления – и птица проваливается в воронку, наполовину скрываясь в собственной еде. Лишь растрёпанное крыло отчаянно колотит воздух, но назад дороги уже нет. Остался только один путь – в жернова, сквозь молотилку. Трансформация в смесь мяса, перьев и зёрен…
* * *
Когда закат озарил багрянцем верхушки сопок, я заперла вездеход и вернулась на островок. Василий дёрнул рычаг, мост с музыкальным лязгом разъехался в стороны, а я, прихватив тюбик с пищевой пастой, направилась прямиком в своё временное жилище.
Задвинув дверь, я разделась и улеглась на свою кровать. Отрешённо глядя в потолок, я досасывала остатки пасты из тюбика и погружалась в воспоминания. В те долгие и дождливые дни, когда я, превратившись в хищника, выискивала жертвы, чтобы совершить расправу. Мне ничего не оставалось – ведь иначе я рисковала сойти с ума от стыда и ненависти к себе. Направить разрушительную энергию вовне было моим единственным выходом. Тогда всё было предельно просто. Ищи и уничтожай. Снова ищи и снова уничтожай, и так по кругу…
Снаружи, за дверью кто-то бродил, слышались голоса. В какой-то момент – как всегда неожиданно – треснуло и загудело вибрацией по стенам далёкое могучее реле, а комната окрасилась зловещим бордовым светом аварийного освещения. На пустыню опустилась ночь…
… Я не знала, сколько пробыла в дрёме. Что-то резким рывком выдернуло меня из липкого влажного полусна, и я распахнула глаза и села на кровати. Было почти тихо, если не считать шуршания где-то снаружи, по остывающей кровле из композитного сплава – гигантские насекомые снова были на своём посту, выискивая малейшую брешь в изолированном комплексе.
Появился какой-то новый звук, возник на задворках сознания. Плеск воды? Лёгкие постукивания крошечных барабанчиков?
Этот звук – он доносится снаружи… Нет, похоже, он внутри. Похоже, прямо за этой вот дверью.
Я замерла, превратившись в изваяние, заперев дыхание на замок. Едва слышное сухое шарканье доносилось прямо из-за стальной двери, в трёх метрах от меня. Шарканье удалялось, переходило в лёгкие шлепки босых ног и вновь возвращалось к раздвижной двери. Кто-то в бордовой тишине ходил босиком, то отдаляясь, то приближаясь. Неуверенно бродил от двери к двери, выбирая – какую же из них открыть? Мне вдруг стало не по себе, в животе зашевелилось что-то холодное и скользкое, вытесняя наружу все мои внутренности…
Очень осторожно, стараясь не потревожить сам воздух, я отползла к изголовью кровати, обхватила подушку, уткнулась в неё носом и сжалась в комок страха. Не дай Вселенная, кто-то за дверью услышит моё дыхание. Поверх подушки я глядела на дверь, тускло подсвеченную багровым светом ламп под потолком. Шлепки босых ног подобрались совсем близко, и что-то зашуршало по стальной поверхности – осторожные пальцы забегали по тонкой перегородке в поисках способа её открыть. Хриплое прерывистое дыхание окунало меня в пучины дикого животного ужаса – я ждала, что вот-вот, ещё секунда, и незапертая с вечера дверь распахнётся, а в комнату ворвётся нечто кошмарное…
Пальцы остановились и пропали, шарканье стало удаляться, и через полминуты сухие шлепки стихли окончательно. Я сидела, вжимаясь в стену и выставив перед собой влажную от холодного пота подушку, будто спасительный щит. Будто свою последнюю надежду на спасение от неизбывного потустороннего ужаса.
Где-то через полчаса, когда я наконец набралась смелости пошевелиться, я на цыпочках, едва дыша подобралась к двери и медленно-медленно повернула запор на замке.
Вернувшись в кровать, я комочком забилась в угол и лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к каждому шороху. Воображение услужливо подсовывало шорохи и скрипы, заставляя вздрагивать от малейшего движения атмосферы. Похоже, я схожу с ума… Я совершенно точно схожу с ума, если ещё не сошла… Давно пора. И почему этого не случилось раньше?
Сбивчивая толкотня рваных мыслей в голове вскоре прекратилась, я прикрыла опухшие глаза, и меня наконец охватила болезненная дрёма…
… Дни смешивались в аморфную цветастую массу и растворялись в водовороте времени, увлекая меня вперёд, всё дальше и дальше. Постоянный адреналиновый шторм, в эпицентре которого я укрывалась от самой себя, не оставлял времени на размышления. Я спешила так, как никогда ранее в своей жизни, потому что крысы не должны были уйти. Крыс было много – к тем девяти именам, что я получила две недели назад, почти ежедневно Элизабет Стилл добавляла по несколько новых.
Я накачивалась наркотиком и отправляла подонков на тот свет одного за другим. Кого-то поджидала у дома, чтобы затем расстрелять в упор прямо в машине. За кем-то следила по пути с работы, а затем вспарывала брюхо катаной в тихом и безлюдном месте. Я обожала частные дома, ведь вокруг, как правило, не было лишних свидетелей. Нужно было лишь постучаться в дверь и жалобным голосом попросить: «Помогите, дайте что-нибудь поесть, пожалуйста».
С теми, кто жил один, было ещё проще – я нападала исподтишка, оглушала, а затем с помощью медицинских инструментов, сложенных в багажнике «Хускварны», выдёргивала сначала все зубы, а потом – если он доживал, – суставы, пока сволочь не отдаст концы от болевого шока. Бывало наоборот, когда я начинала с суставов.
Они кричали, рыдали, умоляли, предлагали деньги и разбрасывались именами известными и незнакомыми, но меня всё это не брало. Машина смерти вышла на полные обороты и перемалывала в своих жерновах тех, кто давно этого заслужил, и эту машину нельзя было останавливать. «Хускварна», мой верный боевой конь, помогала избавляться от тел, а бездонные болота принимали в себя всё, не задавая вопросов…
В разрушавшейся от взвинченного пребывания под дьяволовым соком памяти оставались лишь рваные фрагменты и торопливые картинки. Чьё-то лицо в перекрестье прицела; мелькающие ветви и стволы деревьев в спринтерском забеге по зарослям… Ещё одно лицо – кричащее и рыдающее, с застывшим в глазах ликом смерти… Торопливо сгребаемые в наплечную сумку ценности и деньги… Рука со сжатой рукояткой катаны в замахе, и снова лицо, превращённое в кровавую кашу… Гулко булькнувшая под гудящими антигравами топь с едва идущими по ней ленивыми кругами…
Теряясь в ветвистой дельте реки, скрываясь в заброшенных домах, которых в этих местах было пруд пруди, и каждый раз меняя местоположение, я осуществляла правосудие и несла погибель. Я всегда носила маску, не оставляла отпечатков, а способ расправы старалась выбрать наиболее оптимальный. Всё, что мог вспомнить случайный свидетель – это безликий чёрный силуэт, растворившийся во тьме зарослей.
Острое лезвие резало тела, карабин «Истерн» отправлял меткие одиночные пули в головы и сердца, а кровавое марево застилало глаза. Я жила от жертвы до жертвы, коих в день доходило до полудюжины, и запах крови въелся в самые ноздри. Я чувствовала его повсюду, он пропитал меня насквозь. Как и смесь дьяволова сока, который давал энергию и почти неограниченную силу. Давал взаймы, с каждой затяжкой забирая меня саму, моё будущее…
Галлюцинации прекратились. Не было даже снов во время коротких «подзарядок» на чёрных безмолвных волнах беспамятства – их место заняла кровавая реальность. После второго десятка пытать людей стало тяжело, это больше не приносило эндорфинов, и в какой-то момент я бросила эту крайне неблагодарную работу. Однако тот самый краткий миг, когда из очередного выродка выходила жизнь, потоком бордовой массы вырываясь наружу, сделал меня зависимой. Эти мгновения навсегда оставались калёными отпечатками в памяти. Их глаза… Из них прямо извергалось искреннее удивление и непонимание. Они застывали с отпечатавшимся в них ужасом – и я была счастлива, потому что ни разу не увидела ничего, отдалённо похожего на искреннее облегчение, которое видела в глазах рыжеволосой Ани четыре года назад в проклятом коридоре. С каждой новой жертвой я всё больше приходила к осознанию – я была рождена, чтобы мстить. Создана, чтобы убивать…
Итого – двадцать восемь. Двадцать восемь предприимчивых граждан, решивших встать на скользкую дорожку, и до которых всё-таки дотянулась рука правосудия. Они спустились на самое дно, чтобы заработать грязнейшим способом из всех возможных – на живом товаре. Ещё десять подонков успели затеряться в непролазных лесах или сбежать с Каптейна. Это несколько огорчало, но было вполне предсказуемо – сарафанное радио работало, новости о погибших ублюдках просачивались во внешний мир, и всё это не могло остаться незамеченным, но я всё же сделала немалую часть работы. Впрочем, за моей спиной всегда стояла Элли Стилл. Тихая, сосредоточенная, не задающая вопросов и не дающая ответов. Я в свою очередь тоже не задавала вопросов, забирая очередной компакт-кристалл с полным досье, связями, а порой и детальными картами – и, наверное, именно поэтому наши контакты продолжались до сих пор…
Данила уехал сегодня утром. Забрав очередную сумку с уворованными деньгами и драгоценностями, он оставил мне пакет с патронами и съестным на несколько дней. Встречались мы раз в три дня в том же самом заброшенном доме на берегу одной из безымянных речушек дельты. Он заряжал батареи моего ховербайка портативным устройством, которое привозил в своём глиссере, пока мы возле костра пили чай и молчали о своём.
Как всегда, я ждала только одного – новой крови. Происходящее между убийствами не вызывало интереса – всё это было вынужденной тратой времени, чем-то досадным и томительным вроде необходимости спать. Данила же свою роль в моём деле выполнял исправно, получая от меня взамен всё ценное, что мне удавалось унести с очередной расправы – поначалу нехотя, но с каждым разом всё охотнее. Видимо, всё-таки нашёл, куда пристроить ценности покойников. Сегодняшняя наша с ним встреча должна была стать последней…
Сидя на деревянной перекладине возле догоравшего костра, точильным камнем я водила по лезвию катаны. Мне нравился звук, с которым камень бежал по стали, истончая лезвие и придавая ему остроту. Я любила звук, с которым меч покидал ножны – он сулил очередную порцию кровавого эндорфина, на который я подсела безвозвратно.
Наконец, я отложила камень в сторону и повертела оружие в руках. Почти три десятка аккуратных насечек сегодня должны были пополниться ещё одной. Двадцать девятой жертвой должен стать сам Рефат – обладатель найденного мною жетона. Рефата я оставила на десерт, за ним в очереди стоял Травиани, а после этого мне предстояла охота на птичек, что успели упорхнуть из гнезда…
До Инга-Кали по прямой было около восьмисот километров, и я планировала добраться туда за четыре часа. Привычный дождь закончился утром – ненадолго, как показывала практика, – поэтому, как минимум часть моего полёта должна будет пройти посуху и без происшествий.
Я взглянула на часы. Без пяти три. Сеансы связи с Элли Стилл у нас постоянно сдвигались, и сегодняшний сеанс был запланирован на три часа. Привычно включив коммуникатор, я стала ждать. Ровно в назначенное время устройство разразилось трелью, и я приняла сигнал.
— Привет, тёзка, — сказала я.
— Как там твоё лукошко с грибами? — спросила Стилл. — Уже почти заполнилось?
— Осталась одна поганка, а следующим будет мухомор, — ответила я, наслаждаясь этой странной радиоигрой.
Ни разу не встретившись воочию за последний месяц, мы с Элизабет давали фантазии раскрыться в ходе коротких переговоров. Она витиевато подбрасывала место следующей закладки с информацией и неизменно интересовалась моими успехами, а я знала, что параллельно она ведёт какое-то напряжённое расследование, в подробности которого, впрочем, она меня не посвящала…
— Я позвонила голосом соседки, — сообщила Элизабет. — Они будут ждать, но не тебя. Дашь два коротких звонка.
— Принято, спасибо, — поблагодарила я. — Я выдвигаюсь прямо сейчас.
— Давай. И нам нужно пересечься.
— Зачем? — Я удивилась, это было нетипично для неё.
— Я помогла тебе собрать грибы, а ты поможешь мне с ягодами. — В сосредоточенном голосе её чувствовалась усталость. — Но у меня, похоже, назревают небольшие проблемки с серым волком.
— Я буду, — с готовностью согласилась я. — Где?
— Моторостроительный завод на севере, у торфяных болот на границе штата. — Усталый голос прервался на секунду, что-то бумажно зашуршало. — Я доберусь туда к ночи. Как закончишь, жми ко мне. Высоко не поднимайся, держись над самыми деревьями. И к северу от завода – ни ногой, там зона антитеррора уже который день. Отключаюсь. Отбой…
Забросав землёй тлеющие угли, я стала рутинно проверять снаряжение. По карманам разгрузки были разложены несколько обойм для «Истерна», складной болторез, фонарик, простенький датчик движения, передатчик, баллон с дьяволовым соком. На случай, если что-то пойдёт не так, в голенище сапога привычно отправился нож. Пистолет занял своё место в кобуре подмышкой. Ножны с катаной прильнули к бедру, карабин был надёжно зафиксирован на корме ховербайка. Маска хищного насекомого опустилась на лицо. Я была готова.
Разбуженный зверь зарычал и повис в нескольких сантиметрах от поверхности, жаждущий вновь отправиться в путь. Я плавно потянула штурвал, и верный стальной конь взмыл в небо, унося меня навстречу судьбе…
* * *
Небольшой, окружённый болотами городок Инга-Кали россыпью фонарных столбов и тусклых окошек раскинулся на тёмной равнине. Четыре шестиэтажных дома возвышались над архитектурным фоном частных домиков и коттеджей. Моя цель находилась в одной из многоэтажек…
Сделав пару кругов над городком, я спустилась почти к самой земле, и в поисках табличек с номерами домов неторопливой чёрной тенью проплыла на уровне второго этажа почти над самыми головами каких-то пьяниц, неверно вышагивавших вдоль улочки. Вот и искомый дом. Рывок штурвала, разворот – и гравицикл, аккуратно огибая растянутые меж домов провода, опустился на крышу здания. Теперь – к цели. Одна из крошечных будочек с ветхой деревянной дверью, ведущей на лестницу, венчала нужный мне подъезд.
Укутавшись в хламиду, я включила кинетику и выбила хлипкую дверь вовнутрь. Вырванный со щепками замок вместе с запором зазвенел по лестнице. В чердачной полутьме я замерла и прислушалась. Было по-будничному вечерне. Где-то за стеной бубнил телевизор, надрывно кричал маленький ребёнок, шуршала льющаяся вода. Вниз. Шестой этаж – жестяная банка с окурками, заплёванные ступени… Пятый этаж – ругательная надпись на стене маркером, осыпавшаяся штукатурка и отчётливо слышные выяснения семейных отношений… Четвёртый этаж – в пролёте было темно, фонарный плафон был разбит вместе с лампочкой. Третий этаж – я на месте. Кнопка звонка, два коротких нажатия и мелодичный перелив за слоем обивки и металла двери.
— Я открою, — глухо раздался женский голос. — Кира обещала зайти вечером.
Щёлкнул замок, и дверь приоткрылась. На пороге стояла чернявая молодая женщина чуть выше меня ростом, завёрнутая в домашний халат. Приветливая улыбка тут же сползла с её лица, сменившись растерянностью – при виде устрашающей маски она не сразу нашлась и пролепетала:
— Чем я могу вам помочь?
— Вы мне уже помогли, открыв дверь, — процедила я, решительно входя внутрь и отодвигая женщину в сторону.
Прямо – комнаты, слева – кухня. В ней горел свет, смуглый крепкий мужчина с курчавой бородой сидел боком ко мне и что-то читал в мобильном. Он повернулся и поднял на меня глаза. Совсем такое же лицо, как в досье. Сосредоточенное, словно у волка на охоте.
— Дэгни, что я тебе говорил?! — рявкнул мужчина. — Всегда проверяй, прежде чем открывать!
Только в этот момент я заметила между нами две маленьких головы и четыре плеча в цветастых кофточках. Спиной ко мне в детских стульчиках у стола сидели ребята – мальчик и девочка. Судя по комплекции, совсем маленькие – от трёх до пяти лет. Похоже, я пришла в самый неподходящий момент. Вся семья мирно ужинала, а в прихожей застыл чёрный силуэт со страшной маской на лице. Я чувствовала, как Рефат напрягся, как хотелось ему оказаться по ту сторону меня, в одной из комнат, где у него припрятано оружие.
В белой домашней футболке и в трениках он выглядел совершенно обыкновенным мужчиной. Могла ли его жена представить себе, что он творил? А дети? Сколько им было, когда он творил бесчинства с бандой головорезов?
С детьми или без, правосудие должно осуществиться. Вынув из-под хламиды пистолет, я направила ствол прямо в голову Рефата и решительным шагом прошагала в кухню. Ни один мускул не дрогнул на лице этого человека, лишь напряглись его крепкие мышцы. Дети тем временем побросали ложки и молча, с раскрытыми ртами уставились на меня.
— Кто ты такая и почему ворвалась в мой дом? — грозно спросил Рефат стальным голосом.
— Я пришла за тобой, — ответила я. — Чтобы ты испытал то, что чувствовали твои жертвы.
— Какие жертвы? Что ты несёшь?! Убирайся! — рявкнул он.
Казалось, он не понимал, о чём я говорю. Я даже на долю секунды усомнилась, тот ли передо мной человек, но тут же вызвала в памяти фото и поняла – это спектакль, который он разыгрывал в первую очередь для своей семьи. Ведь теперь он совершенно обычный человек, а все его «подвиги» остались в далёком прошлом.
— Интернат, — сказала я. — Три года назад ты и твоя банда обрекли на смерть почти две сотни воспитанников. Припоминаешь?
Он всё помнил. В его глазах искрилась ненависть и пылала досада оттого, что прошлое догнало его здесь и сейчас, в такой неподходящий момент.
— Рефат, что происходит? — взволнованно спросила его супруга из коридора.
— Дэгни, убери детей! — приказал мужчина.
— Нет, они никуда не уйдут, — заявила я. — Пусть видят и знают, что я сделаю с ними то же самое, что и с тобой. А сейчас с этой единственной мыслью ты будешь умирать!
Спустя долю секунды, схватив нож с обеденного стола, он бросился на меня. Звон лезвия, отбитого мехапротезом, ударился о стены тесной кухни. Мой пистолет полетел в угол, а бандит всем телом навалился на меня, прижимая к стене и пытаясь придвинуть клинок к моему горлу. На всю кухню пронзительно заплакала девочка.
— Я хочу знать, кто ты! — рявкнул Рефат и ловко сдёрнул маску с моего лица.
Воспользовавшись моментом, хорошо отработанным движением я пальнула коленом ему прямо в пах. Бандит ойкнул и отстранился, а маска стукнулась о пол.
— Что вы делаете?! — почти над самым ухом закричала женщина. — Сейчас же прекратите!
У меня появилась секунда для манёвра. Мне хватит одной секунды! Ухватившись за рукоять, я резким движением выхватила из ножен катану и рывком полоснула Рефата по животу. Футболка разошлась алой щелью, брызнула кровь, пронзительный визг женщины ударил по ушам. Ещё один свистящий замах на противоходе – и голова Рефата, наискосок срубленная по самое основание шеи, с глухим стуком полетела в угол.
Обезглавленное тело убийцы, заваливаясь, схватилось за скатерть и опрокинулось на пол. Следом за ним, как в замедленном немом кино, на пол посыпались тарелки с содержимым, на осколки разлетелась чашка с чем-то горячим. Голова убитого лежала на боку и выпученными глазами смотрела прямо на меня. Казалось, она даже попыталась схватить ртом воздух, желая выжить…
Спину моментально прошиб пот, в бешеном сердечном ритме утонула вся какофония звуков, наполнявших помещение. Всё ещё мёртвой хваткой сжимая в руке окровавленный меч, я скосила глаза вниз и встретилась взглядом с мальчиком, сидевшим на высоком детском стульчике. Буря эмоций, которая разразилась в его распахнутых карих очах, буквально сшибла меня с ног. В отличие от сестры, он не плакал – похоже, он просто не мог осознать того, что только что произошло. Он не подозревал, что такое вообще бывает – что голова отца может отделиться от тела и валяться в углу, словно оброненный резиновый мячик…
Звуки возвращались. Где-то на периферии зрения женщина колотилась в истерике, не помня себя, не зная за что схватиться – то ли прижаться к телу своего мужа, то ли трясущимися ладонями прикоснуться к его голове. Меня парализовало, я смотрела в неморгающие бурые глаза ребёнка. Хотелось отвернуться, убежать – только бы скрыться от разрушенной, уничтоженной, растоптанной невинности, дотла сгоревшей в багровой луже, в которой, словно маленькие островки, утопали гречневые крупицы из опрокинутой тарелки…
Бежать… Бежать! Схватив с пола маску, забыв под столом свой пистолет, я стремительно выскочила из помещения, бегом вылетела на крышу и прыгнула на гравицикл. В животе разверзалась чёрная яма, тело дрожало и тряслось. Завести летающую машину удалось не с первого раза, но наконец я это сделала и что было сил зажала акселератор…
* * *
Тучи накрыли небо над брошенным моторостроительным заводом, собираясь излить на потрескавшиеся крыши корпусов свою тоску. Обширная песочная пустошь между низкими зданиями давно поросла травой, а пятна растительности поверх голого песка были похожи на пучки волос на лишайной голове. Чёрные провалы широких окон безмолвно взирали сквозь ночь на гравицикл, который стремительным орлом спустился с небес и исчез в широком зёве распахнутых складских ворот.
Спрыгнув на землю, осторожно, глядя себе под ноги, я направилась сквозь тёмный и просторный гараж в дальний его угол, к лестнице на второй этаж, где из бетонного дверного проёма на серпантин падал мерцающий желтоватый свет. Прокравшись по лестнице до открытой облупившейся двери, я заглянула внутрь.
Прямо посреди помещения стояла портативная печка, в которой что-то готовилось. Полицейский фонарь офицера Элизабет Стилл стоял тут же, разбрасывая по комнате рассеянный свет. Сама Стилл сидела спиной ко мне.
— Заходи, будь как дома, — сказала она, даже не обернувшись.
— Как ты меня услышала? — поинтересовалась я.
— У меня хороший слух. Присаживайся. Голодная небось? А может, чайку͐? — спросила она, взвешивая в руке стальной термос.
— Не откажусь, — ответила я и оглядела помещение.
В углу лежали две увесистые сумки, у стены был разложен спальный мешок, а рядом стоял портативный передатчик военного образца. Полотенце, сухпаёк, зеркало… Она что, жить сюда перебралась?
— Ты что, жить сюда перебралась?
— Это уж как пойдёт, — пожала плечами она. — Но я здесь, похоже, надолго. А ты, если хочешь, располагайся вон в том углу.
Элли обернулась, и я наконец-то увидела её лицо, моментально изменившееся при виде меня. Она вопросила:
— Это что за скелет тут передо мной? Кожа да кости, щёки впали, на одних своих железках держишься… Это ты за месяц успела довести себя до такого состояния? Ты что, одной наркотой питаешься?
— Не только ею, — возразила я и уселась рядом с печкой, скрестив ноги. — Хоть «сок» и приглушает аппетит, сил у меня хоть отбавляй. Я никогда себя так бодро не чувствовала. Могу горы двигать голыми руками. Хочешь покажу?
— Не нужно, — отмахнулась Элли. — Сейчас ты двигаешь горы, но такими темпами скоро двинешь кони. Лучше расскажи, что там у тебя. Которому по счёту ты сегодня голову свернула?
— Двадцать девятый.
Я сунула руку за пазуху и вытащила скомканные исчерченные листочки, вырванные из блокнотика Данилы. На них карандашным грифелем была отпечатана моя одержимость – косые наброски, планы, небрежные рисунки висельников, подклеенные фотографии и вырезки… Стараясь вытряхнуть, вычеркнуть из памяти глаза маленького мальчика, я положила листочки на пыльный пол рядом с Элли.
— Остался тридцатый, и на этой планете мне больше делать нечего, — сказала я. — Скоро мы сможем попрощаться, и ты вздохнёшь с облегчением.
— Насчёт вздохнуть с облегчением вряд ли, — улыбнулась Стилл. — Я тут в такие дебри полезла… Слушай, тебе, наверное, интересно, чем я всё это время занималась?
— Если честно, не очень, — честно призналась я, ощутив вдруг укол стыда.
— Я двигала забытое дело о пропавших детях, — заявила она, ничуть не растерявшись. — После беседы с той дамой оно пошло так хорошо, что аж штукатурка со стен посыпалась.
— И что же тебе удалось выяснить?
С разгоравшимся интересом я придвинулась поближе, а Элли тем временем выдержала паузу и разлила чай по металлическим кружкам.
— У этого твоего Слесаря, с которого всё началось, есть покровители кое-где наверху. Пару раз бывший руководитель нашего отделения пытался к нему подобраться, но ничего не получилось. Потом и вовсе дело интерната изъяли из полиции, а все материалы передали старшим братьям… В смысле, гээсбэшникам, в какой-то из тамошних комитетов.
— Галактической Службе Безопасности?
— Солидное название для спецслужбы, правда? Чувствуются галактические амбиции! — усмехнулась Элизабет. — Дело отдали – и на этом всё. Тишина. Бывший начальник как-то заикнулся о том, чтобы вернуть дело к нам и возобновить расследование, но вдруг неожиданно написал рапорт о переводе на Землю, и рапорт тут же удовлетворили. Он даже попрощался с коллективом по удалёнке, но у меня почему-то нет уверенности, что это был он.
— Значит, дело заметают под ковёр? Неужели на уровне Комендатуры?
— Бери выше. — Элизабет показала пальцем в потолок. — У Комендатуры только одна цель – угомонить разноцветных партизан. Их в своё время создали службисты Конфедерации в помощь властям Каптейна, чтобы давить вооружённых социалистов, но как обычно, всё вышло из-под контроля. Бандиты есть бандиты, и единственное, что можно вырастить из кучки убийц – это преступную группировку. Они выполняют любую работу для тех, кто платит деньги.
— Когда-то я сама занималась чем-то подобным, — пожала я плечами.
Стилл смерила меня долгим взглядом, подула на горячую чашку и продолжила:
— В отличие от благородных социалистов-меркуловцев с принципами, этим вообще наплевать на всё. Сегодня они режут красных по заказу Комендатуры, завтра охраняют плантации наркобаронов, а послезавтра угоняют в рабство мирные деревни. Суды здесь давно уже толком не работают, я в этом сама убедилась. Любое крупное дело, которое идёт через суд, превращается для судьи в простейший выбор – либо взять взятку, либо погибнуть от рук наёмного бандита. Прямо как в Колумбии в двадцатом веке. «Хочешь жить – бери сто тысяч».
— Кажется, твой дядя Ричард рассказывал про эту цветную круговерть с партизанами и наркотиками, — заметила я.
И вдруг вспомнила, как чуть не перерезала ему, спящему, горло, и непроизвольно вздрогнула всем телом. Что было бы, сделай я это? Наверное, после такого можно было бы с благодарностью принять пулю от Элли, ведь она бы такого не простила. А я? Могла бы я себя простить, или предавалась бы жизни без сожалений? Недолго, впрочем, ведь за ампутацией сожалений часто следует что-то ещё. Расчеловечивание.
Тем временем Стилл, не моргнув глазом, вещала:
— Вся эта цветущая наркоторговля и контрабанда померкли по сравнению с повесткой усмирения партизан. Прекращение огня – вот, что занимало уютные кабинеты Комендатуры больше всего. А способ примирения у них был только один – нарезать планету на владения. Социалистов Меркулова в конце концов раздавили… Оно и понятно, эти гринго ненавидят всё, что связано с социализмом, остатками своих душ… Но остались сотни вооружённых группировок и банд, которым нужны деньги. Много денег… А где же их взять? — Она задрала брови и развела руками. — Промышленности нет, инвестиций нет, все частные начинания загибаются на фоне зашкаливающей преступности. И тут в игру вступают военные, которые давно уже наладили каналы сбыта наркотиков по всему Сектору. А если ещё точнее – военные учёные. Эти ребята просто купаются в деньгах – Конфедерация финансирует их так, будто завтра настанет последний день человечества, да ещё и ограждает от любых преследований.
— Хочешь сказать, что заказчики расправы над детьми – военные учёные Конфедерации?
— Им нужна была не расправа. — Стилл помотала головой. — Им нужны были образцы для опытов. Поэтому они прогнали деньги через Комендатуру Каптейна, профинансировали бандитов, гордо именующих себя партизанами, и чужими руками осуществили так называемый «отбор образцов». Нужны были не все. С «побочным продуктом», который был им не нужен, они разрешили делать всё, что угодно. И эти твари, которых ты отправила на тот свет, не нашли ничего лучше, кроме как перебить их.
— Эксперименты над людьми, — потухшим голосом пробормотала я. — Неужели в этом мире со времён нацистов ничего не поменялось?
— Как видишь, нацисты во все времена всплывают наверх, как дерьмо, — развела руками Элизабет. — Но беда не в этом. Им некому противостоять, верь всех поделили на клубы по интересам, и все заняты друг другом. Перед нами свои врата распахнула её величество Вселенная, а мы только и делим бюджеты и кромсаем друг друга на части…
Она многозначительно посмотрела на меня, и я уловила её посыл.
— Про меня мне всё известно, — произнесла я. — Но я никак не могу понять одну вещь. Зачем ты помогаешь мне?
Элли взяла дымящуюся кружку и сделала осторожный глоток.
— На Каптейне действует разветвлённая сеть по торговле людьми, — вместо ответа на мой вопрос продолжала она. — Это выгодный и налаженный бизнес. Здесь, в этом проклятом всеми богами мире пропажа людей давно стала обыденностью. Человек – неважно, мужчина или женщина, взрослый или ребёнок, – вышел из дома и больше никогда не вернулся. Где он теперь? Убит? Утонул в болоте? Заблудился в лесу по дороге домой? Да кто его разберёт? Исчез. Ставим печать и навеки убираем дело к остальным глухарям.
Мне становилось не по себе. Гиблая земля, пропитанная кровью – вот, чем стараниями людей, у которых есть имена, стал Каптейн. Был ли у него шанс на другую судьбу? И если да – где он, тот роковой поворот, после которого всё пошло под откос?
— Но самое, пожалуй, неприятное моё открытие, — продолжала Элизабет, — в том, что скорее всего, в этом деле замешано моё нынешнее начальство. Некоторые признаки указывают непосредственно на шефа полиции округа Сайрен – Джеффри Майлза. И, хоть я и старалась скрыть то, чем занималась всё это время, он уже точно обо всём знает. На меня недобро косятся пол-отдела, а в последнюю ночь на мой телефон поступил звонок. В трубке – молчание и чьё-то сопение. Классика…
— И поэтому ты решила собрать вещи и уйти? Иной бы посмеялся…
— Да, — кивнула она. — Три дня назад я посадила жучок на машину Майлза, собралась и ушла из дома. Семьёй ещё не обзавелась, поэтому не пришлось никому ничего объяснять…
Вот так меньше, чем за месяц офицер полиции превратился для коллег в изгоя. А сколько ещё полицейских участвуют в схеме по торговле людьми? Неужели здесь всё настолько прогнило, что честными остаются считанные единицы? Впрочем, наверное, так было всегда и везде, хотя судьба сталкивала меня с хорошими людьми.
— Не вмешайся я в твою жизнь, всё могло быть иначе, — негромко произнесла я. — И я не могу не спросить…
— Зачем я взялась помогать тебе выслеживать гадов?
— Неужели ты поставила превыше закона, которому обязалась служить, личные мотивы?
— Так было не всегда, — протянула она и задумчиво уставилась в кружку с чаем. — Однажды ко мне пришла женщина и принесла шапку… У неё есть сын, который с рождения страдал аутизмом, был сам в себе, никогда не улыбался и не реагировал на внешний мир. Пока однажды ему не подарили собаку. Он переменился. Буквально ожил. Стоит ли говорить, что они с собакой стали лучшими друзьями…
Стилл усмехнулась с горечью.
— Но однажды собака ушла на улицу и пропала, а ребёнок вернулся к тому, с чего всё началось и замкнулся в себе на глухой засов. Время, конечно, лечит, люди привыкают к переменам в жизни и в людях, но как-то раз в магазине одежды женщина увидела меховую шапку подозрительно знакомой расцветки. Взяла в руки, потрогала, понюхала, и поняла – это Чарли, сомнений быть не может. Устроила в магазине истерику, и её спровадили. А на следующий день остыла, подумала было, что показалось, и решила удостовериться наверняка. Купила в магазине эту шапку и отнесла её домой. И нет бы спрятать куда-нибудь, так положила на видном месте… Сын чуть с ума не сошёл, он натурально лез на стенку, и отцу больших трудов стоило его успокоить, ну а женщина с этой шапкой пришла в отделение, прямо в дежурку в мою смену…
Я затаила дыхание. Элизабет тёмными глазами смотрела куда-то вдаль.
— За два часа мы с Робертом вышли на кожевенника и накрыли цех по пошиву с целым гаражом шкур. Трое мужиков держали небольшое предприятие, отлавливая уличных животных… Их посадили под домашний арест с браслетами. В первую же ночь отец мальчика убил двоих. Третьего не успел, потому что его скрутили раньше… С его женой я впоследствии встретилась ещё раз, когда её привезли за убийство третьего живодёра. Гарпуном. Она завершила то, что начал муж, и это стоило ей семьи и свободы. А я с тех пор второй раз задалась вопросом, не напрасно ли я делаю своё дело, и в этот раз вопрос больше не выходил из головы. Тех ли людей я защищаю, тех ли наказываю и по совести ли. А что касается тебя…
Повисла пауза. Я не нашлась, что сказать, и просто взяла в руки остывающую кружку с чаем. Отхлебнула немного, и тёплый душистый напиток устремился вниз, в желудок, согревая после долгой дороги исхудавшее тело. Я переваривала поведанную мне историю.
— Ты идёшь по своему пути, — заметила Элли и горько усмехнулась. — Тому, что ты учиняешь, нет оправдания, ведь отнимать жизнь дозволено только Всевышнему. Но почему им было можно, а тебе нельзя? Тем более, если это помогает сделать мир чище? И уж тем более, что это дело непосредственно связано с моим… Я решилась на очень опасную борьбу, но впервые за долгие годы ощутила, что живу не напрасно. Я увидела свой собственный путь. Это дело… Оно стоило мне карьеры и может стоить жизни, но меня это не тревожит…
Это было странно. Вся ситуация казалась нереальной, будто сцена в каком-нибудь фильме. Сбежавшая от всего мира бывшая сотрудница полиции выражала благодарность чудовищу, убийце. Пускай даже убийце убийц.
Элли пила мелкими глотками и искоса поглядывала на меня.
— Мы на войне, Лиза, — сказала она. — Но не на обычной войне. Фронтов на ней нет, потому что весь мир стал сплошным полем боя. Сражения происходят вот здесь, в головах. — Она указала пальцем на свой висок. — Всё остальное – лишь следствие. Я жалею о том, что поздно это осознала. Может быть, удалось бы изменить что-нибудь к лучшему другими способами.
— Я думаю, ты уже изменила, — сказала я. — Не может же быть, чтобы во всём участке ты одна была честным офицером.
— Да, не может. Роберт был честным, — сказала она, задумчиво глядя во тьму сквозь выбитое окно. — Знаешь, что я делала до того, как пойти в полицию?
Я отрицательно помотала головой.
— Я работала антрепренёром. — Элли встретила мой непонимающий взгляд и закатила глаза. — Ну, была организатором у знаменитостей. Сопровождающим для селебрити на Кенгено. В мои задачи входило прибытие на объект – будь то гостиница, таунхаус или даже частный остров. Проведя разведку, мы со свитой – ещё двумя такими же, как я, – организовывали всё так, чтобы у нашего хозяина или хозяйки всё шло как по маслу. Заселение, питание, нужная температура воды в бассейне, правильный цвет и мягкость домашних тапочек, идеально выверенный ассортимент нейротрансляций…
Я не успевала удивляться Элли и её жизненному пути, но догадывалась, насколько капризными могут быть знаменитости, поэтому такая работа, скорее всего, требовала нечеловеческой собранности.
— Неблагодарная работёнка, — заметила я.
— С одной стороны да, а с другой… Я жила этим. Мы с моими напарничками-змеюками всегда досконально изучали всех наших хозяев. Что любит на завтрак актриса Амрита Гириш, какого цвета бельё предпочитает ведущий Кенни Брокельштайн, в каком году развелась Ирина Подосёнова и даже, прости господи, какой крем для бритья ног использует Кори Дэйвис…
Элли выжидающе смотрела на меня, рассчитывая на реакцию.
— Никого не знаю из всех вышеперечисленных, — пожала я плечами.
— Точно, ты же где-то в своём мире обитаешь, — согласно кивнула она. — Каждый раз, стоя по стойке смирно у дверей перед тем, как через них пройдёт очередной знаменитый кошелёк, туго набитый деньгами, мы с Кевином и Зигги устраивали квиз из таких вот загадок. Кто-то из нас называет букву, и мы на эту букву озвучиваем факт, а потом проверяем друг друга. Мы соревновались – кто же из нас лучше? Кто из нас так и останется в агентстве, а кого повысят, отдав в личное распоряжение какой-нибудь звезды? Ведь рано или поздно в нашем сообществе это всегда случается – очередной богатей, пребывая в восторге от того, насколько качественно его облизали, спускается с небес и забирает туда к себе какого-нибудь счастливчика.
— И тебя не забрали, — догадалась я.
— Меня не забрали, хотя я старалась сильнее всех. Я знала всё, я никогда не ошибалась. — Стилл поставила кружку и изящно полулегла на грязный пол, облокотившись на локоть. — Однажды я осталась одна. Кевин и Зигги ушли на повышение, а я приготовила огромный трёхэтажный коттедж и стояла в холле, сцепив лапки и ожидая прибытия гостя. Я не знала, кто он, но знала, что он очень богат и пожелал остаться анонимным. И вот, снаружи донёсся рёв моторов, послышался шум множества голосов. Двери распахиваются и…
— И? — Я подалась вперёд.
— В холл вваливается толпа малолетних придурков. Бухие в хлам, они гогочут и разбредаются по дому, рассчитывая хорошенько повеселиться здесь ближайшие несколько дней. И тут ко мне подходит заказчик всего этого торжества – точно такой же малолетний кретин, которому после выпускного богатый папочка проплатил отдых на несколько сотен тысяч меритов… Он подходит ко мне, суёт свёрнутую пачку денег в декольте и говорит: «Можешь быть свободна до утра, крошка».
Элли прыснула со смеху. Похоже, эта история её больше забавляла, нежели возмущала. А что бы сделала я в такой ситуации?
— Представляешь? Вот так. — Её выразительные глаза задорно сияли в тусклом свете фонаря. — И в этот момент я подумала в первый раз – какого хрена я делаю? Для чего живу эту жизнь? Чтобы пьяный имбецил сунул мне в вырез кучу папиных денег и отправил погулять? Я понимаю, что бывают варианты и похуже, но в этот же день я уволилась и вернулась домой, в Новую Венецию, откуда парой лет ранее улетела с гордо поднятой головой, ведь они оставались, а я смогла накопить на билет… А через некоторое время прошла курсы и устроилась в полицию, под начало Роберта. С которым мы и проработали все эти годы…
Роберта, который погиб в ту же ночь, когда они с Элизабет меня задержали. Роковая случайность? Замысел автора этого безумного мира? И не это ли событие сблизило нас с ней – людей, которые стоят на диаметрально противоположных сторонах закона.
— Слушай, Лиза, ты же была на Земле? — неожиданно спросила она.
— Нет, я родилась на Кенгено, а после «исхода» жила на Пиросе.
— У Пироса ведь тоже есть луна? Арденум, да?
— Да, — ответила я, — но она настолько маленькая, что иногда её бывает сложно отыскать на небе.
— Я бы всё отдала, чтобы увидеть циконианских близнецов – Айаса и Араса, или хотя бы земную Луну, — мечтательно протянула Стилл и прищурилась, словно кошка в сладостной неге. — Она как второе солнце в небе, освещает Землю по ночам. То мягко и ненавязчиво, то зловеще и ярко… Я за всю жизнь не видела ни одной луны. Бывала только в двух мирах, и в обоих по ночам мы будто слепые кроты… Ты погляди туда, за окошко – там же тьма кромешная. Без этих вот устройств… — Она кивнула на мою маску, оснащённую ночным режимом. — Ни черта не разглядишь ночью.
— Ты права, там снаружи – хоть глаз выколи, — согласилась я, подумав, что ей, пожалуй, не стоит знать, где я взяла эту маску. — Честно скажу, Элли, я не лучший пример для подражания. Я погубила немало людей ещё даже до того, как прилетела сюда. И они уже даже перестали сниться мне по ночам.
— Успокойся, я не собираюсь тебе подражать, я уже взрослая девочка, — улыбнулась она. — То, что ты привнесла в мою жизнь немного смысла, не меняет тебя, как человека. Не мне тебя судить, и твоё прошлое – твоя ноша. Только пожалуйста, не надорвись. По-моему, ты уже очень близка к этому…
Только я открыла рот, чтобы заявить, что чувствую себя великолепно, как передатчик в углу зашипел, застрекотал и замигал огоньками. Элли вскочила, в одну секунду оказалась рядом с устройством и включила громкую связь. Из динамика сквозь помехи послышался мужской голос:
— Позывной «Ракушка» всем, кто на приёме в секторе Р-52. В вашем районе работают ловчие, сегодня – с кунжутом…
— Элли, что это ещё такое?! — приглушённо прошипела я. — Какой, к чертям, кунжут?!
Элли цыкнула на меня и приложила палец к губам. Эта нелепая трансляция не сулила ничего хорошего, а радио тем временем продолжало:
— Задействованным отделениям включить эмиттеры «свой-чужой» и не гасить до сигнала завершения операции. Код семьсот один, время начала – три-ноль-три. Сигнал об окончании – по зашифрованной частоте, плюс три терагерца. Повторяю – время начала сброса – три-ноль-три. Сигнал об окончании – по зашифрованной частоте, смещение плюс три. Кто не спрятался – мы не виноваты. Отбой, конец связи.
Радио щёлкнуло, Элизабет села возле устройства, откинула прямоугольную пластиковую крышку и принялась сосредоточенно вводить какие-то команды. Наконец, хлопнула крышкой и вернулась к переносной печке.
— Ну, вот и всё. И сосиски как раз дошли. — Она открыла окошко в печи, в воздухе тут же запахло ароматным жареным мясом.
— Сосиски с кунжутом? — поинтересовалась я.
— Нет, самые обычные сосиски. Вот, если надо, бери зерновой хлеб. — Небольшой бумажный свёрток появился из сумки. — Спальный мешок можешь кинуть вон туда. А если своего нет, могу тебе ещё один выдать.
— Что это была за трансляция?
— Если ты про радио – скоро нас накроет войсковая операция.
— Так какого чёрта мы тут делаем? — Я вскочила на ноги, из-за угла вглядываясь в кромешную тьму за окном. — Надо сматывать удочки.
— Расслабься, подруга. С этой штукой нам ничего не грозит. — Она кивнула на приёмник в углу, который невозмутимо помигивал зелёным огоньком. — В ней самые актуальные магистрали шифрования, коды военных, встроенный транспондер и спутниковая связь… Думаешь, почему тебя за эти три недели ещё не схватили за жабры? Эта штука работает через военные спутники, а им на тебя и на твои дела плевать с высокой колокольни. Зато они тебя прекрасно видят и отлично передают узконаправленный сигнал на твой передатчик.
— Откуда у тебя это устройство? — спросила я.
Удивление моё ширилось с каждым её словом. Вот так Элли…
— От папы осталось, — неопределённо ответила она. — И наши сюда не сунутся, чтобы не огрести, поэтому меня тут искать никто не рискнёт.
— Ваши – это полиция? — спросила я и жадно впилась в сочную сосиску.
— Да, сослуживцы, — ответила Элли, снова разливая чай. — С Майлза станется устроить мне какую-нибудь «катастрофу» или «исчезновение».
— Но что ты теперь собираешься делать? На тебя уже наверняка объявлена охота. Или вот-вот скоро начнётся.
— Я собрала кое-какой материал, который собираюсь передать в столичный минюст. Но мне не хватает самой малости – доказательной базы. Хоть чего-нибудь, что поможет прижать Майлза к стенке. С этим теперь, впрочем, проблем не будет. — Она постучала аккуратным ухоженным ногтем по планшету, лежащему рядом. — Теперь он у нас как на ладони. Любое неосторожное движение с его стороны – и мы берём его за яйца. А в этом мне поможешь ты со своим стальным рысаком. Сделаем пару кадров, а дальше останется только доставить информацию кому следует.
— Я вижу, ты настроена серьёзно, — заметила я с уважением.
— Серьёзней некуда. Как оказалось, я не зря сделала ставку на тебя.
— Значит, ты с самого начала меня использовала?
— Я бы назвала это координацией усилий, но… — Она лениво потянулась, словно сытая и сонная кошка. — Но можно сказать и так.
Из окна доносились какие-то звуки, похожие на шорох наждачной бумаги. Порывами бил ветер, а вместе с ним снаружи докатывались едва различимые обрывки реактивного гула. Элли тут же среагировала и выключила фонарь. Я достала из сумки подзорную трубу, покрутила ручки, включив ночной режим, встала на цыпочки и прильнула к подоконнику.
— Так, погоди… Откуда у тебя эта труба?! — возмущённо спросила Стилл.
— Я украла её у твоего дяди, — честно ответила я, всматриваясь вдаль, где болотистая равнина уходила к горизонту.
— Что? Да как… Как рука у тебя вообще поднялась?! — воскликнула она.
— Тебе надо было арестовать меня ещё тогда, у ручья. А теперь, пожалуй, уже поздно… Я вижу какое-то движение. Это то, о чём ты говорила?
Сквозь окуляр было видно, как тёмное пятно неторопливо разреза͐ло хмурое небо по курсу справа налево. Угловатый силуэт самолёта двигался медленно, даже лениво, а из-под днища машины под едва заметным углом рвалось пламя – дюзы в вертикальном режиме были направлены в землю, и горячий воздух пригибал к грязной воде заросли камышей, беспощадно палил скрюченные верхушки мёртвых деревьев.
Вот машина задрала нос и начала набирать скорость. Струя пламени постепенно переходила в горизонтальное положение, а в брюхе стальной птицы распахнулось жерло люка. Словно икра из рыбы, хлынули к земле бессчётные полчища мух – брызнули в разные стороны чёрными россыпями, разлетаясь по болотистой местности. Угловатый силуэт матки роя беспилотников, ускоряясь, проплыл мимо и скрылся за деревьями. Остался гул двигателей, волнами обдававший здание заброшенного гаража.
— Давай-ка подальше от окна. — Элли тронула меня за плечо. — Они, конечно, поймают наш сигнал метров за сто и пройдут мимо, но лучше спрятаться. Мало ли что.
— И сколько их, этих дронов-камикадзе?
— В одном контейнере за тысячу штук. По сути, это летающие самонаводящиеся пули, которым предписано уничтожить всё живое в заданном районе, если только оно не находится под куполом сигнала «свой-чужой».
Вот, значит, как выглядит войсковая операция. Автоматическая тотальная зачистка площадей. Этот район был безжизненным, на двести километров вокруг не было ни одного города, но если вдруг в программе дрона произойдёт сбой, и он собьётся с маршрута и выйдет из заданных пределов?
— Это какое-то безумие… Они вообще никого в живых не оставляют?
— Никого, — отрезала Элли. — Даже крупных животных. И я не поверю в то, что это делается по ошибке.
Снаружи жужжал рой электронных комаров, несущихся мимо. Они летели, огибая маленькую невидимую сферу, в которой укрылись два человека. Летели, чтобы найти цель – плевать, кем она будет, они не отличат взрослого от ребёнка, им было плевать, человек это или зверь. Подчинённые одной задаче – убивать, – они будут выискивать цель, чтобы совершить самоубийственную атаку и выполнить своё предназначение.
«Это тебе никого не напоминает, Елизавета Волкова?» — мысленно спросила я у себя самой…
… — Тётенька, не надо…
Голос – мой голос – дрожал. Маленькая и напуганная, я стояла, держась за ручку двери и смотрела снизу-вверх на себя изрядно повзрослевшую, пошатывающуюся в такт движениям несущегося сквозь ночную тьму вагона. Я-она стояла ко мне спиной, держа пистолет у виска уцелевшей рукой. Другая рука, наполовину оторванная, свисала страшной и бессмысленной плетью из кибержил и синт-волокон.
Постояв некоторое время, я аккуратно обошла её, недвижимую, и заглянула в бледное лицо. Оно было бесстрастно и не выражало никаких эмоций, заплаканные глаза пустой человеческой оболочки смотрели прямо перед собой, в никуда. Она застыла без движения, а я медленно вышла в узкий коридор, посреди которого с тихим треском помаргивала сорванная лампа, повисшая на проводе. Дверь в соседнее купе была открыта, и я вошла внутрь.
Марк, целый и невредимый, сидел на койке, уложив ногу на ногу. При моём появлении он тепло улыбнулся.
— Привет, Лиз, — беззаботно сказал он. — Как поживаешь?
— Я так скучаю по тебе, — прошептала я. — Ты пришёл за мной? Теперь мы уйдём отсюда вместе?
Маленькой ладошкой я попыталась дотронуться до него, но не смогла – он был совсем рядом и невероятно далеко, рука утопала в пропасти бесконечного расстояния между нами.
— Нет, малыш, ещё рано, — сказал он. — Но мы обязательно будем вместе. Потом. Когда-нибудь.
Я присела напротив него – нас теперь разделял небольшой откидной столик и метр безбрежной бесконечности.
— Когда? — спросила я.
— Это зависит от тебя.
Хотелось схватить его за руку и больше не отпускать. Вместо этого схватившись маленькими пухлыми пальчиками за подол платьица, я принялась нервно теребить его.
— Но у меня не получилось тогда, я совершила ошибку, — пролепетала я.
— Мир решил, что у тебя есть незавершённое дело.
— Какое?
— Наверное, защитить тех, кто тебе небезразличен. Ты должна быть с ними, пока они есть.
Марк перегнулся через проход и мягко погладил меня по голове. Я опустила взгляд.
На фоне белых детских сандалий по полу расплывалась кровавая лужа.
Со стороны тамбура раздался гром выстрела…
… Я вскочила, обливаясь холодным потом. В звенящей хрусталём тишине лампа аварийного освещения ритмично мерцала бледным красноватым светом, словно пульсация огромного чёрного машинного сердца.
За металлическими перегородками, в одной из комнат послышался отрывистый выкрик Оливера:
— Кто стрелял?!
— Ты тоже слышал? — приглушённо отозвалась Софи. — Значит, мне не показалось?
Сердце моё колотилось, я всем телом ощущала злую красную пульсацию, поэтому тут же, разбрасывая потное постельное бельё, распахнула дверь и выбежала из комнаты. В том конце коридора напротив в леденящем молчании с раскрытыми ртами застыли Софи и Оливер. Из проёма между нами показалась взъерошенная голова Василия с опухшим лицом.
— Вы чего тут творите? — недовольно пробурчал он.
— Здесь Эмиль, — сдавленно пролепетала Софи, тыча пальцем вниз, в лестничный проём.
Босиком, в одних трениках и майке в коридор вышел босой Василий и зашлёпал ступнями по грязному полу. Так вот, оказывается, кто бродит по ночам и пугает людей? Нет, что-то не вяжется… Не вяжутся с этим застывшие в ужасе лица Уэста и Толедо. Василий проследил за их взглядами и присвистнул.
Вмиг оказавшись возле товарищей, я увидела Эмиля. Он распластался у подножия лестницы на животе, разбросав в стороны конечности, а на полу собиралась лужа крови, тонувшая в красном свете ламп, и оттого почти незаметная. Табельный пистолет лежал в метре от тела и всё ещё дымился. Тут же, рядом, на полу валялась единственная гильза.
— Он что, застрелился? — Василий спустился с лестницы, присел и проверил пульс лежащего наёмника. — Не выдержал груза ответственности за гибель своих ребят?
Невозмутимый и сосредоточенный словно скала, он, казалось, видел подобное ежедневно. Глядя на неестественную позу, на пистолет, лежащий как-то не так, вспоминая его характер, я вдруг каким-то шестым чувством поняла, что он себя не убивал.
— Здесь кто-то есть помимо нас, — похолодев, пробормотала я.
— Ну, ещё три человека… Да, четыре, про Рамона забыл. — Василий почесал растрёпанную седеющую шевелюру.
Тяжёлый железистый запах постепенно наполнял помещение, примешиваясь к ощутимому мужицкому душку. Здесь вообще было нечем дышать – сейчас я это прочувствовала в полной мере. Захотелось сломать стену и убежать – пусть даже в лапы ночных тварей. Я сделала глубокий вдох, затем выдох… Вдох… Выдох… Спокойно, вот так…
— Да нет же! — полушёпотом воскликнула я. — Пистолет выстрелил, когда упал на пол! А теперь погляди на рану – это не пулевое отверстие, это укус!
Я повернула тело на бок. Горло капитана Дюпре было буквально разорвано – кто-то или что-то вывернуло целый кусок мяса, и из раны обильно сочилась кровь, расползаясь по гладкой металлической поверхности. Эмиль не мог кричать – было просто нечем. Василий присмотрелся поближе, а затем с невероятной прытью оказался в коридоре. Оглянувшись по сторонам, ткнул в меня своим пистолетом и приказал:
— Ты, держи ухо востро. Если увидишь мирметеру – стреляй, да смотри в стены не попади. А если белый халат – обожди немного… Всем стоять тут, никуда не уходить. Я сейчас переоденусь и вернусь.
Через две минуты напряжённого ожидания Василий, одетый по форме и с пистолетом в кобуре. Никого не обнаружив ни в спальном крыле, ни в холле, шеф охраны встал посреди зала.
— Одна из этих тварей всё-таки нашла щель и пробралась внутрь, — бормотал он. — Это плохо. Если пролезла одна, то смогут и другие, а там – пиши пропало…
Царившая вокруг духота пахла пылью и канализацией. Три прохода – и каждый из них был тёмен, оттуда мерещились какие-то звуки.
— У нас пара часов точно есть, — заметила я. — Но сперва надо найти эту тварь… Или тварей. В узких коридорах и на дистанции у нас преимущество, так что предлагаю отправиться прямо сейчас. Вот только куда?
— Сначала к учёным, — решил Василий. — Надо проверить, что все целы, а потом пойдём на поиски. А тело мы с тобой… — Он повернулся к Оливеру Уэсту. — Прости, имя забыл – у меня на имена память слабовата… Мы с тобой отнесём этого в холодильник к остальным.
— К остальным? А сколько их у вас там? — спросил Оливер.
— Не знаю, штук сорок, наверное. — Безопасник неопределённо махнул рукой. — Там все подряд – и подопытные, и парни Рамона… Как ни крути, не оставлять же его на жаре… Кондеи ночью не работают, а мы тут живём, как никак…
Наша маленькая процессия выдвинулась через общий зал в столовую, к лестнице в крыло для учёных. Замыкая группу с пистолетом наготове, я беспрестанно оглядывалась по сторонам. В каждой подсвеченной алым нише, в каждом тёмном ответвлении коридора мне чудился шорох твёрдых мощных лап, стрёкот крыльев и клацанье жвал. Воображение так и норовило повредить меня в рассудке, подбрасывая всё новые звуки.
Жалкая сотня метров по бордовым коридорам показалась мне вечностью, но наконец мы добрались до жилого лестницы и преодолели один длинный пролёт. Василий постучал кулаком в одну из дверей, шеренгой выстроившихся вдоль стены. Совсем как в нашем крыле, только расположенные зеркально.
— Кто там? — раздался настороженный голос Шена.
— Вася тут. У нас ЧП, в комплекс проникли. Запрись и не ходи почём зря, как всё устаканится – я сообщу. Лично или по громкой связи.
Офицер прошёл ещё несколько метров и постучал в следующую дверь. Никто не ответил. Немного подождав, он постучал ещё настойчивее, и звон металла побежал по коридору.
— Шен, где все твои?!
— Должны быть у себя, — ответил голос.
— Странно, Мелинды нет… — пробормотал Василий, удаляясь в дальний конец коридора. — А как насчёт доктора Адлер?
Я всё это время удерживала на мушке лестницу вниз, в холл. Мне казалось – ещё секунда, и оттуда, из бордовой полутьмы на меня ринется целый рой гигантских насекомых.
— Дома только Шен, — сказал Василий, материализовываясь рядом со мной. — Будем искать остальных или начнём обход?
— Слушай, у вас канализация исправна? — Я вновь почуяла нотки пищевых отходов в воздухе.
— Здесь всё уже на ладан дышит, — отмахнулся Василий. — У нас без поломки ни дня, а техники уехали ещё недели три назад. Сам я в коллектор не лазил и не особо хочется.
— Думаю, стоит проверить, хотя бы на дальних подступах, — предложила я. — Может, они проникли через канализацию и потом вернулись обратно? Здесь, на поверхности по ощущениям всё тихо.
Согласно кивнув, Василий позвал меня за собой…
В лифтовом зале было темно – лишь единственная алая лампа далеко под потолком мазала тусклым светом верхушки стен. Зёв винтовой лестницы скалился чёрными зубами в ожидании неосторожной добычи. Василий двинулся первым, за ним – Оливер и Софи, а я, как всегда, замыкала процессию. Внизу что-то гудело, отдаваясь вибрацией в металлические ступени.
Оказавшись в холле перед двойными дверями, Василий цыкнул и поднёс палец к губам. Проследив за его взглядом, я обомлела – дверь в тюремный блок была распахнута настежь. Начальник охраны пригнулся и с неожиданной прытью оказался у входа, прижавшись к стене. Заглянул в коридор, из которого отчётливо разило мочой и испражнениями… Я уже понимала, что произошло. Канализационный смрад раздавался из открытой камеры, где некогда сидел Джон.
Закружилась голова, подступил к горлу грозящий выйти наружу ком пищевой пасты от пришедшего осознания – Эмиля убила не мирметера, проникшая в комплекс. Его загрызло человекоподобное чудовище, выпущенное на свободу. Теперь оно разгуливало по лаборатории, готовое в любой момент появиться из темноты. Вот, чьи пальцы ощупывали дверь моей комнаты, пытаясь найти способ открыть её. У этого существа с распавшимся интеллектом просто не хватило ума взяться за паз и дёрнуть дверь в сторону. Поэтому он, судя по всему, отправился бродить дальше, а потом поймал Эмиля под лестницей, когда тот вышел на ночную прогулку…
Открытым оставался вопрос – кто это сделал? Кто выпустил подопытного? Ни доктора Адлер, ни Мелинды не оказалось на месте, так что круг подозреваемых был довольно узок.
Быстро осмотрев камеры – запертый Рамон безмятежно спал на своей кровати, – мы вернулись в холл и поднялись по лестнице. Едкий запах нечистот постепенно распространялся по коридорам, покидая лабораторию. Или мне это только казалось? А может, можно было найти его по следу?
В темноте лифтового зала ощущения усиливались, острый слух улавливал каждый шорох снаружи, а обоняние раскрывало предо мной все краски и оттенки запахов – знойного ветра, проникавшего через невидимые щели; горячей дисперсной пыли, которую заносило в вентиляцию; зловонной скверны запущенного организма; железистого, ни с чем не сравнимого запах крови…
Кровь? А здесь откуда взяться крови? Преодолевая рвотные спазмы от нагромождения миазмов, я остановилась на пороге входа в короткий коридор. Обернулась. Смерила едва привыкшими к темноте глазами широкую платформу лифта, столбы которого упирались в алый потолок.
— Лиза, ты чего там застряла? Пойдём скорее! — позвал Василий.
Эхо его голоса поскакало по стенам и растворилось в полутьме.
— Погоди, я что-то чувствую, — ответила я и, выставив перед собой пистолет, направилась в дальний угол помещения.
Я не спутала бы этот запах ни с чем – результат смешения воздуха, гемоглобинового железа и альдегида с труднопроизносимым названием. Я смогла бы учуять этот запах за много десятков метров, безошибочно определив его источник. И сейчас он был совсем рядом – буквально за углом.
В тёмной нише между пилоном и стеной, скрытый от глаз до поры, белел медицинский халат. Девушка полулежала, зажатая в самый угол, с неестественно вывернутой головой. Одежда была помята, а халат – беспорядочно забрызган красными пятнами.
— Мелинда… Неужели это Джон сотворил? — пробормотал Василий, склоняясь над телом. — Пульса нет. Итого, двое… Нужно поймать засранца как можно скорее. Пошли за мной!
Короткая пробежка – и вот мы у входа в арсенал. Перебирая в руках карточки доступа, Василий наконец нашёл нужную. Щёлкнул, открываясь, замок, и нас встретило небольшое помещение, доверху набитое оружием. На ложементах лежали и наши, и чужие автоматы, а в углу беспорядочной кучей были свалены комплекты брони. Мне сразу полегчало, я почувствовала себя в безопасности. Дайте мне в руки автомат – и любое чудовище из преисподней пожалеет о встрече со мной. Здесь, в узких коридорах, у Джона не останется никаких шансов.
— Э нет, руки прочь от огнестрела, — спокойно распорядился Василий. — Нечего мне тут тир устраивать, разнесёте весь комплекс. Вот, у меня здесь…
Василий сгрёб в сторону какие-то тряпки, открыл крышку одного из ящиков, достал электрошокер и протянул его Оливеру. Тот взял устройство и принялся его разглядывать, вертеть в руках так и этак. Следующий шокер получила Софи. Протягивая в мою сторону третий разрядник, Василий выжидающе глядел на меня.
— Тебе не кажется, что с нормальным оружием у нас будет больше шансов? — скептически спросила я, взвешивая в руке пистолет Эмиля.
— Никакого оружия, — отрезал Василий. — Сдавай ствол.
— Ты соображаешь, что делаешь?
— Вполне, — коротко ответил он и придвинулся ближе. — Это режимный объект, и я отвечаю за его безопасность. Табельное оружие положено только действующим офицерам – то есть мне. Тебе объяснить, что будет, если вы понаделаете дыр в обшивке? Или сама догадаешься?
— Мирметеры? — спросила Софи срывающимся голосом. — Но у нас тут опасность посерьёзней!
— И поэтому я даю вам то, чем можно защититься. Отставить разговоры! Лиза, сдавай ствол!
Безопасник был непреклонен, поэтому я решила не спорить. Обменяв пистолет на тазер, я сунула его за пояс, вышла в предбанник комплекса и тут лицом к лицу столкнулась с Катрин Адлер. Бросив на меня косой взгляд, она молча отодвинула меня в сторону и скрылась в помещении арсенала.
— Катрин, а вы здесь какими судьбами?! — прогудел Василий.
— Я работала допоздна в кабинете. Шен сообщил о проникновении и о том, что вы искали меня…
— Не совсем проникновение, Катрин, — уточнил Василий. — Кто-то выпустил Джона из клетки.
— Выпустить образец? — удивлённо воскликнула она и вышла из арсенала, а следом за ней вышел и Василий. — Это же безумие! Кому это могло понадобиться? — Взгляд её острых глаз упал на меня.
— Действительно, кому же? — спросила я, пристально вглядываясь в два чёрных зеркала зрачков – я почти видела собственные крошечные отражения и крутила в голове невесть откуда взявшееся подозрение. — Я могу показаться бестактной… Но вы точно были в кабинете?
— Что за вздор? — фыркнула она и упёрла руки в бока, а лицо её скривилось. — Вы полагаете, что это сделала я? За кого вы меня принимаете? За идиотку или самоубийцу?
— Ваши изыскания проходят практически на грани добра и зла, госпожа учёный, — заметила я. — С вас станется провести эмпирический опыт… Например, близкого контакта ещё-человека с уже-не-человеком.
— Будь я антропологом, я бы, может быть, так и сделала. Но моя специальность – биохимия и биоинженерия. — Гордо вздёрнув подбородок, Адлер сверкнула глазами. — В иных обстоятельствах вы со своим весьма смелым предположением наткнулись бы на судебный иск. Но вот кто на самом деле открыл камеру – мне тоже было бы очень любопытно узнать.
— А может, это Мелинда? — подал голос Василий. — Решила отомстить, например. Лиз, ты же её вчера чуть не задушила. Чем тебе не мотив?
Я вспомнила её полные ненависти глаза, бьющие по мехапротезу слабенькие кулачки, хлипкое тело, которое я могла бы при желании переломить пополам. Это вполне могла быть Мелинда. Выпустив монстра, она рассчитывала на мою гибель, но поплатилась жизнью сама. Опасность, впрочем, никуда не исчезла, и нам предстояло найти Джона.
— Каков план действий? — спросила я.
— Брать живым и только живым, — отчеканила Катрин Адлер. — Это образец для исследований, и я не могу позволить ему погибнуть. Слишком много сил вложено в этот проект… — Затем она отвернулась и едва слышно прошептала в пустоту: — Мелинда, как ты вообще до такого додумалась…
Что-то щёлкнуло в отдалении, аварийное освещение мигнуло и погасло. Я почти увидела мелькнувший тёмный силуэт в коридоре, но в эту же секунду вспыхнул штатный свет, ударило по глазам яркими потоками фотонов. В коридоре никого не было. Показалось…
Новый день расцветал над лабораторией…
* * *
При штатном освещении проявились немногочисленные следы босых ног, удалявшиеся в сторону лифтового зала, где была найдена Мелинда. Василий с Оливером проверяли нижние этажи, морг и подземную тюрьму. Мы с Софи обходили верхние помещения и заглянули почти в каждый уголок. Грузовой лифт, общий зал, столовая, оба жилых крыла, комната охраны, оба этажа склада с оборудованием, ботанический сад под куполом… Похоже, Джон затерялся в ветвистых коридорах комплекса и больше не показывался…
И в этот момент нейроинтерфейс вспыхнул неисправностью, отдаваясь эхом в мозг, и кисть на новеньком мехапротезе застыла с оповещением о заклинившем сервоприводе. Пришла беда, откуда не ждали…
— Крякнул протез, — раздосадованно пробормотала я. — А ведь месяца не прошло
— Отказал сустав? Который? — отозвалась Софи.
— Кистевой, — уточнила я.
Тут же возникло ощущение беззащитности, а усталый разум начал со мной играть. Фантазия подкидывала образы окровавленной зубастой пасти и тянущихся ко мне испачканных пальцев, а на грани слуха появлялись шлепки босых ног по металлу. Я уже не помнила, когда мне удалось нормально выспаться – эти времена остались далеко позади. Вечная полудрёма, всплески адреналина и маячащая где-то вдалеке задача…
Кстати, какая задача передо мной стояла? Да… Альберт хотел получить какую-то информацию, результаты неких экспериментов. Один из результатов прятался теперь где-то в недрах этой лаборатории…
— Надо чинить, и чем быстрее – тем лучше, — заявила Софи.
— Это и так понятно, — нахмурилась я. — А ты что, умеешь?
— Ну, я не спец по мехмодификациям, если честно, — помялась она. — Но принцип работы понятен: суставы сгибаются, приводы сокращаются… Оливер, приём…
— Я здесь, — приглушённо пробубнил коммуникатор на её ухе.
— Нам нужно чинить Лизу. Протез не работает.
— Дождитесь нас возле лифта. Как у вас? Чисто? Следы никуда не привели?
— Может, он сплёл себе тихий кокон и ушёл на дневной сон, как мирметеры, — предположила Софи.
— Светобоязнь, наверное. Как при бешенстве, — заметила я.
Ошибка не исчезала, а я тем временем вспомнила о плазменном мультитуле, который пару раз уже успел меня выручить. Как там это делается? Нужно вспомнить… С лёгким щелчком из запястья выдвинулось бирюзовое жерло, и лучом дрожащего раскалённого воздуха вспыхнула плазменная горелка.
— Балдёж! — с восторгом воскликнула Софи. — А сварку ею можно делать?
— Я не пробовала, но вот дырок точно можно понатыкать.
— Я вам устрою, понатыкать! — воскликнул Василий с лестницы, поднимаясь на наш этаж. — Вам что, одного этого беглеца мало?!
Пока он восстанавливал дыхание, Оливер, возникнув за его спиной, резонно заметил:
— Нам бы Эмиля куда-нибудь отнести. Нехорошо его тут держать.
— Ну, пошли. Гада этого потом найдём…
Мы покинули лифтовый зал и вернулись к лестнице в спальный блок, у подножия которой всё также лежало неподвижное тело.
— Давай, я за ноги, ты за руки. Готов? — Василий уже стоял над телом Эмиля.
— Да, взяли, — ответил Оливер и покрепче ухватил бездыханное тело за ноги.
Крякнув, мужчины подняли тяжёлого бойца и, пыхтя, поволокли его обратно к лифту. На стальном полу красными оттисками отпечатывались ребристые подошвы армейского ботинка Василия, вляпавшегося в багряную лужу.
— Нам бы починиться, — сообщила Софи Василию в спину. — У вас здесь есть инструменты?
— В комнату охраны идите, — бросил он, пыхтя с ногами тяжёлого Эмиля в руках. — Бледно-жёлтый шкаф справа на уровне глаз. Там, правда, подрастащили уже… Вы только закройтесь изнутри, я вас сам открою. Но если хоть одну брешь в обшивке увижу – пеняйте на себя…
* * *
В комнате охраны, разместившись на кресле, я переводила взгляды с одного монитора на другой, а Софи копалась в шкафчике с инструментами. Несколько мониторов были поделены на десятки изображений, и некоторые из них были под замком. Видимо, для их просмотра требовалась авторизация.
— Слушайте, нафига мы там бродим, если везде столько камер? — спросила я у коммуникатора, пытаясь сопоставить картинки со знакомыми местами в небольшом, но ветвистом комплексе. — Надо просто поднять записи.
— Ночью питание подаётся только на подвальную часть, — пояснил Василий в наушнике. — Если бы здесь всё не разваливалось на ходу, мы бы давно нашли гада.
Тем временем на одной из камер возникло движение. Шен Сяодан бесстрашно, словно ничего необычного не произошло, орудовал с пробирками в зоосаде. Вот он прошёл от одного стола к другому и в одном ему известном порядке выложил пробирки в какую-то центрифугу.
Оливер и Василий закатывали передвижные носилки в помещение с рядами квадратных люков в стене. В остальном на камерах царили тишина и спокойствие – не было видно лишь Катрин Адлер – она, возможно, находилась в своей личной комнате. Не исключено, что под одним из замочков.
— Интересно, лабораторию они проверили? — спросила Софи, возникнув рядом со мной, держа в руках универсальную отвёртку. — По-моему, это единственное помещение, куда мы не заглядывали.
— Здесь наверняка есть уровни ещё ниже, — заметила я.
— Расслабь руку, — попросила она. — Скажешь, если будет больно.
Воспользовавшись моментом, я решила дать отдых глазам, а Софи с тихими щелчками и шуршанием ковырялась в кисти руки, словно дантист в зубе под местным наркозом. Провернувшись, сустав аккуратно отделился, и сигнал с кисти пропал вовсе. Я представила себе, что нахожусь где-то далеко отсюда, но картинка почему-то не складывалась, всё происходило будто в пустоте.
— Нам просто необходимо как-то связаться с внешним миром, — вдруг заявила в темноте Софи. — Я так больше не могу. Просто не могу…
— А чем я тут, по-твоему, занимаюсь ежедневно? — раздражённо бросил Василий, распахивая дверь в комнату охраны. — Мы с Шеном дважды перебрали модуль дальней связи, но проблема не в нём, а в магнитных полях. Энергии сигнала не хватает, чтобы через них пробиться.
— Может, стоит сгонять за передатчиком получше? — спросила я.
— Ну, сгоняй по-быстрому. Магазин всего-то в трёх тысячах километров, за годик обернёшься, — раздражённо ехидничал усталый офицер.
— Да я не о том! — поморщилась я, всё так же не открывая глаз. — «Остиум»! Там почти вся кабина уцелела, наверняка сохранилось какое-нибудь оборудование для связи.
— «Остиум», — пробормотала Софи и включила какой-то жужжащий механизм.
Открыв глаза, я обнаружила её с моей кистью в руке, вертящую ею так и этак и продувающую её воздушным нагнетателем. Поток воздуха сметал песочную пыль, до поры до времени невидимую даже на полу, кружа её в вихре и уволакивая прочь.
— И вы всё это время молчали о том, что у вас есть корабль? — вопросила Софи, в глазах которой читалось явное желание выплеснуть на Василия всё накопившееся за последние дни.
— Ну, корабль у нас был, — почесал затылок тот. — Только разбился.
— «Остиум» из серии «Першеронов», — заметила Софи, отложив в сторону нагнетатель и примеривая неподвижную кисть к биотитановой культе. — А на них ставят очень мощные ретрансляторы сигнала.
— Ретранслятор, говоришь? — Василий задумчиво почесал щетину. — Можем попробовать встроить его в цепь и пустить сигнал через антенны на крыше. Но лучше сделать это, пока не стемнело…
Сверкая глазами, Оливер принялся нетерпеливо приплясывать на месте:
— Ну так вперёд!
— Остынь, месье салат, — отрезал начальник охраны. — Эта хреновина упала на той стороне каньона, и так просто вы до неё не доберётесь. До перешейка несколько километров.
— На вездеходе слетаю туда и обратно, — сказала Софи, сосредоточенно устанавливая на место кисть механической руки. — Справлюсь и одна.
Она уже готова была сорваться куда глаза глядят, лишь бы подальше от этих коридоров. И я её отлично понимала.
— Ишь ты, какие нынче девчонки боевые. — Василий хлопнул ладонью по столу и поднялся. — Кому-то надо остаться и присмотреть за нашими академиками. Оливер, ты с ними или со мной? — повернулся он к притихшему Оливеру.
— А у меня даже водительских прав нет, — пробормотал тот.
Сделав неуловимое движение, Софи защёлкнула кистевой узел, и сообщение об ошибке на деке пропало. Запястье вновь было подвижно, механизм отзывался, как и раньше. Я не верила своим глазам.
— Одного биотитана мало, — сказала Софи. — Важна полная герметичность движущихся узлов, но в моделях с уклоном в нестандартные апгрейды с этим часто плохо. Надо будет перебрать всю руку для профилактики…
— Ты говорила, что не специалист, — удивилась я. — А понимаешь в этом деле побольше моего.
— Я изучала вопрос, — улыбнулась она. — Ты же знаешь, подростки – это подростки даже в небедных семьях, но я решила разобраться в вопросе, прежде чем себя калечить. И пришла к выводу, что протезирование без надобности – это баловство.
— Что ж, спасибо тебе…
Сказать, что я была немного ошарашена – это значило ничего не сказать.
— А теперь по коням, не будем терять время, — решительно заявила Софи и поднялась с места…
* * *
Мы с Софи решили ехать налегке, прихватив автомат, портативный планшет, блистер с влагоконцентратами и пару тюбиков с пищевой пастой разных вкусов. Вырвавшись из душных помещений на свободу, мы буквально перепорхнули через мост под знойными лучами звезды. Было жарко – намного жарче, чем в лаборатории, в которой днём хоть как-то работали кондиционеры, – но я рада была увидеть над головой оранжево-белую Мю Льва. Софи же наконец освободилась от незримого давящего присутствия монстра, скрывавшегося где-то в тёмных закоулках.
— А может, Джон сбежал на волю? — спросила я, размыкая сцепку у кормы вездехода, пока Софи закачивала в горловину топливного резервуара газ из шипящего жёлтого баллона. — Выбрался из лабы, да там, снаружи, его и сожрали. Или в лаве утонул, как вариант.
— Провёл карточкой и пошёл прогуляться по внутреннему двору, — саркастически заметила Толедо, а затем посмотрела в сторону расходящегося моста. — Не хочу даже об этом думать. Давай сделаем дело и попытаемся позвать кого-нибудь на помощь. Кого угодно – хоть конфедератов, хоть чёрта лысого.
— Мы здесь. — Взяв планшет и укрывшись в тени массивного колеса, я указала метку на карте. — Разлом сужается через десяток кэмэ, но выйдут все пятнадцать, если двинем в обход поля в низине. Если Вася не соврал, там нас будет ждать природный мост. А самолёты летают раз в пятьдесят минут. Успеем?
— Тридцать туда, тридцать обратно… Без прицепа его можно будет как следует раскочегарить. — Софи похлопала огромную машину по пыльному колесу. — Через сколько там твой самолёт по графику?..
* * *
Под бодрую рок-музыку «Зубр» нёсся в объезд лавового поля, вдоль плавно поднимавшегося каменистого пригорка, словно кромки огромного кратера. Вездеход то и дело подскакивал на камнях, а вдалеке и в стороне, отделённый от нас многочисленными провалами и столбиками дрожащего воздуха, мелькал шрам каньона. Датчик забортной температуры показывал семьдесят три градуса по Цельсию. В лицо задувал горячий ветер, волосы наши были распущены и отданы на его милость, трепыхаясь и мелькая перед глазами.
Я украдкой поглядывала на Софи, и единственное, что выбивалось из окружающей цветовой гаммы – это разноцветные сполохи её локонов. Цвет каштана сменялся сиреневым, зелёным, розовым, оранжевым и снова превращался в блестящий кофейный оттенок, танцующий на ветру. Она отдалась вождению. Казалось, что здесь, вращая руль и нажимая на педали, она была по-настоящему, неподдельно счастлива…
Сотни метров седого песчаника исчезали под колёсами. Впереди и внизу, на раскрывшейся панораме берега͐ каньона сходились воедино, образуя тонкий каменный перешеек, и вскоре Софи замедлила машину. Транспортёр остановился в паре десятков метров от совсем сузившегося каньона. Софи оценивающе глядела на это природное образование, очевидно, прикидывая, выдержит ли оно вес тяжёлого «Зубра».
— Es pan comido, — выдохнула она и осторожно повела вездеход вперёд.
Поворот руля – и мы медленно ползём по камням. Под колёсами что-то похрустывало, я снова задержала дыхание, инстинктивно сжалась в комок и даже втянула живот, пытаясь сделаться хоть чуточку легче. В ушах гулким эхом сердцебиения отдавались секунды – и вот мы снова на твёрдой земле. Однообразные пейзажи, казалось, застыли вокруг нас. Всё те же полдюжины сопок, которые я успела изучить досконально, едва заметно перемещались вокруг нас, пока транспортёр, набрав скорость, пересекал новое базальтовое поле.
Облегчённо выдохнув, я вновь наслаждалась моментом свободы. Я ловила лицом встречный вездеходу ветер и впитывала в себя каждую секунду, проведённую в движении. Что может быть лучше, чем находиться в движении?
Впереди, в знойном мареве проступали чёрные угловатые обломки, беспорядочно разбросанные по широкой площади. Скорее всего, во время падения пилот задирал к небу нос корабля и до последнего пытался вытянуть его, поэтому полоса крушения растянулась на добрые полкилометра. Оставшаяся после катастрофы носовая часть по инерции проползла вперёд и была остановлена россыпью огромных щербатых валунов. Оторванная корма – грузовой отсек вместе с двигателями – сгорела и расплавилась, превратившись в чёрные бесформенные комья, из которых торчали изуродованные сверхвысокими температурами каркасы…
Софи подвела машину вплотную к тому, что осталось от серой ребристой туши. Разбитая, вдавленная внутрь кабина жалобно косилась на нас закопчёным куском лобового обтекателя. Припав на правый бок, погибшая машина вытянула к небу распахнутый боковой люк, возле которого выцветшей бледной сталью выделялся одиноко лежащий пистолет. Тел не было – тут и там были разбросаны облепленные песком куски лежалого мяса и лоскуты одежды и бронежилетов. Похоже, у кого-то после крушения была славная пирушка…
Транспортёр остановился, Софи открыла дверь и ловко перебралась в кузов. Покопавшись в оборудовании, она вытащила на свет ящик с инструментами и спрыгнула на песок. Перехватив автомат, я последовала за ней, и мы оказались под самым люком. Из темноты корабля до слёз в глазах разило жжёным пластиком и оплавленным металлом.
— Ты знаешь, где искать? — спросила я.
— Да, там всё на виду. — Софи щурилась на солнце, прижимая к животу чемодан с инструментами. — Кабина почти цела, и есть шансы, что репитер уцелел. Подкинешь меня?
Сцепив руки, я подсадила её на деформированную тушу «Остиума», и Софи скрылась во тьме. Взобравшись следом, я оглянулась по сторонам. Было тихо, лёгкий ветерок таскал по земле пыль. Далеко впереди, оттенённая массивной горой с узкой плоской вершиной, виднелась зеркальная верхушка купола, словно огромного мяча для гольфа – до лаборатории отсюда было рукой подать. Могли бы и на эту сторону мост построить, ей богу – даже пешком можно было бы за час сходить туда-обратно. И вновь я с теплотой вспоминала старую-добрую «Хускварну», подаренную станционному смотрителю…
Внутри чёрного проёма послышался грохот, треск, приглушённый матерок, и я спрыгнула вниз, окунувшись в горелое зловоние. Мятые технические шкафы, ставшие полом, жалобно стонали под моим весом, пока я пробиралась в сторону кабины.
— Ну как? — спросила я. — Нашла?
— Здесь он, никуда не делся, — отозвалась Софи. — И даже не поцарапался.
Возникнув в проходе, она протянула мне массивный серый прямоугольник с выемками, технологическими отверстиями и пучком торчащих проводов.
— Бери, только аккуратно, не раздолбай его, — приказала она. — Оно, конечно, и не такое пережило, но мало ли… Иногда достаточно самого пустяка, чтобы испортить устройство.
Устройство – массивное на вид, но достаточно лёгкое – легло мне в руки, и я аккуратно вынесла его к люку, а затем вытащила наружу и вылезла следом. Подняв Софи, я спрыгнула вниз и приняла прибор из её рук, прислонив его к раскалённой стенке корабля. Софи оказалась рядом, схватила прибор и решительно направилась к вездеходу. Несколько уверенных шагов – и нога её неожиданно подворачивается, а ретранслятор летит в песок.
— Что-то меня держит! — закричала Толедо, моментально погрузившись по колено.
Кварцевая пыль вокруг барахтающейся Софи стремительно осыпалась внутрь воронки, и через секунду та скрылась уже почти по пояс.
— Уже иду!
Не помня себя, я схватила её под руки и принялась изо всех сил тянуть на себя. И умудрился же этот гад нас подкараулить!
— Тащи меня! — отчаянно визжала Софи, отбрыкиваясь второй ногой и цепляясь за меня руками. — Я не хочу умирать, как Ричи!
Рывок, ещё один, и ещё… Нога её выскользнула, и мы рухнули на песок. Софи без одного ботинка вскочила и ринулась обратно к «Остиуму», а из воронки передо мной показались острые челюсти и полдюжины тёмных, круглых, ничего не выражающих глаз. Мандибулы задрожали, громко и прерывисто защёлкали, выражая недовольство упущенной добычей, а я передёрнула затвор автомата. Спустя полсекунды челюсти и глаза скрылись в песке.
— Я не хочу! — кричала Софи, соскальзывая и срываясь, безуспешно пытаясь вскарабкаться наверх, в корабль. — Он меня чуть не утащил! Не хочу!
— А ну возьми себя в руки! Не хватало ещё паники! — Выцеливая песок под ногами, готовая в любой момент нажать на курок, я оказалась рядом с ней. — Лучше найди какие-нибудь листы там, внутри! Куски обшивки или что-нибудь подобное. Тащи всё сюда и выкидывай наружу, будем строить дорогу к машине.
С моей помощью Софи наконец удалось забраться в люк. Она скрылась в корабле и принялась громыхать там каким-то железом. Наружу с грохотом вылетело помятое сиденье, затем ещё одно. Обугленный кусок какой-то столешницы, пара стальных труб…
Хлам всё появлялся и падал на песок. Софи, кажется, поставила своей целью выгрести из «Остиума» всё, что не было привинчено, а я тем временем прокладывала к «Зубру» импровизированную дорожку из хлама в обход коварной песчаной ловушки. Вспомнилась вдруг забавная детская игра, где нужно было передвигаться по верхам, по стульям, диванам и столам, чтобы не угодить в «лаву» на полу. Здесь, впрочем, и в настоящую лаву угодить можно было запросто.
Постепенно продвигаясь вперёд, я добралась до ретранслятора, а затем накидала хлама, доведя дорогу до вездехода, и вернулась к кораблю за Софи. Та, утомившись выкидывать запчасти из «Остиума», кое-как спустилась вниз, и мы, проявляя чудеса эквилибристики, стали перепрыгивать с детали на деталь. Вскоре мы достигли вездехода. По огромному колесу Софи вскарабкалась в салон, дрожащими руками приняла драгоценный прибор, а затем помогла взобраться и мне.
Наконец, мы смогли перевести дух. Толедо схватилась за руль, её трясло, как в лихорадке. Пережитый шок отражался на бледном лице, по щекам и лбу были размазаны пыльные мокрые следы.
— Ты в порядке? — участливо поинтересовалась я.
— Что? — спросила Софи отсутствующим тоном, будто не расслышала. — А, да, один момент, сейчас буду в порядке.
Перегнувшись через сиденье, она выудила банку залежавшегося пива и дёрнула кольцо. Пенным фонтаном тёплая жидкость брызнула по салону, заливая Софи, сиденье и пол, наполняя кабину испарениями перебродившего сусла. Девушка жадно присосалась к банке и осушила её в три глотка. Не обращая внимания на стекающую по подбородку пену, на промокшую футболку, выдохнула:
— Вот теперь я в полном порядке. Можем ехать домой.
Настала моя очередь пребывать в некотором шоке, но я промолчала. В конце концов, человек только что побывал на грани гибели. Ещё чуть-чуть, какие-то лишние пара секунд, и я бы опоздала. Мне пришлось бы возвращаться на базу в одиночку, а наша команда лишилась бы ещё одного человека.
Взревел двигатель, машина резко сдала назад и, объезжая неровности, устремилась по направлению к каньону. Снова ветер бил в лицо, одаривая перегретое тело долгожданной прохладой. Снова ревела громкая музыка – на этот раз вдвое громче, чем по пути к «Остиуму». Я испытывала облегчение, ведь самая сложная часть задачи была выполнена. Теперь нужно подключить ретранслятор к системе связи в лаборатории, но этим предстояло заняться не мне. В радиоэлектронике я не понимала ровным счётом ничего – благо в этом кое-что смыслили Софи и Василий…
Неожиданно в салоне раздался хлопок, сквозь хрипение динамиков и рёв несущегося вездехода прорвался рокот реактивного двигателя, и прямо над головой сверкнул хищный силуэт беспилотного «Кондора», взметнувшего в воздух песчаную пыль. Пройдя совсем низко, он обогнал нас и удалялся, сжимался в точку и опускаясь к горизонту. Я напряжённо всматривалась вдаль и мысленно бранила себя последними словами – я совсем забыла про этих летающих стражей.
Было похоже, что он нас засёк. Однако, он был один, и второго смертоносного дрона было не видать. Точка постепенно сместилась правее и стала увеличиваться в размерах. Софи, тоже заметив это, прибавила газу, и теперь машина подпрыгивала и подскакивала на неровностях едва ли не у самой испещрённой трещинами кромки каньона. Внизу дымился и клокотал красный поток магмы, готовый проглотить и за считанные секунды переварить всё, что попадёт в его цепкие лапы.
— Софи, жми на газ! — воскликнула я, стараясь перекричать очередное гитарное соло и не выпуская из вида надвигавшееся серебристое пятно. — Мне это всё очень не нравится!
— А я просто в восторге! — съязвила она.
Сверкнула вспышка, что-то горящее отделилось от силуэта и стало стремительно приближаться. Воздух прямо перед вездеходом наискось разрезала молния, оставляя дымный шлейф, а позади, в каньоне, оглушительно хлобыстнуло. Взрывная волна подняла тягач и бросила его на камни, машину потащило юзом. Моментально среагировав, Софи дёрнула ручник и резким рывком руля выровняла транспортёр. Новый сверхзвуковой хлопок – и серебристая тень растаяла позади «Зубра», уходя на следующий круг.
— Это ракета! — срывающимся голосом закричала Софи. — Мы погибнем!
— Жми, оседлавшая бурю, дави на педаль! — закричала я и указала вперёд. — Вижу перешеек, до него рукой подать!
Хорошо. Мы пересечём каньон, а что дальше? Мы же тут как на ладони!
Вездеход, как на пожар, нёсся к перешейку. Софи крутанула руль вправо, намереваясь заложить широкую дугу и с наскока перемахнуть через каменный мосток, а я выглядывала из окна наружу, пытаясь разглядеть смертоносную крылатую машину. Вот и она – проползает над кромкой горизонта, теряется на фоне одной из раскалённых сопок и появляется вновь, снижаясь и выходя на траекторию атаки.
— Держись крепче, Лиза! — воскликнула Софи.
Наполовину высунувшись из окна, я вцепилась в трубы закреплённой на крыше рамы, не в силах оторвать взгляд от летящей смерти, словно способна была взглядом остановить её движение. На мгновение сверкнул, ослепил острый блик – и вторая огненная точка, отколовшись от «Кондора», метеором устремилась в нашу сторону вдоль наплывавшего справа каньона. В этот раз не промажет. В этот раз, похоже, всё…
Вот и каньон – прямо под ногами. Отчаянно захрустел под колёсами рушащийся камень, машина, проваливаясь, накренилась, а меня подбросило вверх – и тут прямо под нами, почти вровень с кипящей магмой ударил разрыв, распарывая на части каменную стену, взрывая барабанные перепонки.
Море пламени мгновенно разлилось внизу, занимая каньон, вытесняя и выдавливая из него всё – магму, воздух, звуки и даже саму гравитацию. Поднятое лобовое стекло тут же покрылось паутиной трещин, каменное крошево забило в стальное тело машины. Звуки исчезли, в ушах загудело и засвистело. Невидимая рука жахнула в днище вездехода, меня вдавило в дверь и кинуло внутрь салона, прямо на пол, а «Зубр», жалобно застонав, перемахнул через разверзшуюся пропасть и распластался на всех восьми колёсах.
«Кондор» хищным орлом пророкотал мимо, безжалостно уничтожая и без того несчастные барабанные перепонки. Не сбавляя ходу и лихо работая рулём, Софи дико и зловеще захохотала, а я, сидя на полу и вцепившись в сиденье, в ужасе смотрела на неё. Она, похоже, всё-таки сошла с ума. Хохоча и захлёбываясь, она кое-как пролепетала:
— Инфракрасная…
— Что?!
— Инфракрасная головка самонаведения! — закончив давиться собственным смехом, наконец закричала она. — Они навесили на дрона теплонаводящиеся ракеты! Тут, в этой пустыне! Магма намного горячее, чем двигатель, поэтому она отводит ракеты на себя!
В голове звенело, мысли путались, но я поняла, что к чему. Что ж, у нас появлялся шанс.
— Держи правее, Софи, ближе к лаве! — Я отчаянно махала руками. — Там мы затеряемся!
— Я уже поняла! Сейчас пойдём по лезвию бритвы!
«Зубр» вскачь летел по камням в сторону испещрённой провалами базальтовой равнины, внизу что-то стонало, по кабине шла мелкая вибрация. Гора, у подножия которой на островке средь лавы притаилась лаборатория, уже виднелась вдали, а сзади, постепенно увеличиваясь в размерах, нас нагонял силуэт «Кондора». Через несколько секунд сбоку опасно близко мелькнул первый провал, затем транспортёр лихо проскочил между двух других и побежал вперёд, виляя и маневрируя под чутким управлением Софи – сосредоточенной, слившейся воедино с этой опасной дорогой среди лавовых озёр.
Всей душой я надеялась, что план сработает. Спроектированный для перехвата воздушных целей, «Кондор» давно сбил бы любой корабль, однако на земле, среди пылающих озёр у нас был шанс. Его инфракрасные сенсоры были дезориентированы. Что происходило с оптикой и другими каналами информации, как они работали в таких условиях – мне было неведомо, но я рассчитывала на то, что боевой программный комплекс в условиях недостатка вводных хотя бы перестанет атаковать…
Новый звуковой удар по несчастным ушам – и хищник пронёсся над самой макушкой, набирая высоту. Его стремительные обводы сверкнули на солнце, и через полминуты он скрылся за одним из вздымающихся вдали вулканов. Вскоре, заглушив машину, мы сидели и прислушивались – не покатится ли издалека зубодробительное реактивное эхо. Было тихо – похоже, летучий хищник, удовлетворённый игрой с беззащитной мышью, ушёл дальше по маршруту патрулирования, чтобы через некоторое время вернуться вновь.
— Надо ехать, пока он не вернулся, — сказала я почти шёпотом, чтобы не сглазить.
Софи молча кивнула, завела двигатель и неторопливо повела машину вперёд, осторожно огибая провалы с магмой…
* * *
Дверь за нами закрылась. Ожидавший в предбаннике Василий нетерпеливо потирал руки и облизывал пересохшие на жаре губы. Софи сняла с плеча прямоугольник ретранслятора и протянула его начальнику охраны.
— Ну, как скатались? — спросил Василий, принимая устройство бережно, словно младенца.
— С огоньком, — коротко сообщила Софи.
— Да уж… Я пока за вашими приключениями через окуляр наблюдал, сам чуть в штаны не наложил.
— Когда будет готово? — кивнула девушка на пыльный репитер сигнала.
— Прямо сейчас начну его прилаживать. К вечеру впаяю в нашу сетку, а там попробуем вызвать подмогу.
— Джон не показывался? — спросила я.
— Так и не вылез, гад бесноватый, — махнул рукой Василий. — Мозгоносцы работают, на камерах тишина. Чую, он как-то выбрался наружу и болтается где-то там… Кстати, ты. — Он ткнул пальцем в мою сторону. — Сдавай оружие обратно.
— Это обязательно? Может, сначала найдём беглеца?
— Для особо умных повторяю – огнестрел только снаружи. Если хочешь махать стволом, я тебе для этого выдал электрошокер.
Стиснув зубы, я рассталась с оружием. Василий отнёс его в арсенал и запер на замок…
* * *
Вдоль бесконечных коридоров едва заметный ветерок протаскивал тёплый воздух, наполненный странной смесью запахов, усиливая ощущение сдавленности и замкнутости. В ходе весёленькой поездки по окрестностям я прочувствовала ветер свободы, и мне хотелось снова выбраться из заточения – пусть даже с риском попасть под ракету.
Время в этих стенах, впрочем, летело незаметно. Все были заняты своими делами – Шен без устали ковырялся в теплице, Катрин появилась на поздний обед и снова исчезла в лаборатории, Василий весь день провозился с передатчиком, а мы с Софи и Оливером с шокерами наготове слонялись по переходам комплекса, делая вид, что патрулируем территорию в поисках Джона…
Я всосала очередной тюбик пищевой пасты и отправилась в комнату охраны, к Василию. Обложившись чертежами, он орудовал паяльником над пучком проводов и периодически поглядывал в стоящий тут же лэптоп.
— Ну и работёнка это, скажу я тебе – скрещивать корабельного бульдога с этим древним лабораторным носорогом, — утирая со лба пот, пожаловался безопасник. — Это ещё полбеды, дальше начинается самое веселье – напряжение этой хреновине требуется такое, что можем запросто всю базу погасить.
На столе лежала кобура с табельным пистолетом.
— Почему? — спросила я, присаживаясь рядом, на край стола. — Неужели не хватит для какого-то повторителя? Или как эта штука называется…
— Вся мощность уходит на подвал. — Василий дымящимся паяльником махнул в пространство. — Когда Шен свой чайник включает – свет начинает мерцать, а я потихоньку читаю «Отче наш», пока никто не видит. Где-нибудь коротнёт – и привет. Тогда снова поедете к «Остиуму», только уже за генератором…
Внезапно из коридора, со стороны столовой раздался отчаянный душераздирающий женский крик. Похолодев, я машинально схватила пистолет Василия и стремглав выскочила в коридор. Поворот, длинный узкий проход, ещё один поворот – и я, едва не споткнувшись, вваливаюсь в полутёмный зал столовой, заставленный алюминиевой мебелью.
Прямо посреди зала, придавив Оливера к скрипящему столу всем своим весом, Джон вгрызался в его шею. Оливер полулежал на животе и кое-как пытался отбиваться, отчаянно вращая глазами. Только теперь я увидела Джона воочию – лохматый, огромный, крепкий детина весом под сотню килограммов, одетый в серо-коричневую от грязи футболку и чудовищные, измазанные нечистотами трусы.
Скользя лабораторными чешками по рифлёному металлу пола и цепляясь за него ногтями, в сторону коридора отползала Софи. Шокер лежал в паре метров от неё, но она его не видела – в глазах её застыл гипнотизирующий ужас, она неотрывно смотрела на то, как огромный грязный гуманоид с чавканьем зубами выдирает мясо из её напарника. И всё это – под удушающий аккомпанемент букета ароматов – мочи, пота и испражнений.
Чтобы прийти в себя, мне потребовались несколько долгих секунд. Наконец, я выдернула из кобуры Василия пистолет и прицелилась в судорожно бьющийся тандем. Оливер с грохотом опрокинул стол, увлекая сдавившего его Джона на пол. В стороны полетели тюбики с пищевой пастой, мелькали руки и ноги, а я стояла и дрожащими руками безуспешно пыталась прицелиться в смесь борющихся тел. В любой другой ситуации я бы не задумываясь выпустила всю обойму, но сейчас шок и крайняя степень отвращения мешали нажать на курок.
Оливер последний раз брыкнулся и утих, а Джон поднял глаза и посмотрел прямо на меня. Низ живота тут же сковал лёд, палец застыл на курке. Тёмно-красные, испещрённые чёрными прожилками, его бельма впихивали в моё нутро животный ужас. Зеркала души превратились в два одиноких чёрных, давно мёртвых островка посреди бурлящего океана кровавой ненависти.
— Да стреляй же ты наконец! — выпалила Софи.
— Нет! Не убивать! — раздался властный голос, и белый халат загородил цель.
Катрин Адлер стояла между мной и чудовищем с тазером в руке.
— Он нужен мне живым! Это работа всей моей жизни!
— Катрин, это уже переходит всякие границы! — Василий стоял рядом, совершенно позабыв про свой пистолет в моих руках.
Чудовище, согнувшись и растопырив сильные грязные руки, переводило взгляд с меня на Адлер, на Василия и обратно на меня. С зубов его на пол капала кровь. Взрыкнув, он резко развернулся и рванулся прочь по коридору. Начальник охраны среагировал мгновенно, вскинул руку, и две струны с хлопком метнулись вдогонку Джону.
Спину его прошил электрический разряд, он выгнулся, упал на пол и принялся корчиться и извиваться. Доктор Адлер вынула откуда-то шприц с прозрачной жидкостью и бесстрашно направилась в сторону рычащего и подёргивающегося существа. Игла вошла в огромное тело, и через несколько секунд Джон свернулся калачиком и успокоился.
Софи, сидя на полу возле тела Оливера, дрожащей рукой пыталась нащупать его пульс.
— Он ещё жив! — Она повернулась к Василию и умоляюще пролепетала: — Надо ему помочь!
— Не было печали, — пробормотал тот. — Прижми чем-нибудь шею, чтоб всё не вытекло. Катюша, беги за аптечкой! Лиза – на склад за верёвками, нужно нашего активиста стреножить, чтобы опять не убежал…
* * *
Оливер впал в кому. То, что он умудрился выжить после такой кровопотери, было невероятным везением. Его вместе с аппаратом жизнеобеспечения укатили в лабораторию – единственное место, которое снабжалось энергией круглосуточно. Мы с Шеном в условиях дефицита воды кое-как оттёрли Джона от грязи и доставили в камеру – в соседнюю с прежней, которая ещё не была загажена. Чтобы меня не стошнило от вони, мне пришлось вооружиться нашатырным спиртом. Сяодан же стоически выполнял свою задачу, ни разу не проронив ни слова…
— Вот я дурак! — корил себя Василий, расхаживая туда-сюда по залу. — В коллектор заглянул, а самое вонючее место – выходную трубу – не удосужился проверить. А этот гад весь день там проторчал. В дерьме уже себя, поди, как дома чувствует…
— И что же теперь? — спросила Софи, нервно теребя кончики волос.
— Теперь – ждём. Я настроил трансляцию, до вечера она помолотит. — Василий взглянул на часы. — Осталось двадцать минут. А потом – до утра, и по новой…
Красные лампы заливали стены комнаты бледным зловещим светом. Лёжа на простыне, я уже битый час пыталась заснуть, но меня преследовала вонь – казалось, её источник затаился где-то в голове, в самом дальнем её углу. Неожиданно снаружи послышались шаги, раздался осторожный стук в дверь. Напрягшись всем телом, я схватила тазер, лежащий рядом с кроватью.
— Лиза… Ты здесь? — Робкий и безжизненный голос Софи пробился сквозь стальную перегородку. — Можно войти?
— Заходи, открыто.
На пороге появилась Софи – бледная и понурая. Сжимая целую охапку каких-то железок, она молча подошла и села прямо на пол возле кровати.
— Тоже не спится? — поинтересовалась я.
— Можно я переберу твою руку? — вместо ответа спросила она. — Мне срочно нужно чем-то себя занять.
— Давай, — согласилась я. — Только аккуратно, мне ею ещё пользоваться…
Ловкими тонкими пальцами Софи ощупывала плечо в поисках крепежа, пока не раздался тихий щелчок, и мехапротез оказался у неё в руках. Бережно положив его на кровать, она принялась аккуратно разбирать механизм и тщательно продувать все его узлы, детали и малейшие зазоры.
— Хорошо, что он так и не завёл собаку, — внезапно сказала она.
— Кто?
— Оливер, — не отрываясь от дела, уточнила Софи. — Он всегда мечтал завести корабельную собаку. Всё ходил и рассказывал, как давным-давно на канонерках собаки предупреждали о подлёте вражеских самолётов задолго до того, как их обнаружат постовые. Юмашева ему не разрешила, сказала, что выгуливать негде…
— У меня когда-то была собака. — Я вдруг вспомнила Джея из позапрошлой жизни.
— И где она теперь?
— Не знаю, — соврала я.
Мне было прекрасно известно, что случилось с Джеем, но говорить об этом совершенно не хотелось. Софи, кажется, всё поняла, и замолчала. Она увлечённо возилась с мехапротезом, а меня постепенно клонило в сон. В какой-то момент я прикрыла глаза, а через некоторое время проснулась от возни возле плеча.
Раздался щелчок – Софи, закончив манипуляции с протезом, приладила его к моему плечу и внезапно положила голову мне на живот. От такого поворота событий я несколько опешила.
— Ты чего?
— Прости, — пробормотала Софи. — Я думала, ты спишь. Я просто… Хотела послушать твоё сердце. Это успокаивает. Не знаю, как тебе удалось уснуть. Они всё скребутся и скребутся там, снаружи…
Лица её я не видела – припав ухом к моей груди, она отвернулась и смотрела на дверь.
— Не переживай, это не так страшно, как кажется. — Я осторожно положила руку на её каштановую голову с цветастыми прядями, ныне бордовыми, потому что красный цвет аварийной лампы безвозвратно глотал все остальные цвета, оставляя лишь собственные оттенки. — Посмотри на меня – я уже давно спятила, и ничего, живу как-то…
— По тебе не скажешь.
— Что живу или что спятила? — попыталась я пошутить.
— А если мы все здесь умрём? — спросила она после долгой паузы.
— Я планирую выжить и вернуться, — ответила я, чуть не сказав слово «домой».
— Ричард тоже планировал. И Оливер. И Эмиль со своими ребятами. Только всё вышло иначе.
— Я не знаю, как всё повернётся в будущем, но я очень надеюсь, что кто-то присматривает за нами сверху. Иначе нельзя объяснить наше сегодняшнее везение…
Глядя в потолок, я водила ладонью по волосам Софи. Она уже мирно сопела после тяжёлого дня в совершенно неудобном полусидячем положении. Снаружи, по стальной обшивке ползали мирметеры, царапали металлокерамические панели в поисках заветной щели…
* * *
Наутро Софи отправилась к Василию, чтобы узнать, как обстоят дела с радиотрансляцией. Ну а я была застигнута Шеном в одном из коридоров и нежданно приглашена на «товарищеские посиделки», как он выразился. Я с радостью согласилась, чтобы как-то разнообразить своё пребывание внутри душных стен комплекса…
Скромное жилище Шена было освещено мягким оранжевым светом, со стен на меня глядели плетёные гобелены с изображениями свирепых драконов и красочных азиатских па́год. Посреди комнаты, прямо передо мной, стоял решётчатый деревянный столик с поддоном, на котором покоился глиняный чайничек и пара широких чашек. В углу, на тумбочке на небольшой электроплитке стояла стеклянная ёмкость с водой. Бирюзовый дисплей у основания плитки показывал температуру – девяносто пять градусов. Я сидела на циновке, поджав под себя ноги, и в свете только что услышанного отрешённо смотрела на лампу под потолком.
— И что, Рамон превратится вот в это? — спросила я.
— Симбионты, попавшие в кровь через укус мирметеры, достаточно быстро прошли гематоэнцефалический барьер, — кивнул лаборант. — Я полагаю, что ваш друг лишится лобных долей и префронтальной коры мозга, а, следовательно, и личности быстрее, чем Джон.
— Почему?
— Джону вводили препарат на основе клеточных структур симбионтов. Ваш друг же получил их в чистом виде.
— И вы предлагаете мне сидеть здесь и пить хренов чай, пока мой друг трансформируется в чудовище?
— Именно так, поскольку сейчас вы ничем не поможете вашему другу, — сказал Шен, перебирая какие-то ёмкости на небольшой полочке, привинченной к стене. — Чай лучше всего готовить на живом огне, но его, к сожалению, нет. Всё на электричестве…
Материализовавшись возле плитки, Сяодан снял ёмкость с водой и ловким движением наполнил небольшой чайник. Затем разлил жидкость по чашкам, чтобы прогреть посуду и почти сразу вылил воду из чашек прямо на поверхность чайника. Тонкие струйки собирались на его дне и звонко капали в поддон. Через мгновение в руке Шена оказалась деревянная плошка с сухими молотыми листьями бледно-зелёного цвета, он поднял ёмкость на ладони, и она моментально оказалась у меня под носом.
— Вся эта тщетная суета ради пары глотков? — поморщилась я.
— Оцените аромат, — приказал он. — Всё, что имеет цель, перестаёт быть тщетным. Пусть даже цель кажется иллюзорной.
Я нехотя вдохнула благоухание листьев – чувствовались в нём прохладные ветра, низкие облака среди седых вершин, бесконечные чайные плантации на зелёных склонах… Опрокинув плошку улуна в чайник, Шен залил его водой, тут же опорожнил в поддон и залил снова. Его движения были точны, выверены и профессиональны, словно он годами этим занимался. Наконец, он присел на свою койку, прикрыл глаза, сложил руки на коленях и таинственно произнёс:
— Слепой кошке попалась дохлая мышь.
— Чего?
— Я про вашего друга, господина Гальярдо, — пояснил он. — Ему очень не повезло. Симбионты циркулируют в кровотоке и в слюне лишь у каждой двадцатой половозрелой особи-солдата. Но хорошая новость заключается в том, что он сможет оказать нам услугу и поработать на благо науки.
Шен разлил чай по чашкам. Я чувствовала, как багровею, мехапротезы рук непроизвольно сжимались в кулаки. Подняв на меня взгляд, он успокаивающе заговорил:
— Простите, мои слова могут показаться вам циничными, но такова реальность. Настоящий учёный должен быть беспристрастным и готовым узреть, понять и разложить на составляющие всё – даже смерть.
— Настоящий учёный перестаёт быть настоящим человеком, если равнодушен к чужой беде, — возразила я.
— Одну ветку тронешь – десять закачаются. Падающий дворец трудно подпереть одним бревном. Если вам нечем ответить судьбе, нет никакого смысла тратить нервные клетки на переживания.
— Шен, у меня такое ощущение, что вы не человек. Вы – человекоподобный андроид? — спросила я, всматриваясь в его единственный живой глаз.
— А вы проницательны. — Лаборант улыбнулся одними губами. — Я и вправду могу оказаться андроидом, но для того, чтобы это проверить, вам придётся убить меня. Но и в этом случае вы можете не узнать всей правды, ведь современных дорогих андроидов по биологическому составу очень сложно отличить от людей – все органы выращиваются в лаборатории, а кожа, кровь и кости – синтезируются…
— Современный мир – странная вещь, — пробормотала я. — В нём люди хотят походить на механизмы, а роботы – стать человечнее.
— И яркое тому подтверждение – прошлогодняя история с Сонми в Новом Сеуле, — согласился Шен.
Андроиды… Я нечасто задумывалась о сплетении мира машин с миром людей, но насколько уверенно я могла сказать, кто сейчас передо мной? Сколько машин в людском обличье я встретила за свою недолгую жизнь? Сколько раз обманулась, приняв робота за человека? Впрочем, никакой особенной разницы я сейчас не замечала – Шен вёл себя хоть и странновато, но вполне человечно, и мне по большому счёту было всё равно, кто он – гуманоид, андроид или даже инопланетянин. В конце концов, лишь бы он был хорошим человеком.
— Расскажите мне про этот… Яд, или как его, — попросила я, и Сяодан тут же оживился – кажется, это была одна из его излюбленных тем.
— Симбионты. Они живут бок о бок с муравьиными пантерами, — отчеканил Шен, азартно блеснув живым глазом. — Эти микроорганизмы растут и размножаются в специальных пазухах, в изолированных мешочках внутри тела мирметеры. Побочный продукт их жизнедеятельности – это водород и наш искомый фермент, который синтезирует воду буквально из воздуха… Представьте, что внутри вас живёт сочащаяся водой фляга – она препятствует обезвоживанию и безостановочно насыщает вас жидкостью, она всегда с вами… — Глаз его поволокло, он мечтательно уставился куда-то в стену. — Мирметеры – удивительные создания. Этому виду больше ста пятидесяти миллионов лет. Он одним из первых приспособился к суровым условиям высыхающего Пироса и стал здесь полноправным хозяином.
— Но, если эти мешочки изолированы, как симбионты передаются через укус?
— Иногда от чрезмерных нагрузок одна из пазух рвётся, и тогда симбионты проникают в кровеносную систему носителя, — пояснил он. — Для муравьиной пантеры они безвредны, поскольку сопротивляемость «захвату» заложена у них на генном уровне. Иммунитет быстро подавляет вторжение, но вот у людей такой механизм по понятным причинам отсутствует, и они принимаются за размножение. Очень и очень активное…
— И укус такой особи с прорвавшимся мешком – это то, что случилось с Рамоном?
Шен утвердительно кивнул.
— Мои коллеги из отдела антропологии пытались пересадить пазуху подопытным людям, но через какое-то время она неизменно деформировалась и разрывалась, а симбионты захватывали носителя, обустраиваясь предпочтительно в мягких тканях мозга и частично замещая их собой. В случае с укусом механизм похожий, но все процессы протекают намного быстрее.
Меня передёрнуло. Жуткая бактерия, способная дарить жизнь, но предпочитающая её отнимать, превращая человека в безумную машину для убийств… Во мне росла уверенность в том, что результаты исследований должны остаться в этой лаборатории. Их нельзя вывозить отсюда…
— Как думаете, это Мелинда выпустила Джона из клетки? — спросила я.
— Мне сложно утверждать наверняка, но такое вполне возможно, — ответил Сяодан и осторожно отхлебнул из чашки. — Мелинда всегда ненавидела людей и открыто в этом признавалась. Люди ей больше нравились, будучи объектами аутопсии, нежели живыми. По личным вопросам из всего персонала лаборатории она общалась только со мной. Что, кстати, подтверждает вашу гипотезу о том, что я – андроид.
Он снова улыбнулся. Я сделала небольшой глоток из кружки. Чай был великолепен, он уносил мои чувства далеко на север, в нежную и свежую прохладу.
— Горько и иронично, — заметила я, — погибнуть от собственноручно выпущенного на свободу чудовища, не находите?
— И крайне непрофессионально, — кивнул Шен. — Мелинде нужно было держать себя в руках. И вам, кстати, тоже.
— Она собиралась ставить опыты на моём друге. Неужели вы бы на моём месте спустили такое на тормозах?
— Конечно. Как я уже говорил, настоящий учёный должен быть бесстрастен. Для учёного существуют лишь четыре неизменных ключевых принципа: коллективизм, универсализм, организованный скептицизм и бескорыстность. — Голос Шена был совершенно спокоен, будто он отвечал на экзамене досконально выученный материал. — Всё остальное – это либо предмет для исследования, либо помеха, которую нужно устранить, либо незначительная для исследования вещь. Ваш друг – это наш предмет для исследований. А вы – помеха. В том случае, конечно, если будете этим исследованиям мешать. — Он задумчиво потёр подбородок. — Впрочем, сейчас нам не до изысканий. Люди были профилем Мелинды, и работы в этом направлении теперь придётся отложить до прибытия на материк.
Я испытывала удивление с примесью отвращения от слов Шена, но осуждать его не могла. Для него Рамон и все остальные люди были чужими. Взяв чашку в руки, я обречённо вздохнула.
— Что можно сделать, чтобы его спасти? — спросила я, глядя в дымящуюся бронзовую жидкость.
— Теоретически – гемотрансфузия с полным очищением крови. Здесь такого оборудования нет… Антиприонные препараты и конечно, упорная работа неврологов, если к тому времени личность не успеет необратимо раствориться.
— А времени у него сколько?
— Это зависит от особенностей организма, — задумчиво пробормотал Шен. — Так или иначе, через два-три дня будет уже поздно…
До ближайшей захудалой больницы было три тысячи километров. Если прямо сейчас прыгнуть в вездеход и круглосуточно вдавливать «гашетку» в пол, я не успевала. Оставался путь по воздуху, но корабля под рукой не было, да и если бы был – скорее всего, нас сбил бы на взлёте один из «Кондоров».
Вязкое ощущение безнадёжности всё сильнее давило на сердце. Я молча отставила недопитую чашку в сторону и вышла из комнаты…
Василий был на своём месте – в комнате охраны, в окружении распотрошённых электронных устройств. Он сидел, забросив ноги на стол, а помещение было наполнено шумом радиопомех. Заметив меня, он обернулся и раздосадовано сказал:
— Ничего. Тишина в ответ. Не работает этот ваш ретранслятор, зря я вас гонял к этим обломкам.
— Это прискорбно, — сказала я. — Но я пришла к тебе по другой причине. Можно мне спуститься к Рамону?
— Вообще, нежелательно.
— Давай хотя бы сходим и проверим. Если всё нормально – впустишь меня к нему.
Несколько помявшись, офицер нехотя выбрался из кресла и жестом пригласил меня следовать за ним. Уже знакомые коридоры привели нас к лестнице. Холл злополучной лаборатории нисколько не изменился – всё так же гудели механизмы в помещении запретной зоны, а дверь в тюремный блок была закрыта – пленники были на своих местах…
Рамон сидел на своей кровати и листал какую-то глянцевую беллетристику многолетней давности. Завидев меня, он вскочил и буквально укутал меня своими объятиями. Чистая белоснежная пижама так и хрустела на нём – Василий не жалел для невольника расходных материалов.
— Пришла навестить старика? — улыбнулся мой друг.
— Не такой уж ты и старик, Рамон, — заметила я. — Держишься молодцом. Выспался?
— Да, в отличие от Джона. Я в курсе, что он вам там устроил. Знал бы, что так будет – самолично пристрелил бы беднягу.
— Беднягу? Как вспомню его лицо – меня аж передёргивает. — Я поёжилась, и мне вдруг стало чудовищно тоскливо. — Рамон… Я до смерти боюсь увидеть тебя таким…
Наставник сел на свою кровать и вдруг стал серьёзным, собранным.
— Ты можешь пообещать мне одну вещь, Лиза?
— Какую? — Я присела рядом с ним.
— Когда настанет время, ты меня убьёшь. Не хочу стать… Этим. — Он неопределённо махнул рукой.
— Неужели ты уже смирился с тем, что они тебе предрекли?
— Не знаю.
— А может, это всё чушь, и всё будет хорошо, — предположила я.
— В таком случае, будет повод порадоваться. Но, в конце концов, каждому из нас отпущен свой срок.
— Отпущен? Кем отпущен? Ты же понимаешь, что это самая обычная отговорка, чтобы было легче смириться!
Порыв злости внезапно захлестнул меня. Человек, сидевший рядом со мной, всегда был неприступной скалой, надёжной и незыблемой. Теперь же я видела робкого, неуверенного в себе и в своём будущем мужчину, который уже поставил на себе крест.
— Ты – боец, Рамон! — воскликнула я. — Ты всегда учил меня сражаться до конца. И я пытаюсь – каждый раз встаю и иду, хотя давно уже не хочу вставать!
Он молчал, глядя в пол.
— Пока человек не сдаётся, он сильнее своей судьбы, — продолжала я. — Так говорил Ремарк. Был такой писатель. Но ты… Ты ведь уже сдался! Сдался заранее!
Рамон не отвечал, а мне вдруг стало ужасно стыдно за свои слова.
— Прости меня, — выдавила я из себя. — Я не знаю, что ты чувствуешь. Может быть, тебе сейчас именно смирение и нужно…
— Ничего подобного. — Он сжал кулаки и уставился в стену. — Мне сейчас гораздо нужнее память. Я должен вспомнить всё хорошее, что у меня было, а я всё только забываю. Я чувствую, как у меня в голове что-то копошится. Будто какой-то уборщик орудует веником и старательно выметает из памяти всё, что я знал. Тебе зовут Лиза – но я уже с трудом вспоминаю, кто ты мне.
— Я та, которую ты научил всему, что я знаю, — сказала я, заглядывая в его глаза. — Я многим тебе обязана… Я выполню твою просьбу, но и ты, пожалуйста, не уходи раньше времени… Сейчас мне нужно идти, есть кое-что, что я должна сделать.
Рамон очень странно посмотрел на меня. Кажется, он силился что-то вспомнить, затем одобрительно кивнул и уставился на свои руки.
— Мой брат однажды сделал нам рогатки, — пробормотал он вдруг. — Я шёл мимо помойки, а рядом с ней по земле ходили голуби. Они бродили кругами, выискивали что-то на земле, и я просто взял камень и натянул резинку… Я не хотел в него попасть, это вышло случайно… Я даже не целился…
Рамон изменился. Он больше никогда не станет прежним.
Сдержав внутри себя тяжёлый вздох, я поднялась и направилась к двери, возле которой обернулась и увидела, как он смотрит на свои бледные руки – отрешённо и неотрывно. Они дрожали, словно у больного Паркинсоном. Я была более не в силах видеть его таким.
— Я вернусь, вытащу тебя отсюда, и мы вернёмся домой, — бросила я вполоборота и вышла из камеры.
Я обязана была связаться с внешним миром, чего бы это ни стоило… Но ретранслятор не сработал. То ли у Василия не хватило опыта правильно подключить его, то ли мы неправильно его использовали. На что мы вообще рассчитываем здесь, посреди кипящей магмы? Что есть магма? Раскалённый минеральный суп, смесь оксида кремния и различных металлов. Это идеальная ловушка для любых радиосигналов. Да у нас здесь внизу изначально не было никаких шансов! Почему потребовалось столько времени, чтобы это понять?!
Я уже знала, что делать. Вернувшись в комнату охраны и завидев Василия, я выпалила:
— Мы тут ерундой занимаемся уже который день. У вас на складе есть кабель?
— Хоть завались, — ответил тот.
— Тогда пошли. Понадобится два мотка – очень длинных…
* * *
Отмотав от бухты два изрядных куска толстого кабеля, я отправила Василия подключать вывод радиостанции на импровизированный фидер и тянуть его наружу, к вездеходу, а сама быстрым шагом добралась до предбанника и вышла на улицу.
Мю Льва перевалила через зенит и с любопытством следила за моими перемещениями. Ворота, ведущие к мосту, были открыты, а сам мост – сведён. На той стороне каньона, у самого подножия горы с плоским навершием, накренившись, стоял вездеход, в кузове которого копошилась одинокая фигура. Поправив бухту кабеля на плече, я решительно направилась по металлической конструкции, слегка шатавшейся в такт моим шагам.
— Эй, бездельница, чем занята?! — крикнула я издали, и Софи обернулась на мой голос.
— Да вот, хочу перенести кое-что в лабораторию. Бельё, ноутбук, инструменты… Да и пиво будет нелишним забрать в прохладу. Оно тут, кажется, уже вскипело…
Оказавшись возле колеса, я оглядела махину вездехода.
— Слушай, нам надо вызвать «Фидес», — почёсывая лоб, сказала я.
— К твоему сведению, автоматическое сообщение передаётся на частоту циклом уже вторые сутки без перерыва.
— И что, каковы результаты?
— Нулевые. Да я особо и не рассчитывала на бортовую радиостанцию, но чудеса же иногда случаются… Кстати, скоро надо будет подзарядить аккумулятор.
— Ожидаемо. Ты тратишь время впустую здесь, а Василий – в комплексе. Так мы ничего не добьёмся…
Я приложила руку ко лбу, защищаясь от палящего солнца, и взглянула ввысь, туда, где пологий склон горы изгибался кверху. Полторы сотни метров высоты здесь точно есть.
— Ты ведь сюда не просто так столько кабеля приволокла? — спросила Толедо.
— Да, не просто так. Нужно забраться повыше и передать усиленный сигнал… Софи, дай мне, пожалуйста, инструменты, я сбегаю, сниму вон ту тарелку. — Я махнула рукой в сторону ансамбля антенн на верхушке одного из зданий лаборатории. — Белую – думаю, она нам подойдёт…
— Да, сгодится. А Василий разрешит? — с сомнением пробормотала Софи. — Да и опасно это, того и гляди прилетят эти гады…
— День деньской на дворе, откуда им взяться? Ты мне лучше скажи – радио на этой машине можно использовать как ещё один промежуточный усилитель?
— Не знаю, не пробовала.
— Так попробуй, — сказала я и протянула ей один из концов кабеля. — Насчёт Василия не волнуйся, я вопрос улажу. В наших интересах сделать всё побыстрее. И кинь обвязку, мне она понадобится.
Кивнув, Софи швырнула в меня набором ключей и альпинистской обвязкой, схватила инструменты и перебралась в салон. Я же трусцой побежала по мосту обратно. Пока Софи разбирала салон вездехода и копалась во внутренностях приборной панели, я добралась до наружной лестницы, взлетела на крышу и открутила полуметровую параболическую антенну. Спустив её вниз с помощью обвязки, я дотащила тарелку до вездехода и вскарабкалась в кабину.
Сидя под рулём, Софи орудовала инструментами и периодически прикладывалась к открытой банке пива, приговаривая:
— Гадость какая… Его точно надо в холодильник…
После чего делала следующий глоток.
— Да выкинь ты всё это в пропасть! — воскликнула я. — Сколько можно заливаться? И так уже горя хлебнули с этим твоим бухлом…
— Мы в нескольких тысячах километров от цивилизации. — Она подняла брови и поглядела на меня красноватыми глазами. — Меня тут сожрут со дня на день, или ещё какая гадость приключится. У меня на глазах друзей рвали на части, и ты предлагаешь мне отказаться от единственной отдушины? Уж извини, но как-нибудь в другой раз…
В подтверждение своих слов она осушила банку и выбросила её наружу, а я обречённо покачала головой и отвернулась к мосту. По нему нам навстречу уже шёл Василий, разматывая громоздкую бухту кабеля, ниточкой тянувшегося к распахнутым воротам внешнего периметра.
Вскоре конец кабеля в четыре руки был соединён с рацией вездехода, а с помощью обжимки и термоскотча, взятых из набора инструментов в кузове, мы приладили конец другого кабеля к антенне. Софи вручила мне коммуникатор, нацепив второй себе на ухо.
— Раз-раз, меня хорошо слышно? — спросила она.
Фоном в ухе нескончаемо шипело и выло, но слышимость была хорошая. По крайней мере здесь, внизу.
— Да, нормально, — ответила я. — Как закончу с антенной, дам знать.
— Ни пуха, — напутствовал Василий.
— К чёрту.
Обвязавшись сбруей и нацепив кошки, я взгромоздила тарелку на спину, конец длинной верёвки и связку скальных крюков – на живот, вооружилась альпенштоком и принялась взбираться наверх…
По мере приближения к вершине карабкаться становилось всё сложнее – кабель и верёвка своим весом тянули меня вниз, и мне приходилось передвигаться по диагонали вдоль окружности горы, увеличивая протяжённость маршрута. Постепенно разматываясь, кабель цеплялся за неровности, а я с тупым упорством карабкалась наверх, вынимала крюк, забивала его в поверхность и крепила кабель, затем вновь карабкалась, забивала крюк и цепляла кабель, и снова… Тело гудело от напряжения, но мои верные мехапротезы работали без сбоев, принимая на себя всю нагрузку и помогая мне не соскользнуть…
Наконец, вцепившись руками и ногами в склон, я обернулась и посмотрела вниз, на казавшийся отсюда игрушечным вездеход, где копошились две фигурки. Одна фигурка разматывала ниточку кабеля, а вторая стояла в кузове, поддерживая на весу трос, по которому я должна была спуститься обратно. Голова моментально закружилась, я зажмурилась и вжалась в скалу.
Нет уж, больше не смотреть вниз! Ни в коем случае!
Передохнув с полминуты, я дала себе обещание глядеть только наверх и продолжила восхождение. Каменистые уступы под ногами предательски хрустели, и пару раз от падения меня спасал альпеншток, вовремя воткнутый в слоистый уклон. Наконец, последние метры были преодолены, я рухнула на узкую площадку, венчавшую гору, и раскинула руки. Отдохнув с полминуты, уселась на камне, и дыхание моё перехватило от увиденного.
Отсюда открывалась потрясающая панорама – тёмно-серая базальтовая равнина далеко внизу напоминала шкуру животного, покрытую красно-жёлтыми пятнами магматических разливов. Дымящийся каньон, извиваясь, уходил влево и вправо и исчезал из виду на линии горизонта, а стоящие порознь исполинские горные пики будто бы стали ближе – казалось, только руку протяни, и можно будет их коснуться. За ними возвышались другие, за которыми вставали новые и новые, и не было им числа. Между этими вечными стражами пустошей в дрожащей белёсой дымке поверхность Пироса загибалась и схлопывалась в тонкую полоску лазури…
Любуясь пейзажем, я переводила взгляд с одной горы на другую и заприметила вдалеке, возле одной из отвесных скал, движение. Отсюда рой гигантских насекомых напоминал беспорядочно суетящуюся стаю плодовых мух. Далёкие и суетливые, они были заняты своими делами, не замечая меня, однако я решила, что лучше поспешить.
Альпенштоком я вколотила последний крюк с закреплённым на нём тросом в камень, зацепила за него же провод, выдолбила в площадке углубление, воткнула туда кронштейн и развернула антенну на север.
— Софи, антенна на месте, — сообщила я в микрофон. — Есть передача?
— Всё отлично, сигнал до тарелки есть! — сквозь помехи раздался её оживший голос.
— Крепите трос, скоро буду…
Неожиданно почти прямо над ухом застрекотало. Почти забытый плазмер тут же рефлекторно выскочил из моего предплечья. Резко обернувшись, я прицелилась в зависшее в десяти метрах от меня серо-коричневое существо. Повиснув в воздухе, оно изучало меня огромными фасеточными глазами, занимавшими добрые две трети стрекозиной головы. Ветерок от сливавшихся в полупрозрачную мембрану стрекочущих крыльев обдувал моё лицо, острые суставчатые конечности существа были распахнуты во все стороны. В любую секунду оно могло наброситься, схватить, повалить на землю, чтобы жадно вырывать из меня куски аппетитного мяса. Сердце неистово колотилось, я застыла, готовая в любой момент выпустить заряд плазмы.
Насекомое цвиркнуло, плавно сместилось в сторону, затем взмыло ввысь и, описав надо мной широкий круг, понеслось прочь, вдаль, в сторону далёкой скалы, кишащей суетливыми собратьями. Стараясь унять непроизвольную дрожь в теле, я перевела дух. Второго такого шанса может уже не быть, поэтому нужно возвращаться прямо сейчас.
Проверив напоследок, надёжно ли закреплена антенна и кабель, я зацепила сбрую к натянутому страховочному тросу и свесила ноги. Внизу, бесконечно далеко, мне руками махали крошечные силуэты Софи и Василия.
— У нас всё готово, трос должен выдержать! — протрещал в коммуникаторе Василий. — Давай уже спускайся. День к концу идёт, скоро они активизируются…
Вдохнув полной грудью, я соскользнула с площадки и понеслась вниз по натянутому жужжащему канату. В ушах свистел ветер, машина стремительно приближалась, и когда до неё оставался десяток метров, я щёлкнула стоппером и с грохотом спружинила ногами о корпус вездехода. Оказавшись на твёрдой поверхности, я села и перевела дыхание, а Василий тут же очутился рядом.
— Я видел, как вокруг тебя эта дрянь крутилась. Обошлось?
— Ничего страшного, мы с ней мирно разошлись. А теперь нужно настроить передачу. — Я поднялась с земли и обратилась к Софи: — Ты или я?
— Давай ты. Я пока послежу, чтобы тут всё работало…
Через две минуты мы с Василием добрались до узла управления комплексом, и после краткого инструктажа я села за микрофон и включила запись.
— Волкова – Юмашевой на «Фидес». Запрашиваю помощь. У нас есть раненые, требуется много крови для переливания, оборудование для плазмофереза и антиприоны… Все, которые сможете найти. Я не особо понимаю, с чем мы тут имеем дело, но нужны врачи-нейробиологи и инфекционисты… У нас мало времени, поэтому поспешите. И берегитесь воздушных дронов, здесь шныряют «Кондоры». Передаю наши координаты…
Несколько нажатий клавиатуры, зацикленное сообщение было поставлено на передачу, а я выдохнула и вдруг почувствовала сразу всю накопленную за день усталость.
Вот и всё. Я сделала всё, что могла, и теперь оставалось только ждать. И надеяться на то, что сообщение достигнет цели и будет услышано, что Юмашевой удастся собрать команду спасателей и наконец, что она рискнёт вести корабль в район патрулирования беспилотниками Конфедерации… Нет, пожалуй, я сделала не всё. Я могла ещё безмолвно молиться о том, что помимо всех вышеперечисленных «если» спасение прибудет очень быстро. Потому что время стремительно утекало сквозь пальцы…
* * *
По мере того, как Мю Льва клонилась к закату, возвращались мирметеры и принимались деловито ползать по стенам, перестукивать лапами по крыше, копошиться во внутреннем дворе. Глядя сквозь крошечное окошко под потолком моего скромного временного жилища на отблески заходящего светила на металлической стене, я уже знала, что дождусь темноты и ночью проведаю Рамона. Я решила, что сделаю это тайно, ведь иначе Василий будет пытаться меня остановить, а это мне было совсем ни к чему. Мне никак не давала покоя мысль о том, каково это – быть запертым в соседней камере с тем, во что, если верить Шену, в итоге придётся превратиться.
Нет! Не смей думать об этом! Шанс избежать самого худшего пока ещё есть!
В какой-то момент, когда почти совсем стемнело, в коридоре послышались тяжёлые шаги, и в дверь постучались. Гостей я не ждала, а голос Василия с той стороны глухо спросил:
— Лиз, ты чего там как мышь сидишь весь вечер? Войти можно?
— Да, сейчас открою.
Что ему могло от меня понадобиться? Может быть, он получил ответ на радиограмму? Мигом подскочив к двери, я впустила шефа охраны.
— Ответили? — с надеждой спросила я.
Тот вошёл и со слегка виноватым видом огляделся. Почесал затылок, очевидно, не зная, что сказать. Наконец, произнёс:
— Твой друг – хороший человек…
— И вы специально пришли, чтобы мне это сказать? — разочарованно протянула я.
— Нет, я хочу тебя предостеречь. Что бы ни случилось, не пытайся открыть камеру.
— Я и не…
— Да всё в порядке. — Он успокаивающе поднял руки. — Я сразу понял, что ты не зря тут затихарилась. Ясно, что собираешься вломиться к нему в закрытый блок, и я могу тебя понять. Иди после того, как отключится штатное освещение, а вместе с ним – камеры и сканеры для физиономий персонала. Аварийная разблокировка двери в блок – вот этим ключом. — Вынув из кармана, он протянул мне небольшую пластинку. — И вернуть не забудь утром. Камеру я предусмотрительно запер на ключ, и его я тебе по понятным причинам не дам.
Я недоумевала. Последние дни он всё твердил про безопасность, режим, старательно отбирал оружие и прятал его в арсенал, а теперь просто дал мне в руки ключ?
— Я, конечно, всё могу понять, — пробормотала я, вертя в руках электронную пластину, — но это вот так вы охраняете режимный объект?
— Охрана – это моя работа. — Он машинально потрогал кобуру на поясе и продолжил: — Но мы должны прежде всего оставаться людьми. Я знаю, что ты не последний человек в его жизни, он о тебе рассказывал… Восхищался. Сказал, что у тебя было намного больше причин сдаться, чем у него, но ты так и не сдалась… Короче, ближе к ночи… На глаза Адлер не попадайся. Камеру не открывай. Выпустишь его – сам посажу тебя в соседний карцер. Будете там втроём петь в унисон и перестукиваться… — Будто вспомнив что-то, он легонько ткнул меня указательным пальцем в плечо. — И да, если в следующий раз решите разбирать станцию на запчасти, я хочу знать об этом до, а не после…
С этими словами он развернулся и ушёл, а я продолжила ожидание возле оконной щели, за которой вскоре совсем стемнело. Когда где-то вдали щёлкнуло, освещение переключилось на аварийное, а за дверью всё окончательно стихло, я выждала для верности ещё с полчаса и покинула комнату.
Крадучись я шла по хорошо уже знакомому маршруту. Несколько поворотов коридора – и вот я в лифтовом зале возле огромной платформы подъёмника. Винтовая лестница, уходящая в тёмную бездну, в красном свете представала передо мной зловещим порталом в ад. Воображение рисовало людей, которые спускались и поднимались по ней до меня. Учёных и их эксперименты, подопытных и чудовищ…
Постукивая ботинками по металлу, я спустилась на дно колодца и вышла в холл. Двустворчатый проход впереди, дверь в тюремный блок – справа. С полминуты поискав скважину, в которую нужно было вставить ключ, я наконец обнаружила её вверху, в самом углу. Ключ оказался в пазе, раздался щелчок, и дверь с шипением сдвинулась с места на пару сантиметров. Чтобы открыть её, мне пришлось приложить усилия – аварийная пневматика то ли была неисправна, то ли вообще не предусмотрена. Цепляясь за текстуру, я кое-как сдвинула тяжёлую металлическую плиту с места и протиснулась в образовавшуюся щель – в мрачный тюремный коридор.
Изо всех сил стараясь не шуметь, чтобы не разбудить существо, бывшее когда-то человеком по имени Джон, я на цыпочках прокралась к камере Рамона. Бесшумно открыла смотровую щель и заглянула внутрь. Мой наставник лежал на кровати в позе эмбриона, поджав ноги к животу. Он не шевелился – только едва заметное движение грудной клетки выдавало робкое дыхание…
Я стояла у смотровой щели и боролась с искушением вырезать замок плазменным резаком и вытащить его оттуда. Через минуту внутренняя борьба окончилась победой здравого смысла, я закрыла окошко и отошла от двери. Из соседней камеры послышался приглушённый, будто бы вопросительный возглас, а следом утробное рычание – Джон почувствовал моё присутствие.
Всё также на цыпочках я поспешила выйти из тюремного блока и задвинула за собой дверь. Ничего не добившись, я могла только ждать и надеяться, что утром Рамон проснётся всё ещё человеком. Я собралась было подниматься по лестнице наверх, но в этот момент моё внимание привлекла дверь со знаком опасности, и жгучее любопытство потянуло меня войти внутрь…
Двойная дверь оказалась незапертой – к моему удивлению, помимо электронного замка, который отключился с наступлением ночи, никаких запоров больше не было. Толкнув створку, я оказалась на возвышении в тёмном просторном помещении, из глубины которого струился приглушённый синеватый свет. Передо мной, перемигиваясь разноцветными лампочками, к потолку поднимались какие-то консоли, сверху нависала сетчатая металлическая рампа с перилами, уходящая в стороны и огибавшая помещение по периметру. Со всех сторон доносилось гудение многочисленных агрегатов.
Я сделала несколько шагов вперёд, ступила на небольшую лесенку, ведущую вниз, на широкую площадку, и моему взору предстали полдюжины операционных столов с разложенными на них медицинскими инструментами. На одном из столов лежало накрытое материей тело, надёжно зафиксированное ремнями. Оливер…
Грудь его неторопливо вздымалась и опадала, глаза его были закрыты, лицо выражало безмятежность. Он был жив. Аппарат рядом с ним мерно попискивал, отмеряя ровный безмятежный пульс.
Вдоль дальней же стены площадки, излучая синее свечение, за толстенным бронированным стеклом стояли два гигантских аквариума, один из которых был пуст, а во втором, полностью погружённая в прозрачную жидкость, тихонько колебалась огромная раздувшаяся «стрекоза». Сбоку от аквариума высился громоздкий тёмно-зелёный чан с надписью: «Биологические отходы».
Я остолбенела, не в силах отвести взгляд от существа в аквариуме. Из распухшего бугристого тела торчали многочисленные провода, кабели и патрубки, уходящие куда-то вверх, в потолок. Конечностей и крыльев не было – они, похоже, были просто-напросто ампутированы. Завидев меня, существо колыхнулось и вперило в меня пронзающий взгляд бирюзовых фасеточных глаз размером со спелые дыни. По спине моей кавалерийским галопом поскакали мурашки, сердце стремительно провалилось в пятки…
Нет, я не чувствовала агрессии, исходящей от этого грозного животного, наоборот – возникший было страх тут же сменился приступом невыносимой жалости и сочувствия.
«Мы, если можно так сказать, выжимаем из неё последние соки…» — вспомнила я слова Шена.
С трудом наконец выбравшись из ступора, я сделала несколько шагов к бронестеклу, перед которым на столе светился экран включённой консоли. На мониторе был открыт документ, и взгляд мой инстинктивно зацепился за буквы:
«…Подопытный №183, время жизни: 271 час, состояние: активно-возбуждённое, наблюдается некроз капилляров, продолжаются регулярные подкожные кровоизлияния. Признаки разума отсутствуют, сохраняются базовые моторные функции. Прим.: уже седьмой день справляет нужду прямо на месте, не снимая одежду; доставить обслуживающий персонал для проведения уборки…»
Я присела на железный табурет, переместила ползунок наверх и наискосок побежала глазами по строчкам отчетов об исследованиях, проматывая страницу за страницей.
«…Группа поиска по запросу доставила одиннадцать рядовых образцов. Два образца с внутренними образованиями помещены в стазис, излишки переведены на побочный проект и подготовлены к комплексным испытаниям…»
«…Реакция на электрические разряды большой мощности чрезмерная, проверка допустимого болевого порога…»
«…Изъятие органов пищеварения сказалось на жизнедеятельности особи лишь на девятые сутки…»
«…Ампутированные конечности продолжают самостоятельно существовать и проявляют активность ещё около трёх часов…»
«…Яйца овально-грушевидной формы, массой не превышают полутора килограммов. Миграция матки мирметеры на пустынные участки для нереста под слой песка происходит примерно раз в…»
«…Во время нереста спецгруппой захвачен родящий образец №1. Сразу после помещения в камеру он перестал производить потомство даже несмотря на регулярное опыление трутнем…»
«…Регистрируется сильное ультразвуковое излучение, которое привлекает мирметер с ближайшей округи. Предположение: родящий образец №1 зовёт на помощь…»
«…Шумоизоляция испытательного цеха и помещение родящего образца №1 в экранированную жидкостную среду помогло нейтрализовать особь. Собственные «крики» причиняют родящему образцу №1 боль, поэтому он прекратил сопротивление, однако особи-солдаты продолжают регулярно прибывать к комплексу, проявляя осознанное поведение. Автоматические системы защиты работают в усиленном режиме…»
«…Утилизация кладки яиц при непосредственном присутствии особи вызывает у родящего образца №1 сильные эмоционально-физиологические проявления, фиксируются энергетические всплески…»
«…Взятый также во время нереста родящий образец №2 не вызывает у родящего образца №1 интерес, однако родящий образец №2, напротив, усилил попытки сопротивления. Зарегистрированы 4 погибших, отправлен запрос в Корпус на усиление охранения. Прим.: поставить второй слой противоударного стекла!..»
«…Регулярный забор гемолимфы рекомендуется снизить до 500 гр. в сутки: родящий образец №1 впал в апатичное состояние и не реагирует на стимулирующие электрические разряды…»
«…Из отдела антропологии: оставшийся биоматериал перестал получать регулярную дозу нейтрализованных симбионтов из-за высокой смертности подопытных. Корпус приостанавливает доставку заключённых, пока вакцина не будет более стабильна…»
«…Из отдела антропологии: среднее время жизни биоматериала удалось увеличить почти до шести суток. Отдел фармакологии продолжает модифицировать формулу нейтрализации…»
«…По запросу Департамента Обороны Конфедерации партия модифицированных симбионтов количеством 32 капсулы (5 мл) передана с кораблём на Землю…»
«…По запросу Департамента Обороны Конфедерации возобновлён отлов рядовых особей…»
«…Родящий образец №2 не проявляет активности, также впал в апатию, а затем в некое подобие комы…»
«…По запросу Департамента Обороны Конфедерации регулярный забор гемолимфы у родящего образца №2 увеличен до 850 гр. в сутки…»
Я больше не могла читать. Мне не хотелось читать про Джона – там наверняка было всё то же самое. Полный анализ, разбор предмета, в который посредством науки превратили живое существо, на составляющие. И пытки, одни сплошные пытки – излюбленный научный метод в этом месте… Дыхание перехватило, тело колотила нервная дрожь, а на глаза наворачивались жгучие слёзы. Я, наконец, нашла здесь кошмарных чудовищ, о которых говорила Катрин Адлер – ими были сами люди…
Приблизившись вплотную к бронестеклу, я приложила руку к гладкой поверхности и взглянула в огромные, бесконечно глубокие глаза существа в аквариуме. Оно едва заметно шевелилось и, кажется, уже смирилось со всем происходящим, а я раздумывала о милосердии. О том единственном способе проявить его, который оставался – прикончить несчастное создание.
Пошарив глазами вокруг, я заприметила массивную дверь, врезанную с рамой в бронированное стекло. С двух сторон от двери располагались считыватели магнитных карт. Здесь электронный замок работал исправно – этот подземный зал был круглосуточным и беспрерывным потребителем электричества, поэтому так просто открыть дверь не представлялось возможным. Стрелять здесь из бластера или ломать запоры показалось мне сомнительной идеей, поэтому я оставила эту мысль.
— Обещаю, я помогу тебе уйти, — сдавленно произнесла я и бросила прощальный взгляд на матку мирметеры.
Пересекая зал, я вдруг услышала что-то самим своим существом, нутром организма – какой-то нечеловеческий крик, стон, вопль. Я не обернулась на безмолвный зов существа – я почему-то точно знала, что оно попросило меня сдержать данное обещание. Ускорив шаг, я направилась к выходу из помещения…
Замерев, словно статуя, сквозь смотровую щель камеры я вновь следила за робким дыханием своего давнего друга и наставника. Смешанные чувства овладевали мною – тянуло окликнуть Рамона, разбудить его, сказать что-нибудь ободряющее, но тревожить безумного Джона совершенно не хотелось, и спустя долгие десять минут ожидания я наконец покинула лабораторию…
… — По коням! — воскликнула Элизабет Стилл, полностью одетая и готовая к подвигам. Кофта, куртка-пилот с меховым воротником, синие джинсы и полусапоги – всё это она умудрилась натянуть за две минуты, включая время на то, чтобы расчесать своё тёмное шелковистое каре и прикончить завтрак.
— Что, уже?! — С зубной щёткой в руках я только вошла в помещение, вернувшись с улицы, где умылась и почистила зубы у ржавой бочки с дождевой водой…
В заброшенном гараже было промозгло – прохладная утренняя сырость после ночного дождя пробирала до костей, но за прошедшие три дня это место стало мне почти домом. Нам с Элизабет.
— Да, уже! Он выбрался за пределы городского округа и едет через лес. — Она указала пальцем в сторону планшета, лежавшего на её свёрнутом спальном мешке. — Я чувствую – это наш шанс. А чутьё меня ещё не подводило.
— Погоди, дай хоть штаны натянуть…
Наспех одевшись, я прихватила карабин, подзорную трубу Капитана, неизменный и привычный баллончик с дьяволовым соком и спустилась вниз, к гравициклу. Элизабет Стилл с рюкзаком на плече нетерпеливо приплясывала возле «Хускварны».
— Он движется на север, в сторону взлётки, оставшейся от «Дальнего горизонта». Мы выйдем наперерез и будем вести его на расстоянии. — Элли Стилл почуяла запах добычи, напала на след, и теперь её было не остановить. — Всё как обычно – держись поближе к земле и старайся не вихляться. Погнали!
Летающая машина с двумя наездницами выпорхнула сквозь широкие ворота ветхого заводского гаража и устремилась ввысь. Сквозь редкие разрывы в облаках проступали лоскуты голубого неба. Под ногами поплыли болота, лесные массивы и редкие поля.
Монотонные зелёные покрывала, небрежно разрезанные коричневатыми речушками, сменялись одно другим. Пару раз внизу я видела каких-то животных, похожих не то на лошадей, не то на безрогих лосей – они просто валялись на боку, примяв заросли большими телами, беспорядочно разбросанными посреди высокой травы. Неужели это работа дронов-камикадзе?
— Теперь бери направление на два часа! — скомандовала Элли, перекрикивая шум ветра и гул антигравов. — Прямо по курсу заброшенная взлётка, которую так и не переоборудовали под гражданский аэродром! Я уверена, он едет туда, к главному въезду!
Покрепче взявшись за штурвал, я заложила вираж и направила машину вперёд – туда, где вдалеке из-за лесного массива проступали какие-то серые строения. Огромная проплешина вырастала посреди леса, слева над верхушками деревьев торчали два старых ангара, а над древним военным аэродромом под названием «Дальний горизонт», среди зелёных рощ, оставшихся после вырубки, возвышалась многоэтажная металлоконструкция. Опустив машину почти к самой земле, я осторожно вела её в обход лесного массива, над болотными кочками и пригорками. Я рассчитывала обойти взлётную полосу с тыла – с той стороны, где не было никаких сооружений.
Сливаясь в сплошное зелёно-коричневое пятно, мимо мчались стволы деревьев; над головой пронеслись провода, растянутые на утопавших в зелёной жиже ржавых опорах ЛЭП, и наконец сбоку потянулась неровная цепь старого бетонного забора. Замшелые плиты местами потрескались, кое-где покосились, сползая в вечно влажную почву. Ещё одна густая роща – и слева мелькнула длинная-длинная грязно-серая полоса, уходящая вдаль – туда, где она упиралась в ещё один забор. В самом конце полосы, возле ангара что-то темнело, но я ничего не успела толком разглядеть – гравицикл по дуге уже нёс нас мимо деревьев, приближаясь к скрытым за зеленью зачаткам терминала.
— Сейчас будет служебный проезд, давай по нему – и к терминалу, — приказала Элли, схватив меня за плечо. — Наш дружок подъезжает к главным воротам с другой стороны!
Впереди, по насыпи, тянулись бетонные плиты – точно такие же, которые я видела на Каптейне практически везде. Ими прибывшие сюда первой волной военные выкладывали временные пути сообщения, чтобы потом, когда местная цивилизация окрепнет и встанет на ноги, на их месте выросли дороги. Дороги здесь так и не выросли…
Торчащий в небо, заросший вьюном шлагбаум, покосившаяся кирпичная будка – и мы плывём над неровным дорожным полотном в сторону терминала, который трёхэтажной громадой вырастал впереди и слева. Армированный бетонный каркас без облицовки – даже не везде были уложены межэтажные перекрытия – встречал нас неизменными мёртвыми порталами стен, которые уже никогда не будут достроены. Эмбрион пассажирского терминала был очередным безмолвным памятником забуксовавшей и утонувшей в болоте колонизации с человеческим лицом, которое сменилось плотоядным оскалом капитала над гражданской войной.
Хускварна вильнула в сторону, подплыла под самый бок мёртвого терминала и села на брюхо.
— Он въехал на территорию, едет по подъездной дороге, — бросила Элли и, не отрывая взгляда от планшета, соскочила с ховербайка.
Прихватив с собой полуавтоматический «Истерн» и на ходу втягивая в себя бодрящую смесь, я оценила высоту зияющего портала, дохнувшего мне в лицо затхлой сыростью. Подпрыгнула, ухватилась за край и подтянулась. Затем помогла Элли забраться в полутьму, и мы перебежками добрались до ближайшей лестницы. На плече болталось оружие; лёгкая наплечная сумка колотилась о бок, пока мы широкими скачками преодолевали пролёт за пролётом. Наконец, под самой крышей, осторожно передвигаясь по стальным балкам и огибая ямы в едва прикрытом бетонными плитами полу, мы выбрались к самой кромке здания.
Отсюда открывался вид на взлётную полосу – широкую серую двухкилометровую просеку, уложенную всё теми же набившими оскомину плитами. Сквозь щели между ними, упорно отвоёвывая себе жизненное пространство, торчала осока в человеческий рост, и весь этот пейзаж напоминал какое-то причудливое клетчатое одеяло, невесть кем растянутое по огромной площади, высеченной среди непролазных лесов и болот. Кому мог здесь понадобиться аэродром? Наверное, у тех, кто его закладывал, были большие планы на эту землю…
Правее, в самом углу площади высились два огромных проржавевших ангара. Увлекая Элизабет вниз, я поспешно растянулась на плите у самого края портала и полезла в сумку за подзорной трубой Капитана. Элли тем временем принялась выуживать из рюкзака складной фотоаппарат с телескопическим объективом. Глаза её горели от предвкушения, как у хищника, завидевшего добычу.
Разложив трубу, я прильнула к окуляру. У полукруглых эллингов, расположившихся на той стороне лётного поля, кипела какая-то суета. Между обшарпанными строениями и терминалом, в котором мы притаились, как мыши под плинтусом, было не меньше километра, но через трубу я могла разглядеть обстановку в мельчайших подробностях.
Возле одной из арочных конструкций были в беспорядке брошены полдюжины машин. Чёрный фургон, пара легковушек, два внедорожника болотного цвета и бледно-жёлтый пикап раскиданы кое-как, вразнобой, а правее, в самом торце взлётной полосы, стоял угольно-чёрный универсальный корабль средних размеров – метров пятидесяти в длину. Грузовая рампа судна была опущена, а рядом с машинами вальяжно расхаживали вооружённые люди. Высокий створ ангара был приоткрыт, внутри происходило какое-то мельтешение, но в полутьме помещения невозможно было что-либо разобрать…
— Я не хотела тебе говорить… — Элли нарушила напряжённое молчание. — Меня подставили. Я об этом только вчера узнала – за те три часа, что меня не было.
— Насколько всё серьёзно? — спросила я, разглядывая людей возле машин.
Общего у людей было немного – одеты они были кто во что горазд и напоминали каких-то ополченцев или разбойников. Оружие тоже было подобрано кое-как – никакой унификации. Допотопные автоматы, обшарпанные винтовки, и тут же рядом – дорогие образчики последних моделей.
— Они повесили на меня подтасовку фактов о расследовании убийства Нойманна. — Оторвавшись от объектива, Стилл принялась загибать пальцы. — Укрывательство преступника… Да-да, можешь не смотреть на меня так. Вдобавок, я, оказывается, убила своего напарника, чтобы помочь тебе скрыться.
— Но это же бред полнейший! — Я была несколько ошарашена и не знала, что сказать. — И что теперь с тобой будет?
— Не знаю. Они уморили нашу Мийо – она найдена зверски убитой в собственном доме. — Элли сделала театральную паузу, ожидая моей реакции. — И знаешь, кто убийца? Анна Рейнгольд.
— Но я же этого не делала! — возмущённо воскликнула я.
— А ты забавная, — усмехнулась Элизабет. — Скольких охранников ты грохнула у неё в доме, не напомнишь? Впрочем, это уже неважно – мы обе влипли по полной программе. И у меня есть только один шанс – нужно добраться до правильных людей в минюсте. Я знаю там одного честного человека… — Она вновь припала к объективу и выпалила вполголоса: — Вот он – Майлз! Смотри в оба!
Задержав дыхание, я глядела в трубу. Справа показался неприметный полицейский седан. Он подкатил почти вплотную к ангару, и из него наружу вышел человек – среднего роста, полноватый, в синей офицерской форме и с фуражкой на голове. Разношёрстный вооружённый сброд провожал его взглядом, пока он вразвалочку шагал к воротам ангара. Через несколько секунд полицейский скрылся меж створок, а я перевела взгляд на корабль. Что-то шевелилось внутри меня, какой-то беспокойный червь сомнения, прогрызавший себе дорогу сквозь полуразваленные руины памяти, задавленной употреблением дьявольской смеси. Этот корабль казался мне смутно знакомым…
Из ангара показался вилочный погрузчик. Задом вырулив из ворот, он неспешно покатился в сторону корабля, волоча на широкой вилке серебристый сплюснутый цилиндр метров двух в длину. Подкатил к рампе корабля, развернулся и скрылся внутри. Второй погрузчик с точно таким же цилиндром возник из высоких ворот эллинга, а первый уже выкатился из чрева летающей махины и пополз обратно к ангару.
— Что это за контейнеры? — задумчиво спросила Элли. — Что в таких можно перевозить?
— Может, не что… — Чудовищная догадка пробрала меня до дрожи, спину прошибло потом. — А кого…
— Хочешь сказать, это наш звёздный час? — сосредоточенно пробормотала Стилл. — Да, очень на то похоже…
Фотоаппарат в её руках тихо защёлкал затвором, будто разбуженный сверчок. Щёлк-щёлк-щёлк… Из полутьмы ангара появляется новая капсула… Щёлк-щёлк-щёлк… Наружу выходят трое – полицейский Джеффри Майлз, какой-то тип в камуфляже с красной банданой на лице и долговязый мужчина в чёрном деловом костюме с кейсом в руке. Щёлк-щёлк-щёлк… Голова мужчины в костюме коротко стрижена бобриком, на лице – тёмные и глухие солнцезащитные очки. Мужчина передал кейс полицейскому, поправил синий, оттенённый белоснежной накрахмаленной рубашкой галстук и ровным шагом направился в сторону чёрного корабля. Щёлк-щёлк-щёлк… С очередным щелчком механизма в руках Элли Стилл в памяти моей наконец собрался паззл, и что-то оглушительно щёлкнуло уже внутри меня.
… Острые черты лица, синевато-бледная, полупрозрачная кожа… Смерив меня пустым взглядом затемнённых стёкол солнцезащитных очков, чиновник подошёл к кабинке регистрации. Позади мужчины, за стеклом въездного терминала рублеными линиями чернел чартерный корабль без опознавательных знаков…
Это было месяц назад. На раскинувшейся под нами заросшей бурьяном полосе стоял тот же самый корабль, который я видела на космодроме по прибытии на Каптейн. Внизу, по полосе шёл тот же самый бледный, словно моль, конторский чиновник, который стоял позади меня в зале для прибывших в Новый Роттердам…
Человек в костюме остановился и задрал подбородок, словно принюхиваясь. Где-то далеко внизу, среди деревьев отчаянно завыла невидимая собака. Ошеломляющим взрывом во все стороны брызнули с деревьев десятки, сотни птиц, вспарывая светлеющее небо плеском чёрных крыльев.
И в этот момент пришёл страх, накрыл меня чудовищной ледяной волной, заставляя трястись сервоприводы поджилок, вынуждая инстинктивно втягивать голову в плечи… Сквозь окуляр я видела, как мужчина стоял совершенно неподвижно, словно статуя, а страх внутри меня всё вызревал, увеличивался в размерах, вырастая в животный ужас. И в ту самую секунду, когда я готова была зажмуриться от этой жути…
Человек в костюме повернул голову и взглянул прямо на меня. Тёмные стёкла очков через окуляр подзорной трубы смотрели мне в душу – с расстояния в добрый километр, сквозь влажный воздух в полутьму третьего этажа недостроенного терминала на дальнем конце взлётного поля.
— Элли… — сипло выдохнула я, схватив Элизабет Стилл за плечо. — Элли, он видит нас.
— Что? Погоди… — Затвор перестал щёлкать, она смотрела в объектив и наблюдала то, что видела я – люди на полосе засуетились. — Что? Как это возможно? Как он увидел нас? Что ты сделала?!
— Я не знаю, Элли… — Голос дрожал и не слушался меня. — Я ничего не делала, клянусь! Нам нужно валить отсюда, немедленно!
Вновь прильнув к наглазнику трубы, я наблюдала, как бойцы спешно грузились в машины – один прыгнул за руль пикапа, двое – в кузов. В один из двух больших джипов болотного цвета садились люди, а двери второго уже захлопнулись, и он сорвался с места.
Я вскочила с бетонного пола. Элли трясущимися руками разбирала фотоаппарат, скручивая продолговатый объектив.
— Нет у нас времени на это! — рявкнула я, дёргая её за рукав. — Бежим отсюда к чёртовой матери!
— Да не ори, иду уже! — Она наконец убрала устройство в рюкзак и поднялась.
Наши торопливые шаги отдавались гулким эхом в тёмном железобетонном атриуме. Плиты под ногами ходили ходуном, мы перемахивали через провалы, словно пара горных коз. Лестница! Вниз, вниз, без промедлений! Пролёт… Следующий… Где-то на улице уже слышался рёв моторов, а я перемахивала через четыре ступени разом.
Неожиданно нога Элли соскользнула, она ойкнула и мешком рухнула на узкую бетонную площадку. Молниеносно среагировав, я ухватила её за рукав куртки и удержала от падения вниз, в десятиметровую бездну, на торчащую арматуру недостроенного фундамента.
— Нога… Чёрт, грёбанная спешка! — застонала Элли, схватившись за лодыжку. — Куда ты так гонишь?!
— Подвернула?
— Не знаю, наверное… Будь трижды проклята эта бесконечная стройка!
— Давай же, надо уходить! — Скинув сумку на пыльный бетон, я помогла ей подняться, уложила её руку себе на плечо, и последние лестничные пролёты мы проковыляли на трёх ногах.
Элли хромала и пыхтела, но мы всё же довольно быстро доскакали до наружной стены терминала. Позади остался нестройный ряд полупросевших бетонных плит – и вот он, брошенный в зарослях гравицикл. За углом скрипнули тормоза, послышались хриплые выкрики. Я спрыгнула вниз и попыталась помочь Элизабет, но та неуклюже свалилась с полутораметровой высоты в траву и болезненно застонала.
— Подъём, подъём! — призывала я, хватая её подмышки. — Не разваливайся мне тут! Некогда!
Элизабет, стоически терпя боль и цепляясь за меня, неуклюже влезла на ховербайк. Я взобралась следом. Нашарила в кармане брелок, мотор взревел, и я дёрнула ручку акселератора. Машина подскочила в воздух и рванула вперёд, вправо, в сторону служебного проезда, над которым мы летели сюда какие-то минуты назад. Слева мелькнула машина и силуэты людей, а я уже мчала «Хускварну» по просеке, постепенно набирая высоту.
— Теперь увози нас отсюда, Лиза! — крикнула Элли сквозь свист ветра. — Прямо в столицу, без всяких остановок!
Разлапистые деревья окружили ховербайк, зелёным коридором исчезая позади нас. Внизу проносились стыки бетонных плит, а впереди уже маячила будка и задранная к небу красно-белая доска шлагбаума. Машина поравнялась с верхушками деревьев, внизу мелькнула облезлая перекладина, а впереди извилистой змеёй в глубь обступивших её болот убегала насыпь с бетонными плитами. В лицо сквозь разрыв в облаках брызнули солнечные лучи…
Что-то хлопнуло, зажжужало, «Хускварна» дёрнулась и затряслась, как в припадке, а меня пробило болезненное ощущение – в мехапротезы словно колотились электрические разряды, всё тело насквозь пробивал мелкий тремор. Задние двигатели потухли, ховербайк задрал нос и стал стремительно терять высоту. Электронное табло с показаниями датчиков отчаянно мигнуло всеми огнями и погасло насовсем.
Я успела подумать единственную мысль – электромагнитый импульс, – зажмурилась и приготовилась встретить удар. Спустя секунду гравицикл рухнул в грязную мутную воду у самого берега, и во все стороны хлестнули фонтаны вонючих болотных брызг.
Несколько секунд мне понадобилось на то, чтобы прийти в себя. Над ухом раздался испуганный крик Элизабет:
— Нас подбили из импульсного ружья! Надо что-то делать!
Машина постепенно сползала с берега и погружалась в воду. Я слезла с сиденья и, оскальзываясь на прибрежном иле, выбралась на сушу. Мокрая до нитки Элли сидела на берегу и смотрела на насыпь в стороне от нас, по которой стремительно приближался камуфлированный внедорожник. Схватив Элли за руку, я потянула её за собой.
— Давай, Элли, нужно идти!
— Куда идти, Лиз? Нас обложили…
— Да неважно, куда! — отчаянно крикнула я. — Надо бежать, и всё тут! Встань и иди! Вставай, зараза! Вставай и двигайся!
Превозмогая боль, Стилл кое-как поднялась и застыла на одной ноге, а я взвалила её на себя и, задыхаясь, потащила в заросли. Ветки стегали по лицу, под ногами под слоем высокой травы что-то скользило, и короткий перелесок вывел нас к морю вонючей болотной жижи, которое раскинулось до самого горизонта. Тут и там из него торчали высохшие остовы деревьев, где-то стрекотали и ворковали его невидимые обитатели, на поверхности всплывали и лопались мутные пузыри.
— Не могу больше, — прохрипела Стилл, обмякнув на моём плече. — Всё, я больше не могу. Иди дальше без меня…
— Не раскисай! — воскликнула я. — Мы вместе ввязались во всё это, нам вместе и идти!
Она сняла с плеча сумку с камерой.
— Нужно отвезти это в Айзенштадт, в Министерство Юстиции, — глядя на меня снизу вверх и протягивая сумку, говорила она. — Там спросишь Кононова, но больше никому…
Неожиданно что-то зашипело в камышах, коричневая продолговатая клякса метнулась из зарослей, и Элизабет отчаянно заверещала. Я опустила глаза – её ногу чуть повыше колена обхватила доброй полусотней ножек какая-то тварь. Длиной с полметра, гигантская многосуставчатая сороконожка накрепко впилась в бедро и скрежетала, угрожающе подёргивая раздвоенным хвостом. Я застыла, как вкопанная, и потеряла дар речи.
— Сними это с меня! — срывающимся голосом закричала Элли. Схватив меня за руку, она поскользнулась, потеряла равновесие и рухнула в высокие прибрежные заросли. — Убей это! Стреляй!!!
Её вопль так и не вытащил меня из глубокого шока – с раскрытым ртом я смотрела на эту невиданную доселе тварь, которая жадно вытягивала жизнь из моей подруги. Не осознавая, что делаю, я вскинула промокший карабин. Как попасть в это и не задеть Элли? Ну как же мне попасть-то?! Как?!
Пока я дрожащими руками пыталась прицелиться, тварь с хлюпающим звуком оторвала свою маленькую коричневую головку от бедра Элизабет Стилл, обнажая единственный чёрный изогнутый полумесяц клыка. На бедре подруги, в мокрой джинсовой ткани зияло аккуратное отверстие.
Элли душераздирающе кричала, обхватив лицо руками и не в силах сопротивляться, а существо соскользнуло с её ноги и, лениво извиваясь, скрылось в сиреневых береговых камышах.
Я запоздало зажала курок. Веер огня принялся кромсать кусты, болотная каша заколыхалась, и во все стороны по потревоженной воде побежали круги. Швырнув в сторону автомат, я бросилась на колени рядом с Элли и схватила её за плечи. Место укуса сочилось светлой кровью, синяя джинса вокруг быстро пропитывалась тёмно-бордовой жижей.
— Элли! Элли… Элли… — исступлённо повторяла я, стягивая с себя куртку.
— Это жалящий, — простонала Элли, оторвав наконец руки от лица. — Старик Пабло был прав, а все над ним смеялись… Все хохотали, а он боялся их до усрачки…
Глаза её были широко распахнуты и смотрели мимо меня в ясное солнечное небо, синие губы тряслись, спутанные волосы налипли на смертельно бледном лице. Наконец, я кое-как перевязала рану курткой и потуже затянула импровизированный жгут. Кровавое пятно неумолимо расползалось по штанине.
— Элли, что мне делать?! Как тебе помочь?! — едва сдерживаясь, чтобы не разреветься, вопрошала я – понимая душою, что не в моих силах что-либо сделать.
Мы в тупике, и нас вот-вот настигнут преследователи. Она истечёт кровью… Нет, не должна! Я зажала рану рукой, Элизабет болезненно застонала.
— Нога… Я её не чувствую, — бормотала она, бледнея на глазах. — Ноги отнимаются…
Я стремительно погружалась в бессильную тоску, хотелось грызть землю, кричать и беспощадно бить… Кого? Себя… Себя – за то, что впала в ступор и не среагировала. Я ведь могла что-то сделать. Могла же?
Лицо Элизабет изменилось, она уставилась на меня, а в глазах её появилось какое-то дикое, сверкающее безумие.
— Надо убегать, пока ещё можно! — Лихорадочно шаря вокруг себя руками, Стилл перевернулась, встала на четвереньки и с нечеловеческой прытью ринулась прямо в болото – как рвётся вперёд разрывающийся реактивный двигатель в последние свои секунды, разрушаясь, разлетаясь на осколки, сгорая в собственном пламени.
— Стой! Куда?! — Я машинально ухватила её за ворот куртки, и она с оглушительным плеском рухнула в воду и почти по самые плечи скрылась в вонючей жиже, едва не утянув меня за собой.
Погрузившись по шею, повернула ко мне лицо. Чудовищно бледное, почти голубое, оно приобрело осмысленность, и она безучастным, бесцветным голосом сказала:
— Прости… Мне страшно. Это конец…
— Это не может быть конец! Не смей говорить так! — вскрикнула я и потянула её за ворот.
Ноги и свободная рука соскальзывали в болото, силы предательски покидали меня, тело разбивала дрожь, и я вдруг ощутила вселенскую усталость – словно все долгие недели недосыпа, недоедания, фанатичного самоистязания в погоне за местью вдруг разом обрушились на меня. Элизабет что-то тянуло вниз, под воду, словно чья-то мёртвая рука ухватила её за ногу и настойчиво тащила в глубины ада. Единственное, на что хватало моих сил – это не отпускать злосчастный ворот меховой куртки.
— Совсем исхудала, бедняжка, — ласково, с какой-то странной джокондовской улыбкой произнесла Элизабет синими губами.
Прозрачное лицо её будто насквозь просвечивали лучи жёлтой звезды Каптейн. Тяжело и прерывисто вздохнула она и пробормотала:
— Это слишком хороший день, чтобы стать последним…
— Элли, пожалуйста, — умоляюще простонала я. — Я не могу тебя вытянуть, помоги мне! Пожалуйста, ты должна мне помочь!
— Я не чувствую ног, Лиза… Я не могу двигаться, мне тяжело дышать… Это паралич. — Нежно-голубые глаза на торчащей из жижи голове возделись к ясному небосводу. — Сделай для меня кое-что. Обещай…
Позади уже слышались окрики, кто-то хрустел кустами и с шелестом мял траву. Последние силы покидали меня, я неумолимо сползала по скользкому берегу в жижу следом за Элли, и от чувства бессилия из глаз струились слёзы.
— Что мне сделать? — вопросила я, давясь горечью, подступившей к горлу.
— Я хочу, чтобы ты запомнила меня… Сохрани память обо мне. И ещё кое-что… Как честный коп, я давно должна была это сделать… — Её белая ладонь, возникнув из топи, робко легла на моё запястье. — Ты арестована.
Рука моя непроизвольно разжалась, и голова Элли скрылась в трясине. Последний пузырь с тяжёлым вздохом лопнул на поверхности, и жижа успокоилась – лишь колыхались на лёгких волнах рваные сгустки болотной ряски.
Шаркающие шаги и шорох мнущейся травы приближались. Яростно, до красных кругов перед глазами зажмурившись, я отползла от воды, нащупала брошенный в траву «Истерн» и превратилась в слух, словно покинув своё тело. Я ловила только этот шелест высокой осоки, а где-то на периферии сознания раздавались зычные выкрики:
— Вам некуда бежать! Выходите с поднятыми руками! Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь!
Закрыв глаза, я молча сидела в траве. Спустя долгие секунды, когда верный инстинкт убийцы отдал команду, я рывком развернулась и выпустила в заросли короткую очередь. «Истерн» заплясал в руках, кто-то вскрикнул, рухнуло грузное тело.
Пригнувшись, я оттолкнулась ногами от земли и выстрелила собою вперёд, к деревьям. Пролетела несколько метров и спряталась за трухлявой коряжиной, торчащей из волглой земли. В отдалении загрохотало, сквозь осоку засвистели пули, с глухим стуком разбивая ссохшуюся древесину у меня над головой. Теперь вниз, снова в траву и перебежками – к другому дереву. Внезапность – мой козырь. Только внезапность и мой верный инстинкт убийцы всегда спасали меня…
Выстрелы стихли. В ушах гудело, в висках бешено стучал пульс, а бесконечная усталость придавила меня сверху и заставила осесть на землю, привалиться к бугристому стволу. Невыносимо ярко светило солнце, осыпая лицо бесценным сокровищем – своими редкими добрыми лучами. Шелестели заросли, кто-то приближался. Уходить было некуда, я была загнана в угол, и не осталось сил, чтобы сопротивляться.
Тень заслонила солнце, и я подняла глаза. Передо мной стоял человек в опрятном деловом костюме. Чёрными провалами очков он безмолвно впивался мне в душу.
— Это ты во всём виноват, — прошипела я. — Ты… Всё из-за тебя.
Собрав в кулак остатки воли, я прицелилась в белоснежную рубашку и нажала на курок. Ничего не произошло – никакой карабин я не поднимала – он так и лежал сбоку от меня, – и никакой курок я не нажимала. Я снова вскинула ствол и зажала гашетку – и снова тишина… Раз за разом я поднимала оружие и прицеливалась в кончик синего галстука, но мысль не превращалась в действие, и ничего не происходило – оружие всё так же покоилось на мокрой траве. Тело моё больше не принадлежало мне. Нервные импульсы, которые посылал мозг, терялись в закоулках воображения, а худой человек в костюме неотрывным взглядом чёрных линз высасывал из меня душу.
Сбоку мелькнула вторая тень, и увесистый приклад столкнулся с моим виском…
* * *
… — Да чего ты возишься-то? — злобно спросил кто-то.
— Всё должно быть чисто и аккуратно, — пробасил второй голос, добрый.
— Слушай, клеёночку ты будешь у себя в клинике стелить, а нам здесь нужна скорость и результат. — Злой голос приблизился. — Шеф сказал, что голова – самое важное. С неё и начнём, а остальное можно отпилить под корень, да ободрать оставшееся мясо.
Я открыла глаза. Тёмный силуэт возвышался надо мной.
— Смотри-ка, очнулась.
Вторая фигура, покрупнее, выдвинулась из тени.
— Тем хуже для неё, — с долей сочувствия произнёс добрый. — Не стоило тебе, подруга, просыпаться.
— Нет, так даже лучше, пусть помучается… Ты в курсе, Фредерик, скольких она на тот свет отправила? Я тебе скажу – ты не поверишь.
— Сколько?
— До хрена! Человек сорок! Завалила Дикобраза, Слесаря, Гундосого… Даже Рефата прикончила – уж Рефат был бойцом… Но эта собака больше не будет кусаться… Эй, шелудивая псина! Ну-ка, попробуй укусить! — Очертание стало ближе, раздался звонкий шлепок, но я ничего не почувствовала – лишь дёрнулся мир вокруг. Перед глазами в воздухе щёлкали расплывчатые пальцы. — Она – бревно. Можно делать всё, что угодно. Блокатор периферии будет действовать ещё часов десять. За это время мы её сто раз разобрать успеем.
— Жалко разбирать… Красивая девка-то.
— Потом сможешь с тушкой поразвлечься, — ехидно проскрипел злой. — А пока – делай дело, слюнтяй! Вот здесь…
По основанию шеи едва ощутимо прошёл наконечник маркера.
— А железки-то хорошие, — говорил злой, разглядывая меня сверху. — На них поди уже целая очередь выстроилась! Бабок поднимем нормально!
— Да неужто кому-то может понадобиться такой размерчик? Разве что подросткам…
— Дело не в размере, а в начинке. Здесь ты такие комплектующие днём с огнём не сыщешь!
Силуэты постепенно обретали чёткость. Два человека в тёмном помещении склонялись надо мной. Моё обнажённое тело, прикованное к железному сиденью, было совершенно неподвижным, я видела его, словно какой-то предмет интерьера, и не могла почувствовать – я забыла, что означало чувствовать. Стальные зажимы плотно сдавливали мехапротезы рук и ног. Через секунду сиденье пришло в движение, я оказалась на плоскости, и в глаза ударил яркий свет хирургической лампы.
— Доктор Хадсон… — слабо позвала я со дна тёмного колодца, не осознавая, что происходит, беспомощно отдаваясь волнам слабых воспоминаний. — Вы пришьёте мне новые руки?
Над самым ухом раздался хриплый хохот.
— Видать, хорошо её по голове огрели! — задорно воскликнул злой голос. — Нет, псина, мы, наоборот, тебе всё отрежем. Подставляй кровосток, Фред!
Пронзительное жужжание наполнило помещение, сбоку от слепящего фонаря показался тёмный абрис с циркулярной пилой в руке.
— А может не надо наживую-то? — неуверенно спросил добрый голос.
— Какая к чёрту разница? — пробормотал злой и надвинул на лицо пластиковые защитные очки. — Главное мозг не задеть, а об остальном ничего не сказано. Ты лучше ещё раз морозильник проверь…
Злобно визжащая циркулярка повисла перед глазами.
Раздался оглушительный грохот, что-то звонко застучало по полу. Гулкий хлопок, пронзительный крик, ещё один хлопок… Стрёкот автомата и снова хлопок – будто один за другим лопались воздушные шарики. Циркулярная пила исчезла, а лампу надо мной окутали клубы белёсого дыма.
По полу стучали и шаркали ботинки. В дыму между мной и лампой, заглядывая мне в глаза, навис страшный зверь. Отточенным движением наголо бритый здоровяк снял жуткую маску и выдохнул:
— Чёрт, скелет один остался… Говорил же не связываться с наркотой. Как же далеко всё это зашло… — Затем позвал куда-то в сторону: — Марк, она здесь! Мы едва не опоздали…
Появилось второе лицо – оно беспокойно глядело на меня, внимательно осматривало. Чья-то большая и ласковая ладонь коснулась волос.
— Всё нормально, сестрёнка, — ласково зазвучал баритон. — Всё хорошо, теперь ты в безопасности. Мы уходим отсюда. Тащи носилки, Рамон, будем грузить…
Закрывая глаза и проваливаясь в забытьё, я мысленно просила доктора Хадсона дать мне обезболивающее…
* * *
Отрывистое пиликанье проникало в сознание, метрономом во тьме отмеряя ровное сердцебиение. Что-то случилось. Я точно знала, что что-то произошло, но в чёрной гулкой комнате собственного пустого разума было сложно сориентироваться. Я о чём-то забыла. О чём-то очень важном. Мерно стучало сердце, проталкивая кровь через виски. Я забыла о чём-то очень-очень важном…
— Элли! — вспомнила я и распахнула глаза. — Где Элли?!
— Эй, тише, тише… — Рядом с койкой в небольшом помещении корабельного лазарета сидел Марк.
Смуглый, черноглазый, он отложил в сторону планшет и внимательно уставился на меня.
— Где Элли Стилл? — повторила я.
— Ты про ту девушку-полицейскую? Её больше нет. Вероятно, утонула. По крайней мере, тело так и не нашли.
Несколько секунд я осмысливала его слова, а потом в памяти начали всплывать картинки. Какие-то фрагменты – атриум третьего этажа, раскинувшаяся под ногами взлётная полоса, костёр в заброшенном гараже, падающая на меня снизу топкая болотистая почва… Элли, её лицо, обрамлённое шелковистыми тёмными волосами, умные голубые глаза… Верещащая циркулярная пила, яркая лампа и Рамон… Откуда он здесь?
— Откуда вы взялись, Марк? — спросила я. — Как вы меня нашли?
— Начальник местной полиции сказал, где тебя искать. Ещё немного, и…
— Что? Начальник местной полиции? Майлз?! — Я не могла поверить своим ушам – мне казалось, что всё это сон.
— Да, он, — утвердительно кивнул Марк. — Он намекнул, где тебя найти. Откуда он знал – мы не спрашивали. Достаточно того, что мы тебя вытащили. Заодно выкупили у него твой гравик, а Ваня взялся привести его в порядок. Я думаю, он тебе ещё пригодится.
— Да как вы… — Слова давались с трудом, я была в смятении. — Да он же торгует детьми! Мы всё видели! Он получает деньги за торговлю детьми!
Марк молчал, глядя на меня в упор.
— Вы договорились с врагом! — выпалила я.
— Он не торгует детьми, Лиза. Да, он имеет с местного криминала некоторый процент, — со вздохом произнёс Марк. — Но мне он показался адекватным, с ним можно вести дела. К тому же, собрат-полицейский, как-никак…
— Надо его убить! — крикнула я, порываясь встать с кровати. — Прямо сейчас!
Марк мягко прижал меня к матрасу. Для сопротивления у меня совсем не было сил, и я выдохлась в одну секунду.
— Убить? Нет, амазонка, во взрослом мире так дела не делаются. Он оказал нам услугу – помог тебя найти, а заодно подчистил все данные об Анне Рейнгольд. Весь твой кровавый шлейф… — Марк взмахнул рукой, словно волшебной палочкой. — Вжух! И его больше нет.
— Я его убью, — яростно прошептала я.
— Нет, не убьёшь. — Он покачал головой. — Мы договорились, что ты больше не станешь лезть в его дела и покинешь Каптейн. И все мы забудем о том, что случилось.
— Я… Вы… — Слова застревали в горле, беспомощная ярость вырастала в груди, щёки намокли, глаза тонули во влажной пелене. Наконец, я собрала остатки сил и закричала прямо ему в лицо: — Вы предали всё! Меня, Элли! Вы предали этих детей! Как вы могли?!
— Пойми же ты, не всё можно решить силой! — Марк всплеснул руками и вскочил со стула. — Ты чудом осталась в живых! Понимаешь?! Случилось чудо – вот оно, посмотри! Если бы не вмешательство Вселенной, тебя разобрали бы на компоненты и распродали по частям! Но ты цела!
— Да лучше бы я умерла! — в отчаянии крикнула я. — Это было бы хотя бы честно! А ты – убирайся! Вали к чертям! Вы меня предали! Я больше никогда не хочу вас видеть! Всех вас!!!
Марк молча скрылся в темноте, прошелестела дверь, и стало тихо – лишь где-то за стеной равномерно гудели двигатели «Виатора».
Они всё испортили! Они предали и уничтожили всё, что было мне дорого… Элли, нам с тобой оставался всего лишь один шаг, и я подвела тебя… Как же я теперь буду смотреть в твои голубые глаза? Неужели всё всегда заканчивается именно так? Ну почему так?! Подлецы становятся богаче, честные люди гибнут, а самый родной человек втыкает нож в спину, а потом предлагает со всем этим смириться…
Донёсся звук открывшейся двери. Я лежала с сомкнутыми глазами, утопавшими в соли, и мне было уже плевать на всё. Пусть оно всё летит к чертям. Пусть горит огнём вся эта треклятая Вселенная со всеми её обитателями…
— Лиза? — тихо позвал голос Рамона.
— Что? — бесцветно просипела я.
— Я знаю, ты побывала на грани. Но, как бы там ни было… Марк с ног сбился, разыскивая тебя. И я уверен, ты сможешь его простить.
— Никогда…
— Они договорились о том, что ты покинешь эту планету, но у меня на этот счёт несколько иное мнение… Ты хочешь закончить дело? Своё собственное, личное дело, ради которого ты прилетела.
Дело? Да, точно, было какое-то дело… Что-то связанное с интернатом. Директор интерната Гилберто Травиани – вот моё дело. Его голова – главная цель всей моей короткой жизни.
— Хочу, — сказала я и открыла заплаканные глаза.
— Я тебя хорошо знаю, Фурия из Олиналы, — негромко сказал Рамон. — Я знаю – как только у тебя появятся хоть какие-то силы, ты тут же вскочишь и пойдёшь вперёд. Поэтому, чтобы идти было легче, тебе пригодится вот это… — Он выудил из кармана крошечную ампулу с мутной жидкостью.
— Что это?
— «Персистенс», боевой коктейль. После введения внутривенно превращает человека в точную и быструю машину смерти. Этой дозы тебе как раз хватит для того, чтобы завершить дело и освободить свою совесть.
— Ты предлагаешь мне наркотики, Рамон? — Я обессиленно покачала головой. — Мне уже хватит…
— Это намного лучше той гадости, которой ты накачивала себя последний месяц. — Он откинулся на скрипнувшем кресле и спрятал пузырёк в карман. — У тебя в эндоскелете есть небольшой секрет, о котором я умолчал. Вернее, когда мы тебя готовили, я о нём даже не знал…
— Вот как… И что же это?
— Маленький резервуар в голени для ввода жидкости в кровообращение. — Он поморщился и почесал затылок. — Два года назад, когда мы меняли твои старые протезы, инструкции у нас под рукой не оказалось… Я потом научу тебя им пользоваться.
— Рамон… — Я помолчала, глядя в стену перед собой. — Ты же знаешь – я не остановлюсь, пока не закончу с ними со всеми. Со всеми до единого, включая эту сволочь Майлза, и других…
— Нет, Совёнок, — отрезал Рамон. — Ты остановишься после того, как сделаешь своё дело. Своё, личное. Ты не сможешь установить вселенскую справедливость, потому что выше, над нами – только звёзды. В прямом и переносом смысле.
Звёзды… Но они ведь тоже взрываются…
— Неужели и председатель Конфедерации в этом замешан? — спросила я.
— Председатель – это меньшее из чудовищ, скрытых во тьме… Оставь это, Лиза. Ты до них никак не доберёшься. И мы – тоже, будь у нас самая лучшая в мире доказательная база. А у нас нет никакой.
— Я не хочу с этим мириться, Рамон. — Я прикрыла тяжёлые веки. — Не могу, просто не могу…
— Я знаю, Лиза, я всё понимаю. Где прошлое – там боль. Где будущее – там страх. Правда – она в настоящем.
С этими словами он поднялся и вышел из помещения, оставив меня в одиночестве…
… Очнувшись в скомканной потной постели от рваного беспокойного сна, в котором меня нагоняли призраки прошлого, я быстро оделась и выбежала в коридор с намерением навестить заточённого в подвале Рамона. Я спустилась вниз, в столовую, чтобы прихватить с собой подобие еды, которым мы питались всё это время, и наткнулась на Софи, сидящую за столом с наушниками в ушах. Она задумчиво листала какой-то журнал, а рядом с ней лежал портативный музыкальный плеер. При моём появлении Софи вытащила «капли» из ушей.
— Привет, Лиз. Ты как? Удалось выспаться?
— Не знаю, — ответила я, вспоминая ночную прогулку по подвальным помещениям. — Здесь для меня остаётся всё меньше тайн, но вопросов становится только больше.
— Я… Не совсем понимаю, о чём ты, — пожала она плечами, и в глазах её появилось беспокойство.
— Ладно, не забивай голову, — махнула я рукой. — Я хочу сбегать вниз, к Рамону. Тебе Василий не попадался?
Она ткнула изящным пальцем в один из проходов:
— Ушёл туда, сказал что-то про утечку энергии в одной из батарей.
Взгляд мой упал на белый прямоугольник плеера на столе, и неожиданно мне пришла в голову мысль о том, как можно было скрасить одиночество Рамона.
— Ты можешь одолжить мне эту штуку? — с надеждой в голосе спросила я. — Есть один человек, которому здесь музыка нужнее, чем всем нам вместе взятым. Обещаю, верну плеер в целости и сохранности.
Немного помявшись, Софи нехотя протянула мне прямоугольную коробочку и пару беспроводных «капель».
— Только не потеряй, хорошо? Я эту коллекцию музыки очень долго собирала.
— Неужели резервных копий нет?
— Есть. На Земле.
— Отвечаю за него головой, — пообещала я и устремилась в сторону автомата с пищевой пастой.
Распихав по карманам несколько тюбиков, я выпорхнула из столовой и отправилась на поиски Василия. Долго бродить не пришлось – по громогласному мату, эхом расходившемуся вдоль коридора, я выследила его в электрощитовой среди гудящих механизмов. Василий, наполовину скрывшись в нише в стене, копался в каком-то оборудовании. Наружу торчали одни только ноги.
— Василий! — воскликнула я с порога. — Мне нужно вниз!
От неожиданности он дёрнулся, раздался гулкий удар о металл, и через мгновение безопасник выбрался из ниши, потирая ушибленную голову.
— Блин, ты чего орёшь?! — злобно проворчал он. — Не видишь, я занят?!
— Простите, но мне надо проведать Рамона.
— Опять? — удивился офицер. — Ты не зачастила к нему? И ладно бы только к нему, так ещё и лазишь куда не следует…
— В лабораторию больше ни ногой, — пообещала я.
— Очень на это рассчитываю.
Он встал, отряхнулся, косо взглянул на меня и заковылял в сторону спуска.
— Рамон вроде в порядке, я его утром проверял. Но сидеть будет там, где сидит, пока ситуация окончательно не прояснится…
Миновав несколько изгибов коридора, мы спустились по лестнице и добрались до знакомого холла. Уже отсюда мне было слышно, как в своей камере ревёт и рычит Джон. Животное беспокоилось, оно хотело выбраться наружу. Давящая атмосфера этого места почти сразу накрыла меня с головой. Подойдя к камере Рамона, Василий заглянул в смотровое окошко и сообщил:
— Рамон, ты там в норме?
— Так точно, — отозвался наставник. — Только попроси бесноватого замолчать, а то голова уже раскалывается…
— Извиняй, если бы мог, давно бы уже попросил. Но не всё так плохо. Я к тебе посетительницу привёл.
— Кого? — вопросил Рамон.
— Это я! — крикнула я.
Молчание в ответ. Не узнал? Василий тем временем обратился ко мне:
— Я вас закрою снаружи. Посидите там, погутарьте за дела, а мне нужно с аккумулятором разобраться. Дело срочное. Вернусь где-то через час. Не заскучаете?
— Договорились!
Я подскакивала на месте от нетерпения, пряча в кармане плеер Софи. Детское желание сделать другу что-то приятное овладевало мною. Мне не терпелось оказаться рядом с Рамоном, поэтому, когда дверь отворилась, я стрелой влетела в камеру. Он сидел на кровати, тупо глядя в стену. При моём появлении он повернул голову и некоторое время разглядывал меня с головы до ног, словно вспоминая.
— Лиза, точно! — вспомнил он наконец, расцвёл и улыбнулся.
Я подошла, села рядом и заключила его в объятия.
— Ну как ты здесь? — нарочито бодро спросила я. — Скучаешь, небось?
Через две стены отсюда животное взрыкивало и исступлённо колотило кулаком по звонкому железу.
— Разве можно соскучиться с таким прекрасным соседом? — Рамон поморщился. — Этот беспокойный пассажир с самого утра барагозит. Солнечная активность на него так влияет, что ли…
— Я тебе кое-что принесла. — Вытащив из-за спины плеер с наушниками, я протянула их Рамону. — Надеюсь, это поможет тебе отвлечься от Джона.
— Ты моё спасение! — Он осторожно взял устройство и повертел его в руках, разглядывая со всех сторон. — Всё, что здесь было, я уже перечитал. Какая-то идиотская дешёвая бульварщина…
Он махнул рукой на журнальный столик и как-то сразу поник. Без того бледные щёки Рамона будто бы впали. За прошедшую ночь, казалось, он постарел на несколько лет. Возникло неловкое молчание – я мрачно размышляла о том, что с ним будет дальше. Прочитав на моём лице беспокойство, он взглянул мне в глаза и осторожно дотронулся до биотитанового предплечья.
— Я тут утром очнулся взаперти и поначалу чуть дуба не дал. Представляешь? Я всё забыл! — с наигранным весельем воскликнул он. — Всё, что произошло за последние дни… Я стал долбиться в дверь, тут вдруг бесноватый начал орать – ничего не понимаю! Серьёзно, чуть не спятил… А потом пришёл Вася и всё мне рассказал. Почему и зачем меня тут держат, и к чему всё идёт…
Сжав в ладони его большие грубые пальцы, я сказала:
— Я тоже не сидела на месте. Вчера мне пришлось немного полазить по горам, но мы запустили трансляцию через спутниковую тарелку. Есть реальные шансы, что нас услышат и придут на помощь. Я, по крайней мере, очень на это надеюсь.
— Ты за меня не переживай, так просто я не сдамся. — Он ухмыльнулся и показал крепкий бицепс. — Есть ещё порох в пороховницах… А что это тут у тебя? Поесть принесла?
Я вынула из кармана тюбик и вручила ему. Запрокинув голову, одним движением он выдавил половину содержимого себе в рот. Вторым движением управившись с другой половиной, с наслаждением произнёс:
— Никогда не думал, что пищевая паста окажется такой вкусной…
— Она очень даже ничего, если привыкнуть. — Я поднялась с кушетки и принялась рыться в карманах. — Вот, у меня здесь ещё карамельная есть… Со вкусом грибов, свиного паштета, арбуза. Какую выбираешь?
— Грибную давай…
Сидя на кровати и забыв о времени, мы уплетали тюбик за тюбиком и болтали о вкусовых предпочтениях. Живот с благодарностью урчал, переваривая месиво, а где-то за стеной без устали бесновался Джон, ставший лишь досадным фоном.
… — А помнишь, какой замухрышкой ты пришла ко мне в первый раз? — спросил Рамон. — Косточки торчат, бледная вся, аж прозрачная! Честно – я думал, ты прямо там и помрёшь, на первой тренировке.
— Помню. А ещё я помню, Рамон, как впервые положила тебя на лопатки. Раз – и ты на земле. Я тогда несколько дней собой гордилась.
— На поляне-то? Да, подловила меня, — усмехнулся он. — Я не был готов к такой подсечке и уже почти поверил в то, что ученица превзошла учителя.
— После чего ты не давал мне продыху несколько недель. Мстил, да?
— Возможно. — Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Я ведь был лучшим из лучших в своё время, и тут такая оплошность… Я не мог не отыграться, ведь у тебя была отдушина – все эти сволочи и негодяи по контрактам. Я знал, что ты в свою очередь будешь отыгрываться на них. Приятно же было им ломать шеи и душить их, словно кур?
— Да, до истории с братьями, — отозвалась я. — Когда в эпицентре взрыва погибла та девчонка, я выгорела. Всё это перестало казаться мне хорошими поступками.
— Нет в мире бо͐льшей силы, чем искренние идеалисты, — протянул наставник. — Альберт это прекрасно знал. Чего у него не отнять, он умеет работать с людьми и ставить их на рельсы.
— На нужные себе рельсы, — уточнила я. — Я иногда сомневалась, верный ли путь выбрала.
— Это называется взрослением. Вместе с возрастом приходят и сомнения.
— Да уж, это было по-детски прямолинейно – просто лишить человека жизни, чтобы он больше ничего не сделал… Чтобы он больше не совершал никаких поступков, не творил зла. Изъять его из жизни.
— Мы были словно героями книг, — задумчиво произнёс Рамон. — Истинное добро с кулаками.
— А может быть, убивая дракона, ты сам становишься драконом, — пробормотала я. — Мне за всю жизнь встретился только один человек, который боролся с нелюдями до конца, и при этом смог остаться человеком.
— Элизабет Стилл, — тихо сказал мой друг. — Та, которую ты зареклась помнить.
— Именно…
— Да уж, — с какой-то теплотой в голосе протянул он. — Лучший способ не забыть о человеке – это взять себе его имя… Но я надеюсь, после всего, что тогда случилось, ты не держала зла на Марка. Он этого не заслужил.
О сделке Марка с местным полицейским я старалась не вспоминать. Мысли об этом жгли меня изнутри каждый раз, поэтому я заталкивала их куда-то в тёмные глубины подсознания – где-то в душе я всё ещё не простила Марка, в чём боялась признаться даже самой себе.
— Слушай, Лиза… А сколько было контрактов на Пиросе до того, как вы с Марком вышли? — Рамон перевёл тему. — Не помнишь?
Рамон сгорбился, я слышала его тяжёлое дыхание.
— Десятка два, не меньше, — ответила я. — Альберт тогда на всех этих делах очень хорошо поднялся. Но и нас не обижал, надо отдать ему должное.
— Это было будто бы в прошлой жизни.
— Это и было в прошлой жизни…
Рамон сипло дышал, на лбу его выступил пот.
— Что с тобой? — встревоженно спросила я.
— Знобит меня, Лиз. Полежать надо…
— Может, позвать кого-нибудь?
— Не нужно… Само пройдёт, такое уже было пару раз…
Аккуратно уложив его и бережно укрыв одеялом, я сидела подле, а он, прикрыв глаза синеватыми веками, мерно дышал. Джона слышно не было – он, наконец, устал и притих…
Я не знала, сколько прошло времени, я потеряла его ход. Сидя рядом с другом, я просто старалась впитать в себя минуты близости, запомнить ощущение его присутствия рядом. Я верила, что каждому человеку сопутствует его биополе, неповторимая энергетика того, что люди привыкли называть душой. Сила, подобная гравитации или радиоактивному излучению, но неизмеримая и оттого почти неуловимая…
Когда стук кулака в дверь выдернул меня из тихой медитации, я вспомнила о Василии, об антенне, о зацикленной передаче и об оставленном на ночь вездеходе на той стороне каньона. Дверь распахнулась. Василий молча стоял на пороге.
— Мне надо проверить трансляцию, — тихо сказала я, положив руку на плечо наставника. — Я оставлю тебя, хорошо?
Рамон не отреагировал – он спал…
* * *
Вскоре я уже сидела внутри вездехода и прокручивала записи с приёмника за прошедшие полсуток. Кроме шипения атмосферных помех ничего не было. Один раз мне показалось, что я услышала чей-то голос, но при повторном прослушивании он пропал также, как и появился, растворившись в белом шуме. Но должно же быть хоть что-нибудь? Неужели антенна всю ночь работала вхолостую? Неужели наш сигнал так никто и не поймал, и мы застряли тут навсегда?
Мною овладевало отчаяние, я готова была прыгнуть в вездеход и мчаться по пустыне сутками напролёт – без сна и отдыха. Не будь Рамон болен, я бы так и поступила – собрала бы скудные остатки отряда и пустилась в путь. Однако нужно было оставаться, дожидаясь… Чего? Что кто-то за тысячи километров услышит нас сквозь магнитные искажения этого раскалённого шара и прилетит, словно волшебник в голубом вертолёте?
Отгоняя чёрные мысли, я решила отправиться наверх, на гору, чтобы проверить антенну, а попутно – насладиться завораживающим видом с горной вершины. Увиденное вчера великолепие манило меня, я хотела оказаться на высоте птичьего полёта и вновь обозреть окрестности…
Ловко нацепив уже почти родное снаряжение, я начала восхождение. Взбираться было легко и свежо, по мере продвижения порывистый ветер всё усиливался, а жгучее солнце, казалось, немного сбавило свой безжалостный накал…
Вскоре, с размаху воткнув альпеншток в плоское навершие горы в последний раз, я сделала выброс и оказалась на твёрдой поверхности. Глядя вдаль, я осознавала теперь причину свежести и сравнительной прохлады – вдалеке, на самой кромке горизонта, серыми барашками вспенивался широкий грозовой фронт, клубясь и закручиваясь пыльными кудрями. Величественная армада туч неумолимо приближалась, покрывая собой раскинувшиеся подо мной километры базальтовых полей. Нужно было поспешить, и я принялась за дело.
Антенна слегка покосилась и глядела теперь в сторону надвигающейся бури. Я развернула её обратно на север, подпихнула побольше сухой каменистой почвы под кронштейн, понимая, впрочем, что вскоре её просто сметёт, словно пылинку. Кабель держался – термоскотч был, пожалуй, одним из самых надёжных и безотказных крепёжных инструментов. Окончив, я поднялась и в последний раз огляделась по сторонам…
Будто гонимые грозовым фронтом, издалека в мою сторону стремительно неслись два чёрных пятна, по мере приближения приобретавших хищные очертания мирметер. В этот раз, будучи в большинстве, они вполне могли напасть. Я напряглась, адреналин хлынул в кровь. Летающие хищники близились, и через несколько секунд одна из тварей, пролетев мимо меня, принялась кружить вокруг.
Места для манёвра у меня здесь просто нет…
Вторая стрекоза-переросток покрупнее распахнула жвалы и почти сразу же ринулась в атаку. Я выстрелила рукой вперёд, существо с размаху впечаталось жвалами в сжатый кулак мехапротеза, и ударом другой руки наотмашь я отбросила животное в сторону. Из запястья выскочил бластер, короткая очередь вспорола воздух. Всё мимо – сгустки энергии растворились в ветреном желтеющем небе, но теперь обе твари несколько поостыли и кружили вокруг меня, выжидая удобный момент для нападения.
Пора сваливать – и чем быстрее, тем лучше!
Я аккуратно отошла к краю площадки и припала на колено, одной рукой пытаясь наощупь прицепить карабин к тросу, а другой – удержать на прицеле бластера жужжащую надо мной парочку, к которой теперь присоединилась ещё одна особь. Наконец, мне удалось зацепить сбрую к канату, и когда мирметеры синхронно ринулись в атаку, я оттолкнулась обеими ногами от края и сиганула в пропасть.
Верёвка натянулась, я со свистом летела вниз, а за мной следом, догоняя, неслось гигантское насекомое. Время, казалось, замедлило свой ход. Поравнявшись со мной, тварь вильнула, сделала выпад, и в этот момент резким движением мне удалось ухватить её за краешек крыла. Что было сил я сжала хватку, а мирметера, отчаянно забившись, потеряла равновесие и уже летела вместе со мной прямо на вездеход.
Щелчок стопора, я с жужжанием троса врезаюсь в пыльный бок машины и кувырком лечу в пыль, а существо, трепыхаясь, падает на землю возле высокого колеса. Перевернувшись на лапы и припав на брюшко, оно подёргивало неестественно вывернутой и замятой левой парой крыльев.
Я вытянула руку, и предплечье выплюнуло сгусток плазмы прямо в глазастую морду муравьиной пантеры. Тварь пискнула, скорчилась и забилась в судорогах. Совершенно дико и неуместно пахнуло жареной курятиной.
Небо темнело, грозовой фронт уже выглядывал из-за горы и готовился накрыть собой всё. Обогнув вездеход, я что было сил ринулась по гуляющему и стонущему мосту и завидела Василия, стоящего на той стороне с автоматом наперевес. Прыжок, ещё один, и ещё… Мост ходил ходуном, расстояние между нами сокращалось, а начальник охраны вскинул оружие и дал длинную очередь поверх моей головы.
— Пригнись! — хрипло рявкнул он. — Они прямо за тобой!
Позади я слышала приближающийся стрёкот, но оборачиваться было нельзя, поэтому я вложила в последние метры все силы, всю энергию, которой ещё располагала. Над головой свистели пули, до ворот оставалось каких-то метров пять, как вдруг я почувствовала пронзающую боль прямо посередине спины. Колючие лапы нагнали мою поясницу, а в плечо, словно лезвие ножа, впились острые жвалы.
В глазах потемнело, последним рывком я долетела до ворот и с размаху впечаталась в створку, срывая с себя прицепившуюся тварь. Василий зажал гашетку, и его автомат с треском нашпиговал свинцом взлетавшую после падения мирметеру. Зарычав от напряжения, офицер навалился на створ ворот и резко захлопнул их.
Через несколько секунд оказавшись в предбаннике, я рухнула на пол, сжавшись в комок от жгучей боли в плече. Василий возник рядом.
— Ты какого хрена там делала одна и без оружия?! — оглушительно заорал он мне на ухо.
— Надо было… — Я шипела и извивалась на полу, не зная, куда себя деть, пока майку пропитывала свежая кровь. — Надо было проверить!
— Ну что, проверила, дубина стоеросовая?! Ещё чуть-чуть, и тебя бы там порвали на куски!
В сердцах пнув ногой стену, он с грохотом швырнул автомат на пол и быстрым шагом скрылся в глубине станции. Вскоре оттуда появился Шен с медицинской сумкой наперевес, опустился возле меня и принялся судорожно копошиться в её содержимом.
— Какое безрассудство, — с досадой в голосе бормотал Сяодан. — Так, антисептик… Бинты… Почему же вы никого не позвали? В одиночку наружу выходить слишком опасно…
Снаружи доносился перестук мелкого щебня по металлу – пыльная буря наконец накрыла комплекс. Сбоку появилась Софи и беспокойно запричитала:
— Боже мой, Лиза, как же ты так, а? Сколько крови… Где антисептик? Давайте, Шен, помогу… Надо здесь прижать…
Почувствовав обжигающее прикосновение, я зажмурилась и закричала. Боль была нестерпимой – лёжа на боку, деликатно придавленная Шеном, я старалась сжаться в точку и схлопнуться в пространстве.
— Молитесь о том, чтобы у укусившего вас экземпляра пазуха была в целости, — бормотал Сяодан где-то на грани слуха.
Молитвы здесь не помогут. Я совершила роковую оплошность, и в воображении моём уже восставала инфернальная картина того, как медленно, но верно я превращаюсь в безумный и агрессивный, яростно рычащий труп.
«Дура, чёртова дура! Теперь ты медленно и мучительно сдохнешь, и в этом только твоя вина!»
Повторяя про себя эту мантру и захлёбываясь болью, я погружалась в исступлённую синкопу…
* * *
Алая пелена спала с моего сознания, и я обнаружила себя лежащей на собственной кровати, перебинтованная свежими белоснежными повязками. Над головой, за тонким слоем металлокерамики яростно хороводил ураган, потряхивая помещение. Софи сидела рядом. Я пошевелилась, и плечо отозвалось острой резью.
— Сколько времени? — поморщившись, спросила я.
— Уже вечер, почти восемь, — негромко ответила Софи.
— Что же ты меня не разбудила-то?! Мне нужно к Рамону!
— Да ты с ума сошла что ли? — воскликнула Софи и всплеснула руками. — Лежи и отдыхай, нечего расхаживать с такими ранами!
— Я нужна ему! — исступлённо прорычала я, усаживаясь на кровати. — Либо ты мне поможешь, либо я сама…
С этими словами я свесила ноги с постели и стала подниматься. Софи, тяжело вздохнув, помогла встать, накинула мне на плечи куртку и бережно вывела меня в коридор. Спустившись вниз, мы обнаружили в пустой столовой Василия. Он полусидел в углу, прислонившись к стене, и сжимал в руках бутылку. Завидев меня, крикнул:
— Ты куда, дурёха? Тебе нужен постельный режим!
— В задницу себе засунь постельный режим! — огрызнулась я. — Мне нужно к Рамону, он там один в подвале, ему страшно и одиноко! Веди меня или давай ключ!
Эхо моего голоса разбежалось по помещению, раскололось на части и стихло в коридорах.
— Не переживай, я скоро тебя туда отведу и посажу в соседнюю клетку, как и обещал. И будет там ваша троица сидеть в назидание остальным.
Запрокинув голову, Василий сделал демонстративный глоток из бутыли, но так и не сдвинулся с места. На меня накатывала пульсирующая злоба. Подняв руку, я отщёлкнула бластер и прицелилась офицеру в лицо.
— Веди! Или я в тебе дырок наделаю!
— Ты уверена? — невозмутимо спросил он, пока я, поддерживаемая потерявшей дар речи Софи, ковыляла в его сторону.
— Уверена, как никогда.
— Значит, ты всё-таки решила сдохнуть раньше, чем превратишься, — с деланным безразличием в голосе протянул он. — Кто же я такой, чтобы тебе мешать?
Безопасник крякнул, поднялся на ноги, в два глотка осушил бутылку и швырнул её куда-то в угол. Зазвенело стекло, брызнули по полу осколки…
По наружным стенам хлестало каменное крошево и злобно завывал ветер, вторя моим внутренним ощущениям. Где-то грохотал наполовину оторванный от крыши лист железа. Буря и не думала прекращаться – она усиливалась. Мы медленно спускались в подвал, а в моей голове исступлённо колотилась единственная мысль – лишь бы застать Рамона человеком. Я слишком долго провалялась в кровати… Человеком… Лишь бы застать…
Василий, предусмотрительно глянув в смотровое окошко, крикнул:
— Рамон! Скажи что-нибудь!
Тут же в своей камере Джон захрипел и принялся выть срывающимся фальцетом. Мой друг ничего не ответил, но Василий отпёр дверь и буркнул:
— Добро пожаловать в апартаменты люкс.
Дверь со скрипом отворилась, и я вошла внутрь. Бледный осунувшийся Рамон полулежал у стены, скрестив ноги, и с отсутствующим видом слушал музыку, глядя в пустоту. Безопасник молча протянул мне через порог пару шприцев с прозрачной жидкостью. Я вопросительно покосилась на пластиковые цилиндры.
— Это обезболивающее, — устало сказал Василий. — Две смертельных дозы. Кому-нибудь из вас точно пригодится. А я умываю руки. Я сделал всё, что мог, но тебя в твоём самоубийственном порыве уже, похоже, не остановить.
Молча приняв от него шприцы, я неторопливо проковыляла к наставнику и присела рядом с ним. Дверь захлопнулась, лязгнул засов. Робко взяв друга за руку, я негромко позвала:
— Рамон, ты ещё здесь, со мной?
Он встрепенулся и посмотрел на меня красными заспанными глазами, взгляд его приобрёл некоторую осмысленность, лицо расплылось в глуповатой улыбке, а из уха на пол со стуком выпала «капля».
— Мама? — ошеломлённо вопросил Рамон. — Мамочка, ты пришла…
Внутри меня рванула бомба, ёкнуло сердце, в горле тут же набух тяжеленный ком. Рамон исчезал – таял буквально на глазах. Вся прожитая им жизнь стиралась год за годом, а сам он проваливался в небытие. Забыв о боли в плече, я отложила шприцы в сторону и пододвинулась к нему вплотную.
— Как ты себя чувствуешь?
Голос мой предательски дрожал, а он, по-детски улыбаясь, прижался ко мне лысой головой.
— Мне снились кошмары, мама, всю ночь одни кошмары… — пролепетал он. — Кто-то всё время кричит, я не могу уснуть…
— Всё хорошо, сынок, я с тобой… — От этого странного и чужого слова перехватило дыхание, но я чувствовала, что сейчас это было нужно ему больше всего на свете. Я просто не могла не принять правила этой игры. — Смотри-ка, сын, что у меня есть.
Сунув руку во внутренний карман небрежно наброшенной на плечи куртки, я вынула фотографию. Достала её в первый раз с тех пор, как взяла со стола в брошенном доме дяди Алехандро. Прямо на нас с карточки смотрели улыбающиеся лица. На глаза наворачивались слёзы, и я слабо понимала, что делаю. Нужно было делать хоть что-то…
Я протянула фотографию Рамону, он взял её пухлыми пальцами и принялся разглядывать с детской сосредоточенностью. Беспечная улыбка расцветала на его небритом лице.
— Вот это – дядя Алехандро, очень хороший человек, — указала я пальцем на фотографию. — Он мне как отец. Видишь, какая у него классная соломенная шляпа?
— Мне нравится, она помогает от жары! — просияв, сказал мой товарищ. — А это что за дядя?
— Дядя Марк, мой хороший друг и родственник.
Рамон отвлёкся от фотографии и блуждающим взглядом заглянул прямо мне в душу.
— А где он сейчас?
— Далеко-далеко, — всхлипнув, дрожащим голосом ответила я. — Но я обязательно вас познакомлю, вы подружитесь.
— А что случилось с твоими руками? Где твои настоящие руки? — Он удивлённо разглядывал бликующий под яркой потолочной лампой мехапротез.
Что ему ответить? Да какое это имеет значение… Ответь хоть что-нибудь…
— Я очень хотела стать сильной, поэтому сделала себе металлические руки. Тебе нравится?
Я протянула к нему ладонь, он восхищённо уставился на неё и принялся гладить грубыми руками прохладный биотитан.
— Вот здорово! А можно мне такие же, когда я вырасту? А? Ну, пожалуйста! — умоляюще протянул он.
— Можно, сынок. Тебе можно всё, что пожелаешь…
— Всё-всё? Вообще-то, я просто хочу уйти отсюда, мам… — Измождённое лицо его вдруг стало грустным, уголки губ опустились. — Мне тесно, я хочу на улицу, погулять…
— Конечно, мы уйдём отсюда немного позже. А пока я побуду здесь с тобой. — Я поцеловала его в лоб, а он, такой большой и беззащитный, поджал под себя ноги и положил голову мне на колени. — Я тебя одного тут не брошу, обещаю.
Так мы застыли в ожидании конца, а я уже больше не могла сдерживать слёзы – они крупными каплями стекали по щекам и падали на мою серую от грязи майку, оставляли влажные пятнышки на его чистой и свежей футболке.
— Мам? — тихо позвал Рамон.
— Что, сын?
— Почему ты плачешь?
— От радости… Я плачу от радости. Мы ведь с тобой наконец увиделись…
Помолчав немного, он пробормотал:
— Я очень рад, что ты пришла, мамочка… Мне очень больно, болит голова… Я хочу спать, но не могу…
— Я уберу боль, но только надо потерпеть укольчик. — Взяв с пола шприц, я скинула колпачок на пол. — Потерпишь? Ты же у меня очень смелый…
Молча, с подчёркнуто серьёзным видом он кивнул. Я аккуратно ввела иглу ему в плечо и вдавила поршень. Какая-то невидимая внутренняя сила останавливала меня, и вместо того, чтобы опустошить шприц, я ввела лишь половину жидкости.
Прижавшись ко мне, он мерно сопел, а я держала его голову на коленях. Я прикрыла глаза, вслушиваясь в пульсирующую боль в плече и в неровное дыхание Рамона. В тишине вязкие секунды неумолимо отстреливались одна за другой, я отсчитывала их с каждым ударом сердца. Я с ужасом в груди чувствовала, что скоро моего друга не станет, а его телом завладеет нечто другое, и больше всего на свете мне хотелось, чтобы время остановилось…
Неожиданно низкий гул насквозь прошил стены, прорвался в помещение, растворяясь в бесконечных коридорах лаборатории; пол завибрировал, мелко затрясся под нами, а через несколько мгновений всё затихло. Я распахнула глаза, сердце бешено заколотилось. Гром? Или… Не может быть, неужели это…
Рамон резко всхлипнул, тело его изогнулось и забилось в страшном припадке. Я испуганно прижала его голову покрепче к себе, другой рукой пытаясь нашарить лежащий в стороне шприц, а мой друг несколько раз дёрнулся и затих. Затем неуклюже подволок под себя руку и привстал. Повернул ко мне лицо и осклабился, обнажив ряд слегка желтоватых зубов.
Глаза его были налиты багряной кровью, в которой маленькими островками тонули чёрные смоляные зрачки. Изрыгая утробные хрипящие звуки, он недоумённо поднял брови – он пытался вспомнить, узнать меня сгорающим в огне инфекции разумом.
Я смотрела ему в глаза и дрожащими пальцами гладила его лицо.
— Рамон, это всё ещё ты! Останься со мной, — лихорадочным полушёпотом умоляла я. — Это ты, мой старый товарищ… Я здесь, с тобой, я никуда не денусь! Только будь рядом, пожалуйста! Останься!
Лоб его собрался в морщины, лицо исказила дикая животная злоба, и он резким рывком схватил меня за горло. Я сквозь слёзы шарила глазами по его оскалу – сопротивляться не было сил. Нечеловеческий хрип вырвался из его груди, а пальцы судорожно сжимались и разжимались, будто две его части – звериная и человеческая – боролись друг с другом на краю пропасти. Аккомпанементом к отражённой на искривлённом лице внутренней борьбе за стеной надсадно горланил Джон.
— На дверях висел замок, взаперти сидел щенок, — зажмурившись до фонтанов горячих искр, фанатично твердила я старый стишок, всплывший из подсознания. — Все ушли до одного, не осталось никого…
Считанные мгновения спустя остатки человека покинули Рамона, и пальцы на горле сжались… Воздух уходил из меня, замещаясь болью в гортани, в глазах рябило и темнело… Сделай это, мой друг… Давай же… Я желаю принять судьбу и уйти на ту сторону вместе с вами, моими друзьями – всё, что мне осталось в этой тесной запертой камере… Это всё, что осталось…
Нет!!!
Дикий, нечеловеческий страх забился в животе, животная же воля к жизни вдруг проснулась, завопила всем нутром, буквально на части разрывая мою черепную коробку. Запястье щёлкнуло, рука метнулась вперёд. Комнату заполнил душераздирающий крик и оглушительное шипение расплавленного мяса. Рамон выгнулся дугой, стальная хватка пальцев ослабла, а из спины его вырвался ослепительно белый поток пламени и вибрирующего воздуха.
Ещё один щелчок – плазменный факел угас, мой друг и наставник обмяк и уронил голову, грузное тело его осело на мои колени. Отверстие в его спине дымилось, крошечное помещение заполняла вонь горелой плоти. Ничего не соображая, я сделала первое, что пришло в голову – трясущимися пальцами машинально взяла с пола упавший наушник и сунула его в ухо.
Голос не пел, он будто навылет прорубался сквозь отчаянный крик гитарных струн и отбойные молоты барабанов:
… Я здесь, с тобой,
Когда мир взлетает на воздух;
Попытайся вспомнить эти слова,
Когда мир взлетает на воздух;
Самой тёмной ночью всех ночей
Ты – моё внутреннее неиссякаемое пламя;
Сквозь бурные воды вперёд, к потерянным берегам
Ведёшь ты меня вдоль лезвия времени…
За вязкой пеленой влаги на глазах, за заполонившим всё запахом палёного мяса лязгнул дверной запор. Время почти замерло, дверь медленно-медленно отворилась, и исподлобья взглянувший на меня офицер безопасности комплекса отступил куда-то вбок. В помещение решительно вплыло бирюзовое пятно – человек, с ног до головы закатанный в костюм биологической защиты, в перчатках и непроницаемом шлеме, с медицинской сумкой на плече. Следом за ним вошёл ещё один, и ещё…
… Боюсь, времени слишком мало;
В жизни важно каждое мгновение…
Взгляни правде в глаза –
Я не могу убежать;
Я всегда это знал…
Разум уплывал далеко-далеко по бурным волнам, я едва осознавала происходящее, а нежданные гости стали расчехлять сумки и доставать какие-то предметы. Один из медиков принялся водить в воздухе неизвестным устройством, второй очутился рядом и ввёл мне в шею шприц с мутным содержимым. Привалившись к стене, я судорожно, крепко прижимала к себе Рамона и машинально гладила его остывающую сухую лысину…
… И если у меня больше не будет шанса сказать это тебе,
Ты должна знать – утри глаза;
Найди поток, что ведёт к божественным водам;
Ну же… Ляг подле меня…
Раздавались взволнованные голоса, но я уже не слышала их, погружаясь в ничто. Чёрная мгла разверзлась под ногами, и бездна проглотила меня…
— Волкова, просыпайся, нам пора! — Кто-то настойчиво тряс меня за плечи. — Слышишь меня? Вставай!
Глубокий женский голос вытягивал меня из забытья, словно чья-то рука тащила за хвост забившуюся под плинтус мышь. Сколько прошло времени? В залитой багрянцем комнате мелко помаргивало аварийное освещение. Было тихо, за стеной больше никто не орал. Рамона рядом тоже не было. Надо мной расплылось мутное пятно, которое всё повторяло:
— Лиза, подъём! Вставай, нужно уходить прямо сейчас!
Пятно постепенно приобретало очертания напряжённого лица Дианы Юмашевой, одетой в чёрно-синий капитанский китель.
— Где ты была? — обессиленно выдавила я из себя. — Уже слишком поздно…
— Если мы не поторопимся, точно станет слишком поздно – и уже довольно скоро. — Она поднялась и сделала несколько беспокойных шагов по крошечному помещению. — Лиза, я понимаю твоё состояние – ты потеряла товарища, но нам нужно покинуть это место. И чем скорее, тем лучше.
Кое-как при помощи Юмашевой обретя вертикальное положение, я пошатнулась и опёрлась на стену. Ноги были ватными, но боли не было. В пустой голове, словно в медном колоколе, отдавался каждый удар сердца.
— Тебя может немного штормить, — сказала Диана. — Анализ крови чистый, но на всякий случай они дали тебе коктейль из антиприонов.
— Где Рамон? — Я потерянно озиралась в поисках наставника. — Что с ним?
— Его больше нет. Тело уже грузят вместе с остальными… Да пойдём же, не стой как столб!
Его больше нет… Я вспомнила – это ведь я убила его, чтобы не погибнуть от его рук.
Перешагнув через порог помещения, я узрела настежь распахнутую дверь в камеру Джона. Посреди коридора на полу чернело кровавое пятно, воздух был наполнен смрадом канализации пополам с железом. Похоже, они всё-таки решили проявить милосердие и прикончили беднягу. Очередное запоздалое решение…
В холле с оружием наизготовку стояли пара неизвестных мне людей в боевой экипировке, а в щель под двустворчатой дверью в лабораторию со свистом колотился ветер, забрасывая в предбанник горсти пыли. Раздавались далёкие отрывистые крики. Я собралась было войти внутрь, но Диана ухватила меня за локоть и увлекла к рифлёной площадке лифта.
— Нет, мы идём наверх.
— Что там происходит? — кивнула я на двойные двери.
— Ничего особенного – просто открыта раздвижная крыша лаборатории. Сейчас матку грузят на корабль, так что в зал лучше не ходить. Там аэродинамическая труба – пыль столбом.
Диана сунула мне в руки защитные очки. Лифт медленно полз наверх, а я постепенно приходила в себя.
— Вы собираетесь увезти отсюда матку?
— Да, такова договорённость с твоим другом, Альбертом. У вас не получилось – теперь попробуем мы.
— Этого нельзя делать! — воскликнула я. — Прошлый корабль погиб именно так – пытаясь забрать первую матку…
— «Фидес» выдержит, можешь не сомневаться, — уверенно отчеканила Юмашева. — Если уж мы через пылевой шторм прошли, то нападение животных ему точно не помеха…
Платформа лязгнула и замерла, массивные двери лениво потащились в стороны, и тут же в лицо ударил яростный ветер с песком. Зажмурившись, я натянула очки, вышла наружу и увидела впереди огромную машину – четвероногий робот-погрузчик крепко стоял на мощных лапах посреди двора. Лучи полудюжины ярких фонарей на его боках и манипуляторах разрезали чёрную неистовствующую ночь. Перед стальным чудищем зияла прямоугольная яма, из которой на тросах медленно поднимался окаймлённый синеватым светом аквариум с существом внутри. Заметно оживившись, оно билось, извивалось в жидкости и сверкало во все стороны фасеточными глазами.
Территорию двора озаряли прожекторы – база светилась, словно новогодняя ёлка, прожигая остатки энергии аккумуляторов, а в сотне метров от нас на посадочной площадке возвышался «Фидес», окутанный бушующей мглой. Здесь, внутри двора порывы ветра были не столь яростными, как посреди голой пустыни, но резкие ураганные толчки так и норовили сбить с ног. Свет прожекторов выхватывал из пыльных завихрений группу людей в полном боевом облачении – они подбирали и переносили в распахнутый грузовой отсек «Фидеса» продолговатые металлические ящики. Один из бойцов подскочил к нам и, стараясь заглушить шум ветра, прокричал:
— У нас где-то минут пятнадцать! Буря сходит на нет, и скоро мы будем как на ладони!
— Поддайте мощности на генератор маскировочного поля! — скомандовала капитан Юмашева. — И ускоряйтесь, нам нужно успеть с погрузкой!
— Есть! — Боец отсалютовал, развернулся и трусцой побежал в сторону корабля.
Сбоку появился Василий в полной экипировке офицера Конфедерации – чёрный подпоясанный мундир, шлем с поднятым забралом, автомат на плече.
— Ты же понимаешь, что я по твоей милости теперь безработный?! — прокричал он сквозь свист ветра. — Я отвечал за безопасность и потерпел полное фиаско!
— Прости, но у меня не было выбора! Я не могла не попытаться позвать на помощь!
— Знаю! — Он ободряюще хлопнул меня по плечу. — Может, это и к лучшему! Я давно хотел бросить эту скотскую работу! А вот Катрин себе все волосы повыдёргивает теперь! Кстати… Вот и она!
Обернувшись, я увидела заведующую лабораторией. Она стояла позади нас, в глубине лифтовой, сцепив перед собой руки, подол её халата подбрасывали порывы ветра. Мне вдруг захотелось сказать ей что-нибудь важное на прощание. Что-то, что могло бы извинить меня в её глазах – за вторжение без спроса, за то, что я влезла в компьютер с журналами, за то, что её «предмет исследований» убили и теперь грузили на корабль в цинковом ящике… Наконец, за Мелинду…
— Простите за то, что считала вас чудовищами… Вас с Мелиндой, — сказала я, приблизившись. — Мне жаль, что с ней всё так вышло…
— А мне нет, — улыбнулась доктор Адлер одними губами. — Она любила свою работу всей душой, и сейчас, даже после смерти, сможет продолжить дело – пусть и в ином качестве. Вместе с вашим Оливером… Кстати, Джона выпустила не она, но теперь это уже, пожалуй, неважно…
Дар речи покинул меня. Развернувшись на каблуках, Адлер удалялась в озарённую багрянцем полутьму коридора, и через несколько секунд её белый халат скрылся за поворотом. На плечо мне легла тяжёлая рука Василия.
— Ты знаешь, как тебе повезло?! — крикнул он сквозь шум ветра. — Такая невероятная полоса везения бывает только раз в жизни! Пойдём отсюда, тебе нельзя упускать свой шанс вернуться домой!
Робкий порыв последовать в лабораторию за доктором Катрин Адлер и свернуть ей шею был подавлен нестерпимым желанием поскорее убраться из этого комплекса…
Пробираясь вдоль стены в сторону корабля, я смотрела, как погрузчик, наматывая на барабаны широченных ухватов стальной трос, всё выше и выше поднимал подвесной груз. Наконец, он замер на мгновение и тяжело зашагал к опущенной рампе «Фидеса», по которой мы уже поднялись в относительное спокойствие грузового отсека. Здесь не так сильно дуло, и можно было свободно дышать прохладным наэлектризованным воздухом.
В глубине ангара, возле открытого трапециевидного контейнера, в который двое бойцов укладывали последний цинковый гроб, пультом управления погрузчиком сосредоточенно орудовала Софи Толедо. Автобот невозмутимо прошагал под дюзы корабля, с механическим гулом развернул верхнюю секцию и принялся пятиться вверх по рампе, крепко сжимая аквариум с вяло колотящимся в стекло существом.
Стоя возле стены на рампе, сквозь вой ветра я услышала отчаянный крик – справа, из-за высокой ограды по периметру двора на бойцов посыпались чёрные силуэты. Застрекотали автоматы, стрелки͐ разбегались в поисках укрытий. Василий скинул с плеча карабин и с колена принялся полосовать пространство короткими очередями, а стоявший рядом командир отряда прокричал в коммуникатор:
— Мы закончили! Всем – быстро в корабль! Шевелите ногами, мы прикроем!
Пригибаясь, бойцы бежали к «Фидесу» сквозь бурю и хаос. Грохот выстрелов сливался с какофонией урагана, швырявшего под ноги песок и мелкие камешки. В отдалении в пыли навзничь лежали двое бойцов; одного из них оседлала гигантская мирметера, вгрызаясь в бездыханное тело. Ещё один из бежавших упал, сбитый с ног стремительной чёрной тенью.
От грохота выстрелов, отражённого металлом грузового шлюза, закладывало уши – бойцы, прикрывая тех, кто подскочил к телам и теперь тащил товарищей в корабль, отстреливались с рампы. В метре от меня двое солдат в спешке крепили аквариум тросами к полу, а из-за толстого слоя стекла на происходящую бойню с каким-то странным любопытством взирала матка мирметеры.
Мне вдруг в голову пришла совершенно неуместная и чуждая ситуации мысль – а что теперь будет с этим существом? Они продолжат эксперименты и будут резать её на части? И я вспомнила собственные слова, сказанные ночью существу, которое вряд ли понимало меня:
«Обещаю, я помогу тебе уйти…»
Слишком много я давала обещаний, которые не могла выполнить. Неужели эта копилка пополнится ещё одним? Но ведь был же способ сдержать данное мною слово – только один способ…
— Все тут?! — зычно закричал кто-то по ту сторону аквариума.
— Одного не досчитались, жизненных показателей нет! — отозвался второй голос.
— Уже поздно возвращаться! Всем держать оборону! Дьяков, увози нас отсюда ко всем чертям!
Грузовая рампа пришла в движение, а по кораблю побежала гулкая вибрация. Набирая обороты, загудели и засвистели двигатели. Я сделала несколько шагов в глубь ангара, схватила Софи за руку и лихорадочно затараторила:
— Софи, пожалуйста, ты должна мне помочь… Бери пульт от погрузчика… Быстро бери пульт!
— Зачем? — В её усталых глазах читалось недоумение. — Что ты хочешь сделать?
— Некогда объяснять. Когда я скомандую, выталкивай аквариум…
— Ты с ума сошла?!
— Если мы этого не сделаем, корабль рухнет вниз, они его отсюда не выпустят! Неужели ты не помнишь, что стало с «Остиумом»?! Мне нужна твоя помощь, я не справлюсь одна! — Я умоляюще схватила её за рукав. — Прошу тебя!
— Ох, что ты творишь… Что же ты опять творишь…
Она зажмурилась, словно от головной боли, и скрылась позади меня. Рампа со скрежетом и хрустом нанесённого в щели песка наконец затворилась, и «Фидес», оторвавшись от платформы, заметно качнулся. По корпусу со всех сторон забарабанили многочисленные суставчатые лапы, отчаянно заколотились о металл гигантские насекомые, один из подъёмных двигателей взвыл, захлебнулся, и что-то оглушительно хлопнуло.
В голове отдалось едва различимой звуковой волной, вода в аквариуме мелко завибрировала, а существо вперило взгляд многих тысяч старых и мудрых глаз прямо внутрь меня, с интересом разглядывая потаённые закоулки чуждого разума. Закрыв глаза, я стала считать. Раз… Два… Три… Пора.
В два прыжка подскочив к одному из переводивших дух бойцов, я рывком сдёрнула с его плеча автомат, от бедра прицелилась в ударопрочное стекло и, моля Вселенную о том, чтобы оно не оказалось пуленепробиваемым, нажала на спуск.
Грохот выстрелов в замкнутом помещении галопом поскакал по телу, по ногам ударил поток прохладной жидкости, и приступ пульсирующей боли от ошеломляющего, на грани слуха, свиста погибающей матки накрыл сознание. По ту сторону обшивки в последнем самоубийственном порыве облепляли корпус и в дюзах двигателей сгорали мирметеры. Кренясь и заваливаясь набок, корабль боролся за высоту, а я, ничего не замечая вокруг себя, метнулась к стене, ухватилась за какую-то трубу и сжала в ладони рычаг аварийного открытия рампы.
— Софи, давай!!! — заорала я что было мочи и изо всех сил дёрнула рычаг вниз.
Рампа с душераздирающим скрипом ухнула вниз, распахиваясь настежь, внутрь ворвалась безжалостная буря. Робот-погрузчик оглушительно заревел басовитым звуковым сигналом, приподнялся на суставчатых лапах и грузно навалился на стенку аквариума. Ошалевшие бойцы, спасаясь, отскакивали прочь с пути тяжёлой конструкции и жались к стенам. Со скрежетом контейнер полз в сторону рампы, один за другим звонко хлопали и рвались крепёжные тросы, и через мгновение полупустая ёмкость с умирающим существом внутри, перевернувшись, соскользнула в чёрную пучину клубящегося урагана, кувыркнулась в воздухе и исчезла из виду.
Ветер трепал мои волосы, застилая глаза. Я вжималась в угол у самой рампы и смотрела, как мирметеры, оставляя корабль, одна за другой стремительными тенями ныряли во тьму вслед за контейнером. Они выполнили свой долг и не отдали чуждому виду свою мать на поругание.
«Фидес» же, поднимаясь ввысь, покидал бушующий грозовой фронт…
* * *
Капитан Юмашева, облокотившись на консоль управления, глядела вдаль сквозь прозрачный носовой обтекатель «Фидеса». Далеко-далеко внизу проплывали ночные песчаные барханы, едва подсвеченные маленькой тусклой луной Пироса – Арденумом. Я сидела в кресле помощника капитана, стиснув зубы – рана от укуса нестерпимо ныла, пронизывая насквозь всю спину. Царило напряжённое молчание.
Наконец, повернувшись ко мне, Юмашева осведомилась:
— Как тебе это удаётся?
— Что именно?
— Выживать. Вокруг тебя образуются горы трупов и дымящиеся развалины. Уничтожены три вездехода, убиты полтора десятка человек… Оливер умер, так и не приходя в сознание, и я теперь лишилась первого помощника. Операция благодаря тебе полностью провалена, и что мы сможем теперь обменять на информацию – я вообще не представляю.
Я устало вздохнула. Спорить не было ни сил, ни желания.
— Мы можем вернуться и наловить ещё…
— Даже если бы у меня было желание, как ты выразилась, «наловить ещё», беспилотники нас туда не подпустят. — В её голосе звучало плохо скрываемое раздражение. — Нам вообще повезло с этой бурей, иначе мы бы и на сотню километров не подобрались. Я думаю, изложить заказчику положение вещей придётся тебе… Господин советник. Чёрт… Как я вообще согласилась связаться с тобой?!
— Альберт поймёт. Всё будет нормально…
— Ну конечно… — Диана горько усмехнулась, потом, спохватившись, пошарила по карманам и достала сложенную вдвое фотокарточку.
— Это ведь твоё, да? Валялось на полу в камере.
— Да, моё. Спасибо.
Я взяла фотографию и сунула её в карман. Юмашева отвернулась и снова уставилась вдаль.
— Диана, у меня просьба… — Не дождавшись реакции, я продолжила: — Я могу похоронить Рамона? Поближе к родным местам, хотя бы на том же карьере.
— Ты не думала, что его тело ещё предстоит исследовать?
— Как раз этого мне не хочется. Я чувствую, что лучше предать его земле. Чем меньше в нём будут копошиться, тем лучше.
— Допустим. А родственники что на это скажут?
— Он один, — сказала я. — У него никого не было.
Капитан Юмашева молчала. Тёмное ночное небо искрилось светом россыпей далёких звёзд…
* * *
В грузовом отсеке «Фидеса» стояла минусовая температура – кондиционеры жгли энергию, чтобы сохранить тела в относительной свежести перед предстоящей транспортировкой. Погибших – их было девятеро – планировалось отвезти в Ла Кахету, в военный морг, где после сортировки и вскрытия часть из них передадут родственникам, а часть – отправят в местную исследовательскую лабораторию. Но одного из них я не могла отдать на исследования. Его нужно было похоронить по-человечески…
С лопатой наперевес я стояла под струёй холодного воздуха и смотрела на контейнер с перевёрнутой пирамидкой на массивной двери. Внутри лежали мёртвые люди. Я никак не решалась открыть створ, чтобы забрать из общей массы тел своего друга – пусть даже в цинковом контейнере. Тела тем временем нужно было отправлять в Ла Кахету, и сделать это планировалось на том же «Фидесе». Туда же, на встречу с Альбертом предстояло отправиться и мне.
Разодранное плечо жестоко саднило в предвкушении того, как я буду таскать тяжёлое тело и рыть могилу. Неожиданно сбоку возник Василий, прислонился к контейнеру и скрестил руки.
— Страшно? — просто спросил он.
— Не могу, — едва слышно пробормотала я.
— Понимаю.
Мы немного постояли бок о бок, вслушиваясь в гудение кондиционеров. Снаружи кипела суета – бойцы сопровождения и медики грузились в микроавтобусы, которые должны будут выйти на шоссе и вернуть людей с задания в лоно цивилизации.
— Сколько тебе нужно времени? — раздался голос Юмашевой из репродуктора. — Через четыре часа грузовик будет ждать в порту Ла Кахеты.
— Летите, — нарушил долгое молчание бывший безопасник. — Я останусь и переселю Рамона на новое место. Только за мной вернуться не забудьте.
— Уверен? — спросила я.
— Конечно. — Василий протянул руку и взял у меня лопату. — С твоей раной тебе только и делать, что лопатой размахивать. К тому же, у тебя есть дела, а у меня теперь свободного времени вагон.
— Спасибо тебе большое.
С благодарностью взглянув на него, я развернулась и побрела в сторону лестницы к жилым помещениям…
* * *
Договорившись с водителем небольшого грузовичка с бортовой платформой о том, что он добросит меня до центра города, я сидела на пассажирском сиденье и сквозь зеркало заднего вида наблюдала, как робот-погрузчик под управлением Софи ювелирными движениями пристраивает в кузов чёрный контейнер. Вскоре молчаливый водитель, убедившись, что груз надёжно закреплён и плотно укрыт синим брезентом, запрыгнул в кабину, прикурил сигарету, и машина поползла в сторону шоссе, переваливаясь через ямы и поднимая пыль с раскатанной колеи…
Дорога была долгой и спокойной. В приоткрытое окно задувал ветерок, а я молча смотрела сквозь стекло на оранжево-зелёные степи Пироса, обильно сдобренные жилой застройкой. Частые машины двигались по шоссе, играла ненавязчивая музыка, а я гадала, правильно ли поступила, соврав Диане про то, что Рамон был одинок. Я точно знала, что у него есть взрослый ребёнок, с которым мы никогда не виделись. Были у него и старший брат, и престарелые родители. Но я не могла позволить им увидеть Рамона таким, каким в последние секунды видела его я…
Спустя какое-то время грузовик неторопливо двигался в черте города среди спешащих по своим делам юрких легковушек и вальяжных автобусов. По сторонам вырастали разноцветные дома, украшенные желтоватой подсушенной зеленью.
Водитель остановил машину у бордюра перед перекрёстком и сообщил:
— Ну что ж, дальше мне прямо, а тебе – направо. Я бы тебя до самого центра подвёз, но сама понимаешь – мне лучше лишний раз на виду не мелькать. С моим-то грузом…
— Всё нормально, прогуляюсь пешком. Спасибо, что подвезли.
Спрыгнув на асфальт, я захлопнула дверь. Спешить мне было некуда, поэтому я решила неспешно пройтись до офиса правительства.
Что-то приглушённо звякнуло, железно громыхнуло в кузове. Плохо закреплённый контейнер? Свалившийся цинковый гроб внутри него? Двигатель трёхтонки взревел, сливаясь с другим, едва различимым и смутно знакомым утробным звуком из-под слоя брезента.
Некоторое время я стояла на обочине, напряжённым взглядом провожая грузовик, пока он не скрылся в потоке машин. Я пыталась понять, не началось ли у меня галлюциногенное расстройство. Кажется, меня вновь нагонял посттравматический синдром, и я уже представляла себе, как мои дни оканчиваются в учреждении для душевнобольных. Это будет вполне закономерным итогом всех моих приключений.
Но я всё ещё здесь, руки-ноги на месте, да и голова вроде бы тоже. Жаловаться было грешно, потому что Василий был прав – многим другим повезло намного меньше, чем мне. Наконец, я собралась с мыслями, вытряхнула из головы всё лишнее и пошла вперёд по тротуару.
Вдоль белого неба плыли дымные разводы, постепенно растворяясь над домами – чадили заводы на окраине города. В воздухе пахло невидимой пылью и гарью. Свежая, хрустящая форма Ассоциации Вольных Пилотов сидела на мне идеально, но совершенно не вязалась с выцветшими от жара волосами, обгоревшим на солнце лицом, покрытым невесть откуда взявшимися ссадинами. Наверное, будь я одета в пыльную куртку, грязные башмаки и вымазанные следами засохшей крови штаны-карго, внешний вид мой не вызывал бы такого диссонанса, отражённого на оторопевших лицах встречных зевак и прохожих.
Мне, впрочем, было наплевать на их взгляды. Сейчас я хотела только одного – побыстрее уединиться в своей каюте на «Фидесе», но не ранее, чем после отчёта перед Альбертом…
* * *
При моём появлении в вестибюле девушка-секретарь округлила глаза, вскочила и заплетающимся языком пробормотала:
— Г-господин Отеро ждёт вас. Он просил отменить все встречи по вашему прибытию, сейчас я его вызову…
Подняв трубку, она произнесла пару коротких фраз и указала мне на лифт.
Я устало проковыляла через приёмную, провожаемая недоумевающими взглядами посетителей, вошла в кабину и нажала нужную кнопку. Через пару минут холл с огромным портретом остался позади, двойная дверь из резного дерева между двумя неподвижно застывшими вертухаями распахнулась, и я оказалась в уже знакомом просторном кабинете. Альберт вышел мне навстречу, раскидывая руки в стороны. При виде меня лицо его изменилось.
— Лиза, девочка моя! — взволнованно воскликнул он. — Что с тобой произошло? Что с твоим лицом?
С моего прошлого визита кабинет несколько изменился – весь стеллаж позади роскошного кресла хозяина был уставлен модельками. Беглым взглядом я насчитала порядка трёх десятков. В углу стояло давешнее чучело рипера, поднявшегося на задние лапы для атаки.
В голове мелькнула быстрая мысль – что за странная любовь к чучелам у богатых и влиятельных людей? Может быть, вид погибшего грозного животного, которое уже неспособно причинить вред, подспудно успокаивает и одновременно будоражит их? Даёт возможность почувствовать себя победителями, будучи в полной безопасности?
— Пустяки, немного обгорела, — махнула я рукой. — Кровь – свою и чужую я смыла. Впрочем, я давно уже запуталась, чья на мне была кровь – моя собственная или чужая. Всё смешалось…
— Ну, как всё прошло? — Глаза Альберта горели, он излучал нетерпение. — Что удалось узнать? Я специально ждал тебя, чтобы выслушать лично…
Я прошла мимо него, тяжело опустилась в кресло и взяла со стола хрустальный графин с водой. Присосавшись к носику, я проглотила добрую его половину и небрежно утёрлась рукавом.
— В этой лаборатории экспериментировали с мирметерами и людьми, — наконец сказала я. — Официальный предмет исследований – приспособление земных организмов и растений к жизни без воды с помощью каких-то симбионтов. Но в части организмов они почему-то решили сразу начать с людей, миновав мышей, кроликов и прочую живность. К нашему прибытию бо́льшую часть результатов уже увезли на Землю, а то, что осталось…
— Да. Что осталось помимо тел, которые вы привезли?
— То, что осталось, не уцелело.
Альберт Отеро присел в кресло напротив и нахмурил брови.
— То есть как – совсем ничего? Вчера со мной на связь выходила госпожа Юмашева из Ассоциации. У неё в распоряжении целый корабль, и я так понимаю, вы вернулись на нём. Неужели ничего не удалось вывезти?
— Только тела. Ну да ты уже и сам в курсе, наверное… Я убила матку, на которой ставили эксперименты, — отрешённо сказала я, вспоминая мудрые фасеточные глаза. — Расстреляла её в упор, когда мы взлетали, и скинула тело вниз. Никого живого в комплексе не осталось, интересной информации – тоже, она была стёрта системой безопасности.
— Что? Ты выбросила матку? Но… — Альберт развёл руками, брови его поднимались всё выше и выше. — За каким хреном ты это сделала?!
— Я и сама до конца не понимаю, — устало пожала плечами я.
— Матка… Это же сокровище, Лиза! — Он вскочил и принялся беспокойно ходить по кабинету. — У тебя в руках было бесценное сокровище, и ты просто выкинула его! К чему мне эта дурацкая гора трупов?! Какой от них толк?!
Конечно же, я не стала сообщать ему о том, что фанатичные учёные Шен и Катрин остались на рабочих местах, наотрез отказавшись улетать. Они приняли решение ждать эвакуации Корпусом, и лишь Василий согласился покинуть теперь уже бывшее место работы. Сейчас он, вероятно, заканчивал выкапывать могилу для моего друга, тело которого, упакованное в железный ящик, лежало в ангаре «Фидеса».
А что могло стать с учёными? Думаю, в этой жуткой лаборатории они чувствуют себя, словно рыбы в воде, но меньше всего мне хотелось, чтобы это учреждение продолжало функционировать – в том числе под руководством Альберта и его «Фуэрцы дель Камбио».
— Ну что ж, я был готов и к такому результату, — сказал Альберт и снова опустился в кресло. — И дальнейшие действия будут предприняты независимо от итогов твоей операции. Я думаю, тебе нужно об этом знать, чтобы ты и твои новые знакомые успели уйти в случае необходимости. — Руководитель профсоюзов сверлил меня взглядом, сцепив руки перед лицом. — В ближайшие часы я собираюсь взорвать Врата…
Не поверив ушам, несколько секунд я переваривала услышанное. Альберт, не моргая, таращился мне в глаза и, похоже, ждал реакции. Взорвать гиперпространственные Врата, которые десятилетиями работали, обеспечивая связь между системами Сектора?!
— Ты просчитал последствия? — стараясь сохранять самообладание, спросила я.
— В той части, где Конфедерация перестанет посылать подкрепления своим колониальным войскам – да, и мне этого вполне достаточно. Это даст нам возможность перебить остатки экспедиционной флотилии, захватить наземные пункты базирования конфедератов и установить на Пиросе народную власть.
Вот так дела! Поверить не могу… Альберт решил совершить военный переворот и подмять под себя целую планету? Ни в какую «народную власть» я, конечно же, не верила…
Звонкой трелью залился коммуникатор, сиротливо стоявший на углу стола. Альберт нажал на кнопку.
— Шеф, у нас тут нештатная ситуация… — начал растерянный бас, но договорить не успел.
— Я занят. — Альберт нажал кнопку, сбрасывая звонок, и вновь выжидающе уставился на меня.
— И сколько… — Я судорожно сглотнула. — Сколько у меня времени?
— Где-то… — Взглянув на хронометр, Отеро с ленцой в голосе протянул: — Около десяти часов. Бомбардировщики взлетят с обратной стороны Арденума по моему скорому сигналу. Если поспешишь, то успеешь уйти. А что касается нашего с тобой договора… Разочарование – вот, что я сейчас чувствую. Ты разочаровала меня. Пожалуй, впервые за все эти годы.
Я отрешённо глядела поверх Альберта на стеллаж с модельками, и вдруг что-то меня до непроизвольной судороги остро резануло. Нет, не его слова про разочарование – на это мне было уже наплевать. Меня поразило то, что он даже не вспомнил про Рамона.
Я посмотрела ему в лицо.
— А почему ты не спрашиваешь о Рамоне? Он ведь был твоим самым преданным и лояльным человеком…
— Да, был… Кстати, почему был? — Лидер ассоциации профсоюзов нахмурился.
— Потому что его больше нет. У него изначально почти не было шансов выжить. И ты, Альберт… — Я указала на него пальцем. — Отправил его на верную гибель. Рамон умер прямо у меня на руках.
— Это печально… А что до того, что он умер у тебя на руках – так это неудивительно, если учесть, что ты с самого начала сеешь смерть вокруг себя. — Он прищурился. — Ты и есть сама смерть, забыла? Эмиль и его парни ведь тоже сгинули там, верно?
В голове моей яростью взорвался термобарический снаряд, лицо зарделось. Я резко вскочила, стул с грохотом полетел назад.
— А ты, значит, белый и пушистый?! Сидишь в уютном кабинете и в чистом френче управляешь своим министерством добрых дел?! Рамон погиб, выполняя твой приказ! Твой! Не чей-то иной! А ты… Печально? — Горький смешок непроизвольно вырвался из моей груди. — Чёрт… Да, я убила его, чтобы он не убил меня! Я тоже несколько раз была на волосок от гибели, так что просто назови мне место. Я должна знать, где сидит «Интегра».
Снова затрещал коммуникатор, наполняя помещение торопливым перезвоном.
— У нас был уговор. — Альберт повысил голос, не обращая внимание на устройство. — Ты свою часть работы не выполнила, поэтому и я не обязан выполнять свою! Ты похерила всё! Своими собственными руками!
Коммуникатор всё не унимался, Отеро нажал на кнопку и рявкнул:
— Я сказал – занят! Qué diablos necesitas?!
— Шеф, у нас тут проблемы, — виновато пробасил голос. — Я в таких случаях обычно звоню Эмилю, но…
— Вы можете хоть что-то сделать самостоятельно?! — выкрикнул Альберт в микрофон и сбросил звонок.
— Ты мне должен, Альберт, — упрямо повторила я. — Назови место – и я уйду.
— Нет, моя маленькая, — прошипел партийный лидер. — Это ты мне должна по гроб своей никчёмной жизни. Ты так и ползала бы в дерьме на своих убогих железяках, если бы не я. А хочешь узнать, кого мы распотрошили, чтобы добыть твои драгоценные мехапротезы? Тебе сказать имя?!
Я молчала, глядя на него исподлобья. Коммуникатор затрещал снова, Альберт вздрогнул, подскочил к устройству и бешено заорал:
— Я сказал – не звонить!
— Но шеф, вы должны знать! В этом контейнере двое живы, они напали на ребят, и сейчас…
— Живы?! Так убейте их! Qué te crezcan unas malditas bolas!
Грохнув кулаком по устройству, он дёрнул его, вырывая провода, и, размахнувшись от души, швырнул мимо меня, в дверь. С дребезжанием коммуникатор отскочил от дерева и зазвенел по полу. Тут же приоткрылась створка, и наголо бритая голова поинтересовалась:
— Всё нормально, шеф?
— Vete de aquí!!! — взревел Альберт Отеро.
Когда дверь закрылась, он смерил меня испепеляющим взглядом и процедил:
— Не забывай, смерть, что я дал тебе всё! Всё, что у тебя сейчас есть – это благодаря тому, что я вскрыл твои убийственные таланты! А теперь – проваливай!
Ярость сдавила грудную клетку. Хотелось рвать и метать – и я закричала ему в лицо:
— Всё, что у меня есть – это горсть пепла! Пепел – это всё, что я очень хорошо научилась создавать благодаря тебе!
— Тогда лети по ветру следом за ним!
Мне было нечего терять – всё уже было потеряно. Я вытянула руку, плазмер отщёлкнулся, ионный резонатор застыл в полуметре от лица Альберта. Тот даже глазом не моргнул.
— О да, ты привыкла решать все вопросы силой, — прозвенел его ледяной голос. — Рассчитываешь, что и сейчас прокатит? Мне придётся тебя разочаровать.
К горлу подступал ком, а Альберт пристально смотрел мне в душу чёрными колючими глазами. Я испепеляла профсоюзного лидера полным ненависти взглядом и тяжело дышала, никак не решаясь выстрелить. А ведь он был прав. Смерть постоянно бродит вокруг меня, собирая кровавую жатву из тех, кто имел неосторожность приблизиться…
Резко обернувшись, я навскидку прицелилась в чучело рипера, и один за другим сгустки плазмы с хлопками посыпались в несчастную зелёную тушу. По комнате полетели куски чешуи и ошмётки деревянной облицовки, вспыхнула занавеска на окне. Дверь распахнулась, на пороге показались пара вертухаев с пистолетами наготове, и тут же взяли меня на мушку.
Альберт вскинул руку и скомандовал:
— Не стрелять! Лучше сгоняйте за огнетушителем, да побыстрее! А она – пусть себе идёт куда хочет.
Опустившись в кресло, он исподлобья процедил:
— Девять часов и пятьдесят пять минут.
Я развернулась и стремительно покинула помещение, напоследок грохнув дверью так, что задребезжали стёкла…
… Оседлав «Хускварну», я производила последнюю проверку снаряжения. Все застёжки были туго подогнаны, бронежилет сковывал грудь. В подсумник были уложены несколько обойм и пара гранат. В двух кобурах подмышками – компактные пистолеты-пулемёты с глушителями, а на поясе – моя верная катана с двадцатью девятью насечками. Хорошо, что я оставила её там, на месте ночлега – возьми я её с собой на заброшенную взлётку, вероятнее всего, пришлось бы попрощаться со стальным напарником навсегда. Как с Элли Стилл…
Нагнувшись, я закатала штанину, нащупала углубление и надавила на него пальцем, как учил меня Рамон. Из паза показалась небольшая капсула, и я осторожно, чтобы не пролить ни капли, выдавила туда заготовленную ампулу. Защёлкнув резервуар, заправила штанину в армейский полусапог и выпрямилась.
— До цели одна минута, — протрещал в наушнике дядя Ваня. — Лиза, готовься на выход. Твой клиент вышел из машины и поднимается на крыльцо.
— Я готова, как никогда. — Надвинув на лицо чёрную маску хищного насекомого, я взялась за штурвал гравицикла.
Летающий конь взбрыкнул и оторвался от ребристой поверхности переходного шлюза. Взглянув на приборную панель, я мысленно выругалась. Индикатор заряда аккумулятора помаргивал жёлтым, по прогнозам бортового компьютера энергии хватит километров на триста. Дурёха, так и забыла зарядить машинку… Ладно. Заряда немного, но мне хватит с лихвой.
— До цели – двадцать секунд, — объявил дядя Ваня. — Надюша, открывай шлюз.
— Есть открыть шлюз, — отчеканил безжизненный женский голос.
Цилиндрическая камера поползла на разворот. «Виатор» едва заметно потряхивало в воздушных ямах – расправив атмосферные крылья, он проплывал над городом внутри плотного слоя облаков на скорости двести пятьдесят километров в час. Сдвигавшиеся перед глазами патрубки, кабели и какие-то технические узлы сменились широкой каймой изоляционного покрытия, и через секунду в шлюз ворвался задорный ветер с водяными брызгами.
Снаружи, от кормы корабля отделялся какой-то нереальный шлейф пустоты среди серой кипящей мглы – маршевый двигатель, работавший на минимальной мощности, прожигал в облачном фронте полосу, которая затягивалась метрах в двухстах передо мной, будто невидимая сила развернула во времени бесконечно рвущееся толстое ватное одеяло. Оно стягивалось срастающимися волокнами и вновь плотно смыкалось в непроглядную серую стену.
— Мы над целью, — прорвался сквозь шум ветра механический голос дяди Вани. — До отключения охранных систем здания – минута. До отключения энергии – три. Отсчёт пошёл. Давай, Лиза! Ни пуха, ни пера!
— К чёрту вас всех! — Я потянула акселератор на себя, ховербайк ринулся вперёд и через секунду нырнул в серую заверть.
Уши заложило, вместе с невесомостью свободного падения меня вихрем подхватило чувство свободы. Верхом на стальном коне я рассекала мглу и, словно ребёнок, визжала от нежданной радости. По телу сквозь боевой комбинезон стегали капли воды, разбегались суетливыми кляксами по обзорному стеклу маски…
Высота – один и три… Один и один… Ноль-девять… Ноль-семь… Вывалившись из завесы облаков, я окунулась в плотные потоки воды прямо над столицей. Город вальяжно развалился внизу, равнодушной стальной кляксой выдавливая леса и болота вокруг себя. Где-то далеко – отсюда было не видать – высокая стена окаймляла Айзенштадт, превращая его в неприступную крепость, которую мне никогда не удалось бы взять самостоятельно.
Движки натужно загудели, меня вжало в сиденье, и гравицикл, обуздав гравитацию, по спирали устремился вниз, к гигантскому прямоугольнику Дома Правительства Каптейна. Ветер заиграл «Хускварной», будто котёнок, дорвавшийся наконец до вожделенного клубка. Гравицикл толкало и бросало в стороны, но я крепко держала штурвал, выписывая окружность за окружностью. Наконец, хищный зверь нырнул вниз, спрыгнул на крышу огромного бетонного ящика, по инерции докатился до ближайшей коробки с технической дверцей и сел на брюхо.
Вперёд! Спуск на служебную лестницу преграждала символическая дверь. Выхватив оружие, длинной очередью я разворотила замок и вышибла створку ногой. Лучший, излюбленный мною способ проникновения в здание – через служебный вход на крыше…
Связи с кораблём больше не было, поэтому я полагалась на план, в самом эпицентре которого сейчас находилась. Через пятьдесят секунд в здании выключится освещение. Моя цель была на четвёртом этаже, в своём кабинете. Вероятно, министр финансов Комендатуры сейчас разбирал за столом бумаги, принесённые услужливым секретарём-референтом. Начинался рабочий день – последний день в жизни министра.
Приложив мысленное усилие, я всем телом почувствовала, как в горячую кровь поступает «Персистенс» – боевой стимулятор, – насыщая кровоток чистой энергией, словно ракетным топливом, готовым к воспламенению. Волна дрожи пробежала от макушки вниз, до того, что осталось от бёдер, кристальная ясность сознания вычерчивала вокруг меня все линии видимых объектов – лестницы, стен, датчиков дыма на потолке. В текстурах я уже видела мельчайшие подробности, трещинки, шероховатости. Разум мягко ухватил время за незримую руку и потянул его назад – оно замедляло ход, ускоряя моё тело…
Выхватив второй пистолет-пулемёт с глушителем, я перемахивала через три ступени кряду. Четыре пролёта служебной лестницы остались позади, я оказалась перед выходом на этаж, и в эту же секунду погас свет. Сейчас Ваня ставил программный блокиратор доступа к городской энергосети и старательно зачищал следы своего вторжения, а «Виатор», описывая над городом широкую дугу, готовился уйти далеко на север, в необитаемую зону, чтобы переждать намечавшийся хаос.
Я включила прибор ночного видения и сделала глубокий вдох.
А теперь – входим на этаж… Свист кинетических усилителей, мощный пинок с оттяжкой – и дверь распахивается внутрь. В двух метрах от меня стоял охранник, ещё не оправившийся от первичного шока в наступившей тьме. Жму на два курка – и тело мужчины в строгом костюме прошивает свинцовый град. Длинный тёмный коридор исчезает позади, я сворачиваю за угол и не сбавляя хода почти в упор расстреливаю ещё двух секьюрити. Подловив третьего на выходе из бокового прохода, я устремляюсь по заранее известному маршруту – в сторону небольшого полукруга, выдававшегося из здания в крошечный прилегающий к нему парк.
Оставался последний поворот коридора – и я у цели. Ещё один дезориентированный охранник, изрешечённый пулями, летит на пол, и прямо передо мной вырастает массивная дубовая дверь. Вышибаю её ногой и оказываюсь в небольшом предбаннике. Справа, за столом, сидела миловидная барышня и с распахнутым ртом моргала на меня огромными глазами. Проигнорировав её присутствие, я устремилась вперёд – к двойной двери.
Он там, внутри! Последний рывок – и я врезаюсь всем телом в дерево. Створки распахиваются, разлетаются в стороны, отбрасывая стоявшего прямо возле них человека в дорогом деловом костюме. Получив по лбу дверью, Травиани всхрюкнул и грузно приземлился на зад, на шикарный бордовый ковёр, растянутый посреди кабинета. Он отполз к столу, неуклюже поднялся и прижался спиной к столешнице.
Стоя в центре роскошного кабинета, я изучала человека, до которого мечтала добраться долгие годы. Коренастый, низкорослый, с проплешиной на черноволосой голове, он почти не изменился за всё это время. На обрюзгшем смуглом лице всё также чернели маслины свиных глазок, хаотично мечущиеся по мне.
— Вот ты где, мой драгоценный пирожочек, — со злобной радостью прошипела я. — Как же долго я тебя искала… Ты и представить себе не можешь.
— Подожди, постой… — Он сразу понял, что к чему, вытянул короткие пухлые ручонки и растопырил пальцы, будто надеялся остановить меня этим жестом. — Не совершай необратимого. Дай мне уйти. Я заплачу͐, только пощади! У меня много, очень много денег! Я отдам тебе всё и исчезну навсегда, обещаю!
Старая песня о главном. О главном для таких людей – о деньгах… И о необратимом. Очень забавно слышать о необратимом от этого ничтожного животного. О, сколько необратимых поступков я уже совершила в своей жизни…
Адреналин переливался через край, меня колотило и трясло. С тихими щелчками две кобуры приняли в себя два пистолета-пулемёта, и ладонь моя опустилась на рукоять катаны в ножнах. Сейчас всё свершится.
— Кто ты? — дрожащим голосом спросил Травиани.
Он думает, что со мной легче будет договориться, если он узнает моё имя?
— Я – гонец беспощадной справедливости, — сказала я, поднимая на лоб маску хищника, обнажая лицо и делая шаг вперёд. — Я ураган, неизбежное и безразличное лезвие стальной мясорубки, которая превратит тебя в фарш.
— Ч-что… Что? Я не понимаю…
Губы жалкого пухлого человечка дрожали, руки его всё также были выставлены вперёд. Глаза метались по моему лицу, силясь выудить его из памяти. Вспоминаешь? Вспоминаешь, да, я это вижу по сходящимся куцым бровям…
Нет, мне не понадобится катана. Только не сейчас…
Одним махом оказавшись возле Гилберто Травиани, я отвела в сторону мехапротез руки. Визг кинетических усилителей, казалось, заполнил собой весь мир – и моя рука метнулась вперёд. Глухой хруст сотряс помещение, лицо министра перекосилось; глаза, полные нечеловеческой боли, выпучились и полезли из орбит.
Я резко рванула кисть на себя, и из дыры в накрахмаленной рубашке во все стороны брызнула кровь, захаркивая бронежилет, горячими брызгами окропляя моё лицо. Разжав пальцы, я раскрыла ладонь. На ней лежало маленькое алое сердце – тугая мышца, которая безостановочно работала годами, исправно прокачивая сквозь себя кровь злодея, совершала заключительные сокращения. Мгновенно побелевший Травиани покачнулся и бессмысленно уставился на красный комочек, выталкивающий из себя последние кровавые кляксы.
Время остановилось. Бренная оболочка министра доживала последние мгновения без пульса, а внутри меня прорвался какой-то скрытый очаг, захлестнул душу горячим торжеством. Я с трудом держалась на ногах, меня потряхивало, оргастические волны одна за другой насквозь пронизывали тело…
Травиани с застывшим в изумлённом ужасе лицом плашмя рухнул на ковёр.
Дрожа посреди комнаты с его остановившимся сердцем в ладони, я никак не могла пошевелиться – хотелось растянуть этот миг навеки, застыть в нём, словно в капле янтаря. Где-то далеко, на грани слуха раздавался топот шагов – подмога спешила на запоздалую выручку высокопоставленному работодателю.
Я с трудом, мучительными рывками приходила в себя – нужно было сматываться, и как можно быстрее.
Уронив на пол кусок мяса, я развернулась и неровным шагом направилась на выход из кабинета. Туман обволакивал сознание, я действовала на автомате, отточенными движениями перемещаясь по пути отхода. Компактные пулемёты мелькали перед глазами, вспыхивали выстрелы. Будто в замедленной съёмке, на пол падали люди. В спину, в жилет колотились пули, а тело само реагировало, молниеносно разворачиваясь и отправляя на тот свет очередного охранника.
Боли не было, в центре водоворота захлестнувших меня эмоций оставалось лишь запрограммированное стремление уйти с места преступления – многократно пережитое и отработанное на уровне подкорки. В зеленоватом тумане, подсвеченном ночным зрением маски, мерцала лестница. Ступени появлялись и исчезали – и вот я уже на крыше, возле ховербайка. Вскочив в седло, я вздыбила стального коня и стремглав понеслась сквозь струи проливного дождя прочь из сырого проржавевшего города…
Спустя долгие годы после того, как убитое несколько минут назад существо разрушило мой второй дом и продало всех, кто был мне дорог, я отомстила. И не просто отомстила, а воочию продемонстрировала ему свой триумф – его собственное сердце, вырванное из грудной клетки…
Тёмные обесточенные улицы под ногами заполонял вой полицейских сирен, и по мере того, как гравицикл во весь дух нёс меня вперёд, чувство торжества сменялось чем-то другим, новым, неизвестным ранее. Выдранный из тела мотор Травиани перекрыл подачу топлива в огненную печь, которая двигала мною многие и многие месяцы – жажду мести.
Вскоре городская стена осталась позади, внизу проплывали мокрые поля и леса. Далеко впереди, возле забытого богами водоёма меня ожидало условное место, где я должна была встретиться с дядей Ваней, сесть на корабль и навсегда, не оборачиваясь, покинуть эту планету…
* * *
Ховербайк опустился в траву и коснулся поверхности. «Виатора» не было – дядя Ваня опаздывал. В паре метров от меня чистой, почти хрустальной водой блестело и переливалось круглое озерцо. Шумели заросли осоки, пригибаясь под порывами ветра, в деревьях о чём-то взволнованно переговаривались птицы, привыкшие к вечному дождю.
Глядя на нежно-голубую поверхность озера, покрытую рябью от игривого ветра и летящих с неба капель, я вдруг подумала – перед отлётом стоило бы смыть с себя всю накопившуюся грязь. Стереть пятна крови злодея, освободиться от болотного перегара, утопить в воде чьи-то испуганные взгляды и крики боли, отпечатавшиеся на роговицах моих глаз за эти долгие, бесконечные недели…
На негнущихся ногах я слезла с гравицикла и стала раздеваться.
В траву упала перевязь с оружием и разгрузка, беспорядочно рассыпались запасные обоймы и неиспользованные гранаты. С лёгким перезвоном застёжек бронежилет примял ковыль, куртка легла рядом с ним. Скидывая башмаки и расстёгивая брюки, будто завороженная, я смотрела на приборную панель «Хускварны», на которой мигал красный огонёк истощённой аккумуляторной батареи.
Наконец, я была обнажена – лишь по поднятой на лоб маске стучали капли дождя, стекали по плечам, по бледному, беззащитному худому телу, и падали на землю. Что из того, что лежит теперь предо мной на траве, может мне понадобиться? Что я заберу с собой?
Рука сама потянулась к бардачку позади сиденья гравицикла, чтобы проверить содержимое, и на глаза попался белый цилиндр, лежащий поверх каких-то инструментов – мой спутник в этом дождливом мире, который давал силы и помогал двигаться вперёд. Неодолимо потянуло сделать затяжку наркотиком – последнюю, завершающую, чтобы потом оставить эту вещь здесь, посреди беспокойной зелёной травы поверх горы ненужного более снаряжения…
Нет, затяжка – это слишком банально. Завершающий аккорд должен прогреметь, он должен быть услышанным, прочувствованным – таким, который поставит жирную точку в моём деле.
Согнувшись, я вдавила углубление в голени. На дне открывшегося резервуара поблёскивала одинокая капля неизрасходованного «Персистенса». Скрутив крышку с белого пузырька, я опрокинула синеватое содержимое в резервуар и со щелчком вернула механизм в паз. По металлу стекла голубая струйка, смешиваясь с влагой набирающего силу дождя.
С широкого размаха отправив пустой цилиндр куда-то в кусты, я снова оглядела разбросанную по траве одежду, затем взгляд мой упал на лежащую поперёк сиденья катану… А ведь я где-то потеряла нож, и теперь, без второго лезвия под рукой тридцатую насечку сделать нечем. Впрочем, без неё вполне можно обойтись…
Бережно взяв чехол с мечом, я неторопливо вошла в воду. Чистое озеро обволакивало тело прохладой всё выше и выше – биотитановые лодыжки, голени, бёдра… Нагую, нежную, податливую область пониже пояса, впалый живот, два ряда торчащих из-под кожи рëбер – клетку, в которой я была заключена все эти годы… Оказавшись в воде по грудь, я посильнее размахнулась и швырнула катану вперёд, в середину пруда. Раздался гулкий плеск, и мой верный напарник скрылся под водой. Перед глазами встало видение – воздетые небесно-голубые очи на прозрачном лице, побелевшие губы и меховой ворот куртки, который я не смогла удержать…
Зажмурившись, я впустила в кровь дьяволов сок, и ледяной шторм покатился по венам. Вода вокруг меня становилась всё теплее и теплее, горячее. Она уже почти кипела, а я поднесла к глазам мехапротезы рук. Я смотрела, как капли дождя стекают по блестящему металлу, микроприводы пальцев бледно-синеватым оттенком поблёскивают во влажном воздухе. Руки танцевали перед взором, расплывались, сливаясь с изумрудной поверхностью воды.
По верхушкам деревьев покатился звук. Он падал откуда-то из-за леса, разбрызгиваясь по водной поверхности, вырастая в многочисленное, перекрывающее само себя эхо. Но я была уже где-то далеко, погружаясь внутрь себя.
Что я такое? Зачем я здесь? Я – инструмент, выполнивший своё предназначение? Я – та, что не оправдала надежд, возложенных на меня? Я – дух мести, что наконец обрёл покой и пустоту? Нисходящая спираль размышлений засасывала меня, затягивала на самое дно разума, в зоопарк загнанных туда многочисленных фантомов и чудовищ…
Я опустила на лицо маску и взглянула на отражение в зеркале воды – в жуткие глаза чудовища с чёрным устрашающим ликом хищного насекомого на измождённом теле, сшитом из кусков плоти и металла. Единственное, в чём преуспело это чудовище – это в умении отбирать чужую жизнь. Никакой, даже самой чистой водой мне не суждено смыть с себя все свершëнные убийства. Мне никогда не стать другой, потому что я – главный злодей во всей этой истории.
Я наконец-то поняла, что я такое. Я – машина смерти с истёкшим сроком годности…
В опустошённой душе вырастало и разбухало умиротворение, я оттолкнулась ногами ото дна, раскинула руки и легла на спину. Я покачивалась на едва заметных волнах, а капли дождя стучали по маске и ласкали тело. Плачущее пасмурное небо изнутри наполнялось ярким свечением, передозировка выталкивала отчаянно колотящееся сердце наружу, сквозь грудную клетку, к свободе, ветру и дождю. Что-то сдавливало грудь изнутри, я тщетно пыталась вдохнуть воздух и не могла, но меня это нисколько не волновало – наконец пришло время раствориться в покое без остатка…
Последнее видение скользнуло надо мной – разбрасывая в стороны пламя и воду, перед взором беззвучно проплыло тёмное брюхо «Виатора», заходящего на посадку, – и я сомкнула глаза, сдавленная железной ладонью лёгочного спазма…
* * *
Какой-то шорох пробивался будто сквозь вату и достигал сознания.
Что это? Шелест воды в мире вечного октября? Радужный перестук колокольчиков на заре? Уплывающие за горизонт жёлтые пшеничные волны?
Я открыла глаза. Голова моя покоилась на мягкой подушке, а впереди, внутри огромного белого прямоугольника раскинулась бирюзовая водная гладь. Это же рай! Неужели я попала в рай? Я?!
Едва приподняв руку, я шевельнула белое покрывало. Нет, я всё ещё здесь, в старом больном мире. Или мой личный рай выглядит именно так?
— Лиза, — позвал смутно знакомый голос.
— Я умерла? — спросила я.
Обладатель голоса материализовался сбоку – кажется, я его где-то раньше видела. Видела его прямо здесь, но только окна в рай не было. Симпатичное смуглое лицо, усталые красные глаза, осуждающий взгляд. Захотелось убедиться, что я и правда в раю. Я протянула железную руку, чтобы коснуться красивого лица, а человек сказал:
— Если ты ещё раз попытаешься это сделать – я уйду навсегда.
— Скажи… Я в раю? — снова спросила я, пытаясь понять, что происходит.
— Нет, — жёстко отрезал человек. — Мы на Циконии, на архипелаге Маджи Хаи. Это самый дорогой оздоровительный курорт в Секторе.
Я водила рукой по его лицу, всматривалась в чёрточки, изгибы, пытаясь вспомнить, как его зовут. Кажется… Точно, его имя – Марк.
— Марк, — эхом внутренней пустоте повторила я. — Как я тут оказалась?
— Ты в отпуске, — сказал Марк, отвернулся и уставился за окно, на далёкие барашки бесконечных волн. — И пробудешь здесь ещё месяц. Тебе сделали полное переливание крови после клинической смерти от передозировки этим каптейнским дерьмом.
Каптейн, дьяволов сок… Всё было как в тумане, но что-то всё же всплывало из глубин памяти на поверхность. Я сделала дело, выполнила его до конца, а потом попыталась уйти на покой.
— А что дальше, Марк? — спросила я. — Что теперь будет? Я не знаю, что мне делать.
— А дальше ты будешь жить, хочешь ты того или нет, — сказал Марк, глядя вдаль. — Жить, как живут все – находить и терять, но упорно идти вперёд. Я видел – ты умеешь.
— Я ничего не умею, кроме как убивать… Я думала, мне это нравится. Но оказалось, я убила себя саму. — Под покрывалом я машинально коснулась груди – под кожей размеренно и даже немного лениво стучало сердце. — Здесь, внутри.
— Придётся научиться. Мочить людей ты больше не будешь. Дядя Ваня согласился взять тебя на поруки, и теперь ты будешь помогать ему в делах.
— Дяде Ване? — Я вспомнила его корабль, на котором успела побывать уже дважды. Вспомнила разлапистое дерево в каюте, которое так и норовило меня задушить. — Я не против. Только если он уберёт свою дурацкую пальму.
Марк устало улыбнулся и опустил взгляд – в его ладони лежал смартфон, включённый на громкую связь.
— Ты слышал, дед? Придётся переставить дерево.
— Ладно-ладно, переставлю, — механически заскрежетал динамик, в лишённом интонаций голосе чувствовалось неуловимое раздражение. — Теперь, когда твоя амазонка проснулась, ты уже можешь покинуть свой пост?
— Да, пожалуй. Увидимся завтра утром в порту Сваргии Бандару, в девять часов.
— До встречи. — Телефон замолк, и экран погас.
— Ну что ж, — сказал Марк, убирая устройство в карман. — Завтра утром я оставлю тебя одну. Мне нужно помочь отцу, он немного приболел. Надеюсь, ты тут без меня не наделаешь глупостей?
— Я постараюсь вести себя тихо, — честно пообещала я.
— Уж изволь, — кивнул Марк. — Тебе надо научиться отдыхать, а Цикония – лучшее для этого место. Солëный ветер, чистый океан, тёплая Глизе над головой… Знай себе, купайся да получай удовольствие от жизни…
Прохладный бриз колыхал лёгкие занавески, за панорамным окном разливалась сапфировая вечность с едва различимой тончайшей полоской горизонта посередине. Нет, я всё-таки попала в рай. И для этого мне пришлось по-настоящему умереть…
… Свежий холмик оранжевой земли возвышался среди жухлого пырея, а рядом, опёршись на лопату, стоял Василий и дымил сигаретой. При виде меня он махнул рукой, я ответила взаимностью, но направилась не к нему, а прямиком в корабль – на доклад к капитану. Позади меня загудели антигравы, и взятый внаём глайдер воспарил в небо и принял курс в сторону трассы, чтобы раствориться в знойном ленивом мареве Ла Кахеты.
«Фидес» выброшенной на берег нерпой лениво развалился на пустыре, готовясь к отлёту. Экипаж занимался своими делами – бортинженеры рубились в карты в прохладе грузового отсека, экспедитор рутинно проверял крепления грузов, а снаружи двое корабельных техников, почёсывая затылки, осматривали повреждённый подъёмный антиграв. По всему выходило, что до капитального ремонта придётся обходиться шестью «подъёмниками» вместо восьми…
Поднявшись по лестнице, я миновала короткий, ярко освещённый коридор и вошла в капитанскую рубку.
— Ну, чем порадуешь? — спросила капитан Юмашева, стоя посреди мостика и скрестив руки на груди.
— Альберт Отеро ничего не скажет, — ответила я. — Более того, он планирует переворот и в ближайшие часы собирается взорвать гиперпространственные врата.
— Этого не может быть. — Похоже, Диана мне не поверила.
В тщетных поисках улыбки она разглядывала моё лицо. Она ждала, что я признаюсь в неудачной шутке, но этого не произошло. Глаза её постепенно округлялись, и наконец она воскликнула:
— Да он с ума сошёл! Будет такой выброс энергии, что Пирос попросту сдует с орбиты!
— Он не отступится. — Я меланхолично пожала плечами. — Этот человек настолько амбициозен, что сделает это только для того, чтобы войти в историю, как первый человек, взорвавший Врата… Он сказал, что взлёт будет с Арденума. Может, попробуем перехватить бомбардировщики? А потом убьём Альберта. Разнесём офис вместе с ним…
— Не нужно бредовых идей, их и без тебя хватает. Я не собираюсь развязывать войну, — раздражённо отмахнулась Юмашева, расхаживая туда-сюда по рубке. — Делать, делать… Что делать? Для начала – подключать руководство.
Оказавшись у интеркома, она набрала на сенсорной панели какой-то длинный код. Через полминуты на экране возникло благородное морщинистое лицо с резкими чертами. Седые гусарские усы прикрывали впавшие щёки. Подобранный в тон шикарным брылям светло-серый китель со смесью незнакомых знаков отличия, плашек за выслугу лет в Космофлоте и звёзд высшего офицерского состава подсознательно вызывал уважение.
— Дегтярёв на линии, — сказало лицо.
Вытянувшись по стойке смирно, Диана отрапортовала:
— Командир «Фидеса» Диана Юмашева со срочным донесением.
— Оставьте формальности, — отмахнулся Дегтярёв. — Слушаю вас, капитан.
— Есть информация… Из первых рук. На врата в системе Мю Льва готовится вооружённая атака.
— Значит, разведданные подтверждаются. — Пожилой мужчина задумчиво скосил взгляд. — «Фуэрца дель Камбио» идёт ва-банк?
— Местное правительство наметило восстание с целью отделения от Конфедерации.
— Всё по новой… — Закатив глаза, Дегтярёв устало поднёс морщинистую руку к лицу. — Как же меня утомляют эти взрослые дети… Ладно, Юмашева, ожидайте. Мы посовещаемся, и я вернусь с ответом.
— Есть!
Монитор потух, коммуникатор пискнул и отключился. Кто это был? Что за взрослые дети, которые так утомили Дегтярёва? И что за форма на нём была? Не припоминаю такой фасон и расцветку у флотских. Сухопутный? Нет, скорее всего, военный дипломат. Профессия крайне редкая, поскольку Департамент обороны не договаривается – он управляет. Старший офицер и по совместительству не выброшенный в запас военный дипломат – это огромная редкость. Такой человек был на вес золота.
— Кто это был? — спросила я.
— Атташе при внешнем флоте Конфедерации, а по совместительству адмирал второй эскадры Росса Леонид Дегтярёв.
— Вот так просто – адмирал эскадры Росса? Он что, где-то неподалёку?
— С тех пор, как вы с конвоем отправились в пустыню, он ближе, чем ты можешь представить. — Диана потёрла усталые глаза и повернулась ко мне. — Сейчас даже мастодонты работают в поле.
— Канал связи, я надеюсь, защищённый? — поинтересовалась я. — Будет обидно, если сейчас сюда нагрянет спецназ Конфедерации…
Со стороны коридора раздался звонкий металлический грохот. Пропустив мимо ушей мой комментарий, Юмашева стремглав выскочила из помещения и стала спускаться вниз по лестнице, в грузовой отсек, а я последовала за ней. Посреди ангара двое техников чесали затылки рядом с каким-то прямоугольным агрегатом, лежащим на металлическом полу. Юмашева с порога закричала на них, словно на нашкодивших детей:
— Вы что, кретины, уронили топливный блок?! Хотите, чтобы мы все тут взлетели на воздух?!
— Да он пустой, капитан… Хотели отложить в сторонку, чтобы потом сдать на перегрузку…
— Если от него откололся кусок – никакой перегрузки не будет! — Юмашева осматривала устройство со всех сторон. — И вашей зарплаты на несколько лет вперёд тоже не будет!
Техники принялись робко оправдываться, а я воспользовалась ситуацией и прошмыгнула мимо них к выходу из отсека. Спустившись по рампе на твёрдую землю, я направилась к верхушке возвышенности, с которой доносились негромкие деревянные постукивания.
Сидя на камне, Василий мастерил простенький деревянный крест из двух поперечных досок.
— Упахался я тут вконец. — Он вытер лоб тыльной стороной ладони и оценивающе оглядел аккуратный холмик. — Но вроде ничего, по-человечески получилось. Вынимать я его не стал, прямо в этом ящике и уложил.
— Спасибо тебе, Вася, — сказала я. — Ты настоящий друг. Сама бы я не смогла, наверное.
— Да было б за что… — отмахнулся он. — Хоронить друзей – такое себе занятие. Плавали – знаем…
— Я тут закончу, а ты иди – отдыхай. Думаю, отлёт уже не за горами.
— Ага, давай. Попрощайся с ним от меня.
Василий прислонил крест к камню, сунул мне в руки мультитул и направился вниз, к кораблю.
Я стояла возле свежей могилы, и последние слова Рамона крутились в моей голове:
«Я очень рад, что ты пришла, мамочка… Мне очень больно… Я хочу спать, но не могу…»
Теперь ты спишь, мой старый друг, а я всё ещё здесь. Меня съедало чувство вины – почему-то казалось, что я не сделала всего, что было в моих силах. Я пустилась в авантюру, которая унесла жизни стольких людей. Могла ли я спасти Рамона, или он был обречён ещё до того, как я узнала о делишках Альберта?
Ответа не было и быть не могло. Я знала только одно – я слишком устала видеть смерть вокруг себя. Я слишком устала от кладбищенской арифметики – исключительно со знаком минус. Они все уходили, погибали у меня на руках – Элли, Марк, Рамон, – оставляя меня захлёбываться собственным одиночеством посреди разраставшегося в моей душе погоста…
Поддавшись необъяснимому порыву, я выудила из мультитула нож, присела над крестом и стала вырезать насечки. Его слова, которые он когда-то произнёс, в которые я не верила, и которые начала понимать лишь сейчас. Но мне невыносимо хотелось верить хоть во что-нибудь, поэтому я упорно царапала сухое серое дерево, выводя на нём букву за буквой…
«Где прошлое – там боль. Где будущее – там страх. Правда – в настоящем».
Закончив с крестом, я вонзила его в изголовье могилы. Отрешённо глядя на последнее пристанище друга, я увидела размытую тень, упавшую на свежий холмик. Софи подошла и, не говоря ни слова, встала рядом, а небо над головой постепенно темнело, наливаясь свинцом.
Время убегало. Вероятно, ракетоносцы были уже на полпути к Вратам, готовые совершить самоубийственную миссию. Я непроизвольно взглянула вверх, в сереющее небо и поймала себя на мысли, что подобный исход меня вполне устроит – фейерверк сопоставимых масштабов можно было увидеть лишь раз в жизни. Но даже если разрушение этого фантастического объекта не приведёт к концу света, маленький любопытный ребёнок во мне жаждал посмотреть, что из этого всего выйдет.
И если теперь мы погибнем в огне взрыва Врат, это будет закономерным завершением… Завершением чего? Погоня за «Книгой судьбы», которая привела меня сюда, протащив сквозь снег, песок, сломанные судьбы и оборванные жизни, была столь призрачна и эфемерна, что я уже почти позабыла, с чего всё началось и ради чего затевалось. Да, точно… Когда-то я увидела возможность заработать денег. Ещё немного шальных денег к другим, заработанным шальным деньгам, которые, вероятно, уже были конфискованы со всех счетов и отправились в бюджет Конфедерации. Тех самых денег, из-за которых в этом мире происходят почти все беды. Воистину, жадность – всякому горю начало…
С неба упала первая капля, разбилась о плечо, вызывая болезненные ощущения под повязкой. За ней – вторая, в волосы, а потом третья. Капли стучали по земле, они были большими и тяжёлыми – как всегда в этих засушливых краях, когда где-то в стороне высыхающего моря Пандарея огромными аэростатами производили засев облаков. В регион наконец-то доползли дымчатые войлочные тучи, которые несколько дней будут бомбить землю скупым, но прохладным дождём.
— Правда – в настоящем… — тихо пробормотала Софи. — Знаешь, всё не так уж плохо – ведь мы живы здесь и сейчас… Это уже очень немало.
Я не ответила, лишь легонько провела ладонью по её плечу и пошла вниз, к кораблю…
* * *
Войдя в помещение рубки, я спросила у Дианы:
— Тишина?
— Да. Ждём. — Она неприкаянно бродила взад-вперёд и машинально теребила лацкан кителя. — Сколько у нас времени осталось?
— Часа четыре, наверное.
— Что же они там так долго? Мы опаздываем! Если ещё не опоздали…
Неожиданно, будто по взмаху волшебной палочки, затрещал коммуникатор. Капитан Юмашева сайгаком подскочила к панели и нажала на кнопку.
— Юмашева? — Лицо адмирала Дегтярёва хмуро смотрело на неё с экрана. — Свяжитесь с сепаратистами, взрывать ничего не нужно. Мы погасим объект у Мю Льва, чтобы не допустить необратимых последствий. Свой шанс сепаратисты получат – даю слово адмирала.
— Товарищ Дегтярёв, может быть, нам стоит повлиять на ситуацию? — спросила Юмашева, покосившись на меня. — Купировать угрозу прямыми, так сказать, методами.
Кажется, ей уже не претила мысль ввязываться в колониальные разборки с применением оружия.
— Отставить, — отрезал адмирал. — Мы сейчас не будем вмешиваться во внутренние дела Конфедерации. Или вы хотите сказать, что революционеры недоговороспособны?
— Нет, они вполне рационально мыслят. Если не считать идеи с подрывом перехода…
— Вот и хорошо. Вступайте в переговоры и убедите их отказаться от этой затеи. Я верю в вашу силу убеждения. Конец связи.
Экран потух, капитан Юмашева повернулась ко мне:
— Ты позвонишь или я?
— Звони ты. Наша с ним последняя беседа плохо закончилась – мы теперь враги.
— Иного я и не ждала. Разгребать за тебя мне уже не в новинку…
Диана вернулась к экрану, а я покинула капитанский мостик и отправилась к себе в каюту. По обзорному стеклу ползли ручейки влаги, долгожданный дождь изливался на сухую степь.
Вскоре бесконечно далеко, за многочисленными перегородками ожили подъёмные двигатели. По кораблю пошла вибрация, он с некоторым усилием оторвался от земли и заскользил ввысь, в серое небо…
* * *
За стеклом, мягким градиентом переливаясь от белого к фиолетовому, сияла округлая дуга горизонта. Искрящуюся атмосферу Пироса я, скорее всего, видела последний раз в жизни. Впрочем, оставлять здесь было нечего, кроме обветшалого домика и пары могил. Место погребения дяди Алехандро я так и не успела разыскать и навестить, но я хотя бы простилась с наставником. Жаркая планета таяла и исчезала внизу, а её место занимала чёрная пустота с едва заметными пульсирующими бусинками самых ярких звёзд…
Неподвижно сидя у окна, я смотрела, как оранжевое сияние Льва ложилось на торчащую сбоку оконного проёма консоль двигателя. Через какое-то время золотистое свечение смешалось с нарастающим голубоватым мерцанием приближающихся Врат. Раздался деликатный стук в дверь, створка с шелестом задвинулась в паз, в комнату вошла Диана Юмашева, явно довольная собой, присела на мою кровать и облегчённо выдохнула:
— Договорилась. Отеро отозвал бомбардировщики. Наш корабль будет последним прошедшим через Врата, и связь с этой системой будет прервана. Годы и годы долгих перелётов… Впрочем, это временно. Земля через несколько лет должна освоить производство гипердвигателей для машин больших и средних классов – у них вполне неплохо продвигаются дела с «Голиафом»… — Сделав паузу, она задумчиво взглянула сквозь окно в бесконечную тьму. — Но у твоего Альберта будет достаточно времени, чтобы изменить свой мир. К лучшему или к худшему…
— Ты так легко к этому относишься? — спросила я, глядя в мечтательное лицо капитана Юмашевой. — Люди выживают только за счёт взаимопомощи, за счёт сотрудничества. Если каждый начнёт отрывать себе кусок общего пространства, скоро ничего не останется.
— Да, ты права, — легко согласилась она. — Умные строят мосты, а дураки – заборы. Но заборы иногда тоже нужны, они дают возможность уединиться и подумать… Пойдём на мостик? Минут через десять будем у Врат…
Проходя по коридору, мы разминулись с прихрамывающим навстречу Василием. Он ничего не сказал – лишь едва заметно кивнул, а я точно также незаметно улыбнулась в ответ.
Свет на мостике был потушен, помещение озарял ярко-голубой овал гиперперехода. Величественное зрелище собирающихся перед Вратами десятков кораблей, словно стаи степных животных на водопое, завораживало и неизменно заставляло кожу покрываться мурашками. Разнообразие форм, расцветок и размеров мощных летающих машин, которые выстраивались в ровный порядок перед стремительным броском над видимым пространством, вызывало трепет в груди.
Интересно, что бы сказали люди из экипажей этих гигантов, узнай они о том, что следующий прыжок от Мю Льва к Солнцу станет их последним? Сколько из них оставят родню без возможности увидеть её в ближайшие годы, а то и навсегда? Как будет налаживаться связь между мирами, и будет ли?
Эти и многие сотни других вопросов вставали теперь перед человечеством, из-под ног которого через несколько минут будет выбит один из важнейших костылей. Но, в конце концов, нужно было учиться ходить самостоятельно, стараясь при этом не расшибать лоб о каждое встречное препятствие…
Механический голос из репродуктора бесстрастно сообщил:
— До перехода десять секунд… девять… восемь…
Я зажмурилась, сквозь веки с нарастающей яркостью пробивался бирюзовый свет.
— … Три, две, одна… Переход…
Ослепительная вспышка, и тут же разительным контрастом – темнота пустого межзвёздного пространства. Слева поплыл бок небольшого грузового челнока, шедшего на разгон. Изумрудный отсвет, искрящийся на поверхности тёмного металла, мигнул и бесшумно потух. Стало совсем темно – только сине-фиолетовое пламя дюз удалявшегося судна постепенно сжималось, превращаясь в точку.
— И что же дальше, Диана? — тихо спросила я.
— Я не знаю, — ответила она, вглядываясь в черноту. — У тебя был шанс, но ты его своими руками выкинула из трюма. А вот что я знаю точно – так это то, что мне нужен отпуск, и когда мы вернёмся на Землю, я определённо отправлюсь домой на пару недель… Кстати, куда тебе ближе к дому?
— Никуда. У меня больше нет дома.
— В таком случае, перед тобой открыты все дороги…
Вот и всё.
Пару минут постояв в тишине на мостике, я побрела в каюту. Как у точки без вектора, моей судьбой было раствориться в каком-нибудь заснеженном захолустье, а Росс и Конфедерация будут решать проблемы космического масштаба, не имея даже частичного понимания, по силам ли в принципе такие задачи распадавшемуся на части человечеству. Но я почему-то была уверена – они справятся. Люди, встретив на своём пути, казалось, непреодолимую преграду, всегда объединялись и находили силы для движения вперёд…
В каюте было темно. Я не стала включать свет и опустилась на удобную кровать – я надеялась наконец-то хорошенько выспаться. Обвела взглядом комнату, и глаз мой зацепился за какой-то мерцающий огонёк. На стене напротив кровати висел монитор, а в углу тёмного экрана помаргивал тусклый значок.
Приблизившись, я коснулась сенсора. На экране развернулся интерфейс почтового ящика, в котором лежало одно единственное сообщение от неизвестного отправителя, полученное десять минут назад. Перед самым переходом.
Всего две строчки.
«Ты была права. Не нужно было вскрывать этот ящик Пандоры.
P. S. Ида. Дактиль»