Нам необходим еще один закон.
Какой же? - подозрительно спросил Келоло, поскольку боялся, что этот молодой миссионер обязательно ущемит в правах кахун или старых богов.
-Господь говорит, - с некоторым смущением начал Эб нер, - и с этим согласны все цивилизованные страны... - Он запнулся, поскольку стыдился произносить то, что должно было последовать. Однако после секундного колебания, он все же набрался храбрости и выпалил: - Больше не должно со вершаться никаких прелюбодеяний.
Услышав эти слова, Келоло надолго задумался, а затем высказался:
-Этот закон будет очень трудно проводить в жизнь, - от метил он. - Мне бы даже не хотелось заниматься этим... ну, во всяком случае, в Лахайне.
К всеобщему удивлению, Эбнер сразу же согласился с ним:
Вы правы, Келоло. Возможно, мы даже не сможем и не станем проводить его в жизнь полностью, но неужели мы не сумеем объяснить людям, что в хорошем обществе прелюбоде яние не поощряется?
Да, сказать так, конечно, можно, - согласился Келоло, но в ту же секунду его лицо приняло растерянное и удивлен ное выражение: - Но о каком именно прелюбодеянии ты сей час говоришь, Макуа Хейл?
-Что вы имеете в виду? - не понял священник. Келоло, Кеоки и Ноелани молчали, и Эбнер даже подумал
о том, что эти люди просто упрямятся. На самом же деле каждый из них сейчас серьезно задумался над предложением миссионера. Эбнер заметил, как Келоло перебирает пальцами, и догадался, что большой вождь в эти минуты что-то старательно подсчитывает.
Видишь ли, Макуа Хейл, - наконец, заговорил высо кий алии, - у нас на Гавайях существует двадцать три разно видности прелюбодеяния.
Что-что? - только и смог выговорить изумленный Эбнер.
И вот в этом у нас будет большая проблема, - продол жал свои объяснения Келоло. - Если мы скажем просто "Прелюбодеяния быть не должно", но не укажем, какого именно, каждый человек подумает вот что: "Ну, они имели в виду не наш тип прелюбодеяния, а двадцать два остальных". С другой стороны, если мы перечислим все двадцать три вида, как они есть, один за другим, кому-нибудь обязательно при дет в голову попробовать те виды, о которых они раньше и не слышали. И обстановка в городе может стать даже хуже, чем раньше.
Я все же не понимаю, что значит "двадцать три разно видности" прелюбодеяний, - еле слышно ответил Эбнер, ко торый еще не успел прийти в себя.
Ну, например, - начал Келоло с видом знатока этого во проса, - Есть женатый мужчина и замужняя женщина. Это номер один. Предположим, имеется женатый мужчина и же на его брата. Это номер два. Или же: женатый мужчина и же на его сына. Это уже номер три. Затем мы имеем женатого мужчину и его собственную дочь. Это будет номер четыре.
Достаточно, - взмолился Эбнер и в отчаянии замахал руками.
Ну, а дальше то же самое про братьев и сестер, сыновей и матерей, и прочее, что только может прийти в голову, - как бы между прочим пояснил Келоло. - Если только один из пары женат или замужем, то его любая связь уже будет считаться прелюбодеянием. Но как нам остановить все это? спросил он и воздел руки к небу. - Как я уже сказал, если мы перечислим все двадцать три разновидности, то дела пой дут совсем плохо.
Время близилось к рассвету, а Эбнер сидел и нервно покусывал кончик своей ручки. Как любой религиозный лидер в истории человечества, он сознавал, что здоровое общество начинается со здоровых семейных отношений. А они, в свою очередь (случайно ли, нет, - неважно), обычно основывались на добропорядочных половых отношениях между одним мужчиной и одной женщиной, объединившихся после некоторого промежутка времени, положенного для размышлений и принятия правильного решения.
Не должен мужчина жениться на собственной сестре. И не должны семьи бесконечно жениться только на своих ближайших родственниках. Нельзя девочке вступать в половые сношения, когда она еще не окрепла физически. Но как эту мудрость, накопленную веками, изложить гавайцам и донести до каждого?
Наконец, он нашел ответ, причем такой простой и милый, что впоследствии не одно поколение гавайцев добродушно улы балось, слыша это мудрое распоряжение Эбнера. А улыбались они потому, что понимали, насколько оно верно и понятно. Этот закон был рассчитан на весь опыт племен, живших на тро пическом острове, и из всех мелких дел, которые Эбнеру уда лось довести до конца, пока он жил на Мауи, эти слова запом
нились и были любимы всем народом. Этот закон гласил: "Не занимайся любовью ни с кем, если это наносит кому-то вред".
* * *
В понедельник утром Эбнер представил Маламе свои простые и справедливые законы, и она принялась изучать их. Два или три постановления она вычеркнула, посчитав их вмешательством в частную жизнь людей, но все остальное ей понравилось. Затем она вызвала к себе двух служанок, и три громадные женщины, одетые в платья из тонкого китайского шелка, в шляпах с широкими полями, составили процессию, возглавляемую двумя барабанщиками, еще двумя туземцами с морскими раковинами и четырьмя с жезлами, украшенными желтыми перьями. В шествии принял участие Келоло с восемью полицейскими, Кеоки, Ноелани и глашатай, обладавший удивительно громким голосом. Эбнер и Иеруша оставались в своем доме, поскольку считалось, что законы составляли сами гавайцы для своего же острова.
Забили барабаны, пронзительно загудели морские раковины, и эти звуки понеслись во все стороны сквозь густые листья деревьев коу. Малама и ее служанки двинулись вперед, мимо большого рыбного пруда, затем по пыльной дороге, вдоль которой располагались дома вождей, и к центру городка. Когда вокруг этой красочной процессии собиралось около сотни человек, сбегавшихся со всех сторон на дробь барабанов, Малама приказывала всем молчать, и только глашатай громко объявлял:
- Слушайте новые законы Мауи! Нельзя убивать! Нельзя воровать! Нельзя спать ни с кем, если при этом кому-либо причиняется вред!
Барабанная дробь возобновлялась, а сраженные услышанным туземцы так и оставались на своих местах. Те отцы, которые зарабатывали на жизнь только тем, что отвозили своих дочерей на иностранные суда, попытались поспорить с Келоло и что-то объяснить ему, но он жестом приказал им замолчать, а сам отправился дальше, вслед за процессией.
Возле небольшого пирса Малама вновь остановилась. Че тыре раза протрубил рожок, созывая всех моряков, которые находились в это время на берегу. Пришли даже два капита на и, держа свои фуражки в руках, встали немного поодаль,
прислушиваясь к удивительным словам, которые все так же бодро выкрикивал глашатай:
Морякам запрещается бродить в Лахайне по ночам! Де вушкам запрещается плавать на китобойные суда!
Боже мой, - забормотал один из капитанов. - Кто-то за это все здорово поплатится.
Уверен, что эту чертовщину выдумал миссионер, - про рочески усмехнулся второй.
Господи, спаси миссионера, - проговорил первый и по бежал обходным путем в лавку Мэрфи. Но едва он успел сооб щить собравшимся там ошеломляющие новости, как перед питейным заведением появилась сама Малама со своими слу жанками и помятыми бумагами, на которых были изложены новые законы острова. На этот раз, как только барабанная дробь стихла, перед кабачком Мэрфи были провозглашены два дополнительных закона:
Девушкам отныне запрещено танцевать обнаженными в винной лавке Мэрфи. С сегодняшнего дня алкоголь гавайцам продавать не разрешается.
Загудели рожки, забили барабаны, и процессия удалилась. Итак, законы были прочитаны, и теперь Келоло должен был следить за тем, чтобы они строго выполнялись всеми жителями острова, а также моряками прибывающих в Лахайну судов.
Той же ночью в городе начались беспорядки. Матросы с нескольких кораблей разгуливали по улицам и дрались с полицейскими Келоло, которые не могли оказать буянам достойного сопротивления. Девушек выхватывали прямо из постелей и, против их воли, волокли на суда. Около полуночи группа из пятидесяти матросов и местных торговцев собралась возле дома миссионера и начала сыпать проклятья в адрес Эбнера Хейла.
Это он придумал новые законы! - завывал какой-то ма трос.
Это он уговорил толстуху принять их! - кричал другой.
-Надо повесить этого негодяя-недомерка! - раздался чей-то голос, и в толпе послышался одобрительный ропот.
Правда, сразу никто ничего предпринять не решился. Затем один из матросов начал бросать камни в сторону травяной хижины, и один рикошетом влетел в комнату, никому при этом не нанеся вреда.
-Давайте спалим эту проклятую хижину! - отчаянно за вопил кто-то.
Мы покажем ему, как вмешиваться в наши дела!
Выходи сюда, проклятый червяк! - попытался спрово цировать Эбнера здоровенный матрос.
Выходи! Выходи! - бушевала толпа, но Эбнер продол жал лежать на полу, сжавшись в комок и прикрывая своим телом Иерушу и обоих детей, на тот случай, если буяны взду мают снова атаковать его жилище с помощью камней.
Время шло, и проклятия продолжали сыпаться в ночи, как и прежде. Однако к утру толпа начала понемногу рассеиваться, и как только взошло солнце, Эбнер отправился за советом к Келоло.
Это была страшная ночь, - покачал головой большой алии.
Мне кажется, что следующая будет гораздо хуже, - за метил дальновидный священник.
-Может быть, нам стоит отменить новые законы? - предложил Келоло.
Ни за что! - рявкнул Эбнер.
Мне кажется, нам следует посоветоваться с Маламой, - кивнул Келоло, но когда они подошли к ее дому, то обнаружи ли, что большая толпа местных жителей уже собралась возле травяного дворца. Они высказывали Алии Нуи все свои стра хи и опасения, и только теперь Эбнер понял, насколько вели кой была эта женщина во всех отношениях.