I
В отделении полиции у меня закончились все силы. Сестру допрашивали второй, и я успела заметить её взгляд перед тем, как она вошла в кабинет. Некогда полные слёз глаза совсем опухли, веки истёрлись, стали похожи на огрубевшую мозоль. Сестре словно было тяжелее, чем мне. Она тоже любила Настеньку, и не меньше моего, но сегодня сестра совсем сникла. И мне её очень жаль.
Почти полтора часа я сидела одна в коридоре, перемалывая раз за разом всё лезущие в голову мысли. Где моя дочка? Что с ней? Когда смогу вновь её увидеть? Жива ли она вообще? Лера говорила, что на детской площадке какая-то женщина подбежала к ним и схватила Настеньку, пропав в темноте между домами. Лера рванула за ней, но не успела, вернувшись уже за полночь домой. Вся зарёванная, с трясущимися ногами, она еле вползла в квартиру, хватая меня за лодыжки. Я и сама к тому моменту уже вся извелась. Лера почему-то всё это время не брала трубку, пока я в квартире потихоньку сходила с ума. Пропали мои сестра и дочь. Вернулась только одна из них.
Леру выпустили, она была похожа на привидение. Я удостоверилась, что она всё в точности рассказала сотрудникам, как и мне, когда пришла домой. Говорит, что трудно было вспоминать лицо и приметы женщины, но она справилась. Вижу, как Лера переживает, а осознать пока не могу, что вообще случилось. Читала когда-то, что совсем неподъёмный шок может полностью отбить рациональное мышление. И то правда — моя дочь неизвестно где, а я больше переживаю за сестру, хотя вот она стоит, целая и невредимая, только лишённая чувств.
Домой нас увезли на полицейской машине. Внутри было так много пространства, что я ощутила себя совсем малюткой, словно собачкой в огромном вольере. Лера прижалась ко мне плечом и всю дорогу держала меня за руку, слишком сильно сжимая её. Я терпела боль, отвлекалась так от мыслей о пропавшей дочери. Чувствую, вот-вот впаду в такую истерику, что меня уже никто не откачает. Это как рвота, и в животе что-то копится, волнуется, жаждет выбраться наружу. И скоро сердце разорвётся, но пока моя сестра рядом — всё ещё не так плохо.
Я помогла Лере подняться на этаж, подперев её своей рукой за талию. Она словно за один день исхудала, стала почти прозрачной. Я уложила её спать и ушла в другую комнату, наспех расстелив постель. В голове ещё звучали голоса сотрудников полиции. Они допрашивали меня, а я не знала ровным счётом ничего, кроме того, что смогла вспомнить Лера. Когда у меня почти получилось отвлечься и наконец-то услышать себя, так и настигло осознание — моя дочь пропала. Моя дорогая Настенька. Её кто-то украл, утащил, оставив позади мою беспомощную сестру. Я не виню её… кажется. Она ведь не спортсменка. Она же… она не могла бы догнать и отнять… но могла лучше смотреть и… телефон у неё в руках был точно… проглядела? Как тогда… и что мне теперь делать? Думаю, что я ненавижу себя за беспечность, ведь сама осталась дома.
— Когда вы видели её в последний раз? — голос из прошлого, давности нескольких часов, прозвучал эхом внутри черепа.
— Когда сестра отправилась с ней гулять.
— Что она сказала по возвращении?
— Что Настю украли.
— Кто?
— Мне откуда знать?!
Я накричала на сотрудника полиции в тот момент. Он задавал очень глупые вопросы, прикрываясь какой-то инструкцией. Я долго ворочалась в постели, пытаясь вытряхнуть эти воспоминания через уши. Гул не прекращался, становилось то жарко, то холодно. Одеяло превратилось в колючую проволоку. В спине пучок боли заставлял извиваться и корчиться. Я не могла избавиться от событий прошедшего дня, отмотать время и сходить на прогулку вместе с сестрой. Того гляди, сегодня все втроём бы спали в одной квартире.
— Лена? — от голоса Леры я вздрогнула. Невольно глотнула воздуха и подскочила с постели, поставив ноги на пол. — Ты не спишь?
Лера стояла в коридоре, укутанная в одеяло. Её босые стопы перемежались с друг дружкой. Сестра выглядела совсем измотанной, и чёрные короткие волосы сбились в отвратительный колтун.
— Нет, не могу никак.
Сестра повалила меня на кровать. Она рыдала, лёжа головой у меня на груди. Я пыталась её успокоить, привести в чувство, снова забыв о себе. Я словно где-то глубоко радовалась, что могу отвлечься от… возможной смерти собственной дочери. Моя пятилетняя малышка где-то там, на улице, в чужих руках, в чужих местах. А сестра здесь, еле дышит, глотая сопли и слёзы, бормоча извинения и пуская слюни. Она сказала, что прямо сейчас готова снова отправиться на поиски Насти, но уже вдвоём. И я приняла её предложение, ведь ничего иного нам и не осталось.
Мы быстро оделись, хотя Лера готова была выпрыгнуть в морозную сентябрьскую ночь хоть в трусах и тапках. Пришлось помочь ей одеться, даже заставила надеть шапку, хотя сама вспоминала, как то же самое делала с дочкой. У меня руки затряслись, колени подогнулись, я еле успела схватиться за плечо сестры, прежде чем упасть на пол. Такая боль мне не встречалась никогда. Ужасное давящее усилие в груди смыкает и челюсти, а лёгкие сжимаются, оставляя тело вообще без воздуха. Лера стояла рядом и гладила меня по спине, пока я старалась вспомнить, где вообще нахожусь. Бредовое состояние не планировало заканчиваться, и в полусне мы с сестрой вышли на улицу, полностью опустевшую к середине ночи.
До соседнего двора, где всё и случилось по словам Леры, мы добрались быстро. Но вот к песочнице, из которой нагло выхватили Настю, я приблизиться не смогла. Лера встала прямо в оградку, кружась на месте и оглядываясь по сторонам. Её глаза бегали туда-сюда, и сестра словно не знала, за что и зацепиться. Кажется, мы усиливали наступающее безумие друг друга, вообще теряя связь с реальностью. Лера искала направление, которое несколько часов назад смогла назвать полицейским, и теперь терялась в столь знакомом дворе. Сестра грызла пальцы, топталась на месте, боясь словно встретиться со мной взглядом. Она не только ощущала вину, она словно всё принимала на себя, кляня во всём, что только могло случиться.
Я не открывала рта, лишь ждала, когда мне покажут, куда следует идти. Я надеялась найти хоть какие-нибудь следы. Обрывок куртки доченьки, её игрушку, случайно выроненную из детских ручек, когда саму девочку тащили неизвестно куда. Линия семечек, запах детского мыла, шампуня, кондиционера для стирки вещей, которые носят детки с очень нежной кожей.
Лера резко рванула в сторону по направлению к узкой щели между старых домов. Я еле смогла отойти от оцепенения и устремилась за сестрой. Казалось, что она так и не вспомнила, просто решила убежать, слишком быстро перебирая ногами. Я не поспевала за ней. Смогла нагнать лишь когда Лера встала у лаза в заборе. Находящийся почти на уровне земли, он выглядел как кроличья нора. Забор ограждал старое здание школы, которая закрылась ещё до нашего с Лерой рождения. Так и избежавшая сноса, школа выглядела как склеп, и Лера уверенно двинулась в сторону жуткого строения, должного давно быть вычеркнутым из существования.
Земля под ногами хрустела, промёрзшая насквозь. Полуголые деревья шатались на ветру, пуская жуткие тени на спину сестры, двигающейся по направлению ко входу в школу. Заколоченные двери, массивные и словно исполинские, выглядели намертво закрытыми, но Лере удалось их отворить. В горле встал ком, неужели и правда моя дочь там? И я смогу её обнять совсем скоро, поцеловать в щёку и увести домой? Буду благодарить за это сестру, за что, что она искупила свою вину, прощу за весь этот день, ведь всё равно люблю её бесконечно.
Лера ждала у входа, пока я собиралась с силами, чтобы преодолеть несколько разрушенных ступеней. От школы веяло ледяным ужасом, и свист от ветра в разбитых окнах сжимал за плечи, стараясь не подпускать ближе. Сестра упала на пол, закрыв лицо в рыданиях. Её всхлипы посреди ночной тиши звучали как грохот колоколов по утру, когда никто ещё не вышел из своих квартир, чтоб заполнить город. Я постаралась её успокоить, утешить. Обхватила сестру за плечи и прижала поближе к груди, хотя сама ощущала, что из меня вот-вот выскочит сердце. Мысль о том, чтоб умереть от этого, теперь не казалась абсурдной. Не могу в одиночку спасти дочь, не могу справиться с сестрой. Я беспомощна, безнадёжна, прячу за мнимой заботой пустые, ни на что не нацеленные жесты сострадания. Не получается ни в какую признаться самой себе, что внутри у меня пусто, и я ничего не чувствую сейчас кроме холода в ногах, ведь надела слишком лёгкую обувь.
Пришлось приложить силы, чтоб поднять Лерину голову и утереть слёзы с её холодных щёк. Глаза сестры совсем пусты. Она утратила надежду найти Настю, это читалось на её лице, превратившемся в неживую морду манекена. Она оставила меня, и теперь всё лежит на моих руках. И что сейчас делать? Я оставила сестру, выпустила из объятий и открыла дверь в школу. Могильный промозглый сквозняк вылетел на улицу, я задержала дыхание, прежде чем ступить внутрь и погрузиться в полную тьму.
II
Лена с самого утра чувствовала себя плохо. Всё утро её тошнило, она еле ходила из комнаты в комнату, вообще забыв о дочери. Бедная Настя пыталась поиграть со своей мамой, во что угодно, но та, бледная как соль, лишь отнекивалась и улыбалась сквозь усилия. Я предложила сестре погулять с Настей вечерком, чтоб уставшая мамочка совсем не размякла и к следующему дню уже смогла встать на ноги.
Настя была совсем неугомонная. Зная, что вечером мы вдвоём отправимся на прогулку, девочка чуть ли не колесом скакала по квартире, на ходу придумывая, чем будем заниматься. Я подумала про кино, но там ничего путного не идёт. Торговые центры — слишком скучно. Кафе — так я по приезде из столицы купила всяких сладостей и целую гору мороженого. Шоколадные в вафельном стаканчике — Настины любимые. Решили, что после вечерних мультиков ненадолго выйдем во двор. Я пообещала племяннице, что поиграю с ней в песочнице, рассказывая, какие мы с её мамой в детстве строили красивые песочные замки. Девчушка на радостях нашла все свои игрушки для подобного и уже стояла у порога, готовая, чтоб её одели и только дали волю выбраться на улицу.
— Лена, как ты? — спросила я из коридора, высунув в комнату лишь голову.
Сестра отлёживалась на диване, пока еле звучащий телевизор показывал какую-то сопливую мелодраму.
— Немного лучше. Долго не гуляйте, хорошо? Я сделаю вам на ужин яичницу. Настя любит яичницу.
— Хорошо.
Я одела Настю, еле давшую себя впихнуть в тугие колготки. К вечеру чуть похолодало, и не хватало, чтоб у меня заболели и сестра, и племяшка. Лёгкую куртку она накинула сама и у лифта встала ждать, пока я оденусь, закрою дверь и присоединюсь к ней.
Приятный воздух как-то по-особенному ощущался сегодня. Словно оставив приболевшую сестру дома, я оказалась чуточку свободнее, чем была каких-то десять минут назад. Солнце ещё и не думало садиться, но двор, знакомый с детства, уже пустовал. Здесь мы с сестрой, будучи ещё совсем маленькими, лазали по деревьям и бегали за голубями, стараясь их поймать. Зачем? Да ни зачем. Да и ловить не хотели, просто старались угнаться за птицами, слишком быстро взмывающими к небу.
Настя ждала в песочнице, пока я мерным шагом, спрятав руки в карманах лёгкой джинсовки, не подошла к ней. Мне выдали лопатку и маленькое жёлтое ведёрко. Да, помню про обещание, хотя запал копаться в песке немного потух. Настя и сама забыла, что не одна пытается вырыть ямку, поэтому отвлечённо игралась сама с собой. Я села на оградку, лишь делая вид, что помогаю строить дамбу. Или рыть траншею. Или это будет дорога? Настенька потом сама решит, что мы сегодня строили.
Я поглядывала на окна нашего дома. Сестра будто постоянно следила за нами, прячась за подоконником, чтобы видеть нас, но мы бы не видели её. Она очень изменилась за последнее время. Мы созванивались порой, однако несколько дней назад я приехала к словно совершенно чужому человеку. Лена — поникшая, забывшая практически собственное имя. Она бы и не заметила, если б и я к ней обращалась «мама». Она больше не Лена, моя сестра, она — мама девочки, что безмятежно копается рядом со мной. И больше никто.
Солнце за моей спиной больше не грело так, как было до этого. Медленно прячась за дома, оно пускало холод во двор. Меня передёрнуло, я немного замёрзла. Настя как ни в чём ни бывало и дальше копошилась в песке, даже вспотев от энтузиазма и увлечённости. Наверное, у неё там уже кольцевая развязка автодорог, какие-то домишки из камней, и всё это огорожено невысокой стенкой, в которые воткнуты коротенькие веточки. Выглядит как план какого-нибудь провинциального городка, где кроме Дворца Культуры и пивного магазина сходить больше некуда. Я встала, размяла затёкшие мышцы ног и потянулась. Зевок намекнул Насте, что её тётя устала, и девочка тут же вскочила с места, готовая попросить остаться подольше. Я не отказала, но засекла время — ещё десять минут. На этом с Настей и согласились.
Я провожала последние оранжевые всполохи за мной, отражаемые в окнах до́ма напротив. Тягучее весеннее марево сильно клонило в сон, вообще не спрашивая на то разрешения. И я совсем зазевалась, не в силах прекратить сидеть и с широко открытым ртом глотать воздух. Как долго она стояла между домами? Там тень, облупленные стены, голые кирпичи и брошенные пакеты с мусором. Женщина, обёрнутая в тряпьё, смотрела на меня светящимися бусинками-глазами, маня пальцем. Я долгое время была уверена, что это только кажется, но потом тощий силуэт чуть выступил из тьмы, показав себя. Тонкие губы прятались во рту, превращая широкие скулы в две горы на испещрённом рытвинами лице. А глаза горят как два фонаря машины, включенные на дальний свет.
«Подойди, прошу тебя».
Я машинально встала, сначала попятилась назад, чуть не запнувшись об ограду песочницы, а потом переступила через племянницу, недовольно вскрикнувшую в этот момент. Я не смогла бы даже при огромном желании объяснить Насте, что вообще делаю. Женщина сделала несколько шагов по направлению к нам, и теперь мне самой стало немного тошно, как и сестре дома. У незнакомки под тонкими тряпками просвечивала обвисшая грудь, лишь слегка прячущая выпирающие рёбра. Запах тухлой рыбы достиг моего носа, и я вся съёжилась, внутренне желая изо всех сил сбежать, но так и не сумевшая сдвинуться с места.
«Помоги мне, пожалуйста!»
Хриплый мерзкий голос звучал в моей голове. Настя трепала меня за руку, просясь в слезах вернуться домой. Вид этой женщины напугал маленькую девочку до истерики, но я как заворожённая стояла там же, не давая и шанса племяннице что-либо изменить. Мы оба знали, что одна она домой не пойдёт, и выбора иного у неё сейчас нет, кроме как быть рядом со мной и ждать, чем всё это закончится.
Женщина уже стояла от нас метрах в пяти. Что-то не так было с её лицом, кроме худобы и излишне выпирающих скул. Во рту она словно прятала нечто большое и вряд ли съедобное. Мерзкое строение её морды вообще сложно объяснить. По-кошачьи изогнутые губы были плотно сомкнуты, а нос, совсем тонкий, как карандаш, прятался в белизне кожи, больше похожей на смятый полиэтилен. Сырые волосы оседали на плечах, беря начало только на верхушке несуразно большой головы, еле удерживающейся на костлявых плечах и тонкой шее, покрытой венами и жилами. Они торчали сквозь кожу, двигались сами по себе. На руках, на оголённых лодыжках. Босые ноги открывали короткие кривые пальцы с длинными крючковатыми ногтями. И запах… Это самое мерзкое, что я когда-либо встречала, но всё равно не могла развернуться, уйти по своим делам и забрать племянницу с собой, в слезах рьяно умоляющую отвести её к маме.
Женщина встала рядом с нами и протянула руку к Насте. Девочка пряталась за мной, хватала за джинсовку, металась из стороны в сторону, словно старалась увернуться даже от взгляда отвратительной незнакомки.
Но я позволила всему дальнейшему случиться.
Женщина обошла меня, совершенно укутав в зловоние разложения, взяла Настю за руку и повела в ту же тень, откуда вышла сама. Девочка верещала на весь двор, но никто, кроме меня будто и не слышал этого. Ни одно окно не открылось, ни одного любопытного возгласа не прозвучало. Все сидели дома, у каждых своих забот и проблем полно. Кто там на улице кричит, так это не важно. Голос Насти растворился в тот момент, когда её белокурая головка пропала во мраке между домами. Тут же пропал и запах, я смогла очнуться. Отлично помнила, что произошло, но всё равно соврала сестре, просто не смогла объяснить, как собственноручно отдала её дочь первой встречной с видом настоящей ведьмы.
Мы отправились в полицию. Я лила слёзы, на самом деле ощущая полное опустошение, потому что знала, что должна сейчас плакать. Лена пялилась на меня выжигающим взглядом, её глаза полнились гневом и непониманием. А ещё она точно не знала, что мне сказать по этому поводу. Да, вроде бы я ощущала вину, но с каждой минутой понимала всё сильнее, что мне становится смешно. И только представлю, как маленькую девочку я в самом деле просто вручила жуткой старухе, так хохот пробивается наружу. Я прятала его глубже и втихомолку хихикала, когда сестра меня крепко прижимала к себе, думая, что якобы от бессилия сейчас упаду на пол.
Нас отвезли домой, и сестра расстелила мне постель в другой комнате. Я смеялась в подушку, почти визжа как гиена. Знала, что сестра услышит, но ничего не могла поделать, особенно когда блевотный запах снова промелькнул у ноздрей. Она сейчас рядом? Опять прячется в тени? У шкафа? В коридоре? Или в ванной за шторкой, тоже смеясь и ожидая, как же я или Лена напугаемся, когда она резко выскочит и заверещит, снова прося ей помочь. Анекдот, не иначе. Когда получилось отсмеяться и немного прийти в себя, я отправилась к сестре в комнату. Сон всё равно не шёл, и мне уже становилось откровенно скучно.
«Помоги мне, умоляю, я так больше не могу!»
Её булькающий голос прозвучал за окном, перемежающийся с ветром и шелестом листьев на тополях, густо поросших во дворе. Я думала, что уже помогла, но этого оказалось мало. Просто никак не получится удержаться — хочу быть доброй, полезной. Хочу, чтобы во мне нуждались!
Сестра тоже не спала. Я ринулась к ней, еле сдержавшись, чтоб не заржать во весь голос так, чтоб даже соседи за стенкой очнулись. Я прятала лицо, укутывалась в одеяло, которое притащила с собой, словно играясь с Леной. Она победила, подняла мою голову и снова впилась своими глазами в мои. А ведь можно быть полезной и для сестры. Я предложила Лене пойти и поискать Настю. Да, прямо сейчас. Это просто смех, разрыв, после такого больше ничто смешным быть не сможет.
Мы наспех оделись, не терпелось пойти искать племянницу. Для меня это тоже, по сути, сюрприз. В отделении я наплела, будто примерно знала, куда утащили девочку, ведь «гналась за похитительницей несколько сотен метров, прежде чем та скрылась за поворотом». Целый квест, приключение, и хочется в него ворваться всеми силами. Если ко мне присоединится сестра, так вообще прекрасно, ведь мы так давно не играли вместе. Только сейчас поняла, как всё это время ревновала Лену к её парню, впоследствии ставшему мужем. А затем и бывшим мужем. Потом к её дочке, совершенно забравшей у меня сестру. И я решила, что помогу всем своим самым дорогим людям, если прямо сейчас начнётся забавная игра — найди племянницу, которую и находить-то особо не хочется.
«Помоги мне. Ты слышишь?»
Конечно слышу! Этот голос орёт у меня прямо в середине головы, разрывая барабанные перепонки. Я побежала к песочнице, там стартовая точка. Ступив на песок, я словно влилась в поток силы, которую раньше никогда не ощущала. И воздух здесь другой, и люди другие. Тут жизнь другая, совершенно не такая, как у меня теперь в чужих краях. Всё своим чередом, и есть время подумать, сделать маленькую остановку. Вот она — моя пауза, и я ей воспользуюсь сполна.
Признаюсь, я ловила какой-то отдельный кайф от того, что наблюдала за сестрой. Она вся изнемогала от нетерпения, ожидая, как вспомню то, что и вовсе никогда не происходило. Насладившись этим, я резко побежала к тени, зная, что и Лена ринется за мной. Так приятно было разделить с ней ту тьму, где пропала Настенька. Особое единение, родство и забытые воспоминания. Да, вот что я так долго искала, когда-то давно утратив и оставив в этом захолустье. Забрать бы с собой и носить в кармане.
Я вспомнила, что неподалёку была заброшенная школа. И голос словно манил именно туда. В детстве мы с сестрой боялись даже рядом проходить с этим местом. Огороженный чуть ли не тюремным забором с сеткой дом, когда-то давно бывший школой, глубоко вселялся настоящим животным ужасом в тела двух маленьких девочек. Что там внутри? Мёртвые дети? Ещё живые, но костлявые учителя? И парты исписаны гадостями, замазанные кровью и кишками, повсюду склизкая чёрная плесень, которая копится в лёгких, и ты задыхаешься, совершенно лишаясь возможности сделать ещё один вдох. Да, я потащила сестру именно туда.
Удобно в заборе оказался лаз. Я встала на четвереньки и как собака проникла на территорию школы. Тут всё иначе, и холоднее, и темнее. И мурашки по телу бегают непонятно от чего. Приключение с каждой минутой становилось всё веселее, я еле сдерживала восторг, подбегая к огромным дверям. Лена еле поспевала за мной, так и не застегнув куртку. Она одной рукой держала её полы, чтоб не пропустить холод к горлу, а другой нелепо махала. Она никогда не умела бегать, всегда выглядела как клоун, ковыляющий в огромных башмаках, явно неподходящих ему по размеру. Я дождалась, пока Лена настигнет меня, прежде чем игра продолжится. Нутро говорило, что финал близок, и голос в голове прозвучал ещё раз.
«ПОМОГИ МНЕ! Я ТУТ УМИРАЮ! СПАСИ МЕНЯ!»
Я упала на колени, точно угадав, что сестра попробует меня поднять. Всеми силами прятала лицо, чтоб не выдать себя. Конечно Лена поверила, когда услышала, что «похититель» побежал куда-то сюда, и тут же отстала. Теперь я буду только зрительницей, зная, что больше ничего делать не придётся. Всё, что могла, уже совершила. Лена еле открыла дверь и встала на входе, выпуская наружу ужасную вонь. Это опять рыба, затхлость и что-то ещё. Что-то сладковатое, самое отвратительное, способное заставить желудок, и даже пустой, вывернуться наизнанку. Сестра шагнула внутрь, и прямо за её спиной, оглушив меня, двери захлопнулись.
Слова в голове пропали. Желание смеяться — тоже. Слёзы, уже настоящие, подступили, но так и не выкатились из глаз. Я вскочила на ноги, схватилась за ручку массивной двери, и тут настоящий, тот же хриплый, голос родился во тьме по ту сторону. Он перекрыл даже истошный вопль Лены.
— Спасибо.