Я стоял и разглядывал себя в зеркало. Шишка на голове со вчерашнего вечера стала совсем огромной, и теперь два моих глаза превратились в щели, сквозь которые практически ничего не видно. Пульсация в районе лба набирала силу, и мерные удары, как куранты в новый год, не прекращались ни на секунду. Каждый из них забирал мою энергию, волю к жизни, всё моё существование свелось к одному моменту — я пялюсь на себя в отражении, пока могу ещё видеть, сосредотачивая внимание на шишке. Кончик её начал кровоточить, и это уже совсем плохо.
Помню удар об стенку. Слишком резко повернулся во сне, убегая, наверное, от жуткого монстра из ночных кошмаров. Боль вернулась, когда начал забывать о ней. Она словно приревновала и решила, что пора о себе заявить в полной мере. И вот он я — боюсь что-либо сделать, жду, пока всё решится само по себе. Я аккуратно трогал пальцами венец шишки, покрасневший, налившийся кровью, словно желе, закаченным под кожу. Она деформировалась от каждого нажатия, запоминая вмятины и борозды от прикосновений. Там, внутри мешка с тупой ноющей болью, что-то росло, переворачивалось, набухало. Я думал, что слышу, как шишка гноится, готовясь взорваться. Я поднял к ней руки и чуть надавил.
Это было зря. Ничего не произошло, но стало так больно, что ноги невольно согнулись в коленях, и пришлось опереться об раковину. Та скрипнула. Старая, железная, вся в трещинах и со сбившимся эмалевым покрытием. В неё стекали сопли, слюни и слёзы. Мне было самого себя жаль, но я решился сделать себе больно ещё раз. Сейчас на верхушке шишки возникла густая желтоватая капля. Сукровица тонкой нитью стекла к моим губам и скопилась в ямочке подбородка. Я дунул вниз, и раковина приняла мою кровь. Из открытого крана полилась вода, она забрала красное пятно и растворила его. Нажал на шишку ещё, но в этот раз сильнее. Тихий хлопок прозвучал как далеко взорвавшаяся петарда. На зеркало брызнула вязкая дрянь, она медленно сползла, закрывая моё отражение мерзким пятном. Даже если бы с глазами у меня всё было в порядке, я б всё равно не смог себя разглядеть — всё покрыто гноем и застоявшейся кровью.
На удивление, стало легче, и я нажал опять. Уже двумя руками, надавив с двух сторон. Впился ногтями в обвисшую кожу, тут целый сгусток со шлепком упал в раковину. Вода его огибала, не могла забрать с собой, лишь обмывая пузырящиеся края шматка, это умершая плоть с моей головы. Вонь поднялась ужасная, и меня тут же вырвало в массу гнили, что я только что выдавил из себя. Организм решил опорожниться, и тепло расползлось по заднице.
Я стёр гной с зеркала, чтобы посмотреть, во что превратился. Размазав всё по поверхности зеркала, всё равно ничего не увидел. Отпечатки грязных рук закрыли всё. Под отросшими ногтями остались кусочки прогнившего мяса. Кажется, на лбу болталась ниточка, которая раньше была мешком из кожи. Как использованный презерватив, воняющий грязным телом. Вот кто я теперь, и переубеждать себя в обратном не собираюсь. Я выключил кран, прополоскал рот и вытерся старым полотенцем, которое давно стоило бы постирать. Боль в голове отступила, и мне уже лучше. А что будет завтра, так это будет завтра.