Он опять меня разбудил стуком в окно. Уже не представляю, что могу сделать, чтоб это прекратилось. И ведь каждый раз, когда мне так необходимо выспаться! И как буду дальше жить, если ничего не изменится? Надежды у меня уже нет. Я и говорил с ним, в том числе на повышенных тонах. Но ему плевать, и каждую ночь в моём окне на пятом этаже видно лицо, прикреплённое к тонкой длинной шее. Его тело всегда внизу, а голова — у меня. Он смотрит и улыбается, прося с ним поиграть. Я отказываюсь каждый раз, ведь мне с утра на работу, а он бездельничает днями напролёт. Ничего не делает, кроме как стоит у моего дома и ищет, с кем бы поболтать.
В здании остался я один, и скоро по программе реновации переселят, но это только через три месяца, а до тех пор буду здесь — единственный обитатель старого дома тех времён, когда я даже в планах родителей не был. Сойду с ума раньше, чем получу новую квартиру. И от этого грустно.
— Ну что ты там, опять спишь?
Спрашивала меня голова, прижавшись носом к стеклу, от чего и без того уродливая ухмылка во все шестьдесят четыре зуба казалась только отвратительнее. Два чёрных круга там, где у людей глаза, блестели, отражая лунный свет. Голова болталась на ветру, еле удерживаемая шеей, почти лебединой, гибкой и тонкой.
— Да, отстань, мне завтра на работу.
— Так ты ж её ненавидишь!
— Но мне нужно же хоть что-нибудь есть, вот и…
— Пфффф, какой глупый поступок, я бы тебе посоветовал…
Я не дослушал, опустил голову под подушку и прижал. Так его голос стал тише, но всё равно различимый, как остриём ножа по металлу. Скрип тарелки, хруст костей. Не важно, что он говорит, всё равно это отбивает любой сон, и сердце заполняет ненависть. Что он вообще пристал ко мне? Да, вокруг никого не осталось, но это не значит, что меня можно каждый день выводить! Уже и в управляющую компанию жаловался, но всё осталось как есть — ночью не сплю из-за того, кто вообще не должен существовать.
— Как тебя зовут?
— Не собираюсь говорить своё имя, — вопрос прозвучал уже раз в десятый, а ответ всё тот же, — и перестань спрашивать. Не хочу с тобой знакомиться.
— А я — Бдидут, меня мама так назвала, хотя папа был против. Он хотел назвать меня Солитьюд.
— Оба имени ужасны. Пожалуйста, уйди.
— Но кроме тебя здесь никого нет. — Его тон обиженного ребёнка опять злит.
— И что?
— Тебе разве не одиноко?
— Нет, мне нормально. Не стоит переживать. Спасибо.
— Мне кажется, ты врёшь.
— А мне кажется, что это не твоё дело!
Я вскочил с постели, чуть не запутался ногами в слишком большом одеяле, и приблизился к окну. Отсюда можно отлично рассмотреть ужасную рожу по ту сторону стекла, просто воротит от этого. Я задёрнул шторы, но они всё равно недостаточно плотные, чтобы спрятаться в своей же квартире. Как в аквариуме, с какой стороны ни взгляни — везде стекло, и не вижу тех, кто снаружи, зато сам отлично виден тем, кто смотрит со стороны. Будто голый посреди главной городской площади, обруганный каждым, кому не лень.
— Ну открой! У меня для тебя подарок.
— Ага, да, и торт со свечками?
— А хочешь? У тебя день рождения?
— Нет. Всё равно.
Внезапная тишина поразила меня. Я даже расслышал птиц, зачем-то поющих там, на улице. Все должны спать, и даже сам город уснул. Один я не сплю. Ну, и это странное существо с длинной шеей, с помощью которой оно может смотреть в моё окно на пятом этаже. Так часто об этом думаю, не могу не думать, вот так и получается. Я уж было решил, что смогу уснуть, но он снова заговорил.
— Хочешь стих? Я пишу иногда, ну, в смысле в своей голове. Проговариваю много раз, запоминаю таким образом. О любви? О жизни? Или смешливый? Про то, как я довёл одного парня до самоубийства?
— Нет, не хочу. Спасибо.
— Ты такой вежливый! Мне это нравится. Никто со мной так раньше не обращался. Я это ценю, останусь верен тебе до конца твоих дней.
И это та самая правда, которую ничем нельзя опровергнуть. Чего я жду? Ведь отлично знаю, чем это всё закончится. В шкафу есть всё необходимое, но совершенно не представляю, как получится скрыть это всё от него. Верёвка в пальцах жжёт кожу, и от этого страшнее натягивать её на шею.
— Что ты делаешь? — он со стуком прижался лбом к стеклу, от чего свет в комнате полностью пропал. Мне это на руку, потому что не хочу, чтобы вообще хоть кто-нибудь увидел подобное, пока я ещё жив.
— То, что должен был сделать раньше!
— Пфффф, так скоро? Я тобой разочарован…