Я проснулся сам, без будильника, чего со мной давненько не бывало. Сегодня моя привычная жизнь должна была закончиться. Не то чтобы я буду по ней скучать, но все же эта мысль немного меня будоражила.
Спустившись с кровати, я босиком по паркету прошел в ванную, где принял душ, после чего на кухне сварил себе кофе, пожарил яичницу с беконом. Покончив с завтраком, я вышел на балкон, где закурил, наслаждаясь солнечным осенним утром, видом на просыпающуюся Москву.
Закончив с утренними процедурами, я пошел собираться на свой последний рабочий день. Зайдя в гардеробную, я взял повседневный комплект формы, на который приладил погоны. Генеральские. Я вообще редко носил форму, но конкретно сегодня она мне пригодится.
Одевшись, посмотрел напоследок в зеркало. На меня смотрел мужчина, на вид лет сорока, худощавый, с уставшим лицом и какими-то потухшими глазами серого цвета. Черты лица самые обычные. Я бы не назвал себя красавчиком, но и на горбуна из «Нотр-Дам де Пари» тоже не тянул, абсолютно среднестатистическое лицо. Выйдя из квартиры, я по лестнице спустился с восьмого этажа дома № 9 по улице Тверской. На парковке я направился к своей «Панамере», которая при моем приближении приветливо мигнула ходовыми огнями.
Рыкнув мотором, автомобиль вклинился в поток и понес меня в сторону Лефортово, на Технический переулок, дом два.
Если вы и не знаете, что здесь находится, то интересующийся криминальными новостями человек просветил бы вас, что в данном здании находится Главное следственное управление Следственного комитета Российской Федерации. Именно здесь я и работал. Нет я не был каким-то великим начальником, не возглавлял какой-то отдел по расследованию особо важных дел. Моя должность звучала как следователь при Председателе Следственного комитета Российской Федерации. Наверное, название должности звучит скромно, но полномочия мои были самыми широкими. Таких как я было еще 8 человек, мы занимались либо самыми сложными делами, либо самыми громкими. В рамках расследования у следователей при председателе были самые широкие полномочия. Проще говоря, нам были должны все, а мы должны были закончить уголовное дело.
Пока я ехал в сторону Технического, прокручивал в голове воспоминания, как я оказался здесь и сейчас.
Своих родителей я никогда не знал, потому что вырос и воспитывался в детском доме. Попал туда, когда мне не было и 3 лет. Меня просто оставили под дверью. Я знал, что меня зовут Слава, мою маму Наташа, а папа ушел за хлебом и не вернулся.
Это я и говорил дядям и тетям, которые спрашивали меня о том, кто я и как тут оказался. Опять же, не знаю, правда это или нет, потому что слышал историю своего происхождения со слов воспитателей детского дома.
В тот года, когда я оказался в приюте, развалился и СССР. Думаю, что тогда началось в стране говорить никому не нужно.
Бывшие партийные работники пересели с черных Волг на черные «мерины», началась приватизация, и вообще эпоха свободного рынка и стадия первоначального накопления капитала. В общем, тащилось все, что плохо лежит или не приколочено. Страна рвалась на части и на такие мелочи как детские дома денег в бюджетах уже не оставалось. Все воспитанники таких учреждений были предоставлены сами себе и сами должны были заботиться о том, что есть и во что одеваться. Короче, мы выживали как могли — сколачивали банды, воровали, дрались, делали закладки. Кто-то попадался, кто-то, кто поумнее и поосторожнее, например, как я, нет.
Чем я становился старше, тем сильнее задумывался о том, на что мне жить, потому что перед моими глазами были примеры того, как парни из детского дома, которые двигались по «воровской линии», заканчивали самым плачевным образом. Как говорил один киноперсонаж, люди в мире разделяются на две категории — одни сидят на трубах, а другим нужны деньги. Если перевести на старославянский, то получается у одних есть ресурсы, а другие «крышуют» людей, у которых есть ресурсы. В 90-ые «крышевали» все и всех. У тебя есть ларек с чебуреками — плати, чтобы мы его не сожгли и другие, чтобы его не сожгли. Если условный ларек «крышевала» местная шпана от другой шпаны, то, например, ферму по разведению сырья для чебуреков доили совсем другие люди. И так в любой сфере — от торговли цветами до добычи драгоценных камней и полезных ископаемых. Стабильный бизнес, приносящий доход, неважно законный он или это торговля детьми, приманивал других заинтересованных инвесторов, как свет в открытом окне приманивает мотыльков в жаркую июльскую ночь. После того, как приходили новые инвесторы, они устраивали агрессивные деловые переговоры с держателями активов, после которых местный морг пополнялся новыми постояльцами, а тепличники отличным сырьем для роста овощей. Так и происходили бандитские войны, переделы территорий.
Однако, по какой-то неведомой мне причине разборки этих маргиналов впоследствии романтизировали, а из необразованных нарколыг, которые хотели украсть и присвоить себе все, что плохо лежало, сделали этаких «робинов гудов», даже сняли про них сериал.
Государству же было не до ларьков с шаурмой, оно тихо-мирно пилило остатки Союза и продавало их за границу. Главе государства заботливо подливали прозрачной жидкости со специфическим запахом, и занимались разделом оставшихся ресурсов и технологий с его молчаливого согласия.
Но в 2000-ые все изменилось. Государство увидело, что скоро страны, которой нужно править, в общем-то и не станет, а электорат превратиться в толпу необразованных дикарей, поэтому взяло «крышевание» в свои руки. Придумало лицензии, акцизы, марки, эндеэс, тревожные кнопки и все вот эти цивилизованные вещи. И это работало так, что если вдруг у вас есть ларек, уже, например, с шаурмой, и к вам пришел условный Саня Кувалда с предложением стать постоянным клиентом его частного охранного предприятия, вы могли нажать на тревожную кнопку и к Сане Кувалда выезжали несколько любителей одеваться в городской камуфляж, с ударно-дробящим орудием труда под названием палка резиновая специальная. После этого Сане Кувалде проводили юридический ликбез, а Саня Кувалда приисполнялся надежды и веры в светлое будущее Родины и завязывал с частным охранным бизнесом и отправлялся валить лес где-то под Сыктывкаром. Владелец же ларька взамен платил государству различные эндеэсы, налоги на прибыль и еще много разных обязательных сборов.
Бизнесмены, которые не согласились на такой расклад, в добровольно-принудительном порядке переехали либо в уютные апартаменты два на два метра в различных экологических зонах городов ниже уровня земли, либо отправились вслед за Саней Кувалдой трудиться в лесодобывающей промышленности. А кто согласился, стали уважаемыми депутатами и кандидатами от народа, переведя свои активы из теневого сектора экономики в легальное поле.
К сожалению, этап первоначального накопления капитала я пропустил в силу своего малолетнего возраста. Я не хотел всю жизнь ковыряться в каких-то местных склоках, работать на заводе, поэтому решил, что наилучшим выходом будет податься во власть. Успешно сдав все вступительные экзамены в один из престижных юридических ВУЗов как страны, так и столицы, я через 5 лет получил профессию юриста. Имея стипендию от государства, как сирота, я спокойно жил в общежитии, не имея проблем с удовлетворением своих естественных потребностей. После окончания ВУЗа, я сходил в армию, а потом устроился следователем в одну из районных прокуратур Москвы, куда во время студенчества ходил на практику и помогал на добровольных началах, всячески демонстрируя свою заинтересованность в работе и лояльности руководству.
С момента моего первого дня и до сегодняшнего утра прошло более 20 лет, я прошел все этапы, от районного следователя и в итоге забрался на пост, который предусматривает генеральские погоны. Я не был ангелом во плоти, непогрешимы идеалом правоохранителя. Было в моей истории много темных моментов, но до грязи я не опускался. Беспредел, который я встречал в своей работе, и на который насмотрелся в своем беспризорном детстве, я пресекал. Заняв генеральскую должность, у меня были не только, если можно так сказать, основные обязанности, но и неофициальные обязанности.
Если возвращаться к моей квартире на Тверской и «Панамере», думаю любому человеку, который закончил девять классов средней школы, понятно, что даже на зарплату генерала не заработаешь на квартиру на Тверской и другие дорогостоящие удовольствия, которые были у меня. Кроме расследования уголовных дел, в мои уже неофициальные полномочия входило «решение вопросов». Вопросы были разные, в основном сводилось все к тому, что я должен был закрыть глаза на махинации с актвиами фигурантов уголовных дел, которые я вел, ну или потянуть время, пока заинтересованные лица выведут свои активы за пределы страны или перепишут на аффилированных лиц. Были еще и заказные дела, цель которые сводилась к рейдерскому захвату бизнесов людей, которые добровольно отказались делить.
Еще были дела, когда прикрывались убийства и изнасилования власть имущих, но в эту грязь никогда не лез. Несмотря на свой далеко не праведный образ жизни, у меня были какие-никакие моральные ориентиры.
Двигаясь здесь и там, где-то идя по головам, я обрастал деньгами, связями. Все свои актвиы я выводил за пределы страны и копил на счетах, открытые на мое имя в различных банках в странах, которые, как говорили пропагандисты с федеральных каналов, вели агрессивную внешнюю политику в отношении нашей страны, и у которых с Россией не было договора об экстрадиции.
Но все хорошее не длится вечно. С пол года назад в Центральный аппарат стали поступать тревожные новости о том, что в одном из районов соседней Ивановской области пропадают дети, а именно девочки 10–12 лет. Местные органы пытались уладить своими силами, хотя уже после пропажи второго ребенка стало понятно, что в стране появился очередной маньяк. Конечно, как только эта новость просочилась в СМИ, в стране поднялась волна народного возмущения бездействием правоохранительной системы, которая как ушат помоев выплеснулась на всех важных господ с многозвездочными погонами. Как не трудно догадаться, дело поручили мне, предварительно наказав и уволив несколько человек из полиции и управления Следственного комитета региона.
Самое сложное в расследовании таких дел — выйти на след маньяка. Только схватив его, он сразу расскажет все о совершенных им преступлениях.
Каждый маньяк мечтает быть пойманным, чтобы рассказать свою историю, стать известным, чтобы у него брали интервью, ненавидели нормальные люди и восхищались такие же больные ублюдки как и он сам. Но пока бы мы его ловили, неизвестно, сколько бы еще детей успело стать жертвами нашего клиента.
Прибыв в Ивановскую область в конце августа с целым штатом специалистов — психологов, психиатров, криминалистов, мы в кратчайшие сроки составили психологический профиль нашего клиента, примерный район нападения и логово маньяка. Наш клиент не оставлял явных следов. Но все его действия носили так называемый аффективный характер. Он пытался привлечь внимание общественности своим поведением, все его действия будто кричали, смотрите, какой я неуловимый.
Самым красивым местом в районе поисков был утес над рекой, на утесе стоял вековой хвойный лес. Среди всего этого великолепия был построен одинокий дом. Дом шикарный, стилизованный под терем, сложенный из толстенных бревен. Во всем его виде виделась единая композиция и чувствовалась рука талантливого дизайнера. Эта была дача одного широкого известно в очень узких кругах чиновника. Его фамилия и имя вам ничего не скажут, но этот человек был у истоков нашего государства и входил в один из кланов элиты, которая управляла государством. В дни совершения преступлений его не было в стране. Но в стране, и как раз в районе, где совершались нападения, находился его сынок, о чем мы узнали, получив сведения о географическом положении его яблочного телефона.
Абсолютной отбитый и избалованный лоботряс 30 лет отроду, крепко сидящий на наркоте, по имени Андрюша, как его звали родители, и Эндрю, как это существо предпочитало представляться самостоятельно. С Андрюшей и его папочкой я никогда не пересекался, но в поле нашего ведомства они попадали. Выйдя на Андрюшу, я по базам узнал, что пару лет назад на него писали заявление родители четырнадцатилетней девочки, проживавшей как раз в этом районе. В заявлении было указано, что Андрюша девочку изнасиловал, но потом в возбуждении уголовного дела отказали, якобы все оказывается было добровольно, а сам Андрюша и не знал, что девочка не достигла шестнадцати лет. Классическая классика. У меня была версия происходящего, и решил съездить в райотдел, где принимали решение об отказе в возбуждении уголовного дела.
Ближе к концу рабочего дня, приехав в местный районный центр, я доехал до здания следственного отдела, которое располагалось на первом этаже жилого дома.
Войдя в него, я испытал некоторую ностальгию, потому что здания всех отделов были похожими друг на друга как близнецы. Одна и та же развалившаяся мебель, одинаковые стенды с информацией. Как обычно вход никто не охранял. Заходи кто хочешь, бери что хочешь, хоть и брать здесь нечего. Финансирование до райотедлов не доходило. В лучшем случае хоть что-то и как то прилично выглядели управления по субъектам. Практически все следственные райотделы в стране выглядели как этот, то есть очень печально и неуютно.
Найдя нужную мне фамилию прошел в кабинет, который располагался в глубине здания. Подойдя к кабинету, на двери я увидел табличку «Следователь по ОВД майор юстиции Бурков Дмитрий Алексеевич». Постучавшись, я вошел в кабинет. Напротив входа в кабинет, у окна стоял стол, заваленный бумагами, громоздившимися как башни из песка, грозящими вот-вот обрушиться. На крою стола за бумагами стоял ноутбук, а перед ним сидел мужчина примерно моего возраста с мешками под глазами, в которые, наверное, можно было положить по килограмму картошки. Мужчина был одет в серый свитер и джинсы. В воздухе витал ощутимый запах табака. Я понимал, что скорее всего в райотделе как обычно завал и Бурков одновременно ведет 10 уголовных дел разной направленности. Я испытал к нему сочувствие, поскольку и сам не один год прослужил точно в такой же обстановке.
Если вы услышав выражение «следователь по особо важным делам» представляете себе этакого Шерлока Холмса, неважно в исполнении Ливанова, Дауни-младшего или Бенедикта Крмрбубутча или как там его, который раскрывает преступления, иронично унижая сотрудников полиции, демонстрируя свое интеллектуальное превосходство, то поспешу вас разочаровать. Вот этот уставший мужик и есть типичный «важняк» в районном следственном отделе любой области, так сказать собирательный образ. Он, конечно, раскрывает дела, но не с иронией, а со словами «Как меня это все задолбало, чтобы вы все сгорели вместе с этим отделом!» Но у него ипотека и маленький ребенок и хотелось бы дотянуть до пенсии. Это черта, кстати, общая у любых сотрудников силовых ведомств любой страны — мечта о пенсии, на которой нет сроков, авралов и орущих начальников, где ты можешь спокойно жить свою жизнь и заниматься своими делами.
Услышав, как я вошел комнату, мужчина устало посмотрел на меня. Чтобы не объяснять, кто я и для чего отвлекаю человека, я достал удостоверение и протянул его в руки майору со словами:
— Здарова, майор! Как обстановка? — я задал риторический вопрос. Судя по горам документов, обстановка в отделе была стабильно напряженная.
— Здравствуйте, — неуверенно ответил мне коллега, взяв удостоверение.
По мере чтения удостоверения, а именно моей должности и звания, его глаза открывались шире. Он стал оглядываться. В его глазах я увидел опасение того, что я приехал по их душу, чтобы ковыряться в их просроченных делах и разбросанных по всему отделу, и конечно частично утерянных вещдоках, а также покарать их за то, что они не раскрыли дело по убийствам детей, которые как раз происходили у них на районе.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — неуверенно предложил мне Бурков, указав на стул. Мы с ним с сомнением посмотрели на единственный стул для посетителей, стоявший у стола, заваленный бумагами. Бурков охапкой схватил все бумаги, валяющиеся на стуле, перенес их на стол. Мне подумалось, что более их никто трогать не будет еще несколько недель. Бурков извиняющимся взглядом посмотрел на мои брюки, которые даже на беглый взгляд выглядели дорого. Я без затей сел на предложенный стул. Мне вобщем-то не было брезгливо, поскольку я сам когда-то был на его месте, прошел эту стадию, а он так на ней и застрял, уж не знаю, да и не желаю знать, в силу каких обстоятельств.
— Кофе? — неуверенно предложил он мне.
— Не откажусь, — с улыбкой согласился я. Я конечно понимал, что мне сейчас нальют обычный растворимый кофе, в кружку с какой-нибудь надписью по типу «Ивановский ОМОН», который ему когда-то подарили на очередной день следствия опера из отдела полиции.
Я давно отвык от растворимого кофе, предпочитая варить только свежемолотый кофе в медной турке. Меня успокаивал сам процесс работы ручной кофемолки, и казалось, что так кофе намного вкуснее. Но, кочевряжиться и демонстрировать свое отношение к напитку, который мне прнес Бурков я не стал, поскольку сам, будучи начинающим следователем ночами засиживался в кабинете, собирая из вороха бумаг уголовное дело, которое еще 2 дня назад нужно было направить прокурору на проверку, при этом пил такое же дешевое кофе из замызганной кружки. Да и нужно было расположить Буркова, показав ему свое дружелюбие.
Бурков принес мне дымящийся напиток, который я принял. Отхлебнув напиток, я поставил его на стол и посмотрел на Буркова.
— Дмитрий, думаю, ты понимаешь, что я делаю в Вашем районе и с чем связан мой визит.
— Но мы передали в ГСУ все материалы по убийствам, да и начальника отдела отправили на пенсию. — торопливо произнес он.
— Это все, конечно здорово, но меня интересует немного другое. Все, что мы с тобой тут обсудим, должно остаться в этом же кабинете, иначе ты до пенсии не доработаешь. Я ясно выражаюсь? — я пристально посмотрел на Буркова. Увидев в его глазах понимание и готовность забрать наш разговор с собой в могилу, я продолжил — Мне нужно, чтобы ты прояснил мне одну ситуацию. У тебя был материал по заявлению Наговицыной, об изнасиловании ее четырнадцатилетней дочери. Сам материал я не видел, только заявление, которые принимал ты, и отказной, что все было добровольно. Проясни этот момент. И давай сразу на чистоту, ты ведь понимаешь, что если бы я хотел тебя уволить или посадить, то давно бы запросил этот материал официально. Но я пришел к тебе лично, даже твой нынешний начальник не знает, что я сегодня здесь и о чем мы разговариваем.
После моих слов Дмитрий побледнел, я обратил внимание, что он до побелевших костяшек вцепился рабочее кресло. Я с интересом наблюдал за его реакцией. Я почувствовал страх и стыд, они исходили от Буркова буквально осязаемой аурой.
Здесь следует кое-что прояснить. Я думаю, все вы читали об экстрасенсах, которые могут читать мысли, двигать силой мысли предметы и заглядывать в будущее. Может особо одаренные ходили к гадалкам или другим подобным выпускникам Нижнебобруйской академии коричневой магии, магистрам-демонологам пятого уровня. Я не знаю, может я один такой или есть другие подобные уникумы, но я мог чувствовать эмоции людей, не угадывать, а именно чувствовать, то что они испытывали. Я не знаю, как это работало с точки зрения строения моего мозга, но я улавливал эмоции других людей, я чувствовал их боль, радость и мог почувствовать ложь. Как вы понимаете, это дало мне огромное преимущество перед другими моими коллегами. Я всегда чувствовал, куда стоит нажать, чтобы человек выложил все интересующие меня обстоятельства.
Эта способность развилась у меня еще в детском доме, когда я отчаянно пытался избежать гнева воспитателей и других воспитанников. Постоянно пытаясь угадать правильную линию поведения собеседников, чтобы избежать неприятностей, я в какой-то момент стал чувствовать их одобрение, злость, обиду, грусть. Играя этими чувствами, меняя линию поведения, я выбирал приемлемую для собеседника стратегию поведения, подстраиваясь под него, вызывая у него чувство доверия. Я не знаю, что это — сверхспособность или еще что-то, но об этой своей особенности я никому и никогда не рассказывал, всегда оставляя за собой преимущество. В последствии, я сам смог влиять на эмоции людей, вызывая в них нужные мне эмоции.
Почувствовав эмоции, исходящие от Буркова, стараясь, чтобы он не замкнулся в себе, осторожно сказал ему спокойным тоном:
— Дмитрий, я прекрасно понимаю, что ты принял решение по указанию руководства, но сейчас от твоего рассказа зависят жизни других детей. — я сказал без просительных интонаций, просто констатируя факт, при этом старался направить его эмоции в конструктивное русло.
Дмитрий, угрюмо посмотрев на меня. Я почувствовал, что он решился, после чего стал рассказывать:
— Я дежурил в тот день, уже вечером пришли мать с дочерью. Мать рассказала, что со слов дочери ей известно, якобы ее изнасиловал парень по имени Андрей. Дочь — девочка лет четырнадцати на вид все это подтвердила. С ее слов выходило, что она шла по парку вечером, когда ее ударили по голове, затащили в кусты, ну и все с ней сделали. Она узнала, что мужика зовут Андрей, потому что после всего этого, ему позвонили. И в трубке девочка услышала, что к парню обращались «Андрей». Я как обычно стал проверять, направил ее на экспертизу, подробно опросил. Все было «в цвет», на девочке побои, следы спермы на одежде и половых органах. Пока мы проверяли, нашли этого Андрея, но не трогали его и не давали знать, что мы его ищем. Но потом все пошла крахом. — после этих слов Бурков достал сигарету и закурил, уже не стесняясь меня. Я чувствовал, как от него исходит злость и гнев. Сделав пару затяжек, Бурков продолжил, — Уже под конец проверки, когда я хотел возбуждать дело, ко мне пришли мать и девочка и сказали, что все было не так, что у нее все было добровольно, что ее никто не насиловал, а побои получила, когда подралась с подружкой из-за мальчика, в общем несла полный бред. Я не поверил ей, естественно, и стал спрашивать, что произошло, но кроме этого бреда ни мать, ни девочка мне ничего не сообщили. Я конечно пошел к начальнику, тот мне сказал, чтобы я не лез не в свое дело и отказывал в возбуждении уголовного дела. Сволочь! — Бурков после рассказа смял сигарету и со злостью бросил окурок в мусорку, после чего продолжил рассказ — Я конечно отказал в возбуждении дела, да и выбора у меня не было, если бы не я, дак кто-то другой, только меня бы выперли из органов, сами понимаете. После этого были еще подобные заявления, но все они даже не проходили регистрацию. Всем потерпевшим оперативно затыкали рты, а начальник отдела делал вид будто и не было никаких изнасилований. Думаю, вы уже знаете, чьим сыном был этот Андрей. Думаю, на потерпевших и родителей надавили, поэтому они и поменяли показания.
После этих слов, я почувствовал, что Бурков опустошен и выговорился, что ему больше нечего добавить. Я заверил его, что его это никак не коснется, после чего покинул отдел и направился в штаб следственной группы, который находился в здании управления МВД области, в 50 километрах от района преступления.
Пока я ехал, в голове у меня сложилась цельная картина. Как и Бурков, я тоже считал, что на потерпевших надавил папаша Андрюши. Сученыш Андрюша, окончательно спятив от вседозволенности, доступности женщин, решил попробовать свои силы на девочках помладше. Но простых изнасилований, которые сходили ему с рук благодаря папаше, ему оказалось мало. Папочка, не желая, что бы его больного ублюдка упекли в уютную комнату с мягкими стенами, используя весь свой немалый административный ресурс, как мог отмазывал сынка. Однако, тому перестало хватать и он решил перейти к более жестоким забавам.
Андрюшу надо было брать, пока еще кто-нибудь не пострадал. Но взять легко, нужно еще и доказать его причастность. Поскольку Андрюша был классическим маньяком, то у него однозначно должны были быть трофеи. Причем, учитывая не слишком высокий интеллект злодея, я бы поставил на то, что его трофеями будут вещи, принадлежавшие жертвам. Учитывая, что Андрюша при совершении преступлений, прямо-таки кричал «Вы меня не поймаете», думаю трофеи мы найдем на самом видном месте в доме Андрюши.
А как это найти? Правильно, устроить обыск в жилище. Здесь же имелась еще одна сложность, которая заключалась в административном весе его папочки. Если бы я попросил разрешения у суда, как того требовал закон, то это стало бы известно папочке Андрюши почти мгновенно и я бы поручил по рукам. Но имелся и другой способ, а именно сделать неотложный обыск и обратиться в суд, чтобы он признал его законным. Здесь я шел ва-банк, если я ничего не найду, то мы крупно облажаемся, а я поеду в какой-нибудь условный Усть-Пердинск и в лучшем случае стану коллегой по несчастью Буркова, а в худшем отправлюсь принудительно работать в лесодобывающей промышленности. С другой стороны, если прижать Андрюшу и все будет на видел, то даже административный вес его папаши не поможет вытащить Андрюшу, а мне поможет избежать посещения лесов в условной кировской области.
Еще раз скажу, я не ангел и не святой и не поборник нравственности, но насиловать и убивать детей, это не просто перебор, это не может быть допустимо даже в самых диких племенах. Воспитываясь в детском доме, я не раз видел, как воспитатели продавали воспитанниц толстым дядям на иностранных машинах, даже совсем детей. То что, не могли после таких встреч жить дальше, думаю объяснять не нужно. Сегодня ты играл со своей подругой в догонялки, а завтра он смотрела на тебя глазами сломанной куклы.
Вспомнив эти события, я усилием воли подавил в себе мрачные воспоминания и злость, после чего, с холодной головой начал составлять план. Я понимал, что моя карьера будет кончена, независимо от успеха или провала задуманного, но остановиться я не мог и не хотел. Деньги у меня есть, на спокойное существование мне хватит до конца жизни. Надавить на меня через родных не получится. Ни женой ни детьми, я так и не обзавелся. Хата в центре Москвы и машина? Мне натурально наплевать. В последние годы работа не приносила мне какого-то удовольствия и удовлетворения, только деньги, но их уже достаточно на безбедную жизнь до самой старости. Терять мне было абсолютно нечего. Если бы я знал тогда, как сильно ошибаюсь, и какие риски я не просчитал.
Все эти мысли у меня проносилась в голове, пока я ехал от Буркова в штаб следственной группы. Приехав в штаб, у меня в голове уже созрел план, который я довел до подчиненных. Я видел, что местные, кто входил в состав следственно-оперативной группы, понимали, кто такой Андрюша и по своей воле бы связываться с ним не решились, но поскольку я был главным и взял всю ответственность на себя, а сами они были заинтересованы в том, чтобы прекратить убийства детей, никто не стал мне препятствовать или пытаться сообщить о произошедшем «наверх», чтобы снять с себя ответственность.
Вечером того же дня, когда Андрюша на своей БМВ приехал уставший домой, я с понятыми, найденными в соседнем поселке, вошли в дом, устроив в нем обыск, осуществляя при этом запись видео. Мои прогнозы оправдали себя, в доме, обставленном на подобии охотничьего ранчо из какого-нибудь американского штата, прямо на камине, перед которым лежала шкура какого-то зверя, лежали какие-то предметы, не подходящие под общий антураж дома. Там были какие-то пеналы, зеркальца, детская косметика и тому подобные вещи в основном в розовом цвете. Они был аккуратно расставлены на камине, а над ними на стенах были головы оленей, волков и медведей. Все эти розовые вещи были тем же, что и головы зверей над ними — трофеями. Андрюша сразу понял, зачем к нему пришли. Стал хохотать. В последующем, Андрюшу на месте допросили, где тот с безумной улыбкой рассказывал подробности убийства девочек и говорил про свой великий план, даже показал, где закопал тела. Потом Андрюшу побили, естественно за попытку скрыться, и направили в изолятор временного содержания.
Естественно, потом, вся подноготная семьи Андрюши, вместе с видео обыска и допроса, «совершенно случайно» утекла в сеть, где произвела эффект информационной бомбы. Общественность жаждала справедливого суда. И возмездия для Андрюши. Но все было не так просто. Его папаша не сдавался, наняв ему кучу адвокатов, которые пытались оспорить каждый чих следствия. Но я этим не стал заморачиваться, сделав основную часть работы и передав уголовное дело в отдел попроще. Я был готов столкнуться с местью папаши ублюдка, полагая, что в итоге, меня тихо уволят «по собственному желанию» 2 недели назад. Но не тут то было, я недооценил злобность родителя этого чудовища.
После задержания Андрюши и до сегодняшнего момента прошел месяц. Меня никто не трогал, мне никто не звонил. Но вчера мне позвонили из приемной Председателя и сообщили, что завтра он ждет меня на личный прием к 10 часам.
Пока я ехал до места работы, то прокручивал в голове все эти события месячной давности. Подъехав к зданию и запарковавшись, я вошел в вестибюль. Перед тем, как войти в здание я обратил внимание на то, что перед входом стояло очень много «Аурусов» и микроавтобусов с тонированными стеклами. Я не обратил на них особо внимания, но что-то все же царапнуло мое сознание. В вестибюле я почувствовал напряжение, которое было явно ощутимым и исходило отдежуривших там сотрудников Росгвардии. Пройдя через турникет по своему магнитному пропуску, я направился к лифтам, поднявшись на этаж с кабинетом Председателя и подойдя к нему, я почувствовал дикую злобу, которая исходила из кабинета. Кивнув секретарю, которая меня узнала, я постучавшись, вошел в кабинет.
— Разрешите? — бодро отрапортовал я. В кабинете кроме Председателя находился и какой-то пожилой мужчина с обрюзгшей фигурой, в очень дорогом, но абсолютно безвкусном костюме. Посмотрев на него, я сразу понял, от кого исходили все эти злобные флюиды и кого привез «Аурус».
Председатель — пожилой худой мужчина, с острым взглядом, посмотрев на меня, сказал:
— Проходи, — что характерно, присесть он мне не предложил. Ну ничего, мы люди не гордые, сами присядем. После этого я отодвинул стул и сел за приставной стол перед столом Председателя. Напротив меня за столом сидел посетитель Председателя. После этого, ко мне обратился уже обладатель уродливого костюма, в котором я узнал папочку Андрюши — Петра Владимировича Кириченко. Я его не ожидал встретить, но ничего удивительного в его появлении, я не увидел, поскольку понимал, что тот попытается мне отомстить.
— Ты знаешь, кто я? — с угрозой спросил он. Его интонация напомнила мне такие же вопросы, которые мне задавали различные малообразованные и агрессивные личности в 90-ых.
— Знаю, — спокойно и односложно ответил я.
— Если знаешь, какого хера ты полез?! Это мой единственный сын! Мразь! Гнида! Я сгною тебя! — Петр Владимирович сорвался на крик и оскорбления, вскочив с места он попытался толи ударить меня, то ли схватить за что-то. Я инстинктивно отдернулся от него. Поскольку мне терять было нечего, я с огромным удовольствием прописал прямым ударом ему прямо в рыхлую рожу.
Будучи воспитанником детского дома, все детство и юношество я занимался боксом. После учебы уже в армии продолжил это делать, выучив основы рукопашного боя. Я конечно не стал каким-то мастером спорта, да и на соревнованиях не участвовал, для здоровья колотил грушу и устривал тренировочные бои с другими посетителям клуба.
От моего удара уродливый костюм резко заткнулся и прилег отдохнуть под стол. От вида бесчувственного отца маньяка, я почувствовал некое удовлетворение. Мне абсолютно не было жаль этого человека. Он воспитал сына по своему образу и подобию, да и сам не являлся ангелом во плоти. Именно Кириченко отвечал за разграбление страны в 90-ые, но учитывая его аппаратный вес, привлечь его к ответственности задача непосильная.
Что характерно, во время всего этого действа Председатель не проронил ни слова, сидел как сторонний наблюдатель.
В этот же момент в кабинет ворвались люди в камуфляже с масками на лицах, которые резко подскочили ко мне, ударив в живот, от чего я резко потерял воздух, а после этого меня уложили на пол, завели руки за спину, сковав наручниками. Перед собой напротив также на полу я видел только лицо Петра Владимировича, у которого из носа пузырились кровавые сопли, а нос был неестественно свернут набок. Увидев людей в камуфляже, я понял, кто приехал на микроавтобусах.
Кое как повернув голову я увидел, что в кабинет вошел Петров Александр Иванович, он же мой коллега по отделу, он же Подсос, как называли его некоторые некультурные сотрудники.
— Воробьев Вячеслав Анатольевич, вы задержаны за превышение должностных полномочий! — торжествующе сказал Подсос. После чего, я почувствовал, как на голову мне надевают какой-то мешок. А к спине прислонили продолговатый предмет. Через мгновенье я забился в судорогах, когда через мое тело стал проходить ток. Так продолжалось несколько секунд и мое сознание погасло.