С того дня, как мои почки познакомились с шокером, прошло уже три недели, которые я провел в следственном изоляторе. Оказывается, как мне рассказали при задержании, это я выбил признательные показания из Андрюши и подбросил ему вещи потерпевших, чтобы выставить его виновным в совершенных убийствах. Якобы у меня с Андрюшей был давний конфликт. Ага, такой давний, что я его даже не помню.
Что ж, мой план пошел прахом, а административного ресурса Кириченко хватило не просто «отмазать» Адрюшу, но и расквитаться со мной. Конечно же, нашлись и свидетели, которые видели, как я пытал Андрюшу, вот ведь ирония, шокером, и как тайком подкидывал вещи потерпевших в дом Кириченко.
Мне предъявили обвинение в превышении должностных полномочий. Я проиграл. Не той весовой категории я был, чтобы соревноваться с таким важным человеком, как папа маньяка Андрюши. По факту все кончено, я даже не доживу до суда, так сказать, не выдержав груза вины, решу оборвать свою жизнь самоубийством через повешение. Ничего нового.
Но сдаваться я не собирался, как и умолять врагов простить меня. Я собирался бороться до конца, а еще планировал посмеяться на Петровым, который занимался моим делом.
Как раз сегодня Петров пришел ко мне, якобы для предъявления каких-то документов, но истиной целью Саши было поглумиться надо мной. Петрову было 25 лет, но он уже имел звание майора. Подсосом Саша был прозван после того, как на совещаниях сдавал все косяки своих коллег, всячески смызывал седалище начальства, убеждая его, то бишь начальство, в своей безграничной верности.
В общем, Петрова никто не любил и не уважал, на общие пьянки его не приглашали, из-за чего Подсос периодически зверел и начинал кляузничать с удвоенной силой. Саша был туп, и к работе абсолютно не приспособлен. У него был штат помощников, которые выполняли за него всю основную работу, а это убожество только подписывало бумажки, надувало щеки и важно давало интервью. Нужен был Петров Председателю исключительно как родственник какого-то важного человека.
С ним я никогда не любезничал, подшучивая над ним, за что Подсос меня искренне ненавидел, однако его интеллектуальных возможностей, не хватало на то, чтобы оскорбить меня в ответ, или другим способом прекратить мои издевательства.
Мы сидели в следственном кабинете, я был отделен о посетителя решеткой. Предъявив мне экспертизы, которые я даже читать не стал, Подсос спросил у меня:
— У вас есть какие-то вопросы? — при этом от Подсоса исходила аура злорадства и торжества. Его эмоции я читал как открытую книгу. Петров ощущал себя победителем, хотя уж кто-кто, а он мог победить только умственно отсталого в шашках, да и то, я бы сильно сомневался, стоит ли ставить на Подсоса.
— Есть, товарищ начальник! — бойко ответил я, — Слыш, Подсос, тебе майорский макинтош не жмет? — я сказал ему уже издевательским тоном, — Расскажешь, как стать таким же классным как ты, и ни у кого не отсосать? Еще, кстати говорят, что тебе не доверяют дел, сложнее, чем кража гондонов из «Пятерки». Но и тут ты обосрался. Ну ты это, Санек, соберись, может тебе там повышение квалификации какое-нибудь пройти? — с ухмылкой спросил его я.
После моих издевательских вопросов Подсос побагровел, его злорадство сменилось на злость. Напоминание о своей профессиональной беспомощности, сильно ударило по самолюбию Петрова. Кстати история с «Пятерочкой» имела место быть, хотя там и не совсем кража. Суть в том, что в супермаркеты сети поставлялись средства контрацепции, но их кто-то подменял на более дешевые, выдавая за более дорогие модели. Так было по всей стране. Дело было элементарное и его поручили Подсосу, но тот благополучно все развалил, что и служило поводом для бесконечных шуток в его адрес. Учитывая злопамятность Подсоса, и его «мазанность», никто ему в лицо ничего не говорил, но думаю, шутки до него доходили. Сейчас же, я открыто прошелся по нему. Дело не в том, что я хотел его разозлить, хотя это и было приятно. Мои действия преследовали определенную цель. Петров, не обремененный выдающимся интеллектом, не умея контролировать эмоции, под их натиском, мог и проболтаться относительно моей дальнейшей судьбы, чтобы меня напугать или унизить. Так и произошло.
— Тебе тут не долго осталось балагурить, генерал, — прошипел тот, — Еще пара недель и примеришь галстук. — от Петрова исходили волны черной злости.
— Подсос, не нервничай так сильно, сейчас закончим, придешь домой, тебя там парень твой поцелует, взбодришься, — я продолжал издеваться на Петровым, хотя в моей душе нарастала паника. Мои худшие предположения подтвердились. Меня собираются убрать, а у меня связаны руки. Под галстуком понималась петля, то есть повешение, а если повешение, то это инсценировка самоубийства. План надежный, как швейцарские часы, вашу мать.
Петров продолжал высказывать мне какие-то угрозы, но я его не слушал, отшучиваясь на автомате на тему того, что Подсос имеет нетрадиционную сексуальную ориентацию. Мой мозг работал на максимальной мощности, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации, но выхода я не видел.
После того, как меня отвели в камеру, я не стал ложиться на шконку и предаваться унынию. Осмотрев серые стены одиночной камеры. Из развлечений у меня тут ничего не было. Ни книг, ни газет, абсолютный информационный вакуум. Это было один из элементов мести мне со стороны Кириченко. Ничего нет хуже, чем сидеть в одиночестве. Поэтому все свое свободное время я тратил на отжимания, приседания, боксирование со стеной. Действовал по методу, усвоенному еще при службе в армии — чем бы солдат не занимался, лишь бы зае… устал. Вот я и загружал мышцы, параллельно придумывая выход из сложившегося положения.
Выхода, как я уже говорил, я не видел. Если Вы думаете, насмотревшись побегов из шоушенков и других картин про тюрячку, где герой преодолевая трудности прокапывает ложкой трех километровый туннель, что можно сбежать из следственного изолятора, вы глубоко заблуждаетесь. Там нет электронных замков, решеток, которые можно подпилить, или прокопать подземный ход ложкой. Любая камера — бетонный мешок, закрытый снаружи. Даже отмычку и ту не сделаешь, никакая скрепка не справится со здоровенными замками, которые открывались ключами весом в 200 грамм. Банально не провернешь личинку тонкой скрепкой, да и как ты используешь отмычку, если изнутри у двери нет отверстия для ключа. На охранников тоже не нападешь, они по одному не ходят, а если по какой-то причине они тебя куда-то ведут — руки за спиной, взгляд в пол. Один косой взгляд и тебя метелят резиновой палкой как неродного. Удовольствие ниже среднего. Я знаю, доводилось испытать на себе еще в детдомовские времена.
Однако, организовать такой ивент, как инсценировка самоубийства в следственном изоляторе, задача весьма нетривиальная, даже не смотря на все возможности Кириченко. Думаю, в какой-то момент меня «совершенно случайно» поместят в общую камеру с бывалыми урками, а утром сокамерники обнаружат, что я повесился на резинке от трусов. План прост и гениален одновременно. Вот тебе и суицид и очевидцы, которым я весь вечер говорил, что не хочу так жить, а они были такие добрые, подбадривали меня, уговаривали меня не совершать необдуманных поступков, но я все равно вступил в отряд самоубийц, пока все спали и ничего не слышали, а то так бы вытащили меня из петли. Иллюзий я не питал, несмотря на то, что я мог постоять за себя, даже с пятерыми мужчинами я бы не справился.
Однако, чтобы провернуть все это нужно собрать исполнителей с разных зон и изоляторов под каким-то благовидным предлогом, на что уйдет не мало времени После чего, необходимо собрать их в одной камере, что тоже быстро не решишь. Единственный слабый момент в плане, то что меня как бывшего сотрудника органов поместят в «черную» хату, то есть где собраны обычные преступники, что прямо запрещено внутренними приказами ФСИН, но думаю, спишут на ошибку, дадут выговор и лишат премии кого-нибудь из сотрудников изолятора для вида.
Скорее всего, Подсос ошибся со сроками, и у меня было в запасе не менее двух месяцев, но его осведомленность говорит о том, что данный товарищ достаточно дружен с Кириченко или кем-то из его клана.
В нашем мире, да и думаю в других мирах, страной управляют не президент и правительство, а законы принимает не Государственная Дума. Существуют группы, так называемые элиты, в руках которых сосредоточены ресурсы, и которые могут диктовать свою волю. Элиты защищают свои интересы, и любое правительство это компромиссные фигуры, которые устраивают все стороны. Я с группой Кириченко пересекался постольку поскольку, противоречий у нас не было, пути друг другу мы не пересекали. Хотя я и знал, что Кириченко, так сказать, лидер своей группы.
Раньше я был в своей, если можно так выразиться, группировке правоохранителей, но своей выходкой по задержанию Андрюши я показал свою неуправляемость и недоговороспособность. Так бизнес не делается. Андрюша конечно подставил папашу, но выйдя на него, я должен был доложить своему начальству, чтобы судьба Андрюши стала предметом торга с кириченко. Я же решил уничтожить Андрюшу. Для Председателя такое мое поведение было непонятным, сам я стал опасным и поставил всю систему.
Меня сразу исключили из нашего маленького кружка по интересам и сейчас за мной никто не стоял. Моя тушка была извинением Кириченко и предложением мира. Судя по поведению Подсоса, Кириченко такие извинения устроили. Соответсвенно, на все недочеты плана Кириченко, проверяющая сторона, которая и будет принимать решение по моей смерти, родной Следственный комитет, закроет глаза.
Пока же мне оставалось ждать, пока Кириченко все организует, а я примерю деревянный пиджачок.
После визита Подсоса прошло пару дней. Я все также нагружал мышцы, занимаясь до физического истощения, чтобы не думать о приближающемся. В один из таких моментов, когда я в очередной раз пытался избить стену, что характерно безрезультатно, отрабатывая удары, в камеру зашел конвойный.
— Заключенный, на выход, — гаркнул он, и уже мягче добавил, — Посетитель к вам.
— Какой еще посетитель? Я думал мне свиданки запрещены, да и сегодня не день свиданий, — я был озадачен словами конвойного.
— Ну это уже не мне решать, сами понимаете, мне сказали — я делаю.
Отношения с обычными сотрудниками изолятора у меня были нормальные, таких генералов как я через них прошло не мало. Многие кочевряжились и оставались генералами даже на нарах. Я был, так сказать, ближе к народу. Общался с ними вежливо и приветливо, кроме того, используя свои способности к эмпатии, всячески пытался их к себе расположить. Как итогом, у меня были нормальные отношения с инспекторами и конвойными, которые и выполняли волю начальства. Даже если начальство и приказывало им вести себя со мной как можно хуже, в чем я не сомневался, непосредственные исполнители плевать хотели на такие указания, поскольку начальство никогда не спустится из кабинетов и не проверит, как они выполняют их, между прочим, незаконные распоряжения. Из плюсов я имел чистую одежду, баню, и не имел плевков в свою баланду.
Меня удивил сам факт, что ко мне пришел посетитель. У меня были друзья, но наши дороги с ними разошлись. Они остались в прошлом. Последние годы мой круг общения составляли мои так называемые коллеги. Даже если бы они и хотели ко мне прийти, то тоже попали бы в опалу. Я их понимал, сам поступил бы также.
Конвойный сопроводил меня в комнату для свиданий, где за стеклом меня ждал высокий подтянутый мужчина, с седыми волосами и гладковыбритым лицом. Он был одет в какую-то форму из черного материала. На левом плече красовался ранее не знакомый мне шеврон и изображением то ли дерева, то ли еще какого-то растения. Форма и шеврон мне были незнакомы, а вот мужчина знаком.
Зимин Алексей Михайлович, которого я знал как командира одного из подразделений управления «Альфа» — спецназа ФСБ. С ним мы познакомились пару лет назад, когда я расследовал теракты в одной из кавказских республик. В какой-то момент мы вышли на след группы террористов, которые заселив одном отдаленном горном ауле. Задача спецназа была задержать или устранить их, моя задача и других следователей группы зафиксировать все следы их террористической деятельности. Пока мы искали их, а после готовились к штурму, я тренировался со спецназом в рукопашном бое, стрельбе. За это время мы неплохо сдружились с Зиминым, стали если и не друзьями, то хорошими приятелями. В итоге операция прошла успешно, пару раз мы даже пересекались в Москве, выбирались вместе в бары, но потом он уехал куда-то за границу по службе, и уже более года я никак с ним никак не контактировал.
И вот сейчас Алексей сидел напротив меня, за стеклом, в следственном изоляторе на обшарпанном деревянном табурете, прикрученном к полу и прижимал к уху переговорную трубку из старого пожелтевшего пластика. Я взял такую же трубку, которая имелась с мой стороны стекла. От трубки воняло несвежим ртом. Я поморщился.
— Привет, Слава, — поприветствовал меня Зимин. Я чувствовал, как от него исходило сочувствие, понимание, соучастие. По его эмоциям я понял, что Зимин знает настоящую версию событий и моего позорного падения, — Ты как тут?
— Привет, Леха. Как сам? — с улыбкой спросил я. Я был искренне рад его видеть, — Вот, поссорился с хорошими людьми, немного решил посидеть в тишине.
— Все зубоскалишь, — вздохнул Зимин.
— Что еще мне остается, Леха? — я невесело ухмыльнулся, — Сам понимаешь, к чему все идет. Да и если ты тут, думаю все совсем плохо, — после этого, я обратил внимание на его форму, — Кстати, что это за цивильный прикид, ты что устроился охранником в торговый центр?
— Да нет, пока еще я могу себе позволить отклонять такие щедрые предложения. Я на пенсию вышел, устроился вот в другую организацию. Не спрашивай, в какую и чем она занимается, пока тебе этого не скажу. Я узнал о тебе от своего нынешнего начальства, для тебя есть предложение, которое, возможно тебя заинтересует. Подробности я не знаю, но суть в том, что нужно принять участие в экспериментах.
— Каких экспериментах? Мне сделают укольчик новым вирусом и попробуют вылечить?
— Я не знаю, Слава. Мне тоже ничего не говорили. Ты сможешь узнать подробности только если примешь предложение.
После его слов я крепко задумался. Но какой у меня выбор? Или подохнуть в СИЗО, или сыграть в игру с неизвестной суммой. Быть задушенным резинкой от трусов я однозначно не хотел. При выборе предложения от неизвестного игрока у меня хотя бы будет время, возможно, за которое у меня появятся еще какие-то варианты. Даже если это тест нового препарата или вируса, или еще какого-то биологического оружия или патогенна, это не убьет меня мгновенно, и у меня получится протянуть еще какое-то время.
Обдумав эти варианты, я сказал:
— Согласен, где подписать кровью?
— Кровь оставь себе, а мне прочитай и подпиши вот эти документы, — Зимин показал мне запечатанный конверт, после чего вызвал конвойного и сказал передать мне эти документы, — Только учти, отказаться уже не получится.
Конверт был выполнен из плотной коричневой бумаги. Надорвав его, я достал бумагу, на которой было напечатано «Подписка о неразглашении». Суть документа была в том, что я даю добровольное согласие принять участие в исследованиях, проводимых проектом «Иггдрасиль» научно-исследовательского института Квантовых состояний или НИИ КС. Суть исследования, дословно, в получении экспериментальной информации о возможности осознанного перемещения в альтернативные версии континуума. При этом, я отказывался от любых претензий и меня знакомили с тем, что за мою жизнь не отвечают. Еще я обязуюсь никому ничего не рассказывать и все такое. По окончании исследований мне обещалось помилование и освобождение с отказом от любых видов юридического преследования. Тут не было написано, но читалось между строк — если выживешь. Далее шла пустая графа, куда предлагалось вписать согласие, дату, свои ФИО и поставить подпись. Сверху на документе имелась эмблема, повторяющая ту, что была на шевроне Зимина.
Прочитав, я поднял взгляд на Зимина, тот поймав мой взгляд сказал:
— Если ты согласен, подписывай, убери в конверт и передай мне.
— Леха, ты читал это? — я хотел выяснить хоть какие-то подробности.
— Нет, я не знаю, что в документе. Но догадываюс. Ты подписываешь?
Сказать, что я вдруг передумал принимать участие, будет неправдой. Я конечно не физик, но периодически смотрел на этих ваших ютубах научно-популярные каналы, понимал, что такое квантовая физика, как это связано с понятиями параллельных миров. Все это меня заинтересовало. Да и выбора у меня не было. Быстро написав «Согласен» и расписавшись, я убрал документ в конверт, только сейчас обратив внимание, что в конверте напротив графы, где я написал «Согласен» и моей подписи имеется пластиковое окошечко, где видно мое согласие, но остального текста документа не видно. Зимин вызвал конвойного, который передал ему конверт. Глянув на мои «Согласен» и подпись, Зимин продолжил:
— Сейчас можно рассказать больше. Ты не знаешь, но примерно с год назад я получил ранение, поэтому вышел на пенсию, но меня пригласили занять место главы службы безопасности в в этом институте, как я понял, информация о том, что это за учреждение, в конверте была, — я кивнул, а Зимин продолжил, — Этот НИИ секретная организация, настолько секретная, что о ней знает только Президент и еще пара приближенных. Как я понимаю, занимаются они исследованием параллельных миров. Подробности я не знаю. По какой причине они выбрали тебя, я тоже не знаю. Меня отправили передать тебе предложение. Через пару дней тебя заберут на базу проекта, там уже узнаешь все более подробно. Слава, я понимаю, что это все дико звучит и пахнет какой-то дешевой фантастикой, но думаю это лучший вариант для тебя, учитывая, что ждет тебя в СИЗО. От себя скажу, что там нет безумных ученых, не думаю, что тебе грозит какая-то опасность.
— Успокоил, — проворчал я, — Ладно, дороги назад уже все равно нет.
После этого, поговорив с Зиминым на отвлеченные темы, вспомнив былые времена и тех, с кем работали, он попрощался со мной и ушел, забрав с собой конверт. Меня же вновь сопроводили в камеру, где я продолжил доводить свое тело до изнеможения.
В камере я провел еще 2 дня, после чего за мной пришли. А пришли за мной двое мужчин около 40 лет, одетые в форму, как у Зимина. Меня вывели на улицу, рук, что характерно, за спиной держать не требовали, наручники не надевали. Просто предупредили, чтобы я не дергался. От этих мужчин я ощущал спокойствие и уверенность, все их движение выдавали в них профессиональных военных. Даже если бы я и захотел что-то учудить, мне вряд ли бы кто-то это позволил.
На улице стоял солнечный сентябрь, время по ощущению и наклону солнца было около 17 часов. Солнце еще грело. Я с наслаждением подставил лицо солнцу и вдохнул свежего воздуха, постояв несколько секунд, зажмурив глаза, впитывая этот момент. Мои сопровождающие или конвоиры, не мешали мне насладиться глотками свободы, наверное, знали, что я уже несколько недель не был на свежем воздухе. Открыв глаза, я только заметил, что перед входом в корпус, где находилась моя камера, припаркован черный микроавтобус с тонированными стеклами.
Войдя в салон, я заметил кушетку. Мои сопровождающие вошли следом, при этом, один из них сказал:
— Сейчас мы направимся на базу НИИ, вам будет сделана инъекция снотворного, чтобы исключить утечку данных.
Я понимал, что мое мнение тут роли не играет, ну, спасибо, что хоть предупредили. После этого, тот же сопровождающий достал инъектор, который прислонил к моей шее. После этого, мои глаза закрылись, а сознание погасло. Опять.