- Оставаться здесь небезопасно, - подытожил ситуацию Бенуа. - Золотая стрела не намного лучше железной, когда она попадает в тебя. Вернемся-ка назад, ребята, если, конечно, Бонне не желает воспользоваться случаем снова послужить мишенью, чтобы одарить каждого из нас полудюжиной таких игрушек... Ведь это все равно, что получать сотню франков за один лиар...*
______________
* Лиар - старинная французская медная монета достоинством в четверть су.
- Нет уж, благодарю покорно, я выхожу из игры... - отозвался бандит, начинавший бледнеть от потери крови.
- Решено! Мы отступаем. Утро вечера мудренее...
Поддерживая раненого, они перебрались через поверженные стволы и ветви, сели в пирогу и без препятствий доплыли до своей патавы, три столба которой торчали на скале.
После долгой ночи, расцвеченной золотыми снами, авантюристы с удвоенной энергией приступили к дальнейшей расчистке пути. Бонне оставили охранять лагерь. Его рана, хотя и казалась не слишком серьезной, требовала несколько дней отдыха.
- Понимаете, - рассуждал Бенуа, пока они поднимались по реке к зеленой плотине, - сюда их чертовы стрелы не достанут. К тому же нас прикрывают завалы из деревьев. А нападать с тыла они вряд ли осмелятся. Да и у нашего друга Бонне есть ружье...
- Должен тебе признаться, шеф, - вступил в разговор Матье, туповатый понурый мужчина, обычно хранивший молчание, - мне бы очень хотелось что-нибудь понять во всей этой чертовщине...
- Губа не дура! Я и сам бы не прочь...
- Ну, ты ведь образованный человек, а я нет.
- Образование здесь мало помогает...
- Я никак не могу себе объяснить, почему эти типы, побросавшие деревья в воду, не подождали, пока мы окажемся под ними, чтобы сразу нас прихлопнуть?
- А кто тебе сказал, что деревья свалили умышленно? Они ведь могли упасть и сами по себе...
- Ну, возможно. Однако стрела, прошившая ногу Бонне, сама ведь не полетела. И почему этот хмырь не всадил ее прямо в грудь Бонне?..
- Мы же не знаем, куда он целился.
- Ну, нет! Тебе отлично известно, что индейцы никогда не промахиваются! Мы все видели, как они снимают с верхушек деревьев черных обезьян или фазанов, а с тридцати метров попадают в апельсин, насаженный на воткнутую в землю стрелу...
- Так ты сердишься, что они не поступили с Бонне, как с черной обезьяной?
- Не глупи. Я не сержусь, а удивляюсь. Ведь было так легко перебить всех нас по одному. Вот что меня смущает. А тебя, Тенги?
- Стоит ли портить нервы из-за пустяков... Уж если они не передавили всех нас поодиночке, как гусениц, то, значит, не посмели. А может быть...
- А может быть, - вмешался Бенуа, - они полагали, что не стоит тратить стрелы на такую дичь. Ну, хватит болтать! За работу! Тут еще придется попотеть!
Несколько часов трое мужчин ожесточенно орудовали пилой, мачете и топорами. Такая ярость переполняла их сердца и такими закаленными были их крепкие тела, что, казалось, они не замечали палящих лучей солнца. Пот струился по их торсам, дымящимся, словно серные сопки. Работа спорилась. Эти отверженные умели трудиться! Удары ускорялись, заполняя узкую долину громким эхом, которое вибрировало где-то вдали, среди теснившихся макушек огромных деревьев.
Тридцать шесть часов они с бешеной энергией врубались в завал, ничто не могло их остановить. Путь был проложен. Фарватер шириной чуть более метра разрезал груду стволов и ветвей.
В очередной раз они аккуратно загрузили свой провиант в пирогу, разобрали патаву и удобно устроили Бонне в центре лодки на матрасе из свежих листьев. Рана начала зарубцовываться благодаря холодным примочкам, наилучшему болеутоляющему средству.
- Все в порядке, дети мои? - Шеф оглядел лодку. - Ну, трогаемся! В добрый час!
"Добрый час" оказался недолгим. Едва пирога вошла в узкий канал и стала медленно продвигаться, лавируя между ветвей, как странная музыка послышалась вдалеке за плотиной.
Исполнялось как бы соло на флейте, чьи низкие и очень нежные звуки скользили по спокойной воде и разносились вокруг. Эта примитивная тягучая мелодия при всем однообразии излучала какое-то очарование, но в то же время и нервировала путников. Тот, кто жил среди прибрежного племени галиби* или знаком с бытом глубинных племен рукуен** и оямпи***, сразу бы узнал звук большой индейской флейты, которая изготовляется из длинной бамбуковой трубки.
______________
* Галиби - индейское карибское племя, и до настоящего времени обитающее на берегах р.Ояпок(и) во Французской Гвиане.
** Рукуен - индейский народ группы карибов, переселившийся во Французскую Гвиану из Бразилии. Современное название - уаяна.
*** Оямпи - индейское племя, переселившееся в начале XIX века на берега р.Ояпок(и) во Французской Гвиане из Бразилии. К настоящему времени численность оямпи сократилась с 6 тысяч человек в XIX веке до 250 человек.
Мелодичный речитатив прервался через пять-шесть минут, а затем возобновился безо всякого перехода, только на октаву выше. Звуки стали пронзительными и производили уже другое впечатление. Мягкую тягучесть первоначального мотива сменило неприятное чувство тревоги. Казалось, ненавидящая музыку стая собак подняла вдруг неистовый вой.
Четверо авантюристов забеспокоились. Бенуа, признанный вожак шайки, первым нарушил молчание.
- Эта какофония* раздирает мне уши. Я предпочел бы прямую атаку. Подлые гниды нас видят как на ладони. Какого черта им надо со своими дурацкими свистками... Будто у цыган-медвежатников на ярмарке... Матье, и ты, Тенги! Налегайте на весла! А я буду начеку!
______________
* Какофония - беспорядочное, негармоничное нагромождение звуков.
Бывший надзиратель схватил ружье и зарядил его, поглядывая на Бонне:
- А ты, бездельник, тоже берись за винтовку! Если не годишься для весел, то пульнуть дробью сможешь при необходимости!
- Конечно, шеф! - бодро откликнулся раненый. - Давай мне ружье!
Между тем снова полилась тягучая музыка в низких тонах, исполненных невыразимой мягкости и нежности. Но эти приближающиеся звуки исходили явно от враждебной стороны.
- Да что им от нас надо, в конце концов? - раздраженно проворчал бандит.
Вскоре он уразумел всю глубину опасности. Лодка миновала узкий фарватер, прорубленный в зеленой плотине, и четверо проходимцев увидели скорее с удивлением, нежели с испугом, что река покрыта листьями муку-муку (caladium arborescens). Связанные вместе лианами, они образовали целую гирлянду маленьких плотов, площадью около двух квадратных метров каждый.
Конца этой флотилии не было видно, она очень медленно спускалась по течению, едва заметному в этом месте.
- Если они собираются таким образом нас задержать, то напрасно теряют время, - пробормотал Бенуа. - Мы пройдем через эти листочки, как нож сквозь масло...
Плотики стали надвигаться быстрее, поскольку пирога шла навстречу, и вскоре шеф заметил, что на них находились живые существа, совершавшие какие-то странные движения. Бородач поднялся на ноги. И его спутники увидели, как внезапно он побледнел. Расширенные от ужаса глаза уставились во что-то невиданное. Губы у него задрожали, дыхание стало хриплым и прерывистым, с трудом вырываясь из перекошенного рта. Обильные капли пота скатывались по щекам.
Столь явное выражение страха на лице такого жестокого человека было особенно пугающим.
- О!.. Дьявол!.. - прохрипел он. - Бежим... Мы погибли... Это смерть... Ужасная смерть... Змеи... Тысячи змей... Мороз по коже...
Музыка вспыхнула с новой силой, пронзительная, свистящая, яростная. Незримый виртуоз двигался берегом одновременно с плотами, соизмеряя свой шаг с их скоростью. От опасной встречи авантюристов отделяло уже не более двадцати метров.
Леденящий душу спектакль открылся их взорам. Как только что сообщил главарь, вся эта лиственная поверхность была буквально усеяна змеями - любых форм, расцветок и величины. Казалось, пресмыкающиеся всей Гвианы собрались на это рандеву.