ВТОРОЙ ДЕНЬ В ПОЛКУ
Когда вышли, мне предложили двигать к Грише на 21й и там подождать. По дороге заскочил на кухню. Клянчить не пришлось, от завтрака кое-что осталось. Порекомендовали завтрак не пропускать, от всей души с ними согласился и прежде, чем помчаться на стоянку, переговорил с одной из девушек-подавальщиц. Дело в том, что она рассказывала подруге про нового кавалера. Мол какой обходительный, конфетки-семечки, рукам волю не давал. Всё расспрашивал да жалел как ей должно быть тяжело на работе. Она не предполагала, что её слышат. Василия, аж передёрнуло от такой наивности. Попугал и предложил обратиться к особисту, иначе могут привлечь за измену. Про себя решил, не послушается, сама виновата, доложу. Как потом оказалось, послушалась. А особист провернул контрдиверсионную многоходовку с нашумевшим результатом. Позже поблагодарил за бдительность.
Первая прогревала моторы, и я стал напряженно прислушиваться к их звуку, отклонений не услышал ни у кого. Вот и хорошо. На стоянке смирновского самолёта сообщил, что Гришу у них забирают, а пока заглянул под капоты оружейников. Постарался, не мешая им, погладить пушки и боекомплект. Вспомнилась картина сбитого истребителя. Может это я так увеличиваю мощь взрывчатки. Мысль, конечно, самонадеянная, ну а вдруг! В памяти Василия что-то было про рояли для перемещенцев, но пока статистики и времени для анализа очень мало. Увидев меня, Гриша очень обрадовался:
— Появился! А то я думал тебя на совсем забрали.
— Забрали, забрали. И тебя тоже, — и объяснил ему ситуацию и наши задачи,
— Так что будем работать в паре.
— Это — хорошо, — довольно согласился он. Для меня встреча, неожиданно, оказалась более чем приятной. Казалось бы знаю всего сутки, а прямо родной человек, рядом с которым просто хорошо. Додумать мысль не успел, появился инженер полка. Представил замену моториста, мне выдал тючёк, в котором оказался технический комбинезон. Остальное надо будет получить у старшины. Пока Гриша передавал "хозяйство", переоделся в робу, на голову пилотка — всё теперь меня не отличить от аэродромного люда, а то хожу по стоянке в гражданке как белая ворона.
Проводили на вылет 3е и 4ое звено, у начальства и помимо нас дел по горло, но вот он освободился, и мы двинулись к стоянке 2ой АЭ. Самолетов у них осталось 10, правда один самолёт и лётчика передавали в первую для комплекта. С него и начали. Всё прошло штатно, погоняли двигатель, убедились в его нормальной работе. Технический экипаж остался заканчивать подготовку. Высокое начальство посчитало своё присутствие лишним и убыло по своим делам, передав опеку начальству местному. На следующем самолете инженер эскадрильи предложил сам заменить Гришу: — Я посмотрел, как вы работаете, ничего сложного. Доказывать ничего не стал, пусть попробует.
Попробовал. Кое-что получилось. "Вот видишь, хорошо же, — ликовал он.
— Получше чем было, но это не то, — ответ его смутил. — Григорий Иванович давайте работать.
Через пятнадцать минут: — Понял, убедил, каюсь, больше мешать не буду. Пойдём на следующий?
И так до обеда по 20–30 минут на самолёт с переходом и перекуром, но всё закончили. Села после вылета 1я АЭ. Вернулись все, но четвёртое звено потрепали. Снова на подходе к аэродрому, четвёрка мессеров-охотников ударили по ведомым замыкающего звена. От единственной атаки, почти, увернулись. На одном самолёте крыло подлатать, а вот на втором пуля 7.95 попала в мотор, придётся поковыряться. Гриша, само собой, да и я тоже воспринимали первую как свою. На второй вылет сходили: первое звено, усиленное звеньевым из второй и звено л-та Строгого. У них обошлось без боестолкновений. Матчасть отработала нормально.
После обеда встретились с полковым инженером. Доложили результаты по второй АЭ. Он предложил продолжить с третьей. У меня было встречное. Резоны такие: — третья сидит в ДС, до завтра потерпят. В первой, как раз по двигателю, не боеготовый самолёт, а с ним и звено. Давайте поможем устранить неисправность, если останется время, к Карманову, если нет, то завтра. "Подшаманим" не снижая боеготовности.
— Логично, — согласился он, — хорошо, скажите Богданову, что я послал конкретно на восстановление самолёта. "Кармановские" завтра кровь из носа. Ясно!
— Так точно, — гаркнули мы синхронно, будто долго тренировались.
С ремонтом получилось и просто, и сложно. Просто: — поврежден карбюратор и кое-что навесное. Сложно: — запчасти приготовили к перебазированию и нужные оказались упакованные и, как всегда, в низу штабеля. Решили инженерную службу пока не мучить, глянуть на списанных. Нам выделили полуторку и мы: — штатный моторист, Гриша, я и два бойца, отправились на промысел. Кроме запчастей, поездка дала еще один, неожиданный результат, незаметный другим, но прояснившим кое-что о нас с Гришей. По началу не понял, как среди рядов разрушенных, полуразобранных фюзеляжей, найти нужное? Невольно я приложил руку к борту. Возникло вИдиние: — разорванные тросы, гнутые тяги, мертвые механизмы, а вот эти как бы живые! Это вИдиние было не чётким, как в тумане, тем не менее, определиться позволяло. Приложил руку к следующему — здесь тоже не то. На третьем догнал Гриша, спросил, что я делаю и облокотился о фюзеляж. Словно ветром сдуло туман.
— Не касайся самолёта, — тот в недоумении отшатнулся. Картинка чуть потускнела, но осталась чёткой.
— Медленно отходи и считай шаги. — пожав плечами, стал медленно отсчитывать. С каждым шагом наплывал туман. На седьмом стало как было.
— Стоп! Теперь, медленно подходи и прикоснись к самолету, — Гриша, безропотно выполнил команду, ему даже в голову не пришло заподозрить подвох. Нужно, значит нужно. Теперь с каждым шагом картинка прояснялась. В итоге, даже не рентген — объёмная компьютерная графика.
— Положи руку мне на плечо, — тоже самое. Ясно! Для проявления эффекта мы должны держать один предмет, соприкасаться или находиться на расстоянии меньше семи шагов. А не высасываю ли силу, может я энергетический вампир или, всё же, Гриша катализатор именно моих способностей.
— Я тебе позже объясню, — сказал Сашко, увидев подходящих ребят. — С этого начнём.
— С этого так с этого. — согласились те. Действительно на разбитом в хлам моторе, оказалось все что нужно в отличном состоянии. Быстро управились с разборкой-погрузкой. Не мешкали и с разгрузкой и установкой. Десять рук, растущих откуда надо, это не фунт изюма.
Подошёл Инженер эскадрильи, увидев сидящих ребят: — Что не нашли?
— Почему не нашли? Нашли, установили, немного перекурим, погоняем и доложимся, — отрапортовал моторист самолёта. На восклицание: "Не может быть!" Только пожал плечами. Перед запуском Сашко решил проверить одну догадку — отрегулировать холодный двигатель в тесном контакте. Ожидаемого результата не получили. Пришлось греть мотор и настраивать по отработанной схеме. До ужина успели отработать резервное звено третьей АЭ.
Уже на переходе в столовую: — Григорий Иванович, а как ты себя чувствуешь рядом со мной, — начал издалека Александр, — может усталость, хандра, упадок сил?
— Нет, Сашко, когда ты рядом, мне наоборот хорошо, настроение поднимается, сил прибавляется, бодрость в теле и чувство что с тобой мы любую задачу решить можем. Кстати, как ты определил какой самолёт "курочить" надо и зачем ты меня шаги считать заставил?
Вот и рассказал о своих наблюдениях, выводах по этому поводу и сомнениях.
— Нет, силу ты из меня не пьёшь, это точно, может используешь, я не чувствую. А в остальном, значит мы две половинки целого — ты ум, я — сила. Хорошо, что ты нашёл меня!
Договорились, что Гриша повнимательней присмотрится к своим ощущениям, поэкспериментируем, пока об этом распространяться не будем. Ночевать, снова, пошёл к лётчикам. Сразу не уснул, да и рановато было. Прислушался со своего места, разгорался спор, как повысить маневренность звена. Все уперлось в слетанность и мастерство ведомых. Натура Василия не вынесла наивности этих рассуждений, всё-таки он встрял: — То, что у вас есть, — предел маневренности трёх самолетного звена. Для маломаневренных бомберов, ну может ещё для штурмовиков, типа ИЛ-2 — нормально. Для истребителя — пара! Ну, вы попробуйте стать три человека в шеренгу и походить с поворотами влево-вправо! Тут же расчистили полянку. Провели натурный эксперимент. В тройке ведомому всё время приходилось то останавливаться или того хуже сдавать назад, что в воздухе — никак, то оказаться на месте ведущего, а то и вовсе получалась куча мала. Было бы весело, если бы не было так грустно. В паре ведомый ходил за ведущим как нитка за иголкой: "Кроме того в паре ведомый может легко перестроиться из левого пеленга в правый и обратно, что в тройке категорически невозможно, — комментировал он. Замечание, что звеньевой должен подавать команды на маневр. — Да в бою, без радио, пока покачает крыльями, пока его поймут, половину посбивают. Это и есть предел маневренности.
— У тройки огневой потенциал выше в полтора раза, — высказал явно заученную мысль один из пилотов.
— Вопрос спорный. Дело в том, что огонь ведет ведущий звена, в основном. В шестёрке из двух звеньев — ведущих два, а в парах три, соответственно огневая мощь в полтора раза выше, при номинале в шесть единиц.
Сашко, за эти два дня приобрёл некоторый авторитет в области обслуживания самолётов, но его рассуждения по поводу тактики воздушного боя не лезли ни в какие ворота. Хотя и возразить, особо было нечего.
— Это преклонение перед тактикой врага, — выдал довод комсорг.
— Нет, это разумный подход.
— Хочешь сказать у начальства нет разума, — съехидничал он.
— Разум есть, не хватает информации, то-что очевидно в низу не всегда заметно с высоты.
В возникшей паузе, раздался голос комэска: — Всё равно никто не позволит нарушать наставление, — и как бы противореча себе, добавил, — где взять столько ведущих?
— Ведущих у нас четыре, ещё один — звеньевой из второй, ну и одного из подготовленных летчиков. А наставления нарушать, конечно, нельзя. Взлетать как прежде в две тройки, в воздухе же перестраиваться по обстановке. Сейчас тоже парами возвращаются, мало ли что. Если, конечно, никто докладывать не помчится. Все, почему-то уставились на комсорга.
Тот поёжился под взглядами, — А, я что, разве что в порядке эксперимента.
— На счёт эксперимента, это ты здорово придумал. Всё конец дебатам. Отбой, завтра легче не будет. После завтра перебазирование — вопрос решён. — распорядился Попов.
Уже засыпая, вспомнил мысль, которая царапнула на самолетной свалке: — там лежал бесхвостый немец, шмякнулся он хорошо, но не сгорел. Надо бы поковыряться.