на прямой имитации, чем на отталкивании
Разновидности американского футбола с упрошенными правилами, и которые могут играть люди любого возраста.
— Прим. ред.
203
и избегании маскулинности. Внешне это наблюдение подтверждает идею Фрейда о том, что для
мальчика разрыв с матерью влечет за собой пожизненный отказ от женственности как механизм, с
помощью которого мальчик устанавливает свою автономию; для девочки же формирование
идентичности состоит как раз в идентификации с матерью, и таким образом укрепляется
конкретность ее идентификации. Но этот процесс может быть результатом всего окружающего
«материала», из которого дети формируют свои тендерные идентичности, а не результатом
некоего врожденного двигателя. Например, подумайте о типичных образах мальчиков, которые
девочка видит в комиксах и телевизионных передачах. Подумайте также о типах ролевых игр, в
которые играют мальчики и девочки. Мальчик будет играть роль мифического героя (ковбоя,
индейца, солдата, супергероя, черепашки ниндзя). Девочка же часто играет роль мамы, медсестры
и учительницы. Таким образом, мальчик узнает, что его будущие перспективы безграничны, играя
в определенные «идентичности», бросающие вызов обычным пределам и ограничениям. Девочка
же узнает, что ее будущий мир детерминирован конкретными социальными ограничениями. Хотя
все это значительно изменилось за последние годы, но гораздо больше для девочек, чем для
мальчиков. Девочки теперь играют в настоящий футбол и фантазируют о том, как бы стать Зеной
— королевой воинов или Баффи — убийцей вампиров*, которые сильнее и сексуальнее, чем
любой из мужчин, постоянно побеждаемых ими.
Ранние тендерные различия совсем не абсолютны, но изменение всегда направлено только в одну
сторону. Некоторым «девчонкам-сорванцам» можно разрешить играть в неформальные игры с
соседскими мальчишками, когда необходимы дополнительные игроки. Но только в последние
годы для девочек был открыт доступ в официально организованные спортивные лиги в футболе и
софтболе. Для мальчика возможность играть в «девчачьи» игры очень редка; в этом случае ярлык
«баба» (sissy) носит еще более негативную оценку, чем ярлык «девчонка-сорванец». У девочек
может быть больше «мальчишеских игрушек», чем у мальчиков «девчачьих». Есть ряд «маль-
чишеских поступков», которые могут совершить и девочки, но для мальчиков любые
«отклонения» в сторону «девчоночьих поступков» невозможны.
Героини детских американских сериалов. — Прим. ред.
204
Эта асимметрия, переходящая на другие виды гендерно маркированных игр, указывает на то, что
мужественность оказывается намного более жесткой ролевой конструкцией, чем женственность, а
также на то, как эта жесткость становится частью принудительных механизмов ролевой
социализации. Ген-дер — не просто выражение того, что является «правильным» и
«соответствующим»; скорее, наши культурные определения того, что является правильным и
соответствующим, получены из знаний взрослых людей о мире и частично зависят от того, кто
диктует эти правила. Детская игра в сжатом виде выражает и содержит ожидания тендерного
неравенства, которые и передаются дальше, в процесс тендерных отношений уже во взрос-
зб лои жизни .
Мальчик и девочка понимают неравенство между женщиной и мужчиной, но они также
понимают, что статус «менее равной» дает девочке немного больше свободы в области кросс-
гендерно-го (не соответствующего ее полу) поведения, из-за ее принадлежности к женскому
тендеру. Девочки считают, что им надо вести себя лучше, чем мальчики, и многие девочки
утверждают, что предпочли бы быть мальчиком, чем девочкой. Наоборот, мальчики считают, что
быть девочкой — хуже, чем смерть. «Если бы я был девочкой, — сказал один третьеклассник, —
все были бы лучше меня, потому что мальчики лучше, чем девочки».
Подобные утверждения заставляют нас вздрогнуть, потому что они показывают, как глубоко