как структурированные отношения. Тендерное напряжение ранее осмыслялось в теории
половых ролей как напряжение между индивидом и ожиданиями, установленными для него
или нее соответствующей половой ролью, т.е. между индивидом и абстрактным набором
ожиданий.
Все это ведет к шестой и заключительной проблеме теории половых ролей: ее неспособности
понять динамику изменений. Согласно этой теории, движения за социальные права, такие, как
феминизм или движение за права геев, борются за расширение определений половой роли и
изменение ролевых ожиданий. Получается, что целью социальных движений является
расширение вариантов роли для индивидуальных женщин и мужчин, жизнь которых
ограничена стереотипами. Но социальные и политические движения касаются не только
расширения возможностей для индивидов, не только обретения свободы от ограничений и
запретов, не позволяющих проявиться «истинной» самости индивидов. Эти движения имеют
прямое отношение к вопросу о перераспределении власти в обществе.
152
Они требуют перераспределения ресурсов и уничтожения тех форм неравенства, которые
встроены в социальные институты, также как и полоролевые. Только начав с анализа власти,
мы сможем адекватно понять такие социальные движения. Социально-конструкционистский
подход стремится быть более конкретным, определяя напряженность и конфликт не между
индивидами и ожиданиями, а между и внутри групп людей в рамках социальных институтов.
Таким образом, социальный конструкционизм неизбежно приводит нас к вопросу о власти.
Что неправильно в теории половых ролей, можно понять и по аналогии. Почему сегодня ни
один уважающий себя ученый не использует термины «расовая роль» или «классовая роль»
для описания видимых совокупных различий между членами различных рас или различных
классов? Являются ли «расовые роли» специфическими характеристиками поведения и
установок, согласно которым были социализированы все члены различных рас? Едва ли. Мало
того, что подобный термин сгладил бы все разделения и различия среди людей одной расы —
до такой степени, что их представители стали бы казаться прежде всего отличающимися от
людей другой расы, — но он также игнорировал бы способы формирования поведения людей
различных рас как реакции на расовое неравенство и угнетение, представляя их вместо этого
внешним выражением некой внутренней сущности.
Позиции женщин и чернокожих имеют много общего, как указала социолог Элен Хакер в
своей пионерской статье «Женщины как меньшинство», написанной почти полстолетия тому
назад. Хакер утверждала, что систематическое структурное неравенство формирует «культуру
са\ оненависти» среди членов целевой группы. И все же мы не говорим о «расовых ролях».
Такая идея была бы абсурдна, потому что 1) различия в пределах каждой расы намного
значительней, чем различия между расами; 2) что означает быть белым или черным — всегда
выстраивается в отношениях к другому; 3) эти определения не имеют смысла вне контекста
расово сформированной власти, в которой коллективная идентичность белых сохраняется за
счет поддерживания границы с коллективным другим, а именно цветными. Движение за
расовое равенство свидетельствует о чем-то большем, чем о расширяющихся вариантах ролей
для цветных.
Наконец, использование теории ролей для объяснения расы или тендера становится формой
обвинения самой жертвы.
153
Если наши гендерно сформированные типы поведения «происходят из фундаментальных
личностных различий, социализированных на раннем этапе жизни», как предполагает психо-
лог Дэвид Треземер, то ответственность должна лежать на нас самих. Р. Стивен Уорнер и его
коллеги называют это «теорией самопритеснения», когда «жертва усваивает неадекватный
набор ценностей репрессивной системы. Таким образом, поведение, которое кажется