Я могу представить себе Моисея, подолгу жившего среди мадианитян, читающим у Иофора клинописные таблички с эпосом «Энмеркар и владыка Аратты», пытаясь понять смысл фразы «на одном языке», или слушающим своего тестя, мадиамского священника, который излагал ему устные предания, восходящие к временам «золотого века». Вспомним, что наиболее ранний экземпляр текста «Энмеркар и владыка Аратты», которым мы располагаем, датируется правлением Амми-садуги времен Старовавилонского периода (Вавилонская I династия), а согласно Новой Хронологии первый год правления этого царя датируется 1419 г. до н. э. Дата исхода из Египта, указанная в Библии — 1447 г. до н. э., а время странствий израильтян по Синайской пустыне падает на 1441–1407 гг. — то есть то самое время, когда Аммисадуга занимал трон Вавилона, тот самый период, когда впервые были записаны аккадские версии великих шумерских эпических поэм. Если первоначальным создателем Книги Бытия был Моисей, это означает, что он писал историю своих предков-израильтян в то самое время, когда аморитские правители Вавилона активно популяризировали истории о своих предках — уроженцах Месопотамии. При наличии бесчисленных параллелей между двумя этими комплексами преданий есть все основания говорить о культурной преемственности.
Итак, когда Моисей создавал текст Книги Бытия, он, вне всякого сомнения, был знаком с преданиями «золотого века», когда люди поклонялись единому всемогущему богу, воссылая ему хвалы на едином языке. Однако он выбрал именно буквальное значение фразы «одноязычный Шинар» и, поступив так, скрыл от нас истинное значение религиозного единства, существовавшего в Месопотамии до Потопа. Это могло быть сделано намеренно. При изложении основ вновь обретенной яхвистской теологии эта буквальная интерпретация позволяет избежать серьезных и даже опасных проблем, связанных с тем, что предки израильтян поклонялись верховному божеству, которое вовсе не было единственным богом на свете, и более того, даже не было богом Моисея — то есть Яхве Синая и мадиамнитян. Учение Моисея о едином боге было абсолютно несовместимым с преданиями о «золотом веке» и предках, у которых были и бог-отец, Энлил (аккадское Эллил — аналог библейского Эль?), и богиня-мать, Нинхурсаг, и бог-сын, Энки/Эа, а также множество других второстепенных богов. Идея троичности, хотя она и широко распространена во многих древних религиях, не стала составной частью богословской системы израильтян, перейдя к христианам и будучи усвоена ими в процессе проповеди Евангелия среди язычников, у которых идея святого семейства была одной из развитых богословских концепций.
Таким образом, весь эпизод из Книги Бытия, повествующий о смешении языков, может оказаться не чем иным, как ошибочным истолкованием древнешумерского предания. Нам, по-видимому, следует понимать библейский рассказ в религиозном, а не лингвистическом аспекте. После того, как по всей земле разлились воды Великого Потопа, чистота религии, существовавшей издревле и основанной на почитании верховного бога, была явно омрачена появлением новых богов и возвышением статуса второстепенных божеств прежнего пантеона, ставших могущественными патрональными богами — покровителями городов-государств, никак не связанными друг с другом. Так, богиня Инанна была «приглашена» Энмеркаром из Аратты в Урук и уравнена в правах с Ану («Владыкой неба»); бог луны Син был верховным правителем Ура; Энки, богу водной бездны, поклонялись в Эриду; Уту, бог солнца, считался верховным богом Шуруппака, а Иншушинак («Владыка Суз») занимал доминирующее положение в пантеоне эламитов Сузианы. Энлил же сохранил статус верховного бога только в Ниппуре. Единство древнейшей шумерской религии распалось, превратившись в целый ряд независимых религиозных культов, и в результате этого мир стал весьма и весьма опасным местом для человека.
Эта новая ситуация нашла свое выражение в активном — в течение всего Урукского периода — строительстве огромных храмовых комплексов, воздвигавшихся в самом центре городов. Послеубаидская эпоха знала храмовые платформы, на которых возводились «дома богов». Человек начал воплощать в жизнь свое стремление достичь неба, а это уже предыстория строительства Вавилонской башни. Итак, кто же был тот царь, который отдал приказ о возведении первой рукотворной горы — древнейшей лестницы на небо? Думаю, читателю уже известен ответ на этот вопрос.
Итак, теперь мы знаем об Энмеркаре столько, что этот правитель невольно становится главным объектом нашего внимания. Как мы уже знаем, именно он был тем самым царем, который «пригласил» богиню Аратты на Месопотамскую низменность и воздвиг для нее величественное святилище, получившее название Эанна, или «Дом Неба». Мы уже отмечали особую роскошь архитектуры IV города Урука — города, строительство которого я приписываю Энмеркару. Мы говорили также и о том, что Энмеркар был первым великим владыкой на земле — библейским Нимродом. А теперь давайте прочтем фрагмент из Иосифа Флавия, чтобы удостовериться, что именно Нимрод воздвиг первый на свете зиккурат.
«Итак, не кто иной, как Нимрод побудил их [жителей земли Шинар] так возгордиться и возвыситься перед Богом… Он заявил, что сумеет отомстить Богу, если тот задумает вновь затопить весь мир. Для этого он, Нимрод, решил воздвигнуть башню, настолько высокую, чтобы ее не смогли затопить воды, и вознамерился отомстить Богу за гибель своих праотцов!»
Кто же был тот бедный бог, на которого так разгневался Нимрод за гибель прежнего мира в волнах Потопа? Согласно древневавилонскому эпическому преданию о Потопе, это был не больше и не меньше чем сам верховный бог и глава шумерского пантеона — Энлил (аккадский Эллил), которого разбудил шум, поднятый быстро увеличивающимся населением земли.
«Земля стала просторной, люди на ней умножились без числа, и земля замычала, словно дикий рогатый скот. Бог [Эллил] встревожился и разгневался… [Эллил] созвал совет, обратившись к богам, сынам своим: «[…] не устроено для них. Число [людей] не уменьшилось; напротив, они стали еще более многочисленными, чем прежде. [Из-за] шума их я встревожен; [из-за] грохота их я не могу спать».
На мой взгляд, здесь перед нами начинает разворачиваться захватывающая вереница исторических событий, ведущих свой отсчет от до-Потопного «золотого века» верховных богов до реалий после-Потопной эры и множества богов-покровителей городов-государств Древней Месопотамии.
• Энлил, бог воздушных стихий и глава шумерского пантеона, вне себя от гнева из-за того, что его потревожил шум, поднятый человечеством, послал страшные дожди, приведшие к Потопу и гибели всего человечества. Вполне естественно и справедливо, что те, кому удалось пережить Потоп, не желали более поклоняться ему. В самом деле, «слово Энлила» в позднейшие времена стало предвестником разрушения. И когда орды гутиан обрушились на города Месопотамской равнины, что повлекло за собой падение Аккадской династии, опустошения, устроенные ими, были сравнимы с Потопом, и вина за этот человеческий Потоп была также возложена на Энлила.
«Однажды Энлил наслал с горных земель на равнину гутиан, приход которых стал поистине Потопом Энлила, коему никто не мог противостоять».
• Подобно тому как Яхве заранее предупредил Ноя о грядущем Потопе, Эа предостерег Утнапишти о том, что Энлил намеревается уничтожить род человеческий в волнах губительного потопа. Ясно, что тем самым Эа бросил вызов верховной воле Энлила. Эа из-за его стремления спасти человечество и помочь ему часто изображают противником Энлила.
Итак, какие же выводы можно сделать из всего вышеизложенного, если вспомнить, что Эллил (восточносемитский вариант имени Энлил) — это библейский (то есть западносемитский) бог Эль? Мы уже установили, что Эа (восточносемитская версия имени Энки), по-видимому, можно отождествить с Яхве, то есть тем самым (западносемитским) богом, который стал богом Моисея. Не является ли это объяснением частой путаницы двух имен Бога в самом начале Ветхого Завета? Быть может, Эль, бог Авраама, из-за своего недоброжелательного отношения к роду людскому был вытеснен менее суровым Яхве?
• Не надо забывать, что Утнапишти, после того, как он вышел на сушу из ковчега, в благодарность за спасение своей жизни принес жертвы не Эллилу а богине Иштар (Инанне) и остальным менее значительным богам.
«Тогда я (Утнапишти) выпустил (все) четыре ветра и принес жертву. Я совершил возлияние на самой вершине горы… (И) боги обоняли сладкое благоухание, (и) теснились они, словно мухи, перед жертвенником. Когда ж, наконец, явилась великая богиня (Иштар/Инанна), она приняла огромные украшения, сделанные Ану ей в усладу. (И сказала она Утнапишти)… Пусть все боги соберутся у жертвенника, не пускай только Эллила к жертве, ибо он, безрассудный, обрушил на землю Потоп и (обрек) людей моих на страданья и гибель».
• После Потопа Энмеркар (которого мы отождествили с Нимродом, правнуком Ноя) пригласил в свой город-державу Урук новое божество, богиню Инанну, и воздвиг в Эриду величественный храм богу Энки. По утверждению Иосифа Флавия, Нимрод повелел воздвигнуть огромную башню в знак дерзновенного вызова прежнему верховному богу. Это та самая башня, которая в Библии именуется «Вавилонской башней».
• Сегодня нам известно, что в Эриду в эпоху, которую принято называть эпохой Энмеркара (см. главу одиннадцатую), действительно была сооружена башня на огромной платформе. Этот «прототип» зиккурата считается первым в мире грандиозным сооружением, воздвигнутым руками человека. Не послужил ли этот огромный храм на платформе в Эриду, относящийся к Урукскому периоду, реальным прообразом для библейского предания о Вавилонской башне?
Главная трудность здесь заключается в том, что обычно предполагается, будто Вавилонская башня непременно должна была находиться именно в Вавилоне. Впрочем, это убеждение могло возникнуть в гораздо более поздние времена, когда евреи из Иерусалима были уведены в этот город, став изгнанниками (знаменитое Вавилонское пленение). Оказавшись на чужбине, они каждый день своими глазами видели громадный зиккурат, и у них вполне могло сложиться убеждение, что это сооружение явилось причиной Божьего гнева. Однако тот зиккурат, который они могли видеть, датируется временем Вавилонского I периода (НХ — 1667–1362 гг. до н. э.), и у нас нет никаких данных, свидетельствующих, что в Вавилоне в Дописьменную эпоху существовал некий храм-башня. Действительно, Вавилон вообще не фигурирует в древних текстах вплоть до наиболее позднего периода истории Месопотамии, что говорит о том, что этот город не имел сколько-нибудь заметного значения в эпоху, последовавшую непосредственно за Потопом, и более того, мы не знаем, существовал ли он в ту эпоху вообще. Виновником этой дилеммы опять-таки является ошибка, допущенная создателем Книги Бытия.
В своих исследованиях мне приходилось отмечать тот весьма показательный факт, что Эриду и Вавилон некогда носили… одно и то же название. Так вот, оба города в древности назывались по-шумерски Нунки («Место [Обитель] Нуна»). Быть может, Моисей (или тот, кто создал и записал текст Книги Бытия) просто перепутал два этих города, носивших одинаковые шумерские названия, и тем самым ненароком «перенес» зиккурат-прототип в Вавилон, тогда как на самом деле он был творением жителей куда более древнего города — Эриду. Это может служить объяснением и того показательного факта, что библейскому Нимроду приписывается осуществление грандиозных строительных работ в Эрехе и Вавилоне. Этот Вавилон возник в результате все той же путаницы с Нунки. В действительности Нимрод построил Урук и Эриду — точь-в-точь как Энмеркар, могущественный царь-строитель, сосредоточивший свое внимание на строительстве храмов в Уруке и Эриду.
Давно установлено и доказано, что составитель Библии считал разные цивилизации и языковые группы древнего мира потомками одного семейства — разумеется, семейства патриарха Ноя, — пережившего Потоп, который уничтожил до-Потопную цивилизацию со всей ее греховной и развращенной пестротой. Это, вне всякого сомнения, достаточно упрощенный механизм для объяснения «возрождения населения земли» в после-Потопную эпоху. И тем не менее — не кроется ли некая историческая реальность за подробным описанием родословия народов, считающихся потомками героя, пережившего Потоп?
Остальные главы этой книги как раз и посвящены иссследованию столь интригующей перспективы. Рассказ Библии начинается — или, лучше сказать, продолжается — с повествования о Хуше и его трех братьях — Мицраиме, Футе и Ханаане, которых составитель-редактор Библии считал эпонимическими основателями и родоначальниками таких земель, как Хуш (Эфиопия), Мусри (Египет), Фут (Ливия) и Ханаан (Ливан/Финикия).
В своем «Хрониконе» Евсевий Кесарийский сообщает, что Хуш был праотцем, от которого произошли эфиопляне. Иосиф Флавий передает практически то же повествование:
«…из четырех сынов Хама время не совсем изгладило из памяти имя Хуса (Хуша); ибо эфиопляне, правителем которых он был, и по сей день и сами себя, и в устах других народов именуются хуситами (хушитами). Память о Месре (Мицраиме) также сохранилась в их названии, ибо все мы, населяющие эту страну (Иудею), называем Египет Местре, а египтян — местреанами. Фут же был родоначальником Ливии, жители которой в память о нем именуются футитами».
Септуагинта уверенно отождествляет хушитов с эфиоплянами, а египтян постоянно именует воинственными южными соседями земли Хуш. Таким образом, Библия и все ранние историки переносят владения Хуша, внука Ноя, в Африку. На чем же они могли добраться туда? Быть может, на лодках? В самом деле, если проследить маршрут пути из южной Месопотамии к нагорьям Эфиопии, что в Северо-Восточной Африке, то нашим глазам сразу предстанет море — куда более удобный путь, чем томительные странствия по бесплодной Аравийской пустыне. Вспомним странную глоссу к имени Мескиагкашер в Списке шумерских царей (в нашем переводе): «Мескиагкашер переплыл море и высадился на сушу на гористом берегу». Быть может, это краткое — вскользь — упоминание и есть ключ к пониманию принципа действия исторического механизма, описанного в Родословии народов? Иосиф Флавий, пересказывая историю о сооружении Вавилонской башни, построенной Нимродом, и последовавшего за этим смешения языков, далее переходит к рассказу о том, как Хуш, трое его братьев и их многочисленные последователи перебрались на свою новую родину, преодолев по пути море.
«После этого они (потомки Ноя) рассеялись на чужбине, ибо говорили на разных языках, и основали колонии в разных краях… Некоторые из них переплыли море на кораблях и поселились на островах, и некоторые из этих народов по сей день сохранили названия, данные им их родоначальниками».
Из приведенного отрывка со всей очевидностью следует, что как минимум часть племен рассеяния отправилась на свою новую родину по морю. Это неоспоримый факт, и мне хотелось бы подчеркнуть, что никто и не думал брать под сомнение слова Иосифа. Дело в том, что воды, служившие границей земли Шумер, представляли собой часть не Средиземного (Верхнего) моря, а Персидского залива (Нижнего моря) и, следовательно, Индийского океана. По свидетельству Иосифа Флавия, на пути в Африку спутники Хуша, Мицраима, Фута и Ханаана поселились на островах. Чуть позже мы поподробнее расскажем, о каких именно островах здесь идет речь.
Я настаиваю на возможности отождествления Мескиагкашера с библейским Хушем, который, согласно книге Бытия, был эпонимическим предком жителей земли Хуш в Эфиопии/Судане. Быть может, Хуш и его братья действительно совершили плавание через море и высадились на гористом берегу новой, необжитой земли на Африканском континенте? Чтобы выяснить это, нам придется отправиться из города Урук, миновав болотистые низины южной Месопотамии, в Эриду, к берегам Нижнего моря. Там, в «гавани бездны», в тени древнего храма-башни, нас ждет наш корабль.
«И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город».
Итак, поднявшись на борт нашего камышового судна, покачивающегося на волнах у причала гавани Эриду, которое вскоре взяло курс на юг, я миновал прибрежные камышовые заросли и вышел в Нижнее море. Настало время повторить путь, проделанный Мескиагкашером и его спутниками во время их плавания к «гористому берегу» на заре III тысячелетия до н. э. — плавания, которое приведет нас в Египет, к самым истокам великой цивилизации фараонов.
Северные ветры быстро понесли наш корабль вдоль западного побережья Персидского залива, и к рассвету второго дня пути далеко впереди перед нами в легкой утренней дымке замаячила вершина «Курящейся горы» (арабск. Джебель-эд-Духан). Мы приближались к берегам острова Бахрейн — этой древней Обители Блаженных.
Бахрейн — место удивительное во многих отношениях. Его крохотные размеры — каких-нибудь 43x16 км (площадь не более 562 км2) — лишь подчеркивают его важное стратегическое положение. Расположенный между побережьем Месопотамии и устьем Персидского залива[162], ведущим как в Индийский океан, так и к побережью Восточной Африки, этот остров издревле был поистине идеальным перевалочным пунктом и естественным торговым пакгаузом для товаров, привозимых в Шумер, а впоследствии — в Вавилонию и Ассирию. «Посредники» древнего Бахрейна были de facto одними из крупнейших коммерсантов на Нижнем море, поставлявшими медную руду и диорит из Магана, и золото, олово, слоновую кость и полудрагоценные камни (лазурит и сердолик) из Мелуххи.
Маган, или Макан, можно отождествить с полуостровом Мусандам в Омане и прилегающим побережьем. Это подтверждает и Страбон[163], называющий этот регион Макаэ.
«В наши дни Персидский залив называют Персидским морем; Эратосфен[164] описывал его так: его устье, говорит он, настолько узко, что с Гармози (Ормуз), мыса в Кармании[165], хорошо виден мыс Макаэ (Маган) на берегу Аравии».
Итак, вопрос о Макаэ решен, а как же насчет второго крупнейшего торгового партнера Бахрейна — Мелуххи? После многолетних дебатов и дискуссий большинство ученых в наши дни отождествляют землю Мелухха с долиной Инда в Пакистане и, в частности, с так называемой Харрапанской культурой[166] в этом регионе.
Свидетельства о присутствии человека на острове Бахрейн восходят к эпохе Неолита, когда на склонах Джебрел-эд-Духан обитала небольшая группа переселенцев. Главный же период наиболее активного переселения в эти места начался в середине III тысячелетия до н. э. (НХ — ок. 2600 г. до н. э.), иначе именуемого Раннединастическим периодом. Однако историки утверждают, что находки позднеубаидской керамики (правда, в весьма скромном количестве) свидетельствуют о поселении человека в этих местах еще в IV тысячелетии до н. э.
Внезапное падение уровня цивилизации на Бахрейне, подтверждаемое археологическими находками, относящимися к середине II тысячелетия до н. э., обычно объясняется переносом центра торговых связей по поставкам медной руды в Месопотамию, на остров Кипр («Медная земля»), после того, как медные копи в Омане были исчерпаны. Это сразу лишило бахрейнских посредников их прежнего значения и вынудило искать дохода за пределами традиционного рынка. Примерно в эту эпоху цивилизация в долине реки Инд, богатая минеральными ресурсами, была захвачена племенами ариев, выходцев с Иранского плоскогорья, лишив тем самым Бахрейн его второго важнейшего поставщика сырья. В результате экономика острова потерпела полный крах, и некогда процветавшие порты и селения вскоре обезлюдели и пришли в запустение.
Основной массив суши Бахрейнского архипелага представляет собой остров-пустыню в классическом смысле этого слова, с несколькими оазисами пальмовых рощ, разбросанных по склонам его центрального скального кряжа. Вершина Джебель-эд-Духана (буквально: «Курящаяся гора») возвышается всего лишь на 135 метров над плоской, как стол, равниной, окруженной коралловыми рифами и солеными болотами. Ближе к побережью в этих болотистых местах некогда славились плантации знаменитого азальского камыша. В наши дни болота по большей части пересохли, но азальский камыш по-прежнему используется для плетения корзин и матов.
Главный пик окружен со всех сторон скальными породами, напоминающими вулканический кратер, охвативший кольцом центральный конус. Однако геологи утверждают, что он не имеет никакого отношения к вулканической деятельности и состоит из известняка, а не из монолитных горных пород.
Остальную часть этого плоского, напоминающего ромб острова скудно поят водой пресноводные источники, бьющие глубоко из-под земли. К сожалению, большинство из них «муниципализированы» и уже не могут порадовать взор путешественника идиллией седой старины. Однако типичный утолок живой природы на одном из этих пресноводных источников восстановлен сегодня на территории одного из центральных отелей, и этот уголок дает яркое представление о том земном рае, который некогда являл собою Бахрейн. Многочисленные водоемы окружены развалинами, относящимися к самым разным эпохам, и эти священные места некогда, в глубокой древности, играли важную роль в культуре острова. Пышное обилие растительности по берегам водоемов, тенистые рощи финиковых пальм и богатство экзотических форм жизни на протяжении тысячелетий приносили заслуженную славу этому райскому уголку. Большинство селений и деревушек расположены в северной части острова, где расположена и современная столица Бахрейна — Манама. Здесь же находились такие старинные памятники, как Калат-Бахрейн («Крепость Бахрейн»), храм Барбар и селение Саар.
К числу других островов Бахрейнского архипелага относятся Мухаррак, Ситра, Небби-Салех, Сайед и Хазейфа. Главный остров, хотя его обычно называют Бахрейн, известен и под названием Авал. Однако из сочинений ранних географов, таких, как Страбон, Плиний и Птолемей, нам известно, что Авал и Мухаррак в древности носили другие названия, а именно Тилос и Арад.
А теперь позвольте спросить, задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что же, собственно, означает название «Бахрейн»? Если вы читали наши предыдущие исследования, вы, вероятно, обратили внимание, что Бахр-Юссеф (название водного канала, проложенного от Нила в Файюмский бассейн) можно перевести как «Канал Иосифа». Таким образом, слово Бахр означает по-арабски «вода» или «воды» в том смысле, в каком мы говорим о водах озера, пруда, реки или моря. С другой стороны, арабское слово майа следует понимать более в смысле физических свойств воды, например, питьевая вода в стакане. В наше время в арабском языке существует особое явление, так называемое «двойное окончание», которое активно преобразует существительное из единственного числа в двойственное множественное. Таким образом, окончание эйн или айн превращает значение слова Бахр из «воды» в бахрейн, что означает «две воды» или «два моря».
Но почему же Бахрейн носит такое странное название — «две воды»? Причина этого заключается в том, что у северного побережья острова имеет место весьма примечательное природное явление. Здесь, прямо напротив острова Мухаррак (древний Арад), вы можете войти в соленые воды Персидского залива, нырнуть на самое дно и набрать свежей питьевой
воды. В старину то же самое можно было проделать и напротив храма Барбар на крайнем севере главного острова, пока хозяйственное освоение здешних земель не положило конец этому странному чуду. На дне моря существуют естественные артезианские скважины, через которые пресная вода из огромных подземных озер выбивается на поверхность. Это уникальное явление и дало острову его странное название. Таким образом, Бахрейн — это место встречи соленой и пресной воды — двух вод морских.
Знаменитое чудо у острова Бахрейн известно на протяжении многих тысячелетий. Оно даже упоминается в 55-й суре Корана:
«Он [Бог] смешал (арабск. марайа) два моря (арабск. бахрани), которые встречаются друг с другом. Между ними пролегает граница, которую они не властны перейти. Именно отсюда происходят жемчуга (маржан) и кораллы (маржан)».
То, что «два моря» означают соленую и пресную воду, подтверждают другие стихи Корана: сура 25:53 и сура 35:13. Арабское слово маржан первоначально означало «жемчуга», но впоследствии стало использоваться и как название кораллов. Бахрейн по праву славится своими кораллами и жемчугами, причем последние на протяжении многих веков, вплоть до открытия месторождений нефти, были для островитян главным источником дохода. Обратите внимание, что слово, использованное в Коране для обозначения «двух морей», звучит как бахрани — то есть перед нами тот же самый термин, от которого происходит название острова Бахрейн. Любопытно, что в месте «встречи двух морей» побывал… сам пророк Моисей (Коран, сура 18).
«Моисей столкнулся с тайнами, которые он желал разрешить. Он искал человека, обладающего познаниями, полученными им из божественных источников, из которых вытекают загадки жизни».
«Моисей, [преисполнившись] решимости, обратился к своему слуге: Я не успокоюсь, пока не достигну места встречи двух морей (арабск. маджма эль-бахрайни), даже если мне придется провести в странствиях [долгие] годы. Но когда они оказались в месте встречи двух [морей], они забыли [о] рыбе, которая по тайному ходу уплыла в море».
Упоминание о «тайном ходе», ведущем с суши в море, является весьма туманным, но вполне возможно, что оно связано с источниками бездны, которые, как знали уже древние, не только находились на землях острова Бахрейн, но и били прямо из морского дна у северного побережья острова. Вполне возможно, что в Коране имеется в виду путь спасения рыбы, который позволил ей вернуться в море, нырнув на берегу в водоем, питаемый источниками бездны, и, пройдя по ним, оказаться в соленой воде. Местная традиция сохранила не менее любопытное предание. Жители Бахрейна охотно вспоминают историю о верблюде, который в старину упал в один из колодцев, и спустя несколько дней труп бедного животного был обнаружен в море к северу от острова.