В четвертый день в центре всеобщего внимания оказывается целый ряд важнейших ритуалов, совершаемых тайно. Поскольку мы, как и все прочие рядовые жители Египта, не вправе присутствовать при совершении столь сакральных обрядов, нам остается довольствоваться рассказами соседей по толпе, хорошо знающих все, что должно совершиться за эти несколько часов.
Очевидно, фараон принесет воскурения ладана в жертву всем великим богам Египта, статуи которых находятся в огромных камышовых нишах, окружающих церемониальный двор. При этом он будет общаться с глазу на глаз с самыми могущественными божествами Вселенной. Эти личные ритуалы занимают большую часть утра. Затем вся царская семья соберется на пышный пир в особом павильоне, так называемом «Зале Вкушения». Нам, в свою очередь, в ожидании послеобеденных публичных церемоний, тоже не помешает подкрепиться хлебом, финиками, луком и пивом.
Ритуальные действа завершает торжественное шествие вдоль городских стен к храму Птаха. Теперь царя несут на особом переносном троне, чтобы каждый мог видеть своего владыку во всем величии земной славы. Джосер, принеся в священном храме Мемфиса жертвы могущественному богу Птаху, Владыке Мемфиса, направляется на церемониальный двор праздника сед. К вечеру процессия возвращается. Царь и царица сопровождают переносной жертвенник Птаха, мерцающий золотом в надвигающихся сумерках.
Все и вся пребывает в напряженном ожидании кульминации праздника Сед — церемонии «Упокоение в усыпальнице», совершаемой в ночь накануне пятого дня. Этот магический ритуал окружен ореолом глубокой тайны. И тем не менее толпа знает, что царь вскоре должен переступить порог смерти и умереть, чтобы возродиться снова на рассвете пятого, последнего дня торжеств. Есть основания опасаться, что царь может не выдержать этого ритуала. Удастся ли ему удачно миновать все лабиринты потустороннего мира, чтобы воскреснуть на рассвете? Или демоны и змеи царства мрака погубят царя-бога?
И здесь нам опять остается лишь полагаться на рассказы соседей, чтобы составить представление о ритуале, стать очевидцами которого не можем. Мы можем не понимать, что конкретно означает каждый из элементов церемонии, но основы этого ритуала хорошо известны всем египтянам. В конце концов, погребальные обряды, совершаемые сыном в память о почившем отце, не слишком отличаются по своей сути от обрядов, совершаемых над богом-фараоном: вся разница лишь в масштабах действ! Разумеется, в божественной мистерии воскрешения, дарованного богами Джосеру, присутствует и дополнительный элемент. Воскресение фараона — столь же важный элемент верований древних египтян, как и Воскресение Христа в христианской системе взглядов.
Наконец всю землю Египта от края до края покрывает тьма. Фараон Джосер и его ближайшее окружение собираются на малом церемониальном дворе. Они здесь в полном одиночестве под куполом звездного неба, и лишь небесные боги взирают сверху на эту таинственную сцену. Снаружи, за толстыми стенами церемониального комплекса, пылают тысячи костров: египтяне собираются вокруг них, чтобы согреться и переждать эти томительные несколько часов. На каждом шагу звучат горячие молитвы за царя.
Сейчас царя окружают великие боги, готовые стать свидетелями его ритуального заклания. Сет, «Владыка хаоса», выходит вперед с огромным ножом — тем самым, который во время церемониальной процессии первого дня нес жрец-пророк. Боги восславляют благую кончину фараона. Его тело обвивают белоснежными льняными пеленами. Лицо его покрывают слоем зеленой краски — цветом, символизирующим плодородие и Осириса. Его укладывают на ложе, охраняемое золотыми львами, опирающимися, подобно сфинксу, о его чрево. Во время этих ритуалов смерти есть и особая церемония, в которой используется… голова царя, принесенного в жертву. Все эти действа окутаны непроницаемым покровом тайны, однако их следы восходят к найденным Петри захоронениям Накадского II периода, в которых черепа оказались отделенными от скелета.
Тело Джосера переносят в небольшую камышовую нишу, именуемую «усыпальница», где царю предстоит провести долгие ночные часы, сражаясь с могущественными силами потустороннего мира. На всем протяжении ночи дух Джосера должен совершить плавание по огромной подземной реке, несущей свои воды к восточному краю горизонта. О дальнейшей судьбе царя будет рассказано в следующей главе. А пока что нам, вместе со всеми остальными зрителями, придется подождать, чтобы узнать, удалось ли фараону вернуться в мир живых, когда бог солнца Характи («Гор восточного [края] горизонта») вновь поднимется на небо над Египтом.
Ночь на Ниле долгая и холодная, но наконец за холмами на востоке начинает брезжить сияние. Толпы паломников возвращаются на большой церемониальный двор. Теперь мысли всех сосредоточены на одном. Продавцов и разносчиков не видно: они, смешавшись с толпой, тоже стали пилигримами на празднике сед.
Огромный песчаный прямоугольник двора еще пуст. Помост с троном давно убран; исчезли и паланкины цариц и принцев царской крови; не видно ни жрецов, ни чиновников, ни воинов. Вокруг — полная тишина: толпы терпеливо ожидают возвращения своего земного владыки.
Внезапно, без всякого предупреждения, во всех четырех углах двора раздаются фанфары. Головы всех присутствующих в едином порыве поворачиваются в сторону восточных ворот, ведущих во двор хеб-сед. Взглядам многотысячных толп предстает фараон Джосер, бегущий быстрее ветра вокруг скругленного угла, спеша выбраться на свободное пространство двора. На нем — никаких одежд, кроме короткой белой набедренной повязки и короны, увенчанной двумя высокими страусовыми перьями. Странно, но теперь он выглядит моложе, выше, стройнее. Итак, Джосер родился вновь в образе сияющего бога; он — поистине земное воплощение Гора. Толпа встречает его криками радости и вздохами облегчения. Женщины в один голос кричат: «Гор явился, он обрел два плюмажа! Царь Джосер, живи вечно!» Они знают, что «Великие Верхнего и Нижнего Египта» были свидетелями возложения на голову фараона первой короны, венца «Обладателя Великого Пера». Теперь же царь, короновавшись во второй раз, взошел на «Трон Атума».
В левой руке фараон держит огромный составной лук[225], а в правой — четыре стрелы. Выйдя на середину двора, он втыкает три стрелы в песок у своих ног. Четвертую же царь кладет на лук и, натянув тетиву, пускает в юго-восточный угол двора. В толпе раздаются возгласы одобрения. Вторую стрелу царь посылает в юго-западный угол. Толпа опять испускает ликующий крик. Затем две оставшиеся стрелы летят в северовосточный и северо-западный углы двора. Так фараон символически помечает границы Египта. Он вновь выступает в ипостаси мистического хранителя Черной Земли, защищающего своих подданных от сил хаоса, пребывающих за пределами Египта. Джосер, живое воплощение Гора, вновь одерживает верх над своим вечным соперником — злобным дядюшкой Сетом.
В оставшиеся несколько часов пятого дня торжеств фараон совершает множество обрядов, символизирующих его силу, быстроту и, так сказать, эффективность омоложения. Он выполняет несколько пробежек вокруг большого двора. Затем бежит рядом со священным быком Аписом. Затем несет весло (египетск. усер) и деревянное орудие (египетск. хеш), являющееся частью рулевого механизма корабля. К поясу его набедренной повязки подвешен бычий хвост. Иероглифические знаки усер и хеп, сложенные вместе, составляют имя Осирис-Апис (египетск. Усер-Хепу). Во время этой церемонии владыка как бы составляет одно целое со священным быком Мемфиса. Он вместе с Аписом обходит три D-образных объекта на дворе. Тем самым фараон совершает ритуал освящения поля, обходя земли Египта после своего чудесного перерождения.
Вернувшись в последний раз на двор церемоний хеб-сед, Джосер совершает еще один ритуал коронования. Для этого устанавливаются два трона, один из которых обращен на юг, а другой — на север. Когда фараон поочередно восседает на этих тронах, боги Гор и Сет возлагают на его голову короны Верхнего и Нижнего Египта. Затем он получает посох и цеп и в последний раз предстает перед своими подданными.
Перед возвращением владыки и его пышной свиты во дворец в Мемфисе фараону предстоит выполнить еще один важный ритуал. Бог Геб, «Владыка Земли», преподносит Джо-серу так называемый свиток имит пер. На этом свитке записан «Тайный Договор Двух Сторон» — юридический документ, подтверждающий признание Сетом Гора в качестве единственного законного правителя Египта. Наконец, Джо-сер под ликующие возгласы присутствующих совершает последнюю пробежку, держа в левой руке этот «акт о престолонаследии», а в правой — цеп. Перед ним несут штандарт Вепваута, «открывающего пути» для владыки. Бог Тот и богиня Мерет, удовлетворенные могуществом своего собрата-бога, начинают ритмично хлопать в ладоши, подбадривая фараона во время его долгого бега. Огромная толпа подхватывает этот ритм, и вскоре ритуальный царский бег превращается во всеобщий танец победы. Присутствующие кричат Джосеру: «Скорее! Неси его!» (т. е. свиток). Такие возгласы доносятся со всех сторон двора, ставшего теперь духовной и мистической моделью всего Египта. Во все номы Черной Земли отправляются гонцы с радостной вестью, что Джосер вновь вступил на свой трон.
«Я пробежал по земле, держа в руке «Тайный Договор Двух Сторон» — дар, дарованный мне отцом моим (Осирисом) прежде Геба. Я пробежал по всей земле и коснулся всех четырех ее сторон.
Я пробежал везде и всюду, где пожелал».
На этом кульминационном событии юбилейные торжества завершились. Однако через три года Джосеру придется вновь выдержать испытания силы и мужества, чтобы подтвердить свою способность править народом Черной Земли — Египта.
А теперь, побывав на юбилейных торжествах, самое время вернуться во двор комплекса Ступенчатой пирамиды, где я хотел бы обратить ваше внимание на еще два изображения растений, символика которых восходит к образам Месопотамии, Сузианы и, возможно, Эдемского сада.
Итак, в тот момент, когда нам довелось совершить путешествие во времени и побывать на ритуале мистического воскресения Джосера, мы находились на дворе для церемоний хеб-сед. На третий день празднеств мы узнали, что фараон принес жертвы всем великим божествам Египта, статуи которых стояли в огромных камышовых нишах, окружавших двор хеб-сед. И вот теперь мы можем заняться обследованием каменных вариантов этих древних святилищ, воздвигнутых Имхотепом на дворе тайных церемоний для самого Джосера.
Многие из этих святилищ привлекают внимание своими необычными формами. У них большие сводчатые крыши — самое уязвимое место ранних каменных построек, являющих собой копии куда более древних святилищ, выполненных из более гибких материалов. Иероглифический знак, обозначающий архетип святилища-жертвенника Верхнего Египта, говорит о том, что такие здания первоначально возводились из камыша. Давно известно, что конструкция таких построек идентична камышовым мудхиф южного Ирака — традиционным жилищам болотных арабов. Болотистые низменности южного Ирака — это, вне всякого сомнения, колыбель Шумерии, и такие любопытные постройки имеют весьма и весьма древние корни. Так, например, до нас дошел целый ряд цилиндрических шумерских печатей с изображением бога Энки («Владыки Земли»), восседающего в своем камышовом святилище. Древнейший жертвенник Инанны также был сделан из камыша. Варианты этих древних построек, возводимые современными болотными арабами, покоятся на плетеных камышовых платформах — островках, плавающих по пресноводным заводям. Несмотря на то что мудхиф (арабск. «гостиница») строятся на столь неверных основаниях, они представляют собой достаточно большие постройки. По свидетельству Тура Хейердала, некоторые из этих построек «настолько велики, что напоминают скорее авиационные ангары».
Типичный мудхиф представляет собой длинный сводчатый туннель, сделанный из связок камыша, стянутых, образуя каркас кровли. Каждое из перекрытий состоит из двух связок, основания которых отстоят друг от друга иногда на целых 10 м. Верхние же концы наклонены навстречу друг другу и скреплены, образуя арку. Сидя внутри такого дома, нетрудно представить, что испытывал библейский Иона, находясь в своей плавучей «гостинице». Передний и задний фасады муд-хифа закрыты плетеными камышовыми матами, крепящимися внизу к высоким столбам, также сделанным из связок камыша, благодаря чему фасады эти членятся на проемы. Поверх этих матовых перегородок обычно делают занавеси из полотна, которые можно раздергивать для освещения и проветривания этих древних построек. В камышовой стенке у одного из столбов обычно оставляют небольшой входной проем.
Все эти элементы можно встретить и в стилизованном, возведенном при Джосере каменном варианте камышового святилища древних обитателей Верхнего Египта. Очевидно, что в раннем Египте применялись архитектурные приемы Месопотамии. Но здесь, во дворе хеб-сед, мы видим и другие любопытные детали, не встречающиеся в постройках типа мудхиф болотных арабов.
Египетские святилища сохранили до нас три великолепных образца опорных колонн, примыкающих к фасадам, выполняя декоративные функции, однако они являются не просто копиями связок камыша. Перед нами — тысячекратно увеличенный стебель растения. Археологи, впервые обнаружившие эти святилища, заметили, что в отличие от колонн входного коридора, ведущего внутрь комплекса, имеющих выпуклый рельеф (имитирующий связки камыша), стволы этих более тонких колонн покрыты глубоко заглубленным рельефом. Эти заглубленные вертикальные борозды — самые ранние в истории искусства прообразы куда более поздних дорических колонн, хорошо известных Западу благодаря архитектуре классической Греции. Древние греки очень гордились своими стройными дорическими колоннами с элегантным рельефом, но на самом деле подлинным создателем этого архитектурного решения был Имхотеп, трудившийся за 2000 лет до греческих зодчих
Признав, что египтяне стремились передать в камне мир живой природы, мы должны спросить себя, символом какого растения является такая колонна. Ответить на него весьма непросто, и в середине XX в. он стал темой острых дебатов. Впрочем, он несет в себе и несколько ключей. Во-первых, можно попытаться найти растение с высоким и узким стеблем, имеющим вогнутые бороздки. Эта черта резко сократит диапазон наших поисков. Второй же элемент сузит его до предела.
На вершине каменных колонн святилищ Джосера древние каменотесы высекали интереснейшие капители, не повторявшиеся более ни в одном из архитектурных стилей. И только здесь, на дворе хеб-сед, мы видим капитель с двумя симметричными лепестками, расположенными слева и справа от ствола колонны. Между этими лепестками находится отверстие, предположительно служившее в древности гнездом для деревянного штандарта — символа бога, чья статуя находилась в святилище. Чтобы найти это таинственное растение, нам придется отправиться в дальние края, далеко от долины Нила. Но для начала нам придется исключить все образцы местной флоры Египта из числа кандидатов на роль прототипа этого уникального мотива.
Как я уже говорил, эти уникальные колонны вызвали в 1940— 1950-е гг. жаркие споры, целью которых была попытка установить растение, послужившее прототипом для их капителей. Герберт Рики попытался доказать, что такое продольное членение воспроизводит в камне стволы хвойных деревьев, на которых «имитировались стилизованные борозды, оставленные скругленными кромками примитивных орудий древних египтян на древесине при ее зачистке». Эта гипотеза оказалась весьма спорной. Жан-Филипп Лауэ, специалист по египетской архитектуре, имя которого (благодаря многолетним трудам по восстановлению этого замечательного комплекса) стало синонимом изучения Ступенчатой пирамиды, также полагал, что такие колонны имитируют стволы деревьев. Однако он считал, что заглубленные борозды являются дополнительным декоративным элементом. Это также представляется нам маловероятным, поскольку древесные стволы не являлись частью декоративного убранства египетских колонн, которые, при всех своих гигантских размерах, представляют собой копии именно растений, а не деревьев. Единственное исключение из этого правила — пальмовый ствол, который просто невозможно обработать продольными бороздками. С другой стороны, нам известно, что в эпоху возведения комплекса Ступенчатой пирамиды древесина широко использовалась в Мемфисе при строительстве дворцов и храмов. Дерево для этих построек, по всей видимости, доставляли из Ливана (в частности, Библоса), откуда в Египет на всем протяжении эпохи фараонов поставлялась большая часть строительного леса, особенно кедра. Но эта древесина использовалась в качестве именно строительного материала, а не стилизованного декоративного мотива, воспроизводящего естественную структуру дерева. Таким образом, хотя мы вправе предполагать, что каменные колонны на дворе хеб-сед были копиями более ранних деревянных прототипов или современников из Мемфиса, это нисколько не приближает нас к разгадке вопроса о том, резной копией какого именно растения являлись эти, пусть и деревянные, колонны с парными лепестками на капителях
Нам остается обратиться к третьей гипотезе, выдвинутой ботаником-египтологом Перси Ньюберри. Он предположил, что, подобно гигантским каменным «копиям» папируса и лотоса, эти колонны представляют собой воспроизведение только стебля растения. Растение, которое Ньюберри считал прототипом стилизованного мотива капители колонны на дворе комплекса Джосера, в древности было известно как Silphium — вид, сам по себе вызывающий массу споров среди ботаников. Стилизованный мотив Silphium был представлен на греческих монетах, чеканенных в Киренаике[226], на побережье Северной Африки, и поначалу это изображение отождествлялось с Thapsia Garganica, и в наши дни растущим в окрестностях Кирены[227]. Однако Thapsia не обладает ни одним из тех медицинских свойств, которые классические античные авторы приписывали Silphium’у. Известно, что это растение имеет высоту не более метра и не обладает характерным прямым стеблем, благодаря которому Thapsia считалась прототипом флористического мотива из Саккары. Выбрав Silphium в качестве исходной рабочей модели для изучения таинственного растения с длинным стеблем, Ньюберри просто-напросто заменил одну проблему другой. Однако он сознавал, что у этой проблемы должно быть и другое решение.
Выдвинув предположение о том, что в данном случае мы имеем дело с многократно увеличенным стилизованным изображением растения, Ньюберри приступил к поискам других зонтичных[228]. Вскоре ему встретился Heracleum Giganteum, достигающий в высоту более 5 м и имеющий стебель диаметром ок. 10 см. Это растение было больше похоже на загадочный цветок. Оно обладало всеми характерными атрибутами, присущими растениям, послужившим прототипами для архитектурных мотивов древних египтян, то есть имело очень длинный и достаточно толстый стебель-ствол. Ньюберри обнаружил, что «стебли у него (Негасlеum’а) полые и в зеленом виде ребристые, а в сухом — округлые». Как и растение на капителях каменных колонн на дворе хеб-сед, Heracleum имеет широкие парные лепестки, расположенные на стебле через определенные интервалы.
Таким образом, этот вид вполне соответствовал характерным особенностям капителей необычных «дорических» колонн с ритуального двора для церемоний хеб-сед. Однако, как установил Ньюберри, все дело в том, что Heracleum Giganteum распространен в Анатолии и на Кавказе, но не имеет аналогов в Египте и Северной Африке. Исследователь пирамид Эйддон Эдвардс так оценивает дилемму, вставшую перед египтологами:
«Интерпретация растения-прототипа колонны, предложенная Ньюменом, получила бы куда более широкое общественное признание, если бы Heracleum Giganteum рос в самом Египте, но хотя это растение и распространено достаточно широко, нет никаких свидетельств, что оно когда-либо росло в долине Нила».
Дело здесь не только в том, что все семьдесят растений семейства, к которому принадлежит Heracleum, хорошо чувствуют себя в прохладном, влажном климате, но и в том, что этим растениям необходима почва, напоминающая торф и позволяющая им пускать очень глубокие корни, необходимые для удержания высокого стебля. Ничего подобного не было в засушливом Египте ни в эпоху фараонов, ни во времена господства тропического климата в доисторическом IV тысячелетии до н. э. В любом случае климат в Египте для Heracleum слишком жаркий, а почвы страны фараонов никак не способствуют росту высоких болотных трав. Итак подходящие условия для роста Heracleum Giganteum следует искать, мягко говоря, далеко от Египта и Африки вообще, в зоне умеренного климата.
Heracleum Giganteum — это второе название растения Heracleum Mantegazzianum, известного также как сорняк гигантский. Это растение в наши дни широко распространено во многих районах Европы и Америки. Рвать его в зеленом виде небезопасно, поскольку ядовитый сок стебля может вызвать сильную накожную сыпь. Однако ближе к осени, когда сорняк засыхает, его мясистая сердцевина высыхает, а ствол становится исключительно твердым и крепким. Тогда его можно резать без всякой опасности. Несколько лет назад мне довелось срезать часть сухого стебля, выросшего летом в перелеске возле моего дома и достигшего более 2 м в высоту. Я сфотографировал его, чтобы запечатлеть не только характерную ребристость, но и горизонтальные колена, от которых отходят парные лепестки. Стебель, пролежав несколько лет в моем кабинете, остается все таким же жестким и твердым.
Как я уже говорил, лучше всего сорняк гигантский растет в умеренном климате, где травы обычно сочны и высоки. Ботаники обратили внимание, что особенно хорошо он чувствует себя в цветущих долинах на плоскогорье, протянувшемся от побережья западной Турции на восток, по землям древней Великой Армении, вплоть до берегов Каспийского моря. Путешествуя по Иранскому Азербайджану в поисках библейской земли Эдем, я обнаружил, что сорняк гигантский во множестве растет на склонах холмов, окружающих заливные луга в низинах по берегам рек, истоки которых находятся вокруг крупнейших водоемов в этом регионе — озер Севан и Урмия. Здесь сорняк гигантский достигает высоты 5 м, вырастая почти с двухэтажный дом! Нет никаких сомнений, что ботанической родиной Heracleum Giganteum являются земли царства Аратта (Урарту) и Эдема.
Другой вид сорняка гигантского, принадлежащего к тому же семейству, что и Heracleum Giganteum и Heracleum Man-tegazzianum, — Heracleum Persicum, родина которого — западный Иран, в частности, как вы, возможно, уже догадались, район древней Сузианы. Здесь это растение также достигает высоты 5–6 м. На мой взгляд, именно последний вид, Heracleum Persicum, и послужил прототипом для ребристых колонн на церемониальном дворе комплекса Джосера. Необходимо отметить, что Heracleum Persicum имеет исключительно твердый стебель и в сухом виде почти не уступает по твердости бамбуку. Таким образом, он является прекрасным материалом для строительства, и его наверняка использовали на заре истории при сооружении камышовых зданий в древней Сузиане.
В усыпальницах фараонов I династии было найдено несколько миниатюрных ребристых колонн. В частности, еще Петри обнаружил в усыпальнице фараона Джера в Абидосе изящную «дорическую» мини-колонну из слоновой кости, бывшую, по-видимому, деталью одного из предметов мебели. Эта миниатюрная копия Heracleum Persicum — свидетельство непосредственной связи с ребристыми колоннами Джосера и серьезное археологическое доказательство использования стилизованных версий стебля сорняка гигантского в древнейшие времена истории Египта, сразу же после появления в долине Нила иноземной элиты. Быть может, иммигранты из Сузианы привезли с собой и другой художественный мотив, отражающий особенности ландшафта их покинутой прародины — мотив, предшественником которого явился Эдемский сад Адама?
Первые научные раскопки комплекса Ступенчатой пирамиды начались в январе 1924 г. под руководством Сесила Фирта, видного британского египтолога и инспектора отдела древностей в Саккаре. Во время первого сезона раскопок его экспедиция начала работы в северо-восточном углу стены, где Фирт[229] обнаружил две большие насыпи. Они оказались остатками огромных праздничных святилищ-жертвенников богов Верхнего и Нижнего Египта, святилищ, сыгравших важную, но пока что не вполне ясную роль в празднествах сед. Я нарочно до сих пор не рассказывал об этой части комплекса хеб-сед, ибо за высокими стенами святилищ хранились одни из самых главных талисманов иноземной элиты.
Дома Юга и Севера расположены непосредственно к югу от двора хеб-сед, где духи усопших, которым было поручено из века в век продолжать юбилейные торжества в честь Джосера, совершали обряды смерти, воскресения и коронования фараона. Дом Юга находится прямо напротив восточной стороны Ступенчатой пирамиды, а его аналог для Нижнего Египта[230] — немного севернее, напротив погребального храма, расположенного в тени с северной стороны пирамиды.
А теперь давайте рассмотрим этот Дом Севера (то есть, другими словами, главное святилище Нижнего Египта). Фирт был весьма удивлен, обнаружив сразу три «дорические» колонны прямо на фасаде сооружения, поскольку тогда, на самом первом этапе раскопок, колонны на дворе хеб-сед, стилизованные под сорняк гигантский, еще не были открыты. Эти прекрасно обработанные ребристые колонны примыкали непосредственно к фасаду огромного святилища высотой ок. 11 м, перед которым находился особый внутренний дворик Как оказалось, Дом Севера весьма походил на гигантский мудхиф болотных арабов. Во внутренней восточной стене этого открытого двора находилась широкая ниша с тремя колоннами. Колонны эти не несли никакой функциональной нагрузки, а просто примыкали к задней стенке полой ниши, причем разделяющие их интервалы составляли около полутора метров. Очевидно, колонны служили лишь символическим элементом декора, но вертикальных ребер, как на колоннах фасада главного святилища, у них не было. Вместо этого их поверхность вплоть до самых капителей, имевших форму стилизованных открытых зонтов, напоминавших перевернутый колокольчик, была ровной и гладкой. Прототипом для этих колонн, самых ранних из открытых на сегодняшний день, явно послужил папирус. И хотя сегодня папирус в Египте больше не растет, эта характерная разновидность осоки с длинным, треугольным, безлистым стеблем встречается в верховьях Белого Нила в Судане и в некоторых районах Центральной Африки. Ученые предполагают, что этот вид, так называемый Cyperus Papyrus, достигающий пятиметровой высоты, мог произойти от древнеегипетских прапредков. Создав эти изящные колонны, стилизованные под папирус, мастера фараона Джосера лишний раз продемонстрировали свое стремление подражать в камне образам растительного мира. Они придали колоннам характерное треугольное в плане сечение, присущее папирусу, и слегка сузили стебель колонны кверху, а у ее основания сделали утолщение, типичное для растения-прототипа. Египетские зодчие позднейшего времени отказались от практики столь детального воспроизведения образца, перейдя к созданию обычных цилиндрических колонн.
Египтологи еще за несколько десятилетий до начала раскопок Ступенчатой пирамиды установили, что папирус с его необычным треугольным зеленым стеблем выполнял роль геральдического символа Нижнего Египта. Этот своеобразный герб получил распространение начиная с эпохи Среднего Царства, а открытие Фирта доказало, что он существовал еще во времена III династии. После этой поразительной находки археологи, работавшие на раскопках комплекса Ступенчатой пирамиды, высказали предположение о возможности открытия такой же ниши в Доме Юга, в которой должны находиться капители с аналогичным геральдическим символом Верхнего Египта.
Раскопав, наконец, южный из двух холмов, археологи действительно нашли Дом Юга и внутренний двор перед ним. Как и ожидалось, в нем находилась ниша, в которой использовался мотив растения — геральдического символа Верхнего Египта. Правда, на этот раз в центре ниши возвышалась всего одна колонна. Египтологи вполне резонно предположили, что одна колонна-стебель символизирует долину Нила, тогда как три колонны служат символами трех разных царств, составлявших в Додинастический период, до объединения страны, основу политической системы дельты Нила.
Кроме того, одиночная колонна в нише южного двора, в отличие от колонн Дома Севера, была не треугольной в плане. Она была округлой и, следовательно, символизировала какое-то другое растение. К сожалению, капитель колонны оказалась утраченной, и ее так и не удалось найти. Однако мы располагаем многочисленными позднейшими изображениями растения — геральдического символа Верхнего Египта и можем представить, как оно выглядело. Наиболее выразительное рельефное его изображение находится в Карнаке, куда мы теперь и отправимся.
Оказавшись в Карнаке, мы пройдем вдоль главной оси храма, направляясь на маленький дворик, расположенный перед святая святых. Но, проходя через огромный гипостиль, построенный фараоном Сети I и его сыном, Рамсесом II, бросим взгляд хотя бы на одну из ста тридцати четырех колонн. Основание каждой из колонн украшены стилизованными изображениями растений. На колоннах слева от самого здания (то есть на северной стороне) мы видим стебли папируса — символ Нижнего Египта. Колонны справа (то есть на южной стороне) украшает символ Верхнего Египта. Мне часто доводилось сидеть здесь, отдыхая в тени могучих колонн и слушая рассказы гидов, по-разному описывавших процесс объединения Древнего Египта. Так вот, гиды часто сообщали своим слушателям, что геральдическим символом юга страны был лотос. По-видимому, они узнали это от своих наставников, а также из множества популярных книжек по истории Древнего Египта. Увы, все эти источники ввели их в заблуждение, и теперь гиды, сами того не желая, вводят в заблуждение неискушенных слушателей. Между тем если бы туристы пригляделись повнимательнее, они бы сразу же поняли, что символом Верхнего Египта был вовсе не лотос, а какое-то другое растение. Лотос — это водяная лилия с широким чашечкообразным цветком, тогда как растительный символ юга — это цветок, похожий на трубу. Египтяне, как свидетельствуют многочисленные рельефы и росписи, не испытывали никаких затруднений, изображая во всех деталях настоящий лотос с его острыми стрелками. Нет никаких сомнений, что египетские художники изображали лотос и геральдический цветок Верхнего Египта по-разному именно потому, что они представляли собой два различных вида растений.
На фреске из усыпальницы в Фивах изображен фараон Аменхотеп III, восседающий на престоле, который поддерживают две колонны спереди и одна сзади. Так вот, задняя колонна имеет вид стебля папируса и, следовательно, указывает, что это символ Нижнего Египта. Впереди и, следовательно, лицом к Верхнему Египту, одна из колонн символизирует лотос, а другая — традиционный растительный геральдический символ юга. Обе колонны-символы показаны рядом, что исключает всякую возможность путаницы. Оказывается, начиная примерно с конца XVIII династии лотос стал использоваться в качестве второго символа юга страны. Читатель вскоре узнает причины этого. Дело в том, что мы вправе рассматривать Амарнский период в качестве своего рода переходной эпохи, поскольку как показывает вышеупомянутый трон Аменхотепа III, в те времена в роли геральдического растения могли выступать как лотос, так и таинственный цветок. Однако, в отличие от более ранней, отделенной правлениями нескольких фараонов, эпохи Тутмоса III, изображенного на троне повелителя обоих Египтов, здесь имеется в виду нечто иное.
Продолжив прогулку во дворе храма в Карнаке вдоль оси «запад — восток», мы окажемся на открытом дворике, который, собственно, и является целью нашего визита. Здесь высятся две свободно стоящие колонны, воздвигнутые при Тутмосе III и охраняющие с обеих сторон вход во внутреннее помещение святилища. Колонны эти символические — они никогда не поддерживали своды храма. Они представляют собой тотемы обоих царств, так сказать, в чистом виде. Высокий рельеф на колонне с северной стороны от входа изображает три стебля папируса. На колонне с южной стороны от входа высечены тоже три стебля, но… увенчанных сложным стилизованным цветком с частично отогнутыми лепестками. И если вы теперь на минуту оставите Египет и вспомните символический герб французской монархии, вы сразу же узнаете в них знаменитый «Fleur-de-Lys»[231]. Глаза безошибочно подскажут вам, что геральдический цветок Верхнего Египта, растительный символ царства Менеса, основателя державы фараонов в Египте, — это лилия.
Однако ботаник сразу же скажет вам, что лилии в Египте не растут и никогда не росли, даже в древности. Для лилии, как и для сорняка гигантского, необходимы куда более прохладные климатические условия, чем те, что сложились в долине Нила. Лилия любит расти в зарослях кустарников на утесах и склонах скал на высоте как минимум 600 м над уровнем моря. Особенно хорошо она чувствует себя «на хорошо увлажняемых известковых почвах со слоем гумуса» и в оптимальных условиях может достигать высоты около 2 м. Это растение не отличается особой выносливостью, и его нельзя назвать легко культивируемым видом, особенно в жарком, засушливом климате. Пауль Шауэнберг со всей определенностью говорит о том, что климатические условия в Египте вообще не позволяют выращивать там лилии с длинным стеблем:
«(Лилии) весьма разборчивы к почвам и могут расти лишь при определенных условиях температуры и влажности… Продолжительная засуха просто пагубна для них. Кроме того, излишек тепла способен погубить их, особенно если нижняя часть стебля не защищена толстым слоем продуктов органического перегноя или торфа».
Ясно, что исконные климатические условия, характерные для Верхнего Египта, решительно препятствуют ее выращиванию в долине Нила. Единственный путь, которым лилия с длинным стеблем могла попасть в Египет эпохи фараонов — это импорт из-за рубежа и кропотливое возделывание цветков для приготовления благовоний. Такая плантация лилий и изображена на одном из барельефов времен XXVI династии. Вполне понятно, что выращивание лилий по самой своей природе — особенно с точки зрения ранних цивилизаций — было прерогативой правящего класса или даже монарха. В естественных условиях лилии в долине Египта никогда не встречались; они могли быть только завезены туда из-за рубежа представителями правящего класса.
Но где же тогда находился естественный ареал лилий с длинным стеблем? Целый ряд видов этих изящных растений встречается в обширной зоне, простирающейся от Альп на юго-востоке Франции (отсюда — традиционный монархический мотив «лилии») и северной Италии через Албанию, Македонию и Грецию, через Турцию вплоть до Кавказа и далее, вплоть до долин и нагорий Загрос. Однако большинство из тридцати двух дикорастущих ее разновидностей встречается только на Дальнем Востоке, особенно в Юго-Восточной Азии, Китае и Японии. В данной книге нет смысла останавливаться на дальневосточных видах, поскольку поиски прототипа главного геральдического символа Верхнего Египта лучше вести поближе к дому, то бишь Египту. Не так давно было установлено, что, в частности, один из видов лилии пользовался в древнем восточном Средиземноморье широкой известностью, где ее благодаря изысканному аромату выращивают вот уже как минимум три тысячи лет.