Всё прошло гладко. Регистрация, осмотры, экспертиза, проверки… Мой пассворд не вызвал подозрения, впрочем, и я тоже: охрана и полицейские не обращали на меня внимания больше, чем того требовали их правила. Прошёл я все процедуры быстро и без лишних вопросов.
И вот наконец настал долгожданный момент — такой волнительный и в чём-то даже страшный. Я сидел на своём месте; двухместная герметичная капсула удобна; в ней даже уютно!
Помню, как меня перевозили по этапу на Элийскую тюрягу — в том звездолёте капсулы были не чета этим: естественно, звездолёт был тюремным, и в капсулах перевозили лишь осуждённых. А зачем будущим зэкам комфорт?! Зэк — отброс общества, недочеловек; так считают восемьдесят процентов населения галактики; и никто даже не удосужится хоть немного вникнуть в суть, проявить хоть каплю сочувствия, разобраться, действительно ли виновен тот, кого считают отбросом. «Зэк», считают они — клеймо, выжженное на ауре, отпечатанное в самой душе. А сколько по-настоящему хороших, справедливых и честных людей мне довелось повстречать там! И никто не знает об этом. Конечно, и дерьма там много, на то это и тюрьма! Но и в ней можно повстречать друга — настоящего друга! — который никогда тебя не предаст, всегда поможет и проявит участие! И мне кажется, на свободе встретить такого человека значительно сложнее. Беда сближает. Особенно, общая беда, когда все в одном котле. Именно так проявляются настоящие качества в человеке; если он друг там, то он Друг, а если недруг, то Недруг, и третьего не дано.
Внезапно открылся небольшой отсек, из стены высунулся стакан с красноватой жидкостью, а гнусавый электронный «мужик» промычал о том, что этот коктейль необходимо обязательно выпить, мол, он нейтрализует последствия от перегрузок гиперпрыжка.
Ну что ж, надо так надо. И я выпил. Мерзкая жижа. Никогда она мне не нравилась — сначала вроде безвкусная, но потом по горлу идёт приторная кислота, а в нос ударяет ржавчина вперемешку с гнилью. Фу! Но я вытерпел этот ритуал.
Учёные доказали, что без этой жижи (не с первого путешествия, конечно) человеческий организм при гиперпрыжке начинает терять электроны. Это чем-то похоже на то, если пролететь очень близко от магнетара — эта разновидность нейтронной звезды высасывает электроны из всего организма, после чего человек превращается в желеобразный, омертвевший, бесчувственный овощ. Но это происходит потом. Разок можно «прокатиться» без глотания этой жижи, но в этом случае, во время гиперпрыжка с мозгом человека начинают происходить всякие необъяснимые вещи: мозг начинает работать в каком-то другом режиме, выкидывая такие фортели, которые потом объяснить невозможно. Игра разума доводит человека до полнейшего экстаза, вводит в состояние особого транса, и человеку кажется, что он находится в каком-то сюрреалистическом, сказочном мире; человек не осознает действительность, и длится это от одного, до нескольких дней, после чего, мозг всё-таки приходит в себя и распознаёт реальность.
И, что самое интересное, эта игра мозга приводит к зависимости, как самый настоящий наркотик. Уже более сотни лет власти борются с таким «наркоманами», которые уже жить не могут без межзвёздных перелётов. Для них это наркотик. Их даже называют гипернаркоманами. Они тратят все свои деньги на билет, садятся в межзвёздный лайнер только лишь для того, чтобы в очередной раз погрузиться в иной мир, в противном случае очень быстро приходит ломка. Гипернаркоманам нужна новая доза — ещё один перелёт. За это они готовы отдать всё!
Власти отслеживают таких людей, ловят, но то и дело появляются всё новые и новые. И эти люди, опустившиеся уже на самое дно, непременно становятся преступниками, ведь гиперперелёты — удовольствие не из дешёвых, и не у каждого есть средства на регулярные «прыжки». Гипернаркоманы становятся лёгкой добычей для мафии или каких-нибудь преступных банд. Эти подпольные организации заставляют гипернаркоманов выполнять «грязную» работу, а платой, конечно же, служит очередной гиперперелёт, без употребления той самой жижи.
Они все обречены; ни один гипернаркоман не продержался более трёх лет. Все они умирают, а их трупы похожи на выжатые лимоны. Страшное зрелище.
До отлёта — двенадцать минут.
Неужели мне удалось уйти?
Открылась дверь капсулы. Внутрь заскочил раскрасневшийся мужчина. Пот градом катился по его морщинистому лицу. Он плюхнулся в кресло напротив, растянул свои усы в широкой улыбке, шумно выдохнул и, посмотрев на меня, весело сказал:
— О, Создатель! Я всё-таки успел! Думал опоздаю! Доброе утро, господин. Тоже решили перепрыгнуть несколько световых лет? Меня зовут Кларке Вислу. А вас?
— Яви, — простенько представился я.
Мужчина сказал «господин». Значит, он издалека. Галактика поделена на сферы влияния. В наших «широтах» слова «господин» нет; у нас говорят «вюр». Далеко же он забрался! Интересно, что же он делал тут, на нашем «полушарии»?
— Очень приятно познакомиться, — продолжил он, поудобнее устраиваясь в кресле. Он всё ещё громко дышал; очевидно пробежал только что не менее двух-трёх километров, а для его довольно-таки грузной комплекции и немолодого возраста такая дистанция весьма затруднительна.
Тут же возле его носа выполз из стенки стакан с «жижей».
— Тьфу! — воскликнул он. — Какая же дрянь этот напиток!
Я с хитрецой прищурился на него:
— Хотите полететь без него?
— Что вы, что вы! Я не из этих! — Он залпом осушил стакан; скривился, подышал ртом, помотал головой, вытер усы и, слегка кашлянув, сказал: — Я вообще не люблю гиперперелёты. После них у меня мигрень.
— Я так понимаю, вы часто летаете? — предположил я.
— Приходиться, — вздохнул он и развёл руками. — Работа!
— А если не секрет…
— О! Я дипломат, — перебил он меня. — Но вы не думайте! У меня нет слишком весомого портфеля. Я больше посыльный, чем настоящий дипломат. Посылают меня, посылают! Все, кому не лень! — Тут он громко рассмеялся, потом ойкнул, смутился и тихо сказал: — Извините, господин Яви. Дурная привычка громко хохотать. Вечно начинаю орать там, где неприлично… Ну, вы понимаете.
— Я думаю, ничего страшного, мы в герметичной капсуле, так что… А с вами разве нет помощника? — Я задал такой вопрос, потому что знал, что дипломаты обычно путешествуют парами.
— Помощника? — удивился он. — Нет, конечно. Я ведь из низших. Ранг маленький. Какой мне помощник? Я сам вроде помощника. А лечу сейчас совершенно пустым. То есть, я хотел сказать, что обычно наши везут с собой что-нибудь… ну, там… документы какие-то или информацию. Сейчас пустой рейс, так сказать. Просто возвращаюсь домой. Всю работу я уже сделал, дела передал напарнику, который остался пока что тут, а у меня впереди самое прекрасное время!
— Какое? — с улыбкой спросил я. Этот мужчина весь просто сиял; от него исходила сама доброта; и на его добродушном лице постоянно играла добрейшая улыбка, которая непременно действовала на окружающих заразительно, и я не стал исключением.
— О! Когда я вернусь домой, уйду в отпуск! Полтора месяца свободы! Представляете! Дождался наконец! Два стандартных года мотаюсь, как белка в колесе. Неужели я, бедный, не заслужил отдыха!
Он снова засмеялся, на этот раз гораздо тише.
— Полетите куда-нибудь?
— Нет, — твёрдо ответил он. — И не подумаю. Осточертели мне все эти полёты! Знаете, я ведь живу у моря, можно сказать. До побережья всего-то каких-нибудь тридцать минут езды. Уже забронировал крохотный домик почти у самой воды. Эх! Солёный воздух! Яркое солнце! По утрам свежесть! Крупный песок хрустит под босыми ногами! Что ещё нужно? И волны! Обожаю волны, знаете ли. Самый приятный звук во всей вселенной. Вы любите волны?
Я пожал плечами:
— Давно их не видел.
— О! А я очень люблю!
После этих слов он начал рыться в сумке, что стояла у его ног. Из этой небольшой сумочки, что называется во время полёта ручной кладью, он достал небольшой пластиковый контейнер, раскрыл его и вытащил бутерброд.
— Хотите? — предложил он. — У меня их несколько. Я, знаете ли, всё время в полёты беру с собой еду. Привычка такая. Не могу! Как только сяду в это надоевшее кресло, так сразу желудок сводит. Просто наваждение какое-то! Инстинкт! Хотите?
Он протянул мне бутерброд.
— Нет, спасибо, я не голоден.
— Берите, берите! Не стесняйтесь. У меня ещё одна коробочка с едой есть!
— С вашего позволения, я откажусь, — сказал я. — Просто у меня другой инстинкт: как только сажусь в это кресло, желудок не принимает ничего. Особенно после этого гадкого напитка, которым тут потчуют.
— О-о! Как я вас понимаю. Самому надоела эта гадость. А что делать! Надо её пить, иначе, как говорят, от гиперперелёта можно сойти с ума. Я имею в виду, если не выпить и полететь. Ну, вы поняли!
— Понял, — улыбаясь, кивнул я.
— Точно не хотите бутерброд?
— Точно.
— А я, пожалуй, поем.
— Приятного аппетита.
— Благодарю, — проговорил мужчина, откусив хороший кусок.
Он тщательно пережёвывал и некоторое время молчал.
Сообщение капитана лайнера ненадолго прервало его завтрак; он посмотрел по сторонам и одобрительно кивнул. «Стартовали, наконец-то», — сказал он с набитым ртом.
Лайнер едва дрогнул из-за того, что мы преодолели звуковой барьер и наверняка уже находимся на границе с космосом. Через десять минут лайнер начнёт набирать скорость, отойдёт на безопасное расстояние от планеты, ляжет на курс и направится к расчётной точке, где заранее была уже создана кинетическая сингулярность, которая в свою очередь выведет лайнер в гиперпространство.
Мой попутчик доел бутерброд, достал салфетку, вытер руки и посмотрел на меня.
— Никак не могу понять сколько вам лет, — наконец сказал он.
— А что?
— Да нет, ничего! — взмахнув руками, сказал он. — Просто, у вас такая внешность… Я имею в виду… э-э-э… ну, как вам сказать… У меня есть поразительная способность определять воздаст людей. Все мои знакомые поражаются тому, насколько точно я угадываю возраст любого человека. А вот вы… даже не знаю… Вам тридцать пять? Сорок?.. — И тут он всплеснул руками. — А-а! Кажется, я понял! Омоложение! Я угадал? Значит, у вас есть средства на такую процедуру. О! Простите меня, господин Яви! Я ни в коем случае не считаю ваши деньги! Ещё раз прошу прощения. Не обращайте на меня внимания. Ещё одна плохая привычка лезть в чужие дела.
— Да ничего страшного. Мой возраст не тайна. Мне сорок один.
— О! Стало быть, я всё ж таки угадал! А мне шестьдесят три. Старый уже стал. Пора на покой, знаете ли. Да… — продолжил он, роясь в сумке. — Все мы стареем, клонимся к земле, скукоживаемся, сжимаемся, трескаемся от морщин, как пересохшая земля на солнце. Жизнь уходит. Раньше я радовался каждому дню рождения, считал это праздником, а теперь, как-то, знаете ли, не до радости, что ли. Ведь каждый год приближает нас к неминуемому.
— Шестьдесят три — это ещё не старость, — успокаивающе проговорил я.
— Да! В душе я молод! С виду, конечно, такого не скажешь, но в душе!.. Я считаю… до сих пор считаю, что мне всё ещё тридцать. Вот так-то. И знаете? Уйду на пенсию, как говорится, осяду, позабуду все дела и… у меня есть маленькое хобби. Хотите узнать, какое?
— Если не секрет, расскажите.
— О! Да какой там секрет! По роду деятельности мне приходится много путешествовать. Конечно, мои полёты нельзя назвать туристическими. Если я прилетаю куда-нибудь, то вижу лишь офисы, коридоры, этажи и всякую такую чепуху. Так вот… о хобби. Из каждой поездки я привожу домой маленький сувенир. Их уже накопилось столько, что жена начинает ворчать. — Он захихикал. — Говорит, твои безделушки уже ставить некуда! Вот, что она говорит. А я всё везу и везу новые. И вот, господин Яви, когда я выйду на пенсию, то перееду в другой дом. Я его уже купил… Ну, прихоть у меня такая! Тем более, я, если признаться, могу себе это позволить… небольшую прихоть. И в этом домике у моря, у меня будет отдельная комнатка, с полками, где и будут стоять все мои сувениры. Они будут напоминать мне о моих похождениях! А знаете, что я прикупил на этой планете?
— Нет. — Чувствую, что с моего лица не сползает лёгкая улыбка; этот забавный мужичок покорил меня своей простотой и добродушием.
— Обыкновенный фонарик! Самый обыкновенный! Сейчас покажу. — Он снова полез в сумку и долго рылся. — О, Создатель! Куда же я его запихнул! Полчаса уже ищу! Неужели, потерял? А-а! Вот он. Глядите.
Он повернул ко мне маленький цилиндр.
— Совершенно простая вещь, знаете ли, — продолжал он, вертя фонарик в разные стороны, — а как светит! Просто загляденье! Сейчас включу… Вы не знаете, в лайнерах можно включать фонарики?
Я засмеялся:
— Думаю, ничего плохого от этого не будет.
И он его включил. В потолок ударил крохотный лучик света. Яркий круг бегал туда-сюда по потолку, а мой попутчик всё вертел и вертел фонарик в руках, да так завертел, что ненароком свет попал мне в глаза. От неожиданности пришлось зажмуриться, и тут же я услышал, как затараторил вюр Кларке:
— Ой! Господин Яви! Какой же я неловкий! Простите меня, ради Создателя! Я-то знаю, какой он яркий! Ради Создателя, простите! Не нарочно я!
— Ничего… ничего страшного…
Я тёр глаза и чувствовал невыносимый зуд, который с каждой секундой становился всё сильнее; ещё спустя несколько секунд, во время которых Кларке Вислу не прекращал извиняться, внутри головы возникло такое ощущение, как будто бы по всем моим извилинам ползают тонкие черви, которые копошатся и копошатся, всё лезут и ползают внутри черепа, а ещё через несколько секунд голова загудела от сильного перенапряжения, словно бы сквозь мозг пропустили электрический ток.
И только где-то вдали всё ещё слышался тонкий голосок моего попутчика: «… извините, господин Яви… какой же я неловкий…». И в этот момент всё стало на свои места — всё понятно: меня всё-таки достали, этот мужичок никакой не дипломат, а его маленькое безобидное «хобби» пригвоздило меня к месту так, что теперь уже сбежать не удастся.
Этот его чёртов «фонарик» — ни что иное, как мощный транквилизатор, действующий на мозг посредствам света определённой волны и особого состава.
Свет тоже может быть разным и нести в себе что угодно.
Вот я и попался!.. Угораздило же! Да… этот престарелый мужичишка отличный профессионал! И он меня всё-таки достал! Он сделал то, что не смогли сделать даже прославленные ниндзя! Он обезоружил меня своим добродушием, заставил забыть об опасности, используя свою простоту; отвлёк меня, предлагая эти бутерброды, непрерывно тараторя о чём угодно… И в итоге, я корчусь и чувствую, как сознание уплывает всё дальше и дальше.
Попался… Попался, черти бы его побрали! Всё-таки меня сделали!
Едва сдерживая рвотные позывы, выдавил из себя фразу:
— Х… хорош-шая работа… гос-по-дин Кларке… Вы отличный профес… профес-с… про…
Издалека послышался знакомый голос:
— Не утруждайте себя, вюр Йаови, этим вы сделаете себе только хуже. Если не будете сопротивляться, вскоре спокойно уснёте.
— Что… что вам от меня… нуж… нуж…
— О! Совершеннейший пустяк. Вы же не думали, что носите имя с внутренней приставкой просто так? Да! И не переживайте, с вами ничего плохого не случиться. Вы просто уснёте, а потом вас доставят куда нужно.
— Куда? — из последних сил задал я вопрос.
— Спокойного сна, вюр Йаови, спокойного сна. И приятных сновидений.
Это было последним, что донеслось до моих ушей.