Шушкевич ответил:
- Если у других будет - будет и у нас.
Шапошников наступал:
- А Вы будете ее Верховным Главнокомандующим?
Тут Шушкевич задумался и ответил не сразу:
- Понимаете, в своем деле я академик, а в военном - старший лейтенант запаса. Поэтому будет лучше, если командование Вооруженными силами поручить академику от армии.
Такой ответ Шушкевича был красивым, но неубедительным. Казалось, он не отдавал себе отчета в том, что никакими шуточками ему не отбояриться от серьезнейшего вопроса: глава государства не мог позволить себе отдать рычаги управления армией кому-то другому. Потому маршал уместно напомнил ему поговорку о грузде...
Вся дальнейшая политическая линия поведения Шушкевича была усеяна многими странностями и противоречиями, которые во многом изменяли представления белорусов и россиян об истинных достоинствах этого человека. Его причастность к "заговору беловежской тройки", на мой взгляд, решающим образом сказалась на том, что Шушкевич уже вскоре был сметен с белорусского политического Олимпа. Это очень сильно ударило по его самолюбию и потому, думается, некогда выдержанный, спокойный политик стал встревать в нелицеприятные склоки со своими оппонентами, опускаясь подчас до базарных перебранок. Иногда и вовсе создавалось впечатление, что им руководит слепая злоба на людей, взявших руль управления страной в свои руки.
В 1998 году я видел Шушкевича на телепередаче "Как это было". У него допытывались о том, как именно проходило подписание беловежских соглашений, как он их оценивает. Шушкевич производил впечатление неискреннего человека, который любыми способами пытался обелить себя. Раньше я думал о нем гораздо лучше. А в тот день передо мной сидел человек, который совершенно не был похож на крупного политика: желчь некоторых его аргументов явно указывала на жажду мелкодушной мести тем, кто лишил его возможности сидеть в высоком кресле. По-моему, он очень похож на тех наших московских политических наперсточников, которые с пеной у рта опрадывают не только беловежские соглашения, но и расстрел парламента, и чеченскую войну.
***
Каждый раз, когда приходится бывать в Белоруссии, ловлю себя на странной мысли, что здесь мне гораздо теплее, чем на "исторической родине" - на Украине. Возможно, в этом чувстве отражаются последствия того печального отдаления, которое продолжает расти между россиянами и украинцами не без помощи собственных и забугорных политиков.
С белорусами у нас, слава Богу, отношения пока не отравлены до той степени, когда витает в душах людских холодная вражда.
...В одном из генштабовских документов говорилось: "В рамках СНГ в наиболее продвинутом состоянии находятся вопросы военной интеграции России и Белоруссии". И то была сущая правда. Москва и Минск нашли общий язык при подписании соглашений о российских военных объектах в этой республике, о координации разведывательной деятельности и многих других.
Во время встречи Ельцина и Лукашенко в Кремле в 1995 году российский президент поставил даже вопрос о разработке общих для двух республиканских армий воинских уставов, что явно указывало на готовность российской стороны сделать беспрецедентно широкий шаг к дальнейшему углублению военного сотрудничества.
С другой стороны, и Минск демонстрировал готовность к этому, создавал для Москвы режим наибольшего благоприятствования, когда возникала необходимость решать общие оборонные вопросы. Но, пожалуй, самое большое значение для военно-стратегических интересов России имело то, что с момента создания СНГ Белоруссия проводила честную и четкую военную политику, без спекуляций и "игры на два фронта", как делала это, скажем, та же Украина, лавируя между Россией и НАТО. Такая позиция Белоруссии стала играть для Москвы еще более важную роль, когда Североатлантический блок стал расширяться на восток.
У нас в Генштабе в условиях нависания НАТО над западными границами России хорошо понимали, что и территориальное положение Белоруссии, и ее военный потенциал, и оборонная политика имеют для России стратегическое значение.
Понимали это и наши недруги. Я часто убеждался в этом, имея возможность знакомиться с секретными донесениями и аналитическими материалами нашей (а порой и белорусской) разведки. Создавалось такое впечатление, что для западных спецслужб вопросом жизни и смерти были подрыв стабильности в Белоруссии, расшатывание власти Лукашенко, его дискредитация и устранение.
Информация, которой располагали разведывательные органы России и Белоруссии, все больше свидетельствовала о том, что США и другие страны Запада разворачивают политику тотального сопротивления интеграционным процессам между Москвой и Минском. В том числе, разумеется, и в военной области - решению этих задач было подчинено все. Количество иностранной агентуры НАТО в Белоруссии было раз в 20 больше, чем в любой другой постсоветской республике.
Зарубежные резиденты щедро оплачивали антипрезидентские акции белорусской оппозиции. Колоссальные суммы отваливались различным фондам и средствам массовой информации, которые исповедовали откровенно антилукашенковскую идеологию, стравливали народ с президентом. Радиостанция "Свобода" открыла специальную рубрику, под которой целенаправленно появлялись материалы откровенно антипрезидентского толка.
В эту работу систематически вносили свою лепту и некоторые российские СМИ. Долгое время, например, репортажи постоянного корреспондента НТВ по Белоруссии Ступникова исходили ядовитой желчью. Почти все его материалы о республике подавались в России исключительно в негативном ключе. Во время поездки в США я был уди-влен, узнав о том, что некий фонд поддержки свободы слова намеревался отвалить "чернушнику" солидную премию. Белорусские власти справедливо вытурили его из республики "на историческую родину" - журналист имел израиль-ский паспорт...
А потом был искусственно раздутый на ОРТ скандал с его корреспондентом Павлом Шереметом: журналист вызывающе нарушил пограничный режим и обязан был понести за это ответственность. Но вокруг этого случая поднялся нарочито громкий, но дешевый шум, принесший немало вреда российско-белорусским отношениям (это "по достоинству" оценили на Западе, наградив Шеремета какой-то малоизвестной премией, явно имевшей натужно-популистский характер)...
На этом фоне нередко подвергались нападкам со стороны белорусской оппозиции и некоторые важные шаги Минска и Москвы, направленные на углубление военной интеграции. Когда, например, было подписано межправительственное соглашение, согласно которому Россия получила в пользование на 25 лет станцию предупреждения о ракетном нападении в Барановичах и станцию слежения за подводными лодками в Балтийском море (Вилейка), белорусские националисты расценили это как "продолжение советской оккупации". Лидер белорусского национального фронта Зенон Позняк увидел в этом "признаки национального предательства".
Для России это соглашение было крайне выгодно: оно строилось на принципах "национального режима", т.е. российские войска и объекты находятся в Белоруссии на тех же условиях, что и белорусские. Они пользуются имуществом объектов и земельными участками, на которых расположены, без взимания налогов (за исключением налогов, связанных с хозяйственной деятельностью). К тому же ввоз на белорусскую территорию материальных средств, необходимых для функционирования этих объектов, осуществляется на беспошлинной основе. Естественно, наше военное присутствие в Белоруссии предусматривает и решение оборонных задач в общих интересах.
Однако было бы необъективным утверждать, что российско-белорусские отношения в военной области складывались так уж безоблачно. Время от времени возникали проблемы, которые вызывали серьезную озабоченность сторон. В частности, у нас на Арбате одно время с большим возмущением говорили о том, что белорусы "подсунули нам свинью", когда затеяли тайную продажу за рубеж секретных частей и блоков зенитного ракетного комплекса С-300. Но зреющий скандал официальный Минск быстро загасил. Потом началась возня с квартирами наших офицеров в Белоруссии - они жаловались, что жилье у них отбирают. Дело дошло до суда.
В свою очередь, у белорусов были серьезные и спра-ведливые претензии к Москве: она нерегулярно перечисляла деньги за содержание своих военных объектов. Но и при этом, в отличие, например, от Казахстана, белорусские власти никогда не допускали того, чтобы в отместку отключать электричество от российских военных баз.
Мне не однажды приходилось бывать в самых высоких натовских штабах и слышать там откровенные признания генералов, что они придают "должное" значение и российско-белорусскому военному сотрудничеству, и геостратегическому положению Белоруссии в условиях расширения Североатлантического альянса на восток. Хорошо понимали важность этого фактора и в российском Генштабе.
К сожалению, Кремль, МИД и правительство РФ нередко упускали возможность извлечь военно-политические выгоды из всего этого.
Поздней осенью 1996 года в российском Генеральном штабе многие специалисты говорили о том, что Кремль теряет великолепную возможность использовать к своей выгоде "белорусский ракетный фактор".
В условиях объявленного руководством НАТО расширения блока на восток в головах наших генштабовских стратегов не однажды мелькала мысль о том, что в качестве контр-меры Москва и Минск могли заявить о готовности пересмотреть свое отношение к Договору, в соответствии с которым российские части Ракетных войск стратегического назначения, дислоцирующиеся в Белоруссии, должны были выводиться на территорию РФ. Что конкретно имелось в виду и почему ситуация требовала такой постановки вопроса?
С самого начала реализации натовского плана о расширении альянса на восток Кремль, правительство, МИД только и делали, что "выражали несогласие". Но натовское руководство не обращало на это внимания и упорно шло к намеченной цели, игнорируя озабоченность России. Ритуальные вздохи Москвы не возымели действия. Но шанс переломить такую ситуацию был. И заключался он именно в том, чтобы на жесткость ответить жесткостью, ввести в "бой" козыри, которые заставили бы наших оппонентов остыть и продолжать поиск компромисса.
Шанс этот заключался в том, чтобы в условиях расширения НАТО на восток и приближения его к границам РФ приостановить вывод оставшихся в Белоруссии частей РВСН в Россию.
Кстати, президент Белоруссии Александр Лукашенко несколько раз давал понять Кремлю, что мыслит именно в таком направлении. К сожалению, он не встретил понимания. Позицию Лукашенко поддержал тогдашний министр обороны РФ Игорь Родионов. В том же духе высказывались и некоторые другие высшие генералы.
Однако наш МИД к этой идее отнесся почти паниче-ски, - это-де приведет к резкому обострению ситуации в Европе. Получалось, что НАТО обострять ее можно, а России - нет. Такая позиция и привела, в конце концов, к тому, что и Россия, и Белоруссия оказались в крайне невыгодном положении.
Генштаб - фирма всезнающая. У нас в Кремле и на Смоленской площади всегда было достаточно своих "агентов", которые и сообщили, что мидовские причитания об "обострении ситуации" - лукавство. Кремль и МИД боялись огрызаться потому, что опасались финансовых контрмер со стороны правительств стран НАТО. Без их поддержки российские "реформы" (а значит, и режим) могли рухнуть (американцы открыто заявляли, что в случае агрессивного поведения Москвы они ее в "восьмерку" и на пушечный выстрел не подпустят).
Ситуация была идиотская: власть пыталась удержаться на плаву за счет уступок чужестранцам, а интересы собственного государства и его ближайших союзников при этом шли по боку.
Когда из Белоруссии в Россию 27 ноября 1996 года вывозилась последняя ядерная ракета и по этому поводу были организованы проводы в Лиде, Лукашенко не прибыл на это мероприятие. И его можно было понять.
В тот пасмурный день и настроение министра обороны России Игоря Николаевича Родионова соответствовало погоде (я сопровождал его во время визита в Белоруссию). В самолете Родионов вызвал меня в свой салон и попросил дать ему еще раз взглянуть текст предстоящего выступления на проводах последнего эшелона наших ракетчиков. Меня это насторожило - текст был идеально "вылизан". Тем более что речь в нем шла о ракетах, а в таких материалах каждая буква многократно "берется на зуб", проверяется до той степени, когда с нее, как говорили у нас в Генштабе, начинала "мука сыпаться".
Родионов несколько раз перечитал текст. Потом взял ручку и вписал несколько строк. Затем возвратил текст мне. Дополнение состояло всего лишь из одного предложения. Суть его сводилась к тому, что народ Белоруссии должен быть всегда уверен, что даже если его страна стала безъядерной, верная Договору о коллективной безопасности СНГ Россия никогда не оставит Белоруссию в беде.
В тот день не видел я радости и на лицах пришедших на проводы белорусов. И только лишь физиономии много-численных западных военных атташе излучали какое-то злорадное торжество. Когда под торжественно-грустный марш "Прощание славянки" и жалобный гудок электровоза последний вагон с ракетой покатил на восток, белорусские военные пригласили гостей в палатки, где были столы, щедро накрытые снедью и выпивкой. Водка быстро развязала всем языки.
Было много тостов, но я никак не мог понять, за что же мы пьем. Иностранные атташе говорили какие-то слова о новом мире, о конце холодной войны, о прозрении политиков. Звучало:
- За новую Европу!
А мне слышалось:
- За слабую Россию!
Не лезла в глотку водка. Болтливый и хвастливый польский военный атташе с жирными губами лез целоваться к американцу и даже будучи в сильном подпитии смотрел на меня, как царь на блоху.
Венгр в это время услужливо подкладывал в тарелку американца холодец и хрен.
А когда-то на учениях армий Варшавского договора он послушно мотался по моей просьбе за водкой...
Теперь я знаю, что самое страшное для офицера - когда твою страну перестают уважать. Сила порождает уважение. Слабость - пренебрежение. Слабая страна быстро теряет союзников. Они бегут к сильным. Остаются только самые преданные. Как белорусы. Но мне при этом почему-то было стыдно смотреть в глаза белорусам. Было такое чувство, что мы, русские, их предали...
***
Еще до отлета Родионова в Белоруссию я знал, что во время своего кратковременного визита в Москву на нерекламируемых встречах с российскими политиками, дипломатами и генералами Лукашенко призывал их с максимальной выгодой для военно-стратегических интересов обеих республик разыграть "ракетную карту" в условиях продвижения НАТО на восток.