65551.fb2
75
А теперь возьмите циркуль, измерьте, во сколько раз ближе были бы мы с этой базы к Индии, Сиаму, Зондскому архипелагу, Филиппинам и находившемуся бы на одном с нами дворе Китаю, чем вся Западная Европа, или Америка, долженствовавшие путешествовать вокруг мысов Доброй Надежды и Горна, — и вам станет ясно, что главнейшая задача всей государственной политики нашей заключалась в обладании богатым югом Азии, являющимся естественным дополнением бедного Севера. Со своим первобытным взглядом на жизнь и первобытным оружием татары решали эту задачу в форме господства над Китаем и Индией; — мы же, как народ высшей культуры, должны были решить ее иначе, а именно: закончив наше наступление через Сибирь выходом к Желтому морю, сделаться такой же морской державой на Тихом океане, как Англия на Атлантическом, и такими же покровителями Азии, как англосаксы Соединенных Штатов — Американского материка. При этом условии мы были бы теперь не беднее и не слабее страшно теснящих нас ныне жизненных соперников.
К несчастью, задача эта не была понята нами и к самому важному историческому моменту, когда указанная нам самим Провидением арена была еще свободна. Когда англосаксам Америки предстояло еще перейти от Атлантического океана через всю ширь своего материка, а Франция и Англия вступили в борьбу, долженствовавшую решить, которое из этих государств впредь до полного истощения вынуждено будет вращаться в орбите честолюбия своего противника — мы оказа-
76
лись точно распятыми на кресте нашего нерчинского недомыслия.
В одной стороне — за Тихим океаном — оторвавшаяся от государства огромнейшая творческая сила в титанической борьбе с туманами, бурями, дикарями и белыми бандитами строила эфемерную Российско-Американскую Империю, т. е. выравнивала и уплотняла почву для англосаксов Америки; в другой — на полях Италии, на высях Швейцарских гор, под Шенграбеном, Аустерлицем, Прейсиш Эйлау, Фридландом и по всему кровавому пути от Москвы до Парижа доблестнейшая из всех армий собирала камни для пьедестала английскому величию...
XVIII.
В течение всего этого времени превратившаяся из великого исторического пути в столь или не столь отдаленные места Сибирь, как заброшенное поле, начала прорастать сорными травами, среди которых ярче других выделился своею весьма конфузной для нашей осведомленности и государственного трезвомыслия зеленью чертополох «желтой опасности».
Не сумев войти в Китай с открывающегося на море парадного подъезда и помирившись на узенькой кяхтинской щели, — мы, из страха потерять и последнюю, во-первых, не решились высказать свое удивление: когда же это и каким образом ни разу не вылезавший из-за своей каменной перегородки, Китай овладел цитаделью Татарии —
77
Монголией и оказался нашим непосредственным соседом? Во-вторых, узаконив молчанием этот захват, мы точно связали себя клятвой никогда не заглядывать за новую китайскую границу и не интересоваться тем, что там происходит.
В результате получилось вот что.
В то время как наши политические исследователи с усердием семидесяти толковников целыми томами поясняли смысл загадочной строки нерчинского трактата «...далее, по тем же горам, до моря протяженным...», а Академия наук ломала голову над вопросом, куда же девались те виденные одним из ее членов Мидендорфом кучи камней, которые должны были изображать собою пограничные столбы? — граф Нессельроде, основываясь в 1850 г. на донесениях селенгинского коменданта Якоби, писанных в 1756 г. (т. е. 94 года назад), и на сообщениях иеромонаха Иакинфа, докладывал Государю и, как министр иностранных дел, убеждал Особый комитет не касаться Амура, в устье которого есть большие города, крепости и целые китайские флотилии с экипажем в 4000 человек.
Сведения министра оказались на поверку ошибочными. На нижнем Амуре ни о каких городах, крепостях и флотилиях не было и помину. Невельской нашел там только одного старого маньчжурского купца, на коленях умолявшего простить его дерзость и не выдавать маньчжурским властям. Вверх по реке прозябали те же полуоседлые дауры. Выстроившийся для встречи Н. Н. Муравьева айгуньский гарнизон поражал убожеством своего вида и допотопностью вооружения. На же-
78
лание генерал-губернатора почтить салютом своего гиринского коллегу, последний ответил поспешной просьбой не делать этого, «потому что мы народ мирный, да и наши военные не любят выстрелов».
Все это ясно говорило, что взявший на себя роль охранителя Китая сырой маньчжурский материал разложился окончательно, и что прав был Равенштейн, указывая на полную беззащитность самой Маньчжурии и на возможность для нас в любой момент с одной дивизией дойти до Печилийского залива, а при желании и до Пекина. Его опасения были ошибочны лишь в том отношении, что, вполне довольные бескровным занятием левого берега Амура, сами мы, во-первых, недоумевали, зачем, собственно говоря, нужен нам Печилийский залив? и, во-вторых, были убеждены, что какие бы там сказки ни рассказывала история, а четыреста миллионов все-таки серьезная вещь!
Этот выросший на почве глубокой неосведомленности суеверный страх перед цифрой явился одной из причин непростительно долгого лежания под сукном [проекта] Сибирской железной дороги, о постройке которой хлопотал еще Муравьев. Продолжая смотреть на Азию глазами находившихся в иных условиях и имевших еще кое-какое право не торопиться московских приказов, мы пугались созданного нашим воображением миража и не замечали следующей убийственной действительности: маленький, но управляемый большими и смелыми людьми островной народ, явясь Бог знает откуда и зайдя с другого конца указывавшейся нам судьбой арены, овладел сначала Ин-
79
дией и безбоязненно посадил над тремястами миллионами ее семьдесят тысяч своих чиновников. Направившись затем к востоку, он без малейшего колебания подошел к четырехсотмиллионному Китаю, силой заставил его открыть на море все окна и двери, посадил в Пекине своих советников и приступил к работе по закупорке нам выхода к Печилийскому заливу.
В 1801 г. на том пути, по которому со своей сорокатысячной ордой прошел из Маньчжурии в Пекин последний северный завоеватель Нурачу, англичане заняли Ньючванг. Чтобы помочь Китаю поскорее справиться с тайпинским восстанием и сосредоточить внимание на обороне Маньчжурии, они предоставили в распоряжение пекинского правительства майора Гордона. Во время голода 1864 г. посоветовали Китаю направить из провинции Шанзи переселенцев на находившийся до тех пор под строгим запретом север. Наконец, по совету английских специалистов, Китай приступил к укреплению Порт-Артура, устройству арсеналов в Гирине и Мукдене, проведению телеграфа в Айгунь и реорганизации маньчжурских войск.
Хорошо понимая всю бутафорию этих мероприятий и смеясь в душе над «желтым неразумием» людей, не могущих разобраться в том, что делается у них же под боком, английская печать, откуда мы и до сих пор черпаем всю нашу политическую мудрость, воодушевление и страхи, заблаговестила о воскресении народа, набальзамированного обычаями, одетого в общий для всех 400 000 000 мундир, повитого фыньшунем и две
80
тысячи лет назад улегшегося в каменные гробы своих городских стен, — заблаговестила и произвела нужное ей впечатление....
Если бы не сильная воля Императора Александра III, мы, вероятно, так бы и замерли в почтительном созерцании горизонта, на котором вот-вот появится отрастивший себе новые когти четырехсотмиллионный дракон!
XIX.
Этот созданный исключительно нашим воображением мираж вторично остановил ход нашей истории, и когда в 1891 г. мы приступили, наконец, к постройке Сибирского пути, то благоприятное время для этого было упущено и притом навсегда, ибо вслед за одними соперниками, англичанами, на великую восточную арену стремились уже англосаксы Америки.
Чтобы ускорить движение по своему материку, американцы в 1862 г., т. е. как раз в то время, когда эскадра Лесовского, стоя в Нью-йоркской гавани, охраняла наших «традиционных друзей» от Западной Европы, заложили первую железную дорогу, за которой последовала вторая, третья, четвертая и пятая. В противовес Владивостоку, они к северу от Сан-Франциско основали достигшие в настоящее время огромного развития порты — Сиэтл, Такому и Портланд. Скупив затем через подставных лиц акции Российско-Американской Компании, они почти даром забрали Аляску и вы-
81
толкнули нас из Тихого океана, оставив пока в виде памятника былому нашему величию в этих водах Командорские острова с могилой Беринга...
Одновременно с такою материальной подготовкой, американские профессора, писатели и ораторы на страницах серьезных журналов, с университетских кафедр и подмостков общественных собраний начали уяснять народу, что ни одно государство, как бы оно богато ни было, не может существовать исключительно собственными средствами. Подобно верблюду, сберегающему свой горб на случай крайности, ему нужно получать свое питание извне. Этим питанием должна служить заграничная торговля, а образцовому разрешению питательного вопроса надо учиться у англичан. Еще невиданная миром империя этого народа скована цепью, состоящей из трех звеньев: 1) огромного производства необходимых человечеству предметов; 2) облегающих земной шар морских путей с многочисленнейшим подвижным составом, в виде торгового флота, и 3) внешних рынков. Что внешние рынки — это залог материального благополучия, внутреннего мира и высокого умственного развития. Наконец, что, ввиду всего этого, первым шагом американцев к достижению внешних рынков должно быть твердое решение всего народа не допустить ни одно из иностранных государств к приобретению угольных станций на расстоянии 3000 миль от Сан-Франциско и Центральной Америки.
Согласно преподанной в такой форме директиве, поселившиеся на Кубе и Гаваях американские
82
промышленники и торговцы поднимают в 1893 г. восстание на этих островах и поддерживают его в ожидании момента, наиболее благоприятного для открытого вмешательства С.-А. Соединенных Штатов*.
Вместе с тем и на востоке Азии начало свою работу то принесенное в мир англосаксами искусство борьбы за жизнь, посредством которого новые завоеватели создают события и усеивают ими море жизни таким образом, что на этих подводных камнях терпят крушение одинаково и друзья, и враги англосаксов.
Уже с первого дня постройки Сибирской железной дороги специальные американские советники при японском министерстве иностранных дел начали указывать Японии на то, что Россия никоим образом не может удовлетвориться замерзающим на 100 дней в году и лежащим на закрытом море Владивостоком, как конечной станцией своего грандиозного пути, и будет искать нового, более удобного выхода на Корейском полуострове. Помешать этому движению не могли бы ни сама Корея, ни предъявляющие на нее свои верховные права Китай. С утверждением же России на Корейском полуострове, Япония, по словам ее американских благожелателей, оказалась бы на краю гибели; а поэтому ей следовало бы предупредить Россию и самой занять Корею.
* «Восстание на Кубе, — говорит известный американский дипломат Е. Д. Фелпс, — погибло бы само собою от истощения, если бы оно не поддерживалось и духовно и материально постоянной посылкой подкреплений из Соединенных Штатов, в прямое нарушение наших законов о нейтралитете и договорных обязательств».
83
XX.
Проникшись простыми и ясными доводами своих советников, японское правительство посредством разосланных по Китаю офицеров осмотрело места высадок, дороги, переправы, укрепления; пересчитало китайских солдат, лошадей, пушки, повозки; навело справки о характере и способностях генералов, и в июле 1894 г. неожиданно для всех двинуло свои войска на Небесную империю.
Боями 3 и 4 сентября 1894 г. в Корее и у берегов ее японцы открыли себе путь в Маньчжурию сушей и морем. Одна колонна их переправилась через Ялу и пошла на Фенхуанчен и Хайчен. Другая, высадившись у Бидзыво и севернее Талиенвана, овладела Порт-Артуром. Затем обе колонны соединились, выбросили в марте 1895 г. китайцев за Ляохэ, и Япония объявила о своем намерении удержать за собою все пройденные ее войсками земли.
Но, протягиваясь, таким образом, от Сахалина через всю Корею и южную Маньчжурию до устьев Ляохэ, Япония, во-первых, совершенно загораживала собою выход для нас к Желтому морю и, во-вторых, становилась в угрожающее положение по отношению к Пекину. Само собой разумеется, что это обстоятельство должно было повлечь за собою сближение России и Китая.
Не любя в японцах умаленное и искаженное изображение своей собственной цивилизации и считая их народом недостаточно самостоятельным в своих мнениях, обидчивым и готовым лезть в
84
драку, не подумав раньше, выгодна ли она им самим, Китай сейчас же обратился к заступничеству своего северного соседа, и, по совету России, Германии и Франции, Япония принуждена была взять свои требования обратно.
Будь японцы немножко прозорливее и не оправдывай они только что приведенное в мягкой форме мнение об них старика Лихунчанга, то после первого же данного им жизнью урока они должны были бы заметить всю ошибочность их столь же блестящей, сколько и вредной для государственных интересов китайской кампании.
Устремив, по внушению своих предательских советчиков, внимание на теплые и богатые для нас, но бедные и холодные для них Корею и Маньчжурию, они, прежде всего, сами отводили себя в совершенно противоположную сторону от той богатейшей страны, к которой направлялись англичане, американцы и русские. Вылезая затем из своей окруженной широкими бездонными рвами крепости на материке, они — из свободного в действиях народа, имевшего возможность, подобно Англии, развить свою промышленность и распространить свою деловую энергию на всю арену — добровольно превращались в англосаксонского караульщика, становившегося у северных ворот и обязывавшегося не пропускать русских до прибытия в Азию американцев.
Россия насильно сняла их с этого поста и перевела на южные рельсы, но у японцев хватило государственной мудрости лишь на то, чтобы запомнить насилие, а наша дипломатия не могла помочь им сдвинуться с места, потому, что, сосредо-
85