Я никогда не рассказывала Августу, отчего умер его отец. Впрочем, он и не спрашивал. Официальные бумаги утверждали, что Фрол Хмельной в состоянии опьянения упал в канаву и там захлебнулся, но я-то знала: это я его убила. Буквально своими руками. После появления в доме артефакта Фрол как свихнулся: стал буйным, злым и очень много пил. Я терпела, потому что он хотя бы перестал поднимать на меня руку, ведь выпивка была ему интереснее.
Совсем немного времени прошло, каких-то два месяца. Был человек и нет человека.
Ко мне, конечно, приходила полиция. Тот самый Туманов допрашивал меня очень вежливо и осторожно, явно догадываясь, что дело не чисто. Не сказать, что я сожалела о смерти мужа, нет, я его люто ненавидела на самом деле. Но и радоваться не получалось. Меня наверное впервые в жизни мучили угрызения совести. Я ощущала себя убийцей, и от этого было так тошно, что на скромных похоронах я совершенно искренне рыдала.
И на допросе тоже рыдала.
И потом еще долго шарахалась от каждой тени. Даже ждала, что призрак Фрола явится мне мстить, но ничего не случилось. Просто его больше не было. Зато был Август, стремительно взрослевший, кабак, опустевший без хозяйской руки, и господин Туманов, который пытался меня опекать, видимо, о многом догадываясь. А амулет я закопала в саду.
Потом про меня забыли, потому что случилось страшное в доме Ковальчиков. Я тогда еще верила в высшие силы, и мне показалось, что возмездие было чересчур жестоким. Матвей, который эти смертельные артефакты производил, был, вне всякого сомнения, виновен. Но ничуть не больше, чем я. Он продал мне «яд», а подливала супругу я его своими руками. Особенно мне жаль было его семью. Зарубив топором жену и дочь, ювелир повесился в камере. Девочку лекари спасли. Я хотела забрать ее, мне было жаль невинного ребенка, но для этого требовалась бумага из полиции, что я — благонадежный опекун. Господин Туманов, который уже стал начальником департамента, мне эту бумагу не дал. Тогда я впервые наговорила ему много обидных слов. После этого мы не разговаривали несколько лет, даже не здоровались. Я его ненавидела, еще и потому, что он знал мою тайну. Ну, или подозревал. Он тоже был виновен.
А я переходила на другую сторону улицы, завидев знакомую фигуру полицейского в неизменном котелке.
Смешно.
А потом этот же человек, между прочим, пытался за мной ухаживать, а я шарахалась от него, как черт от ладана.
Только когда Георг мне привез из столицы кулек с кофе, я понемногу оттаяла.
Мы никогда не говорили о том, что было раньше. Я стала весьма счастливой и уверенной в себе вдовой. Первым делом обрезала волосы по плечи, перестала наливать дрянное пиво и кислое вино, потихоньку начала предлагать посетителям горячие супы, зелень и неплохие салаты. Не сказать, чтобы дела пошли в гору, но и в убытке я никогда не была с того момента, как поняла, что на Юге любят вкусно и много поесть, а еще больше любят поболтать.
Я заменила светильники, постелила скатерти, наняла флейтиста и подняла цены. И люди приходили сначала из любопытства, а потом возвращались с друзьями. Потому что я знала, что такое маркетинг и немного разбиралась в рекламе, ага. Походила по другим заведениям, прикинула, какие блюда лучше продаются. Зазвала в гости городских кумушек, предлагая им скидки и даже бесплатные дополнения к обеду. Устраивала тематические дни — с блинами, с рыбными блюдами, со всякими сладостями. Словом, все, что я принесла с собой из прошлой жизни, мне пригодилось. А главное, никто не смел больше мной командовать.
Постепенно мое заведение перестали называть кабаком. Мне пришлось поехать на поклон к местному князю, который выдавал патенты на управление любым делом. Я заранее послушала, что о нем говорят, и пришла к выводу, что мужик он дельный, хоть и строгий, и больше всего любит грамотные планы и всякие чертежи. Тут уж я расстаралась: и финансовый план на год вперед расписала, и меню подготовила, и даже набросала, как будет расставлена мебель. Сработало. Князь Озеров был поражен в самое сердце, меня очень хвалил, патент мне подписал. Велел только название поменять, потому что «Хромой осел» звучит не слишком-то привлекательно. Вот тут он поставил меня в тупик. Я даже не предполагала менять вывеску, она меня устраивала. Да и в городе все привыкли к тому, что «у Осла можно выпить кофе» или «А осел сегодня блинчики печет».
Я задумалась. Маркетинг такой маркетинг, не сделаю ли я хуже?
— Мой покойный муж… — неуверенно начала было я.
— Был полным ослом, — согласился князь. — Как можно было умереть от пьянки, когда рядом такая женщина?
— Да я не самая покладистая жена, — призналась я. — Ослом он был, когда взял меня в свой дом.
— Ну, это верно. Любой мужик рядом с такой красивой и умной барышней превращается в осла.
В голове искрой вспыхнули строки старой песни, которую в этом мире никогда не слышали и не услышат: «не случайно, но со зла превращу его в осла».
— Пусть будет «Ведьма и осел», — решила я. — Это забавно.
— Вы, стало быть, ведьма.
— Видимо, так.
— А осел? Замуж не собираетесь, госпожа Хмельная?
— Ну уж нет. Довольно с меня ослов. Больше я на это не поведусь.
Возможно, это прозвучало излишне резко, но князь покивал и вписал в патент новое название.
— Я к вам непременно загляну, как буду в Буйске, — пообещал он.
— Буду счастлива, — абсолютно искренне ответила я.