- Белое шевро.
- Вы социалист?
- Я? Нет, что вы! Я ни к какой партии не принадлежу.
- Кожу трудно доставать?
- Что?
- Экий вы непонятливый! - улыбнулся Попов. - Я интересуюсь: трудно ли по нынешним временам получать хорошие кожи?
- Нет, меня времена не зацепили, у меня с кожевниками хорошие отношения, меня не обижают.
- Кто вас снабжает, какая мастерская? Бах вспомнил, что именно в мастерской Шабельского собирается по средам кружок, там он с Уншлихтом познакомился, там с Дзержинским схлестывался.
Попов поднажал, открыл в голосе угрозу:
- Что, запамятовали?
- Я ведь со многими мастерскими имею дело..,
- Имели, - поправил Попов. - Вы имели дело, сейчас вы со мною дело имеете. И до-олгошенько будете иметь, решись таить от меня название мастерской.
- Так я не таю... Кожевенное производство Шераньского, Готлиба и Городецкого...
- Ну вот видите, вспомнили... Расскажите-ка мне, пожалуйста, Бах, о вашем ремесле. С чего вы начинаете тачать сапоги?
- Начинаю с того, что ногу смотрю, господин начальник, фигуру, лицо, - я ж модельер, не просто тачаю, я делаю обувь на заказ.
- Только дамскую?
- Нет, мужскую тоже.
Попов встал из-за стола, вышел на середину кабинета, остановился перед Бахом:
- Мои сапоги хороший сапожник тачал?
- Прощелыга, - ответил Бах убежденно. - Разве при вашей комплекции возможно икры в бутылочки загонять?!
- Нельзя?
- Никак нельзя. Вы, простите, столбом глядитесь. Вам нужны мягкие голенища, но высокие, под колено.
- Ну что ж, принимайте заказ, - сказал Попов. - Давайте, давайте, смелее...
- У меня сантиметра с собою нет.
- Изъяли при обыске?
- Нет, не захватил, господин начальник.
- А на глаз?
- Ну что вы?! Сделаешь на глаз, а потом мозоли замучают!
- А фасон? В голове? Или рисуете?
- Обязательно рисую.
Попов отошел к столу, взял стопку бумаги и карандаш, протянул Баху:
- Извольте.
Бах легко набросал фасон. Мастер, он брал уроки рисования. Он изобразил Попова сидящим, поднимающимся со стула, стоящим, подвинул все это полковнику. Тот внимательно поглядел рисунки, вздохнул:
- Смотрите, Бах, какая досада у нас выходит... Жаль, право... Такой великолепный мастер, а туда же, в политику лезете...
- Да что вы, господин начальник! Какая политика?! - Бах улыбнулся, его успокоил тон Попова. Он ждал избиений, криков и угроз - так рассказывали товарищи, прошедшие охранку. Этот не кричал и не дрался, да и зачем? Улик-то нет, при обыске на вокзале ничего не нашли, провожал заказчицу, которая попросила поднести чемоданы до вагона...
- Слушайте меня, Бах. Слушайте внимательно, Вы мне лгали, причем лгали неумело, вы же ни разу еще не привлекались, не прошли камерного обучения, мы на вас карточку посмотрели...
- Да не лгал я вам, господин начальник!
Попов, словно бы не услыхав, продолжал:
- Вы сказали, что приняли заказ у Микульской. Так?
- Так.
- А где записи? Вы ж в голове держать не умеете! Вам сантиметр нужен? А где сантиметр? Как же заказ принимали без сантиметра? И при обыске его у вас не было, сами признались. Где размеры, снятые с ножки госпожи Микульской? А? Что молчите? Нечего ответить? Есть чего ответить. Скажите, что размеры сняли утром, когда были у нее в кабарете, а вечером, на Маршалковской, встретили ее случайно. Мы ж обыск у вас дома сделаем, там записи и лежат, а? Или вы их оставили в мастерской? У кого? У Шераньского? Готлиба? Или, может, в мастерской Шабельского, куда часто заглядывают социал-демократы и где вы кожу-то получаете?
Попов говорил все это, не поднимая на Баха глаз, стирал мизинцем пылинки со стекла, лежавшего на зеленом сукне стола. Он заранее предполагал реакцию того или иного арестанта, он в этом редко ошибался - перед тем, как перейти в охрану, работал смотрителем тюрьмы в Орле, там на каторжанах быстро выучишься все человеческие и з в и в ы понимать.
- Пойдемте, Бах. - Попов поднялся с кресла, тяжело двинулся к двери, распахнул ее, кивнул двум офицерам, сидевшим в приемной, те пропустили сапожника, повели по коридору, близко касаясь его плечами.
В комнате, куда Баха втолкнули, стояли три дворника.
- Это понятые, - пояснил Попов, по-прежнему на Баха не глядя.
На стульях возле окна лежали баулы и чемоданы Микульской.
- Узнаете багаж? - спросил Попов, дождавшись, пока один из офицеров сел к столу и заполнил первый лист протокола.
- Да.
- Чьи они?