- Подпишите.
Бах деревянно подошел к столу, поставил подпись. Рука его чуть дрожала.
- Кстати, против понятых не возражаете? Отводов нет?
- Нет.
Попов закурил, бросил спичку под ноги, затянулся.
- Все эти чемоданы вы помогали Микульской спустись из квартиры в пролетку? .
- Да.
- И все эти чемоданы и баулы донесли до вагона?
- Нет.
- Почему?
- Здесь же пять мест, рук не хватило.
- Все чемоданы отдали носильщику?
- Нет.
- Почему?
- Пани Микульска взяла маленький чемодан сама.
- Какой именно?
- Вот этот, черный.
- Покажите его. Притроньтесь рукой.
Бах подошел к стулу, тронул чемодан.
- Распишитесь в протоколе, - сказал Попов. - Вы, понятые, тоже. И можете идти, спасибо, вы больше мне не потребуетесь... Хотя...
Попов вопросительно посмотрел на офицера, писавшего протокол.
- Она уже опознала, - ответил тот, поняв молчаливый вопрос полковника. Протокол есть.
- Да, не понадобитесь, - подтвердил Попов понятым, - благодарю.
Когда в комнате остались жандармы и Бах, Попов подвинул себе стул, сел и, потянувшись с хрустом, сказал:
- А теперь, конспиратор несчастный, подойдите к чемодану, который несла сама Микульска.
Бах подошел к окну, возле которого на стульях лежали чемоданы.
- Очень хорошо, - сказал Попов. - Вспомните, что вам говорила Микульска об этом чемодане?
- Ничего.
- Вы помогали ей нести этот чемодан?
- Нет.
- Павел Робертович, - обратился Попов к офицеру, - покажите Баху показания носильщика Ловиньского.
Офицер подошел к Баху, протянул ему протокол допроса: "Я принял из рук неизвестного, сопровождавшего неизвестную мне даму, предъявленный мне к опознанию чемодан фирмы "Брулей и сын", когда извозчик разгружал пролетку. В этот момент неизвестный господин взял у меня из рук чемодан фирмы "Брулей и сын", сказав, что поклажу понесет сам, ее осторожно надобно нести".
- Ну как? - спросил Попов. - Отвергаете показания носильщика?
- Может быть, он прав, я запамятовал, вероятно...
- Распишитесь в таком случае, что с показаниями носильщика Ловиньского согласны... Или не согласны?
- Да какое это имеет значение? - Бах пожал плечами. - Если он так говорит, значит, так и было.
- Прекрасно. Теперь откройте чемодан.
Бах открыл крышку и отступил: там, рядком уложенные, лежали оболочки бомб.
- Что, испугались? Железки и есть железки. Или сапожнику известно, как выглядят бомбы-самоделки? Откуда? Где видал?
- Вы сами это подложили! Здесь подложили! - крикнул Бах. - Почему убрали понятых?!
- Ну вот и заговорили, - удовлетворенно протянул Попов. - Просто как адвокат... Извольте занести протест арестованного в протокол, господа. Распишитесь под вашим протестом, Бах.
- Рученьки трясутся, - рассмеялся Павел Робертович. - Раньше еще куда ни шло, легкий мандраже, а теперь колотун, Игорь Васильевич, словно пациент попал в охрану после большого похмелья-с!
- Он трезвенник. Господа революционеры почитают хлебное вино средством для бесстыдного оглупления трудового люда. Так, бедолага? Так, так, я ж ваши речи знаю, слушал... Дайте ему, Павел Робертович, показания Микульской.
- Читай, Бах, - сказал Павел Робертович, подвинув арестованному протокол. - Читай сам, а то решишь - обманываем...
Бах не сразу понял те слова, которые были занесены в протокол опознания вещей, подписанный Микульской. Он зажмурился на какое-то мгновение, потом прочитал снова: "То, что в кожаном маленьком чемодане фирмы "Брулей и сын" находятся три бомбы-самоделки, мне было неизвестно, потому что этот чемодан мне был передан незнакомым человеком, сказавшим, что за ним гонятся. Он просил сохранить чемодан в моей квартире. Записано по моему утверждению верно. Микульска".
Бах хотел было перевернуть страницу, но Павел Робертович папочку у него из рук легко выхватил:
- Хорошенького понемножку! Попов докурил папиросу и сказал:
- Подписывайте, Бах, подписывайте свое показание: "То, что в чемодане бомбы, не знал". Не вывернешься, загнали в угол, господа социал-демократы...
- Я не буду подписывать ни строчки, - ответил Бах. - Пусть мне устроят встречу с Микульской.