65743.fb2
- В провокации.
- Это по меньшей мере смешно! Нелепо...
- Угодно ли вам дать объяснения? - не меняя голоса, настойчиво повторила Люксембург.
- Я готова ответить на все вопросы.
- Пожалуйста, Юзеф.
Дзержинский пересел на свободный стул, ближе к Гуровской, и спросил:
- Когда вы вернулись из Парижа?
- Из Парижа? Я только что из Варшавы! Вот телеграмма, вы ж сами меня вызвали, товарищи!
- Я спрашиваю, когда вы были в Париже перед отъездом в Варшаву?
- Это какая-то ошибка!
- По чьему поручению вы были в Париже? - повторил Дзержинский.
Гуровская заставила себя улыбнуться:
- Юзеф, о чем вы?
- Я спрашиваю, - повторил он, - зачем и по чьему заданию вы ездили в Париж?
- Я не была в Париже.
- Это правда?
- Честное слово! Это какой-то вздор, откуда деньги? Зачем мне туда?!
- Хорошо. Ответьте, пожалуйста, сколько времени вы жили в гостинице "Адлер"?
- Две ночи.
- Это правда?
- Ну конечно же правда.
- Это ложь. Во-первых, вы ездили в Париж. Поездом номер семь, четырнадцатого числа, в вагоне второго класса, место пятое. Во-вторых, в гостинице "Адлер" вы прожили в общей сложности шестнадцать дней.
- Да нет же...
Дзержинский достал из кармана копии счетов и положил их на стол.
- Можно познакомиться, товарищи. Билет был заказан из гостиницы, копия заверена.
Гуровская достала из сумочки папиросы, как-то странно покачала головой и, наблюдая за тем, как счета передавали из рук в руки, силилась улыбаться.
Когда Дзержинский протянул ей счета, Гуровская мельком только взглянула на них и сказала негромко:
- Ну, хорошо. Да, я жила в "Адлере"... Ездила в Париж. Но вправе ли вы из-за минутного увлечения, страсти обвинять меня в провокации?
- Простите, не поняла, - Люксембург нахмурилась. - Вы очень сумбурно сказали.
Я увлечена человеком... Он снял мне этот номер, к нему я , и ездила в Париж.
- Где вы там жили? - спросил Дзержинский,
- В Париже?
- Да.
- Возле Этуаль.
- В отеле?
- Да.
- Название.
- Этого я сейчас не помню.
- Опишите отель и номер, в котором вы жили.
- Маленький номер, на четвертом этаже, под крышей. Дзержинский перебил ее:
- Пожалуйста, говорите правду. Если объект страсти вам снимал роскошный номер в "Адлере", то отчего в Париже он поселил вас на четвертом этаже, под крышей?
- Боже мой, - тихо сказала Гуровская, - зачем я вам лгу? Товарищи, я должна сказать правду...
Дзержинский почувствовал, как страшное напряжение в теле сменилось расслабленным ощущением усталости.
- Я очень ждал этого.
- Да, я открою вам правду, - продолжала Гуровская, не услыхав, видимо, Дзержинского, потому что сказал он очень тихо, скорее для себя. - Неверное понимание корпоративности толкнуло меня на ложь. Я знаю, в каких стесненных финансовых обстоятельствах живет руководитель партии, товарищ Люксембург, Юзеф, все вы. А мой друг Владимир Ноттен... Нет, нет, не он, а я заключила договор с издательством "Розен унд Шварц" на публикацию его книги "Рассказы о горе". Я получила деньги. Я... Мне стыдно сказать про это. Я всегда жила в нищете... Мне захотелось хоть месяц позволить себе... Я понимаю, что вы вправе теперь лишить меня своего доверия, я понимаю, что...
- Значит, никакой "страсти" у вас не было? - потухшим голосом спросил Дзержинский; все то время, пока Гуровская говорила, он ж д а л правды.
- Была и есть - Влодек Ноттен.
- Почему он спокойно работает у вас на гектографе, а ряд других типографий провалены?
- Вы не вправе оскорблять Ноттена подозрением, Юзеф! Его статьи и поэмы зовут к революции! - ответила Гуровская.