ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
"Когда любовь нарушает главное течение мыслей - это законно. Очарование интимных встреч оправдывает потерю рассудка, и чем меньше понимаешь, находясь в будуаре, тем больше приходишь в экстаз. Но в политике опасно попадать впросак и уподобляться скаковой лошади, не взявшей барьер. Лишь в одном из этих двух случаев погасшие свечи делают ситуацию предельно ясной".
Де Сези бросил на кипу донесений усталый взгляд. Он был удовлетворен тем, что любовь противопоставил политике, так как не любил Кантакузина. Но неужели возвращение из Московского царства увертливого грека нарушило строй мыслей гибкого француза? Да, они рассыпались, как эскадрон игрушечных мушкетеров от щелчка.
Де Сези щелкнул пальцами: "Прелестно! Но, черт возьми, почему? Разве посланник султана не должен был вернуться? Несомненно, должен! Тогда чем нарушено равновесие? Вам, граф, не понятно? Послами царя московитян! Их зовут... О мой бог, не все ли равно, как зовут их? Важно другое - кто они? Раскаленные ядра или глыбы льда? В обоих случаях - они на берегах Босфора. Интересно! И потому полезно разведать: зачем повелитель снегов направил своих послов к повелителю тюрбанов? Мой бог, не чужих же снаряжать ему сибирскими мехами! Смею думать, что Хозрев-паша, как борзая, почувствовал дичь. За последние дни он сообщает ровно столько, сколько значит ничего. Неужели патриарх Филарет, вопреки здравому смыслу, решил примирить магометан? Но это противоестественно! Равносильно белой магии, игре с ангелами. А император Габсбург? Он, как истый солдат, предпочитает черную, заигрывание с дьяволом. Я же, как истый католик, знаю, что для церкови лучше, когда враги Христа с воплями "Аллах!" любезно режут друг друга. Я сделаю все, что смогу, - дабы кровавый карнавал на Ближнем Востоке был обставлен с поистине восточной роскошью. Непристойно проглатывать больше сливок, чем заслуживаешь. Хозрев-паша поглощает львиную долю золота, присылаемого мне домом Габсбургов. Аппетит приходит с едой. Везир обязан как можно скорее бросить янычар султана на сарбазов шаха. Бьюсь об заклад, этого же хочет... ха-ха-ха!.. одинаково мыслящий со мной Моурав-бек. В равной степени ему, как и мне, необходим ералаш у мусульман. О дьявол! Вот где разгадка поведения гордого грузина. Отлично! Раз так - игра верна, и то, что пригодится, - запомним".
Приколов к голубому камзолу букетик, де Сези подошел к широкому окну, за которым торжественно вырисовывался в очаровательно мягких тонах утра квартал франков - Перу, окаймленный кипарисами, молчаливыми стражами Стамбула.
В высоком зеркале отразилась закрывающаяся дверь с причудливым орнаментом. Граф быстро обернулся:
- Узнали?
Клод Жермен обмакнул гусиное перо в серебряную чернильницу и, принявшись за реляцию, флегматично ответил:
- На султана следовало бы наложить тяжелую епитимью: он еще не соблаговолил принять московских послов.
- Мой бог, Мурад имеет более снисходительного духовника.
- Выгоднее иметь более острую шпагу. Впрочем, в моей плетеной корзиночке вести не менее важные. Эракле Афендули в подозрительной дружбе с Георгием Саакадзе.
- Вам, мой друг, скоро, и не без основания, будет подозрительна собственная тень.
- Встречи Афендули с Фомой Кантакузиным участились. Не забудьте, граф, и тот и другой - греки.
- О дьявол!
- Избегайте, граф, вспоминать дьявола днем, - как правило, он потом мстит ночью.
- Итак?..
- Сумасшедшие наездники Моурав-бека беспрестанно посещают Фанар. Дружба со "старцами", соперниками колдунов, не предвещает ничего хорошего, конечно, нам.
- О, это я знаю по опыту! - Де Сези иронически посмотрел на Клода. Вам необходимо проникнуть к привратнику Олимпа и к полководцу гор.
- Легче к Вельзевулу! Вспомните: Саакадзе приглашает на свои журфиксы турецкое духовенство всех рангов, но иезуитов, в своей слепоте, упорно избегает. Вы требуете невозможного!
- Там, где есть женщины, там все возможно! И для вас, мой друг, не тайна: женщины и есть ведьмы, с которыми ваш Орден весьма успешно борется. Не хмурьтесь, иезуиты знают толк в Евах, особенно если они пикантны. Я хотел сказать: в ведьмах, особенно если они податливы...
- Не вспоминайте днем...
- Податливых? Они мстят ночью... О мой друг, еще как мстят! Особенно полумонахам.
- Проникнуть к Афендули невозможно! - отрезал иезуит, ничем не выдав возмущения. - Ваша ирония, граф, не воспламенит ни податливых, ни...
- Скаредных?.. Тогда вам поможет первый везир, вернее - его ангелу подобная Фатима. О мой друг, ведь она так мила, что вытянула пятое ожерелье!
- Из бездонного сундука Габсбургов?
- Увы, нет, из мелкодонного ящика иезуитов.
- О безбожница!.. Не иначе, как сатана подсказывает ей недопустимое. Но вернемся к делу. С помощью Иисуса я сделаю попытку проникнуть в "Содом и Гоморру" этого грека Афендули. Не устрашаясь мадонны, он наполнил свой греховный дом идолами. Иезуитский Орден позаботится о его душе!
- Браво! Я уже чувствую запах бекаса, поджаренного на вертеле.
- Рассчитываю, мой граф, дева Мария дарует время, когда я сумею сказать то же самое о вас.
- Но каким образом? Во мне нет мяса, только кость!
- Именно это качество и притягивает к вам орден иезуитов. Вы не дадите осечки, помогая нам низвергнуть патриарха Кирилла.
- Мой бог, низвергнуть! Не сочтите за труд, Клод Жермен, сосчитать, сколько раз низвергали вселенского патриарха и сколько раз его друзья, послы Голландии, Швеции и даже Англии, вытряхивали из своих саквояжей золото, - а Кирилл Лукарис, сама добродетель, снова усаживался на патриарший трон!
- Пример, достойный подражания. Вам, граф, следует хотя бы раз в год вспоминать о долге христианина и перекладывать габсбургское золото в мошну благочестивого Ордена иезуитов...
- Когда я в парике и припудрен... - граф безмолвно затрясся. - Видите? Мне вредно смеяться, придется припудрить щеки... Вы, Клод, плохо считаете: золото, до последней крупинки, проглатывают прожорливые паши...
- От имени главы Ордена приношу вам признательность за это. Вы та кость бекаса, которой, несомненно, во славу господа бога, подавятся неверные. Итак, реляция закончена, - проговорил Клод Жермен с загадочным лицом. Прочесть?
- Только подпись.
- Извольте:
"Вашего величества посланник, граф де Сези.
Константинополь, 1629 год.
Экстренная почта".
- До следующего четверга, мой друг.
Иезуит отвесил поклон, буркнул: "Да пребудет с вами святая Женевьева!", приоткрыл дверь и мгновенно исчез.
"Как тень летучей мыши!" - с отвращением подумал де Сези.
Некоторое время, полузакрыв глаза, он продолжал покоиться в кресле, наслаждаясь одиночеством.
"Какое постоянство! - усмехнулся граф. - И какой простор для сатирических аллегорий! Каждый раз при упоминании в реляциях о золоте иезуит страдальчески кривит губы и перо начинает дрожать в его цепких пальцах. Мой бог, не потому ли, что золото падает не в его мошну? Или потому, что иезуит догадывается о существовании у графа де Сези ларца - любимца Фортуны? Да, разговор с Клодом Жерменом и в минувший четверг был не из легких. Этот иезуит способен искрошить закон на законы, раздробить грех на грехи, но никак не может понять, на что французскому королю знать о нажиме русских казаков на Азов или интересоваться, ответит согласуем татарский хан Гирей на предложение верховного везира Хозрев-паши выделить десять тысяч сабель для охраны фортов Придунайской крепости, которые будут воздвигаться, или же требовать точных данных: в том случае, если форты эти будут захвачены казаками, то не обеспечат ли себе казаки выход в Черное море?
Но он, граф де Сези, отлично знает, на что Людовику казаки, и беспрестанно шлет донесения во Францию. А от императора Фердинанда Габсбурга он продолжает получать золотые монеты. Искатель счастья, Клод Жермен, и не ведает, что золото графу потребовалось для улаживания некоторых его личных дел в Париже. О, эти ростовщики! Поэтому в интересах его, де Сези, всячески отвлекать Турцию от событий на Западе и переключать ее ярость на Восток Иран".
Де Сези обернулся: в зеркале от его лица веяло свежестью, словно он только что прибыл с прогулки в Булонском лесу.
Булонский лес! О, как давно, бесконечно давно, он вынужден был оставить его, чтобы на берегах Босфора, как потерпевший жестокое кораблекрушение, вновь начать жизнь, полную случайностей и коварства. Он не желал вспоминать причин крушения - прошлое должно быть погребено... Итак, все, что происходит в Версале, что делается в Париже, - становится известно здесь, но... он, граф де Сези, не желает быть далеким слушателем волшебной музыки. Он желает быть ее создателем! Мраморное море не нарушит никаких его светских помыслов, никаких честолюбивых планов, оно не вспугнет мечту о будущем, сколь бы лихорадочно тревожным ни было настоящее.
"Великолепно! Браво! - восклицает де Сези, картинно скрещивая руки перед зеркалом. - Да пребудет надо мной сияние святой Женевьевы, патронессы Парижа! Золото вновь распахнет передо мной ворота столицы. Химеры Нотр-Дам, о, как я посмеюсь над вами! О мой Париж, я жажду тебя! Жажду, как пчела сердцевину цветка!"