Он провел рукой по шпаге: "Дьявол! Даже дыхание могилы не остановит меня! И я добьюсь триумфа, пусть ценой золота и крови!" Напевая фривольную песенку, он приоткрыл зеркальную дверцу "кабинета" и вынул механическую игрушку.
Опустив на черепаховый столик миниатюрную карету, сделанную из золоченой бронзы, он завел ключиком механизм: кучер встрепенулся, взмахнул кнутом, белые лошадки встряхнули гривами - и игрушечный экипаж плавно покатил по золотым узорам.
- Париж! Париж! - Де Сези не замечал, что он говорит вслух.
Говорит? Нет, он кричит, энергичными взмахами руки торопя кучера: "Скорей, сильф! Скорей! Я вижу, о Париж, очертания твоих стен! Я приветствую твой блеск! Твой шум, твое движение! За миг очарования я жертвую королевством! Я вижу огромную тень Лувра, поглощающую карету. Но что там еще? Мой бог! Тень алебарды ложится поперек дороги? Вглядись хорошенько, кучер, что преградило путь? Виват! Виват! Ночная стража? Я прибыл в Париж?
- Вы остаетесь в Стамбуле!
Де Сези вздрогнул, отшатнулся, казалось, нечто острое кольнуло грудь. На ковре лежала длинная узкая тень.
"Летучая мышь!.." Граф с трудом поднял глаза и столкнулся с ледяным взглядом Серого аббата, переступившего порог.
Сдвинув брови и сложив на груди руки, восковые и неподвижные, непрошеный гость бесстрастно объявил:
- И вы, граф, не пожертвуете королевством!
Силясь овладеть собой, де Сези сухо отчеканил:
- Кто перед посланником его величества короля Людовика XIII, графом де Сези?
Серый аббат, повернув нагрудный крест, протянул его де Сези. На кресте были выгравированы слова.
Пораженный граф узнал почерк человека, перед которым склонилась Франция.
"Бог! Король! Закон!
Повинуйтесь аббату
Нотр-Дам де Пари!
Кардинал Ришелье",
прочел де Сези и молча указал на кресло тому, кого называли "правой рукой Ришелье", "Серым преосвященством" и кто не щадил сил для унижения императора Фердинанда.
- Кардиналу угодно, чтобы вы отныне проводили в Турции политику Ришелье, иными словами - Франции, это одно и то же. Вы не будете впредь, подкрепляя речи золотыми шерифами, пропагандировать верховного везира Хозрев-пашу и высших пашей Дивана, чтобы они продолжали обращать взор султана на Восток.
- Скажите, аббат, какая разница между переменой политического курса и фрикасе из фазана?
- Извольте: во втором случае проглатываете вы, в первом - вас.
- Ваше предложение неосуществимо и по другой причине. Король одобрил мою политику, она по вкусу и султану. Здесь не едят фрикасе. Война с Ираном давно предрешена.
- И тем не менее...
- К тому же здесь торгуются тет-а-тет, обожают бакшиш и не возвращают задаток.
- Великолепно! Вы будете исключением.
- Заманчиво, но неосуществимо. Представьте властелина, капризного, как дитя, и сжившегося с определенной идеей. Он видит уже перед собой пятый трон - шаха Аббаса, протягивает руку, намереваясь схватить символ за ножку, а вы, невзирая на величество, хватаете его за рукав.
- Это сделаете вы. Завуалируйте свое действие заботой о Ближнем... Востоке.
- Поздно. Мурад Четвертый уже выбрал полководца. Если шах Аббас - "лев Ирана", этот полководец - "барс Грузии". Турнир неотвратим.
- Вы оригинал, граф, но... вы изучили различные средства ведения Сералем политических дел. Кардиналу угодно сохранить вас в роли посланника. И впредь вы будете пропагандировать верховного везира Хозрев-пашу и высших пашей Дивана, чтобы они обратили взор султана на Запад.
- Повторяю, это немыслимо. Вражда султана к шаху Аббасу неукротима. Поверьте, что никакие доводы не помогут, тем более Непобедимый, так зовут полководца, вне всякого сомнения, одержит султану победу.
- Может и не одержать.
- Что вы скрываете, аббат, под сутаной ваших слов?
- Кардиналу угодно, чтобы султан Мурад IV на время оставил Иран в покое и... преисполнясь ненавистью к Габсбургам, перевел бы войска Оттоманской империи на западные линии, сопредельные владениям Габсбургов. Турция должна вступить на арену европейской войны.
- Но позвольте, аббат, еще совсем недавно его святейшество искал сближения с императорами Германии и Испании.
- Между часом, когда кардинал не видел угрозы, нависшей над Францией, и часом, когда он ее обнаружил, - вечность.
Де Сези хотелось выхватить из ножен шпагу и пронзить Серого аббата. С каким бы удовольствием он вытер окровавленный клинок о мерзкую сутану. Но он не был уверен, что за одним слугой грозного кардинала не явятся десятки, сотни других: аббаты, стражи, бакалавры, палачи, корсары, чудаки, отравители, куаферы, вельможи, ученые, разбойники, офицеры, консулы, гробовщики, трактирщики, безумцы, дуэлянты, булочники, охотники, контрабандисты, мертвецы. Он чувствовал, что тысячи острых глаз следят за ним, тысячи цепких рук тянутся к нему, и достаточно одного движения, чтобы они набросились на свою жертву, уподобив графа де Сези быку, приколотому на бойне. И поэтому, придав лицу смиренное выражение, он, как бы недоумевая, спросил:
- О какой угрозе, аббат, вы говорите?
- О той, о которой вы думаете!
- Но я прошу, аббат, открыть мне ту тайную причину, которая привела кардинала Ришелье к неуклонному решению столь круто изменить курс политики Франции.
- Небезызвестная вам мадам де Нонанкур вышила кардиналу карту мира. Тонкое мастерство! Разноцветный бисер, образующий океаны и материки, королевства и империи! Империи Габсбургов расшиты коричневым бисером, запомните, ко-рич-не-вым! Итак, с севера, востока и юга обступают коричневые империи сплоченным кольцом бело-сине-красного бисера королевства Английское, Датское, Шведское, Нидерландские штаты, царство Московское, султанат Турция и страна венгров.
Проще: означенные государства должны стать, если они этого еще сделать не успели, союзниками Франции. И да пребудет над нами благословение Христа! Кардиналу угодно придушить империю Фердинанда II. В час победы Франции его святейшество перережет на карте некоторые нити, как вены, и коричневый бисер рассыплется с сатанинским шумом и сгинет в преисподней.
Голос аббата звенел предостерегающе, как колокол Нотр-Дам де Пари, и все же де Сези улавливал иронию. К кому относилась она: к нему или к мадам де Нонанкур?
- Здесь Турция, аббат! Ночи глухие, а дни безликие! Стоят кипарисы стражи смерти. Когда мимо них проходит незнакомец, они оживают и в неясных отблесках полумесяца мелькают зеленые копья. Воды здесь голубые на вид - и красные по своей сути. Они способны не только ласкать красавиц, но и кипеть, заманивая в свои глубины неверные души и выплескивая на камни кровавую пену.
Аббат зловеще усмехнулся и опустился с такой легкостью в кресло, словно не имел веса.
- Рекомендую, граф де Сези, прислушаться к моим словам. Мы здесь одни, не стоит соблюдать таинственность. Тут все дело только в "да" или "нет". Нравится ли вам политика кардинала Ришелье? Да или нет? И нравится ли мне ваша уклончивость? Да или нет? Вот и вся трудность.
Де Сези также опустился в кресло, поставив у ног шпагу. Он внимательно следил за Серым аббатом.
- Король Людовик Тринадцатый, которому я служу, как дворянин, не захочет лишить себя экстренных реляций из Стамбула. Мне нравится чувство благодарности, им обладает король.
- Долг ваш перед королем, перед кардиналом - совесть и честь!
- В этих чувствах я дам отчет только господу богу!