- Она тоже на этом настаивает и ставит условием, чтобы присутствовали патриарх Кирилл, Фома Кантакузин и Осман-паша.
Теперь де Сези почувствовал себя в центре красного круга. Сфера иной планеты напоминала о войне: "Осторожнее, граф! Постарайтесь отступить от Марса".
- И вы всерьез полагаете, что клеветнице больше поверят, чем моему слову?
- Посол прав, без доказательств не поверят.
- А какие доказательства у этого "ангела"? Я был с нею безупречно любезен, и только.
- Обманутая оказалась хитрее, чем предполагали некоторые. - Саакадзе провел пальцем по колечкам усов. - Она в кожаном поясе, надетом прямо на тело, хранила письмо, в котором посол де Сези просил одну знатную госпожу оказать гостеприимство юной гречанке. Там же оказался дар щедрого посла франков: медальон, - так, кажется, называется вещица в виде раскрывающегося сердца с изображением посла и надписью: "Прекрасной Арсане Афендули от восхищенного ею графа де Сези". Арабские цифры отметили внутри золотого сердца год и день восторга высокочтимого посла.
Де Сези, чтобы скрыть замешательство, охватившее его, подбросил в курильницу ароматические травы и постарался окутаться дымом. Он вспомнил день, когда Арсана потребовала именно эти доказательства. Он уступил, зная, что... концы в воду. Выплыла ли она сама, или только пояс нашли? Де Сези хотел спросить об этом, но язык его словно прилип к гортани.
Саакадзе насмешливо следил за струями фиолетового дыма.
- Опрометчивые поступки не похожи на дым курильницы, они оставляют след. Разве не мог за графа написать слуга? Боно? Посол может писать даже о том, что настал час, когда одно государство может ограбить другое, но грабителю опасно доверяться медальону. - Заметив нервное движение руки де Сези, Моурави услужливо подал ему шпагу и хладнокровно продолжал: - Так вот, говорить все можно, особенно красивым женщинам, но писать опасно.
- Сколько?
- Все!
- Все! Все! - теряя самообладание, взревел де Сези. - И Серого монаха? И кардинала Ришелье?
- Нет, они мне ни к чему. А вот послу нужны сдержанность и улыбка, а не НИЧЕГО на птичьем молоке.
- Вы... Вы надеетесь играть со мною, как с голубком коршун?
- Вернее, как барс с лисицей.
- Сколько? - прохрипел де Сези. - Сколько?!
- За что?
- За письмо и медальон?
- Жизнь Эракле Афендули неприкосновенна.
- Согласен!
- Не верю!
- Отлично! Что в залог? Сундук?
- Э-э, посол так дешево ценит бесценную жизнь Эракле?
- Но, мой бог! Я уже расплатился с вами, и довольно щедро! Вы раньше срока узнали о тайном решении Дивана.
- Я тоже умею расплачиваться щедро, потому продолжаю разговор с послом, а не... скажем, с Фомой Кантакузином. Сундук должен быть прислан ко мне с Клодом Жерменом, а также все драгоценности, что были на Арсане, - "дитя" этого требует и не отступит ни на шаг. Кстати, иезуит погостит у меня, пока Эракле не покинет Турцию. Но если...
- У вас, монсеньер, хороший аппетит. А куда так спешит богач? На Кипр, к веселому завтраку?
- На скучный пост в свое последнее поместье. Благодаря бесстыдным грабителям он больше не богач. - Саакадзе пристально следил за обрадованным де Сези. - И еще в залог ожерелье ханым-везир Фатимы на... скажем, три пятницы... потом...
- Вы его вернете мне вместе с письмом?
- Почему я? Эракле Афендули оставляет верного человека для охраны разрушенного Белого дворца. Ведь послу известно, как он ценит руины. И хотя они не древние, все же немало ему стоили. Так вот, как только фанариот уедет, этот человек отнесет ожерелье Хозрев-паше. Его добыча - его право. А посол получит свое. Но пока Эракле здесь, я не спокоен, потому не позже как через три дня - Клод и сундук, или ожерелье и сундук, и ценности Арсаны у меня... или на четвертый день Фома Кантакузин расскажет обо всем султану. Итак - три дня!
- Фантазия не сильнее разума. Это невозможно! Клод бежал, захватив все безделушки, облюбованные им в Белом дворце. Ведь это он устроил нападение, иначе зачем бы ему бежать?
- О-о! Как неосторожен Хозрев-паша!
- Непостижимо! При чем тут Хозрев-паша?!
- После присвоения владения Афендули на Принцевых островах он не должен пренебрегать опытом.
"Проклятая дрожь!" Де Сези посмотрел на плотно задвинутые шторы.
- Заверяю, Клод Жермен бежал.
- Оставив высокочтимому послу все ценности? Говорят, инквизицию придумали иезуиты, но к себе они не любят применять ее забавы - скажем, вгонять иголки под ногти, - и тут же выдают своих сообщников. А как...
- Клянусь, он бежал! Но жизнь Эракле Афендули неприкосновенна, готов поклясться на кресте.
- Не верю.
- Что в залог?
- Клод Жермен.
- Он бежал.
- Тогда все, что перечислил я, и ожерелье, которое Хозрев-паша выудил из антиков Афендули.
- Это неосуществимо! Ханым-везир Фатима не отдаст. И не следует забывать, что она сестра султана.
- Сестра султана? Святая дева! Я об этом чуть не забыл! Посол должен передать Хозреву, что нехорошо знатной даме уподобляться воробью и из-под чужого клюва тащить зерно. Говорят, султан восхищался ожерельем, но, узнав, что его купил Хозрев-паша у прибывшего из Египта купца, поморщился, ибо не доверяет вкусу везира. Потом, зная скупость Хозрева, усомнился в ценности ожерелья. Думаю, "падишах вселенной" будет приятно удивлен, узнав - скажем, от Фомы Кантакузина, - откуда у царственной сестры ожерелье.
Хорошо, если не рассвирепеет, ибо египетский купец тут ни при чем.
- Советую, мой друг...
- Прошу не называть меня другом, ибо придаю чувству дружбы священное значение. Так что мне советует де Сези?
- Покориться решению Дивана и ни в коем случае не восстанавливать против себя первого везира.
- Ни первого, ни последнего не устрашаюсь. И если через три дня я не получу сундук, ценности и ожерелье, то...