Мне казалось, что я уже десять раз прострелен насквозь, и было даже удивительно, как я остался цел после этого ужасного зрелища. И только на улице, разгоряченный, взволнованный и довольный тем, что еще живу, я вспомнил, что ночевать мне негде.
И все из-за поезда, который пришел в Харьков с таким опозданием! Приехал бы раньше, засветло - зашел в комсомол, дали бы мне талончик в общежитие. А сейчас куда?
Под аркой ворот уже погасили свет, и зрители выходили на ощупь, едва не наступая один другому на пятки.
- Не толкайтесь, ради бога, мистер Дуглас! - сказал кто-то позади, и в ту же минуту меня сильно ударили в спину.
- Зачем толкаешься? - сказал я, оборачиваясь к долговязому парню в надвинутой на глаза кепке.
- Пардон, это не я, это он. - И верзила, нагло ухмыляясь, кивнул на соседа.
Тут меня опять пихнули. Да как! Чуть-чуть я не выпустил портфеля. И вдруг кто-то резко, каблуком наступил мне на ногу. Я подпрыгнул от боли.
"Лучше не связываться, лучше потерпеть", - подумал я и, крепко сжимая портфель, вырвался из полумрака арки на освещенную улицу.
"Вот жулики чертовы! Научились хамству у этих американцев! Видно, во время сеанса все способы драки заучили наизусть!.. Чужие калоши потоптали!"
На вокзале в главном буфете еще торговали, и я решил перекусить, а потом прилечь где-нибудь на лавке и подремать до рассвета.
Расходы предстояли крупные, харьковский воздух нагнал аппетит, вот почему, подойдя к застекленному буфету, я немедленно полез в боковой карман, где хранились мои деньги, и вдруг вспомнил, что, покупая билет, не заколол карман булавками.
"Ой! Что такое!"
Я почувствовал, как у меня подкашиваются ноги. Замигала, заискрилась хрустальная люстра под высоким лепным потолком...
Денег в боковом кармане не было!
"Спокойно, спокойно, - говорил я себе. - Главное, не паниковать. Больше выдержки!"
Пустыми и печальными глазами я смотрел на оскаленную пасть щуки, на уплывающие блюда с холодцом и тихонько в отчаянии пятился подальше от буфета.
"Ничего, ничего, только не волноваться! - утешал я себя. - Просто спутал карманы".
Подойдя к подоконнику, я швырнул на него портфель и торопливо, дрожащими руками начал ощупывать каждую складку в карманах. Все напрасно: денег нигде не было, они исчезли на "Акулах Нью-Йорка".
Лишь в кармане чумарки я нащупал смятый рубль и мелочь, выданную мне кассиршей кинотеатра. Но что могли значить эти гроши по сравнению с теми деньгами, которые были у меня украдены! Не иначе как эти мошенники "дугласы" их стянули!
Как же я домой уеду?
...Даешь, даешь по шпалам,
по шпалам...
припомнились вдруг слова давно забытой песенки.
Да, по шпалам... Ничего не поделаешь! Буду по дороге наниматься к кулакам на поденную работу. Батрачить буду - и дойду! А может, чумарку продать?.. Да кто ее купит, такую старую, перешитую?
В самых тяжелых случаях жизни Коломеец советовал нам вспоминать старинную морскую поговорку: "Три к носу - все пройдет". Я так потер глаз, что, наверное, кожу с века содрал. Облегчения никакого!..
Отбить разве телеграмму Коломейцу, чтобы выручал меня? Послать депешу с одним только словом "обокрали" и адрес дать "вокзал, востребования"?.. Но какой тогда переполох подымется в школе! "Вот, - скажут, - послали растяпу, а он, вместо того чтобы наши кровные интересы защищать, баклуши бил, ворон ловил, шляпа!" И пуще всех станет злорадствовать Тиктор. Нет, телеграмму посылать нельзя!
Надо выпутаться самому. Сам виноват, сам и расхлебывай кашу! Теперь я понял, как прав был Никита Коломеец, все время неустанно предупреждая нас: "Глядите, хлопцы, не увлекайтесь Дугласами Фербенксами да Рудольфами Валентино - это яд, который производит американская буржуазия. Эти фильмы школа бандитизма. До добра они не доведут!"
Как он был бесконечно прав, какими справедливыми оказались его слова! И зачем я пошел на этих "Акул"!.. И ничего бы не случилось, если бы я даже не знал о существовании такой картины!..
"Что же делать? Как спастись? Где выход из этого капкана? - спрашивал я себя. - Такие деньги украли! Такие деньги!"
Тут же я принялся пересчитывать оставленную мне ворами сдачу. Рубль сорок две копейки. Небогато! Однако на хлеб и на сельтерскую воду хватит. Как-нибудь протяну два дня, сделаю все, что надо, а потом зайцем махну домой. Залезу под вагонную полку и буду лежать тихонько, чтобы контролер не заметил. А может, на товарняке устроюсь.
ВЕСЕННЕЕ УТРО
Рассветало. Началась уборка вокзала, и я вышел на улицу. Сонный, голодный, я почувствовал, что едва ли сумею даже денек продержаться на сельтерской воде и хлебе. Шел по улице, и меня пошатывало.
Трамваи еще не ходили, но уже появились прохожие. Дворники открывали ворота. Домашние хозяйки с кошелками в руках спешили за провизией. Все они шли в одном направлении, и я, чтобы скоротать время, поплелся за ними.
Первым в городе проснулся знаменитый харьковский рынок - "Благбаз".
Один за другим открывались рундуки. Я бродил по Благовещенскому базару, пока мне в нос не ударил очень вкусный и острый запах. Он забивал запахи квашеной капусты, сельдерея, стынувшего в бочках и похожего на расплавленный сургуч густого томата. Словно охотничий пес, почуявший перепелку, раздувая ноздри, я пошел на этот запах.
Худая торговка в стеганом ватнике, раскачиваясь, голосила у двух дымящихся жаровен, заставленных огромными чугунками:
- Флячки, горячие флячки! Ох, хватайте, люди добрые! Ой, дешево беру! Ой, нигде и никогда, ни в каком царстве, ни в каком государстве вы не найдете таких замечательных флячков! Это ж прелесть, это небо на языке, это ж лучшее и самое дешевое снидание! Та покушайте мои флячки!..
...Если кто-нибудь из вас ел прямо на базаре, стоя рядом с пылающей жаровней, из глиняной миски обязательно шершавой деревянной ложкой горячие, обжигающие рот, наперченные, залитые сметаной, пересыпанные колендрой, резаным луком, зубками чеснока, оранжевой паприкой, душистые от лаврового листа и петрушки, засыпанные мелко натертым сыром, приготовленные из рубленого коровьего желудка свежие и пахучие флячки, или по-русски рубцы, тот поймет, как трудно было удержаться, чтобы не сломать голову последнему моему рублю!
И еще в девять часов утра, когда открылись учреждения и я подходил к высокому дому на углу улиц Карла Либкнехта и Ветеринарной, во рту горело от красного перца, которым крикливая торговка без зазрения совести наперчила сытные, но совсем уж не такие дешевые флячки. Полтинник отдать за пустяковое блюдо! А дальше что? А вдруг заведующий школьным отделом ЦК комсомола уехал и придется его ждать?
Нет, баста! На сегодня хватит роскоши! До завтрашнего полдня я не имею права тратить ни одной копейки. Никакой сельтерской воды! Будешь пить сырую, из-под крана - бесплатно, а польза такая же. Надо беречь деньги, чтобы хоть кусок хлеба купить на обратную дорогу, когда поеду зайцем в свой родной город.
Пропуск в комендатуре выдали быстро. Посмотрели на мой комсомольский билет, командировку и возвратили все документы обратно с маленьким пропуском.
Я вошел в просторный вестибюль и подал пропуск часовому. Тот сверил пропуск с моим удостоверением и показал мне дорогу. Уже в большом вестибюле я снова почувствовал, что робею. Еще хуже стало, когда пришлось раздеваться: здесь, у вешалки, вместе с шапкой, калошами и чумаркой у меня будто сразу отняли половину смелости.
- Вам куда, товарищ? - окликнула меня лифтерша.
Мне и раньше приходилось слышать, что в столице есть такие машины, которые поднимают людей на самый чердак, но я лично увидел лифт впервые в жизни.
- Мне в комнату двести сорок шесть, - ответил я лифтерше, разглядывая пропуск.
- Садитесь, подвезу.
- Да нет, спасибо, - сказал я и быстро шагнул по ковровой дорожке на лестницу. "Пройду так, спокойнее будет. Может, она думала, что я здесь работаю?"
Не спеша поднимался я по мягкой ковровой дорожке.
Я свернул с лестницы в коридор, удивляясь чистоте и тишине вокруг. На дверях все мелькали какие-то маленькие номера, и я никак не мог отыскать школьный отдел.