"Как же отказываться? Работай я здесь год-другой - иное дело. Мог бы артачиться, просить замену. А я - новичок. С другой стороны, мастер, может быть, нарочно отделяет Кашкета от Яшки?"
- Модель почему слабо нагрета? - важно спросил Кашкет.
- Беги за плитками и подогрей по своему вкусу.
- Ты моложе - ты и бегай! - прошамкал Кашкет.
- Как знаешь! - бросил я и, услышав звук рынды, объявляющей начало работы, принялся набивать песок в опоки.
Кашкет повертелся, повертелся и, схватив клещи, пошел за плитками.
К его возвращению у меня уже стояло два низа. Я и шишки поставил сам, и площадочку для новых опок приготовил. Кое-как мы набили десять опок. Тут Кашкет начал томиться. Пошел покурить к вагранке и застрял горновым байки рассказывать!.. Зло меня взяло. Накрыл последнюю опоку за напарника и побежал к вагранке.
- Послушай, когда же ты... - Я тронул за плечо Кашкета.
- В позапрошлом году то было, - сказал он, думая, что я заинтересовался его рассказом.
- Я спрашиваю, когда ты перестанешь болты болтать, а будешь опоки набивать? - бросил я ему в лицо.
- А я тебе разве мешаю? - ответил Кашкет спокойно и повернулся спиной, чтобы продолжать беседу.
- Да, мешаешь! - закричал я ему в ухо.
- Тебе мешаю?
- Не мне лично, а всему заводу. Рабочему классу. Всем! - уже окончательно разгорячившись, крикнул я.
Кашкет как-то сжался весь, трусливо швырнул в песок цигарку и сказал горновому:
- Приходи ко мне лучше, Архип. Там доскажу. А то видишь, какого мне подбросили бешеного... комсомолиста...
Я смолчал и пошел обратно к машинкам. Иду размашистыми шагами, чуя где-то позади дробный ход Кашкета, а сам думаю: "Неизвестно еще, кого кому подбросили, накипь махновская! Нужен ты очень!"
Кашкет, возвратившись, засуетился, затарахтел рычагом машинки и, надо отдать ему должное, каких-нибудь минут тридцать работал прытко. Лука с Артемом даже диву дались, откуда у этого клоуна появился такой темп. Не слышали они нашего разговора около вагранки. "Пусть, - решил было я сперва, - все это останется между нами!"
Но Кашкет придерживался другого мнения. Спустя некоторое время он опять прошепелявил:
- Интересуюсь: чем же именно я мешаю рабочему классу?
Не задумываясь, с ходу, как набойкой острой, я отрезал ему:
- Наших жаток миллионы крестьян ждут, а ты задерживаешь программу. Рабочий класс производительность труда повышает, а ты дурака валяешь. Видно, хочешь, чтобы не мы их, а они нас?..
- Я сам рабочий класс! Что ты плетешь? Какие "они"?
- Они - это белогвардейцы да капиталисты. Сволочь всякая, которой ты в девятнадцатом помогал!
- Я?! Помогал?! Да что ты, детка? Вот напраслина!
Он вдруг притих и сделался смирненький-смирненький. Даже за плитками стал бегать не в очередь. Следя за тем, как гонит он впритруску к далекому камельку, я даже подумал: а прав ли я? Все-таки Кашкет старше меня годами, в литейном давно, - не слишком ли я повышаю голос?
Будто угадывая мои сомнения, Турунда сказал мне:
- Так его, Василь! Правильную линию занял. А то, в самом деле, что ему здесь - шарашкина контора? До каких пор это можно терпеть?
- Давно бы его выкатить с ветерком. Жаль, у Федорко душа мягкая! ввязался в разговор Гладышев. - Пора ставить вопрос резко. Сходи в обед к Федорко. Так, мол, и так, убрать надо этого проходимца и оставить тебя формовать одного, пока Науменко не возвратится.
Слова сочувствия старых рабочих меня очень тронули. Но все же я не решился последовать совету Гладышева. "Промучаюсь как-нибудь, - думал я, эти два дня с Кашкетом, а потом снова вернется мой напарник, и все будет хорошо".
Довольно скоро мне пришлось пожалеть о своих колебаниях. Настала моя очередь бежать за плитками. Возвращаюсь - верх опять не набит, а Кашкет спокойненько беседует с горновым:
- ...И прихожу я, понимаешь, оформляться к Тритузному, а он меня спрашивает: "Где вы, товарищ Ентута, последние пять лет работали? А почему у вас нет справок с последнего места службы?" А я ему палю: "Товарищ Тритузный! Я как испугался генерала Врангеля в двадцатом годе, так с тех пор не мог прийти в себя и целых пять лет не мог работать!" Зюзя прямо ахнул: "Пять лет?! Что это за нервное потрясение такое?.."
Тут к Кашкету подскочил с клещами Турунда.
- Тебе что, особое приглашение надо посылать, чтобы к машинке стал? сказал Лука, принимая мою сторону.
- Простымши же плита была! - сказал Кашкет, делая невинное лицо.
- Мозги у тебя простыли, а не плита! - бросил Турунда в сердцах, пропуская моего напарника к машинке.
- А тебе что, некогда? Поезд в Ростов отходит? - огрызнулся Кашкет, принимаясь за работу.
- Да, некогда! - закричал Турунда, с силой вгоняя лопату в горячий еще песок. - И вся эта болтовня нам надоела. Лень тебе здесь - иди увольняйся, тягай волокушу...
- Так его, ледащего! Так его! - одобрительно крикнул Гладышев.
Чувствуя полное одиночество, Кашкет буркнул:
- Смотри какой строгий! - и принялся формовать.
Тяжело было мне разобраться в душе этого случайного моего напарника. То ли балагуром таким ленивым был он в юности, то ли и впрямь, если верить извозчику Володьке, в степь по-прежнему смотрел: не вынырнут ли из-за кургана махновские тачанки?
Неожиданно, нарушая молчание, Кашкет запел:
В понедельник, проснувшись с похмелья,
Стало пропитых денег мне жаль.
Стало жаль, что пропил в воскресенье
Память жинкину, черную шаль...
- Кашкет в своем репертуаре - заметил Гладышев.
- А что - чем не Шаляпин? - сказал Кашкет и приосанился, поправляя косынку.