65762.fb2
На бегу, подняв с земли окровавленный багор, Одинец зацепил им татарина, стащил с коня, а затем полоснул по нему саблей.
- Получай свою дань, поганый!
Семен Одинец взмахнул на басурманского коня и погнался за отхлынувшими монголами. Настиг одного джигита и свалил его саблей наземь. Помчался за другим. Но татарин вдруг на полном скаку остановил коня, натянул свой большой лук. Длинная стрела пронзила стрельцу насквозь горло. Семен Одинец свалился на землю, а испуганный степной конь, освободившись от отважного наездника, развевая черной косматой гривой, сминая копытами раненых, стремглав понесся к своему стану.
Среди русских вершников храбро рубились с погаными рязанцы - Истома Пашков, Прокофий Ляпунов и Григорий Самбулов. Подбадривая друг друга воинственными криками, молодые дворяне разили мечами вертких и смуглых улусников.
Кряжистый Прокофий Ляпунов сражался сразу двумя мечами и при каждом ударе восклицал:
- Москва бьет с носка, мать вашу!..
Ему вторил высокий широкоплечий Истома Пашков:
- Помни Рязань, плосконосые!
А Григорий Самбулов, тряся кучерявой цыганской бородкой, опуская меч на татар по-разбойному, словно филин ухал:
- У-ух! У-ух!
Глава 68
АЙ ДА АФОНЯ!
Не усидел в дощатом городке и Афоня Шмоток. Истово перекрестившись на золотые маковки Данилова монастыря, бобыль с пистолем за кушаком и обнаженной саблей один выскочил из ратного стана и шустро побежал к сражавшимся воинам.
И вид Афанасия в долгополом нараспашку кафтане и сдвинутом набекрень войлочном колпаке был настолько нелеп для ратоборца, что вызвал дружный хохот среди стоявших в лагере воинов. Глядя на тщедушную, с жидкой козлиной бороденкой фигуру, ратники кричали вслед:
- Нагонит мужичок страху на поганых!
- Пропала теперь Орда!
Первым делом Афоня Шмоток решил раздобыть для себя коня. Куда же ему в бой без лошади, да еще с малым ростом! И конь вскоре подвернулся. Низенький, гривастый, стоит смирно и лижет языком убитого басурманина.
"Вот и рысачок нашелся", - довольно подумал Афоня, взбираясь на лошадь.
Конь сильно взбрыкнул задними ногами, и Шмоток, не успев взяться за поводья, шлепнулся наземь. Горестно вздохнул и, потирая свой ушибленный зад, Афоня вдруг перекрестился. Мать честная! Ужель пушки по полю зачали палить? Повернулся в сторону. Нет, слава богу! Это ратники на все поле над ним гогочут. Афоня погрозил им кулаком, поднялся и принялся выискивать себе нового коня. Но и второй оказался неподатлив.
"Басурманским коням словно кто перцу под хвост насыпал. Ну их к ляду. Надо свою пахотную кобылку подыскать", - порешил Афоня, вновь почесывая бок.
Иванка Болотников был немало удивлен, когда услышал за своей спиной, в саженях пяти, знакомый, обрадованный голос:
- Нашел-таки! Я тута, Иванушка. На подмогу к тебе при-ше-е-ел!
Болотников попятил назад Гнедка и, утирая горячей ладонью пот с лица, устало улыбнулся приятелю-односельчанину.
- Пошто ты сюда? Поезжай в стан. Зашибут тебя басурмане.
- Стыдно мне, Иванка, к своей Агафье возвращаться, коли поганого не убью. Ты вон как басурман колотишь. И мне в деревеньку охота Ерусланом прийти...
- Берегись! Татарин слева! - поспешно предупредил заболтавшегося ратника Болотников.
Афоня, восседая на широкогрудом вороном коне, быстро повернулся и, почти не целясь, пальнул в живот нависшего над ним грузного татарина. Басурманин выронил из рук занесенную над бобылем саблю и рухнул наземь.
Афоня восторженно поднял пистоль над головой.
- Вот так-то! Знай сверчок свой шесток!
Болотников, зорко поглядывая по сторонам, мельком посмотрел на бобыля и хмуро покачал головой. Сквозь драную сермягу просвечивало худосочное тело. Много ли надо такому хилому воину. Ему и трех минут в бою не продержаться.
А бобыль взбудораженный своей первой удачей, пришпорил лаптями коня, норовя ринуться в самую гущу джигитов.
Иванка придержал бобыльского скакуна.
- Возвращайся в стан. Без брони ты не ратник.
Афоня упрямо завертел головой.
- Не для того тебя битый час искал, чтобы восвояси удирать. Не простит мне осподь, ежели тебя на поле брани покину, - прокричал Афоня.
И в эту минуту хвостатое татарское копье угодило в Гнедка. Конь споткнулся, жалобно и тонко заржал и вместе с Болотниковым повалился на поле, забившись в предсмертных судорогах и придавив Иванке ноги.
На застигнутого врасплох ратника наскочил с резким гортанным выкриком приземистый монгол в остроконечной с отворотами меховой шапке. Оскалив желтые зубы, замахнулся клинком. Болотников широко раскрыл глаза, а в голове в этот миг пронеслось: "Отвоевался Иванка. Вот и пришел твой смертный час".
Но тут бухнул выстрел. Это Афоня метко пальнул из второго ствола. Татарин шлепнулся рядом с Болотниковым. С кровавой пеной на губах, натужно хрипя, закорчился возле мертвого Гнедка, схватившись за живот.
Наехали русские всадники. Татары откатились назад. Афоня Шмоток соскочил с коня и помог Иванке выбраться.
- Спасибо тебе, друже. Второй раз ты меня от смерти спасаешь, вымолвил Болотников.
- Не зря я перед походом говорил, что сгожусь в ратном деле, - шмыгнув носом, деловито вымолвил бобыль.
Болотников, печально взглянув на Гнедка, взмахнул на Афониного коня, а бобыля посадил позади себя.
- Держись за меня крепче. В стан тебя доставлю.
- Не хочу я в стан, Иванка. Бог любит троицу - а я только двух поганых уложил.
- Моли бога, что жив остался, Еруслан. Хватит с тебя. Я тебя должен живым в вотчину доставить. А то без такого балагура на селе мужики с тоски помрут, - на скаку, обернувшись к бобылю, прокричал Болотников.
Примчались к городку. Афоня соскочил с коня и тронул Болотникова за ногу.
- Слезай и ты, Иванка. Почитай, весь день с басурманами бьешься.
- Где из пистоля стрелять научился? - не слушая бобыля, спросил Болотников.
- В ватаге у Федьки Берсеня. Вот послушай-ка...